– Я только хотел спросить у вас…
Я попыталась обдать его холодом как обычного уличного приставалу, и уйти прежде, чем он успеет задать какой-нибудь вопрос.
– Пожалуйста, разрешите мне пройти, – сказала я ледяным тоном, – Я предпочитаю гулять одна, как уже говорила вам раньше.
– Я хочу поговорить с вами.
– Боюсь, что я…
– Вы сказали, что знаете мальчика Дэвида Шелли.
Он хмуро смотрел на меня, и в его голосе прозвучало нетерпение, совсем мне не понравившееся. Против прямой атаки я чувствовала себя беззащитной, и помимо моей воли паника снова начала охватывать меня. Мне надо было время – подумать, что делать, что говорить.
– Где вы его видели?
– Почему это вас интересует? – мой вопрос прозвучал неуверенно, но какое-то время я могла проявлять слабость.
– Мы знакомы, – ответил он коротко. – И если он поблизости, то я хотел бы с ним встретиться. Он… он сын моего старого друга. Он будет мне рад.
«Как бы не так, – подумала я, – прячется в церкви, как напуганный кролик, бедный мальчик».
– Мне жаль, но мы с ним едва знакомы, – сказала я.
По длинной лестнице из садов внизу поднимались люди, и, увидев их, я почувствовала облегчение. Вряд ли он будет задерживать меня и устраивать сцену посреди толпы. Когда они поравняются с нами, я оторвусь от него, пойду со всеми, затеряюсь между туристами…
Я посмотрела прямо в гневные серые глаза Ричарда:
– Мы встретились с ним случайно во время осмотра достопримечательностей – так же, как я встретилась с вами. Не могу вам сказать, где он остановился.
– Когда это было?
– Два дня назад.
– Где?
Вопрос прозвучал тихо, но за ним чувствовалось непереносимое напряжение. Оно мне снова отчетливо напомнило Дэвида.
– В Тарасконе, – ответила я наугад.
В голове у меня явно что-то осталось от утренней встречи с автобусом. Люди были уже почти рядом, они остановились на площадке лестницы и, повернувшись, рассматривали вид…
– Где именно в Тарасконе? Он говорил, что остановился там?
– Нет. Я же сказала, что не знаю. Мы встретились на несколько минут, пока рассматривали…– Паника охватила меня. Что такое Тараскон? Что там осматривают? Я схватилась за очевидное. – Собор.
Он с шипением втянул воздух. В его сузившихся глазах отразилось намерение прибегнуть к насилию. И сейчас это не было игрой моего воображения. Если когда-нибудь человек хотел убить кого-то взглядом, то именно так смотрел на меня Ричард Байрон ясным днем среди ярких клумб Нима.
Затем маленькая группа туристов окружила нас, и я повернулась уйти с ними. Во всяком случае, пока я нахожусь среди людей, мне не грозит опасность выдать Дэвида этому человеку с тяжелым взглядом убийцы.
– О, привет, – сказал мягкий американский голос. – Не вас ли я видела раньше – внизу, на арене? Странное место, не правда ли? А где ваш мальчик?
Это была женщина, подобравшая мою сумку. Она обаятельно улыбалась, но мои губы окаменели. Я просто смотрела на нее.
– Мам, – вмешался унылый голос, – мам! Заправишь мне пленку, а?
Она снова улыбнулась мне и поспешила к сыну, возившемуся со своим фотоаппаратом за столиком кафе. Я двинулась за ней, но стальная рука сомкнулась на моем запястье и с силой сжала его.
– Минутку, – снова сказал Ричард Байрон.
Он рывком повернул меня лицом к себе. Я подчинилась, как восковая кукла, – я не могла больше сопротивляться. Его пальцы причиняли мне боль. Он притянул меня к себе. Туристы, болтающие и погруженные в свои дела, прошли мимо, не обращая на нас внимания. Он затащил меня за скульптурную группу.
– Отпустите меня!
– Итак, вы были сегодня на арене с мальчиком?
– Отпустите мою руку или я позову полицию!
Он неприятно засмеялся:
– Зовите.
Я закусила губу и стояла онемев. Полиция – вопросы – мои документы – моя машина – а мне надо было незаметно выбраться из Нима вместе с Дэвидом. Ричард Байрон снова рассмеялся и посмотрел на меня сверху вниз.
– Да, не похоже, что вы позовете полицию.
Его пальцы сжались сильнее, и я, должно быть, издала звук, потому что он с удовлетворением скривил губы, прежде чем ослабил хватку.
– Итак, где мальчик, который был с вами вместе?
У меня не было сил думать. Я глупо ответила:
– Она ошиблась. Он был не со мной. Я просто с ним разговаривала. И это был не Дэвид.
Он усмехнулся:
– Все еще лжете? Значит, вы просто разговаривали с ним, так? Как с Дэвидом Шелли в соборе в Тарасконе?
Я кивнула.
– Не удивитесь ли вы, узнав, – сказал отец Дэвида, – что Тараскон – маленькая грязная деревенька, обязанная славой замку на Роне? И что, хотя там должна быть церковь, я никогда не видел ни одной?
Я ничего не ответила. Могла бы и знать. Джонни всегда говорил, что я никчемная лгунья.
– А теперь, черт вас побери, – сказал Ричард Байрон, – ведите меня к Дэвиду.
И он взял меня за руку и потащил к ступеням.
Он молчал, пока мы спускались по длинному пролету пологой каменной лестницы к нижним садам, и я была благодарна передышке, давшей мне возможность подумать. Почему он действовал именно так, я не могла себе представить, и пока не собиралась тратить впустую время на размышления об этом. Следовало придумать, как удрать от него, выбраться из Нима и доехать до Авиньона, сбив Ричарда Байрона со следа, чтобы он не последовал за мной и не увидел Дэвида.
«Одно ясно, – подумала я, вспоминая паническое бегство мальчика с арены, когда он услышал голос отца, – Дэвид смертельно боялся встречи». Поэтому единственно важным сейчас было помочь Дэвиду исчезнуть. Если бы только он рассказал мне все раньше, мы уехали бы из Нима сразу. А после встречи с Ричардом Байроном я знала, что скорее убью его сама, чем позволю ему завладеть Дэвидом.
Украдкой я бросила взгляд на Байрона, мрачно размышляющего о чем-то. Форма губ у него была очень неприятная. Затем я вспомнила слова миссис Палмер, и внутри у меня все похолодело.
«Он, должно быть, сумасшедший… Им следовало запереть его… Он, наверное, безумец!»
Меня снова охватила паника и в то же время странное чувство нереальности, посещающее людей, попавших в фантастическую или ужасную ситуацию. Это не могло произойти со мной, Чарити Селборн. Это не я иду вдоль канала в Ниме, Прованс, под руку с мужчиной, который вполне мог быть убийцей. С мужчиной, причинившим мне боль, обругавшим меня и смотревшим так, словно он готов меня убить. Такого просто не бывает, тупо кружила мысль. Интересно, думал ли Джонни, падая с неба Франции в горящем самолете, что с ним такое не могло случиться?
