Страница:
«Вендетта. Кровная вражда».
«Да, вендетта. Убийство за кровь. Всегда кровь за кровь».
Он произнес эту ненамеренно шекспировскую фразу так равнодушно, что меня в холод бросило. Я уставилась на него. «Вы хотите сказать, что Марк ранил кого-то, ошибочно, надо полагать? И в него стрелял, вроде как в отместку, неизвестно кто? Ну, это чушь! Думаю, это случается в странах, подобных Криту, но, несомненно, к этому времени они поняли…»
«Он никому не причинил вреда. Не в этом его ошибка. Его ошибка в том, что он видел, как совершилось убийство».
Я вдруг услышала, как дышу. «Понимаю… А ошибка убийцы в том, что Марк все еще жив и может рассказать об этом?»
«Именно так. И мы даже не знаем, кто эти люди… убийцы и убитый. И поэтому неизвестно, куда идти за помощью. Мы только знаем, что Марка все еще ищут, чтобы убить. – Он кивнул в ответ на взгляд. – Да, это дикие края, трагические, мисс. Если мужчина ранен, вся его семья, возможно, вся деревня, поддержит его даже в случае убийства и смерти. Конечно, не всегда, но иногда, в некоторых местах. Часто здесь, в этих горах».
«Да, я читала, но при этом обычно… – Я помолчала и вздохнула. – Вы критянин, Лэмбис?»
«Да, родился на Крите. Но мать из Эгины, и когда отца убили на войне, она вернулась домой. Я жил в Агиа Марина, на Эгине».
«Знаю это место. Тогда вы не принадлежите к этой части земли? К вам не может иметь отношение это событие?»
«Нет, меня даже здесь не было. Нашел его на следующее утро. Я говорил».
«О, да, говорили. Но я все еще не думаю, что опасно спускаться вниз за провиантом и даже пойти к начальству в Агиос Георгиос. Тогда бы…»
«Нет! – Он произнес это резко, словно неожиданно испугался. – Вы всего не знаете. Это не так просто».
Я спокойно предложила: «Тогда расскажите».
«Я сделаю это». Но он какое-то время подождал, медленно осматривая пустынные горы внизу. Удостоверился, что нигде нет движения, устроился удобнее на локтях и глубоко затянулся сигаретой. «Я говорил, что у меня есть каяк. Сейчас я живу в Пирее. Марк нанял меня, чтобы совершить морское путешествие на некоторые острова. Мы были в разных местах две недели, но это не важно. Два дня назад мы подошли к Криту с юга. Собирались к вечеру заглянуть в Агиос Георгиос. Я веду речь о субботе. Ну, Марк знает старую церковь во впадине гор, недалеко от берега, к востоку от Агиос Георгиос. Эта церковь очень древняя, кто знает, возможно, классическая, и, думаю, ее описывали в старых книгах».
«Слышала про нее. Там была классическая гробница. Думаю, позднее построили церковь. Она византийская».
«Так? Ну, в древние времена поблизости была гавань. В спокойную погоду и сейчас можно увидеть под водой старую стену, а маленький каяк может добраться прямо до старой пристани. Марк велел там пристать. Мы плыли два дня, и они захотели ступить на берег, размяться…»
«Они?»
«Марк и его брат».
«Ой!» Я уставилась на него. И у меня начала зарождаться пугающая догадка. Я припоминала выражение мучительной беспомощности на лице Марка и что-то, сказанное Лэмбисом, чтобы успокоить его: «Я пойду и сам поищу его как только смогу». «Начинаю понимать, – сказала я хрипло. – Продолжайте».
«Ну, Марк и Колин пошли в горы. Это было в субботу, я сказал? Они собирались бродить целый день, взяли еду и вино. А я остался в каяке. Что-то случилось с мотором, поэтому я должен был зайти в Агиос Георгиос за деталями, вернуться вечером и встретить Марка и Колина. Но я починил мотор и так, поэтому не пошел. Рыбачил, спал и плавал. А вечером они не появились. Я ждал, ждал… Потом решил поискать… Знаете, как бывает…»
«Знаю».
«Наступила ночь, они не возвращались, и я сильно заволновался. Это дикие горы. Я не думал, что они заблудились, но думал о несчастных случаях. Наконец, когда я не мог больше ждать, я запер каюту, положил ключ в известном для них месте, взял фонарь и пошел искать маленькую церковь. Но вы понимаете, что ночью даже с фонарем невозможно найти дорогу».
«Вполне этому верю».
«Конечно, я кричал и ходил далеко, но не нашел даже церковь. Не хотел заблудиться, поэтому вернулся туда, где слышно море, и ждал восхода луны».
«Она поздно появляется, да?»
Он кивнул. Сейчас он говорил легко. «Пришлось долго ждать. Когда она взошла, это была небольшая луна, но все равно я хорошо вижу дорогу. Иду медленно, очень медленно. Нахожу церковь, но их там нет. Не знаю, куда мне оттуда идти, но затем появились облака, пошел сильный дождь и снова стало очень темно. Пришлось укрыться до первой зари. Я кричу, но ничего не слышу в ответ. Я не думал, что они прошли мимо меня к лодке, поэтому, когда рассвело, продолжил поиск. Мне повезло. Я нашел тропу, не просто козью, а широкую, вымощенную камнем, который истерся так, словно по нему ходили люди. Возможно, в древние времена это была дорога из Агиос Георгиос в церковь и древнюю гавань, не знаю. Но дорога. Иду по ней. И вижу кровь».
Неприкрашенная простота стиля Лэмбиса, перепутанные времена и спокойный повествовательный тон оказывали нелепое, но поразительное воздействие. Когда он сделал эффектную паузу, не нарочно, а чтобы загасить сигарету о камень, оказалось, что я наблюдаю за ним с томительным напряжением. Когда между нами скользнула по выступу тень, я вздрогнула, словно это был летящий нож. А это всего лишь пустельга летела покормить свой выводок в гнезде на скале над нами. Воздух задрожал от исступленного шипения, которым они встречали пищу.
Лэмбис даже не взглянул вверх, его нервы были намного крепче моих. «Теперь я уверен, что произошел несчастный случай перед дождем, потому что смыло большую часть крови, но я вижу ее между камнями. Испугался. Зову, но ответа нет. – Он поколебался и взглянул на меня. – Затем… Не могу объяснить почему… но я перестал звать».
«Не нужно объяснять. Я понимаю».
Я очень хорошо поняла. Могла вообразить все очень живо: мужчина один в горах, кровь на камнях, ошеломляющая тишина и эхо скал. И подкрадывающийся страх.
Я была на Эгине, идиллическом островке в Заливе Сароника, где вырос Лэмбис. Там одинокую гору, окруженную морем, венчает храм среди залитых солнцем сосен. В любую сторону меж колонн видны леса и поля, окаймленные спокойным голубым морем. Дорога извивается среди спокойных долин, мимо склонов, где расположены маленькие христианские кладбища, кажется, каждые пятьдесят ярдов, среди папоротника и диких голубых ирисов… Но здесь, на Крите, другой мир. Говорят, что эти окутанные облаками скалы, с их орлами, каменными козлами и кружащимися грифами с незапамятных времен были убежищем отверженных и преступных людей.
