Увидев похожие на стигматы шрамы, Карлос почти шепотом спросил:
   — Ч-чего ты хочешь?
   Эван указал на микроавтобус.
   — Я знаю твое будущее, Карлос. Если ты украдешь сегодня ночью машину, тебя арестуют. У тебя это будет уже третий привод, парень, и ты надолго сядешь. Как только тебя посадят, твоя жена запретит тебе видеться с Джиной. Твой ребенок вырастет, думая, что его отец мертв.
   Карлос отвел взгляд, и Эван понял, что попал точно в цель.
   — Она тебе это уже говорила, да? — продолжил он. — Она просила тебя не воровать, но ты все равно пошел.
   — Мне нужны деньги для них… — неубедительно сказал Карлос.
   — Воровство не выход из положения, и ты это знаешь, — строго сказал Эван. — Найди работу. Устрой свою жизнь. Будь хорошим отцом и мужем.
   На какую-то секунду ему показалось, что Карлос собирается с ним спорить, но в этот самый момент мимо проехала полицейская машина. Проезжая, копы внимательно посмотрели на двух мужчин на стоянке. Карлос уставился на Эвана. Если бы он открыл машину, то возился бы с проводами как раз в тот момент, когда мимо проезжал патруль. Наверняка его бы поймали.
   — Сделай это для Джины, — добавил Эван. — Пусть она тобой гордится.
   С раскаянием на лице Карлос кивнул. Достав из рукава слим-джим, он согнул его пополам и зашвырнул в темноту.
   — Спасибо, парень… — сказал, обернувшись, Карлос, но Эван уже ушел.
   Ему пришлось перешагнуть через пару валявшихся в коридоре тел и обогнуть дыру с обгорелыми краями в старом ковре. На этаже воняло мочой. Одна из дверей второпях была заменена фанерной плитой, и из-под нее все еще торчали куски желтой ленты, типа той, на которых написано «Прохода нет. Место преступления».
   Найдя комнату 22, он постучал. Послышалось звяканье цепи, и дверь открылась. Эван увидел бледное, изможденное лицо с темными кругами под глазами и выпирающими скулами.
   — Кейли, — кое-как выдавил из себя Эван. Слова застряли у него в горле.
   В ее темных глазах мелькнуло презрение, и на лице появилось выражение разочарования.
   — А, звоночек из прошлого, — шмыгнула она мокрым носом. — Я-то надеялась, что уже никогда тебя не увижу.
   Эвану показалось, что сейчас она захлопнет дверь перед его носом, но вместо этого она широко ее распахнула.
   — Побыстрее. Я кое-кого жду.
   — Я тоже рад тебя видеть, — ответил он. — Могу я войти?
   — Мне все равно. Как хочешь.
   Она бросила быстрый взгляд на пустой коридор, затем жестом пригласила его войти.
   — Извини за бардак, — сказала Кейли со скрытым сарказмом в голосе. — Если бы я знала, что ты пожалуешь, то сменила бы простыни.
   За ним со стуком закрылась дверь, и Эван оглядел запущенную, грязную комнатку. Старый, искажающий изображение телевизор работал без звука. Рядом с пустыми коробками из-под пиццы стояла переполненная окурками пепельница. Около фиолетовой сумочки валялись ложка с закопченным дном, пожелтевшие ватные шарики и куски фольги с коричневыми пятнами. «О, Кейли, — подумал он. — Что же с тобой случилось?»
   Она тяжело опустилась на единственное кресло в комнате и прикурила сигарету от одноразовой зажигалки, наблюдая за ним.
   — Ты там целый день будешь стоять, что ли?
   — Ты здесь живешь? Кейли выпустила клуб дыма.
   — Это, конечно, не отель «Хилтон», но да, я здесь живу. Извини, если что не так.
