Мышка сахар сразу узрела. А так как она была мышь тюремная, и сахар для нее был в диковинку, то носик ее от любопытства так и задергался. Смотрит она на сахар, как завороженная, с места двинуться не может. Да еще и запах вкусный до ее нюха долетел, совсем мышку обезоружил. Схватил ее царевич в кулачок, к лицу поднес, стал рассматривать.
– Ой, ой, ой! – запищала от ужаса мышка. – Не убивай меня, мальчик!
Все-таки Ване все еще непривычно было, что он зверя понять может. Но он ответил:
– Не бойся, маленькая, не трону я тебя. А если ты мне поможешь, так еще и сахаром угощу.
– Все, что прикажешь, для тебя сделаю!
– Я должен выйти отсюда из этой клетки, во что бы то ни стало. Сможешь мне это сделать?
– Одна не смогу, а если подружек позову, то вместе мы тебе отнорочек и прогрызем. Отпусти меня за подружками.
– Как же, – усмехнулся Ваня, – я тебя отпущу, ты хвостом мелькнешь, только я тебя и видывал.
– Я не обманываю тебя, царевич Ваня, – искренне возмутилась мышка. – Мы звери не люди, обманывать не умеем. Если что пообещали, то непременно сделаем.
– А подружки твои станут тебе помогать?
– А есть у тебя еще таких белых камешков?
– Кажется, есть.
– Тогда помогут.
Разжал кулак царевич, мышка тут же прыгнула на пол и исчезла в темноте.
Испугался Ваня. А вдруг как обманет? Может, зря он ее отпустил?
Но прошло немного времени, как по ногам его пробежало несколько десятков мышей. Подбежали они к тому месту, где кладка была старая, потрескавшаяся и начали ее грызть. Мышьи зубки маленькие, да острые, лапки крохотные, да сильные и когтистые, земля только так во все стороны полетела. Мыши пищат, работают, стараются. От их писка Поляна проснулась и испуганно под себя ноги подвинула.
– Кто здесь? – вскрикнула.
– Не бойся, маменька, это мои подружки мышки стараются, для нас с тобой ход делают. Как доделают, так мы отсюда выберемся и убежим из темницы, убежим из Князьгорода, в Муромскую сторонку твою отправимся.
Стали мать и сын ждать, когда лаз достаточно большим станет. Да только через некоторое время мышка к мальчику подбежала и жалобно пропищала:
– Ой, маленький мы лаз сделали, дальше булыга лежит необъемная, наши зубки ее не берут. Так что бежать сможешь только ты, а матушка твоя уже не пролезет.
Плача, рассказал царевич Ваня матери, что сказала ему мышка норушка.
– Что же делать? – воскликнул. – Не могу я один бежать. Не могу тебя бросить!
– А ты пролезь сквозь мышиный лаз, да попробуй, поищи охранника, ночь темна сейчас, наверняка он спит сном крепким непробудным, Вот ты ключи у него и выкради, – говорит тогда сыну Поляна.
Делать нечего, только это и остается. Стал протискиваться через мышиный лаз царевич, а Поляна его сзади подталкивает. Помогает. Наконец мальчик на свободе оказался. Не в клетке железной, не в мешке каменном. Пошел он осторожно по коридору. Мышка впереди него бежит. Глазки ее в темноте блестят, словно фонарики светятся, дорогу показывают.
Идут они, да только охранника найти никак не могут. То в один коридор пойдут, то в другой, никак не найдут.
– Странно, – удивляется мышь. – Всегда здесь был, у фонаря спал, и храпел громко. Мы в его сапогах и в его рукавах в прятки играли, ключами звенели. Хоть бы что. Где же он?
Искали они стражника тюремщика, искали, так и не нашли. Пришли в самый дальний коридор.
– Дальше дороги нет, – сказала мышь.
В темноте раздался глубокий вздох.
– Кто там? – спросил Ваня. – Не охранник?
– Нет, – ответила ему мышь. – Не охранник. Очень старый человек сидит, на цепи, словно пес Барбос.
И снова до них вздох долетел. Не вздох даже, а стон. И тут царевич догадался.
