– Я… я.
Он остановил меня жестом. В его темных глазах плясали веселые огоньки.
– Представьте себе, мадам, что творилось сегодня утром в отеле! Крики, слезы…
– Слезы? – повторила я тупо. До меня не доходил смысл его фраз. Все мое внимание поглощали усилия аккуратно сложить банкноты и убрать их в сумку.
– Э-э, возможно, не слезы. – Он слегка скривился. – Особой любви там не было. Но вы…– в его глазах плясали огоньки, – вы преступница! Скажите, зачем вы это сделали? Он был несчастлив, этот малыш? Он рассказал вам, может быть?..
– Нет, нет. Я не…
– Вас еще не поймали, между прочим? – хихикнул он. – Bon[31]. Вы причинили массу беспокойства, но это все равно было очень занятно. Я думал, что пропущу конец истории – мне надо выехать сегодня в Ниццу, – и был desole[32], что никогда не узнаю, чем все кончилось. А теперь по чистой случайности я подъезжаю сюда, – он указал на заправочную колонку, – и вижу вас здесь, с доказательствами преступления, окровавленными пальцами… или окровавленными руками?
Но я не слушала. Мой взгляд последовал за его жестом, и на секунду весь мир заполнился увиденным.
Механик только что завинтил крышку бензобака машины Пауля Вери. И какой машины! Длинный, низкий и открытый, со словом «мощь», как будто написанным вдоль каждой его сияющей линии «мерседес-бенц» стоял перед гаражом, как лайнер у причала. С того места, где я стояла, он казался длиной в тридцать футов.
– Месье Вери…
Она шевельнулась во мне, безумная крошечная надежда, не желающая умирать. Сердце у меня начало глухо стучать.
Что-то в моих глазах изменило выражение его лица. Удовольствие спало как отброшенная маска. Он посмотрел на меня;
– Извините. Мне не следовало шутить на эту тему. У вас неприятности?
– Да. Большие неприятности. – Я подошла ближе и протянула руку. – Вы едете в Ниццу, вы сказали… Можно ли мне… позволите ли вы мне проехать с вами часть пути?
– Ну конечно. Мальчик?
– Это связано с мальчиком, – сказала я дрожащим голосом. – Я знаю, куда он уехал. Пожалуйста, поймите, это очень важна и спешно. Разрешите мне все объяснить в дороге. Я… это очень срочно.
Его рука на короткую секунду успокаивающе легла на мою.
– Не волнуйтесь, ma belle, мы помчимся. Эта машина – в ней трудно ездить иначе.
Двумя минутами позже, с надежно привязанным на заднем сиденье Роммелем, «мерседес» промчался по Ла-Канбьер и повернул на запад.
ГЛАВА 23
Почти сразу сияние марсельских улиц поблекло, и их грохот замер позади нас. Потянулись обсаженные липами улочки пригородов, где редкие фонари и высокие дома с закрытыми ставнями проносились мимо в сгущающейся темноте. Если тут и действовали ограничения скорости, то Пауль Вери их игнорировал. Он вел машину стремительно, рискованно проскакивая через редкие группки транспорта таким образом, что меня то радовала развитая им скорость, то занимала мысль, осознает ли он опасность. Если бы нас остановила полиция… «Мерседес» не скрывал своей скорости, ему не надо было подавать сигналы на перекрестках, оповещая о своем приближении: с нарастающим рычанием он промчался через последние улицы и с ревом устремился вниз, несясь как тигр, возвращающийся домой в лес.
Поблескивающие трамвайные рельсы исчезали из-под наших колес, огни последнего дома промелькнули за кипарисами и пропали. Мы за городом. Поднимался ветер. В лицо нам бил тугой поток воздуха, он завывал в большой крыше машины и цеплялся за ветровое стекло. Судя по скольжению облаков в вышине, и там был ветер. Луна исчезла, закрытая облаками, и мы мчались во тьме, освещенной только слабым мерцанием звезд да мощными фарами, заливающими светом дорогу на полмили, вперед. Вдоль клина света машина шла с ревом, набирая скорость, отбрасывая назад летящую ночь. Мимо нас проносились сосны и шеренги тополей, неясные очертания олив возникали на мгновение и тут же пропадали. Сама ночь была туманным пятном, ревом движения, темным ветром; сияющие звезды были только пеной в нашем кильваторе.
Дорога извивалась злобно, как змея. Мир болезненно накренился, тормоза завизжали на повороте. Затем мы снова выпрямились, разрывая адский склон лучами света. Пауль Вери взглянул на меня с усмешкой:
– Ну как, мы достаточно быстро едем?
– Нет, – ответила я.
В отсвете приборной доски я заметила короткое смущение на его лице и сообразила, что, выполняя буквально мою просьбу ехать как можно быстрее, он ожидал испуга с моей стороны. Даже в этот момент меня развлекала мысль о том, что кто-либо, жившим с Джонни, может испугаться скорости: этот сумасшедший поле через ревущую тьму для Джонни был обычным способом возвращения домой. Но, впрочем, Джонни… Я призналась себе, подумав хорошенько, что этим вечером у меня было несколько приступов малодушия, пока мы выбирались из Марселя. Я слишком часто ездила в подобных машинах, чтобы не знать, на что они способны, если спустить их с цепи и потерять управление на долю секунды – Тем не менее, – сказал Пауль Вери, уменьшая скорость, – это настолько быстро, насколько остается безопасным…
Значит, на повороте он тоже почувствовал, что тигр едва не сбросил его с себя.
– Извините, – сказала я. – Я волнуюсь. Я все время высматривала их задние огни и ответила вам, не подумав. Я безмерно благодарна вам за то, что вы вообще взяли меня с собой.
– Это удовольствие для меня.
Он сопроводил эти формальные слова такой восхитительной улыбкой, что, невзирая на свои страхи и опасения, я улыбнулась в ответ. Я смотрела, как он откинулся на спинку сиденья и установил скорость на устойчивые шестьдесят пять миль в час. Его взгляд устремился на узкий конус света впереди. В отраженном свете его лицо казалось прекрасной маской сосредоточенности.
Дорога рвалась навстречу нам. Один раз мое сердце дрогнуло и сильно забилось, когда впереди в темноте показался красный огонек, но это был всего лишь маленький автомобиль, стоящий у обочины с парой внутри, мужчиной и девушкой. Я осела на сиденье, и кровь потекла обратно от кончиков моих онемевших пальцев, и сердце медленно начало биться снова.
Пауль Вери искоса взглянул на меня и сказал:
– Насколько я понял, это не те задние огни, которые вы искали?
– Нет. – Я неуверенно улыбнулась ему. – Вы, наверное, удивляетесь, в чем тут дело?
Он снова переключил внимание на дорогу.
