– Все, дело сделано. Теперь уходить надобно.

Мальчик вскочил в седло, и тут девочка не выдержала, выскочила из своего укрытия и к ним побежала.

– Бежим! – увидев ее, закричал Ваня.

Конь скакнул, да только поздно. Девочка уже рядом оказалась, и царевича Ваню за ногу схватила. Крепко изо всех сил. Хотел ее Ваня отпихнуть, да только девочка заговорила быстро и взволнованно:

– Стойте! Стойте! Погодите бежать!

Тогда Ваня, у которого глаза слезами наполнились, вынул саблю, и говорит:

– Отойди, девочка, не доводи до греха. Мне царевна нужна, пуще жизни. Только так могу я спасти своих мать и отца. Так что тебя не пожалею, если будешь упрямиться.

– Руби меня, бей меня, – тихо зашептала девочка. – Только отпусти того, кого взял. Не нужна она тебе. Не царевна она. Не Василинка Ильинична.

От удивления и конь и Ваня на месте замерли.

– А кто же?

– Служанка моя, Марфа. Отпустите ее. Ни в чем она не виновата.

– Служанка твоя? А ты кто такая тогда?

– А я царевна и есть. Василинка я. Та, кого украсть и похитить подло решили вы.

– Царевна? – рот у Вани так и открылся от изумления. – Василинка?

– А не врешь? – спросил девочку конь.

– Вот, перстенек мой царский! – и девочка показала пальчик свой на правой руке, на котором и впрямь красовался дивный перстенек золотой с голубым сапфиром.

– Она это, – говорит тогда конь Ване. – Бросай мешок, а я эту схвачу.

Девочка сразу назад отпрыгнула:

– Только попробуйте! Видите у меня не шее свисток серебряный. Волшебный. Только свистну в него, сразу тут появятся витязи великие, богатыри моим батюшкой выбранные и выученные. Ничего у вас не получилось. Оставьте Марфу и уходите подобру-поздорову. Отпускаю вас. Не отдам в руки стражников.

Делать нечего. Видно было, что девчонка не шутит. Спустил Ваня мешок на землю, развернул скатерть, девицу Марфу на траву вывалил. А та, как была без чувств, так до сих пор в себя и не пришла. Лежала колодою.

Не выдержал тогда царевич Ваня такого провала дела, уткнулся в бок своему коню волшебному и разрыдался. Плачет, остановиться не может. Только плечами подергивает.

Подошла тогда Василинка, и спрашивает:

– Отчего ты такие горькие слезы льешь, мальчик? Что за беда у тебя такая, что на такое злодейство ты решился, как людей честных подлым образом похищать?

– Не по своей воле он тебя украсть хотел, – ответил тогда Василинке вместо Вани его конь человеческим голосом. – Тем самым спасает он своих родителей, отца и мать и землю родную. А похитить тебя ему велел давний враг твоего отца царь запорожский Владисвет Киевогородский.

– Вот так? Так значит он слуга царя запорожского?

– Нет, он сын царя Дубрава и Поляны, царевич Ваня.

– Поляны? Уж не той ли Поляны, что нашего воеводы Всеслава дочь?

– Той самой, – ответил конь и понуро опустил голову. Погладила тогда Василинка Ваню по голове, да так ласково, что тот хотел было ее руку оттолкнуть, да не смог. Еще горше только заплакал.

– Слыхала я много про маму твою, Поляну пленницу. Великомученницей ее у нас в народе называют. А ты значит сынок ее? И про тебя я слыхивала. Да ты не плачь. Лучше расскажи мне твою историю.

Тут Марфа в себя пришла. Хотела крик поднять, да Василинка так на нее цыкнула и замолчать велела, что та словно яблоко целиком проглотила.