– Это же старый волхв! – воскликнул он и кинулся к старику. – Дедушка, это ты?
– А, царевич пришел? – произнес с трудом волхв. – Внучеком прикинулся?
– Меня матушка всегда любого старого человека дедушкой звать учила, – ответил виновато Ваня.
– Зажги-ка лучину, – попросил старик. – Тут она сбоку из стены торчит. Рядом и Кремень-камень лежит.
Пощупал руками Ваня и в самом деле лучину в стене нашел, и кресало каменное на полу неподалеку. Стукнул об стену, брызнул огнем в кусок соломы, поджег ее, затем лучину запалил. И увидел лицо старца. Лицо старое, измученное.
Заплакал тогда Ваня горестно, перед стариком на колени упал, обхватил ноги его. Взмолился:
– Дедушка, прости отца моего, государя. Отрази свой гнев от него, сними проклятие! Лучше меня накажи старостью ранней, смертью преждевременной. Только он государь, отец мой, может спасти от костра мою матушку! За что ты околдовал его?
– Глупый ты еще, как я погляжу, – усмехнулся горько старый волхв. – Нет на отце твоем моего проклятия.
– Разве не ты заколдовал его за то, что тебя в темницу велел посадить царь Дубрав?
– Нет, конечно. Не я. Говорил же я. Не колдун я, а мудрец. Все на свете знаю, только и всего. И не злюсь я на Дубрава царя. Мне все одно, где быть. В лесу темном, или в темнице сырой. Все едино. Только вот жажда мучит. Воды мне не дают, злодеи. Дай напиться, отрок.
Огляделся по сторонам Ваня и увидел бочонок с водой недалеко стоит. В воде ковш плавает. Руку протяни, да напейся. Только вот тюремщики бочонок так поставили, что рядом, а не достанешь. Два пальцев не хватает. Наполнил мальчик ковш водой, и приложил его к губам прикованного к стене старца. Тот жадно стал пить.
– Кто же тогда заколдовал царя? – стал спрашивать Ваня старика, когда тот напился. – Скажи, раз ты знаешь все на свете.
– А чтоб на этот вопрос ответить, вовсе мудрецом быть не надобно. Подумай сам, царевич. Кто против царя злобу имеет?
– Откуда же мне знать врагов царских? – удивился мальчик.
– Может, ты и своих врагов не знаешь? Да врагов твоей матери? – усмехнулся волхв.
– Наших врагов я знаю. Царица Забава, да сыновья ее ненавидят меня и мою матушку. Боится, что за трон буду бороться я с ее сыновьями, моими братьями.
– Верно сие.
– Но при чем тут царица? Царица нас невзлюбила. А царь муж ей. Почитает она его.
– Почитает. Да только сыновей своих больше мужепочитания любит и царями сделать хочет. А тут ты помехой встал на пути ее. Думай, отрок, разумей дальше. Кто ваш защитник перед царицей единственный?
– Царь государь, отец мой Дубрав Дубравович. Ой, неужели, чтобы сгубить нас, царица царя решила извести? – От ужасной догадки у Вани даже лоб вспотел. – Но она же не колдунья!
– Вот ты и ответил на свой вопрос. А что царица ворожить не умеет, так на это у нее рабыня есть, ведьма хазарская.
– Хазария?
– Да. Опасайся ее!
– Что же делать? Что же делать? – запричитал царевич Ваня.
– Бежать отсюда нам надобно в землю Муромскую, просить защиты у тамошнего царя Ильи. Вот только маменька моя из клети вылезти не может. Узок лаз мышиный. А охранника я не нашел, чтобы ключ украсть.
– Охранник у двери стоит, – сказал волхв. – Только ключа от клети у него нет.
– Где же он?
– Царица Забава забрала. Теперь она никому не доверяет. Так что один ты беги из Князьгорода.
– Нет, один я не побегу! Без защиты своей мать не оставлю. Погибну вместе с ней! – воскликнул мальчик. А потом испугано прошептал: – Неужели погибнуть нам здесь во время пыток на дыбе, или сгореть в костре огненном? – воскликнул царевич.
