– Мама!
Они не видели, как за спиной матери вдруг стало освещаться багровым светом нутро печки. Мать этого тоже не видела, потому стояла к печке спиной. К тому же она смотрела на прыгающую крышку и лихорадочно соображала, что делать. Но ничего не придумывалось, и женщиной овладевало отчаяние.
А Аня и Маша тем временем уже видели не только глаза, но и отвратительное лицо, черное с кривым носом и острыми акульими зубами. Ведьма, смотрела на девочек и смеялась.
– Откройте! – заверещала она. – Выпустите меня! Тогда я вам обещаю, что вы умрете без мучений! Иначе!
И она в очередной раз ударила прямо головой в крышку погреба. Топорище выскочило из пазов, и топор провалился вниз в подполье.
– А теперь попрощайтесь со своей мамочкой, милые доченьки! – вдруг торжествующе захохотала ведьма. От удовольствия она захрюкала, и на мгновение ее ужасное лицо превратилось в еще более омерзительную свиную морду. – Скажите ей «Пока, мамуля!»
Только тогда девочки оторвали от нее взгляд и посмотрели на мать. И закричали от ужаса.
Мама стояла неподвижно, с расширенными пустыми глазами. Руки она расставила в стороны, словно готовилась упасть на пол.
А за ее спиной печь, превратившаяся в какое-то ужасное, вовсе даже и не похожее на творение рук человеческих, а на какую-то чудовищную машину с огромной квадратной пастью. Пасть эта открывалась все шире и шире и приближалась к маме.
– Мама, беги! – разом закричали девочки. Они даже вскочили на ноги, и забыв про страх устремились к ней.
Но было уже поздно. Черная печь раскололась надвое, широко разошлась, затем надвинулась на маму и снова сошлась, потом вернулась обратно.
На том месте, где только что стояла мама, никого не было. Ведьмина печь поглотила ее. Теперь только огонь полыхал в ее жерле. Затем погас и он.
Ведьма тоже исчезла. Только кривая крышка, выбитая из петель валялась рядом с черным проемом погреба.
20
В этот раз девочки даже не плакали. Просто стояли и смотрели друг на друга. У них даже не было слез. Только вот за руки они схватились так крепко, что они побелели. Но сестры не замечали боли. Что такое боль в руках по сравнению с той болью, которая разом поселилась у них в сердце.
– Ты видела это? – наконец прошептала Маша.
– Да, – беззвучно одними губами прошептала Аня.
– Значит мне это не показалось? – вздохнула Маша. – а ведь мама была такая смелая. Теперь, если даже она не смогла, то и нам тоже…
Она не договорила. Но Аня прекрасно поняла ее.
Теперь должна была наступить очередь одной из них.
Последнее, что увидела Аня, это как падает на пол Маша. Затем все стало темно и тихо.
Девочки потеряли сознание. Силы окончательно оставили их.
– Теперь мне все равно!
Это была последняя мысль, которая пролетела в голове у Ани. И еще она подумала, что теперь то уж точно, она умирает.
Но она не умерла. Неизвестно, сколько прошло времени, но сознание вернулось к ней. Она открыла глаза, увидела вокруг разгромленное и изуродованное жилище, когда-то такое милое и уютное, и все вспомнила.
– Мама! – прошептали ее губы. – Мамочка!
И Аня заплакала. Теперь были и слезы и силы для этого.
Не переставая плакать, она поднялась на четвереньки, кое-как приблизилась к лежащей на полу сестре и склонилась над ней. Ее горячие слезы брызнули на лицо сестры, и та тихо простонала. Аня дотронулась до ее лица, и Маша открыла глаза.
– Мама! – простонала она, увидела Аню и и счастливо улыбнулась. – Мамочка!
Кажется, она не узнавала Аню.
– Это же я! – воскликнула Аня. – Маша, ты что, не узнаешь меня?
– Мама? Ведь это же ты! А где папа? Где Аня? Где мои папа и сестра?
