И тут ночь разорвал невероятный рев другого мотора. «Мерседес»!
   Не помню, чтобы я двигалась, но, должно быть, бежала к дороге как сумасшедшая. Я знала только, что Пауль Вери пришел в себя, каким-то образом забрался в «мерседес» и хотел предупредить сообщников.
   Я увидела, как «бентли» свернул на проселочную дорогу на утесе и услышала визг тормозов. «Мерседес», ревущий словно бомбардировщик, прыгнул вперед, накренился на простреленное переднее колесо и развернулся боком поперек дороги.
   У «бентли» не было ни одного шанса.
   Раздался пронзительный крик, и машины встретились с тошнотворным грохотом рвущегося металла и визжащих тормозов. Какой-то отвратительный каприз судьбы включил во время удара фары «бентли», так что на одно бесконечное мгновение, когда две машины, сомкнувшись, встали на дыбы металлической башней, его фары словно выстрелили в небо огромными струями света. Машины висели, черные на фоне черного неба, сцепившись на самом краю ужасного утеса, потом луч света описал большую сияющую дугу, и оба автомобиля рухнули вниз, в море.
   После жуткого удара на секунду воцарилось молчание, разорванное затем звуками эха, пока потревоженное море набегало и разбивалось об утес внизу. Волны снова и снова бились о скалу, пока, наконец, истратив энергию, не успокоились и не вернулись к прежнему шепоту.
   Последние тучи разошлись, разорванные ветром, и лунный свет, бесконечно чистый и нежный, упал на движущуюся воду.

ГЛАВА 27

   О мой нежнейший демон!
   Кто женщину поймет?
Шекспир

   Дэвид все еще спал. Я пошла искать его, оставив обоих мужчин смотрящими вниз с утеса. Они перегнали фургон через шоссе на проселочную дорогу, развернули его носом к морю и включили фары. Марсден сказал, что не было и одного шанса из миллиона хоть кому-то из троих остаться в живых, но мы не могли уехать, не убедившись в этом. С содроганием я оставила их и отправилась назад через деревья к Дэвиду. Забравшись на вершину каменной насыпи, я обнаружила, что прекрасно вижу дорогу при лунном свете. Подо мной среди четких мохнатых теней лежала лощина. Под выступом скалы среди листвы шевельнулось что-то темное. Я торопливо сползла вниз и была встречена бесформенной тенью, повизгивающей и извивающейся с приглушенным восторгом.
   – Роммель! – Опустившись на колени в пыль, я обняла его. – О, Роммель! Ведь я чуть не убила тебя, бедняжка!
   Роммель одарил меня щедрым, хотя и мокрым прощением и побежал, повизгивая от возбуждения, к скале. Я последовала за ним.
   Дэвид лежал, свернувшись клубком, накрытый пиджаком. Он выглядел очень юным и трогательным. Его темные ресницы были так похожи на отцовские, что меня охватило какое-то особое чувство, не испытанное ранее. Я снова встала на колени возле него и коснулась его рук. Они были холодные. Я дотронулась до его щеки и ужаснулась, почувствовав влагу под пальцами, но немедленно Роммель, лихорадочно облизывая другую щеку, указал разгадку. Я оттолкнула пса.
   – Было очень умно с твоей стороны найти Дэвида, – сказала я ему, – но подожди минутку, ладно?
   Я прижала Дэвида к себе и стала растирать его холодны руки. Роммель, прижавшись дрожащим телом, с энтузиазмом наблюдал.
   И вскоре темные ресницы дрогнули и поднялись. Он беспомощно уставился на меня, и его руки шевельнулись в моих.
   – Привет, Дэвид, – сказала я.
   Его расширившиеся глаза моргнули.
   – Миссис… Селборн?
   – Да. Как ты себя чувствуешь?
   – Довольно мерзко. – Он осторожно повернул голову и удивленно посмотрел на залитую лунным светом насыпь с огромными соснами, вздымающимися за ней. – Где я?