Вытер слезы царевич Ваня, посмотрел Василинке в глаза ее ясные и чистые, добротой неслыханной наполненные и успокоился. Начал ей рассказывать все от самого начала, как царь Дубрав домой вернулся, да сыновей старших прогнал, а его перед всем миром признал, и до последнего дня. Василинка слушала его, и по ее лицу текли слезы хрустальные. Так она их даже не замечала, до того ее захватила история царевича. И вот глаза ее заблестели решимостью, засверкали гневом, и когда Ваня закончил рассказ, она воскликнула:

– Вижу, что не врешь ты, царевич Ваня. А раз так, то не только твоя это боль, а и всей земли нашей. Никто войны и брани меж соседями сейчас не хочет. А если царя Дубрава и Поляну не спасти, то смута обязательно начнется. Мой отце уже стар, не в силах он один землю русскую оборонять и в подчинении держать. Ему бы все больше на печи лежать, да квас пить и капустой заедать, твой отец один на сегодня, кого враги наши опасаются. Если его не будет, со всех сторон они кинутся. А раз так. То помогу я тебе. Сама с тобой к Владисвету отправлюсь. Без твоего на то принуждения. Должен ты от него получить яблоки молодильные и спасти отца и матушку, а, прежде всего землю родную от беды неминуемой.

Сказала так Василинка и сама ловко в седло конское прыгнула.

– Как же так? – заголосила вдруг Марфа. – Я же тревогу должна поднять.

– Вот и поднимешь, когда мы за забором будем и за площадью, – ответила ей Василинка. – Но не раньше.

– Но я…

– А ослушаться меня осмелишься, – Василинка грозно подняла брови, – заставлю матушку тебя замуж выдать за конюха Митрофана. И не видать тебе тогда твоего гусляра Леля. Поняла?

– Только не за Митрофана! – испугалась вдруг Марфа. – Все сделаю, что прикажешь, царевна!

– Вот и славно.

И Василинка сама подала руку Ване, чтобы он рядом с ней сел. А тот и поверить в свою удачу не может. Неужели такое бывает?

Сел он на коня, Василинку перед собой усадил, обнял правой рукой покрепче, другой рукой узду взял, ударил коня пятками, и тот птицей быстрокрылой забор высоченный перемахнул. Поскакал по площади. Перелетел ее, по городским улицам поскакал, выбивая дробь барабанную по деревянной мостовой.

Марфа посмотрела внимательно им вслед в щелочку в заборе, а потом как заголосит на весь сад:

– Ой, беда! Ой, беда! Украли! Украли! Солнце наше похитили! Девоньку нашу забрали лихие разбойники! Ой, беда!

И няньки мамки по саду забегали, матушка царевны царица Людмила выскочила простоволосая, в рубашке одной. Руками всплескивая. И такая паника началась в городе Муроме. Откуда ни возьмись, стражники и дружинники забегали. Трубы затрубили, бубны загремели. Пушки палить начали. Погоня за конем отправилась. Да только тот уже давно и за ворота выскочил и по чистому полю понесся, до леса доскакал и в чаще скрылся. Поди, догони.

А царь Илья Муромский в это время с протопопом Игнатием в шашки играл. Когда весь этот шум услышал, гневно проворчал:

– Кто мне в шашки играть мешает? Кто мысли путает? Может, пожар в Муроме начался, или татары у стен столпились?

– Государь, не прогневайся, – отвечают ему дрожащими голосами слуги, – дочку твою похитили злодеи неизвестные?

И царица в покой влетела. Вся в слезах:

– Ой, батюшка, беда! Пропала дочка.

Нахмурился Илья, засопел гневно, обнял царицу, прижал к себе, по голове погладил.

– Ничего, – сказал, – Василинка моя, девчонка умная, смелая. Кровь в ней течет крестьянская. В обиду себя не даст. Раз дала себя украсть, значит, знала, что делает.

– Но ведь беда ей грозит! – воскликнула царица и зарыдала пуще прежнего.

– А вот этого мое сердце отцовское не чует. Значит, все хорошо будет.

Сказал так царь Илья Муромский и снова сел в шашки играть.

Былина тринадцатая

СЛОВО ЦАРЯ ВЛАДИСВЕТА

А царевич Ваня, царевна Василинка и витязь Удача уже к этому времени далеко были. Никакими конями их не догонишь. Никакой погоней не настигнешь.