– Не осмелится царица, пока жив Дубрав, Поляну пытать или на костре жечь, – сказал волхв. – Труслива она для этого. А царь жив еще будет полмесяца. Но как умрет, тогда уже ничего Поляну не спасет. Так что ты должен до этого срока спасти царя. Спасешь царя, спасешь и Поляну. И не только отца и матерь своих спасешь, спасешь ты и землю свою от врагов, которые на нее кинутся, как только прознают про смерть его, да про то, что царевичи Ратмир и Ратибор меж собой воюют за трон отцовский. И начнется на Руси смута страшная, смута великая, и падет страна под игом иноземным. Вот почему ты должен спасти отца своего, Ванюша.
– Но как же я спасу отца моего, царя батюшку?
– Есть средство от хвори черной, от старости беззубой, – сказал задумчиво волхв. – У царя Владисвета в Киевгороде в саду, что прямо в воздухе висит между храмами, яблоня растет волшебная. Яблоки на ней растут не простые, молодильные. Только они могут снять с Дубрава чары злобные. Да хватит ли у тебя сил добраться до них? Киевгород далеко, а царь Владисвет жаден и скуп до убожества.
– Сто коней загоню, а яблоки добуду. Если надо будет, украду! – упрямо сжав кулаки, поклялся царевич Ваня.
– Да поможет тебе Удача, – прошептал волхв. От столь длинного и тяжелого разговора, силы у него кончились, и он уронил голову на грудь. – И моя пора пришла с миром расстаться. Книгу мою сожгли тюремщики, люди глупые и темные. Значит и мне читать больше нечего. А раз так…
Глубоко вздохнул старый волхв, и душа его рассталась с уставшим носить ее телом. Умер старец мудрый. Невидящими глазами вдаль уставился.
Закрыл глаза ему царевич Ваня и побежал обратно в клеть, где Поляна была. Та его ждала с нетерпением.
– Не принес я ключа, маменька, – тихо зарыдал мальчик, взяв ее за руки и прижавшись к решетке холодной.
И стал он ей рассказывать обо всем, что узнал. Выслушала его Поляна. Ни разу не перебила, не вздохнула даже, а когда рассказ кончился, прижала сына к себе и через решетку с ним прощаться стала:
– Ступай сынок, обо мне не думай. Бери коня лихого, да скачи в царство Запорожское, к царю Владисвету. Выпроси, вымоли у него яблоки молодильные, и спаси Дубрава, отца своего, спаси свою Родину-матушку, землю, что тебя вспоила, взрастила и царевичем сделала. От меня же возьми благословение!
Попрощались царевич Ваня и Поляна Всеславовна, и разлучились, не зная, свидятся ли они опять или нет. Матушка в темнице сырой осталась, а сын из тюрьмы выбрался с помощью все той же мышки, обманув стражу спящую, и побежал к кухне, где когда-то поваренком служил. Забрался тихо и неслышно в горницу проник, где слуги да рабы царские спали. Нашел среди спящих Антошку и разбудил его. Когда тот проснулся, ему Ваня рот зажал, чтобы не закричал. Вместе во двор выбрались. Спрятались за конюшней в стогу сена душистого, и Ваня своему другу все рассказал. Антошка слушал, да ахал от удивления. И не верилось ему в рассказанное, да как не поверишь, коли Ваню на его глазах в темницу заперли, и все прочее произошло.
– Что делать велишь? – спросил он решительно под конец рассказа. – Все сделаю, что прикажешь.
– Сейчас я пехом из города выберусь и буду тебя ждать под Калиновым мостом. А ты сделай вид, что коней купать ведешь, а сам приготовь Сарацина верного, да ко мне его веди. Понял?
– Все понял, все сделаю! – горячо заверил царевича Антошка.
Так они и сделали. Царевич Ваня выбрался из царского дворца, что ему было легче легкого сделать, потому что он вырос в нем и знал здесь каждую щель, каждую дыру в заборе, каждый лаз. Потом так же незаметно покинул детинец. А там, среди посада беспрепятственно добрался до Калинова моста и под ним спрятался у самых городских ворот.