   – К востоку от Марселя. Но не волнуйся. Теперь все в порядке.
   Он перевел взгляд на меня. Выражения в них я не могла понять. Он слегка отодвинулся от меня.
   – Я припоминаю теперь… Марсель. Как я сюда попал? Тогда я поняла.
   Я взяла его за руку.
   – Дэвид, я говорю тебе, что все в порядке. Я не одна из них; ты можешь мне верить. Я последовала за тобой сюда… мы с Роммелем…
   – Роммель?
   Он повернулся и первый раз заметил пса, который, прижавшись животом к земле, дрожал от восторга каждой шерстинкой, ожидая, когда на него обратят внимание.
   – Он нашел тебя сам, – сказала я. – Шел по следу.
   – О Роммель! – сказал мальчик, заливаясь слезами, и зарылся головой в собачью шерсть, обняв своего друга за шею.
   Я оставила его выплакать испуг, и одиночество, и недоверие, пока Роммель оказывал поддержку и утешал. Но вскоре рыдания сменились икотой, и голос сказал стойко из-за головы пса:
   – Меня зверски тошнит.
   – Неудивительно, – заметила я. – Тебе это пойдет на пользу. Не обращай на меня внимания.
   Спустя короткое время после неприятного антракта он вернулся назад и сел возле меня. Я набросила на него пиджак и прижала к себе. Хотела бы я знать, с чего начать рассказывать ему о Ричарде.
   – Глотни-ка вот это.
   – Что это?
   Это была фляжка Ричарда.
   – Бренди.
   – О! – Он явно был доволен. – Настоящее бренди? А-а… ужасно!
   – Знаю, но оно прекрасно, когда доберется немного глубже. Выпей еще немного.
   – Нет, спасибо. Я чувствую себя хорошо, только очень есть хочется.
   – Великие небеса!
   – Что мы здесь делаем? – спросил он. – Что случилось? Я хочу знать.
   – Все по порядку. Мы ждем здесь… транспорт уехал обратно в Марсель.
   Он заговорил быстро, с тревогой:
   – В Марсель? В тот магазин? Я не хочу!
   – Не в тот магазин, – сказала я успокаивающе. – С этим покончено, С хозяином магазина разобрались. Ты можешь мне рассказать, что там случилось, или тебе неприятно об этом вспоминать?
   – Я едва помню. Я принес браслет, он посмотрел на него, затем спросил, где я его взял. Он так странно на меня смотрел, что я подумал, уж не догадался ли он, что браслет краденый, и потому насочинял всякой лжи. Он мне вроде бы поверил и пригласил зайти в офис. Он подошел к комоду, я думал, за деньгами. Но когда он повернулся, в руках у него было полотенце или что-то вроде. Я… я не помню, что случилось потом.
   – Хлороформ, думаю.
   Запах все еще чувствовался, едва уловимый, сладкий и ужасный. Наверное, Крамер сразу узнал Дэвида. Возможно, Лоран позвонила ему, как только заметила отсутствие мальчика, и рассказала о браслете. Мои руки крепче сжались вокруг Дэвида.
   – Господи, что заставило тебя выбрать именно этот магазин из всех магазинов Франции?
   – У меня не было денег, – сказал Дэвид, – и я смог найти только этот проклятый браслет. Я думал, Марсель – единственное место в окрестностях, где можно продать подобную вещь и тебе не будут задавать вопросов. Поэтому я отправился туда на попутных машинах. Это заняло вечность. Я носил браслет в два или три магазина, но его не хотели покупать. В конце концов один парень посоветовал мне заглянуть в тот магазин. Он сказал, что хозяин специалист по серебру и, возможно, возьмет вещь.
   Он слегка вздрогнул и уткнулся головой мне в плечо.
   – Что же ты собирался делать, получив деньги?
   – Поесть.
   Ответ был быстрым и эмоциональным.
   Я взглянула на него.