– Естественно. Вы говорили о срочности, и вы обеспокоены и испуганы. Кто не удивится, мадам? Поверьте, я горю желанием помочь… Но нет никакой нужды рассказывать мне о ваших делах, если вы предпочитаете этого не делать.
– Как вы добры. Я… я говорила, что это имеет отношение к мальчику Дэвиду.
– Eh bien?[33]
– Это не я увезла его. Но я знаю, где он сейчас. Именно туда я и направляюсь.
Его руки шевельнулись, словно в удивлении, на рулевом колесе, и машина опасно дернулась. Он выругался себе под нос.
– Извините, – сказала я. – Я не хотела поразить вас. Но продолжение моей истории еще удивительней. Я сказала голую правду, когда призналась, что попала в переделку. – Мой голос дрогнул, и призрак отчаяния снова глянул на меня из темноты. – Дело идет о жизни и смерти, – добавила я всхлипывая.
– И вам нужна помощь, очень.
Это был почти вопрос, заданный тихо, не глядя на меня. В его голосе прозвучала странная нота, и я, сдерживая рыдания, повернула голову посмотреть на него. Помощь! Конечно, мне нужна помощь. До этой минуты, поглупев от усталости и страха за Ричарда, я думала о Пауле Вери только как о чудесном средстве добраться до ответвляющейся дороги за Эгибелем. Дальше мои планы не шли. Но теперь чудо было полным: мы с Роммелем больше не были одни, у нас появился союзник, и наша немедленная цель была очевидна. Андре с Ричардом и Дэвидом был впереди нас и один за работой. Вряд ли Жан опередил нас: он выехал не намного раньше, если вообще раньше нас, и на той скорости, с какой мчался «мерседес», мы почти наверняка к этому времени нагнали бы любую машину, движущуюся медленнее.
Андре был один, а нас двое, не считая Роммеля.
На сердце у меня полегчало, и я благодарно повернулась к спутнику. Он улыбался, выглядел необыкновенно красивым и, я осознала, опасным.
– И куда «они» увезли мальчика? И кто такие эти «они»?
Странная нота снова появилась в его голосе, и я сразу поняла, что это. Удовольствие. В голосе звучали веселье, возбуждение, но ни малейшей тревоги. Он, конечно, понятия не имел о реальной опасности положения: необычная ситуация, дама в беде, сумасшедшая гонка в темноте – все это привлекало его ощущением приключения. Но я знала также, глядя на него словно бы новыми глазами, что никакая опасность не заглушит этого удовольствия.
Меня ободрили его поведение и возбуждение, почти веселье в его голосе и взгляде. Оно было заразительно и, конечно, в любого вселило бы надежду в таком отчаянном положении. Я получила вдруг союзника, одновременно и энергичного, и храброго.
И храбрость ни в коей мере не была слишком сильным словом. Что-то в нем выдавало силу, едва сдерживаемую энергию… Вблизи, в тесной машине, его личность почти подавляла. Я поняла, что раньше недооценивала месье Пауля Вери. Не только от сумасшедшей скорости машины прерывалось у меня дыхание, когда я начала свои объяснения.
– Это длинная и мерзкая история, – сказала я быстро, – и мне может не хватить времени рассказать ее всю прежде, чем начнутся события. Но главное заключается в том, что Дэвида, чье настоящее имя Дэвид Байрон, собираются убить сегодня вечером вместе с его отцом, если мы не сможем этому помешать. Он бросил на меня удивленный взгляд:
– Но…
– Знаю! – воскликнула я. – Это звучит фантастически! Но слушайте: я попытаюсь рассказать, что смогу…
И я, запинаясь от спешки, начала рассказывать о том, что знала о Крамере, Ричарде и Лоран. Он слушал молча, но когда, наконец, я дошла до роли Марсдена в этом деле, он прервал меня озадаченным восклицанием.
– Месье Марсден? Этот человек? Остальные – да; я могу поверить тому, что вы говорите, и поэтому верю, что вы действительно попали в беду. Но никак не могу представить себе добряка месье Марсдена убийцей. Кроме того, он англичанин.
– По его словам он англичанин, – сказала я резко. – А я вам говорю, что он ее муж и нанят Крамером. Вы должны поверить мне. Добряк месье Марсден, как вы его называете, в эту минуту собирается убить обоих Байронов – Ричарда и Дэвида, если мы не остановим его!
Я видела лицо Вери в тусклом свете. Он улыбался успокаивающе, но брови его сдвинулись в замешательстве.
– Mais, ma belle…[34]
Итак, ничто из этого кошмара меня не минует. Испытание неверием будет частью его, и я, запутавшаяся в этом ужасе, должна буду постараться найти концы в безумной логике дела, чтобы этот человек мог поверить и помочь мне. Я сжала дрожащие руки, и попыталась выстроить факты по порядку. Помню, единственной отчетливой мыслью в голове было желание, чтобы Пауль Вери перестал называть меня «ma belle».
– Слушайте, месье, – сказала я осторожно, – я расскажу вам голую правду, как я ее знаю. Времени вернуться к началу нет. Я могу говорить только о том, что происходит сейчас, сегодня вечером, и прошу вас поверить мне. Я не совсем уверена в причинах, побудивших этого Крамера нанять Лоран и Марсдена совершить для него убийство, но думаю, это связано со случившимся во время войны. Ричард и его друг были свидетелями… зверства, полагаю, так можно это назвать, в котором участвовал Крамер.
– Это не имеет значения. – Он заговорил вдруг с резким нетерпением. – Я сказал, что верю вам. Все эти разговоры о войне… на них нет времени. Скажите лучше, что вы думаете о планах этого человека, что вы собираетесь делать сейчас, вечером.
Облегчение было таким внезапным и сильным, что тьма расплылась вокруг меня, и я закрыла глаза и прижала к ним ладони. Я почувствовала, как машина замедляет ход, и, убрав руки, обнаружила, что мы пробираемся по довольно приличной дороге между оградами и домами. Гирлянды уличных фонарей покачивались в темноте, освещенный трамвай выехал из боковой улицы, и внезапно мы окунулись в сияние неоновых огней, кафе и нетерпеливые гудки автомобилей.
– Тулон, – сказал Пауль Вери. – Продолжайте. Расскажите о вашем плане.
– Хорошо, – сказала я. – Вот он, в общих чертах. Где-то по этой дороге есть деревенька Эгибель. Чуть дальше за ней, налево, группа сосен и напротив них, ответвляясь вправо от шоссе, – проезд, ведущий на вершину утеса. Там, если только мы не перехватим его по дороге, ждет фургон под присмотром человека по имени Андре. В этом фургоне Ричард и Дэвид Байроны, без сознания и, думаю, связанные. У Андре приказ дожидаться остальных, затем они собираются инсценировать несчастный случай. Крамер приедет на машине Рич… Байрона, и с ним Лоран. Но Марсден выехал раньше них. И на скорости, с какой мы едем, у него едва ли есть шанс догнать нас, но отстает он ненамного. – Я глубоко вздохнула. – Он спешит, конечно, так как Андре один занят этой работой, и к тому же довольно глуп.