Итак, Лэмбис искал молча. И наконец нашел Марка.
Марк лежал примерно через триста ярдов прямо на тропинке. «Он полз оттуда, где была пролита кровь. Как, не знаю. Сначала я думал, что он мертв. Потом увидел, что он потерял сознание и ранен. Я быстро сделал все, что мог, и стал искать парнишку».
«Парнишку? Вы имеете в виду, что брат… Колин… моложе?»
«Ему пятнадцать».
«О, Боже. Продолжайте».
«Не нашел. Стало светло и я боялся, что они… кто бы это ни сделал… вернутся искать Марка. Не могу взять его обратно в лодку, слишком далеко. Несу с тропинки сквозь скалы вдоль ущелья и нахожу это место. Ясно видно, что здесь никого не было много недель. Я позаботился о Марке, согрел его, затем присыпал пылью следы, чтобы подумали, что он оправился и ушел. Про это потом. А сейчас хочу рассказать, что мне поведал Марк, когда смог говорить».
«Минуточку. Вы еще не нашли Колина?»
«Нет. Никаких признаков».
«Тогда… возможно, он жив?»
«Неизвестно».
Птенцы на скале умолкли. Пустельга вылетела снова, описала красивую дугу ниже нашего укрытия, рванулась направо и исчезла. «Что рассказал Марк?»
Лэмбис достал другую сигарету. Он лег на живот и пристально осматривал склоны гор, когда говорил. Так же кратко и спокойно он передал рассказ Марка.
Марк и Колин пошли к церквушке и там поели. После того, как они исследовали ее, они продолжили прогулку в горы с намерением провести там целый день, прежде чем вернуться к лодке. Хотя день был хороший, в конце дня начали собираться тучи, поэтому сумерки опустились рано. Возможно, братья забрались немного дальше, чем намеревались, и когда наконец снова попали на каменную тропу, ведущую к церкви, почти совсем стемнело. Они шли быстро, не разговаривая, их ботинки на веревочной подошве почти не производили шума. Вдруг впереди за поворотом раздались голоса. Говорили по-гречески и на таких тонах, словно ссорились. Не придавая этому значения, братья продолжали путь. Только они завернули за утес, который скрывал от них говорящих, раздались крики, женский вопль, а затем выстрел. Братья замерли прямо на углу. Как раз перед ними в конце заросшего лесом ущелья возникла выразительная маленькая сцена.
Там стояли трое мужчин и женщина. Четвертый мужчина лежал лицом вниз на краю ущелья, и можно было не сомневаться, что он мертв. Из трех живых мужчин один неподвижно стоял в стороне и курил, ничуть не взволнованный. Спокойные жесты и поза, казалось, подчеркивали его наигранную обособленность от происходящего. У остальных двоих были ружья. Было ясно, кто выстрелил в последний раз. Этот смуглый мужчина в критском костюме все еще держал ружье наперевес. Женщина висела на его руке и что-то вопила. Он грубо ее отпихнул, обзывая дурой, и стукнул кулаком. Тогда второй мужчина закричал на него и двинулся вперед, угрожая ружьем, как дубинкой. Кроме женщины, чье горе было очевидным, казалось, никого не трогала судьба покойника.
Первой заботой Марка был Колин. Что бы ни случилось, это был не подходящий момент для вмешательства. Он схватил мальчика за плечи, чтобы утянуть из виду и пробормотал: «Давай отсюда выберемся».
Но в этот несчастливый миг третий мужчина, который равнодушно курил сигарету, повернулся и увидел их. Он что-то сказал, и лица всей группы повернулись к ним, бледные в сумерках. Через секунду испуганного молчания, прежде чем кто-либо двинулся, Марк оттолкнул Колина назад. Он открыл рот, чтобы крикнуть – потом он так и не знал, что собирался сказать, – когда мужчина в критском костюме вскинул к плечу ружье и снова выстрелил.
Когда мужчина двинулся, Марк отпрянул назад, полуобернувшись, чтобы скрыться из вида. Именно это его спасло. Он был у края ущелья и, когда падал, движение продолжилось, а рюкзак на плече потянул его вниз.
В следующие несколько минут смешалась боль и помутневшее сознание. Смутно он знал, что падает, бьется и раскинув руки летит вниз среди скал и кустов. А затем застрял в кустарнике (как он потом обнаружил), немного ниже тропинки.
Словно издалека, он слышал, как снова пронзительно закричала женщина, мужчина грубо ругал ее. Затем раздался голос Колина, безрассудный от ужаса: «Ты его убил, глупая свинья! Марк! Дайте мне спуститься к нему! Марк! Пустите, будьте вы прокляты! Марк!»
Звук короткой, отчаянной драки, резко оборвавшийся крик Колина и больше никаких звуков от него. Только всхлипывала женщина и взывала хриплым голосом по-гречески к своим богам. Критяне яростно спорили. А затем, неуместно, так неуместно, что Марк, плавающий в море черной боли, не мог быть даже уверен, что это не сон, голос мужчины сказал на чистом и равнодушном английском: «По крайней мере, найди время, чтобы все обдумать, хорошо? От трех трупов трудно избавиться, даже здесь…»
Больше Марк, по словам Лэмбиса, ничего не помнил. Когда он пришел в себя, был почти день. Мысль о Колине заставила его как-то выбраться на тропинку. Он полежал там, измученный и истекающий кровью, пока не смог собраться с силами и осмотреться. Убитого убрали и не было следов Колина. Марк смутно помнил, что убийцы отправились в глубь острова, поэтому пополз за ними. За триста ярдов он несколько раз терял сознание. Дважды его приводил в чувство дождь. В последний раз Лэмбис нашел его лежащим там.
Лэмбис умолк. Я сидела несколько минут, которые показались вечностью, молча прижав руки к щекам, пристально глядя на яркое, далекое море и не видя его. Я не представляла ничего подобного. Не удивительно, что Лэмбис боится, а Марк пытается заставить меня не вмешиваться… Я сказала хрипло: «Так они что же, оставили Марка, считая его мертвым?»
«Да. Видите ли, темно и, возможно, они не хотят спускаться за ним в ущелье. Там обрыв. Если он тогда не умер, он может умереть к утру».
«Значит… когда англичанин сказал им „обдумать это“, должно быть, он имел в виду Колина? Два другие „трупа“ – это Марк и убитый мужчина?»
«Кажется, так».
«Итак, должно быть, Колин жив?»
«Последнее, что Марк слышит об этом, да», – сказал Лэмбис.
Пауза. Я прошептала, неуверенно. «Они должны были вернуться днем за Марком».