Скачет быстрый конь, через реки перепрыгивает, через озера перешагивает. Гривой золотой ветра разгоняет. А все равно, до царства Запорожского далеко. Время тянется. Царевич Ваня волнуется.

– Не успеем! – кричит он Удаче. – Может, птицами нас снова сделаешь?

– Не могу, – отвечает Удача. – Двоих еще смог бы, а троих уже не смогу. Чары на троих бессильны.

– Что же делать?

И тут Василинка, которая думала о чем-то, предложила:

– А может тебе в Индрика превратится, Удача Васильевич?

Кто же не знает Индрика зверя великого? Коня крылатого, волшебного! И хотя давным-давно уже не осталось на земле сказочных коней, народ память о них и по сей день хранит.

– Ай да, молодец, Василинка! – воскликнул Удача.

И тут же у него из боков лошадиных, шелковой шерстью покрытых, огромные белоснежные крылья расти начали. И сразу оторвались копыта от земли, а сама земля внизу осталась. И чем больше вырастали крылья, чем выше взлетал Удача Индрик. И вот уже к самым облакам он поднялся. И все выше и выше поднимается. И вот уже облака под копытами стелятся, одно за другим за спиной остаются. Белые, розовые, желтые. Каких только нет. Сверху на них еще интереснее смотреть, чем снизу.

А у царевича и царевны дух от страха и восхищения замер. Прижались они друг к другу, в седло вцепились замертво. Упасть боятся.

Удача Индрик вперед летит. В сторону западную, в сторону царства Запорожского.

Оглянулся Ваня случайно и вскрикнул от удивления, Василинку в спину пихнул.

– Смотри, – говорит, – не иначе за нами кто-то гонится. Уж не твой ли батюшка за нами погоню выслал?

Оглянулась Василинка, смотрит, а за ними и впрямь человек бежит, прямо небу, с облака на облако перепрыгивает.

– Не похож он ни на одного из богатырей моего батюшки, – покачала головой Василинка. – Значит не погоня это.

– Кто это? – ребята хором спросили у Удачи.

– Это братец Ветер, один из семи сыновей Ветровой матери, – ответил Удача. – И кажется, он в ту же сторону бежит, что и мы. Вот это удача!

Приблизился братец Ветер. Смогли разглядеть его друзья получше.

Настоящий это великан оказался. Недаром с облако на облако, как мальчишка с пенька на пенек перепрыгивает. Волосы и борода у него длинные предлинные, рубаха развевается, порты гудят, как трубы великанские, сам босой, словно пахарь обыкновенный. Бежит, щеки надул, и на облака дует, а они перед ним в разные стороны разбегаются. Догнал он Идрика с ребятами, поравнялся, рядом побежал.

– Здорово, друг Удача! – поприветствовал он коня крылатого. – Кого это ты на своей спине несешь? Или стал ты теперь перевозчиком? Оседлали тебя? Взнуздали?

И братец Ветер расхохотался, да так громко, что по всему небу его хохот разнеся.

– Ты буйный Ветер Восточный, как был весельчаком, так им и остался, – спокойно ответил Ветру Удача. – А только забыл, что тебе твоя старая мать велела?

– Что-то не припомню.

– Она велела тебе завсегда мне помогать, за то, что я ей сон травы в свое время дал и исцелил ее от бессонницы. Припоминаешь?

– Было такое.

– Ты куда путь держишь?

– Лечу в землю Литовскую, братец Западный сказал мне, что пожары там начались в городах от жары. Хочу Огню Огневичу, другу старому помочь, раздуть его, повеселиться вдвоем.

– Хулиганить вы любите, – ответил Удача. – Нет бы, сестрицу Водицу с тучами черными литовцам понести, да залить пожары буйные, спасти людей от беды горючей.

– Те люди, ляхи жадные, мне жертв давно не приносили, караваев не подносили, песен не пели, ругали только, да срамили. Не хочу я им помогать. Пусть братец Полуденный им помогает. Не мое это дело.