Я замолчала. Паузу заполнил шум ветра. Город остался позади, и снова мы бросили конус света в одинокую ночь. Я не смотрела на Пауля Вери: знала, что изложила свою историю отвратительно, но усталость, замешательство и душевные страдания извиняли меня. Я закусила губу и ждала.
Его реакция была неожиданной. Я услышала протяжный свист удивления, затем он сдавленно выругался и рассмеялся. Но, когда я открыла рот, чтобы заговорить, он снял одну руку с рулевого колеса и мягко уронил ее на мою.
– Простите меня, я не хотел смеяться… но убийца, похоже, вам полностью доверяет. Откуда вы все это узнали?
Я убрала руку из-под его руки и начала искать в сумочке сигареты. По крайней мере он не встревожился, отметила я и сказала:
– Какое это сейчас имеет значение? Вы сказали, нам надо подумать, что делать.
– Действительно.
Он сунул руку в карман, вытащил плоский серебряный портсигар и, не глядя, протянул его мне. Казалось, он погрузился в собственные мысли и забыл обо мне, забыл обо всем, кроме стоящей перед ним задачи. Когда он заговорил, его голос звучал отвлеченно, и он впервые воспользовался родным языком:
– Почему вы… не зажжете ли и мне одну, ma belle?.. Почему вы не обратились в полицию?
Я ответила тоже по-французски:
– У меня не было времени.
Я вытащила сигарету из портсигара и низко наклонилась, пряча лицо от сквозняка за ветровым стеклом, пока щелкала зажигалкой.
– А собака? Где вы нашли собаку?
Огонек потух, и мне пришлось щелкнуть зажигалкой еще два или три раза, чтобы он снова загорелся. Я сгорбилась низко в машине, создавая маленькую защищенную от ветра пещерку, и попыталась закурить снова. Я не ответила, но едва ли он заметил, все еще поглощенный своими мыслями, говорящий сам с собой отсутствующим тоном.
– И этот Марсден; почему вы так уверены, что Марсден – муж Лоран?
Зажигалка сработала, и огонек загорелся. Я раскурила сигарету, протянула ее ему из моей пещерки и полезла в открытый на коленях портсигар за другой.
– Какое это имеет значение? – повторила я. – Нет ли у вас случайно пистолета?
– Случайно, есть, – сказал Пауль Вери, и по его голосу чувствовалось, что он снова улыбается. – Но скажите, как вы попали в Марсель? И чем связаны с этим Байроном?
Я поднесла зажигалку к сигарете, затянулась. И застыла, скорчившись под приборной доской автомобиля, пока пламя зажигалки, освещающее мою крохотную пещерку, поблескивало на открытой крышке портсигара Пауля Вери.
Там была надпись, красиво выгравированная на серебре. Только имя и дата.
Надпись гласила:
Жану-Паулю.
Навсегда.
Л.
17.8.42
Огонек потух. Его голос произнес надо мной в темноте слегка насмешливо:
– Не беспокойтесь ни о чем больше, ma belle. Все будет в порядке, я прослежу за этим. И вы ведь доверяете мне, правда?
Эта фраза, мягко произнесенная по-французски в темноте. Голос Роше-де-Дом; голос, услышанный менее часа назад в офисе Крамера… И, как эхо позади него, слишком поздно шепчущий голос-призрак Луизы: «Пауль Вери… что-то делает с антиками…»
– Вы ведь доверяете мне, правда? – повторил Жан, улыбаясь в темноте надо мной.
ГЛАВА 24
Было холодно. Ночной средиземноморский ветер, пахнущий соснами и морем, гладил мои щеки теплыми ладонями, но я дрожала и куталась плотнее в жакет, борясь с подступающей истерикой.
Что я за дура! Слышала ведь, что муж Лоран – я все еще называла его Паулем Вери – пошел за машиной. За время, понадобившееся мне, чтобы выбраться из двора Крамера и добежать до гаража, он успел только вывести машину и подъехать к заправочной колонке. Вопреки его связи с отелем «Тисте-Ведан», вопреки (признала я это беспощадно) его очевидному соответствию роли мужа Лоран, я не догадалась об этом. Я с благодарностью бросилась к нему как дура, отдав в руки врага наш последний жалкий шанс. В руки убийцы.
Огни Иера выплыли перед нами, скользнули вбок и были поглощены тьмой. Я вжалась глубже в сиденье и украдкой бросила взгляд на Пауля Вери. Теперь, когда я знала… О да, теперь, зная все, было просто разглядеть огонек веселья под наглыми веками, высокомерный наклон подбородка, всю опасную самоуверенность этого человека. И снова я отчетливо почувствовала в нем возбуждение, замеченное ранее. Каким-то образом оно проявлялось, запрятанное и кипящее под спокойной красивой наружностью: его выдавал слабый блеск пота на щеках, ноздри, трепещущие в учащенном дыхании, руки, слишком крепко сжимающие руль. Руки убийцы.
Неясная дорога неслась навстречу нам. Деревья, кучка домов, промелькнувшая как призрак. Впереди блеснули два глаза: они уставились на нас, затем скользнули вбок как светлячки, когда кролик повернулся бежать. Пауль Вери хохотнул и нарочно нажал на газ. Я услышала визг кролика, когда мы ударили его, позади меня взвыл Роммель. Пауль Вери хохотнул еще раз. – Испугались?
Тот же вопрос снова; должно быть, он услышал, как я издала звук. На этот раз я могла честно дать ответ, которого он ждал.
– Да. Стоит ли нам ехать так быстро?
Он улыбнулся дрожи в моем голосе, но, к моему удивлению, сбавил сумасшедшую скорость.
– Зачем вы это сделали? – спросила я.
– Что сделал?
– Убили несчастного кролика.
Он рассмеялся снова, легким чарующим смехом:
– Вам не по душе убийства?
– Конечно, нет.
Я надеялась, что в моем голосе не прозвучало ничего, кроме простого неодобрения, ничего от холодного подкрадывающегося ужаса, сотрясающего меня. Машина еще сбавила скорость. Спидометр показывал скромные пятьдесят миль, когда Пауль Вери снял руку с руля и положил ее на мою. Прикосновение, теплое, живое и целиком притворное, обдало новой волной шока мое тело, словно этот человек излучал возбуждение.
– А вам? – спросила я, зная ответ.
– Если что-то становится на моем пути, ma belle, оно напрашивается быть убитым, не правда ли? – Теплая и сильная рука сжала мою. Скорость упала еще, он повернул голову и улыбнулся мне сверху вниз. – Не боитесь больше?