– Ну? – спросил Ричард Байрон.
Он остановился на углу улицы, ведущей к арене, и посмотрел на меня.
Я ничего не ответила, и он нахмурился, резко сведя брови.
– Ну, – повторил он насмешливо. – Вы, маленькая прелестная негодяйка, что скажете?
И тут я внезапно великолепно рассердилась. Кто-то однажды описал такую вспышку эмоций, как полезную химическую реакцию; думаю, это была она. Во всяком случае, моя голова прояснилась, и я забыла бояться, безумец он там или нет. И я знала, что надо делать.
Я посмотрела вдоль улицы, ведущей к арене, заметила в самом ее конце припаркованный большой серый автомобиль и вспомнила испуганный шепот Лоран… «Большой серый автомобиль с номерными знаками…». Я взглянула в другую сторону, по направлению к площади; там стоял автобус, и я видела табличку с местом назначения: «Монпельер».
Тогда я прижала руку к глазам, и губы мои задрожали.
– Хорошо, – сказала я. – Я вам лгала, но вы меня напугали, и я хотела уйти. Я была с Дэвидом Шелли на арене.
Его рука дрогнула под моей.
– Так-то лучше. Где он сейчас?
– Я не знаю.
– Послушай, девочка…
Я нетерпеливо тряхнула головой.
– Неужели вы не видите, что я говорю правду? Он не захотел пойти со мной в Большой обход и отправился осматривать окрестности сам по себе.
– Где вы должны с ним встретиться?
Я помедлила и почувствовала, как он напрягся.
– На площади, – ответила я неохотно. «О Дэвид, – взмолилась я в душе, – если моя новая ложь не поможет, прости меня!»
– Когда?
– Когда придет автобус. Из-за вас я опаздываю.
Он резко повернулся и обшарил глазами площадь. Дэвида не было и в помине.
– Монпельерский автобус, – сказала я хмуро. В его глазах отразилось удовлетворение.
– Монпельерский автобус стоит там сейчас, – сказал он. – Когда он отходит?
Я уставилась вперед, сощурив глаза:
– Это он? Да, действительно.
Водители стояли на солнцепеке возле автобуса, словно в их распоряжении было все время в мире, и я снова ухватилась за шанс.
– Он отходит через десять минут, – затем взглянула на Ричарда Байрона, и мои глаза наполнились настоящими слезами: – А теперь, пожалуйста, отпустите меня. Я… Я сожалею, что огорчила вас, но вы меня так напугали.
Он помедлил, и я постаралась не задерживать дыхание. Затем он вдруг отбросил мою руку и сказал:
– Хорошо. Сожалею, что напугал вас, но я думал… ну, вам не следовало лгать мне. Видите ли, я немного тревожусь о Дэвиде и подумал, что вы специально вводите меня в заблуждение. Я встречусь с ним в автобусе.
Он быстро направился по улице к припаркованному автомобилю. Как можно осторожнее я дошла до угла, а затем, скрывшись из его поля зрения, побежала к церкви так, словно за мной гнались собаки.
К счастью, на крыльце никого не было и никто не видел, как я ворвалась в здание, словно собираясь совершить святотатство. Если Дэвида тут не будет… мои мысли не шли дальше этой возможности. Но он был тут, лежал, свернувшись калачиком на большой скамейке, Роммель спал у его ног. Увидев меня, Дэвид рывком сел.
– Дэвид, – сказала я задыхаясь. – Не задавай вопросов. Он ищет тебя. К машине, быстро!
Он бросил на меня удивленный и испуганный взгляд и встал. Выйдя на крыльцо, я помедлила секунду, изучая площадь, но большой серой машины не увидела. Мы повернули направо и побежали через открытое пространство. На ходу я заметила краем глаза, как автобус на Монпельер вырулил из ряда и свернул на монпельерскую дорогу.
Затем мы нашли нужную боковую улочку и наш «райли», сели в машину и стали пробираться через лабиринт узких улиц прочь от площади.
– Наша удача в…– я вздохнула. – Автобус на Монпельер… отошел раньше… он будет следовать за ним, пока не выяснит, а к этому времени…
Двумя минутами позже автомобиль выехал из Нима на авиньонскую дорогу.
ГЛАВА 7
Мы отъехали довольно далеко от Нима, не проронив ни слова. Затем я осторожно спросила:
– Ты видел своего отца на арене, не правда ли, Дэвид?
– Да.
Его голос прозвучал тихо и безжизненно. Я не глядела на него, мои глаза почти не отрывались от зеркальца заднего обзора, высматривая, не появится ли большой серый автомобиль с английскими номерными знаками.
– Я сначала услыхал его голос, потом посмотрел вниз и увидел его самого. Я думал, он меня не заметил.
– Он не заметил. Я выдала тебя по ошибке. Мы с ним встретились в храме Дианы. Наверху, в садах.
– И что случилось?
– О, он пытался заставить меня сказать, где ты. Я что-то наврала, и он поймал меня – мне никогда не везло с выдумками. Затем я ухитрилась убедить его, что мы уезжаем на монпельерском автобусе.
– Наверное, он поехал за ним?
– Да, надеюсь, – сказала я весело. – И это в противоположном от Авиньона направлении.
– Знаю.
Что-то в его тоне заставило меня быстро взглянуть на него. Он сидел, придерживая Роммеля коленями, и смотрел перед собой с выражением, которое трудно было разгадать. Все еще бледный, напряженный, кожа туго обтягивает скулы. Его глаза казались огромными, и, когда он повернулся в ответ на мой взгляд, в них проглянуло сквозь слезы, беззвучно катившиеся по щекам, страдание и какое-то возбуждение. У меня сжалось сердце, и я позабыла об осторожности. Левой рукой я дотянулась до его колена.
– Ничего, Дэвид. Было так плохо?
Он помолчал секунду, а когда ответил, голос его снова был сдержанным:
– Откуда вы узнали о моем отце?
– Боюсь, по отелю ходят сплетни. Кто-то, следивший за этим делом, узнал твою мачеху. Ты ожидал, что можешь встретить его в Ниме?
– Нет. Я думал, что он мог последовать за нами сюда, но не знал… Думал, не будет вреда, если я выберусь из Авиньона на один денек. Вы… вы не сказали ему, что мы остановились в Авиньоне? – Ужас снова звучал в его голосе.
– Конечно, нет. Это очень важно, чтобы он не нашел тебя?
Он кивнул утвердительно поверх головы Роммеля.
– Ужасно важно. Я не могу выразить, как важно. Это… это дело жизни и смерти.