«Да. – Взгляд этих темных глаз. – Это я понимаю, даже прежде чем слышу историю Марка. Когда я возвращаюсь, уничтожаю следы, наметая на них пыль, и спускаюсь за рюкзаком, потом прячусь наверху, среди скал, и жду. Один приходит».
Потрясающе воздействовал на меня его редкий стиль. «Вы видели его?»
«Да. Мужчина лет сорока в критских одеждах. Видели такие?»
«О, да».
«На нем голубой жакет, темно-синие бриджи свободного покроя. На жакете… как называют маленькие цветные шарики по краям?»
«Что? О… я полагаю, я бы назвала их подвески, если вы имеете в виду эту причудливую отделку вроде золотых кисточек, как у викторианских, отделанных бахромой скатертей».
«Подвески. – Явно Лэмбис отложил в памяти мой бездумный ответ для будущего использования. У меня не было смелости отговаривать его. – У него красные подвески и мягкий черный колпак, обвязанный красным шарфом, который свисает так, как это носят критяне. У него очень темное лицо и усы, как у большинства критян. Но я бы его узнал».
«Думаете, это убийца?»
«Да. Было почти совсем темно, когда стреляли, и Марк не видел лиц, но определенно мужчина, который стрелял, был в критской одежде. Не другие».
«Что он делал, когда вы увидели его?»
«Осматривается и спускается в ущелье в поисках Марка. Долго не может поверить, что Марк исчез. Когда он не находит тело, у него озадаченный вид, а затем тревожный. Он продолжает поиски. Хочет убедиться, что Марк отполз и умер. Понимаете, он ищет внизу в ущелье все время. Не думает, что Марк мог выбраться на тропинку. Но потом возвращается, очень обеспокоенный. Осматривает тропинку, но, думаю, ничего не обнаруживает. Потом уходит, но не к Агиос Георгиос. Вверх туда… – неопределенный жест на север. – Высоко в горах есть еще деревня. Поэтому мы все еще не знаем, откуда пришли убийцы».
«Нет. Полагаю, вы не могли?.. – Я колебалась, подбирая слова. – Полагаю, если он был один…»
В первый раз Лэмбис улыбнулся, впрочем довольно угрюмо «Думаете, следовало напасть на него? Конечно. Не стоит говорить, я жду возможности заставить его сказать правду, и что они сделали с Колином. Но такой возможности нет. Он слишком далеко от меня и между нами – открытый склон горы. И у него винтовка, он ее несет так… – Жест, указывающий, как несут винтовку наперевес. – Он очень быстро стреляет, этот человек. Я должен отпустить его. Если я рискую, Марк тоже умирает».
«Конечно».
«И из-за Марка, который умирает, я не могу последовать за этим критянином, чтобы увидеть, куда он идет… – Вдруг он сел, быстро повернувшись ко мне. – Теперь понимаете? Видите, почему я говорю об опасности и не смею оставить Марка даже для того, чтобы выяснить, где Колин? Марк хочет, чтобы я пошел, но он очень болен, и когда у него лихорадка, пытается выйти из хижины искать брата».
«О да, хорошо понимаю. Спасибо, что все рассказали. А теперь, конечно, вы позволите мне помочь?»
«Что вы можете сделать? Не можете сейчас спуститься в деревню и купить пищу и одеяла и затем вернуться. Через час об этом узнают все, и сюда к Марку появится прямая дорога. И не можете пойти к лодке. Скоро стемнеет, и я говорил, вам не найти дорогу».
«Нет, но вы можете. – Он пристально посмотрел на меня. – Это же очевидно, не так ли? Вы идите, а я останусь».
Реакция была такая, словно я предложила, что прыгну прямо с Белых гор. «Вы?»
«А что еще делать? Кто-то должен остаться. А кто-то должен достать продовольствие. Я не могу достать его, поэтому останусь с Марком. Это очень просто».
«Но… я буду отсутствовать очень долго, возможно, много часов».
Я улыбнулась. «Тут нам повезло. В отеле меня не ждут до завтра. Никто не знает, что я уже прибыла, и не будет задавать вопросов».
Он зачерпнул горсть сухих иголок можжевельника и мягко просыпал между пальцев. Наблюдал за ними, не глядя на меня, когда говорил. «Если убийцы вернутся искать Марка, вы будете одна».
Я произнесла, как мне казалось, с решительным спокойствием: «Ну, прежде чем отправиться, вы подождете, пока наступят сумерки, так? Если не найдут избушку до сумерек, они наверняка и потом не смогут».
«Правда».
«Знаете, это не глупый героизм или что-то в этом роде. Я не хочу оставаться здесь, поверьте. Но я просто не вижу, что еще можно сделать».
«Можно сделать то, что говорит Марк. Спуститься в отель и забыть. У вас будет удобная постель и к тому же безопасная».
«И как спокойно, вы думаете, я буду спать?»
Он пожал плечами и слегка скривил губы. Быстро взглянул на небо на западе. «Хорошо. Как только стемнеет, я пойду. – Взгляд на меня. – Не будем говорить Марку, пока я не уйду».
«Лучше не будем. Он только начнет беспокоиться, да?»
Он улыбнулся. «Этот парень не любит быть беспомощным. Он относится к тем, кто пытается держать на себе мир».
«Он, наверно, сходит с ума по Колину. Если бы он только мог спать, вы бы даже смогли уйти и вернуться, и он бы не знал».
«Это было бы лучше всего. – Он встал. – Останетесь здесь, пока не подам условный знак? Я присмотрю за ним, прежде чем оставить. Вам останется только следить, чтобы он не вставал, когда его лихорадит, и не полз из хижины искать брата».
«Я справлюсь».
Он стоял и смотрел на меня со скучным, почти угрюмым выражением. «Думаю, – медленно сказал он, – что вы со всем справитесь. – Затем вдруг он улыбнулся весело и дружелюбно. – Даже с Марком», – добавил он.
Глава 4
Солнце село за морем, наступила темнота. За два долгих часа до заката я не обнаружила в горах движения, кроме коротких прогулок Лэмбиса от избушки до озерца за водой. Когда все линии пейзажа стали размытыми и неопределенными, я снова его увидела. Он выходил из двери хижины и сверху казался очень маленьким. Остановился, посмотрел в мою сторону и поднял руку. Я в ответ тоже помахала рукой и осторожно пошла ему навстречу.
Лэмбис тихо сказал: «Он спит. Я отдал ему остаток кофе и вымыл руку. Думаю, выглядит лучше. У него была легкая лихорадка, он говорил нелепости, но больше не старался вырваться наружу. С вами он будет себя вести хорошо. Сейчас я наполнил флягу водой. Вам не придется выходить».
«Очень хорошо».
«Пойду теперь. Не боитесь?»
«Немного, но это естественно. И ничего не меняет. Вы будете очень осторожны?»
«Конечно». Он поколебался, а затем сделал знакомый жест рукой к пояснице. «Хотите это?» «Это» был его нож. Он лежал у него на ладони.