   Несколько секунд он смотрел на нее. Ее волосы, прекрасные золотистые волосы, в которые Эвану так нравилось зарываться лицом, теперь превратились в неопрятные, грязные лохмы, падающие на плечи. На ней была коричневая кожаная куртка, которая, казалось, скреплялась заплатами и была такой поношенной, будто ее проволокли на веревке за машиной миль пятьдесят. Под курткой был дешевый яркий топ, подчеркивающий бледную, анемичную грудь. Кейли закинула ногу на ногу, зашуршав виниловыми, под змеиную кожу штанами. Она была лишь пародией на девушку, которую помнил Эван.
   — Ну и чего ты хочешь? — спросила Кейли, когда Эван сел на грязную постель. Он не мог произнести ни слова, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
   Набрав в грудь воздуха, он кое-как выдавил из себя:
   — Мне просто нужно было увидеть… лицо друга.
   Даже, несмотря на свою циничную манеру разговора, Кейли была тронута честностью в его голосе, и выражение ее лица слегка смягчилось. Она бросила взгляд на механический будильник в изголовье кровати.
   — Вообще-то, Эван, время деньги, так что если ты…
   Он молча достал бумажник и бросил его на тумбочку. Он увидел, как жадно блеснули ее глаза, но она осталась на месте.
   Кейли пожала плечами и прикурила сигарету.
   — Что ж, наверное, я могла бы уделить десять минут своему старому другу, не так ли?
   Эван смотрел на нее, и слезы текли по его щекам, хотя лицо оставалось неподвижным
   — Ну, как стоит? — резко сказала она. — О, извини. Профессиональный юмор.
   — Я понял, — пробормотал он. — Проехали.
   Она с раздражением затушила сигарету, рассыпая искры.
   — О, простите. Неужели моя работа тебя напрягает, дорогуша?
   Он покачал головой.
   — Нет. Просто тебе не нужно делать мне больно этим, — он вздохнул. — Я там побывал.
   — Ха! — выплюнула она. — И где это? Ты что, снимал похотливых козлов на улице?
   — На дне. Там, где ты всего лишь кусок мяса, ожидающий следующей атаки. Я знаю, на что это похоже.
   Кейли внимательно посмотрела на него, взвешивая каждое слово, но пустота в его глазах сказала ей, что он не лжет.
   — Что случилось с тобой? Он печально покачал головой.
   — Ты все равно мне не поверишь, даже если я и расскажу, — он безрадостно улыбнулся. — Ну, люди всегда так говорят, не так ли? «Ты не поверишь». Хотя в этом случае даже не стоит и пытаться объяснять что-либо.
   — Херня какая-то, — сказала Кейли. — Я видела много всякого дерьма в своей жизни, и позволь мне сказать тебе, Эван, что мне наплевать.
   Она замолчала и наклонилась к нему.
   — Особенно в твоем случае.
   — Это почему?
   — С тобой что-то не так, — она кивнула в унисон своим мыслям. — Ты какой-то… другой.
   Эвану стало не по себе.
   — Это в каком смысле другой?
   Кейли схватила фиолетовую сумочку и начала рыться в ней в поисках еще одной сигареты. Найдя, она прикурила.
   — Я знала это еще с тех пор, когда мы были детьми. С тобой что-то не так, Эван.
   Она помахала сигаретой в воздухе.
   — Позволь мне задать тебе один вопрос, который мучил меня все эти годы.
   — Да? — Он знал, о чем именно она спросит, еще до того, как она произнесла вопрос.
   — Там, в лесу. Тот день в лесу. Откуда ты знал, что у Томми твоя собака? Это была не просто догадка — ты уже точно знал об этом.
   Расскажи ей. Эван почувствовал, как внутри него все забурлило — его возвращения в прошлое, дневники, все те перемены, которые он совершил, — и внезапно ему захотелось рассказать ей обо всем, сняв со своих плеч эту тяжесть.
   — Ты помнишь о моих детских затмениях? Она кивнула.
   — Конечно. Томми говорил, что ты такой же псих, как и твой старик.
   В ее словах был и скептицизм, и интерес.
   — Он был не так уж не прав… — Эвана перебил стук в дверь.
   — Открывай. Это я, — услышал он мужской голос.
