– Куртки где повесили? – спросила мама и тоже не подняла голову от плиты. – И сапоги где оставили?
– Сапоги мы оставили на крыльце, – усталым голосом ответила Аня. – А куртки повесили у порога на гвоздике.
– Молодцы, – похвалил папа. – А я вот тут с фонографом вожусь. Никак понять не могу, почему он не заводится. Вроде бы и пружина на месте, и механизм целый, а все одно не идет.
Тогда Маша прямо от порога подошла к отцу, заглянула ему в глаза и твердым голосом сказала:
– Папа, мы должны сейчас же отправиться домой!
– Вот как? – папа с удивлением воззрился на дочь. Словно в первый раз ее увидел. Куда?
– Домой. То есть в город. К нам домой.
– Ты это серьезно?
– Да, я говорю это серьезно. Очень серьезно. Уж ты поверь.
– Я целиком и полностью с ней согласна, – поддержала сестру Аня.
Папа удивился еще больше:
– А разве не вы всю зиму твердили о том, что хотите все лето провести в деревне? Просто все уши прожужжали. Не хотели, чтобы я продавал дом.
Девочки на какое-то мгновение замялись.
– Вам что погода не нравится? – продолжал удивляться папа. – Так она скоро наладится. Завтра проснетесь, за окном будет солнце светить. Можно и на речку, и в лес. Да хоть куда!
– Ну, папа! – воскликнула Аня. – Дело совсем не в этом.
– А в чем же?
– Этот дом, он нехороший! – выдохнула старшая дочь. – Очень нехороший. Нам здесь не нравится.
Папа так и сел. Мама тоже прекратилась возиться с ужином и смотрела на дочерей с еще большим, чем у отца удивлением. А девочки заговорили наперебой:
– Здесь снятся нехорошие сны!
– Потому что раньше жила ведьма!
– Да, да. Об этом все знают! Вся деревня.
– И люди пропадали! Во время войны.
– Это нам дядя Архип рассказал.
– А еще утром был сарай, там были куклы. Очень красивые. А вечером, мы пошли, а сарая уже нет.
Папа слушал их, слушал, а потом схватился за голову:
– Вы думаете, я хоть что-нибудь понял из всего того, что вы тут наговорили?
Аня и Маша замолчали.
– Ты нам не веришь? – спросила Аня и умоляюще посмотрела на отца.
– Что значит, не верю? Как можно верить, если вообще ничего не понимаешь.
Тогда девочки стали рассказывать ему все по порядку. С самого начала, про все свои сны, про Дениску и дядю Архипа, пока не дошли до того момента, как они утром нашли в огороде сарай с куклами, который сейчас куда-то пропал.
– Да не было там никакого сарая, – воскликнул папа в этот момент. – Я же раза три осматривал огород. Не было так сарая. Не было. И никакой черной свиньи я тоже не видел. Это у вас разыгралось воображение. Наверно от свежего воздуха.
Но тут вмешалась мама. Весь разговор она слушала молча, очень внимательно и не разу не перебила.
– Погоди, – остановила она папу, – погоди. А ведь я тоже видела сегодня ночью сон.
Тут настала пора удивляться девочкам.
– Ты? Ты тоже видела сон?!!
– Да, – задумчиво сказала мама. – Сон. Очень странный сон. И кстати, во сне я видела кукол. Очень красивых кукол.
– Ты ничего не путаешь? – спросил папа, подозрительно глядя на маму.
– Нет. Сначала я видела наш дом, а вокруг него ходили какие-то люди. С детьми. И они заходили в дом, а потом исчезали, а вместо них появлялись куклы. Много кукол. И все очень красивые. И мы тоже пошли в дом. И ты, Коля, и вы девочки тоже. И вдруг всех вас не стало. А в углу появились новые куклы. Похожие на вас. И я плакала, и ничего не могла сделать.
Муж и дочери слушали ее, затаив дыхание. У мамы было такое странное и печальное лицо. Глядя на нее, девочкам вдруг тоже захотелось плакать.
– И что же, – шепотом, глотая подступавшие к горлу слезы, спросила Маша, – потом ты тоже стала куклой?