Я покачала головой. «Оставьте у себя. Если одному из нас он понадобится, то надеюсь, что вам! В любом случае, он мне не пригодится… я даже не знаю толком, как им пользоваться. О, и… Лэмбис…»
«Да?»
«Я все время сижу здесь и думаю. А может, Колин убежал? Или его просто отпустили? Они знают, что Марк исчез и, может быть, жив, поэтому они должны знать, что попадут в еще большие неприятности, если убьют Колина. Я имею в виду, что первое убийство, возможно, было делом местного характера, которое, по их мнению, могло им сойти с рук, но будет совсем другим делом, если впутаются два британских подданных».
«Я сам об этом думал».
«И если он свободен… я имею в виду Колина… Он прежде всего пойдет искать тело Марка, затем, когда не найдет, пойдет прямо к каяку, не так ли?»
«Я и об этом думал. И надеюсь, что найду его там».
Я сказала с сомнением: «Если только они не нашли каяк… Если найдут, они догадаются связать его с Марком? Старинная тропинка ведет прямо к старой гавани? Они додумаются, что именно туда шли Марк и Колин? Тогда они пошли бы по ней…»
Он покачал головой. «Тропинка идет через холмы мимо церкви, затем раздваивается к горной деревушке Аногиа на север, куда пошел критянин, и к другой деревушке дальше по побережью на восток. Там есть дорога на Фестос, а там античные памятники и туристы. Наверняка убийцы подумали бы, что Марк шел туда. Зачем им думать о лодке? У Марка и Колина был рюкзак, и могло показаться, что они ходят целыми днями и спят под открытым небом, например, в старой церкви. Люди поступают так странно, особенно англичане».
«Ну, будем надеяться, что вы правы, и они не подумали о лодке. А можно ее увидеть с берега?»
«Нет, но я ее еще лучше запрячу. Там пещера… не совсем пещера, а углубление в скалах, которого не видно с тропинок. Поставлю там, это достаточно безопасно. Сегодня не будет ветра».
«Но если Колин вернется на старое место?..»
«Все равно найдет. Если спустится, а ее там нет, ясно, что он будет делать – это любой сделает. Сначала подумает, что это не то место, и будет искать. Там много скал и маленьких бухт. Он их все поблизости осмотрит. И тогда найдет».
«Да, конечно. Естественно. Если не видишь что-то в известном заранее месте, попросту не веришь, что его там нет. – Я посмотрела на Лэмбиса с новым уважением. – А вы действительно надеетесь там его найти?»
Он быстро взглянул на дверь избушки, словно боясь, что Марк услышит. «Знаю не больше, чем вы, госпожа. Возможно, они сейчас боятся, что стреляли в Марка, и пытаются только уговорить Колина молчать… или Колин даже теперь ищет брата. Не знаю. Возможно, вообще опасности нет».
«Но вы этому не верите».
Он ответил не сразу. Высоко над головой в темнеющем небе кричали запоздавшие чайки. Звук тоскливо замирал вдали. «Нет, – сказал он наконец. – Не верю. Здесь есть опасность. Мужчина, которого я видел, опасен, как дикое животное. А мужчины, о которых говорил Марк… да, я чувствую, есть опасность. Она в воздухе этих гор».
Я улыбнулась, надеюсь, ободряюще. «Возможно, это потому, что вы к ним не привыкли. Стали городской птицей, как я. Высокие горы пугают меня сейчас».
Он ответил серьезно: «Город, горы, это одно и то же, если есть злые люди. Когда я был ребенком, в моей деревушке было то же самое. Мы боялись в домах, в собственных постелях… только маленькому мальчику война кажется восхитительно интересной. Но это… нет, не сейчас. – В хижине раздался звук, шорох сухих листьев и вздох, затем снова тишина. Лэмбис понизил голос. – Пора идти. Я принесу все, что смогу. Будьте осторожны, госпожа».
«Никола».
«Тогда Никола».
«До свидания, и удачи вам. И тоже будьте осторожны. Вскоре увидимся. И умоляю, не упадите и не сломайте ногу в темноте… Сколько понадобится времени?»
«Подожду рассвета. Возможно, три часа после этого».
«Хорошо, – сказала я так твердо, как могла. – И если не вернетесь к полудню, я пойду искать вас».
«Хорошо».
Вскоре он исчез на темнеющих склонах гор. Шаги затихли. Хрустнула ветка, стукнул потревоженный камень, и наступила тишина. Морские птицы улетели. На востоке, за высокими шпилями гор, небо выглядело облачным, но надо мной и морем оно казалось чистым, быстро темнело к ночи. Ранние звезды, звезды-короли уже зажглись, яркие и неколебимые. Я вспомнила, что вчера ночью луна была в виде бледной четверти, тусклая, как серебро, нанесенное так тонко, что начало стираться…
Вход в избушку зиял чернотой, как пещера. Избушка припала к скале, словно в поисках защиты, что в действительности и было. Я посмотрела снова на ночное небо. Хорошо бы, ради Лэмбиса, взошла луна, выбралась из облаков и пролила хоть немного света. Но для нас с Марком никакая ночь не может быть достаточно темной.
Я отбросила мысль. Что пользы думать о том, что нас найдут? Не найдут. А если бы и нашли, все это ошибка, и опасности нет. Никакой. После этого сеанса самогипноза я повернулась и пошла в темноту избушки.
«Лэмбис?»
Проснулся, значит. Я пошла спокойно на голос и села на край кровати из веток. «Лэмбис пошел вниз к лодке, чтобы добыть продовольствие и посмотреть, там ли Колин».
«Вы?!»
«Да. Пожалуйста, не волнуйтесь. Кому-то нужно спуститься. Никто не может достать вещи в деревне, а я не знаю дорогу к лодке. Он вернется к утру. Хотите есть?»
«Что? Нет. Немного хочу пить. Но послушайте, это нелепость. Я думал, вы уже давно в безопасности в отеле. Вам следовало пойти, будут задавать вопросы».
«Нет, я говорила, меня не ждут до завтра. Кузина Фрэнсис задержалась и не приедет до завтра, поэтому, честно, никто не будет беспокоиться. Перестаньте об этом думать. Я дам вам попить, во фляге есть вода… только бы видеть, как налить… Вот».
Когда его рука ощупью встретилась с моей, я почувствовала, что он подбирает слова. Но, должно быть, он был утомлен и все еще затуманен лихорадкой, ибо принял мое присутствие без дальнейших споров, просто глубоко вздохнул, когда попил, и вернулся к первому моему сообщению. «Он пошел к лодке?»
«Да».
«Он все рассказал? О Колине?»
«Да. Мы считаем вполне возможным, что Колин уже пришел к лодке». Он не ответил. Захрустела постель, когда он откинулся назад. Распространился сухой, резкий запах, не настолько сильный, чтобы заглушить запах грязи и болезни. «Как вы сейчас себя чувствуете?» – спросила я.