Я сказала «нет» достаточно невозмутимо, но затянулась сигаретой так, словно это могло помочь. Мои губы дрожали. Ведь я теперь знала, что меня ждет. Меня должны убить вместе с Ричардом и Дэвидом, это было ясно. Подобно кролику я встала на пути. Я знала также, что Пауль Вери настоящий убийца, наслаждающийся самим процессом убийства. Эта бешеная езда в ночи навстречу ужасной цели разрушила в нем какую-то преграду возбуждению. И мое присутствие было последним щекочущим нервы штрихом. Темнота, скорость, опасность, убийство… и девушка. Ничего не было упущено в бессонной ночи Пауля Вери.
«Мерседес» сбавлял скорость до тридцати миль, двадцати пяти, двадцати… Мы ползли вниз по склону в черном туннеле деревьев. Пауль Вери отбросил сигарету; его рука обняла мои плечи, и его красивое лицо склонилось к моему. Я откинулась назад, на его руку, но она была как стальная балка. В ответ на мое непроизвольное сопротивление рука грубо напряглась, и что-то загорелось в устремленных на меня глазах.
Думаю, настоящий ужас милосердно парализует. Я закрыла глаза, когда он притянул меня к себе, и стала смутно размышлять, убьет он меня здесь или сбросит с утеса вместе с Ричардом. И даже поймала себя на желании, чтобы он следил за дорогой, когда ведет машину.
Его учащенное дыхание грело мне щеку. Он сказал с волнением, окрасившим его глубокий ласковый голос: «Ma belle…» Я почувствовала, как его губы ищут мои, и отклонила голову. Он снова сказал с ноткой удивленного укора: «Ma belle…»
И пока я истерически удивлялась, с какой стати от жертвы ожидают готовности целоваться с убийцей, паутину ужаса на секунду сдуло в сторону, и мне пришло в голову: он ведь понятия не имеет, что я знаю, кто он такой. В его обиженном упреке не было и тени насмешки – страсть не оставила для нее места. Он просто был таким роковым красавцем, что женщины никогда не отказывали ему в поцелуе.
Знание было моим единственным оружием, довольно жалким, презренным, если хотите, но другого не имелось. Я не колебалась ни секунды. Открыв глаза, я улыбнулась как Далила и прошептала:
– Умоляю, следите за дорогой…
И услышала мягкий торжествующий смешок, когда он отвернулся взглянуть на дорогу. Я расслабилась, прижавшись к его плечу, и его рука крепче обняла меня, пока «мерседес» тормозил на обочине.
Я выбросила сигарету свободной рукой.
– О, проклятие!
Машина остановилась.
– Что случилось, cherie[35]?
– Моя сумочка, – сказала я сердито. – Она выпала, когда я выбрасывала сигарету. – Я выпрямилась и сделала вид, что отстраняюсь от него.
Он резким движением потянул ручной тормоз и повернулся помешать мне, обняв обеими руками и притянув к себе.
– Какое это имеет значение?
Голос был бархатный, неотразимо ласкающий, настойчивый. Он забыл выключить мотор.
Я откинулась назад, надув губы как хористка.
– Глупый! Конечно имеет значение! Принеси ее мне, будь добр.
– Позже, – сказал он погрубевшим голосом.
Его губы коснулись моих, я глубоко вздохнула и обвила руками его шею. Хотела бы я знать, скоро ли появится Крамер в «бентли»…
Казалось, прошла вечность, страшная медленно ползущая вечность, прежде чем он ослабил объятия и спросил:
– Дрожишь, ma belle?
Я ухитрилась выдавить задыхающийся смешок, ставший наполовину подлинным, когда я заметила удовлетворенное тщеславие на его лице. Ему и в олову не пришло усомниться в моей капитуляции.
– Пауль!
– Cherie?
– Я тебе нравлюсь?
– Глупый вопрос, ma belle!
– Даже в таком виде, как сейчас?
Он самодовольно рассмеялся:
– В любом виде, мадам. Скажи мне: кто тебе Ричард Байрон?
Он, должно быть, почувствовал, как я подпрыгнула в его руках, но отнес это на счет пугающего воспоминания.
– О! – воскликнула я. – Как ужасно с моей стороны! Я совсем забыла! – Я попыталась оттолкнуть его. – Месье Вери, не лучше ли нам продолжить путь? Не представляю, о чем я только думала!
– Так уж и не представляете? – Он снова рассмеялся, и я с трудом удержалась, чтобы не ударить его по красивому самодовольному лицу. – Ответьте мне, ma belle. Этот Ричард Байрон…
– Не знаю я Ричарда Байрона, – сказала я быстро. – Маленький Дэвид, я о нем беспокоюсь… Давайте поедем, месье Вери!
– Вы звали меня Паулем минуту назад.
– Пауль. Если мы опоздаем…
– Времени сколько угодно.
Он снова притянул меня к себе, и я подчинилась вопреки желанию. Я знала, что он не собирается пока продолжать путь, и боялась настаивать и вызвать подозрения. Расслабившись, я прижалась к нему еще на одну мучительную долгую минуту, напрягая в то же время слух – не раздастся ли звук машины Крамера. Тьма сомкнулась вокруг нас. Молчание плотное и тяжелое лежало под деревьями. Лишь едва уловимая дрожь «мерседеса» выдавала, что мотор еще работает. Пауля Вери это не беспокоило, или он был слишком занят, чтобы заметить. Я задумалась, когда происходящее выйдет из-под моего контроля, и решила, что времени у меня немного. Задушат меня, как Тони или…
Я еще раз глубоко вздохнула и отодвинулась.
– Нам пора ехать, – сказала я хрипло. – Маленький мальчик, Пауль, cheri… мы не должны забывать о нем. Никогда не прощу себе, если с ним что-нибудь случится…– Я замолчала и коснулась рукой его щеки. – Давайте поедем, Пауль.
Он быстро дышал и был напряжен, как натянутая проволока. Взгляд у него был странный, в глазах пылало ужасное холодное пламя. Вдруг до меня дошло – этот пустой взгляд был взглядов убийцы. Его руки слепо шевельнулись. В любой момент теперь я могла потерять контроль над ситуацией.
Я мягко отвела его руки.
– Пожалуйста! – попросила я. – Найдите мою сумочку и поедем.
Он не шевельнулся и сидел, не сводя с меня взгляда. Я улыбнулась ему.
– Хорошо, красавец, – сказала я. – Мы не поедем. Но все равно, найдите ее. Я чувствую себя страшилищем и хочу мое зеркальце.
Я быстро наклонилась и поцеловала его, как задаток добрых намерений, затем перегнулась через него и открыла дверцу. Он помедлил, затем слегка пожал плечами и вышел из машины. Ублажай жертву, она пойдет спокойно…
Он остановил меня жестом. В его темных глазах плясали веселые огоньки.