Эти избитые, сверхдраматические слова, произнесенные дрожащим детским голосом, ни в малейшей степени не показались смешными, а напротив, были очень убедительны.
– Дэвид!
– Да?
– Может, тебе станет легче, если ты расскажешь обо всем?
– Не знаю. Что вам наболтали в отеле?
– Немногое. Только то, что в свое время печатали в газетах. Видишь ли, если бы ты рассказал мне о своем отце раньше, как только увидел его в Ниме, этого не случилось бы. Из услышанного в отеле я заключила, что, возможно, нежелательно позволить твоему отцу найти тебя. И когда я затем встретила его в Ниме и поняла, что именно его голос напугал тебя на арене, мне стало ясно, что ты, что бы ни случилось, не хочешь попасть ему в руки. Это все.
В зеркальце заднего обзора по-прежнему не было видно ничего, кроме отбрасываемой колесами назад узкой белой дороги.
– Это и есть все, – сказал, наконец, Дэвид. – За исключением одного. Миссис Селборн, есть еще одно важное обстоятельство.
– Какое же, Дэвид?
Он быстро произнес:
– Не говорите никому о том, что случилось сегодня.
– Но, Дэвид, как я могу. Твоя мачеха, она, конечно же, должна…
Его руки судорожно вцепились в шерсть собаки, и Роммель протестующе взвизгнул.
– Нет! О, пожалуйста, миссис Селборн, пожалуйста, не говорите. Это только ужасно ее взволнует и никому не принесет пользы. Этого больше не случится, потому что я никуда не буду выезжать. И через несколько дней мы отправляемся на побережье. Поэтому, пожалуйста, сохраните случившееся в секрете! Я бы не просил, если бы это не было так важно.
Я помолчала минуту. Машина выла, поднимаясь по крутой дороге. Впереди виднелись густые заросли деревьев и золотистые арки Пон-дю-Гар.
– Хорошо, – сказала я. – Не знаю почему, но сделаю, как ты просишь. Хотя я по-прежнему думаю, что надо все рассказать твоей мачехе. Но я не буду.
– Клянетесь сердцем Христовым?
Не думаю, что когда-нибудь еще просили принести эту детскую клятву с такой лихорадочной настойчивостью. Я улыбнулась:
– Клянусь.
Рядом раздался вздох облегчения.
– Вы ужасно хорошая, – сказал Дэвид простодушно.
– Спасибо.
– Как… как он выглядел?
Я сбавила скорость и пристроилась за большим тормозившим фургоном с воклюзскими номерными знаками. В зеркальце вес еще ничего. Но перед глазами у меня стояло лицо Ричарда Байрона, гневное и мрачное, с нахмуренными бровями и сжатыми губами, и я чувствовала боль в запястье, которое он тогда сжал.
– Он выглядел довольно хорошо, – сказала я осторожно, – но, конечно, был рассержен и вел себя не очень приятно. Я не виню тебя за испуг, ты знаешь; я глупо перепугалась сама. Хотела бы я знать…– я оборвала фразу.
– Вы хотели бы знать, не сумасшедший ли он? – спросил слабый голос возле меня. – Да, я думаю, он… наверное, он может таким быть. Вполне сумасшедшим.
Мы въехали в Пон-дю-Гар и остановились перед отелем.
Поспешно окинув взглядом столики на террасе, мы убедились, что Луиза уже уехала домой, и поэтому снова отправились в путь. В течение второй половины дороги мы почти не разговаривали. Я не спускала глаз с зеркальца заднего обзора и вела машину насколько могла быстро.
Дэвид сидел рядом, сгорбившись и прижимая к себе Роммеля. Мы промчались через пригороды Авиньона и проползли по подвесному мосту около шести часов вечера. Странно! Всего после двух дней пребывания в городке возвращение в Авиньон напоминало возвращение домой. Вероятно, после событий этого дня отель казался нам убежищем, где можно спрятаться и запереть за собой дверь.
В этот раз я проехала прямо через Порт-дель-У, чувствуя, что не вынесу еще десяти минут на открытой окружной дороге. Мы пробирались узкими улочками со скоростью кота, возвращающегося домой. Автомобиль въехал в гараж и остановился, похоже со вздохом облегчения, как раз когда пробили часы на Плас-де-Лорлож.
Час аперитива. Луиза, наверное, сидит в тихом дворе, попивая вермут, как вчера и позавчера.
Я вылезла из машины и улыбнулась Дэвиду:
– Я подумываю о ванне перед обедом. Мы провели очень приятный денек, не так ли? На тебя произвела огромное впечатление арена, насколько я помню.
Он с трудом улыбнулся:
– Спасибо, что вы взяли меня с собой.
Я проследила, как он пересек двор и вошел в отель, а затем резко повернулась и вышла на улицу. Я почти бежала к воротам у подвесного моста, и там, в переполненном маленьком кафе, села внутри, у стены, и выпила – на этот раз коньяк. Полчаса я сидела там, наблюдая за узким мостом, соединяющим Авиньон с пригородами.
Но ни одна большая серая машина с английскими номерными знаками не пересекла мост. Поэтому спустя некоторое время я встала и вернулась в отель.
Я нашла Луизу не во дворе, а в ее комнате. Луиза листала альбом с набросками. Неизбежный вермут стоял рядом на туалетном столике.
– Я просто заглянула убедиться, что ты здесь, как мы и подумали, не найдя тебя на Пон-дю-Гар.
– Я вернулась, когда свет стал меняться, – сказала она. – Ты хорошо провела время или сварилась живьем?
Отбросив волосы со лба, я села на край постели.
– Было ужасно жарко, – призналась я. – Боюсь, я осмотрела не все. Просто физически не могла карабкаться целую милю к римской крепости. Но и ради всего остального стоило съездить в Ним. А как твои рисунки?
Луиза свела брови над альбомом:
– Так себе. Формы великолепны, но свет, о Господи! Его невозможно уловить. Если отбросить отражения, арки выглядят как американский сыр, а если оставить, то как толстые ноги в сетчатых чулках. Нужных цветов просто нет в коробке с красками.
Она поднесла ко рту стакан с вермутом и окинула меня взглядом:
– Ты уверена, что немного не перестаралась, Чарити? У тебя измученный вид. Не забывай, ты не такая выносливая, как думаешь.
– Со мной все в порядке.
– Ну, просто будь осторожнее. В этом климате не стоит рисковать…
– Со мной все в порядке, – повторила я. – Или по крайней мере будет, когда я съем обед, о котором начинаю мечтать.