Мама посмотрела на нее.
– Что? – переспросила она и вздрогнула.
Маша повторила свой вопрос.
– Нет. Я не стала куклой, – мама огляделась по сторонам. – Я встретила женщину, которая превращала людей в куклы и ударила ее топором по голове, после чего разрушила весь дом и вывела вас на улицу. Так что это был хороший сон.
– Белиберда какая-то, – пробормотал папа.
От всех этих рассказов всем стало как-то не по себе. Жутко.
– Пожалуй, нам и в самом деле лучше всего уехать отсюда, – сказала вдруг мама.
– Да что вы сговорились что ли? – возмущенно воскликнул папа. – Куда мы сейчас поедем? Машина не заводится. Дорога раскисла под дождем. До трассы сейчас только на тракторе можно добраться. Да и ночь уже. Как вы это себе представляете?
– Давай пойдем пешком! – жалобно глядя на отца, чуть ли не простонала Маша. – Мне здесь страшно.
– Но ведь дождь за окном!
– Ну и пусть!
И все трое они начали уговаривать папу покинуть дом.
– Бред какой-то! – он пытался отбиться от них. – Вы даже сами не понимаете, что говорите. Успокойтесь. Давайте включим телевизор, посмотрим «Разочарованных и отчаявшихся» и успокоимся. Мыльная опера – лучшее лекарство против страха.
Он быстро взял со стола пульт и включил телевизор. Но никаких «Разочарованных и отчаявшихся» на экране не было. Все та же бесконечная синева и молчание.
– Да что же это за безобразие? – возмутился папа. – Неужели антенну ветром сбило?
Но тут вдруг на экране появилось изображение, и пробился звук. Только это был не бразильский сериал. Вместо дона Родригеса и Клотильды во весь экран торчала голова какого-то неприятного кудрявого дядьки в круглых очках, который что-то испуганно бормотал дрожащими толстыми губами. Карпухины прислушались, и до них долетели бессвязные слова:
– Я не хочу, я не буду! Не надо! Пожалуйста, не надо! Пустите меня!
– Что такое? – воскликнул папа. – Это же Петькин! Ну да, точно, Петькин.
– Какой еще Петькин? – спросила мама.
– Ну, нотариус, который мне завещание открывал и вводил в наследство. Да точно, это он. Интересно, как он тут оказался.
– Я не хочу, я не буду! Не надо! Пожалуйста, не надо! – как заведенный бормотал все те же слова Петькин. – Я не хочу, я не буду! Не надо! Пожалуйста, не надо! Пустите меня!
И вдруг его лицо стало меняться. Оно почему-то раздулось, как резиновый шар, затем оцепенело и начало уменьшаться. Оно уменьшалось до тех пор, пока не стало каким-то маленьким и кукольным. Тут вдруг до всех дошло, что случилось. Петькин прямо на их глазах превратился в куклу. Симпатичный толстенький фарфоровый мальчуган с большими стеклянными глазами, в которых все еще оставался испуг, неподвижно смотрел с экрана телевизора.
Вдруг что-то затрещало, защелкало, звякнуло, и из часов на простенке, вновь, как в самый первый их день здесь, вылезла кукушка. Но куковать в этот раз она не стала. Что-то в ней захрипело, заскрежетало, щелкнуло, и кукушка свалилась на бок, и так и осталась висеть, безвольная и жалкая. А на часах стрелки уже показывали двенадцать часов.
Затем громко, так что все вздрогнули, щелкнул телевизор, и экран погас. Неприятно запахло паленой проводкой.
Карпухины волей неволей придвинулись друг к другу.
– Что это? – тихо спросила Аня.
– Кажется, начинается, – тихо ответила мама.
– Я боюсь! – пискнула Маша.
– Проклятье, – выругался папа, – что все это значит?
Все четверо разговаривали очень тихо, словно боялись кого-то разбудить. Затем они снова замолчали, и сразу же раздался новый громкий щелчок. Семейство опять вздрогнуло. Никто сразу не понял, что это за щелчок, и откуда он раздается. И вдруг Маша показала пальцем на фонограф:
– Смотрите! Это оттуда!