   – Бедняжка! Ты хочешь сказать, что ничего не ел весь день?
   – У меня был только ленч с водителями грузовиков, и все.
   – Боже мой! У меня в сумке был шоколад, но я потеряла ее. Могу утешить тебя только тем, что если бы тебя усыпили хлороформом с полным желудком, то тошнило бы гораздо сильнее. Ничего, скоро перекусишь. – Я подняла голаву, прислушиваясь, но ни один звук, кроме вздохов сосен, не доносился. – А что ты собирался делать после еды, Дэвид?
   – Я хотел вернуться в Ним и поискать папу.
   Я вздрогнула.
   – Поискать твоего отца?
   Он стыдливо взглянул на меня.
   – Да. Когда вы уехали из отеля, я решил отправиться за ним.
   – Не понимаю.
   – В тот день в Ниме – помните? – когда мы убежали от моего отца и я сказал, что боюсь его… Это была неправда. Я начала пересматривать свои идеи заново.
   – На самом деле ты никогда не считал его сумасшедшим? Ты никогда не боялся его?
   Дэвид ответил презрительно:
   – Конечно, нет. Бояться его? Никогда, пока жив, не буду его бояться!
   Я сказала беспомощно:
   – Тогда, ради Бога, объясни! Я не могу разобраться. Ты говорил, что не хочешь встречаться с ним; сказал, что это вопрос жизни и смерти; выглядел перепуганным. И что все это значило?
   – Я боялся, – ответил он серьезно, – ужасно боялся, но за него, а не его. Я попробую рассказать… Можно мне начать с начала?
   – Конечно.
   Он начал рассказывать чистым тихим голосом, лишенным каких-либо эмоций. Странно было слушать ту же самую страшную историю ночного убийства и предательства из уст ребенка. Она отличалась от изложения Ричарда только точкой зрения.
   –…И когда я услышал, что его освободили, то понял, что он поедет в Дипинг. Но он не приехал. Я ждал и ждал, а потом из полиции позвонили миссис Хатчинз – нашей экономке – и сообщили, что папа попал в автомобильную аварию и сильно ранен. Они сказали, что его отправили в больницу. Конечно, я хотел поехать навестить его, но мне сказали, он без сознания и надо подождать с визитом. Потом, довольно поздно, приехала она.
   Его голос не изменился, но меня вдруг потрясла холодная ненависть, прозвучавшая в нем. Когда Дэвид продолжил, я начала понимать, что его история ужаснее, чем у Ричарда.
   – Она вошла ко мне в комнату. Я не спал, конечно. Она сказала, что была в госпитале, а затем очень, очень осторожно сообщила, что папа умер. Что вы на это скажете?
   – Ничего. Продолжай. Она сообщила тебе, что твой отец мертв?
   – Да. И добавила, что ехать в госпиталь бесполезно, я не смогу его увидеть – он слишком сильно обгорел. Конечно, – сказал Дэвид, уткнувшись лицом куда-то возле правого уха Роммеля, – я тогда еще довольно плохо соображал. Мне не хотелось уезжать с ней, но я не мог и оставаться в Дипинге, и, в любом случае, что я мог сделать? Папа умер, она – моя мачеха, и я верил, что должен подчиняться ей. Немногое можно сделать, если ты только мальчик. Тогда я еще не привык обдумывать происходящее сам. Теперь научился.
   – Знаю, – сказала я горько. Дэвид продолжил:
   – Она наняла квартиру возле Буа, и мы там поселились. Относилась она ко мне довольно хорошо, но я был так несчастен, что ни на что не обращал внимания. Я просто слонялся по окрестностям. Однажды я нашел в Буа Роммеля с привязанной к хвосту консервной банкой. После этого стало лучше.
   Я спросила мрачно:
   – Что же случилось потом?
   – Примерно три недели назад она сообщила, что папа жив.
   – Господи, как ей удалось объяснить ложь о его смерти?