   Кейли нахмурилась и, подойдя к двери, приоткрыла ее на несколько дюймов.
   — Эй, детка, — сказал мужчина. — У меня есть то, что тебе нужно…
   Она посмотрел на Эвана, потом на стоявшего за дверью человека.
   — Извини, Чаки, но на сегодня придется отложить. У меня другие планы.
   Мужчина разозлился.
   — Что? — прошипел он. — Ты не можешь меня послать, маленькая шлюшка…
   — Могу. И пошлю. Пошел в жопу, Чак. — И она захлопнула дверь перед его носом.
   Кейли устало посмотрела на Эвана.
   — Слушай, если ты хочешь со мной поговорить, тогда купи мне ужин, о'кей?
   — Хорошо.
   В конце квартала была небольшая забегаловка, в которой сидели несколько полуночников. Кейли и Эван уселись за самым дальним столиком и заказали еду. В основном говорил Эван, временами отхлебывая из чашки чернейший кофе, а Кейли ела с такой жадностью, словно пережила голодовку.
   Эван рассказал ей все о каждом случае, каждом событии с того самого момента, когда он был с Хайди и обнаружил, что может возвращаться в детство. Большую часть она прослушала с насмешливо-глумливым выражением лица, но время от времени застывала, особенно когда он рассказывал о тюрьме и об убийстве Томми.
   Когда он закончил, Кейли отодвинула в сторону пустую тарелку и закурила сигарету.
   — Ты под чем-то, да? — сказала она после глубокой затяжки. — Наверное, ты просто обожрался кислоты и насмотрелся «Назад в будущее», потому что все, что ты рассказал, похоже на плод больного воображения.
   — Это все правда, — ответил он. — Каждое слово.
   Она покачала головой.
   — Ты был прав там, в комнате, Эван. Я не верю тебе.
   — Я и не думал, что ты поверишь. — Он посмотрел на нее усталым взглядом. — Именно поэтому до сегодняшнего дня я не рассказывал об этом ни одной живой душе, и никогда этого не сделаю.
   — Я единственный человек, которому ты поведал эту историю? — повысила она голос. — Уау! Это прекрасное выражение. Скажи мне, это когда-нибудь срабатывало? Тебе давали после этого? Девочки, наверное, тают, когда ты им это говоришь. Они на самом деле верят в это дерьмо?
   — Вообще-то мне плевать, веришь ты мне или нет, и, честно говоря, я слишком устал, чтобы тебе что-то доказывать.
   Эван с трудом находил силы, чтобы говорить. Он чувствовал себя выжатым и вялым — даже поднять ко рту кофейную чашку было трудно.
   — О, а что, есть доказательства? Я бы послушала.
   — Черт, ну я не знаю. Если бы я лгал, то как бы узнал, что у тебя две родинки на внутренней стороне бедра?
   Кейли расхохоталась.
   — Мог бы найти что-нибудь получше этого! Много мужиков их видели. Любой, у кого есть пятьдесят баксов, мог тебе это рассказать!
   Он наклонился ближе, стараясь сосредоточиться.
   — Ладно, забудь об этом. Как насчет… — Эван помолчал, пытаясь вспомнить все, что знал о ней. — Как насчет того, что ты предпочитаешь мускусный запах цветочному?
   Кейли захлопала глазами, и он продолжил:
   — Ты всегда ненавидела силантро, потому что по каким-то непонятным причинам это напоминало тебе о твоей сводной сестре.
   У Кейли от удивления отвисла челюсть.
   — Как, черт возьми, ты…
   — О! — Эван щелкнул пальцами, внезапно вспомнив что-то. — Как насчет этого? Когда ты испытываешь оргазм, у тебя немеют пальцы на ногах. Я уверен, что твои клиенты не знают таких подробностей.
   Она безуспешно пыталась скрыть удивление. Эван кивнул в такт своим мыслям.
   — Я приехал сюда, потому что хотел тебе кое-что сказать. Мне кажется, ты должна это знать.
   Она внимательно на него посмотрела.
   — Знать что?