– Представьте себе, мадам, что творилось сегодня утром в отеле! Крики, слезы…
– Слезы? – повторила я тупо. До меня не доходил смысл его фраз. Все мое внимание поглощали усилия аккуратно сложить банкноты и убрать их в сумку.
– Э-э, возможно, не слезы. – Он слегка скривился. – Особой любви там не было. Но вы…– в его глазах плясали огоньки, – вы преступница! Скажите, зачем вы это сделали? Он был несчастлив, этот малыш? Он рассказал вам, может быть?..
– Нет, нет. Я не…
– Вас еще не поймали, между прочим? – хихикнул он. – Bon[31]. Вы причинили массу беспокойства, но это все равно было очень занятно. Я думал, что пропущу конец истории – мне надо выехать сегодня в Ниццу, – и был desole[32], что никогда не узнаю, чем все кончилось. А теперь по чистой случайности я подъезжаю сюда, – он указал на заправочную колонку, – и вижу вас здесь, с доказательствами преступления, окровавленными пальцами… или окровавленными руками?
Но я не слушала. Мой взгляд последовал за его жестом, и на секунду весь мир заполнился увиденным.
Механик только что завинтил крышку бензобака машины Пауля Вери. И какой машины! Длинный, низкий и открытый, со словом «мощь», как будто написанным вдоль каждой его сияющей линии «мерседес-бенц» стоял перед гаражом, как лайнер у причала. С того места, где я стояла, он казался длиной в тридцать футов.
– Месье Вери…
Она шевельнулась во мне, безумная крошечная надежда, не желающая умирать. Сердце у меня начало глухо стучать.
Что-то в моих глазах изменило выражение его лица. Удовольствие спало как отброшенная маска. Он посмотрел на меня;
– Извините. Мне не следовало шутить на эту тему. У вас неприятности?
– Да. Большие неприятности. – Я подошла ближе и протянула руку. – Вы едете в Ниццу, вы сказали… Можно ли мне… позволите ли вы мне проехать с вами часть пути?
– Ну конечно. Мальчик?
– Это связано с мальчиком, – сказала я дрожащим голосом. – Я знаю, куда он уехал. Пожалуйста, поймите, это очень важна и спешно. Разрешите мне все объяснить в дороге. Я… это очень срочно.
Его рука на короткую секунду успокаивающе легла на мою.
– Не волнуйтесь, ma belle, мы помчимся. Эта машина – в ней трудно ездить иначе.
Двумя минутами позже, с надежно привязанным на заднем сиденье Роммелем, «мерседес» промчался по Ла-Канбьер и повернул на запад.
ГЛАВА 23
Тигр, тигр…
Блейк
Почти сразу сияние марсельских улиц поблекло, и их грохот замер позади нас. Потянулись обсаженные липами улочки пригородов, где редкие фонари и высокие дома с закрытыми ставнями проносились мимо в сгущающейся темноте. Если тут и действовали ограничения скорости, то Пауль Вери их игнорировал. Он вел машину стремительно, рискованно проскакивая через редкие группки транспорта таким образом, что меня то радовала развитая им скорость, то занимала мысль, осознает ли он опасность. Если бы нас остановила полиция… «Мерседес» не скрывал своей скорости, ему не надо было подавать сигналы на перекрестках, оповещая о своем приближении: с нарастающим рычанием он промчался через последние улицы и с ревом устремился вниз, несясь как тигр, возвращающийся домой в лес.
Поблескивающие трамвайные рельсы исчезали из-под наших колес, огни последнего дома промелькнули за кипарисами и пропали. Мы за городом. Поднимался ветер. В лицо нам бил тугой поток воздуха, он завывал в большой крыше машины и цеплялся за ветровое стекло. Судя по скольжению облаков в вышине, и там был ветер. Луна исчезла, закрытая облаками, и мы мчались во тьме, освещенной только слабым мерцанием звезд да мощными фарами, заливающими светом дорогу на полмили, вперед. Вдоль клина света машина шла с ревом, набирая скорость, отбрасывая назад летящую ночь. Мимо нас проносились сосны и шеренги тополей, неясные очертания олив возникали на мгновение и тут же пропадали. Сама ночь была туманным пятном, ревом движения, темным ветром; сияющие звезды были только пеной в нашем кильваторе.
Дорога извивалась злобно, как змея. Мир болезненно накренился, тормоза завизжали на повороте. Затем мы снова выпрямились, разрывая адский склон лучами света. Пауль Вери взглянул на меня с усмешкой:
– Ну как, мы достаточно быстро едем?
– Нет, – ответила я.
В отсвете приборной доски я заметила короткое смущение на его лице и сообразила, что, выполняя буквально мою просьбу ехать как можно быстрее, он ожидал испуга с моей стороны. Даже в этот момент меня развлекала мысль о том, что кто-либо, жившим с Джонни, может испугаться скорости: этот сумасшедший поле через ревущую тьму для Джонни был обычным способом возвращения домой. Но, впрочем, Джонни… Я призналась себе, подумав хорошенько, что этим вечером у меня было несколько приступов малодушия, пока мы выбирались из Марселя. Я слишком часто ездила в подобных машинах, чтобы не знать, на что они способны, если спустить их с цепи и потерять управление на долю секунды – Тем не менее, – сказал Пауль Вери, уменьшая скорость, – это настолько быстро, насколько остается безопасным…
Значит, на повороте он тоже почувствовал, что тигр едва не сбросил его с себя.
– Извините, – сказала я. – Я волнуюсь. Я все время высматривала их задние огни и ответила вам, не подумав. Я безмерно благодарна вам за то, что вы вообще взяли меня с собой.
– Это удовольствие для меня.
Он сопроводил эти формальные слова такой восхитительной улыбкой, что, невзирая на свои страхи и опасения, я улыбнулась в ответ. Я смотрела, как он откинулся на спинку сиденья и установил скорость на устойчивые шестьдесят пять миль в час. Его взгляд устремился на узкий конус света впереди. В отраженном свете его лицо казалось прекрасной маской сосредоточенности.
Дорога рвалась навстречу нам. Один раз мое сердце дрогнуло и сильно забилось, когда впереди в темноте показался красный огонек, но это был всего лишь маленький автомобиль, стоящий у обочины с парой внутри, мужчиной и девушкой. Я осела на сиденье, и кровь потекла обратно от кончиков моих онемевших пальцев, и сердце медленно начало биться снова.
Пауль Вери искоса взглянул на меня и сказал:
– Насколько я понял, это не те задние огни, которые вы искали?
– Нет. – Я неуверенно улыбнулась ему. – Вы, наверное, удивляетесь, в чем тут дело?
Он снова переключил внимание на дорогу.