Старинный прибор щелкнул еще раз, и вдруг все увидели, как что-то в нем тихо заскрипело и закрутилось. Рычажок с толстой острой иголкой сам собой опустился на свинцовый валик и мягко зашуршал. Из трубки послышалось шипение.
Карпухины, как зачарованные смотрели на фонограф и не могли сдвинуться с места. Их ноги словно приковало к полу.
А шипение тем временем сменилось неприятным пронзительным скрежетом, в котором с трудом проявлялся человеческий голос, выкрикивающий непонятные слова. Голос был женский. Пронзительный и визгливый. Он быстро проговаривал слова, которые складывались в похожие на стихи строчки. Затем их стало возможным разобрать. Это были примерно такие стихи:
«Гости званные, долгожданные!
Гости пришлые, гости вечные!
Раз сюда пришли, и три дня провели,
Ночи три проспали, сны увидали,
Значит здесь теперь вы навеки вечные,
Души ваши, да теперь мои,
А тела пусть да будут,
Мне игрушками!»
Три раза прогрохотал эти странные стихи фонограф, затем раздался громкий, режущий уши хохот.
– Да ведь это она заклинание читает! – вдруг воскликнула мама. Она подбежала к столу и столкнула фонограф на пол. Тот упал и рассыпался на детали, которые покатились по полу, и мама стала ожесточенно топтать их. Но хохот не прекратился, а стал еще более громким.
– Поздно, – голосом полным отчаяния, произнесла Аня, и чувствуя, как по ее лицу текут слезы, она обняла младшую сестру, и прижала ее к себе. Маша тряслась от ужаса и тоже плакала.
А хохот не умолкал. Он доносился до них со всех сторон и был торжественно ликующим.
– Да что же это такое! – воскликнул папа. – Что происходит?
Тут мама опомнилась, перестала топтать останки фонографа и закричала:
– Что же вы стоите? Бежим!
И первая бросилась к двери. Папа и девочки сбросили с себя оцепенение и последовали за ней.
Здесь их ждала первая неожиданность. Дверь даже не шелохнулась, когда они ударили в нее все вместе, чтобы открыть. Она стояла крепкая и недвижимая, как каменная стена. Папа только расшиб себе плечо, когда пытался ее выбить.
Мама лихорадочно оглядывалась, потом рванулась к печке и вернулась с топором в руках. Молча протянула его отцу. Тот схватил топор и стал бить им под двери. Но дверь не поддавалась его ударам, а топор отскакивал от нее, как от железа, и после ударов на ней не оставалось даже царапин. Дверь была, как заколдованная. Вернее, именно так. Она и была заколдована.
Хохот тем временем прекратился и сменился хрипом, который постепенно перешел в свиное хрюканье.
– Давайте через окно! – предложила мама.
Они уже кинулись было к окну, как вдруг за одним из них зловеще вспыхнули два огонька. Показался темный ушастый силуэт.
Аня сразу же вспомнила и огоньки, и силуэт. И она знала, что последует дальше. Поэтому она даже не закричала, когда окно разбилось, и в нем показалась огромная черная свиная морда.
Зато в один голос завизжали мама и сестра.
Свинья зарычала, и стала протискиваться в комнату. Усеянная острыми зубами пасть ее щелкала и полыхала пламенем.
Сны превращались в реальность.
18
Папа вдруг испустил яростный крик и кинул в свинью топор. Ну, совсем, как индеец. Топор пару раз перевернулся в воздухе и глубоко вошел свинье прямо в рыло. Раздался такой оглушительный визг, что люди вынуждены были зажать уши. Аня прижала к себе Машу так, чтобы та не видела, что произойдет дальше.
Фонтан черной крови взметнулся к потолку. Пламя в пасти чудовища погасло, оно прекратило визжать, потом хрюкнуло и безвольно повисло на подоконнике.
Наступила тишина. Никто не ревел, никто не визжал, и никто не хохотал. Карпухины медленно приходили в себя.