   — То, что я не оставлял тебя гнить здесь.
   Она вздрогнула, услышав это. Все те крохи уверенности, которые Эван обрел в процессе разговора с ней, исчезли, когда в глазах Кейли Эван увидел презрение и недоверие.
   — Ты больной сукин сын, — холодно произнесла она. — И в твоей памяти действительно есть одна большая дыра.
   Эван отвел глаза в сторону.
   — Какая?
   Она бросила окурок в чашку с недопитым кофе.
   — Ни на этой планете, ни на какой-либо другой я никогда не жила в сраном женском общежитии.
   Кейли встала и вытащила двадцатку из бумажника Эвана, затем бросила кошелек на стол. Она помахала банкнотой в воздухе.
   — Ты уверен, что тебе это не нужно? — Он пожал плечами.
   — Не думаю, что она мне понадобится рам, куда я собираюсь.
   Кейли глумливо усмехнулась.
   — Что, собираешься снова изменить всем жизнь, да? Идешь снова менять историю?
   — Не знаю, смогу ли я.
   — Да, конечно. Может, в этот раз ты очнешься в каком-нибудь дворце, тогда как я буду трахать ослов в Тихуане, а?
   Эван потер руками лицо. Кожа была вялой и нечувствительной.
   — Я завязываю. Каждый раз, когда я пытаюсь кому-то помочь, все становится еще хуже.
   Кейли взяла пальто и сунула бумажник в карман.
   — Не сдавайся, красавчик. — Она насмешливо потерла руки. — Смотри, сколько ты для меня уже сделал.
   — Прости, — прошептал Эван.
   — У меня есть мысль, — проигнорировала она его слова. — Черт, а почему бы тебе не вернуться назад и не сделать что-нибудь стоящее? Стать героем и спасти миссис Халперн и ее ребенка, например. Тогда, возможно, этот псих Ленни не съедет с катушек и не разрушит мою семью?
   Она пошла к выходу целеустремленной и резкой походкой.
   — Да, и еще кое-что! — бросила Кейли через плечо. — Вернись в тот день в подвале и трахни меня как следует перед папочкиной камерой, ну, типа, чтобы я взялась за ум.
   Она швырнула ему его бумажник и ушла, хлопнув дверью.
   Эван уставился в кофейную чашку, теряя себя в отражении на поверхности черной жидкости, падая в окружающую его темноту.

Глава двадцать третья

   До общежития Эван добрался уже на рассвете, и под первыми оранжевыми лучами восходящего солнца он шел по коридорам здания, поникнув плечами, как какой-то серый призрак. В эти ранние часы коридоры были пусты. Студенты спали после попоек и ночных приключений. Эван чувствовал себя так, словно вся сила земного притяжения обрушилась на него. Он попытался вспомнить, когда ему последний раз удалось нормально поспать, но не припомнил ничего, кроме каких-то смутных обрывков произошедших событий. «Да знаю ли я, какой сегодня день?»
   Открыв дверь комнаты, он сразу же услышал знакомый скрип пружин кровати Тампера и стоны какой-то молоденькой студентки, Пребывающей на пике оргазма. Они проигнорировали вошедшего Эвана, который, хотел заполнить пробелы в теологических познаниях. Эван вспомнил татуировки Карлоса, хотя изображенный на свече лик был гораздо мягче и добрее. Сам Эван никогда не был особенно религиозным человеком, но в этот момент, под влиянием усталости, мысль о том, что кто-то великий, возможно, наблюдает за всем, придала ему немного уверенности. Закрыв глаза, он пробормотал короткую молитву:
   — Господи, дай мне силы и мудрости, чтобы я мог все исправить.
   Там, в закусочной, Эван сказал Кейли, что он больше не станет читать свои дневники и пытаться менять ход событий, но когда он это говорил, то знал, что лжет. Он крепко сжал дневник. Его способность возвращаться в прошлое была и даром, и проклятием, и он был уверен, что должен пройти до конца через все испытания.