   – Она сказала, что сделала это ради меня. – Серые глаза встретились на секунду с моими, их взгляд ничего не выражал. – Она добавила, что, по словам врачей и полиции, папа пытался совершить самоубийство.
   – Дэвид!
   – Да. Она подозревала, что он совершил это ужасное убийство и оно терзало его. О, – сказал Дэвид с широким жестом, – она щадила меня как могла. Она сказала, что последнее время он вел себя все чуднее и чуднее и что он, наверное, убил дядю Тони и ударил меня – в момент затмения, провала памяти. Она предписала это… есть такое слово?
   – Приписала.
   – Она приписала это его ужасным испытаниям на войне. Почему вы смеетесь?
   – В этом есть своя ирония, – ответила я, – но это не имеет значения.
   – Ну, – продолжил Дэвид, – такова была ее история. Он был болен, опасен, потому она удалила меня из беспокойной зоны.
   – Ты ей поверил?
   – Нет. Я знал, что он не сумасшедший, что он не убивал дядю Тони и что ударил меня точно не он. Я был уверен, что он не собирался разбивать машину и совершать самоубийство, потому что, выйдя из здания суда, он позвонил мне из Лондона и сказал, что едет прямо в Дипинг.
   – Ты ей это сообщил?
   – Нет. Не могу объяснить, миссис Селборн, но я начал все сильнее чувствовать, что мне следует держать свои мысли при себе. Было что-то такое… ну, что-то странное и неправильное во всем этом деле. То, что она говорила, как иногда на меня смотрела… и то, что она увезла меня с собой, хотя я точно знал, что она меня не любит… О! Многое казалось странным. И теперь все эти разговоры о папе: я уверен, она тоже не думала, что он сошел с ума. И, конечно, ничто не могло извинить ее ложь о его смерти. – Он замолчал.
   – Почему же ты не написал отцу?
   – Я в первую очередь об этом подумал. Но тут была загвоздка, миссис Селборн. В квартире внизу жили два парня – она сказала, ее кузены, – и они все время проводили с нами. У меня не было ни одной минуты для себя. Я не мог написать письмо без их ведома, и они прочли бы его. Более того, она хотела, чтобы я написал отцу, и это заставило меня задуматься.
   – Она хотела, чтобы ты попросил его приехать и встретиться с тобой?
   – Точно. – Его голос был приятным эхом голоса Ричарда. – Она сказала, что не может позволить мне вернуться в Англию, пока не увидит, в каком он состоянии, и предложила написать и пригласить его во Францию. Но она прочла бы письмо; мне не удалось бы рассказать ему о положении дел и спросить, что на самом деле с ним случилось. Она снова и снова возвращалась к письму с приглашением от меня, и это было так странно, что я заподозрил неладное и отказался. Я притворился, что поверил ее рассказу о его сумасшествии и боюсь встречаться с ним. – Он издал сухой смешок. – Черт! Она была в ярости, попав в собственную ловушку. Так можно сказать?
   – Скорее, подорвавшись на собственной мине. Оставим это. Я поняла. Ты знаешь, в конце концов она написала ему сама.
   Он бросил на меня еще один взгляд:
   – Да, я знаю. Я позвонил ему однажды вечером.
   – Ты звонил? Но…
   – Его не было дома. Я… я был очень разочарован. Мне удалось вечером пробраться вниз и позвонить из квартиры кузенов, пока они были с ней. Ответила миссис Хатчинз. Она сказала, что этим утром папа получил письмо с парижским штемпелем и немедленно уехал. Я спросил, как он, и она сказала, что с ним все в порядке, но он ужасно волнуется, и вообще он только что из больницы… Кузены застукали меня по пути наверх от телефона. Я придумал какую-то ложь, но они не поверили, и после этого случая мне уже не удавалось улизнуть одному. На следующее утро мы все отправились в Лион, а потом сюда, на юг. Я ломал над этим голову, пока не решил, что они хотят заманить папу сюда вместо Парижа. И мог только предполагать, что это все, как-то связано с убийством и они замышляют недоброе.