Я пошла в свою комнату переодеться. На ванну времени не осталось, поэтому я быстро обтерлась холодной водой и надела светло-зеленое платье. Причесываясь, я посмотрела в зеркало и с некоторым удивлением обнаружила, что выгляжу довольно бледно. Я наклонилась поближе к зеркалу. Что-то в глазах и уголках губ живо напомнило мне лицо Дэвида, повернувшегося ко мне в машине; казалось, те же следы напряжения и страха присутствуют здесь. Я нахмурилась и вытащила из ящика тумбочки румяна. Подумать только! Стычка с отцом Дэвида, которую я пыталась выбросить из головы, чтобы обдумать на досуге, оказала на меня такое сильное воздействие. В конце концов, что случилось? Синяк на запястье и немного брани? Естественный страх нормального человека, столкнувшегося с помешанным? Конечно, ни один нормальный человек не будет так себя вести с незнакомой женщиной, даже если она откровенно противится его желанию встретиться с сыном.
Я аккуратно наложила румяна, затем напудрилась. Вот так лучше. Последовала губная помада кораллового цвета, и лицо в зеркале приняло другой, уверенный вид. Я мысленно поблагодарила Бога за косметику и убрала тюбики в сумку. Когда флаг развевается на мачте, не только выглядишь, но и чувствуешь себя лучше. Не буду больше думать о Ричарде Байроне этим вечером. Он не добрался до Авиньона, в этом я была уверена. Дэвиду надо просто «лечь на дно» на несколько дней, потом они с мачехой уедут на побережье. Неужели Франция недостаточно велика для того, чтобы маленький мальчик затерялся в ней? Больше я ничего не могла сделать; и до этой минуты, даже заработав пищу для ночных кошмаров, мне удавалось неплохо выходить из положения.
Беря сумочку, я обратила внимание на синие отметины на запястье. Это были отпечатки пальцев Ричарда Байрона, там, где они впились в мою плоть. Я вспомнила о широком серебряном браслете и, торопливо отыскав его, надела поверх предательских синяков. В ярости я заметила, что снова дрожу.
– Будь все проклято! – воскликнула я громко с ненужной злобой и отправилась к Луизе.
Обед, о котором я мечтала, оправдал мои ожидания. Мы начали с охлажденной дыни, за которой последовало знаменитое brann-dade truffee – вкуснейшее блюдо из рыбы, приготовленной с трюфелями. Мы вполне могли бы этим удовлетвориться, но следующее блюдо – какие-то маленькие птички вроде перепелов, тушенные в вине и поданные на зеленом винограде, – могло бы соблазнить и отшельника во время поста. За птичками доследовали блинчики и, наконец, кофе и арманьяк.
Обед длился долго, а потом мы поднялись на площадь Часов и еще посидели и выпили кофе. Луиза немного поболтала о свете, отражениях и картине Брэндвига, изображающей Пон-дю-Гар. Она видела ее на выставке на Бонд-стрит. Но я не особо прислушивалась. Я даже не думала, во всяком случае о чем-нибудь полезном. Просто сидела, пила черный кофе и чувствовала себя очень усталой.
Мы вернулись в отель в половине одиннадцатого. Двор был пуст, за исключением тощего кота у подножия дерева Иггдразиль.
Я пожелала Луизе доброй ночи и пошла в свою комнату. Чувство усталости не проходило. Медленными механическими движениями я сняла зеленое платье, намазала лицо кремом и расчесала волосы. Я слишком устала, чтобы думать, и, помню, краем сознания порадовалась этому.
Наконец, завернувшись в халат, я отправилась в ванную комнату, находившуюся в конце коридора. Я уже закрывала за собой дверь ванной, когда услышала быстрые шаги в коридоре. Где-то открылась дверь, и донесся настойчивый шепот:
– Лоран!
Я замерла. Это был голос мужчины, разговаривавшего с Лоран Бристол на Роше-де-Дом.
– Лоран!
– Ты! Что такое? Что случилось?
– Лоран, он здесь! Я видел его. Сегодня. В Ниме.
Послышался судорожный вздох ужаса. Затем дверь закрылась и щелкнул замок.
Я захлопнула дверь и прислонилась к ней на секунду. В голове у меня все смешалось.
Марсден. На автобусе до Нима. Я совсем забыла о Марсдене.
Надо спросить у Дэвида, какую роль здесь играет Марсден. Беззвучно выскользнув из ванной, я приникла к двери Лоран Бри-стол. Внутри слышалось неразборчивое бормотание голосов. Я на цыпочках прокралась за угол коридора к двери Дэвида и уже подняла руку, чтобы поскрестись, но замешкалась, размышляя, что делать, если Роммель спит в комнате и поднимет лай.
И застыла с поднятой рукой.
Из комнаты доносились звуки безутешных детских рыданий.
Простояв долгую минуту, я опустила руку и вернулась в свою комнату.
ГЛАВА 8
Несмотря на все происшедшее, спала я не так уж плохо. Утром около девяти часов меня разбудила Луиза, постучавшая в мою дверь по пути на завтрак.
Я медленно встала и оделась. Тени все еще лежали у меня под глазами, не исчезли и синяки на запястье, но я надела льняное платье цвета кофе со сливками и серебряный браслет и почувствовала, что могу встретить без страха любую опасность. Потом я спустилась во двор завтракать.
Дэвид был во дворе. Судя по его виду, спал он плохо, но весело улыбнулся, приветствуя меня. Роммель помахал мне из-под стола хвостом. Лоран Бристол подняла глаза от сигареты, которую зажигала от другой, наполовину выкуренной. Похоже, она не спала всю ночь: резкие линии от ноздрей к уголкам губ пролегли на ее прекрасном лице, делая ее старше и суровее. Мне стало ее жаль.
Она сказала:
– Доброе утро, миссис Селборн. С вашей стороны было так любезно взять с собой Дэвида вчера. Он рассказывал мне, какое получил удовольствие от проведенного с вами дня.
Я беспечно ответила:
– Пустяки. Ним – прекрасное место, если не обращать внимания на запахи. Надеюсь, Дэвид сможет поехать со мной еще разок на днях.
Дэвид быстро взглянул на меня, а миссис Бристол сказала:
– Вы так добры. Возможно, он поедет. Но мы планируем вскоре покинуть Авиньон и отправиться в Ниццу.
– Надеюсь, вам там понравится.
Мы улыбнулись друг другу как две механические куклы, и я прошла к нашему столику и села рядом с Луизой.
После того как принесли кофе с булочками, я огляделась. Папа и Мама из Шотландии были здесь, Мама весело помахала мне рукой, поймав мой взгляд. Кэрол, похоже, еще не вставала, или ей требовалось много времени, чтобы закончить свой ошеломляющий туалет. Юные американские супруги, поглощенные друг другом, сидели, сблизив головы, в своем углу. Француза Пауля Вери нигде не было видно. Но Марсден за своим столиком возле увитой виноградом стены читал «Легкое головокружение», невозмутимо поедая булочки.
– За завтраком! – воскликнула Луиза с благоговением в голосе. – Мужчина, читающий поэзию за завтраком, способен на все.