«Неужели она сошла с ума? – подумала Аня. – Вполне возможно, после всего, что было. Тогда, Маша по-своему счастлива, если не осознает того, что случилось».
Аня продолжала плакать, и слезы ее обильно капали на сестру. И взгляд Маши, до этого затуманенный и бессмысленный начал наполняться жизнью и разумом. И сразу же в нем отразился дикий безумный страх.
– А где ведьма? – вскочила она.
Аня вздрогнула и отпрянула от сестры. Они вдвоем уставились туда, откуда пыталась вырваться итак и не вырвалась ведьма.
– Почему она не пришла за нами, когда мы лежали без сознания? – вдруг задала самой себе вопрос Аня. – Ведь это так просто!
– Ей так не интересно, – ответила Маша и облизала соленые от Аниных слез, губы. – Она хочет овладеть нами, так, чтобы мы все чувствовали и страдали.
– Да, ты права, – согласилась Аня. – Но тогда значит, что раз мы не в отключке, она снова придет.
И девочки вздрогнули от одной только мысли, что все может повториться. Затем они стали со страхом оглядываться вокруг себя. Не подкрадывается ли и к ним страшная невидимая опасность. И хотя все вокруг было безжизненно, сестры чувствовали, как зло вокруг них вновь набирает силу для нового нападения.
– И топора больше нет, – всхлипнула Маша. – Он упал туда.
– Как же это ужасно! – воскликнула Аня. – Мы в ловушке и ничего не можем сделать. Словно животные на бойне. Сейчас придет мясник и заберет одного из нас.
– Да, отсюда не убежишь, – безучастно согласилась Маша. – И скоро придет наша смерть.
– Почему ты всегда говоришь про смерть? – возмутилась Аня.
– Потому что мы всего лишь маленькие девочки, – заревела Маша. – Папа и мама ничего не смогли сделать. Ведьма пришла и забрала их одного за другим. Они же взрослые и сильные. И все равно! А у нас ничего нет. Что мы сможем сделать? Только кричать и плакать и молить о пощаде, которую нам никто не даст.
– Молить о пощаде? – переспросила Аня. – Молить о пощаде? Молить? Кого молить? Ну конечно! Я знаю, что мы должны делать!
– Что?
– Молиться! Вот что! Молиться Богу! Потому что только он теперь может спасти нас.
– Молиться Богу? – удивилась Маша. – А разве он есть?
– Конечно, есть! Раз есть ведьма, и она делает такое, значит, есть и Бог! – воскликнула Аня. – Давай помолимся ему и попросим помощи!
– Я не знаю молитвы! – жалобно пожаловалась Маша.
– Я тоже! – вздохнула Аня.
Родители девочек были людьми не особенно верующими, в церковь никогда не ходили, а дочерей к религии и вовсе не приобщили. Все закончилось ритуалом крещения. Но теперь сестры искренне поверили, что Бог есть. Они встали на колени друг против друга, сложили руки перед собой ковшиком и стали тихо, но горячо молиться.
– Боже великий! – шептала Аня. – Спаси нас, помилуй! Спаси нас от ведьмы! Не дай ей превратить нас в куклы. Верни нам родителей!
– Боженька! Миленький! – бормотала Маша, прислушиваясь, что говорит сестра и повторяя за ней. – Спаси меня, сестренку, маму и папу! Не дай нам погибнуть! Я всегда всех буду любить и слушаться. И еще я буду ходить в церковь и молиться Богу.
Они молились долго и горячо. Неумело крестились и даже кланялись. Молитва помогла. Страх вдруг отступил, отступила и наполненная злобой тьма. Даже лампочка стала светить ярче.
– Помогло! – сказала Маша и даже через силу улыбнулась. – Ее больше нет.
– Ты так думаешь? – недоверчиво спросила Аня и с опаской оглянулась по сторонам. Темные углы по-прежнему казались ей зловещими и таящими опасность.