– И верно, не твое, – согласился Удача. – Пусть Полуденный и старается, пожары заливает. А ты лучше мне помоги.

– Чего тебе надобно, Удача? Только, как в прошлый раз, невозможного не проси. Заклятия я с тебя снять не могу. Сие даже моей матушке недоступно.

– Заклятие я с себя службой верной родной земле сниму, ты же снеси меня и моих друзей в царство Запорожское в Киевгород. Опаздываем мы.

– В Киевгород? – обрадовался Восточный Ветер. – Это можно. Там сегодня как раз ярмарка будет. Так киевляне меня давно зовут, пирогами да калачами заманивают, пряники мятные обещают. Полетели. Держись, Удача, за полы кафтана моего. Да покрепче.

Выпустил братец Ветер полы своего кафтана, и побежал. А Удача на полы встал, крылья для равновесия расправил, уперся ногами могучими, чтобы не упасть, и вместе с Ветром полетел на запад.

Ваня и Василинка сидят в седле, удивляются. Поверить всему, что увидели, не могут.

– Я думала, что такое только в сказках бывает, – говорит девочка.

– И я думал, что это всю люди придумали. А оказалось все правдой. И не думал я, что на свете такие девочки смелые есть, как ты. Ведь любая другая на твоем месте, если бы увидела, как пес в человека, а потом в коня превращается, умерла бы на месте. А ты такая отчаянная, ничего не испугалась.

Василинка вся покраснела от удовольствия. Как же, царевич и ей такие слова вдруг теплые говорит.

– Да не смелая я вовсе, а просто за Марфу испугалась. Она девица, хотя и глупая, зато добрая. И матушке о моих шалостях никогда не докладывает. Не могла я позволить, чтобы вы ее вот так взяли и унесли.

– Все равно ты смелая, – не согласился царевич Ваня. – Да еще и умная. Вон как нас провела. Как вокруг пальца. Утащили бы эту твою Марфу, что бы потом с ней делали?

– Вот ведь скажешь, тоже, – смутилась окончательно Василинка. – И поумнее меня есть.

– И скромная ты, как я погляжу.

Но тут Василинка нахмурилась:

– Чего это ты меня нахваливаешь? Сглазить хочешь, или замуж зовешь?

От этих слов Ваня так покраснел, что даже отвернулся, а конь под ним, вернее Удача Индрик захохотал, аж бока ходуном заходили.

– Кто знает, – сквозь смех, произнес он, – может ваши отцы и впрямь свадебку захотят сыграть. Ваши отцы давно для союза близкого повода ищут.

– Что ты такое говоришь, Удача? – возмутился Ваня. – Рано нам еще жениться.

– Ничего, – ответил весело Индрик. – Царских детей под венец рано ведут. Долгих лет не ждут, коли на то придет нужда государственная.

Царевич Ваня покраснел еще больше, да и Василинку Удача в краску вогнал. Замолчали ребята, больше разговаривать не стали. И Индрик тоже замолчал, потому что Восточный Ветер вдруг кругами плясать пошел, известен он своей буйностью неожиданной, характером игривым. Коню крылатому нелегко удержаться на полах его стало.

– Стой, братец Ветер! – закричал он тогда, когда буйного великана вдруг в сторону уносить начало. – Ты куда побежал? Нам ведь не туда надо, а в Киев, на ярмарку!

– А меня, почему-то к Смоленску потянуло, – обернулся Восточный Ветер. – Дух оттуда медовый слышу. Не иначе как Праздник Урожая там начинается. Хочу посмотреть.

– Тогда нам не по пути.

– Что ж, слезайте, и своим ходом дальше ступайте. Я все-таки заверну.

Соскочил Индрик с полы ветровой, вновь по облакам поскакал. А Восточный Ветер дальше побежал, в сторону Смоленска.

– Вот ведь характер непредсказуемый, – проворчал вслед ему Удача. – Ну да ладно. Дальше сами поскачем. До Киевгорода совсем немного осталось.