Я попыталась обдать его холодом как обычного уличного приставалу, и уйти прежде, чем он успеет задать какой-нибудь вопрос.
– Пожалуйста, разрешите мне пройти, – сказала я ледяным тоном, – Я предпочитаю гулять одна, как уже говорила вам раньше.
– Я хочу поговорить с вами.
– Боюсь, что я…
– Вы сказали, что знаете мальчика Дэвида Шелли.
Он хмуро смотрел на меня, и в его голосе прозвучало нетерпение, совсем мне не понравившееся. Против прямой атаки я чувствовала себя беззащитной, и помимо моей воли паника снова начала охватывать меня. Мне надо было время – подумать, что делать, что говорить.
– Где вы его видели?
– Почему это вас интересует? – мой вопрос прозвучал неуверенно, но какое-то время я могла проявлять слабость.
– Мы знакомы, – ответил он коротко. – И если он поблизости, то я хотел бы с ним встретиться. Он… он сын моего старого друга. Он будет мне рад.
«Как бы не так, – подумала я, – прячется в церкви, как напуганный кролик, бедный мальчик».
– Мне жаль, но мы с ним едва знакомы, – сказала я.
По длинной лестнице из садов внизу поднимались люди, и, увидев их, я почувствовала облегчение. Вряд ли он будет задерживать меня и устраивать сцену посреди толпы. Когда они поравняются с нами, я оторвусь от него, пойду со всеми, затеряюсь между туристами…
Я посмотрела прямо в гневные серые глаза Ричарда:
– Мы встретились с ним случайно во время осмотра достопримечательностей – так же, как я встретилась с вами. Не могу вам сказать, где он остановился.
– Когда это было?
– Два дня назад.
– Где?
Вопрос прозвучал тихо, но за ним чувствовалось непереносимое напряжение. Оно мне снова отчетливо напомнило Дэвида.
– В Тарасконе, – ответила я наугад.
В голове у меня явно что-то осталось от утренней встречи с автобусом. Люди были уже почти рядом, они остановились на площадке лестницы и, повернувшись, рассматривали вид…
– Где именно в Тарасконе? Он говорил, что остановился там?
– Нет. Я же сказала, что не знаю. Мы встретились на несколько минут, пока рассматривали…– Паника охватила меня. Что такое Тараскон? Что там осматривают? Я схватилась за очевидное. – Собор.
Он с шипением втянул воздух. В его сузившихся глазах отразилось намерение прибегнуть к насилию. И сейчас это не было игрой моего воображения. Если когда-нибудь человек хотел убить кого-то взглядом, то именно так смотрел на меня Ричард Байрон ясным днем среди ярких клумб Нима.
Затем маленькая группа туристов окружила нас, и я повернулась уйти с ними. Во всяком случае, пока я нахожусь среди людей, мне не грозит опасность выдать Дэвида этому человеку с тяжелым взглядом убийцы.
– О, привет, – сказал мягкий американский голос. – Не вас ли я видела раньше – внизу, на арене? Странное место, не правда ли? А где ваш мальчик?
Это была женщина, подобравшая мою сумку. Она обаятельно улыбалась, но мои губы окаменели. Я просто смотрела на нее.
– Мам, – вмешался унылый голос, – мам! Заправишь мне пленку, а?
Она снова улыбнулась мне и поспешила к сыну, возившемуся со своим фотоаппаратом за столиком кафе. Я двинулась за ней, но стальная рука сомкнулась на моем запястье и с силой сжала его.
– Минутку, – снова сказал Ричард Байрон.
Он рывком повернул меня лицом к себе. Я подчинилась, как восковая кукла, – я не могла больше сопротивляться. Его пальцы причиняли мне боль. Он притянул меня к себе. Туристы, болтающие и погруженные в свои дела, прошли мимо, не обращая на нас внимания. Он затащил меня за скульптурную группу.
– Отпустите меня!
– Итак, вы были сегодня на арене с мальчиком?
– Отпустите мою руку или я позову полицию!
Он неприятно засмеялся:
– Зовите.
Я закусила губу и стояла онемев. Полиция – вопросы – мои документы – моя машина – а мне надо было незаметно выбраться из Нима вместе с Дэвидом. Ричард Байрон снова рассмеялся и посмотрел на меня сверху вниз.
– Да, не похоже, что вы позовете полицию.
Его пальцы сжались сильнее, и я, должно быть, издала звук, потому что он с удовлетворением скривил губы, прежде чем ослабил хватку.
– Итак, где мальчик, который был с вами вместе?
У меня не было сил думать. Я глупо ответила:
– Она ошиблась. Он был не со мной. Я просто с ним разговаривала. И это был не Дэвид.
Он усмехнулся:
– Все еще лжете? Значит, вы просто разговаривали с ним, так? Как с Дэвидом Шелли в соборе в Тарасконе?
Я кивнула.
– Не удивитесь ли вы, узнав, – сказал отец Дэвида, – что Тараскон – маленькая грязная деревенька, обязанная славой замку на Роне? И что, хотя там должна быть церковь, я никогда не видел ни одной?
Я ничего не ответила. Могла бы и знать. Джонни всегда говорил, что я никчемная лгунья.
– А теперь, черт вас побери, – сказал Ричард Байрон, – ведите меня к Дэвиду.
И он взял меня за руку и потащил к ступеням.
Он молчал, пока мы спускались по длинному пролету пологой каменной лестницы к нижним садам, и я была благодарна передышке, давшей мне возможность подумать. Почему он действовал именно так, я не могла себе представить, и пока не собиралась тратить впустую время на размышления об этом. Следовало придумать, как удрать от него, выбраться из Нима и доехать до Авиньона, сбив Ричарда Байрона со следа, чтобы он не последовал за мной и не увидел Дэвида.
«Одно ясно, – подумала я, вспоминая паническое бегство мальчика с арены, когда он услышал голос отца, – Дэвид смертельно боялся встречи». Поэтому единственно важным сейчас было помочь Дэвиду исчезнуть. Если бы только он рассказал мне все раньше, мы уехали бы из Нима сразу. А после встречи с Ричардом Байроном я знала, что скорее убью его сама, чем позволю ему завладеть Дэвидом.
Украдкой я бросила взгляд на Байрона, мрачно размышляющего о чем-то. Форма губ у него была очень неприятная. Затем я вспомнила слова миссис Палмер, и внутри у меня все похолодело.
«Он, должно быть, сумасшедший… Им следовало запереть его… Он, наверное, безумец!»
Меня снова охватила паника и в то же время странное чувство нереальности, посещающее людей, попавших в фантастическую или ужасную ситуацию. Это не могло произойти со мной, Чарити Селборн. Это не я иду вдоль канала в Ниме, Прованс, под руку с мужчиной, который вполне мог быть убийцей. С мужчиной, причинившим мне боль, обругавшим меня и смотревшим так, словно он готов меня убить. Такого просто не бывает, тупо кружила мысль. Интересно, думал ли Джонни, падая с неба Франции в горящем самолете, что с ним такое не могло случиться?