   – Ловушка, – сказала я, – с тобой в качестве приманки.
   – Точно, – согласился он. – Поэтому я не собирался связываться с папой, чтобы не завлечь его сюда. Сначала я хотел убедиться, что это бесполезно. Как ни странно, в Монтелимаре кузены нас покинули, а когда мы приехали в Авиньон, она разрешила мне гулять одному…
   – Нет, ты был не один, – сказала я, вспоминая Пауля Вери. – На пост заступил другой. Тебя все время сопровождали.
   – В самом деле? Значит, я был прав, бежав из Нима?
   – Скорее всего.
   Он медленно заговорил, неосознанно, как эхо, отражая недоумение своего отца:
   – Это ужасно, не знать, что делать… не знать, враги вокруг тебя или просто обычные люди. Словно все,—он содрогнулся, – перевернулось с ног на голову. Он снова вздрогнул.
   – Теперь все кончилось, – заявила я твердо. – Если тебе холодно, залезай под мой жакет снова.
   – Да нет, не холодно. Я только хочу знать, что произошло и откуда вы все это узнали. Послушайте, мы действительно должны здесь оставаться, миссис Селборн? Этот транспорт, о котором вы говорили…
   – Он уже здесь, – прервала я его, вставая.
   Я расслышала шаги человека, карабкающегося на насыпь с той стороны. Дэвид вскочил, слегка испуганный, а Роммель ощетинился.
   – Кто?..
   Ричард спустился вниз по склону и стоял, залитый лунным светом, глядя на сына. Поколебавшись секунду, он протянул руку.
   Промчавшись мимо меня, Дэвид устремился вперед, как стрела в мишень. Руки отца сомкнулись вокруг него, и темные головы соприкоснулись.
   Я быстро прошла мимо них, и Марсден протянул сверху руку, помогая мне взобраться на насыпь.
   Я взглянула на него вопросительно.
   Он покачал головой.
   – Никаких признаков, – сказал он тихо.
   Мы пошли через деревья по направлению к дороге, где фургон стоял в ожидании, развернутый носом к Марселю.

ГЛАВА 28

   Две любви у меня…
Шекспир

   Я проснулась в комнате, залитой ярким солнечным светом и наполненной в высшей степени восхитительным запахом кофе. Выплывая из волн глубокого и безмятежного сна, я рассматривала, моргая, смутно знакомые белые стены и красный кафельный пол. Солнце прорывалось желтыми полосами через закрытую ставню, другая была распахнута настежь, впуская золотой водопад. Крики и шумы города доносились музыкально, словно смягченные светом.
   Дверь отворилась, впуская приятный запах кофе, разбудивший меня. Я подняла голову и села в постели, полностью проснувшись.
   – Луиза!
   Как всегда безукоризненно одетая, она стояла в дверях, глядя на меня поверх нагруженного подноса.
   – Ты уже проснулась? Или я тебя потревожила? Я подумала, самое время…
   – О Луиза! Как приятно снова тебя увидеть! Как ты сюда попала? И сколько сейчас времени?
   Она поставила поднос мне на колени и пошла открыть вторую ставню.
   – Полдень, дитя мое.
   – Боже мой, в самом деле? – Я налила кофе. – Когда ты сюда приехала?
   – Полтора часа назад. Первым поездом. – Она добавила рассудительно: – Ты сказала, что попала в переделку, и я знала, что у тебя нет с собой одежды.
   – Моя дорогая, – воскликнула я благодарно, – ты хочешь сказать, что привезла мои вещи! Я всегда знала, ты самая восхитительная женщина в мире.
   Она рассмеялась:
   – Никто не может смело встретить кризис, пока не оденется подходяще. Как ты себя чувствуешь?
   – Прекрасно… полагаю. – Я осторожно потянулась и почувствовала облегчение. – Немного одеревенела, да синяки тут и там, а в целом, – я улыбнулась ей, – на верху блаженства.