И не пришло еще время послеобеденное, для сна самое приятное, а царство Запорожское, уже под ними было, красовалось полями ровными, городами богатыми, куполами золотыми, садами зелеными.

Вот и Киевгород на высоком обрыве виден стал. Колокольный звон его еще раньше друзья услышали.

Подлетел к городу Индрик сказочный, опустился у Лапотного оврага, в безлюдном месте, сложил крылья белоснежные, прижал их к боку круглому, и сразу срослись они с шерстью шелковой. Исчезли в теле лошадином, и снова обыкновенный конь под Ваней и Василинкой. Только красивый и богатый.

Направил его Ваня к городу. К главным воротам. Едет, а лицо у него грустное.

– Что невесел? – спрашивает его Василинка.

– Чего веселиться? – отвечает Ваня. – В позорный плен тебя везу. Думаешь, сам не знаю, что это такое? Сам двенадцать лет на руке кольцо рабское носил. Ой, тяжелое оно, хуже гири к земле тянет. От этого тягостно мне. Только слово тебе даю, что как батюшку с матушкой спасу, и сам жив останусь, приду к царю Владисвету, и себя на тебя поменять попрошу.

Ласково на него Василинка посмотрела:

– Не знаешь еще ты до конца царя Владисвета. Этот царь и моего батюшку столько раз обижал, обманывал, столько раз слово не сдерживал, когда он у него богатырем на заставах пограничных служил. Кто знает, что в этот раз он тебя сделать заставит? А вдруг опять слова тебе данного не сдержит?

– Тогда, – Ваня схватился за саблю, – я его убью.

С такой решимостью он это сказал, что даже конь под ним вздрогнул, тихо пробормотал:

– Не стоит он того, чтобы об него саблю поганить, да звание богатырское позорить.

Затем они к городу подъехали и разговор прекратили. Каждый думал о своем. Свою думу обдумывал.

А в Киевгороде веселье идет. Радуется народ посадский. Ликует. После того, как Ванька Каин разбойник в тюрьме оказался, а Юдище из Заповедного леса изгнано было и убито, в город купцы со всех сторон понаехали, мужики с хлебом и салом, и такая ярмарка развернулась, какую горожане лет двадцать не видывали. Торгуют киевляне, празднуют, калачи пироги едят, вино, мед и брагу пьют, наряды новые одевают, сундуки добром набивают, товары свои нахваливают, да царевича Ваню добрым словом поминают, царя своего втихомолку ругают за то, что соседу Дубраву в беде помочь не захотел, яблок не дал, да еще царевича сына его красть дочку муромского царя отправил. Не по-людски это. Не по христиански.

А как Ваня в город через главные ворота на коне въехал, да еще и с Василинкой, киевляне сразу его узнали, поняли, что свершил он приказ Владисветов, украл дочь Ильи Муромского, и сразу затихло все в городе.

Смотрят люди, как царевич на коне к царскому дворцу едет, и молчат. Ничего сказать не могут. Отроку в глаза посмотреть не решаются. Стыдно им вроде перед ним за царя своего. Да и в воздухе сразу бедой запахло. Вспомнили киевляне, как грозен и страшен в гневе был Илья, когда с Владисветом ссорился, да город крушил. Что же он теперь сделает, когда прознает, у кого в плену его дочь находится? Уж не начнется ли между Муромом и Киевом вражды лютой, войны страшной? Не видится ли в будущем кровопролития?

Так и ехал по людным улицам Киевгорода царевич Ваня, и молчащее насупленное людское море перед ним расступалось, давая дорогу.

Вот и дворец царский. Перед ним стражники да стрельцы бегают, казаки народ оттесняют, чтобы чего не удумали. Пушкари к пушкам подошли, фитили запалили, словно в ожидании бунта народного. Видать не совсем в ладу со своими подданными царь Владисвет, коли пушками да бердышами от них отгородиться хочет.

Когда увидел царевич Ваня дворец Владисвета, то спешился, Василинку в седле оставил, сам рядом пошел, коня под уздцы повел. Смотрит девочка вокруг, словно и не пленница, а гостья важная. Взгляд чистый, ясный, гордый.