«Да, вендетта. Убийство за кровь. Всегда кровь за кровь».
Он произнес эту ненамеренно шекспировскую фразу так равнодушно, что меня в холод бросило. Я уставилась на него. «Вы хотите сказать, что Марк ранил кого-то, ошибочно, надо полагать? И в него стрелял, вроде как в отместку, неизвестно кто? Ну, это чушь! Думаю, это случается в странах, подобных Криту, но, несомненно, к этому времени они поняли…»
«Он никому не причинил вреда. Не в этом его ошибка. Его ошибка в том, что он видел, как совершилось убийство».
Я вдруг услышала, как дышу. «Понимаю… А ошибка убийцы в том, что Марк все еще жив и может рассказать об этом?»
«Именно так. И мы даже не знаем, кто эти люди… убийцы и убитый. И поэтому неизвестно, куда идти за помощью. Мы только знаем, что Марка все еще ищут, чтобы убить. – Он кивнул в ответ на взгляд. – Да, это дикие края, трагические, мисс. Если мужчина ранен, вся его семья, возможно, вся деревня, поддержит его даже в случае убийства и смерти. Конечно, не всегда, но иногда, в некоторых местах. Часто здесь, в этих горах».
«Да, я читала, но при этом обычно… – Я помолчала и вздохнула. – Вы критянин, Лэмбис?»
«Да, родился на Крите. Но мать из Эгины, и когда отца убили на войне, она вернулась домой. Я жил в Агиа Марина, на Эгине».
«Знаю это место. Тогда вы не принадлежите к этой части земли? К вам не может иметь отношение это событие?»
«Нет, меня даже здесь не было. Нашел его на следующее утро. Я говорил».
«О, да, говорили. Но я все еще не думаю, что опасно спускаться вниз за провиантом и даже пойти к начальству в Агиос Георгиос. Тогда бы…»
«Нет! – Он произнес это резко, словно неожиданно испугался. – Вы всего не знаете. Это не так просто».
Я спокойно предложила: «Тогда расскажите».
«Я сделаю это». Но он какое-то время подождал, медленно осматривая пустынные горы внизу. Удостоверился, что нигде нет движения, устроился удобнее на локтях и глубоко затянулся сигаретой. «Я говорил, что у меня есть каяк. Сейчас я живу в Пирее. Марк нанял меня, чтобы совершить морское путешествие на некоторые острова. Мы были в разных местах две недели, но это не важно. Два дня назад мы подошли к Криту с юга. Собирались к вечеру заглянуть в Агиос Георгиос. Я веду речь о субботе. Ну, Марк знает старую церковь во впадине гор, недалеко от берега, к востоку от Агиос Георгиос. Эта церковь очень древняя, кто знает, возможно, классическая, и, думаю, ее описывали в старых книгах».
«Слышала про нее. Там была классическая гробница. Думаю, позднее построили церковь. Она византийская».
«Так? Ну, в древние времена поблизости была гавань. В спокойную погоду и сейчас можно увидеть под водой старую стену, а маленький каяк может добраться прямо до старой пристани. Марк велел там пристать. Мы плыли два дня, и они захотели ступить на берег, размяться…»
«Они?»
«Марк и его брат».
«Ой!» Я уставилась на него. И у меня начала зарождаться пугающая догадка. Я припоминала выражение мучительной беспомощности на лице Марка и что-то, сказанное Лэмбисом, чтобы успокоить его: «Я пойду и сам поищу его как только смогу». «Начинаю понимать, – сказала я хрипло. – Продолжайте».
«Ну, Марк и Колин пошли в горы. Это было в субботу, я сказал? Они собирались бродить целый день, взяли еду и вино. А я остался в каяке. Что-то случилось с мотором, поэтому я должен был зайти в Агиос Георгиос за деталями, вернуться вечером и встретить Марка и Колина. Но я починил мотор и так, поэтому не пошел. Рыбачил, спал и плавал. А вечером они не появились. Я ждал, ждал… Потом решил поискать… Знаете, как бывает…»
«Знаю».
«Наступила ночь, они не возвращались, и я сильно заволновался. Это дикие горы. Я не думал, что они заблудились, но думал о несчастных случаях. Наконец, когда я не мог больше ждать, я запер каюту, положил ключ в известном для них месте, взял фонарь и пошел искать маленькую церковь. Но вы понимаете, что ночью даже с фонарем невозможно найти дорогу».
«Вполне этому верю».
«Конечно, я кричал и ходил далеко, но не нашел даже церковь. Не хотел заблудиться, поэтому вернулся туда, где слышно море, и ждал восхода луны».
«Она поздно появляется, да?»
Он кивнул. Сейчас он говорил легко. «Пришлось долго ждать. Когда она взошла, это была небольшая луна, но все равно я хорошо вижу дорогу. Иду медленно, очень медленно. Нахожу церковь, но их там нет. Не знаю, куда мне оттуда идти, но затем появились облака, пошел сильный дождь и снова стало очень темно. Пришлось укрыться до первой зари. Я кричу, но ничего не слышу в ответ. Я не думал, что они прошли мимо меня к лодке, поэтому, когда рассвело, продолжил поиск. Мне повезло. Я нашел тропу, не просто козью, а широкую, вымощенную камнем, который истерся так, словно по нему ходили люди. Возможно, в древние времена это была дорога из Агиос Георгиос в церковь и древнюю гавань, не знаю. Но дорога. Иду по ней. И вижу кровь».
Неприкрашенная простота стиля Лэмбиса, перепутанные времена и спокойный повествовательный тон оказывали нелепое, но поразительное воздействие. Когда он сделал эффектную паузу, не нарочно, а чтобы загасить сигарету о камень, оказалось, что я наблюдаю за ним с томительным напряжением. Когда между нами скользнула по выступу тень, я вздрогнула, словно это был летящий нож. А это всего лишь пустельга летела покормить свой выводок в гнезде на скале над нами. Воздух задрожал от исступленного шипения, которым они встречали пищу.
Лэмбис даже не взглянул вверх, его нервы были намного крепче моих. «Теперь я уверен, что произошел несчастный случай перед дождем, потому что смыло большую часть крови, но я вижу ее между камнями. Испугался. Зову, но ответа нет. – Он поколебался и взглянул на меня. – Затем… Не могу объяснить почему… но я перестал звать».
«Не нужно объяснять. Я понимаю».
Я очень хорошо поняла. Могла вообразить все очень живо: мужчина один в горах, кровь на камнях, ошеломляющая тишина и эхо скал. И подкрадывающийся страх.
Я была на Эгине, идиллическом островке в Заливе Сароника, где вырос Лэмбис. Там одинокую гору, окруженную морем, венчает храм среди залитых солнцем сосен. В любую сторону меж колонн видны леса и поля, окаймленные спокойным голубым морем. Дорога извивается среди спокойных долин, мимо склонов, где расположены маленькие христианские кладбища, кажется, каждые пятьдесят ярдов, среди папоротника и диких голубых ирисов… Но здесь, на Крите, другой мир. Говорят, что эти окутанные облаками скалы, с их орлами, каменными козлами и кружащимися грифами с незапамятных времен были убежищем отверженных и преступных людей.