   – М-м-м…– Пристально разглядывая меня, Луиза подтянула к кровати неустойчивый на вид плетеный стул. – Да-а. Похоже, твоя ужасная деревня оказалась в конце концов весьма волнующим местечком. Что с тобой произошло?
   Я хихикнула с куском рогалика во рту, чувствуя волшебный подъем в крови: кошмары кончились, и яркое утреннее солнце поднялось над совсем другим миром, где последний клочок страха и неуверенности должен сморщиться и исчезнуть в изобилии света. Я сказала:
   – Я была… обновлена.
   – Похоже. Полагаю, ты встретила самого Оранжевого Волка?
   – Собственной персоной, – подтвердила я счастливо.
   – Я так и подумала. – Голос ее прозвучал мягко. – Он звонил полчаса назад. Если ты здорова и бодра, мы встречаемся с ним на ленче в отеле «Де-ла-Гар». На террасе, в час пятнадцать. А теперь, – сказала Луиза, устраиваясь поудобнее на плетеном стуле и безмятежно на меня глядя, – я умираю от любопытства и хочу, чтобы ты рассказала мне все случившееся до последней мелочи, включая то, почему этот Ричард Байрон, который оказался отцом Дэвида Бристола и которого я считала убийцей, должен звонить тебе в Марселе и приглашать на ленч, и почему он счел нужным сообщить мне, что ни он, ни мистер Марсден еще не в тюрьме, и что Роммель укусил Андре за зад, и что я должна дать тебе поспать допоздна, затем принести тебе кофе и проследить, чтобы ты взяла такси до ресторана, как если бы, – закончила Луиза на обвиняющей ноте, – он был знаком с тобой всю жизнь вместо – какого времени?
   Я ответила с удивлением:
   – Трех дней… с перерывами.
   – И перерывы длились дольше, чем встречи, полагаю, – заметила Луиза. – Властный джентльмен, должна сказать.
   – Да, немного. – Я сосредоточенно помешивала кофе.
   – И тебе это нравится, – обвинила она меня.
   – Я… ну, я привыкла, ты знаешь. Джонни…
   – Знаю. Неудивительно, что ты продолжаешь выходить замуж, а я нет, – сказала Луиза без обиды. Я покраснела и рассмеялась:
   – Он еще не делал мне предложение.
   Она лишь приподняла красивую тонкую бровь и протянула мне сигарету.
   – Ну, начинай, дорогая. Расскажи мне все.
   – Это длинная история…
   – У нас целый час перед встречей с Волком. Вперед! Начни с начала, продолжи до конца, а затем остановись.
   –…и совершенно фантастическая.
   – Я вся внимание, – сказала Луиза удовлетворенно, откидываясь на спинку стула.
   Итак, я рассказала ей все, лежа на подушках в маленькой комнате отеля «Бель-Оберж». Мирный солнечный свет наклонно падал на покрывало, дым от наших сигарет завивался спиралями между нами. Я рассказывала все по порядку, как оно происходило, и, как Пауль Вери, она слушала меня молча, только смотрела потрясенно и недоверчиво.
   – Да-а-а, – протянула она наконец с удивлением. – Что за необыкновенная история! Конечно, я не верю ни одному слову в ней, однако…
   – Ты бы лучше спросила у других, – посоветовала я ей. – Мистер Марсден сказал…
   Луиза выпрямилась.
   – Да! Этого я не могу понять. Что за фигура Джон Марсден на этой картине?
   Настала моя очередь поднять бровь.
   – Джон?
   – После твоего отъезда в Лебо, – сказала она спокойно, – мы познакомились.
   – Будь я проклята, – вырвалось у меня. – Если бы я это знала, то сразу перестала бы его подозревать.