– Папа, ты убил ее? – жалобно всхлипнула Аня.
– Кажется да, – стирая с лица пот, ответил отец и сделал шаг вперед по направлению к поверженному монстру. Но тут мама схватила его за руку.
– Коля, не подходи к ней! – отчаянно проговорила она.
– Надо же проверить, сдохла она или нет, – пробормотал папа.
Он медленно и осторожно стал приближаться к окну.
Аня во все глаза смотрела на отца.
– Все кончилось? – жалобно спросила Маша, не отрывая лица от ее груди.
– Кажется да, – прошептала Аня.
Маша с трудом повернулась и тоже поглядела на отца. Тот уже был около свиньи.
– Кажется, она сдохла, – сказал он и посмотрел на свою семью потрясенным взглядом. После чего взялся за ручку топора.
Свинья вздрогнула.
Мама, Аня и Маша закричали от ужаса.
– Ничего страшного, – сказал папа, вытащил топор из свиной головы и брезгливо бросил его на пол. Он повернулся к жене и дочерям. – Это просто конвульсии.
Но тут женщина и девочки вновь завизжали от ужаса. Они увидели, как за спиной отца, свинья вдруг поднялась, распахнула вспыхнувшие глазки, а ее передние ноги с копытами вдруг удлинились и потянулись к нему.
– Коля! – закричала мама.
– Папа, беги! – зарыдала Маша.
– Что? – удивленно спросил папа и повернулся.
Он не успел ничего сделать, потому что свинья крепко схватила его, обняла, глаза ее при этом опять загорелись желтым торжествующим светом, хрюкнула и с диким хохотом уволокла свою жертву за собой. Через мгновение ее уже не было в окне. С грохотом захлопнулись наружные ставни.
Все произошло очень быстро. Остальные Карпухины, успели только закричать. На то, чтобы что-либо сделать, у них просто не хватило времени.
Аня почувствовала, как бессильно повисло в ее руках тело сестры. Не перенеся ужаса от увиденного, Маша потеряла сознание. Сама она тоже была на грани обморока и не лишилась чувств только потому, что раньше нее это сделал Маша, и Аня теперь была вынуждена удерживать ее.
Снова стало тихо. Мама подбежала к оброненному отцом топору, схватила его и стала колотить обухом по закрывшимся ставням. Но ее ожидал тот же эффект, что и с дверью. Тогда она побежала к другому окну, но как только приблизилась к нему, раздался хлопок, удар, и его тоже накрыло ставнями. То же самое произошло и с третьим окном.
В полном бессилии мама опустилась на пол и жалобно посмотрела на дочерей.
– Мама, где папа? – Аня не нашла ничего более умного, как задать этот идиотский вопрос.
– Не знаю, – ответила мама и задыхаясь спросила: – Что с Машей?
– Она, она… – Аня почувствовала, как ее начинают душить слезы, – она кажется, умерла!
И девочка обняла обмякшее тело сестры и зарыдала во весь голос. Но тут Маша слабо застонала, и Аня зарыдала еще громче и вместе с сестрой осела на пол.
Где-то далеко снаружи, послышался длинный протяжный гудок. Каким-то краем сознания Аня вдруг поняла, что это гудит их шестерка. Жигуленок словно жалобно прощался со своими хозяевами.
Мама, не вставая с пола, приблизилась к дочерям, обняла их и прижала к себе. Ее била крупная дрожь. В одной руке она по прежнему сжимала топор, расстаться с которым теперь ее бы никто не заставил.
Маша с трудом открыла глаза и затуманенным взором поглядела на мать и сестру.
– А где папа? – спросила она.
Никто ей не ответил. Ни у матери, ни у сестры не поворачивался язык, чтобы сказать, что папы больше нет.
– Он умер? – слабым голосом продолжала допытываться Маша. – Черная свинья убила его?
– Нет, она не убила его, – с трудом ответила мама. – Разве ты не знаешь нашего папу? С ним не так-то легко справиться. Он сам справится с тем, что там снаружи, а потом вернется за нами. Вот увидишь, детка.