– Конечно, – уверенно воскликнула Маша. Она встала с колен и перепрыгнув погреб подбежала к двери, ткнулась в нее и разочарованно протянула. – Закрыто!
В отчаянии она стала колотить по двери кулаками и сильно их расшибла. Подпрыгнула на месте и стала на них дуть.
– Может быть, окна откроются? – спросила она сквозь слезы. – Аня, посмотри.
Аня с трудом, потому что у нее затекли ноги, поднялась и хромая подошла к окну. К тому, которое было разбито свиньей, толкнула ставни и отпрыгнула от неожиданности назад.
Отпрыгнула, потому что ставни вдруг легко и без звука распахнулись, и в комнату хлынули синие лучи.
Маша подбежала к сестре, Аня даже услышала, как сильно бьется ее сердце, и радостно воскликнула:
– Открыто? Значит, мы сможем вылезти?
И она подалась вперед к окну.
– Подожди! – Аня едва успела удержать ее.
За окном все было залито ярким синим светом. И ничего больше, кроме этого синего холодного сияния, видно не было. Ни деревьев, ни кустов, ни ворот, ни калитки. Только сияющая синева.
– Туда нельзя идти! – уверенно сказала Аня.
– Почему? – с болью в голосе спросила Маша.
– Смотри!
И Аня указала, на проявляющийся в синеве темный силуэт. Сначала это было всего лишь пятно, а потом стало возможным различить в нем женскую фигуру.
А потом они узнали ведьму.
Нет, это была совсем не та страшная тварь, которая сидела в погребе. Перед ними в синем свете появилась прекрасная женщина. Она была только в одной лишь белоснежной ночной сорочке, шелковой и с кружавчиками. На первый взгляд она могла бы показаться красивой, но мертвенная бледность, светящиеся глаза с крошечными зрачками и стоящие дыбом волосы не давали никакого сомнения. Перед ними была ведьма. Хозяйка проклятого дома.
Увидев, что ее заметили, ведьма улыбнулась во весь рот и замахала руками, призывая девочек к себе.
Леденящий страх охватил сердца девочек, и в то же время возникло страстное желание последовать зову колдуньи. Ведьма продолжала звать их к себе.
– Идите сюда, милые, в мои сладкие объятия! Вы узнаете, что такое настоящее наслаждение. Идите же! Идите!
Против воли сестры сделали шаг вперед. Под ногой Ани хрустнуло стекло. Она почувствовала боль в ноге, и это сразу отрезвило ее. Девочка остановилась и схватила за руку сестру. Маша однако вырвала свою руку и стала подниматься, чтобы вылезти в окно. Аня быстро нагнулась, подняла кусок стекла и резанула им по ноге сестры.
Маша охнула, застонала и оглянулась на Аню:
– Что ты делаешь?
– Не ходи туда! – зашептала Аня.
– Куда? – Маша оглянулась в окно.
Ведьма продолжала манить их. И вдруг рядом с ней появились папа и мама. Недвижимые и молчаливые они вышли из синевы тумана и глянули на детей.
– Аня, Маша! – замогильными голосами нараспев заговорили они хором. – Идите к нам! К нам! К нам!
– К нам! К нам! – звонким певучим голосом звала ведьма.
Девочки опять замерли глядя на ведьму и родителей. Сердца их сжались от боли за родителей, потому что у обоих у них были закрыты глаза. Они их даже не видели, только их бледные губы шевелились, и до дочерей доносился их стон:
– Идите к нам! К нам! Присоединяйтесь к нам!
А потом ведьма стала танцевать какой-то извивающийся, похожий на движения змеи, танец. Она словно обвивалась вокруг родителей, кружилась вокруг них, а те повторяли, как заведенные:
– Идите к нам! Идите к нам!
А потом ведьма резко остановилась и протиснулась между папой и мамой. Она обняла их за плечи и торжествующе глянула на девочек.
– Что же вы медлите? – рассмеялась она. – Не любите своих папулю и мамулю? Что ж, раз так, то я их съем!