Тут рассвет наступил. Открылись ворота царского дворца и из них выехали мальчишки конюхи. Острым глазом Ваня среди них сразу Антошку приметил на Сарацине. Конь был готов к дороге дальней тяжелой. Сонные стражники не обратили на это внимания.
Как только ворота за конями закрылись, во дворце вдруг шум сильный поднялся. Стрельцы забегали, дружинники закричали, в ворота барабанить начали. Антошка как такое услыхал, так сразу ударил коня пятками и помчался к Калинову мосту. Мигом на месте оказался. Царевич Ваня ему за спину в седло прыгнул, и они вместе поскакали. Не успели стражники у городских ворот опомниться да понять что-либо, они уже из города выскочили и в чисто поле поскакали.
– Заметили твое бегство из тюрьмы, царевич, – прокричал сквозь шум ветра встречного Антошка. – Сейчас погоня за нами будет.
И поскакали они что есть сил в южную сторону, в сторону царства Запорожского. Скачут, а вокруг них чистое поле. Даже укрыться негде. Под конскими копытами земля гудит, встречные мужики, что по утру в Князьград торговать отправились, в стороны шарахались, да проклятия вслед выкрикивали. Слова бранные.
А в Князьград, как узнали, что царевич Ваня сбежал, всполошились. Ратмир и Ратибор лично погоню собирать стали. Вывели самых быстрых коней, самых умелых всадников, что с лошадьми срослись как кентавры былинные. Очень скоро отряд воинов, вооруженных саблями, да луками помчался в погоню за беглецом.
– Убейте Ваньку, как догоните, – подбежав к Ратмиру, крикнула ему Хазария. – Застрелите луками, зарубите саблями.
– Без тебя знаем, ведьма старая! – отпихнул ее ногой царевич. – Ишь умная выискалась.
И словно птицы полетели конники храбрые в погоню за отроком из тюрьмы сбежавшим. С тревогой вослед им смотрели люди посадские из окон домов своих. Желали вернуться ни с чем. Никто в Князьграде не любил царевичей Ратмира и Ратибора. А Ваню и мать его Поляну жалели, в их вину не верили.
– Какая Поляна ведьма? – говорили друг другу, головами качая, и кругом оглядываясь. А потом добавляли шепотом: – Не иначе царя нашего Дубрава Дубравовича мамка царицына рабыня хазарская извела.
А Ратмир и Ратибор мчались в погоню, коней нахлестывали, не жалели. Земля из-под копыт конских во все стороны летит, люди встречные в стороны разбегаются, словно куры испуганные. Не дай бог на пути у царевичей оказаться. Задавят, собьют, растопчут и не заметят даже.
Чистое поле перед ними скатертью растелилось. А вдалеке, там, где земля с небом встречается, силуэт всадника виден. Мчится прочь царевич Ваня. Уйти пытается.
Закричали конники голосами дикими, засвистели, словно соловьи разбойники, еще сильнее коней взгрели. Всяк старается. Торопится. Царевичи за голову Ванькину награду объявили великую. Рассыпали конский строй в стороны. В кольцо беглеца взять стараются.
Впереди лес черный привиделся. Стоит мрачный и грозный, туманом утренним все еще окутан. Не очнулся ото сна. Всадник к нему поскакал. Погоня за ним. Скоро настигнет. Вот уже совсем немного осталось. Мчатся кони, хрипят от усердия.
– Уйдет! – закричал вдруг Ратмир. – Уйдет, в тумане скроется, тогда и не найти его. В лесу скроется.
– Не уйдет! – произнес Ратибор и натянул лук тугой. Спустил тетиву звонкую, полетела стрела каленная.
И другие всадники тоже луки натянули, и во всадника десятками стрелы полетели. До леса спасительного уже совсем немного осталось. Мчится Сарацин стремительный. Да только стрелы быстрее коня летят. Догнали всадника. Догнали, ужалили. Взмахнул он руками, да с коня слетел. У самой лесной кромки. Прямо под деревьями.
– Попали! – радостно завопили всадники.