Вошел Ваня во двор, тяжелые медные ворота за ним тут же захлопнулись и отгородили от остального мира. Теперь только воины царские вокруг него, да слуги. Но ничего не говорят они ему, только смотрят удивленно и даже недоверчиво.

Помог мальчик Василинке с коня слезть, взял за руку. Поднялись они на крыльцо высокое и вошли в палаты царские. Роскошные хоромы у царя Владисвета. Рядом с ними дом Ильи Муромского лачугой кажется. Да только от этого всего Василинка и не смутилась нисколько. Что ей роскошное убранство? Так мишура пустая.

Вдвоем пришли они прямо в Большую палату к трону, на котором Владисвет сидел.

Напряжен сидит царь запорожский. Руками с силой державу сжимает да скипетр. Не поверил он, когда доложили ему, что царевич Ваня в город прибыл, да еще и с царевной. Не ожидал он его так быстро. Но как только увидел он Василинку, с трона поднялся.

– Она! – воскликнул он. – Она! Царевна. Ильи холопа моего дочка. И лицо его, и взгляд. Гордый, упрямый, непокорный! Признаю я ее.

Подбежал он к девочке и даже за руку ее схватил, чтобы убедиться, что видит ее глазами, а не кажется она ему.

– Вот теперь у меня с Ильей другой разговор будет! – закричал царь Владисвет. – А ты, девонька красавица, гостьей моей будешь. – Это он уже обратился к Василинке. И даже торжества своего сдержать не смог.

Да только девочке до его торжества дела нет.

– Перед тобой я, царь Владисвет, – сказала она. – Исполнил твое желание сын царя Дубрава Иван царевич. Теперь твоя очередь, слово сдержать.

– Всему свое время, – отмахнулся рукой Владисвет. – Дойдет и до отрока черед. Пока же мне с тобой поговорить надобно. Ну, как поживает твой батюшка? Здоров ли? Много ли в нем силы? Или старость подточила гору гранитную? А?

Но тут Ваня вмешался:

– Как так погоди! Ты, царь, делай, что тебе делать надобно по уговору. Подавай мне яблоки молодильные. У меня времени нет ждать более.

Посмотрел на Ваню Владисвет, словно первый раз увидел:

– Что-то я не помню, чтобы с сопливым мальчишкой я уговор когда-либо заключал.

Тут и Василинка возмутилась.

– Как же так! – воскликнула. – Опять ты обманываешь? Быстро неси яблоки, а то я сейчас в этот свисток свистну, и тут же мой батюшка Илья Иванович здесь появится, с тобой уже по-своему разберется!

И она схватила свисток и поднесла его к губам. Но царь Владисвет, как про батюшку Илью услыхал, так руками замахал:

– Ой, ради Христа, не свисти! Все сделаю, как ты велишь!

– Так-то, – удовлетворенно сказала Василинка и опустила руку.

И только она это сделала, как тихо подкравшийся к ней сзади Микола Кривой, личный телохранитель Владисвета, схватил одной рукой свисток девочки, а другой ножом перерезал шнурок шелковый, на котором свисток висел.

– Ха-ха-ха! – захохотал тогда Владисвет. – Нет больше у тебя теперь свистка. Не позовешь ты теперь своего батюшку. – Затем царское лицо гневом наполнилось. – Стращать меня удумали?

– Подавай, царь, яблоки! – Выхватил Ваня из ножен саблю и на царя кинулся.

И тут же на него со всех сторон казаки набросились. Только мальчик в такую ярость пришел, что встретил их ударами сильными и ловкими. И закричал во все горло:

– На помощь! Удача! На помощь! Нас предали.

И белоснежный конь, который только что стоял во дворе и покорно ждал своего хозяина, вдруг встал на дыбы, опрокинул конюхов, что держали его за уздцы, сбросил их с себя, и поскакал на крыльцо. Два изумленных стражника попытались было преградить ему дорогу, да только он сшиб их с крыльца, словно листья кленовые. А дальше случилось такое, что у всех, кто это увидел, волосы дыбом на голове встали, челюсти отвисли, пот холодный потек.