И она стала гладить дочерей по голове, словно маленьких. Но девочки видели, как по ее лицу ручьями текут слезы.
И все трое сильно дрожали. А Маша не унималась.
– А если папа не справится, то черная свинья убьет его, а потом вернется за нами?
– Не говори глупости, – оборвала ее мать.
– Это не глупости, – тихо и медленно сказала Маша. – Это правда. Свинья придет за нами и унесет нас всех по одному, как унесла папу. Она заберет наши души, а то, что останется, превратит в куклы. И в сарае теперь появятся четыре новые куклы. И они будут в современной одежде.
– Маша, что ты такое говоришь? – закричала мама. – Прекрати сейчас же.
– А потом, – все также тихо и как-то обречено продолжала девочка, – какие-нибудь другие дети найдут нас и будут с нами играть.
Мама прижала девочку к себе и несколько раз поцеловала ее.
– Нет, – уверенно сказала она, – ты не права. Мы обязательно отсюда выберемся, найдем папу и уедем домой.
Маша только всхлипнула в ответ.
Затем они все трое впали в какое-то оцепенение. Случившее так потрясло их, так опустошило, что не было сил ни думать, ни рассуждать, ни тем более что-либо делать. Они просто сидели на полу, крепко прижавшись, друг к другу и плача. Они даже плакали тихо, потому что боялись, что громкими звуками снова привлекут к себе ужасную тварь, похитившую отца. Постепенно их силы истощились настолько, что они даже перестали плакать. Слезы кончились, потому что невозможно плакать вечно.
Вокруг было тихо. Комната, которая еще вчера казалась им такой милой и уютной, теперь вызывала только страх и ненависть, а еще сильнейшее желание во что бы то ни стало покинуть эти стены и никогда больше сюда не возвращаться.
Наконец пришло осознание, что нельзя вот так сидеть и ничего не делать. Надо было выбираться наружу. Первой решилась мама.
– Я сейчас подойду к двери и попробую ее открыть, – неуверенно прошептала она в ухо старшей дочери, – а ты присмотри за сестрой. Как только я дам сигнал, следуйте за мной. Если конечно удастся открыть дверь.
– Не уходи, – умоляюще прошептала Аня. – Не оставляй нас.
Мамин голос сразу наполнился уверенностью и твердостью:
– Но нельзя же вот так сидеть и чего-то ждать!
Она с трудом оторвала от себя дочерей, оставив их обнявшихся и дрожащий и осторожно подкралась к двери, с трудом заставила себя протянуть руку и дотронуться до нее. Дверь была прежняя, деревянная и некрашеная. Но когда мама попыталась толкнуть ее, она сразу же обрела гладкость и крепость скалы.
Дом не собирался выпускать их из западни, в которую заманил.
Но мама не сдавалась. Она уперлась в дверь плечом и надавила на дверь изо всех сил. Все было напрасно. За дверью словно была каменная стена. Она даже не дрогнула.
– Проклятье! – выругалась мама. – Чтоб тебя!
Она уже стояла на ногах. Волосы у нее растрепались, домашний халатик сбился, босые ноги были напряжены. В руках был топор. Глядя на маму, Аня подумала, что никогда не видела ее такой. Такой решительной и злой. Впрочем они никогда и не бывали в такой неправдоподобной, ужасной и чудовищной ситуации. Сейчас же было видно, что без борьбы мама не отдаст свою семью той нечисти, которая на них напала.
И неожиданно для себя Аня поняла, что и она должна вести себя также, как и она. Какой смысл сидеть и ждать конца? Надо бороться за себя. Аня поглядела на сестру и вытерла с ее лица слезы. Потом со своего.
– Вставай, – сказала она ей. – Хватит сидеть здесь на полу. Надо что-то делать. Надо помочь маме. Надо держаться вместе.
И она помогла Маше встать. Потрепанные, грязные и напуганные девочки предстали перед своей матерью. Та жалобно посмотрела на них и ничего не сказала.
– Надо попробовать в окно, – прошептала Аня.
– Но там же Она! – воскликнула Маша.
Мама и сестра поняли, кого она имеет в виду, говоря Она.