   Теперь для него переход был простой формальностью. Сначала глубокий расслабляющий вдох, затем пара секунд на то, чтобы очистить разум и подготовиться. Потом нужно сконцентрироваться на словах, позволяя им взять власть над его памятью.
   «Последнее, что я помню перед затмением, это мои руки, закрывающие уши Кейли. Кажется, я был более сосредоточен на ее руках, которыми она прижимала мои ладони, чем на почтовом ящике через дорогу…»
   Его глаза быстро скользнули по странице. Он уже был там, и побывать в этом событии еще раз было так же легко, как выйти на прогулку в старых удобных туфлях.
   Затем пришла ломота в каждой косточке его черепа, несильное давление на глаза, и потом этот мигающий и прыгающий танец, когда все вокруг начинает подрагивать, как при землетрясении. И в конце звуки — странное эхо из каких-то других измерений и пространств…
   Он позволил миру измениться и сдвинуться.
   Эван был готов к потере ориентации и просто поморгал, пока это ощущение не ушло. Его сердце бешено колотилось. Руками он зажимал уши Кейли, и она улыбалась. Томми лежал рядом с недовольной гримасой, а Ленни дышал так, словно за ним гнались собаки.
   Эван выплюнул сигарету и отпустил Кейли. Его пальцы потянулись к месту, где был (или будет) шрам от сигаретного ожога. Хотя теперь, поскольку он выплюнул сигарету, шрама уже точно не предвидится, не так ли? Он затушил тлеющий окурок подошвой кроссовки.
   — Кое-что изменилось, — пробормотал Эван, и Кейли с любопытством на него посмотрела.
   — Наверное, фитиль потух? — сказал Ленни. — Может, кому-нибудь пойти проверить? — Он ткнул толстым пальцем в сторону почтового ящика.
   Томми посмотрел на него усталым взглядом, всем видом показывая, что он думает об этом идиотском комментарии.
   — Да, точно, почему бы тебе не сделать это, Ленни? Кретин!
   Эван не обратил внимания на недоуменное выражение лица Кейли и посмотрел на почтовый ящик. Внутри маленькой копии дома Халпернов медленно тлел самодельный фитиль, который он сам и придумал. Секунды тикали навстречу взрыву.
   — Нам надо… — попытался сказать что-то Ленни, но тут же прижался к земле. К домику подъехала машина, из которой вышла женщина.
   Ленни пополз вперед, но Томми схватил его за руку.
   — Только пискни, и я клянусь, что этот писк будет твоим последним, гнида!
   Заплакал ребенок, и Эван увидел, как миссис Халперн подходит к почтовому ящику с ребенком на руках.
   — Не плачь, ангел, — успокаивала она дитя.
   Ленни попытался вырваться, но безуспешно. Томми тихо ругался:
   — Черт, куда ее понесло?
   — Ой, тебе, кажется, нужно сменить пеленки, не так ли, милая? — сказала женщина, не имеющая ни малейшего понятия о разворачивающейся драме. — Давай-ка заберем почту для папы.
   Эван вскочил на ноги и рванулся вперед, словно бегун, услышавший выстрел стартового пистолета.
   — Что за… — начал было Томми, но Эван уже перебегал через дорогу. — Да что он делает? Он же все, к черту, испортит!
   — Леди, отойдите! — заорал Эван, размахивая руками. — Не подходите к ящику! Отойдите!
   Женщину ошеломило внезапное появление мальчика, но тем не менее, посмотрев на него недоверчивым взглядом, она продолжала идти, держа девочку так, чтобы та могла дотянуться до ручки разрисованного почтового контейнера.
   — Хочешь сама открыть дверцу, красавица?
   — Женщина, я серьезно говорю! Отвали от ящика! — кричал Эван во всю силу своих детских легких, перебегая через асфальтовую дорогу на травяной газон.
   «Она должна меня послушаться! — говорил он себе. — Она должна!»
   Ленни побежал за Эваном, и после пары секунд колебаний Томми, пожав плечами, кинулся вслед за ними.