Добрались они до беглеца, кричат, радуются, слезают с коней, подходят к убитому. Царевичи Ратмир и Ратибор уже и сабли обнажили, чтобы голову брата меньшего срубить, домой матушке отвезти, показать.
И вдруг Ратмир перевернул убитого и воскликнул:
– Не тот!
– Как не тот? – закричал Ратибор.
И действительно, смотрят воины доблестные, а перед ними на земле не царевич Ваня лежит, а скоморох Антошка. Весь кровью залитый, со стрелами в спине сломанными.
Бросились тогда все царевича искать. Да только зря время потратили. До полудня по чаще лазали, овраги обыскивали, никого не нашли. Ни с чем в Князьград отправились.
Былина седьмая
ПУТЬ ДАЛЕКИЙ, ПУТЬ НЕ БЛИЗКИЙ
А царевич Ваня уже далеко был.
Когда поняли они с Антошкой, что не уйти им от погони, слишком устал Сарацин сразу двух нести, и голоден был, не кормлен, не поен, стали думать что делать. А времени на это было ой как мало.
– Слезай с коня, Антошка, – стал просить друга царевич. – Слезай, и беги. Дальше я один поскачу. Авось, не догонят.
– Догонят, – рассудительно ответил Антошка. – В поле все равно рано или поздно догонят. А в лес въедешь, догонят еще раньше. У коня твоего ноги длинные, да тонкие, по лесу ездить непривычные. Поломает он сразу их о коряги, да пни. Тут тебя и схватят. Мы давай лучше, вот что сделаем. Не ты, дальше поедешь, а я.
– Это почему же? – возмутился царевич Ваня. – Почему ты?
– Отвлеку на себя погоню. А ты тем временем, вот этой лощиной к болоту спустишься, там трясина не топкая, осокой да камышами, до леса доберешься. Тогда тебя точно не поймают, если ты лесом пойдешь. Правда, тебя дикие звери растерзать могут. Но они может, и подумают, а эти звери убьют обязательно.
Понял Ваня, что дело Антошка предлагает.
– Зверей диких я не боюсь. Найду с ними общий язык.
И как только скрыл их холм, царевич с коня прыгнул и в лощине спрятался, а потом по дну ее к болоту пополз.
– Удачи тебе в твоем деле! – крикнул ему Антошка и поскакал дальше.
Через несколько мгновений в ту же сторону промчалось полсотни всадников во главе с Ратмиром и Ратибором.
Что было с ним дальше, вы уже знаете. Видел гибель своего друга и царевич. Смотрел из укрытия и плакал. Кулаки от злости и от бессилия сжимал, да только сделать ничего не мог. Что тут поделаешь? Понял он только, что пожертвовал ради него Антошка жизнью своей. Ради него ли, или ради дела общего?
Однако слезами друга не вернешь. У царевича Вани свое дело было. Дело важное. Дело великое. Которое, умри, а исполнить надо было.
Дополз царевич до болота, в камышах да в осоке спрятался, осторожно в сторону леса двинулся. Чуть левее взял от того места, где Ратмировы дружинники его выискивали. Саженей двести пришлось по горло в воде грязной, в жиже болотной двигаться. Идет он медленно, да осторожно. Старается, чтобы от его движений не хрустнул тростник, не погнулся камыш, не зашелестела осока. Еще пуще боялся мальчик крякву спугнуть с гнезда насиженного. Если с воплем диким взлетит она в небо синее, людские взоры к себе привлечет, то воины царевичей сразу догадаются, что он здесь в болоте прячется. Тогда не уйти ему от расправы ужасной.
Только к вечеру, поэтому обессиленный добрался он до леса. Вылез из болота, упал на сухую землю и долго лежал, отдышаться не мог. Погони он уже не боялся. Ускакали назад конники Ратмировы, уехали лучники Ратиборовы. Не заметил он, как заснул крепким сном. Проснулся, видит, а солнышко, уже совсем низко. Прямо над землей висит. Последним взглядом мир обводит.
Прислушался Ваня к звукам вечерним, и услыхал лай собачий. Совсем близко раздается.
– Ищи его! Ищи! – лают собаки. – Здесь он где-то, в болоте спрятался.