– А здесь мы тоже как в ловушке, – горячо заговорила Аня. – Это ее владения, и она сделает с нами все, что захочет. Мы сможем спастись только, если вырвемся наружу.
Сказав это, девочка подбежала к окну. Не к тому, в которое рвалась ужасная свинья, а к другому. Открыла его, но за окном были закрыты ставни. Аня стала толкать их, но они были также неподвижны, как и дверь. Аня вернулась в центр комнаты, где стояли мама и Маша.
– Заперто, – вздохнула она.
– Я же говорила, что нам не спастись, – всхлипнула Маша и стала снова оседать на пол.
Мама и сестра поддержали ее и заставили остаться на месте. Маша тихо заскулила. Страх и бессилие снова стали овладевать ею.
– А что если позвать на помощь? – спросила мама.
– Кого? – вопросом на вопрос ответила Аня. – Кого мы позовем на помощь?
– Господи! – воскликнула мама. – Что за бред? Разве такое вообще возможно? Может быть, я сошла с ума? Может это бред? Кошмарный сон? Тогда надо всего лишь проснуться.
И она еще крепче обняла дочерей и прижала к себе.
Где-то далеко, далеко, еле слышно прогудел их жигуленок. Он гудел протяжно и печально. Затем умолк, словно его заткнули.
– Теперь нас уже ничто не спасет, – с каким-то пугающим спокойствием сказала Маша.
Аня захотела ударить ее за это. Но сил не было, и поэтому она лишь крепче прижалась к маме.
Они долго так стояли, потом почувствовали, что ноги больше не желают держать их.
– Надо сесть, – сказала мама. – Нельзя же так стоять вечно.
Втроем они добрались до кровати, залезли на нее с ногами и опять прижались друг к другу. Вокруг было так тихо, что слышно было как учащенно бьются их сердца.
И опять время потянулось очень медленно и тягуче. Тускло в четверть силы мерцала на потолке лампочка. Аня стала смотреть на нее и через какое-то время почувствовала, как стали тяжелеть ее веки, сердце уже не билось так бешено. Девочка поняла, что смертельно устала и хочет спать. Она глянула на Машу и увидела, что та тоже лежит с закрытыми глазами и ровно и тихо дышит. Аня закрыла глаза и стала проваливаться в сон. Тяжелая тьма окружила ее со всех сторон.
Мама увидела, что дочери заснули и забеспокоилась. Хотела их растормошить, но почувствовала, что и ее руки отяжелели, а тело стало недвижимым и затекшим. Стали закрываться глаза. Сон навалился и на нее.
19
Они проснулись одновременно, потому что прямо над ними послышались чьи-то гулкие тяжелые шаги.
Аня открыла глаза и сразу же увидела перед собой тусклую лампочку на потолке. Лампочка покачивалась в такт раздававшимся звукам, что показывало, что крыше дома ходит очень большое существо.
– Что это? – спросила она маму.
Мама, тоже не отрываясь, смотрела на потолок.
– Это черная свинья идет за нами! – громко и торжественно объявила вдруг Маша. – Настал наш последний час. Готовьтесь к смерти!
– Маша, что ты такое говоришь? – воскликнула мама.
Маша посмотрела на мать безумными глазами и вдруг расхохоталась хриплым старушечьим голосом:
– Ха-ха-ха! Вам ни за что не уйти от меня! Не уйти! Не уйти!
Тогда мама схватила Машу за плечи и стала изо всех сил трясти ее.
– Сейчас же отпусти! Отпусти мою дочь! Ты слышишь? Отпусти ее!
Она так сильно трясла Маша, что голова ее безвольно моталась из стороны в сторону. Ане показалось, что сейчас голова у сестры оторвется и упадет на пол.
– Мама! Прекрати! – закричала она.
И мама перестала трясти Машу и прижала ее к себе. Младшая дочка посмотрела на нее испуганным взглядом.
– Мама, что это? – спросила она уже своим голосом.
– Где?
– Там за стеной.
Только сейчас мама и Аня обратили внимание на то, что тяжелые топающие шаги раздавались теперь не над ними, а за стенами.