Итак, Лэмбис искал молча. И наконец нашел Марка.
Марк лежал примерно через триста ярдов прямо на тропинке. «Он полз оттуда, где была пролита кровь. Как, не знаю. Сначала я думал, что он мертв. Потом увидел, что он потерял сознание и ранен. Я быстро сделал все, что мог, и стал искать парнишку».
«Парнишку? Вы имеете в виду, что брат… Колин… моложе?»
«Ему пятнадцать».
«О, Боже. Продолжайте».
«Не нашел. Стало светло и я боялся, что они… кто бы это ни сделал… вернутся искать Марка. Не могу взять его обратно в лодку, слишком далеко. Несу с тропинки сквозь скалы вдоль ущелья и нахожу это место. Ясно видно, что здесь никого не было много недель. Я позаботился о Марке, согрел его, затем присыпал пылью следы, чтобы подумали, что он оправился и ушел. Про это потом. А сейчас хочу рассказать, что мне поведал Марк, когда смог говорить».
«Минуточку. Вы еще не нашли Колина?»
«Нет. Никаких признаков».
«Тогда… возможно, он жив?»
«Неизвестно».
Птенцы на скале умолкли. Пустельга вылетела снова, описала красивую дугу ниже нашего укрытия, рванулась направо и исчезла. «Что рассказал Марк?»
Лэмбис достал другую сигарету. Он лег на живот и пристально осматривал склоны гор, когда говорил. Так же кратко и спокойно он передал рассказ Марка.
Марк и Колин пошли к церквушке и там поели. После того, как они исследовали ее, они продолжили прогулку в горы с намерением провести там целый день, прежде чем вернуться к лодке. Хотя день был хороший, в конце дня начали собираться тучи, поэтому сумерки опустились рано. Возможно, братья забрались немного дальше, чем намеревались, и когда наконец снова попали на каменную тропу, ведущую к церкви, почти совсем стемнело. Они шли быстро, не разговаривая, их ботинки на веревочной подошве почти не производили шума. Вдруг впереди за поворотом раздались голоса. Говорили по-гречески и на таких тонах, словно ссорились. Не придавая этому значения, братья продолжали путь. Только они завернули за утес, который скрывал от них говорящих, раздались крики, женский вопль, а затем выстрел. Братья замерли прямо на углу. Как раз перед ними в конце заросшего лесом ущелья возникла выразительная маленькая сцена.
Там стояли трое мужчин и женщина. Четвертый мужчина лежал лицом вниз на краю ущелья, и можно было не сомневаться, что он мертв. Из трех живых мужчин один неподвижно стоял в стороне и курил, ничуть не взволнованный. Спокойные жесты и поза, казалось, подчеркивали его наигранную обособленность от происходящего. У остальных двоих были ружья. Было ясно, кто выстрелил в последний раз. Этот смуглый мужчина в критском костюме все еще держал ружье наперевес. Женщина висела на его руке и что-то вопила. Он грубо ее отпихнул, обзывая дурой, и стукнул кулаком. Тогда второй мужчина закричал на него и двинулся вперед, угрожая ружьем, как дубинкой. Кроме женщины, чье горе было очевидным, казалось, никого не трогала судьба покойника.
Первой заботой Марка был Колин. Что бы ни случилось, это был не подходящий момент для вмешательства. Он схватил мальчика за плечи, чтобы утянуть из виду и пробормотал: «Давай отсюда выберемся».
Но в этот несчастливый миг третий мужчина, который равнодушно курил сигарету, повернулся и увидел их. Он что-то сказал, и лица всей группы повернулись к ним, бледные в сумерках. Через секунду испуганного молчания, прежде чем кто-либо двинулся, Марк оттолкнул Колина назад. Он открыл рот, чтобы крикнуть – потом он так и не знал, что собирался сказать, – когда мужчина в критском костюме вскинул к плечу ружье и снова выстрелил.
Когда мужчина двинулся, Марк отпрянул назад, полуобернувшись, чтобы скрыться из вида. Именно это его спасло. Он был у края ущелья и, когда падал, движение продолжилось, а рюкзак на плече потянул его вниз.
В следующие несколько минут смешалась боль и помутневшее сознание. Смутно он знал, что падает, бьется и раскинув руки летит вниз среди скал и кустов. А затем застрял в кустарнике (как он потом обнаружил), немного ниже тропинки.
Словно издалека, он слышал, как снова пронзительно закричала женщина, мужчина грубо ругал ее. Затем раздался голос Колина, безрассудный от ужаса: «Ты его убил, глупая свинья! Марк! Дайте мне спуститься к нему! Марк! Пустите, будьте вы прокляты! Марк!»
Звук короткой, отчаянной драки, резко оборвавшийся крик Колина и больше никаких звуков от него. Только всхлипывала женщина и взывала хриплым голосом по-гречески к своим богам. Критяне яростно спорили. А затем, неуместно, так неуместно, что Марк, плавающий в море черной боли, не мог быть даже уверен, что это не сон, голос мужчины сказал на чистом и равнодушном английском: «По крайней мере, найди время, чтобы все обдумать, хорошо? От трех трупов трудно избавиться, даже здесь…»
Больше Марк, по словам Лэмбиса, ничего не помнил. Когда он пришел в себя, был почти день. Мысль о Колине заставила его как-то выбраться на тропинку. Он полежал там, измученный и истекающий кровью, пока не смог собраться с силами и осмотреться. Убитого убрали и не было следов Колина. Марк смутно помнил, что убийцы отправились в глубь острова, поэтому пополз за ними. За триста ярдов он несколько раз терял сознание. Дважды его приводил в чувство дождь. В последний раз Лэмбис нашел его лежащим там.
Лэмбис умолк. Я сидела несколько минут, которые показались вечностью, молча прижав руки к щекам, пристально глядя на яркое, далекое море и не видя его. Я не представляла ничего подобного. Не удивительно, что Лэмбис боится, а Марк пытается заставить меня не вмешиваться… Я сказала хрипло: «Так они что же, оставили Марка, считая его мертвым?»
«Да. Видите ли, темно и, возможно, они не хотят спускаться за ним в ущелье. Там обрыв. Если он тогда не умер, он может умереть к утру».
«Значит… когда англичанин сказал им „обдумать это“, должно быть, он имел в виду Колина? Два другие „трупа“ – это Марк и убитый мужчина?»
«Кажется, так».
«Итак, должно быть, Колин жив?»
«Последнее, что Марк слышит об этом, да», – сказал Лэмбис.
Пауза. Я прошептала, неуверенно. «Они должны были вернуться днем за Марком».