И она звонко и весело расхохоталась.
Аня и Маша смотрели на нее, но не двигались с места.
– Не верите? – подмигнула ведьма. – Тогда смотрите.
Она щелкнула пальцем, и из тумана показались новые силуэты. Только это были совсем маленькие люди, а когда они приблизились, что девочки узнали кукол. Это были те самые куклы, которых они видели в сарае. Куклы кружились прямо по воздуху, как бы водя хоровод вокруг ведьмы и родителей. Послышалась заунывная тоскливая музыка. Казалось, ее играют расстроенные инструменты.
– Идите к нам! – как заведенные, продолжали бормотать папа и мама. – Идите к нам!
Слышать и видеть все это было невыносимо. Девочки стояли около окна, крепко держались за руки и не двигались с места. Они словно оцепенели. Правда иногда, одна из сестер вдруг устремлялась к окну, но другая удерживала ее, и наоборот. Так повторилось три или четыре раза.
В конце концов ведьма стала терять терпение. Черты лица ее исказились злобой, и она сразу стала безобразной и отвратительной, как тогда в погребе. Она затряслась, из глаз ее полились черные слезы, губы стали тонкими, а жемчужные белые зубы заострились и потемнели. Она открыла пасть так широко, что голова ее разделилась надвое, как у акулы, прорычала проклятия и с щелкающим и хлюпающим звуком захлопнула ее. После чего все погасло. Как будто выключили свет. Исчез синий свет, туман, родители, куклы и сама ведьма.
С грохотом захлопнулись ставни. Волна холодного воздуха налетела на сестер и растрепала им волосы.
21
Девочки вновь оказались в темноте и тишине. Полное отчаяние стало овладевать ими. Они уже перестали надеяться на что-либо. Теперь уже не было сомнений, могущество ведьмы так велико, что их гибель остается лишь вопросом времени. Они отошли от окна и, обнявшись, сели на покосившийся на бок диван.
Аня прижала к себе Машу и стала перебирать ее спутанные волосы.
– Зачем ты это делаешь? – спросила младшая сестра.
– Мама не любит, когда мы лохматые, – ответила Аня. – Если увидит нас такими, будет ругаться и назовет нас неряхами.
– Правильно, – согласилась Маша. – Скоро мы с ней увидимся, так что надо быть опрятными и красивыми.
И Аня продолжала оправлять на сестре волосы. Это занятие хоть немного отвлекало оттого, что было вокруг. И можно было не смотреть на черную квадратную дырку в полу, хотя взгляд то и дело приковывался к ней.
– Сколько сейчас времени? – тихо спросила Маша.
– Не знаю, – ответила Аня. – У меня нет часов!
– Скоро наступит утро, – пробормотала Маша, – выглянет солнышко. Но мы этого не увидим. Аня, ты помнишь, как выглядит солнце?
– Нет, – устало ответила Аня, – не помню. Я помню только, как выглядит ночь.
– Я тоже не помню, как бывает днем. А ведь тогда бывает светло и не страшно. Ведь правда?
– Кажется, да. Но я не помню.
– А знаешь почему? Знаешь, почему ты ничего не помнишь? И я тоже?
– Почему?
– Потому что мы уже начали превращаться в кукол. Посмотри, у меня стеклянные глаза.
Аня испуганно глянула сестре в глаза и облегченно вздохнула:
– Не болтай, у тебя совершенно нормальные глаза!
– А волосы? Посмотри на мои волосы! Они должно быть стали кудрявыми, ведь у всех кукол кудрявые волосы.
– И волосы у тебя нормальные. Совершенно не кудрявые. Прямые волосы.
– Жаль, – вздохнула Маша, – а я всегда мечтала быть хоть чуточку кудрявой. Но тогда, должно быть, они седые. Совсем седые. Ведь люди, когда пугаются, седеют. Я слышала об этом! Посмотри, Анечка, милая, я седая? Седая? Я не хочу быть седой девочкой! Ведь это очень некрасиво.