– Естественно. Вы говорили о срочности, и вы обеспокоены и испуганы. Кто не удивится, мадам? Поверьте, я горю желанием помочь… Но нет никакой нужды рассказывать мне о ваших делах, если вы предпочитаете этого не делать.
– Как вы добры. Я… я говорила, что это имеет отношение к мальчику Дэвиду.
– Eh bien?[33]
– Это не я увезла его. Но я знаю, где он сейчас. Именно туда я и направляюсь.
Его руки шевельнулись, словно в удивлении, на рулевом колесе, и машина опасно дернулась. Он выругался себе под нос.
– Извините, – сказала я. – Я не хотела поразить вас. Но продолжение моей истории еще удивительней. Я сказала голую правду, когда призналась, что попала в переделку. – Мой голос дрогнул, и призрак отчаяния снова глянул на меня из темноты. – Дело идет о жизни и смерти, – добавила я всхлипывая.
– И вам нужна помощь, очень.
Это был почти вопрос, заданный тихо, не глядя на меня. В его голосе прозвучала странная нота, и я, сдерживая рыдания, повернула голову посмотреть на него. Помощь! Конечно, мне нужна помощь. До этой минуты, поглупев от усталости и страха за Ричарда, я думала о Пауле Вери только как о чудесном средстве добраться до ответвляющейся дороги за Эгибелем. Дальше мои планы не шли. Но теперь чудо было полным: мы с Роммелем больше не были одни, у нас появился союзник, и наша немедленная цель была очевидна. Андре с Ричардом и Дэвидом был впереди нас и один за работой. Вряд ли Жан опередил нас: он выехал не намного раньше, если вообще раньше нас, и на той скорости, с какой мчался «мерседес», мы почти наверняка к этому времени нагнали бы любую машину, движущуюся медленнее.
Андре был один, а нас двое, не считая Роммеля.
На сердце у меня полегчало, и я благодарно повернулась к спутнику. Он улыбался, выглядел необыкновенно красивым и, я осознала, опасным.
– И куда «они» увезли мальчика? И кто такие эти «они»?
Странная нота снова появилась в его голосе, и я сразу поняла, что это. Удовольствие. В голосе звучали веселье, возбуждение, но ни малейшей тревоги. Он, конечно, понятия не имел о реальной опасности положения: необычная ситуация, дама в беде, сумасшедшая гонка в темноте – все это привлекало его ощущением приключения. Но я знала также, глядя на него словно бы новыми глазами, что никакая опасность не заглушит этого удовольствия.
Меня ободрили его поведение и возбуждение, почти веселье в его голосе и взгляде. Оно было заразительно и, конечно, в любого вселило бы надежду в таком отчаянном положении. Я получила вдруг союзника, одновременно и энергичного, и храброго.
И храбрость ни в коей мере не была слишком сильным словом. Что-то в нем выдавало силу, едва сдерживаемую энергию… Вблизи, в тесной машине, его личность почти подавляла. Я поняла, что раньше недооценивала месье Пауля Вери. Не только от сумасшедшей скорости машины прерывалось у меня дыхание, когда я начала свои объяснения.
– Это длинная и мерзкая история, – сказала я быстро, – и мне может не хватить времени рассказать ее всю прежде, чем начнутся события. Но главное заключается в том, что Дэвида, чье настоящее имя Дэвид Байрон, собираются убить сегодня вечером вместе с его отцом, если мы не сможем этому помешать. Он бросил на меня удивленный взгляд:
– Но…
– Знаю! – воскликнула я. – Это звучит фантастически! Но слушайте: я попытаюсь рассказать, что смогу…
И я, запинаясь от спешки, начала рассказывать о том, что знала о Крамере, Ричарде и Лоран. Он слушал молча, но когда, наконец, я дошла до роли Марсдена в этом деле, он прервал меня озадаченным восклицанием.
– Месье Марсден? Этот человек? Остальные – да; я могу поверить тому, что вы говорите, и поэтому верю, что вы действительно попали в беду. Но никак не могу представить себе добряка месье Марсдена убийцей. Кроме того, он англичанин.
– По его словам он англичанин, – сказала я резко. – А я вам говорю, что он ее муж и нанят Крамером. Вы должны поверить мне. Добряк месье Марсден, как вы его называете, в эту минуту собирается убить обоих Байронов – Ричарда и Дэвида, если мы не остановим его!
Я видела лицо Вери в тусклом свете. Он улыбался успокаивающе, но брови его сдвинулись в замешательстве.
– Mais, ma belle…[34]
Итак, ничто из этого кошмара меня не минует. Испытание неверием будет частью его, и я, запутавшаяся в этом ужасе, должна буду постараться найти концы в безумной логике дела, чтобы этот человек мог поверить и помочь мне. Я сжала дрожащие руки, и попыталась выстроить факты по порядку. Помню, единственной отчетливой мыслью в голове было желание, чтобы Пауль Вери перестал называть меня «ma belle».
– Слушайте, месье, – сказала я осторожно, – я расскажу вам голую правду, как я ее знаю. Времени вернуться к началу нет. Я могу говорить только о том, что происходит сейчас, сегодня вечером, и прошу вас поверить мне. Я не совсем уверена в причинах, побудивших этого Крамера нанять Лоран и Марсдена совершить для него убийство, но думаю, это связано со случившимся во время войны. Ричард и его друг были свидетелями… зверства, полагаю, так можно это назвать, в котором участвовал Крамер.
– Это не имеет значения. – Он заговорил вдруг с резким нетерпением. – Я сказал, что верю вам. Все эти разговоры о войне… на них нет времени. Скажите лучше, что вы думаете о планах этого человека, что вы собираетесь делать сейчас, вечером.
Облегчение было таким внезапным и сильным, что тьма расплылась вокруг меня, и я закрыла глаза и прижала к ним ладони. Я почувствовала, как машина замедляет ход, и, убрав руки, обнаружила, что мы пробираемся по довольно приличной дороге между оградами и домами. Гирлянды уличных фонарей покачивались в темноте, освещенный трамвай выехал из боковой улицы, и внезапно мы окунулись в сияние неоновых огней, кафе и нетерпеливые гудки автомобилей.
– Тулон, – сказал Пауль Вери. – Продолжайте. Расскажите о вашем плане.
– Хорошо, – сказала я. – Вот он, в общих чертах. Где-то по этой дороге есть деревенька Эгибель. Чуть дальше за ней, налево, группа сосен и напротив них, ответвляясь вправо от шоссе, – проезд, ведущий на вершину утеса. Там, если только мы не перехватим его по дороге, ждет фургон под присмотром человека по имени Андре. В этом фургоне Ричард и Дэвид Байроны, без сознания и, думаю, связанные. У Андре приказ дожидаться остальных, затем они собираются инсценировать несчастный случай. Крамер приедет на машине Рич… Байрона, и с ним Лоран. Но Марсден выехал раньше них. И на скорости, с какой мы едем, у него едва ли есть шанс догнать нас, но отстает он ненамного. – Я глубоко вздохнула. – Он спешит, конечно, так как Андре один занят этой работой, и к тому же довольно глуп.