И понял мальчик, что вернулась сюда погоня, да еще и с собаками. Видимо Ратмир и Ратибор, обыскав весь Князьград, поняли, что вместе с Антошкой он был, а значит где-то здесь поблизости.
А в болоте уже тростники трещат, камыши качаются, лягушки возмущенные квакают, утки вопят, по небу кружат. Значит, взяли его след охотнички, и скоро здесь будут.
Царевич окинул вокруг себя взглядом испуганным.
– Неужели придется в лесу прятаться? Ночь ведь скоро! – сказал он сам себе. – Эх, и зачем я спать лег?
Но выбирать не приходится. Каждая секунда на вес золота. Побежал Ваня в лес. Побежал в самую глухую чащу, в самые темные дебри, где под деревьями света белого даже в полдень увидеть нельзя. И ни меча у него с собой, ни даже ножичка. Только руки сильные, и ноги быстрые, да голова на плечах, что думать обязана.
Очень скоро всякие звуки за спиной затихли. Все поглотил лес дремучий, и крики людские, и лай собак бестолковых, что ни за что в этот лес не сунутся после захода солнца, потому растерзают их тут же звери дикие и лютые, за то, что предали они когда-то звериный род, к человеку на службу отправились.
Идет царевич Ваня, от каждого треска или шороха вздрагивает. Крест целует, да молитвы читает. Никогда в одиночку не бывал он в лесу в такой поздний час. А ну как сейчас ему дикий зверь повстречается? Да зубы острые оскалит? Что делать тогда? Бежать или драться? Идет царевич, а сам на деревья смотрит, какое из них выбрать, чтобы залезть на него в случае опасности?
А сумерки между тем сгущаются, темнота со всех сторон наползает жуткая. И сразу облик всего леса словно по волшебству меняется. Деревья черными корявыми великанами кажутся, вроде и на месте не стоят, а хороводы водят. Под их корнями могучими в норах глубоких глаза желтые зажигаются. Из-под ветвей страшные ночные крики слышатся, листья шуршат, словно предупредить о чем-то хотят. Тут и у взрослого человека от страха сердце в пятки уйдет. Что говорить о мальчике, еще усы не бреющем?
А ведь кроме зверей диких в лесу еще и нечисти полно. Леший путников в свои капканы заманивает, русалки в глубоких лесных омутах сидят, тоже добычу дожидаются. Кикиморы зеленые, если поймают, защекочут до смерти.
Страшно Ване. Очень страшно. Дрожит он от ужаса, лишний шаг сделать боится. Рубашку с себя снял, наизнанку вывернул, опять надел. Говорят, что когда так сделаешь, то нечисть не прицепится. А все одно, страшно. Идет, он руками сам себя обнял, чтобы не дрожать. Когда же ночь пройдет?
А ночь только началась.
Наконец царевичу бояться надоело.
– Это что же такое? – воскликнул он с возмущением. – Заяц я что ли? Ведь богатырем хочу стать, когда вырасту. Разве прилично богатырю темноты бояться? Не младенец я, а отрок уже. Друг мой Антон жизнью своей пожертвовал, не испугался смерти. А я? Не буду больше бояться. Должен я спасти мать свою от костра жаркого, и отца от старости беспощадной, и землю родную русскую от распри царевичей и от врагов многочисленных.
Так, убеждая себя, шел он по лесу. И постепенно походка его быстрее и увереннее стала, плечи расправились, голова гордо поднялась. Видно стало, что царевич по лесу идет, а не подпасок зашуганный, овцу потерявший и в ее поисках в чаще заблудившийся. Идет по лесу, и даже песню насвистывает.
Но вскоре так темно в лесу стало, что даже рукава белой рубашки не видно стало. Ткнулся царевич в одно дерево, врезался в другое.
– Этак я шишок себе только на лоб насажу, а вперед не продвинусь!
Решил тогда он на дерево залезть и переночевать в нем. Выбрал такое, на котором сучков много, стал карабкаться. Лезет, лезет, а доверху долезть не может. Все у земли близко висит. Так не то что медведь, а и волк, не вставая на задние лапы, за зад ухватит.