– Да нет, нет, не волнуйся! У тебя нет ни единого седого волоса. Все черные, как уголь.
Они немного помолчали. Аня закончила возиться с волосами Маши, и они поменялись местами, теперь Маша пыталась заплести волосы сестры в косичку.
– А у меня, – взволнованно и со страхом спросила Аня, – у меня волосы не поседели?
– Вроде нет.
Аня облегченно вздохнула:
– Уф! Точно нет?
– Да точно, точно, – ответила Маша, а потом с тихой грустью добавила. – Надо было пойти туда.
– Куда? – безучастно спросила Аня.
– К маме и папе. Ведь они звали нас. А мы не пошли. Мы их не послушались. Теперь нас за это будут ругать. За то что мы такие непослушные. Это все ты виновата. Я хотела пойти, а ты меня не пускала.
– Нет, это ты меня не пускала!
– Мы были бы уже сейчас с ними.
Маша положила голову Ане на плечо и заплакала. Сестра, даже не пыталась ее утешать. У нее уже не было сил для борьбы.
– Как я хочу домой! – сквозь слезы простонала Маша. – К маме и папе.
– Но ведь они не дома. Они у ведьмы!
– Нет! Это мы у ведьмы. А они дома. Сидят и ждут, когда вернутся их милые дочурки. А они все не идут и не идут, и мама с папой плачут и ждут, ждут. А нас все нет и нет.
Маша говорила тихо и как-то нараспев. Аня обняла девочку и в такт ее словам стала покачивать ее взад и вперед, как качают совсем маленьких детей, когда хотят, чтобы они успокоились и заснули.
– А может и правда нам лучше уснуть? – вдруг спросила Маша.
– Почему лучше?
– Потому что, если мы уснем, то ведьма не достанет нас, как в прошлый раз. И мы проснемся уже утром. И выяснится, что все это нам приснилось. Давай, Аня попробуем уснуть.
– Давай!
Они улеглись на диван, закрыли глаза, прижались друг к другу и стали ждать, когда придет сон.
Но как всегда, когда сна ждешь с особенным нетерпением, он не приходит. Шло время. Девочки лежали и вздрагивали, ожидая, что снова раздадутся звуки, предвещающие приход ведьмы.
– Аня, – шепотом позвала Маша.
– Что? – также шепотом отозвалась та.
– Ты спишь?
– Нет. А ты?
– И я тоже нет.
– Почему?
– Я не могу заснуть.
– Я тоже не могу заснуть.
– Что же делать?
– Ждать.
– Просто ждать?
– Да.
– Я так хуже не усну. Знаешь, что?
– Что?
– Спой мне.
– Что?
– Спой мне! Колыбельную. Помнишь, ты всегда мне пела, когда я была маленькая. Спой и сейчас тоже. Может я и усну.
Аня оглянулась по сторонам. Вокруг было тихо, как в могиле. Срывающимся голосом, она запела:
Ложкой снег мешая,
Ночь идет большая!
Что же ты, глупышка, не спишь?
Это была «Колыбельная медведицы» – песня из какого-то старого мультфильма, который Аня даже не смотрела. Она выучила ее еще во втором классе на уроке музыки в школе. Песня ей так тогда понравилась, что она в тот же вечер спела ее на ночь младшей сестре. Той она тоже очень понравилась, и Маша стала просить сестру петь ей эту колыбельную каждый вечер.
Потом со временем, им это надоело. Появились новые песни. Девочки подросли, и уже стало глупо петь на ночь колыбельные песни.
И вот теперь Маша вспомнила «Колыбельную медведицы» и Аня пела ее, как когда-то давным-давно, еще в другой жизни. В той жизни, где нет ведьм, заколдованных кукол, ведьм и где не воруют родителей прямо у тебя на глазах.
Мы плывем на льдине,
Как на бригантине,
По седым суровым морям!