   — Томми, что… — хотела сказать что-то Кейли, но ее брат уже убежал. В его голове созрел новый план.
   — В ящике бомба! — хрипел Ленни. В его голосе была паника. — Бомба! Отойдите!
   Услышав слово «бомба», женщина остановилась на мгновение, но затем, тряхнув головой, пошла дальше, прижимая к себе и покачивая ребенка.
   — Придурки малолетние, — пробормотала она. Уже не первый раз дети из соседских кварталов делали пакости Халпернам, например, стучали в дверь и убегали или в старом добром стиле подкладывали собачьи какашки в горящем пакете. Мистер Халперн считал это проявлением простой зависти. Халперны жили лучше большинства соседей, и дети, так же как и их родители, завидовали Красивому дому и большой машине.
   Бежавший позади Ленни Томми скорчил недовольное лицо, услышав его идиотское признание.
   — Жирдяй тупорылый, — пробормотал Томми себе под нос и тут же начал придумывать, что он будет врать, когда его спросят, как они узнали о взрывчатке. Возможно, он свалит на старших ребят. Точно. Или, в крайнем случае, свалит все на Ленни.
   Эван затормозил на травяном газоне, встав между Лизой Халперн и почтовым ящиком. Широко раскинув руки и махая ими вверх-вниз, он загородил ей дорогу. Он просил ее не приближаться, но она продолжала идти.
   — Вы должны отойти подальше! — настаивал Эван.
   — Слушайте, — сказала она раздраженным тоном, которым обычно взрослые обращаются к расшалившимся детям. — А что это вы, дети, делаете в моем саду?
   Прежде чем Эван смог что-либо ответить, он увидел Томми, бегущего со всех ног к женщине и ребенку.
   — Я спасу вас, леди! — прокричал он и сбил Лизу с ног, свалив на землю. Он вложил в бросок намного больше сил, чем этого требовала ситуация.
   Миссис Халперн инстинктивно прижала девочку к груди, защищая, и приняла большую часть удара на себя, когда Томми рухнул на нее.
   — Лежите спокойно, не вставайте! — поспешно сказал ей Томми.
   Эван с радостью ощутил, как напряжение ушло, словно смытое волной, и попятился от ящика, улыбаясь.
   «Я все исправил, и на этот раз по-настоящему!»
   У него была миллисекунда самодовольного наслаждения перед тем, как рванул динамит. Ленни был достаточно близко, и его сбило с ног взрывной волной. Кейли и, благодаря Томми, миссис Халперн с девочкой были в полной безопасности. Но Эван Треборн стоял прямо перед почтовым ящиком, и, когда произошел взрыв, железный запор, вылетевший, словно пуля, вонзился ему в спину. Позже доктора вытащили металлический стержень из его позвоночника.
   Ящик был деревянным на металлическом каркасе, и вся сила взрыва направилась наружу в виде языка пламени и раскаленного газа. Ударная волна оглушила Эвана и легко отшвырнула его детское тело на дорогу.
   Под ним начала расползаться лужа ярко-красной крови.
   Взрыв эхом звучал в голове Эвана, сотрясая каждую косточку в его теле. Он жадно хватил воздуха и скорчился на кровати, приподнимаясь, когда след от горячего поцелуя взрыва стал остывать. Его внутренности связало узлом, и он с трудом подавил накативший приступ рвоты.
   Он снова был в комнате общежития, и теплый утренний свет струился сквозь окна. Все снова стало таким, как он это помнил. Его кровать опять стояла справа, афиши и постеры были расклеены по всей стене, и даже доносившиеся с кровати Тампера звуки сумасшедшего спортивного секса были теми же.
   — Кажется, я уже сказал вам, чтобы вы прекратили… — начал Эван, когда в его висках стала роиться боль.
   — А? Что? — голос явно не принадлежал Тамперу. — Эй, извини, старик, мы что, разбудили тебя?
   На лице Эвана появилась гримаса муки, но тут же ее сменило ошеломленное выражение, когда из-под простыни показалось знакомое круглое лицо.