Белый конь на глазах вдруг сереть начал, и уменьшаться в размерах. И вот уже вместо золотого конского хвоста, серый хвост следы заметает, вместо лошадиной морды волчья пасть зубами огромными щелкает. Страшный лесной зверь по дворцу царя Владисвета бежит. Дружинников и казаков словно игрушки лапой передней в стороны разбрасывает.

– Тревога! – разнеслось тогда по всему дворцу.

И затопали тяжелыми сапогами богатыри лихие.

Да только волк быстрее их оказался. Ворвался он в тронный зал, где царевич Ваня сражался, и в самую гущу боя кинулся. А воины царские не ожидавшие такого нападения, в стороны разбежались, некоторые, самые трусливые, в окна повыпрыгивали, стекла пражанские разбив.

И только один Микола Кривой не растерялся. Старый и опытный охотник на волков, выхватил он длинную нагайку и волка вдоль спины полоснул. Взвыл от боли волк Удача. Перевернулся в воздухе, на обидчика бросился. Однако Микола этого только и ждал, махнул нагайкой и опоясал зверя в том месте, где у волка брюхо самое худое. И тут же его друг Никола Крещатик такой же нагайкой волку шею скрутил. И стали два богатыря казачьих нагайки каждый в свою сторону тянуть. Волка разрывать.

Хотел Ваня на помощь Удаче прийти, да только его самого к стенке трое стрельцов приперли, шагу в сторону не дают сделать.

А царь Владисвет, который, когда волка увидел, на трон с ногами залез, да на самую спинку забрался, как петух на насест, кричит:

– Хватайте их! Крутите их!

Ну а уж казаки свое дело знают. Обложили со всех сторон волка, и хотя он яростное сопротивление им оказывал, сетями его запутали, арканами заарканили, скрутили ему лапы, в пасть полено сунули и канатами обвязали, чтобы не кусался.

Только до того, как ему пасть скрутили, успел волк Удача последний вой издать. Такой громкий и протяжный, что у всех, кто его слышал, по спине мурашки забегали. А слышали этот вой не только во дворце, а и во всем Киевгороде. До самых городских стен он донесся и в чистое поле улетел. И многие старики посадские, что этот вой слышали, головами закачали:

– Не к добру волк воет. Ой, не к добру! Не иначе наш царь свое царство вскорости потеряет. А может и голову свою тоже. Слишком много в жизни он подличал. Настало время и ответ держать.

Да только в царском дворце об этом никто и не помышляет.

Лежит волк Удача поверженный, на противников своих смотрит. И от обиды горькой слезы по его морде льются. Казаки на него смотрят, серьезно, даже со страхом и уважением. Меж собой переговариваются:

– Ишь, плачет! Нежить проклятая.

А там и Ваня саблю потерял и тоже в плену оказался. Скрутили его веревками, в рот кляп засунули.

Микола подбежал к царю, доложил:

– Все схвачены, твое величество. И мальчишка, и волк. Что делать с ними прикажешь?

– Волка в клетку, что во дворе стоит, после медведя пустая, посадить, – важно надув губы, сказал царь, – а мальчишку в темницу, да посадите его в одну клеть с Ванькой Каином. Ведь они друзья меж собой. Вот пусть и свидятся. А потом повесим обоих. Когда дознаемся, что царь Дубрав и в самом деле помер. А девчонку под замок посадить в светлицу, где окошки с решетками. Кстати… – царь оглянулся по сторонам, – а где же девчонка? Где царевна? Где дочка Ильи Муромского?

Стали везде искать слуги царские Василинку, и видят, что нет ее нигде. Как сквозь землю провалилась.

Царь в страшный гнев пришел, ногами топает, глазами зыркает, кулачками трясет, слюни пускает.

– Найдите мне ее! – кричит.

– Ищем! – кричат слуги. – Ищем, царь батюшка.