– Ну? – спросил Ричард Байрон.
Он остановился на углу улицы, ведущей к арене, и посмотрел на меня.
Я ничего не ответила, и он нахмурился, резко сведя брови.
– Ну, – повторил он насмешливо. – Вы, маленькая прелестная негодяйка, что скажете?
И тут я внезапно великолепно рассердилась. Кто-то однажды описал такую вспышку эмоций, как полезную химическую реакцию; думаю, это была она. Во всяком случае, моя голова прояснилась, и я забыла бояться, безумец он там или нет. И я знала, что надо делать.
Я посмотрела вдоль улицы, ведущей к арене, заметила в самом ее конце припаркованный большой серый автомобиль и вспомнила испуганный шепот Лоран… «Большой серый автомобиль с номерными знаками…». Я взглянула в другую сторону, по направлению к площади; там стоял автобус, и я видела табличку с местом назначения: «Монпельер».
Тогда я прижала руку к глазам, и губы мои задрожали.
– Хорошо, – сказала я. – Я вам лгала, но вы меня напугали, и я хотела уйти. Я была с Дэвидом Шелли на арене.
Его рука дрогнула под моей.
– Так-то лучше. Где он сейчас?
– Я не знаю.
– Послушай, девочка…
Я нетерпеливо тряхнула головой.
– Неужели вы не видите, что я говорю правду? Он не захотел пойти со мной в Большой обход и отправился осматривать окрестности сам по себе.
– Где вы должны с ним встретиться?
Я помедлила и почувствовала, как он напрягся.
– На площади, – ответила я неохотно. «О Дэвид, – взмолилась я в душе, – если моя новая ложь не поможет, прости меня!»
– Когда?
– Когда придет автобус. Из-за вас я опаздываю.
Он резко повернулся и обшарил глазами площадь. Дэвида не было и в помине.
– Монпельерский автобус, – сказала я хмуро. В его глазах отразилось удовлетворение.
– Монпельерский автобус стоит там сейчас, – сказал он. – Когда он отходит?
Я уставилась вперед, сощурив глаза:
– Это он? Да, действительно.
Водители стояли на солнцепеке возле автобуса, словно в их распоряжении было все время в мире, и я снова ухватилась за шанс.
– Он отходит через десять минут, – затем взглянула на Ричарда Байрона, и мои глаза наполнились настоящими слезами: – А теперь, пожалуйста, отпустите меня. Я… Я сожалею, что огорчила вас, но вы меня так напугали.
Он помедлил, и я постаралась не задерживать дыхание. Затем он вдруг отбросил мою руку и сказал:
– Хорошо. Сожалею, что напугал вас, но я думал… ну, вам не следовало лгать мне. Видите ли, я немного тревожусь о Дэвиде и подумал, что вы специально вводите меня в заблуждение. Я встречусь с ним в автобусе.
Он быстро направился по улице к припаркованному автомобилю. Как можно осторожнее я дошла до угла, а затем, скрывшись из его поля зрения, побежала к церкви так, словно за мной гнались собаки.
К счастью, на крыльце никого не было и никто не видел, как я ворвалась в здание, словно собираясь совершить святотатство. Если Дэвида тут не будет… мои мысли не шли дальше этой возможности. Но он был тут, лежал, свернувшись калачиком на большой скамейке, Роммель спал у его ног. Увидев меня, Дэвид рывком сел.
– Дэвид, – сказала я задыхаясь. – Не задавай вопросов. Он ищет тебя. К машине, быстро!
Он бросил на меня удивленный и испуганный взгляд и встал. Выйдя на крыльцо, я помедлила секунду, изучая площадь, но большой серой машины не увидела. Мы повернули направо и побежали через открытое пространство. На ходу я заметила краем глаза, как автобус на Монпельер вырулил из ряда и свернул на монпельерскую дорогу.
Затем мы нашли нужную боковую улочку и наш «райли», сели в машину и стали пробираться через лабиринт узких улиц прочь от площади.
– Наша удача в…– я вздохнула. – Автобус на Монпельер… отошел раньше… он будет следовать за ним, пока не выяснит, а к этому времени…
Двумя минутами позже автомобиль выехал из Нима на авиньонскую дорогу.
ГЛАВА 7
Никогда…
Браунинг
Мы отъехали довольно далеко от Нима, не проронив ни слова. Затем я осторожно спросила:
– Ты видел своего отца на арене, не правда ли, Дэвид?
– Да.
Его голос прозвучал тихо и безжизненно. Я не глядела на него, мои глаза почти не отрывались от зеркальца заднего обзора, высматривая, не появится ли большой серый автомобиль с английскими номерными знаками.
– Я сначала услыхал его голос, потом посмотрел вниз и увидел его самого. Я думал, он меня не заметил.
– Он не заметил. Я выдала тебя по ошибке. Мы с ним встретились в храме Дианы. Наверху, в садах.
– И что случилось?
– О, он пытался заставить меня сказать, где ты. Я что-то наврала, и он поймал меня – мне никогда не везло с выдумками. Затем я ухитрилась убедить его, что мы уезжаем на монпельерском автобусе.
– Наверное, он поехал за ним?
– Да, надеюсь, – сказала я весело. – И это в противоположном от Авиньона направлении.
– Знаю.
Что-то в его тоне заставило меня быстро взглянуть на него. Он сидел, придерживая Роммеля коленями, и смотрел перед собой с выражением, которое трудно было разгадать. Все еще бледный, напряженный, кожа туго обтягивает скулы. Его глаза казались огромными, и, когда он повернулся в ответ на мой взгляд, в них проглянуло сквозь слезы, беззвучно катившиеся по щекам, страдание и какое-то возбуждение. У меня сжалось сердце, и я позабыла об осторожности. Левой рукой я дотянулась до его колена.
– Ничего, Дэвид. Было так плохо?
Он помолчал секунду, а когда ответил, голос его снова был сдержанным:
– Откуда вы узнали о моем отце?
– Боюсь, по отелю ходят сплетни. Кто-то, следивший за этим делом, узнал твою мачеху. Ты ожидал, что можешь встретить его в Ниме?
– Нет. Я думал, что он мог последовать за нами сюда, но не знал… Думал, не будет вреда, если я выберусь из Авиньона на один денек. Вы… вы не сказали ему, что мы остановились в Авиньоне? – Ужас снова звучал в его голосе.
– Конечно, нет. Это очень важно, чтобы он не нашел тебя?
Он кивнул утвердительно поверх головы Роммеля.
– Ужасно важно. Я не могу выразить, как важно. Это… это дело жизни и смерти.
Эти избитые, сверхдраматические слова, произнесенные дрожащим детским голосом, ни в малейшей степени не показались смешными, а напротив, были очень убедительны.