Полез тогда он на другое дерево. Та же история. Карабкается, с сучка на сук перебирается, а все одно, до земли рукой подать. Разозлился царевич Ваня:
– Это леший меня путает. Рассердился, что я его обманул, теперь ночлега не дает. Дай-ка я плюну через левое плечу ему в лысину, посмотрим, что тогда будет.
Набрал мальчик слюны побольше, хотел уже плюнуть, да голос скрипучий его остановил:
– Погоди плеваться, добрый молодец, – сказал он, – не спеши.
Ваня так и сел.
– Это кто со мной говорит? – испуганно спросил он.
– Это я с тобой говорю, дерево.
– Дерево?
– Ну да.
И тут Ваня понял, что он и в самом деле разговаривает с деревом. Надо же!
– А почему ты раньше молчало?
– А ты не спрашивал. Мы же деревья без надобности не болтаем. Чай не белки. Народ спокойный, тихой.
– И то верно. Почему я залезть на тебя не могу?
– А потому это, что мы лешему служим, а ты от него отвернулся. Он на тебя и обиделся.
– Обиделся? – растерялся Ваня. – Это как же я его обидел?
– А рубаху зачем вывернул?
– А чтобы меня нечисть не трогала.
– Нужен ты ей! – охнуло дерево. – А только знай, глупый отрок. Пока наряд красный не надел, в гости не ходи. А плеваться и вовсе не вздумай. Иначе и вовсе весь лес от тебя отвернется, хоть ты и спас нашего хозяина Медведя Батюшку.
Проскрипело все это дерево старое и замолчало. Больше ничего понять в его звуках мальчик уже не мог. Пришлось ему послушаться совета лесного. Снял он опять с себя рубашку, обратно выправил и надел.
– Вот теперь другое дело, – вдруг раздался из дерева другой голос. Тоже скрипучий, но тонкий, как у старушки. Из дупла, что среди листьев пряталось, показалась лохматая голова с большими совиными глазами, шишкой вместо носа, и желудями, висевшими в ушах вместо сережек. – Теперь милости прошу, к моему шалашу.
– А ты кто такой? – удивился Ваня.
– Неужто не узнаешь?
– Не видел я тебя никогда.
– Не видел, зато слышал, – вслед за головой из дупла показалось лохматое, покрытое звериной шкурой тщедушное тело.
– Неужто леший?
– Он самый! Залезай! – И леший подал мальчику руку.
Ваня все же не решался. Стоял на месте, с ноги на ногу переминался. Леший увидел, что он боится, захихикал, словно лягушка заквакала.
– Зря трусишь. И леса не бойся. Свой ты теперь в ем.
– Это почему это?
– Так Хозяин велел.
– Хозяин?
– Ну, да. Он всем и зверям и птицам, и нам, значит, велел младшего сына царя Дубрава, тебя, значит, не трогать, и во всем тебе помогать. За то, что спас ты его жизнь, не дал своему отцу нашего медведюшку погубить. Так что не бойся ничего. Лес тебя не тронет. Спи спокойно.
Смотрит Ваня, а лес и взаправду другим ему кажется. Совсем не темным и страшным, а родным, приветливым. И дупло, в которое его леший затащил, вдруг большим стало, как горница. И в нем и стол стоит невысокий, и лавки по обе стороны, а в углу и кровать есть.
– Садись, царевич Ваня, перекуси с дороги, не побрезгуй угощением моим скромным.
Сел Ваня за стол, стал орехи грызть, грибками солеными закусывать, ягодами заедать. Утолил голод, сразу почувствовал, как сильно спать хочет. Леший даже помог ему до кровати дойти. Уложил как дитятю малую.
– А сам то ты где спать будешь? – спросил он.
– Ишь какой заботливый? – улыбнулся леший, которому такое обращение по нраву пришлось. – Словно и не царевич вовсе. Не бойся за меня. Мы лешие по ночам не спим. Лес дозором обходим. Вот уйду сейчас на караульную свою службу, вернусь только с рассветом. А там ты уже и выспишься.