Аня пела, и голос у нее дрожал. Но Маша внимательно слушала ее и не пропускала ни единого слова. Когда песня кончилась, она сказала:
– Я так и не уснула. Даже колыбельная песня не помогла. Может быть это потому, что скоро настанет утро?
Аня глянула в тоненькую щелочку между закрытыми ставнями. Щелочка была черная, как смола.
– Нет, – сказала она, – до утра еще далеко.
– Как же медленно идет время, – вздохнула Маша. – Оно наверно остановилось. Да конечно, остановилось. Для нас. Для других наверно нет. Люди спят себе спокойно и не знают, что происходит с нами. А мы наверно до утра не доживем.
Аня ничего не ответила. Она не отрываясь смотрела на лампочку.
Лампочка медленно угасала. Темные углы стали расти и надвигаться на детей.
– Это идет Она, – тихо сказала Маша, – за одной из нас.
– А может и за обеими, – в тон ей ответила Аня.
Сестры покрепче прижались друг к другу.
Лампочка стала мигать тусклым безжизненным светом. Она уже почти ничего не освещала. Мрак становился все гуще и все ближе приближался к сестрам.
– Я хочу, чтобы первой забрали меня! – внезапно сказала Маша.
Аня по настоящему испугалась.
– Это еще почему? – спросила она.
– Потому что я не хочу оставаться здесь одна, – ответила Маша. – Тогда я точно умру.
Вдруг они обе почувствовали, как диван под ними вздрогнул. Слегка. Всего лишь вздрогнул. Но они обе почувствовали это.
А потом они увидели, как пол стал прогибаться вниз. Сначала чуть-чуть, а потом все сильнее и сильнее. Черная дыра погреба вдруг стала терять углы, затем она стала круглой и медленно поехала вниз, утягивая за собой доски пола, которые вдруг стали словно резиновые.
Девочки не отрываясь смотрели на скручивающийся в воронку и уходящий вниз пол. Вокруг все скрипело, трещало и стонало. Хрустели стены, сыпалась с печки штукатурка, падали и опрокидывались табуретки, затем какая-то неведомая сила протаскивала их по кругу. Один круг, второй, третий, и табуретка проваливалась в черную дыру, которая когда-то была люком подпола.
Грохнуло. Это слетел со стола телевизор, упал на пол и подпрыгивая и переворачиваясь, полетел вниз. По пути он раскололся на три части, и все они одна за другой исчезли в черной дыре.
А воронка становилась все больше и больше, глубже и глубже. Вот она поглотила стол, притянула к себе печь, но затем как живая увлеклась кроватью. Железная кровать со звоном и скрежетом закружилась в воронке, ее спинки и ножки и пружинная часть стали сгибаться, словно были не из металла, а из пластилина. Воронка буквально скрутила ее в клубок, потом с шумом растерла и отправила в свое ненасытное жерло.
Настала очередь дивана.
Девочки завизжали и вскочили на спинку дивана. Спинка отогнулась, и они свалились на пол. Аня успела вскочить на ноги и схватилась за искореженную раму одной рукой. Другой она держала за руку Машу.
Диван скользя и потрескивая рвущейся клеенчатой обивкой покатился вниз. Когда он оказался в центре воронки, то его размолотило в ней за считанные секунды. Воронка проглотила его и потянулась в сторону девочек.
– Маша, держись! – закричала Аня, подтягивая сестру к себе.
Она встретила испуганный и несчастный взгляд сестры и почувствовала, что не в силах удержать ее. Какая-то невидимая сила тянула Машу к себе, отрывая ее от Ани.
– Аня! Спаси меня, миленькая! – жалобно протянула Маша и сама же первой разжала руки.
Аня еще некоторое время держала одну ее руку, а потом почувствовала, как неумолимо она соскальзывает с ее руки.
– Машенька! Держись! – простонала Аня.
Но сил уже не было ни у Маши, ни у нее. Пальцы еще долю секунды удерживались, а потом девочка полетела вниз.