– Дэвид!
– Да?
– Может, тебе станет легче, если ты расскажешь обо всем?
– Не знаю. Что вам наболтали в отеле?
– Немногое. Только то, что в свое время печатали в газетах. Видишь ли, если бы ты рассказал мне о своем отце раньше, как только увидел его в Ниме, этого не случилось бы. Из услышанного в отеле я заключила, что, возможно, нежелательно позволить твоему отцу найти тебя. И когда я затем встретила его в Ниме и поняла, что именно его голос напугал тебя на арене, мне стало ясно, что ты, что бы ни случилось, не хочешь попасть ему в руки. Это все.
В зеркальце заднего обзора по-прежнему не было видно ничего, кроме отбрасываемой колесами назад узкой белой дороги.
– Это и есть все, – сказал, наконец, Дэвид. – За исключением одного. Миссис Селборн, есть еще одно важное обстоятельство.
– Какое же, Дэвид?
Он быстро произнес:
– Не говорите никому о том, что случилось сегодня.
– Но, Дэвид, как я могу. Твоя мачеха, она, конечно же, должна…
Его руки судорожно вцепились в шерсть собаки, и Роммель протестующе взвизгнул.
– Нет! О, пожалуйста, миссис Селборн, пожалуйста, не говорите. Это только ужасно ее взволнует и никому не принесет пользы. Этого больше не случится, потому что я никуда не буду выезжать. И через несколько дней мы отправляемся на побережье. Поэтому, пожалуйста, сохраните случившееся в секрете! Я бы не просил, если бы это не было так важно.
Я помолчала минуту. Машина выла, поднимаясь по крутой дороге. Впереди виднелись густые заросли деревьев и золотистые арки Пон-дю-Гар.
– Хорошо, – сказала я. – Не знаю почему, но сделаю, как ты просишь. Хотя я по-прежнему думаю, что надо все рассказать твоей мачехе. Но я не буду.
– Клянетесь сердцем Христовым?
Не думаю, что когда-нибудь еще просили принести эту детскую клятву с такой лихорадочной настойчивостью. Я улыбнулась:
– Клянусь.
Рядом раздался вздох облегчения.
– Вы ужасно хорошая, – сказал Дэвид простодушно.
– Спасибо.
– Как… как он выглядел?
Я сбавила скорость и пристроилась за большим тормозившим фургоном с воклюзскими номерными знаками. В зеркальце вес еще ничего. Но перед глазами у меня стояло лицо Ричарда Байрона, гневное и мрачное, с нахмуренными бровями и сжатыми губами, и я чувствовала боль в запястье, которое он тогда сжал.
– Он выглядел довольно хорошо, – сказала я осторожно, – но, конечно, был рассержен и вел себя не очень приятно. Я не виню тебя за испуг, ты знаешь; я глупо перепугалась сама. Хотела бы я знать…– я оборвала фразу.
– Вы хотели бы знать, не сумасшедший ли он? – спросил слабый голос возле меня. – Да, я думаю, он… наверное, он может таким быть. Вполне сумасшедшим.
Мы въехали в Пон-дю-Гар и остановились перед отелем.
Поспешно окинув взглядом столики на террасе, мы убедились, что Луиза уже уехала домой, и поэтому снова отправились в путь. В течение второй половины дороги мы почти не разговаривали. Я не спускала глаз с зеркальца заднего обзора и вела машину насколько могла быстро.
Дэвид сидел рядом, сгорбившись и прижимая к себе Роммеля. Мы промчались через пригороды Авиньона и проползли по подвесному мосту около шести часов вечера. Странно! Всего после двух дней пребывания в городке возвращение в Авиньон напоминало возвращение домой. Вероятно, после событий этого дня отель казался нам убежищем, где можно спрятаться и запереть за собой дверь.
В этот раз я проехала прямо через Порт-дель-У, чувствуя, что не вынесу еще десяти минут на открытой окружной дороге. Мы пробирались узкими улочками со скоростью кота, возвращающегося домой. Автомобиль въехал в гараж и остановился, похоже со вздохом облегчения, как раз когда пробили часы на Плас-де-Лорлож.
Час аперитива. Луиза, наверное, сидит в тихом дворе, попивая вермут, как вчера и позавчера.
Я вылезла из машины и улыбнулась Дэвиду:
– Я подумываю о ванне перед обедом. Мы провели очень приятный денек, не так ли? На тебя произвела огромное впечатление арена, насколько я помню.
Он с трудом улыбнулся:
– Спасибо, что вы взяли меня с собой.
Я проследила, как он пересек двор и вошел в отель, а затем резко повернулась и вышла на улицу. Я почти бежала к воротам у подвесного моста, и там, в переполненном маленьком кафе, села внутри, у стены, и выпила – на этот раз коньяк. Полчаса я сидела там, наблюдая за узким мостом, соединяющим Авиньон с пригородами.
Но ни одна большая серая машина с английскими номерными знаками не пересекла мост. Поэтому спустя некоторое время я встала и вернулась в отель.
Я нашла Луизу не во дворе, а в ее комнате. Луиза листала альбом с набросками. Неизбежный вермут стоял рядом на туалетном столике.
– Я просто заглянула убедиться, что ты здесь, как мы и подумали, не найдя тебя на Пон-дю-Гар.
– Я вернулась, когда свет стал меняться, – сказала она. – Ты хорошо провела время или сварилась живьем?
Отбросив волосы со лба, я села на край постели.
– Было ужасно жарко, – призналась я. – Боюсь, я осмотрела не все. Просто физически не могла карабкаться целую милю к римской крепости. Но и ради всего остального стоило съездить в Ним. А как твои рисунки?
Луиза свела брови над альбомом:
– Так себе. Формы великолепны, но свет, о Господи! Его невозможно уловить. Если отбросить отражения, арки выглядят как американский сыр, а если оставить, то как толстые ноги в сетчатых чулках. Нужных цветов просто нет в коробке с красками.
Она поднесла ко рту стакан с вермутом и окинула меня взглядом:
– Ты уверена, что немного не перестаралась, Чарити? У тебя измученный вид. Не забывай, ты не такая выносливая, как думаешь.
– Со мной все в порядке.
– Ну, просто будь осторожнее. В этом климате не стоит рисковать…
– Со мной все в порядке, – повторила я. – Или по крайней мере будет, когда я съем обед, о котором начинаю мечтать.