Я замолчала. Паузу заполнил шум ветра. Город остался позади, и снова мы бросили конус света в одинокую ночь. Я не смотрела на Пауля Вери: знала, что изложила свою историю отвратительно, но усталость, замешательство и душевные страдания извиняли меня. Я закусила губу и ждала.
Его реакция была неожиданной. Я услышала протяжный свист удивления, затем он сдавленно выругался и рассмеялся. Но, когда я открыла рот, чтобы заговорить, он снял одну руку с рулевого колеса и мягко уронил ее на мою.
– Простите меня, я не хотел смеяться… но убийца, похоже, вам полностью доверяет. Откуда вы все это узнали?
Я убрала руку из-под его руки и начала искать в сумочке сигареты. По крайней мере он не встревожился, отметила я и сказала:
– Какое это сейчас имеет значение? Вы сказали, нам надо подумать, что делать.
– Действительно.
Он сунул руку в карман, вытащил плоский серебряный портсигар и, не глядя, протянул его мне. Казалось, он погрузился в собственные мысли и забыл обо мне, забыл обо всем, кроме стоящей перед ним задачи. Когда он заговорил, его голос звучал отвлеченно, и он впервые воспользовался родным языком:
– Почему вы… не зажжете ли и мне одну, ma belle?.. Почему вы не обратились в полицию?
Я ответила тоже по-французски:
– У меня не было времени.
Я вытащила сигарету из портсигара и низко наклонилась, пряча лицо от сквозняка за ветровым стеклом, пока щелкала зажигалкой.
– А собака? Где вы нашли собаку?
Огонек потух, и мне пришлось щелкнуть зажигалкой еще два или три раза, чтобы он снова загорелся. Я сгорбилась низко в машине, создавая маленькую защищенную от ветра пещерку, и попыталась закурить снова. Я не ответила, но едва ли он заметил, все еще поглощенный своими мыслями, говорящий сам с собой отсутствующим тоном.
– И этот Марсден; почему вы так уверены, что Марсден – муж Лоран?
Зажигалка сработала, и огонек загорелся. Я раскурила сигарету, протянула ее ему из моей пещерки и полезла в открытый на коленях портсигар за другой.
– Какое это имеет значение? – повторила я. – Нет ли у вас случайно пистолета?
– Случайно, есть, – сказал Пауль Вери, и по его голосу чувствовалось, что он снова улыбается. – Но скажите, как вы попали в Марсель? И чем связаны с этим Байроном?
Я поднесла зажигалку к сигарете, затянулась. И застыла, скорчившись под приборной доской автомобиля, пока пламя зажигалки, освещающее мою крохотную пещерку, поблескивало на открытой крышке портсигара Пауля Вери.
Там была надпись, красиво выгравированная на серебре. Только имя и дата.
Надпись гласила:
Жану-Паулю.
Навсегда.
Л.
17.8.42
Огонек потух. Его голос произнес надо мной в темноте слегка насмешливо:
– Не беспокойтесь ни о чем больше, ma belle. Все будет в порядке, я прослежу за этим. И вы ведь доверяете мне, правда?
Эта фраза, мягко произнесенная по-французски в темноте. Голос Роше-де-Дом; голос, услышанный менее часа назад в офисе Крамера… И, как эхо позади него, слишком поздно шепчущий голос-призрак Луизы: «Пауль Вери… что-то делает с антиками…»
– Вы ведь доверяете мне, правда? – повторил Жан, улыбаясь в темноте надо мной.
ГЛАВА 24
Оседлавший тигра не может слезть.
Китайская пословица
Было холодно. Ночной средиземноморский ветер, пахнущий соснами и морем, гладил мои щеки теплыми ладонями, но я дрожала и куталась плотнее в жакет, борясь с подступающей истерикой.
Что я за дура! Слышала ведь, что муж Лоран – я все еще называла его Паулем Вери – пошел за машиной. За время, понадобившееся мне, чтобы выбраться из двора Крамера и добежать до гаража, он успел только вывести машину и подъехать к заправочной колонке. Вопреки его связи с отелем «Тисте-Ведан», вопреки (признала я это беспощадно) его очевидному соответствию роли мужа Лоран, я не догадалась об этом. Я с благодарностью бросилась к нему как дура, отдав в руки врага наш последний жалкий шанс. В руки убийцы.
Огни Иера выплыли перед нами, скользнули вбок и были поглощены тьмой. Я вжалась глубже в сиденье и украдкой бросила взгляд на Пауля Вери. Теперь, когда я знала… О да, теперь, зная все, было просто разглядеть огонек веселья под наглыми веками, высокомерный наклон подбородка, всю опасную самоуверенность этого человека. И снова я отчетливо почувствовала в нем возбуждение, замеченное ранее. Каким-то образом оно проявлялось, запрятанное и кипящее под спокойной красивой наружностью: его выдавал слабый блеск пота на щеках, ноздри, трепещущие в учащенном дыхании, руки, слишком крепко сжимающие руль. Руки убийцы.
Неясная дорога неслась навстречу нам. Деревья, кучка домов, промелькнувшая как призрак. Впереди блеснули два глаза: они уставились на нас, затем скользнули вбок как светлячки, когда кролик повернулся бежать. Пауль Вери хохотнул и нарочно нажал на газ. Я услышала визг кролика, когда мы ударили его, позади меня взвыл Роммель. Пауль Вери хохотнул еще раз. – Испугались?
Тот же вопрос снова; должно быть, он услышал, как я издала звук. На этот раз я могла честно дать ответ, которого он ждал.
– Да. Стоит ли нам ехать так быстро?
Он улыбнулся дрожи в моем голосе, но, к моему удивлению, сбавил сумасшедшую скорость.
– Зачем вы это сделали? – спросила я.
– Что сделал?
– Убили несчастного кролика.
Он рассмеялся снова, легким чарующим смехом:
– Вам не по душе убийства?
– Конечно, нет.
Я надеялась, что в моем голосе не прозвучало ничего, кроме простого неодобрения, ничего от холодного подкрадывающегося ужаса, сотрясающего меня. Машина еще сбавила скорость. Спидометр показывал скромные пятьдесят миль, когда Пауль Вери снял руку с руля и положил ее на мою. Прикосновение, теплое, живое и целиком притворное, обдало новой волной шока мое тело, словно этот человек излучал возбуждение.
– А вам? – спросила я, зная ответ.
– Если что-то становится на моем пути, ma belle, оно напрашивается быть убитым, не правда ли? – Теплая и сильная рука сжала мою. Скорость упала еще, он повернул голову и улыбнулся мне сверху вниз. – Не боитесь больше?