«Да. – Взгляд этих темных глаз. – Это я понимаю, даже прежде чем слышу историю Марка. Когда я возвращаюсь, уничтожаю следы, наметая на них пыль, и спускаюсь за рюкзаком, потом прячусь наверху, среди скал, и жду. Один приходит».
Потрясающе воздействовал на меня его редкий стиль. «Вы видели его?»
«Да. Мужчина лет сорока в критских одеждах. Видели такие?»
«О, да».
«На нем голубой жакет, темно-синие бриджи свободного покроя. На жакете… как называют маленькие цветные шарики по краям?»
«Что? О… я полагаю, я бы назвала их подвески, если вы имеете в виду эту причудливую отделку вроде золотых кисточек, как у викторианских, отделанных бахромой скатертей».
«Подвески. – Явно Лэмбис отложил в памяти мой бездумный ответ для будущего использования. У меня не было смелости отговаривать его. – У него красные подвески и мягкий черный колпак, обвязанный красным шарфом, который свисает так, как это носят критяне. У него очень темное лицо и усы, как у большинства критян. Но я бы его узнал».
«Думаете, это убийца?»
«Да. Было почти совсем темно, когда стреляли, и Марк не видел лиц, но определенно мужчина, который стрелял, был в критской одежде. Не другие».
«Что он делал, когда вы увидели его?»
«Осматривается и спускается в ущелье в поисках Марка. Долго не может поверить, что Марк исчез. Когда он не находит тело, у него озадаченный вид, а затем тревожный. Он продолжает поиски. Хочет убедиться, что Марк отполз и умер. Понимаете, он ищет внизу в ущелье все время. Не думает, что Марк мог выбраться на тропинку. Но потом возвращается, очень обеспокоенный. Осматривает тропинку, но, думаю, ничего не обнаруживает. Потом уходит, но не к Агиос Георгиос. Вверх туда… – неопределенный жест на север. – Высоко в горах есть еще деревня. Поэтому мы все еще не знаем, откуда пришли убийцы».
«Нет. Полагаю, вы не могли?.. – Я колебалась, подбирая слова. – Полагаю, если он был один…»
В первый раз Лэмбис улыбнулся, впрочем довольно угрюмо «Думаете, следовало напасть на него? Конечно. Не стоит говорить, я жду возможности заставить его сказать правду, и что они сделали с Колином. Но такой возможности нет. Он слишком далеко от меня и между нами – открытый склон горы. И у него винтовка, он ее несет так… – Жест, указывающий, как несут винтовку наперевес. – Он очень быстро стреляет, этот человек. Я должен отпустить его. Если я рискую, Марк тоже умирает».
«Конечно».
«И из-за Марка, который умирает, я не могу последовать за этим критянином, чтобы увидеть, куда он идет… – Вдруг он сел, быстро повернувшись ко мне. – Теперь понимаете? Видите, почему я говорю об опасности и не смею оставить Марка даже для того, чтобы выяснить, где Колин? Марк хочет, чтобы я пошел, но он очень болен, и когда у него лихорадка, пытается выйти из хижины искать брата».
«О да, хорошо понимаю. Спасибо, что все рассказали. А теперь, конечно, вы позволите мне помочь?»
«Что вы можете сделать? Не можете сейчас спуститься в деревню и купить пищу и одеяла и затем вернуться. Через час об этом узнают все, и сюда к Марку появится прямая дорога. И не можете пойти к лодке. Скоро стемнеет, и я говорил, вам не найти дорогу».
«Нет, но вы можете. – Он пристально посмотрел на меня. – Это же очевидно, не так ли? Вы идите, а я останусь».
Реакция была такая, словно я предложила, что прыгну прямо с Белых гор. «Вы?»
«А что еще делать? Кто-то должен остаться. А кто-то должен достать продовольствие. Я не могу достать его, поэтому останусь с Марком. Это очень просто».
«Но… я буду отсутствовать очень долго, возможно, много часов».
Я улыбнулась. «Тут нам повезло. В отеле меня не ждут до завтра. Никто не знает, что я уже прибыла, и не будет задавать вопросов».
Он зачерпнул горсть сухих иголок можжевельника и мягко просыпал между пальцев. Наблюдал за ними, не глядя на меня, когда говорил. «Если убийцы вернутся искать Марка, вы будете одна».
Я произнесла, как мне казалось, с решительным спокойствием: «Ну, прежде чем отправиться, вы подождете, пока наступят сумерки, так? Если не найдут избушку до сумерек, они наверняка и потом не смогут».
«Правда».
«Знаете, это не глупый героизм или что-то в этом роде. Я не хочу оставаться здесь, поверьте. Но я просто не вижу, что еще можно сделать».
«Можно сделать то, что говорит Марк. Спуститься в отель и забыть. У вас будет удобная постель и к тому же безопасная».
«И как спокойно, вы думаете, я буду спать?»
Он пожал плечами и слегка скривил губы. Быстро взглянул на небо на западе. «Хорошо. Как только стемнеет, я пойду. – Взгляд на меня. – Не будем говорить Марку, пока я не уйду».
«Лучше не будем. Он только начнет беспокоиться, да?»
Он улыбнулся. «Этот парень не любит быть беспомощным. Он относится к тем, кто пытается держать на себе мир».
«Он, наверно, сходит с ума по Колину. Если бы он только мог спать, вы бы даже смогли уйти и вернуться, и он бы не знал».
«Это было бы лучше всего. – Он встал. – Останетесь здесь, пока не подам условный знак? Я присмотрю за ним, прежде чем оставить. Вам останется только следить, чтобы он не вставал, когда его лихорадит, и не полз из хижины искать брата».
«Я справлюсь».
Он стоял и смотрел на меня со скучным, почти угрюмым выражением. «Думаю, – медленно сказал он, – что вы со всем справитесь. – Затем вдруг он улыбнулся весело и дружелюбно. – Даже с Марком», – добавил он.
Глава 4
Markhow she wreaths each horn with mist,
you late and labouring moon.
Wilde: Panthea
Солнце село за морем, наступила темнота. За два долгих часа до заката я не обнаружила в горах движения, кроме коротких прогулок Лэмбиса от избушки до озерца за водой. Когда все линии пейзажа стали размытыми и неопределенными, я снова его увидела. Он выходил из двери хижины и сверху казался очень маленьким. Остановился, посмотрел в мою сторону и поднял руку. Я в ответ тоже помахала рукой и осторожно пошла ему навстречу.
Лэмбис тихо сказал: «Он спит. Я отдал ему остаток кофе и вымыл руку. Думаю, выглядит лучше. У него была легкая лихорадка, он говорил нелепости, но больше не старался вырваться наружу. С вами он будет себя вести хорошо. Сейчас я наполнил флягу водой. Вам не придется выходить».
«Очень хорошо».
«Пойду теперь. Не боитесь?»
«Немного, но это естественно. И ничего не меняет. Вы будете очень осторожны?»
«Конечно». Он поколебался, а затем сделал знакомый жест рукой к пояснице. «Хотите это?» «Это» был его нож. Он лежал у него на ладони.