   – На том основании, что все мои друзья оказываются бойскаутами или викариями в отпуске, – согласилась Луиза. – Меня действительно потрясло, что он оказался Великим Детективом. Марсден из отдела уголовного розыска. Ну-ну. И он очень приятный человек, хотя и читает поэзию. Продолжай. Рассказал он тебе, как попал в это ужасное место на утесе?
   – Да. По его словам, все было очень просто. Очевидно, он помогал первый раз, весной, расследовать убийство Тони Бакстера. Ричард, как оказалось, действительно встречался с ним пару раз, но не вспомнил имени, когда я описывала ему Марсдена. Ну, Марсден начал расследовать другой серьезный случай, но продолжал интересоваться убийством Бакстера, и отвечающий за расследование инспектор Брук не был удовлетворен тем, что дело закрыли. В конце концов он поверил, что преступление совершил не Ричард. Следовательно, убийца находился на свободе и мог действовать, а мотивы его были неизвестны. Так называемая автомобильная авария Ричарда потрясла Брука. Ричард был в безопасности в больнице, но Брук начал задумываться о роли Лоран в этом деле и беспокоиться о Дэвиде.
   – Молодец!
   – Марсден собирался в отпуск и предложил неофициально присмотреть за мальчиком. Его друзья из Сюрте[38] дали добро, и он приехал во Францию найти Дэвида.
   – Ну-ну, – сказала Луиза. – Так вот почему он исчез из «Тисте-Ведан» после бегства Дэвида.
   – Именно. Я заметила, что он крутится возле Дэвида, и приписала Марсдену дурные мотивы. Короче говоря, он ухитрился, преодолев немало трудностей, напасть на след Дэвида южнее Марселя. Бедный мальчик потратил почти целый день, добираясь туда, так как прятался при виде каждой легковой машины, а грузовики ходили медленно и редко. Но он добрался, с Марсденом, отстающим, но преследующим его, и, наконец, очутился в ужасном магазинчике Крамера.
   Я взглянула на часы.
   – Мне пора вставать… Бедного Дэвида усыпили хлороформом, и довольно глубоко, пока Марсден скрывался рядом снаружи, не зная, что произошло. Мне кажется, после этого Крамер позвонил по телефону в Авиньон и велел Лоран приехать ближайшим поездом. Пауль Вери, должно быть, выехал задолго до того.
   – Да, – сказала Луиза. – Он вывел машину вскоре после ленча под предлогом поисков Дэвида. Американская пара поступила так же, и те двое немцев тоже. Но Пауль Вери не вернулся на обед.
   – Не сомневаюсь, что он искал Дэвида, – сказала я, – и, возможно, проехал мимо, пока тот прятался в канаве. Он мог или позвонить Крамеру позже и узнать о поимке Дэвида, или поехать прямо в Марсель за инструкциями; в любом случае, по словам Марсдена, он приехал туда на добрый час раньше Лоран. Я видела его в офисе сама, когда она примчалась в такси. Марсден все еще бродил вокруг, ожидая возвращения Дэвида из магазина, когда Пауль Вери прибыл и завернул в гараж напротив, словно жил здесь всегда. Марсден узнал его и задумался, что же происходит. Поэтому, когда Пауль Вери вошел в магазин и направился прямо в офис, Марсден, как и я, пробрался задами во двор Крамера и стал подслушивать под окном. Должно быть, именно в это время, – сказала я задумчиво, – мы с Ричардом сидели и разговаривали в четырех улицах оттуда…
   – Солидная процессия проследовала в комнату Крамера, – заметила Луиза.
   – Да, действительно. – Я содрогнулась. – Марсден услышал под окном довольно много. Он разобрал, что в комнате было по крайней мере трое – Крамер, Жан-Поль и Андре, поэтому даже узнав, что случилось с Дэвидом, он не мог почти ничего сделать. Его знаний французского хватило только, чтобы понять, что они собираются перевезти Дэвида, но он не рискнул потерять след, отправившись в полицию. Он просто держался поблизости и ждал шанс перехватить мальчика.
   – Бедный Джон, – сказала Луиза.