Я сказала «нет» достаточно невозмутимо, но затянулась сигаретой так, словно это могло помочь. Мои губы дрожали. Ведь я теперь знала, что меня ждет. Меня должны убить вместе с Ричардом и Дэвидом, это было ясно. Подобно кролику я встала на пути. Я знала также, что Пауль Вери настоящий убийца, наслаждающийся самим процессом убийства. Эта бешеная езда в ночи навстречу ужасной цели разрушила в нем какую-то преграду возбуждению. И мое присутствие было последним щекочущим нервы штрихом. Темнота, скорость, опасность, убийство… и девушка. Ничего не было упущено в бессонной ночи Пауля Вери.
«Мерседес» сбавлял скорость до тридцати миль, двадцати пяти, двадцати… Мы ползли вниз по склону в черном туннеле деревьев. Пауль Вери отбросил сигарету; его рука обняла мои плечи, и его красивое лицо склонилось к моему. Я откинулась назад, на его руку, но она была как стальная балка. В ответ на мое непроизвольное сопротивление рука грубо напряглась, и что-то загорелось в устремленных на меня глазах.
Думаю, настоящий ужас милосердно парализует. Я закрыла глаза, когда он притянул меня к себе, и стала смутно размышлять, убьет он меня здесь или сбросит с утеса вместе с Ричардом. И даже поймала себя на желании, чтобы он следил за дорогой, когда ведет машину.
Его учащенное дыхание грело мне щеку. Он сказал с волнением, окрасившим его глубокий ласковый голос: «Ma belle…» Я почувствовала, как его губы ищут мои, и отклонила голову. Он снова сказал с ноткой удивленного укора: «Ma belle…»
И пока я истерически удивлялась, с какой стати от жертвы ожидают готовности целоваться с убийцей, паутину ужаса на секунду сдуло в сторону, и мне пришло в голову: он ведь понятия не имеет, что я знаю, кто он такой. В его обиженном упреке не было и тени насмешки – страсть не оставила для нее места. Он просто был таким роковым красавцем, что женщины никогда не отказывали ему в поцелуе.
Знание было моим единственным оружием, довольно жалким, презренным, если хотите, но другого не имелось. Я не колебалась ни секунды. Открыв глаза, я улыбнулась как Далила и прошептала:
– Умоляю, следите за дорогой…
И услышала мягкий торжествующий смешок, когда он отвернулся взглянуть на дорогу. Я расслабилась, прижавшись к его плечу, и его рука крепче обняла меня, пока «мерседес» тормозил на обочине.
Я выбросила сигарету свободной рукой.
– О, проклятие!
Машина остановилась.
– Что случилось, cherie[35]?
– Моя сумочка, – сказала я сердито. – Она выпала, когда я выбрасывала сигарету. – Я выпрямилась и сделала вид, что отстраняюсь от него.
Он резким движением потянул ручной тормоз и повернулся помешать мне, обняв обеими руками и притянув к себе.
– Какое это имеет значение?
Голос был бархатный, неотразимо ласкающий, настойчивый. Он забыл выключить мотор.
Я откинулась назад, надув губы как хористка.
– Глупый! Конечно имеет значение! Принеси ее мне, будь добр.
– Позже, – сказал он погрубевшим голосом.
Его губы коснулись моих, я глубоко вздохнула и обвила руками его шею. Хотела бы я знать, скоро ли появится Крамер в «бентли»…
Казалось, прошла вечность, страшная медленно ползущая вечность, прежде чем он ослабил объятия и спросил:
– Дрожишь, ma belle?
Я ухитрилась выдавить задыхающийся смешок, ставший наполовину подлинным, когда я заметила удовлетворенное тщеславие на его лице. Ему и в олову не пришло усомниться в моей капитуляции.
– Пауль!
– Cherie?
– Я тебе нравлюсь?
– Глупый вопрос, ma belle!
– Даже в таком виде, как сейчас?
Он самодовольно рассмеялся:
– В любом виде, мадам. Скажи мне: кто тебе Ричард Байрон?
Он, должно быть, почувствовал, как я подпрыгнула в его руках, но отнес это на счет пугающего воспоминания.
– О! – воскликнула я. – Как ужасно с моей стороны! Я совсем забыла! – Я попыталась оттолкнуть его. – Месье Вери, не лучше ли нам продолжить путь? Не представляю, о чем я только думала!
– Так уж и не представляете? – Он снова рассмеялся, и я с трудом удержалась, чтобы не ударить его по красивому самодовольному лицу. – Ответьте мне, ma belle. Этот Ричард Байрон…
– Не знаю я Ричарда Байрона, – сказала я быстро. – Маленький Дэвид, я о нем беспокоюсь… Давайте поедем, месье Вери!
– Вы звали меня Паулем минуту назад.
– Пауль. Если мы опоздаем…
– Времени сколько угодно.
Он снова притянул меня к себе, и я подчинилась вопреки желанию. Я знала, что он не собирается пока продолжать путь, и боялась настаивать и вызвать подозрения. Расслабившись, я прижалась к нему еще на одну мучительную долгую минуту, напрягая в то же время слух – не раздастся ли звук машины Крамера. Тьма сомкнулась вокруг нас. Молчание плотное и тяжелое лежало под деревьями. Лишь едва уловимая дрожь «мерседеса» выдавала, что мотор еще работает. Пауля Вери это не беспокоило, или он был слишком занят, чтобы заметить. Я задумалась, когда происходящее выйдет из-под моего контроля, и решила, что времени у меня немного. Задушат меня, как Тони или…
Я еще раз глубоко вздохнула и отодвинулась.
– Нам пора ехать, – сказала я хрипло. – Маленький мальчик, Пауль, cheri… мы не должны забывать о нем. Никогда не прощу себе, если с ним что-нибудь случится…– Я замолчала и коснулась рукой его щеки. – Давайте поедем, Пауль.
Он быстро дышал и был напряжен, как натянутая проволока. Взгляд у него был странный, в глазах пылало ужасное холодное пламя. Вдруг до меня дошло – этот пустой взгляд был взглядов убийцы. Его руки слепо шевельнулись. В любой момент теперь я могла потерять контроль над ситуацией.
Я мягко отвела его руки.
– Пожалуйста! – попросила я. – Найдите мою сумочку и поедем.
Он не шевельнулся и сидел, не сводя с меня взгляда. Я улыбнулась ему.
– Хорошо, красавец, – сказала я. – Мы не поедем. Но все равно, найдите ее. Я чувствую себя страшилищем и хочу мое зеркальце.
Я быстро наклонилась и поцеловала его, как задаток добрых намерений, затем перегнулась через него и открыла дверцу. Он помедлил, затем слегка пожал плечами и вышел из машины. Ублажай жертву, она пойдет спокойно…