   — Ты в порядке, сосед? — спросил Ленни. Его лицо было красным после занятий любовью. — Плохой сон? Ты выглядишь так, словно привидение увидел…
   Смятение сменил восторг, и Эван радостно улыбнулся. Ленни не был привязан к кровати в дурдоме Саннивейла, а находился здесь.
   — Нет. Все отлично. Все просто здорово. «Я все изменил! Все снова по-другому!» Эван зевнул и хотел было потереть пальцами виски. Тупой мясистый обрубок на том месте, где должны быть пальцы, ткнулся ему в лицо.
   По коже побежали мурашки. Эвана швырнуло в жар, и он выпрямился в кровати, разметав в беспорядке вокруг себя простыни. Его руки дрожали, когда он, не мигая, с ужасом рассматривал их. На месте отличных рабочих рук теперь была пара бесформенных обрубков. Эвану хотелось закричать от ужаса, но он не смог из-за внезапно сжавшего его горло спазма. Он попытался слезть с кровати, но ноги отказывались подчиняться, и он увидел их очертания под простынями: они были изогнуты под неестественным углом. Эван понял, чего не чувствует их.
   — Что со мной случилось? — зарыдал он, когда искрящиеся факелы раскаленной добела агонии вспыхнули в его памяти. Он почувствовал тепловатый медный привкус крови во рту, когда поток новых воспоминаний хлынул в его новое «я». Образы и ощущения переполнили его и затопили.
   Худая, как скелет, Кейли смотрит на него с холодным презрением… Запах героина и мочи в гостиничном номере… Темный блеск абсолютного зла в глазах Ленни, лежащего на металлической кровати… Страх на усталом морщинистом лице Джорджа Миллера…
   Воспоминания ярко сверкали фотовспышками и тут же гасли, разлагаясь в порошок.
   Банальности и уверения доктора Редфилда… Мама крепко держит его за руки, обещая, что все будет хорошо… Тампер поддерживает его голову, на его пальцах яркая кровь Эвана… Вкус крепкого, горького кофе в «Закусочной Риджвуда»…
   Внезапно все ощущения исчезли, каждое из них посылало шипящую боль, прежде чем уйти. Где-то далеко простонал Эван, когда события начали раскручиваться в обратную сторону и незнакомые чувства выскочили из ниоткуда и начали внедряться в трещины и пустоты его сознания. Он слышал странную смесь плача и смеха, не зная, выходят ли эти звуки из его собственного рта, или, возможно, это какие-то отдаленные голоса-фантомы из прошлого.
   Фейерверком вспышек прошел вихрь картин из прошлого… Молодой Эван в больничной койке, его изуродованные руки замотаны в бинты… Пальцы Андреа в его волосах, когда она говорит ему, что он больше не сможет ходить… Ленни и Кейли складывают в его коляску попкорн и напитки и толкают ее по холлу кинотеатра…
   Эван попытался изгнать прочь эти образы в надежде на то, что если ему удастся не пустить их в свой разум, то каким-то образом эти ужасные события не произойдут, но воспоминания все шли и шли, душа в нем всяческую надежду.
   Его четырнадцатый день рождения, друзья окружили его, а он задувает свечи на огромном праздничном торте… Мама, Ленни, Кейли и Томми — все счастливо смеются, хлопают в ладоши… Торжественные звуки хоралов, когда прекрасным солнечным воскресным утром Томми вкатывает его инвалидное кресло в церковь… Он один и машет обрубком руки детям из дока, которые веселятся и плещутся в озере…
   Эван завопил, и на какой-то момент поток воспоминаний отпустил его, оставив захлебываться спертым воздухом.
   — Вот черт, у него кровь!
   Он едва узнавал пришедшего к нему на помощь Ленни, который зажал его кровоточивший нос.
   — Помоги мне!
   Девушка выскочила из постели Ленни, накинув ночную рубашку на голое тело, и, разрывая на полосы полотенце, устремилась к ним. У нее были золотистые светлые волосы, слегка выгоревшие на солнце, и самые прекрасные глаза на свете.