Я покачала головой. «Оставьте у себя. Если одному из нас он понадобится, то надеюсь, что вам! В любом случае, он мне не пригодится… я даже не знаю толком, как им пользоваться. О, и… Лэмбис…»
«Да?»
«Я все время сижу здесь и думаю. А может, Колин убежал? Или его просто отпустили? Они знают, что Марк исчез и, может быть, жив, поэтому они должны знать, что попадут в еще большие неприятности, если убьют Колина. Я имею в виду, что первое убийство, возможно, было делом местного характера, которое, по их мнению, могло им сойти с рук, но будет совсем другим делом, если впутаются два британских подданных».
«Я сам об этом думал».
«И если он свободен… я имею в виду Колина… Он прежде всего пойдет искать тело Марка, затем, когда не найдет, пойдет прямо к каяку, не так ли?»
«Я и об этом думал. И надеюсь, что найду его там».
Я сказала с сомнением: «Если только они не нашли каяк… Если найдут, они догадаются связать его с Марком? Старинная тропинка ведет прямо к старой гавани? Они додумаются, что именно туда шли Марк и Колин? Тогда они пошли бы по ней…»
Он покачал головой. «Тропинка идет через холмы мимо церкви, затем раздваивается к горной деревушке Аногиа на север, куда пошел критянин, и к другой деревушке дальше по побережью на восток. Там есть дорога на Фестос, а там античные памятники и туристы. Наверняка убийцы подумали бы, что Марк шел туда. Зачем им думать о лодке? У Марка и Колина был рюкзак, и могло показаться, что они ходят целыми днями и спят под открытым небом, например, в старой церкви. Люди поступают так странно, особенно англичане».
«Ну, будем надеяться, что вы правы, и они не подумали о лодке. А можно ее увидеть с берега?»
«Нет, но я ее еще лучше запрячу. Там пещера… не совсем пещера, а углубление в скалах, которого не видно с тропинок. Поставлю там, это достаточно безопасно. Сегодня не будет ветра».
«Но если Колин вернется на старое место?..»
«Все равно найдет. Если спустится, а ее там нет, ясно, что он будет делать – это любой сделает. Сначала подумает, что это не то место, и будет искать. Там много скал и маленьких бухт. Он их все поблизости осмотрит. И тогда найдет».
«Да, конечно. Естественно. Если не видишь что-то в известном заранее месте, попросту не веришь, что его там нет. – Я посмотрела на Лэмбиса с новым уважением. – А вы действительно надеетесь там его найти?»
Он быстро взглянул на дверь избушки, словно боясь, что Марк услышит. «Знаю не больше, чем вы, госпожа. Возможно, они сейчас боятся, что стреляли в Марка, и пытаются только уговорить Колина молчать… или Колин даже теперь ищет брата. Не знаю. Возможно, вообще опасности нет».
«Но вы этому не верите».
Он ответил не сразу. Высоко над головой в темнеющем небе кричали запоздавшие чайки. Звук тоскливо замирал вдали. «Нет, – сказал он наконец. – Не верю. Здесь есть опасность. Мужчина, которого я видел, опасен, как дикое животное. А мужчины, о которых говорил Марк… да, я чувствую, есть опасность. Она в воздухе этих гор».
Я улыбнулась, надеюсь, ободряюще. «Возможно, это потому, что вы к ним не привыкли. Стали городской птицей, как я. Высокие горы пугают меня сейчас».
Он ответил серьезно: «Город, горы, это одно и то же, если есть злые люди. Когда я был ребенком, в моей деревушке было то же самое. Мы боялись в домах, в собственных постелях… только маленькому мальчику война кажется восхитительно интересной. Но это… нет, не сейчас. – В хижине раздался звук, шорох сухих листьев и вздох, затем снова тишина. Лэмбис понизил голос. – Пора идти. Я принесу все, что смогу. Будьте осторожны, госпожа».
«Никола».
«Тогда Никола».
«До свидания, и удачи вам. И тоже будьте осторожны. Вскоре увидимся. И умоляю, не упадите и не сломайте ногу в темноте… Сколько понадобится времени?»
«Подожду рассвета. Возможно, три часа после этого».
«Хорошо, – сказала я так твердо, как могла. – И если не вернетесь к полудню, я пойду искать вас».
«Хорошо».
Вскоре он исчез на темнеющих склонах гор. Шаги затихли. Хрустнула ветка, стукнул потревоженный камень, и наступила тишина. Морские птицы улетели. На востоке, за высокими шпилями гор, небо выглядело облачным, но надо мной и морем оно казалось чистым, быстро темнело к ночи. Ранние звезды, звезды-короли уже зажглись, яркие и неколебимые. Я вспомнила, что вчера ночью луна была в виде бледной четверти, тусклая, как серебро, нанесенное так тонко, что начало стираться…
Вход в избушку зиял чернотой, как пещера. Избушка припала к скале, словно в поисках защиты, что в действительности и было. Я посмотрела снова на ночное небо. Хорошо бы, ради Лэмбиса, взошла луна, выбралась из облаков и пролила хоть немного света. Но для нас с Марком никакая ночь не может быть достаточно темной.
Я отбросила мысль. Что пользы думать о том, что нас найдут? Не найдут. А если бы и нашли, все это ошибка, и опасности нет. Никакой. После этого сеанса самогипноза я повернулась и пошла в темноту избушки.
«Лэмбис?»
Проснулся, значит. Я пошла спокойно на голос и села на край кровати из веток. «Лэмбис пошел вниз к лодке, чтобы добыть продовольствие и посмотреть, там ли Колин».
«Вы?!»
«Да. Пожалуйста, не волнуйтесь. Кому-то нужно спуститься. Никто не может достать вещи в деревне, а я не знаю дорогу к лодке. Он вернется к утру. Хотите есть?»
«Что? Нет. Немного хочу пить. Но послушайте, это нелепость. Я думал, вы уже давно в безопасности в отеле. Вам следовало пойти, будут задавать вопросы».
«Нет, я говорила, меня не ждут до завтра. Кузина Фрэнсис задержалась и не приедет до завтра, поэтому, честно, никто не будет беспокоиться. Перестаньте об этом думать. Я дам вам попить, во фляге есть вода… только бы видеть, как налить… Вот».
Когда его рука ощупью встретилась с моей, я почувствовала, что он подбирает слова. Но, должно быть, он был утомлен и все еще затуманен лихорадкой, ибо принял мое присутствие без дальнейших споров, просто глубоко вздохнул, когда попил, и вернулся к первому моему сообщению. «Он пошел к лодке?»
«Да».
«Он все рассказал? О Колине?»
«Да. Мы считаем вполне возможным, что Колин уже пришел к лодке». Он не ответил. Захрустела постель, когда он откинулся назад. Распространился сухой, резкий запах, не настолько сильный, чтобы заглушить запах грязи и болезни. «Как вы сейчас себя чувствуете?» – спросила я.