Аня хотела закрыть глаза, чтобы не видеть самого страшного, но не смогла. Она услышала последний отчаянный крик сестры, и видела, как она медленно исчезает в жерле воронки и смотрит на нее измученными и ничего не понимающими глазами.
Затем ее не стало. Из жерла вырвался какой-то громкий, похожий на удовлетворенное сытое рыганье, звук, затем что-то чмокнуло, и черная дыра исчезла. Хотя воронка продолжала вращаться.
Аня перестала держаться за раму, разжала руку и полетела вниз. Ей уже было все равно. Она решила последовать вслед за сестрой и очень удивилась, когда ударилась об пол.
Сознание, уже в который раз, оставило ее.
22
Аня открыла глаза и увидела, что лежит на полу недалеко от погреба, который был аккуратно закрыт крышкой. Она с трудом повернулась на спину и окинула взглядом комнату.
Комната была пуста. Ни стола, ни дивана, ни кровати. Только голые стены и одинокая ненавистная печь, поглотившая маму, и такие же безжизненные пустые окна, закрытые снаружи ставнями.
Аня застонала. Она чувствовала себя так, словно ее только что сильно избили и оставили одну умирать.
А умирать по-прежнему не хотелось.
До нее постепенно доходил смысл Машиных слов, когда она сказала, что не хочет оставаться одна. Аня же как раз и осталась одна. И теперь она на себе узнала, что значит остаться одной, последней из живых.
Теперь ее уже ничего не держало и не поддерживало. Когда рядом была Маша, было легче. Она отвечала за нее. А теперь еще мучило сознание того, что она не смогла сберечь сестренку, не смогла спасти ее, хотя сама все еще жива.
Но скоро настанет и ее очередь.
Все вокруг говорило об этом. Стены, окна, пол и потолок, как живые с жадностью взирали на нее и словно кричали:
– Скоро и ты! Скоро и твоя очередь! Никто не уйдет отсюда!
Проклятый дом смотрел на нее со всех сторон и упивался ее беспомощностью, страхом и отчаянием. А девочка лежала без сил и чувствовала, как ее переполняет ненависть к этому дому, который так подло обманул ее, заманил в свои стены, приветил, а потом погубил. Ведь столько было связано с ним радостным надежд, которые он не только не оправдал, но и растоптал самым жестоким образом.
Внезапно Аня вспомнила, что мама, когда рассказывала о своем сне, упомянула о том, что сожгла дом. Эта мысль ослепила девочку. Она вдруг поняла, что тоже должна это сделать. Пусть даже если сгорит вместе с ним.
Девочка с трудом встала и на дрожащих от усталости и напряжения ногах и подошла к печке.
Спички лежали наверху у трубы. Там, где их позавчера положил папа. Там же лежала и банка от растворимого кофе, в которой был бензин. Папа налил и принес его для сырых дров.
Аня всхлипнула и попыталась открыть банку. Но с первого раза у нее это не получилось. Крышка была завинчена так плотно, что девочка лишь до боли истерла руки. Она чуть не разрыдалась в голос. Однако что толку плакать. Надо было действовать. Она попробовала еще раз, и опять ничего не вышло. Крышка ни в какую не хотела отвинчивать, и еще было невыносимо больно ладоням. И тут она поняла, что боль не позволяет открыть ей крышку. Слишком острые у нее края. Тогда она схватила тут же лежащую газету, приложила ее к крышке, смяла и через бумагу стала открывать банку. Теперь рукам было не так больно, и Аня приложила больше усилий, через секунду, крышка прекратила сопротивление и повернулась. Аня открыла банку и поднесла ее к носу. Ударил сладковатый запах бензина.
Несколько минут Аня ничего не делала. Стояла и смотрела на банку, крепко сжимая ее в руках. Затем она сильно вдохнула, вытерла слезы на глазах и стала плескать из банки на стены и на пол. Через несколько секунд в банке не было ни капли бензина. Воздух наполнился запахом горючего. Пахло так сильно, что сознание затуманивалось, и начинала слегка кружиться голова.