Я пошла в свою комнату переодеться. На ванну времени не осталось, поэтому я быстро обтерлась холодной водой и надела светло-зеленое платье. Причесываясь, я посмотрела в зеркало и с некоторым удивлением обнаружила, что выгляжу довольно бледно. Я наклонилась поближе к зеркалу. Что-то в глазах и уголках губ живо напомнило мне лицо Дэвида, повернувшегося ко мне в машине; казалось, те же следы напряжения и страха присутствуют здесь. Я нахмурилась и вытащила из ящика тумбочки румяна. Подумать только! Стычка с отцом Дэвида, которую я пыталась выбросить из головы, чтобы обдумать на досуге, оказала на меня такое сильное воздействие. В конце концов, что случилось? Синяк на запястье и немного брани? Естественный страх нормального человека, столкнувшегося с помешанным? Конечно, ни один нормальный человек не будет так себя вести с незнакомой женщиной, даже если она откровенно противится его желанию встретиться с сыном.
Я аккуратно наложила румяна, затем напудрилась. Вот так лучше. Последовала губная помада кораллового цвета, и лицо в зеркале приняло другой, уверенный вид. Я мысленно поблагодарила Бога за косметику и убрала тюбики в сумку. Когда флаг развевается на мачте, не только выглядишь, но и чувствуешь себя лучше. Не буду больше думать о Ричарде Байроне этим вечером. Он не добрался до Авиньона, в этом я была уверена. Дэвиду надо просто «лечь на дно» на несколько дней, потом они с мачехой уедут на побережье. Неужели Франция недостаточно велика для того, чтобы маленький мальчик затерялся в ней? Больше я ничего не могла сделать; и до этой минуты, даже заработав пищу для ночных кошмаров, мне удавалось неплохо выходить из положения.
Беря сумочку, я обратила внимание на синие отметины на запястье. Это были отпечатки пальцев Ричарда Байрона, там, где они впились в мою плоть. Я вспомнила о широком серебряном браслете и, торопливо отыскав его, надела поверх предательских синяков. В ярости я заметила, что снова дрожу.
– Будь все проклято! – воскликнула я громко с ненужной злобой и отправилась к Луизе.
Обед, о котором я мечтала, оправдал мои ожидания. Мы начали с охлажденной дыни, за которой последовало знаменитое brann-dade truffee – вкуснейшее блюдо из рыбы, приготовленной с трюфелями. Мы вполне могли бы этим удовлетвориться, но следующее блюдо – какие-то маленькие птички вроде перепелов, тушенные в вине и поданные на зеленом винограде, – могло бы соблазнить и отшельника во время поста. За птичками доследовали блинчики и, наконец, кофе и арманьяк.
Обед длился долго, а потом мы поднялись на площадь Часов и еще посидели и выпили кофе. Луиза немного поболтала о свете, отражениях и картине Брэндвига, изображающей Пон-дю-Гар. Она видела ее на выставке на Бонд-стрит. Но я не особо прислушивалась. Я даже не думала, во всяком случае о чем-нибудь полезном. Просто сидела, пила черный кофе и чувствовала себя очень усталой.
Мы вернулись в отель в половине одиннадцатого. Двор был пуст, за исключением тощего кота у подножия дерева Иггдразиль.
Я пожелала Луизе доброй ночи и пошла в свою комнату. Чувство усталости не проходило. Медленными механическими движениями я сняла зеленое платье, намазала лицо кремом и расчесала волосы. Я слишком устала, чтобы думать, и, помню, краем сознания порадовалась этому.
Наконец, завернувшись в халат, я отправилась в ванную комнату, находившуюся в конце коридора. Я уже закрывала за собой дверь ванной, когда услышала быстрые шаги в коридоре. Где-то открылась дверь, и донесся настойчивый шепот:
– Лоран!
Я замерла. Это был голос мужчины, разговаривавшего с Лоран Бристол на Роше-де-Дом.
– Лоран!
– Ты! Что такое? Что случилось?
– Лоран, он здесь! Я видел его. Сегодня. В Ниме.
Послышался судорожный вздох ужаса. Затем дверь закрылась и щелкнул замок.
Я захлопнула дверь и прислонилась к ней на секунду. В голове у меня все смешалось.
Марсден. На автобусе до Нима. Я совсем забыла о Марсдене.
Надо спросить у Дэвида, какую роль здесь играет Марсден. Беззвучно выскользнув из ванной, я приникла к двери Лоран Бри-стол. Внутри слышалось неразборчивое бормотание голосов. Я на цыпочках прокралась за угол коридора к двери Дэвида и уже подняла руку, чтобы поскрестись, но замешкалась, размышляя, что делать, если Роммель спит в комнате и поднимет лай.
И застыла с поднятой рукой.
Из комнаты доносились звуки безутешных детских рыданий.
Простояв долгую минуту, я опустила руку и вернулась в свою комнату.
ГЛАВА 8
Пока я – это я, а ты – это ты,
И на свете живем мы оба…
Когда ускользает один,
Другой преследовать должен.
Браунинг
Несмотря на все происшедшее, спала я не так уж плохо. Утром около девяти часов меня разбудила Луиза, постучавшая в мою дверь по пути на завтрак.
Я медленно встала и оделась. Тени все еще лежали у меня под глазами, не исчезли и синяки на запястье, но я надела льняное платье цвета кофе со сливками и серебряный браслет и почувствовала, что могу встретить без страха любую опасность. Потом я спустилась во двор завтракать.
Дэвид был во дворе. Судя по его виду, спал он плохо, но весело улыбнулся, приветствуя меня. Роммель помахал мне из-под стола хвостом. Лоран Бристол подняла глаза от сигареты, которую зажигала от другой, наполовину выкуренной. Похоже, она не спала всю ночь: резкие линии от ноздрей к уголкам губ пролегли на ее прекрасном лице, делая ее старше и суровее. Мне стало ее жаль.
Она сказала:
– Доброе утро, миссис Селборн. С вашей стороны было так любезно взять с собой Дэвида вчера. Он рассказывал мне, какое получил удовольствие от проведенного с вами дня.
Я беспечно ответила:
– Пустяки. Ним – прекрасное место, если не обращать внимания на запахи. Надеюсь, Дэвид сможет поехать со мной еще разок на днях.
Дэвид быстро взглянул на меня, а миссис Бристол сказала:
– Вы так добры. Возможно, он поедет. Но мы планируем вскоре покинуть Авиньон и отправиться в Ниццу.
– Надеюсь, вам там понравится.
Мы улыбнулись друг другу как две механические куклы, и я прошла к нашему столику и села рядом с Луизой.
После того как принесли кофе с булочками, я огляделась. Папа и Мама из Шотландии были здесь, Мама весело помахала мне рукой, поймав мой взгляд. Кэрол, похоже, еще не вставала, или ей требовалось много времени, чтобы закончить свой ошеломляющий туалет. Юные американские супруги, поглощенные друг другом, сидели, сблизив головы, в своем углу. Француза Пауля Вери нигде не было видно. Но Марсден за своим столиком возле увитой виноградом стены читал «Легкое головокружение», невозмутимо поедая булочки.
– За завтраком! – воскликнула Луиза с благоговением в голосе. – Мужчина, читающий поэзию за завтраком, способен на все.