Что-то тяжелое и грузное вытерлось о стену. Было слышно, как заскрипели рамы и жалобно звякнули оставшиеся целыми стекла.
– Снова она! – жалобно пискнула Маша. – Я больше не могу! Прогоните ее!
Тут мама спрыгнула с кровати, снова схватила в руки топор и подбежала к окну. Она ударила обухом по ставням и закричала:
– Ну иди же сюда! Иди! Тварь! Я жду тебя! Чего же ты не идешь?
Она была похожа на разъяренную тигрицу.
Шум за стеной сразу же прекратился. Снова стало тихо. Только продолжала покачиваться из стороны в сторону лампочка. И свет от нее освещал то лицо матери, то лица ее дочерей. Все трое смотрели друг на друга затравленными взглядами.
Вдруг что-то сильное и мощное ударило снизу. Ударило в пол. Да так сильно, что дом тряхнуло. От чего мама не сумев удержать равновесие даже села на пол.
Последовал еще один удар. Теперь он был в том месте, где стояла кровать. Девочки почувствовали, как их поднимает вверх и закричали.
Третий удар был в центре комнаты. Там, где находилась квадратная крышка люка от погреба. Удар пришелся прямо в крышку, и погреб распахнулся, словно открылась черная пасть, из которой повеяло ледяным смрадом. А еще из погреба потянулся сизый туман.
Несколько секунд они в оцепенении смотрела в черноту погреба, а потом вздрогнули, потому что услышали, как внизу кто-то тяжело пыхтит. Этот кто-то как будто очень устал и очень торопится. И он очень хочет выйти наружу, подняться и посмотреть на тех, кто здесь наверху. И вот это пыхтение становилось все более близким и громким и нетерпеливым, а потом к нему присоединилось похрюкивание и повизгивание.
А затем за край пола схватились две костлявые зеленые руки с неестественно длинными пальцами и острыми загнутыми когтями. Когти впились в деревянные доски, застучали по ним, затем стала появляться лохматая голова.
Но девочки не успели рассмотреть ее, потому что в этот самый момент мама вскочила с пола, подбежала к погребу, схватила крышку и с грохотом опрокинула ее на место.
Сильно грохнуло, но все равно был слышен хруст костей на пальцах, когда по ним ударили доски. А потом раздался визг. Страшный, пронзительный и невероятно громкий. Это кричало существо, которое пыталось выбраться из погреба.
А еще кричали от ужаса Аня и Маша. Девочки свалились на пол, и теперь стояли на коленях, крепко обняв друг друга и глядя на пол.
Затем крышка погреба вдруг стала прыгать, и оттуда послышались хриплые непонятные проклятья.
– Пошла прочь! – закричала мама и стала прыгать по крышке, чтобы вставить ее на место. Наконец ей это удалось. Крышка встала в пазы пола. Мама стерла с лица пот и стала лихорадочно осматриваться, ища, что бы можно продеть в железные скобы.
В крышку снова ударило снизу. Она чуть было не открылась снова, маме пришлось прыгнуть снова, чтобы ответным ударом вернуть все на прежнее место. Затем она не придумала ничего лучшего, как продеть в скобы топорище. Так что, когда раздался третий удар, то крышка, слегка вышла наверх, затем ее остановил топор.
Наступила тишина.
Мама сделала шаг назад и отступила к печке. Теперь у нее не было оружия. Впрочем, папе оно не помогло.
Но тут пол затрещал и заскрипел всем досками. Из погреба снова стало рваться отвратительное существо. Оно рычало, словно голодный лев, ревело, как медведь и стонало, как ночная сова. Оно наносило удар за ударом. Удары становились все сильнее и сильнее. В конце концов они становились такими мощными, что скобы стали медленно вылезать из досок и между полом и крышкой стала появляться черная щель, которая с каждой секундой становилась все шире и шире. Затем в ней вспыхнули два знакомых круглых глаза. Они в упор смотрели на девочек. Девочки не отрываясь, смотрели на эти глаза. И на какое-то время они перестали смотреть на мать, только жалобно кричали: