Король запаздывал: в этот день он поднялся с немыслимым трудом и долго приводил себя в порядок. Никто не должен видеть ни черных теней под глазами, ни следов мучительной бессонницы на землисто-бледном лице монарха.
И, как обычно, он вошел в приемный зал твердым шагом, с высоко поднятой головой.
Король оглядел зал: да, ему есть, чем гордиться. Подпирая темные дубовые панели, стояли, положив руки на меч, ветераны заморских походов. Угрюмый бородач Бартоломеу Диаш, и его капитаны и кормчие Перо д'Аленкер, Жуан Инфанти, Алвар Мартине – герои легендарного плавания к мысу Доброй Надежды. Чуть левее широкоплечий и кряжистый Васко да Гама. Пока он еще ничем себя не проявил, но решимости у него хоть отбавляй, а хватка волчья. Уж если случится его послать в Индию, то корабли свои он туда доведет во что бы то ни стало. Еще левее капитаны Руи да Соуза, Франсиско д'Алмейда, Дуарте Па-шеко Перейра и Педро Алвариш Кабрал.
Эти люди, стоит только дать им приказ, пойдут на край света, и горе тем, кто станет на их пути.
На левом крыле жмутся друг к другу хилые и сгорбленные звездочеты. Разумеется, они не чета могучим капитанам королевского флота. Но все же польза от них есть: недаром же весь свет славит португальских космографов, недаром стремятся переманить их к себе короли Кастилии и Арагона.
Вот оторвался от стены ветхий – в чем только душа держится -местре Жозе. Семеня тощими ножками – с правой спустился черный чулок, – он пересек зал.
Король пошевелил бровью, и двое служителей бережно подхватили под руки местре Жозе и усадили его перед высоким троном на обтянутую красным бархатом скамеечку.
Местре Жозе невнятно отшептал какие-то ученые слова, а затем вполне членораздельно, обычным своим козлиным тенорком проговорил:
– Мы, ваше величество, не теряли здесь даром времени. Мои достопочтенные собратья (медленно и четко он перечислил их имена) составили карту путей, ведущих в те земли, откуда недавно возвратился якобы их открывший генуэзский моряк Христофор Колумб. Мы твердо надеемся, что эта карта поможет нашим испытанным капитанам и кормчим привести корабли вашего величества в ту часть моря– океана, которая по праву и по справедливости должна принадлежать Португалии.
Местре Жозе сидел у самых ног короля и речь свою держал, глядя на круто изогнутые носки королевских сапог. Но, зная, что королю будут приятны последние слова этой речи, он не удержался от искушения и заглянул в лицо своего повелителя.
Нет, это было не лицо, а маска, бесстрастная, холодная, мертвая. Незрячие глаза, запавшие щеки, рот приоткрыт, чуть приподнята верхняя губа, но король не улыбался, нет, ему было не до улыбок.
Король прекрасно слышал местре Жозе, каждое слово, сказанное этим старым, облезлым лисом, доходило до его ушей, но он внезапно утратил интерес и к чрезвычайному совету, и к далеким островам в море-океане.
«Скоро, очень скоро я умру, – думал он. – Меня, Жуана Португальского, не будет… Генуэзец, новые земли, линия папы Сикста, права на море-океан… Какое до всего этого дела будет той горсти праха, которая от меня останется?..»
Странно, старый звездочет кончил говорить, а король молчит… Немая, жуткая тишина, слышно, как за наглухо закрытыми окнами ржет застоявшийся конь.
Король очнулся. Так о чем говорил этот старец? Карта, поход на якобы открытые острова. Хорошо. Все понятно.
– Я весьма признателен вам, местре Жозе, за ваш дар. Конечно, ваша карта пригодится. Я в самое ближайшее время пошлю большую флотилию на запад, и ее командир введет новооткрытые острова во владение португальской короны.
Все еще затененным взором король обвел шеренгу капитанов. На одно мгновение взгляд его задержался на бороде дона Дуарте. «Нет, – подумал он, – дон Дуарте пригодится мне здесь. А его сосед? Пожалуй, это неплохой выбор. Да, я знаю, этот плешивый юнец с огромной бородавкой на правой щеке жесток, нрав у него коварный и злобный. Но он дьявольски честолюбив, и лавры Диа-ша не дают ему покоя. Он-то мне и нужен».
– Дон Франсиско д'Алмейда, вы поведете мои корабли на запад! Кастильцы, я в этом не сомневаюсь, снова пошлют туда адмирала Колумба. Ваша задача: любой ценой упредить их и овладеть всеми землями в море-океане. Вряд ли их обитатели окажут вам сопротивление: они смирны как ягнята и им неведомы ни железо, ни порох. Если же они проявят непокорность… Впрочем, не мне вас учить, как надо поступать в таких случаях. А теперь обсудим, что предстоит нам сделать в ближайшие дни.
Совет затянулся до полуденной мессы и прошел успешно. И назавтра во всех гаванях королевства португальского закипела работа. Король приказал: не позже троицы флотилия д'Алмейды должна покинуть Лисабон, взять курс на острова Зеленого Мыса и оттуда пройти к Кубе и Эспаньоле.
Путь в Барселону
Барселона против Лисабона
И, как обычно, он вошел в приемный зал твердым шагом, с высоко поднятой головой.
Король оглядел зал: да, ему есть, чем гордиться. Подпирая темные дубовые панели, стояли, положив руки на меч, ветераны заморских походов. Угрюмый бородач Бартоломеу Диаш, и его капитаны и кормчие Перо д'Аленкер, Жуан Инфанти, Алвар Мартине – герои легендарного плавания к мысу Доброй Надежды. Чуть левее широкоплечий и кряжистый Васко да Гама. Пока он еще ничем себя не проявил, но решимости у него хоть отбавляй, а хватка волчья. Уж если случится его послать в Индию, то корабли свои он туда доведет во что бы то ни стало. Еще левее капитаны Руи да Соуза, Франсиско д'Алмейда, Дуарте Па-шеко Перейра и Педро Алвариш Кабрал.
Эти люди, стоит только дать им приказ, пойдут на край света, и горе тем, кто станет на их пути.
На левом крыле жмутся друг к другу хилые и сгорбленные звездочеты. Разумеется, они не чета могучим капитанам королевского флота. Но все же польза от них есть: недаром же весь свет славит португальских космографов, недаром стремятся переманить их к себе короли Кастилии и Арагона.
Вот оторвался от стены ветхий – в чем только душа держится -местре Жозе. Семеня тощими ножками – с правой спустился черный чулок, – он пересек зал.
Король пошевелил бровью, и двое служителей бережно подхватили под руки местре Жозе и усадили его перед высоким троном на обтянутую красным бархатом скамеечку.
Местре Жозе невнятно отшептал какие-то ученые слова, а затем вполне членораздельно, обычным своим козлиным тенорком проговорил:
– Мы, ваше величество, не теряли здесь даром времени. Мои достопочтенные собратья (медленно и четко он перечислил их имена) составили карту путей, ведущих в те земли, откуда недавно возвратился якобы их открывший генуэзский моряк Христофор Колумб. Мы твердо надеемся, что эта карта поможет нашим испытанным капитанам и кормчим привести корабли вашего величества в ту часть моря– океана, которая по праву и по справедливости должна принадлежать Португалии.
Местре Жозе сидел у самых ног короля и речь свою держал, глядя на круто изогнутые носки королевских сапог. Но, зная, что королю будут приятны последние слова этой речи, он не удержался от искушения и заглянул в лицо своего повелителя.
Нет, это было не лицо, а маска, бесстрастная, холодная, мертвая. Незрячие глаза, запавшие щеки, рот приоткрыт, чуть приподнята верхняя губа, но король не улыбался, нет, ему было не до улыбок.
Король прекрасно слышал местре Жозе, каждое слово, сказанное этим старым, облезлым лисом, доходило до его ушей, но он внезапно утратил интерес и к чрезвычайному совету, и к далеким островам в море-океане.
«Скоро, очень скоро я умру, – думал он. – Меня, Жуана Португальского, не будет… Генуэзец, новые земли, линия папы Сикста, права на море-океан… Какое до всего этого дела будет той горсти праха, которая от меня останется?..»
Странно, старый звездочет кончил говорить, а король молчит… Немая, жуткая тишина, слышно, как за наглухо закрытыми окнами ржет застоявшийся конь.
Король очнулся. Так о чем говорил этот старец? Карта, поход на якобы открытые острова. Хорошо. Все понятно.
– Я весьма признателен вам, местре Жозе, за ваш дар. Конечно, ваша карта пригодится. Я в самое ближайшее время пошлю большую флотилию на запад, и ее командир введет новооткрытые острова во владение португальской короны.
Все еще затененным взором король обвел шеренгу капитанов. На одно мгновение взгляд его задержался на бороде дона Дуарте. «Нет, – подумал он, – дон Дуарте пригодится мне здесь. А его сосед? Пожалуй, это неплохой выбор. Да, я знаю, этот плешивый юнец с огромной бородавкой на правой щеке жесток, нрав у него коварный и злобный. Но он дьявольски честолюбив, и лавры Диа-ша не дают ему покоя. Он-то мне и нужен».
– Дон Франсиско д'Алмейда, вы поведете мои корабли на запад! Кастильцы, я в этом не сомневаюсь, снова пошлют туда адмирала Колумба. Ваша задача: любой ценой упредить их и овладеть всеми землями в море-океане. Вряд ли их обитатели окажут вам сопротивление: они смирны как ягнята и им неведомы ни железо, ни порох. Если же они проявят непокорность… Впрочем, не мне вас учить, как надо поступать в таких случаях. А теперь обсудим, что предстоит нам сделать в ближайшие дни.
Совет затянулся до полуденной мессы и прошел успешно. И назавтра во всех гаванях королевства португальского закипела работа. Король приказал: не позже троицы флотилия д'Алмейды должна покинуть Лисабон, взять курс на острова Зеленого Мыса и оттуда пройти к Кубе и Эспаньоле.
Путь в Барселону
Земля была с левого борта. Песчаные отмели, чуть выше длинные спины дюн, а на дюнах, как засохшие струпья, пятна чахлых кустарников. Земля унылая и скудная открылась спутникам адмирала в час рассвета в пятницу 15 марта.
Легкие, едва уловимые запахи вереска, прелых водорослей, влажного песка кружили головы, радовали сердца. И как могло быть иначе? Ведь это было дыхание родной земли, до боли знакомых берегов. Вот утиный нос мыса Умбрии. «Нинья» стремительно обогнула его, и сразу же море изменило окраску. Оно стало мутным, нос корабля с трудом рассекал встречную волну.
«Нинья» вошла в широкий залив, куда впадают реки-сестры -Одьель и Рио-Тинто. Не сливаясь, неслись к морю желтые воды Одьеля и красно-бурые воды Рио-Тинто (Чернильной реки) – самой темной реки Кастилии.
Южный ветер дул с кормы, теплый попутный ветер. Медленно, ах как медленно ползла «Нинья» вверх по Рио-Тинто! С правого борта проплыли острые шпили монастыря Рабида, здесь в свое время часто бывал адмирал, в ту пору, когда решалась судьба его замысла. А чуть повыше, и тоже справа, уже виден Большой Хорхе – колокольня церкви святого Георгия в Палосе, славном городке, откуда родом и старушка «Нинья», и добрая половина ее команды.
Десятки рыбачьих лодок ринулись навстречу «Нинье». Они круто развернулись у ее борта и пристроились за ней в кильватерную колонну. Странно – часть лодок внезапно оторвалась от «Ни-ньи» и ушла вниз по течению.
С кормы адмирал увидел, что эти лодки идут на сближение с каравеллой, которая только что показалась из-за выступа речного берега.
«Пинта»? Да, это «Пинта». Не в добрый час она разлучилась с «Ниньей», но судьба оказалась к ней милостива. Иным путем, минуя остров Санта-Марию и Лисабон, она прошла к берегам Кастилии и – чудо из чудес! – вступила в воды Чернильной реки в тот же час, что и «Нинья».
Палое. На песчаное дно легли тяжелые якоря. Позади двести двадцать четыре дня небывалого плавания, великие открытия, тяжкие испытания. Впереди дощатые, исхлестанные волнами мостки палосской пристани, от них корабли всего лишь в нескольких саженях.
Огромная толпа собралась на берегу. Все неистово голосили, выкликая родичей и друзей: ведь не чаяли, что дождутся безрассудных спутников безумного адмирала, ведь начиная с рождества не раз поминали они в заупокойных молитвах матросов и кормчих колумбовой флотилии.
– С высадкой повременить!
Пожав плечами, адмирал принял с берега эту странную команду.
А на пристани внезапно угас ликующий гомон. Толпа замерла в немом молчании.
Как шорох прибитой ветром травы прошла по тесным рядам жуткая весть. Святая инквизиция запретила высадку. Инквизиторы идут на корабли.
Толпа раздалась. Через широкий проход быстро проследовали служители грозного трибунала: трое монахов– доминиканцев в белых сутанах и черных накидках.
Они поднялись на борт «Ниньи», и адмирал тотчас же увел их в свою рубку.
Главный инквизитор, низенький толстяк, с лицом круглым как луна, в своем черно-белом облачении очень похожий на сороку, сотворив крестное знамение, сразу же приступил к делу.
– Сеньор адмирал, – сказал он, – вам должно быть известно, что вы отправились в путь в счастливые дни. В канун вашего отплытия их высочества обнародовали указ об изгнании из Кастилии и Арагона евреев – врагов христианской веры. С помощью святой инквизиции удалось за два-три месяца очистить испанскую землю от сынов Моисеевых. Они ушли, и королевская казна завладела почти всем их добром, завладела по праву, ибо оно было нажито врагами нашей святой веры. Многие из них, не желая покидать Испанию, приняли крещение. Рано или поздно, но наш трибунал доберется и до них, но не об этих дурных христианах идет речь, сеньор адмирал. Мы отлично знаем, что тайком кое-кто из изгнанников возвращается на свою бывшую родину. Таких ослушников мы отправляем на костер. А чтобы их выловить, проверяем все корабли, приходящие в гавани Кастилии и Арагона.
– Ну что ж, я охотно покажу вам все судовые бумаги, – сказал адмирал, – хотя, видит бог, пришел я в Кастилию из таких мест, куда ни один изгнанник еще никогда не проникал.
Лунный лик инквизитора-сороки расплылся в улыбке.
– О! Мы это отлично понимаем, но форма, знаете ли, сеньор адмирал, форма прежде всего.
Проглядев списки команд, толстяк возвратил их Колумбу.
– У вас, сеньор адмирал, все в совершеннейшем порядке, -проворковал он. – Вот только неясно мне, какие это некрещеные души числятся в вашем списке. Десять душ. Сказано, будто этих
людей вы везете из новооткрытых земель, что лежат близ берегов Индии. А ведь в Индии живут разные нечестивцы, там есть и поклонники Магомета, и, как знать, быть может, из их числа и ваши пленники. Нельзя ли взглянуть на них?
Адмирал подавил тяжелый вздох и приказал Педро Сальседе доставить в рубку всех десятерых индейцев.
– Должен заметить, – сказал он, – что этих индейцев я везу их высочествам и поэтому…
– Поэтому, – перебил адмирала один из инквизиторов, – мы и желаем знать, что это за люди. Нам придется допросить их.
– Но, святые отцы, они едва понимают кастильскую речь, и, кроме того, будучи язычниками…
Адмирал остановился на полуслове: он перехватил взгляд жирного инквизитора. Инквизитор с вожделением уставился на массивный золотой жезл, который висел у одного из индейцев на шее. Длиной этот жезл был дюйма четыре, толщиной с мизинец. Адмирал снял его с шеи заморского гостя и перерубил пополам.
– Святой отец, – проговорил он, передавая инквизитору золотую половинку, – позвольте вручить вам и вашим собратьям этот скромный дар.
Скромный дар (фунта четыре чистого золота) мигом исчез в складках инквизиторской сутаны. Толстяк переглянулся со своими коллегами, подмигнул ограбленному индейцу и сказал:
– Эти дикари не похожи ни на евреев, ни на мавров. Пожалуй, мы возьмем на душу грех и обойдемся без допроса. Безмерно счастлив, сеньор адмирал, что мне первому довелось поздравить вас с благополучным прибытием в Испанию.
Благополучное прибытие… Не так представлял себе Колумб встречу с испанской землей, и с тяжелым сердцем перешел он по шатким сходням на палосскую пристань.
Испанская земля… Странная и непонятная была эта земля, ставшая мачехой генуэзскому страннику. Кастилия и Арагон -четверть века назад враждующие державы – ныне два королевства с разными законами, разным укладом и разными обычаями, соединенные на живую нитку брачным союзом Изабеллы и Фердинанда, райские сады Андалузии и печальные, безнадежно голые равнины Ла-Манчи. Солнечная Севилья (каждый камень дышал в этом веселом городе древними мавританскими поверьями) и угрюмый город-монах Бургос. Жалкие хижины неистовых тружеников и гордые замки благородных тунеядцев (каждый седьмой кастилец был рыцарем, а рыцари, как птицы небесные, – им не положено ни сеять, ни жать, труд для них дело зазорное). Толпы голодных нищих и тьма-тьмущая жирных монахов, пышные карнавалы и костры святой инквизиции…
Еще в Лисабоне Колумб узнал, что королевская чета пребывает в Барселоне. Стало быть, из Палоса надо было держать путь в Арагонское королевство, и путь этот был немалым.
Дней пять провел адмирал в Палосе и в гостеприимном монастыре Рабиде, а затем через Севилью, Кордову и Мурсию направился в Барселону.
Это было чудесное путешествие, и по мере того, как адмирал приближался к цели, постепенно рассеивались его дурные предчувствия.
Испанцы – страстные любители зрелищ, а торжественный кортеж адмирала был куда занимательнее боя быков или пасхального крестного хода.
Прежде всего сам адмирал и его белый арабский конь. Стоило поглядеть на малиновую адмиральскую мантию, на его алый берет, на его высокие сапоги с золотыми шпорами, на лебединую шею адмиральского скакуна. Весть о необыкновенных открытиях, которые этот чужестранец совершил не то в Африке, не то в Индии, с быстротой вихря разнеслась по всей стране, и огромные толпы стекались к большим дорогам, ведущим из Палоса в Севилью, из Севильи в Мурсию, из Мурсии в Барселону.
Конечно, не один только адмирал привлекал внимание многочисленных зрителей. Пожалуй, еще большим успехом пользовались индейцы.
Этим детям солнца посчастливилось: теплые, солнечные деньки выдались в Испании в последние дни марта и в начале апреля. Индейцы отогрелись. Они позабыли о мучительной зимней стуже, и хотя в Андалузии было холоднее, чем на Эспаньоле, особенно в ночное время, но их уже не терзал изнурительный кашель и не покрывалось гусиной кожей тело, непривычное к чужому климату.
Везли индейцев в открытых повозках, везли полуголых, везли по стране, которая не могла бы им пригрезиться даже в самых необычайных снах.
А между тем их лица цвета меди были спокойны и невозмутимы, и держались эти невольные странники с величайшим достоинством.
Адмирал навесил на них множество всевозможных золотых безделушек: товар надо было показать лицом. И тяжелые ожерелья, и широкие пояса с крупными золотыми бляхами индейцы носили с такой гордостью, как будто это были королевские регалии.
Глубочайший интерес вызывали пернатые пленники адмирала – попугаи с берегов Кубы и Эспаньолы. Всеми цветами радуги сияли их крылья и хвосты, и, кроме того, эти заморские птицы, не иначе, как по наущению сатаны, говорили человеческим голосом. Правда, то был какой-то неведомый язык, но один, бесспорно, самый нахальный попугай, нередко приветствовал зевак на чистом кастильском языке, да при этом такими словами, от которых краснел даже боцман, сопровождавший в этом походе адмирала.
Львы, тигры, слоны, верблюды почему-то не водились в тех краях, где побывал адмирал. Однако Педро Сальседо вошел в роль вице-адмирала и охотно показывал на стоянках шкуры неведомых заморских тварей: собак странного вида и зверьков – индейцы называли их агути, – похожих и на кроликов, и на крыс.
Одним словом, даже Севилья, где в пасхальные дни было на что посмотреть (а в Севилью Колумб попал как раз на пасху), пришла в восторг от адмиральской процессии, и дом у Иконных ворот в приходе святого Николая до позднего вечера был окружен толпой взволнованных зрителей. В этом доме нашли приют индейцы и попугаи.
Тем временем на пути из Барселоны в Севилью днем и ночью скакали королевские курьеры. Вконец загоняя лошадей, подымая тучи пыли, они доставляли Колумбу спешные послания королевской четы и тем же аллюром мчались в Барселону с письмами адмирала.
Изабелла и Фердинанд с нетерпением ждали Колумба. Мысль о короле Жуане не давала им покоя, и они желали как можно скорее обсудить с адмиралом планы новой экспедиции в только что открытые земли.
Опережая Колумба, повсюду распространялись удивительные вести: найден новый путь в Индию, где-то близ ее берегов открыты большие и цветущие острова.
В день благовещенья, 25 марта, смотритель дворцовой палаты короля Фердинанда Луис де Сантанхель получил от адмирала письмо.
Именно Сантанхелю, человеку, который год назад убедил короля и королеву принять проект генуэзского мореплавателя, адмирал адресовал первое сообщение о своем великом плавании и землях, открытых по ту сторону моря-океана.
Столь приятные новости Сантанхель не мог утаить от своих друзей. А друзей у него было много, и, желая их осчастливить, он отнес в барселонскую типографию адмиральское письмо.
И сырые, пахнущие типографской краской листки сообщили миру об удивительном открытии Христофора Колумба.
В середине апреля адмирал подошел к Барселоне. Широкая дорога, огибая чудо-гору Монтжуич – на зависть всем зодчим Испании создала природа этот многобашенный замок и вознесла его к небесам, – стремительно бежала на восток, к древней столице Каталонии. Справа под крутыми обрывами синело море, тихое и ласковое.
Резкий поворот – и за высоким утесом открылись могучие городские стены. Близ узкой бреши Таррагонских ворот на дороге и под стеной скопилось множество всадников. Сверкали кирасы и шлемы, в воздухе реяли разноцветные стяги, соленый ветер далеко вокруг разносил звуки, от которых пьянеют рыцарские сердца: стальной лязг доспехов, звон мечей, конское ржание, цокот копыт.
Весь цвет кастильской и арагонской знати, все родовитые сеньоры Каталонии вышли на Таррагонскую дорогу, чтобы у стен Барселоны встретить адмирала моря-океана.
Стояли в четком строю герцоги, графы, маркизы, бароны, на боевых конях сказочной красоты гарцевали князья церкви – архиепископы, епископы, настоятели монастырей, приоры духовных орденов.
На белой, как горные снега, кобыле восседал глава кастильской церкви – кардинал и архиепископ Толедский дон Педро Гонсалес де Мендоса, самый влиятельный советник королевы Изабеллы.
Эта блистательная рать, встретив адмирала, двинулась в город вслед за его обозом. Такие почести отдавались лишь королям. Сын генуэзского ткача, плебей без рода и племени, вступал в Барселону как венценосец.
Король Фердинанд был хитер как лис. Это он задумал торжественную встречу адмирала, он же приказал всем знатным сеньорам выйти к Таррагонским воротам и по пятам сопровождать затем своего гостя.
Он унизил этих сиятельных господ, он лишний раз дал им понять, что его воля – закон, что времена былых дворянских вольностей миновали безвозвратно. И он знал: эти надменные и кичливые сеньоры никогда не простят адмиралу барселонский спектакль.
Генуэзец навсегда останется выскочкой, изгоем, и, когда, минует нужда в его услугах, избавиться от него будет легче легкого. Завистники же, почуяв, что адмирал в немилости, отвернутся от него, как от прокаженного.
Королева Изабелла понимала своего супруга без слов. Церемониал встречи она одобрила. Но Изабелла была мудрее Фердинанда, и она сказала королю:
– Друг мой, барселонцы вас не очень любят, но вы подогреете их чувства, если встретите адмирала не в тронном зале, а на площади. Такое зрелище барселонцы не забудут, и вам они будут благодарны до скончания своих дней.
И вот эта невозможная процессия – герцоги и графы в хвосте у безвестного чужестранца – вступила в Барселону.
Барселона… До чего же меткий глаз был у карфагенского полководца, завоевателя Испании, Гамилькара Барки! Отличное место он выбрал для гавани-крепости, гавани Барсины. На самом перекрестке бойких морских путей Средиземноморья лежала эта гавань, и отсюда легко было подобраться к северным рубежам Рима.
В Барсину стекались купцы из Массилии, Утики, Лилибея, Сиракуз. Здесь они скупали у неукротимых иберов, исконных обитателей испанской земли, железо и медь, кожи и воск, медь и шерсть.
В Барсине стоял лагерем накануне своего легендарного похода в Италию Гамилькаров сын Ганнибал.
Много воды унесла с тех пор в море бурная река Льобрегат. Карфагенян сменили римляне, затем пришли германские варвары -вестготы, а спустя еще три столетия сперва до Пиренеев, а потом до самой Луары дошли арабские завоеватели, и целый век продержались они в древнем городке Барсине.
Но в IX столетии этот городок – в ту пору он уже назывался Барселоной – изгнал иноземцев и обрел полную независимость. Торговое селеньице превратилось в цветущий город. Подобно Венеции и Генуе, Барселона стала могущественной морской державой. Барселонские корабли появились у берегов Египта и в гаванях Кипра, барселонские купцы основали свои фактории в городах Византийской империи и Иерусалимского королевства, они вышли за геркулесовы столпы и достигли берегов Англии и Фландрии.
В XII веке Барселона вступила в тесный союз с Арагонским королевством, а полтора века спустя предприимчивые горожане и арагонские рыцари прибрали к рукам добрую половину Греции и едва не овладели самим Царьградом.
Барселона протянула свои цепкие щупальца во все страны Средиземноморья, она освоила хитрое искусство морской торговли. Барселона богатела, Барселона неустанно приумножала свои барыши, к голосу барселонской лонхи – одной из старейших бирж Европы – прислушивались купцы и банкиры Генуи, Флоренции, Милана и Парижа.
Но как старый скряга, этот город-купец донашивал ветхую одежду давно минувших веков. Донашивал не только по скупости. Конечно, отцы города щедростью не отличались, но они к тому же были весьма тонкими политиками. Короли Арагона стремились таскать каштаны из огня руками барселонцев, а свои загребущие лапы охотно запускали в барселонскую казну. И богатая Барселона давно приучилась играть роль бедной Золушки…
…Миновав суровые бастионы форта Атарансас и каменную громаду Арсенала, адмиральская процессия втянулась в лабиринт зловонных улочек.
Дряхлые, изъеденные временем дома в грязных кварталах оружейников, ткачей, кузнецов, кожевников лепились друг к другу вдоль кривых переулков и темных тупиков. Где-то в стороне остался грандиозный Сеу – барселонский кафедральный собор. Как одинокий дуб среди густого мелколесья, он стоял в скопище подслеповатых лачуг. И только под конец долгого пути в этих каменных джунглях открылся просвет. Процессия вступила на небольшую площадь, которая каким-то чудом вместила в себя всю Барселону.
На широком помосте, под тяжелым пологом с гербами Кастилии и Арагона, сидели Изабелла, Фердинанд и наследный принц дон Хуан. Четвертое кресло – никаких сидений больше на помосте не было – пустовало.
Адмирал спешился и, обнажив голову, вступил на помост. Шестеро индейцев, как бронзовые изваяния, застыли на верхней ступеньке королевской эстрады.
Адмирал опустился на колени перед королевой. Изабелла подняла его и на глазах всей площади заботливо усадила в пустое кресло.
Герцоги и графы до крови закусили губы, простые барселонцы обезумели от восторга.
Изабелла прошептала королю:
– Теперь, мой друг, Барселона вас полюбит.
А Барселона, затая дыхание, наблюдала за дальнейшей церемонией.
Спутники адмирала подносили королевской чете дары новооткрытых земель: золотые ожерелья, браслеты и подвески, клетки с говорливыми попугаями, плетеные изделия индейцев Эспаньолы, шкурки заморских зверей. Это были те же диковинки, которые адмирал сорок дней назад показывал в монастыре Марии Благостной королю Жуану. Но тогда в Райскую долину Колумб привез ничтожную часть своей добычи, львиную ее долю он припас для Изабеллы и Фердинанда.
Впрочем, и сейчас не так уж много золота сложил он к ногам короля и королевы. Куда больше этого металла добыла королевская чета пятнадцать месяцев назад, захватив Гранаду – последний оплот мавров на испанской земле. И совсем ничтожной казалась эта кучка золотых безделушек в сравнении с теми сокровищами, которые казна изъяла у изгнанных евреев. Ведь именно потому, что очень богаты были сыны Моисея, их изгнали из Испании, отобрав все достояние.
Однако новый путь в Индию сулил и новые приобретения. Глядя на ожерелья и браслеты, доставленные адмиралом из-за моря-океана, Изабелла и Фердинанд мечтали о золотых копях на берегах Ганга и великих богатствах сказочного Востока.
Иссяк поток адмиральских даров, вознесены были к барселонскому небу благодарственные молитвы, и затем король, королева, принц Хуан и адмирал покинули площадь. Медленно рассеялась очарованная толпа, плотники разобрали исторический помост, и первая аудиенция закончилась.
За первой встречей последовала вторая, не менее торжественная, в Тинелле – тронном зале арагонских королей. Но к серьезным беседам с адмиралом королевская чета приступила после парадных аудиенций, и беседы эти велись келейно: у короля Жуана уши были длинные и от них надо было во что бы то ни стало скрыть кое-какие замыслы государей Кастилии и Арагона.
Легкие, едва уловимые запахи вереска, прелых водорослей, влажного песка кружили головы, радовали сердца. И как могло быть иначе? Ведь это было дыхание родной земли, до боли знакомых берегов. Вот утиный нос мыса Умбрии. «Нинья» стремительно обогнула его, и сразу же море изменило окраску. Оно стало мутным, нос корабля с трудом рассекал встречную волну.
«Нинья» вошла в широкий залив, куда впадают реки-сестры -Одьель и Рио-Тинто. Не сливаясь, неслись к морю желтые воды Одьеля и красно-бурые воды Рио-Тинто (Чернильной реки) – самой темной реки Кастилии.
Южный ветер дул с кормы, теплый попутный ветер. Медленно, ах как медленно ползла «Нинья» вверх по Рио-Тинто! С правого борта проплыли острые шпили монастыря Рабида, здесь в свое время часто бывал адмирал, в ту пору, когда решалась судьба его замысла. А чуть повыше, и тоже справа, уже виден Большой Хорхе – колокольня церкви святого Георгия в Палосе, славном городке, откуда родом и старушка «Нинья», и добрая половина ее команды.
Десятки рыбачьих лодок ринулись навстречу «Нинье». Они круто развернулись у ее борта и пристроились за ней в кильватерную колонну. Странно – часть лодок внезапно оторвалась от «Ни-ньи» и ушла вниз по течению.
С кормы адмирал увидел, что эти лодки идут на сближение с каравеллой, которая только что показалась из-за выступа речного берега.
«Пинта»? Да, это «Пинта». Не в добрый час она разлучилась с «Ниньей», но судьба оказалась к ней милостива. Иным путем, минуя остров Санта-Марию и Лисабон, она прошла к берегам Кастилии и – чудо из чудес! – вступила в воды Чернильной реки в тот же час, что и «Нинья».
Палое. На песчаное дно легли тяжелые якоря. Позади двести двадцать четыре дня небывалого плавания, великие открытия, тяжкие испытания. Впереди дощатые, исхлестанные волнами мостки палосской пристани, от них корабли всего лишь в нескольких саженях.
Огромная толпа собралась на берегу. Все неистово голосили, выкликая родичей и друзей: ведь не чаяли, что дождутся безрассудных спутников безумного адмирала, ведь начиная с рождества не раз поминали они в заупокойных молитвах матросов и кормчих колумбовой флотилии.
– С высадкой повременить!
Пожав плечами, адмирал принял с берега эту странную команду.
А на пристани внезапно угас ликующий гомон. Толпа замерла в немом молчании.
Как шорох прибитой ветром травы прошла по тесным рядам жуткая весть. Святая инквизиция запретила высадку. Инквизиторы идут на корабли.
Толпа раздалась. Через широкий проход быстро проследовали служители грозного трибунала: трое монахов– доминиканцев в белых сутанах и черных накидках.
Они поднялись на борт «Ниньи», и адмирал тотчас же увел их в свою рубку.
Главный инквизитор, низенький толстяк, с лицом круглым как луна, в своем черно-белом облачении очень похожий на сороку, сотворив крестное знамение, сразу же приступил к делу.
– Сеньор адмирал, – сказал он, – вам должно быть известно, что вы отправились в путь в счастливые дни. В канун вашего отплытия их высочества обнародовали указ об изгнании из Кастилии и Арагона евреев – врагов христианской веры. С помощью святой инквизиции удалось за два-три месяца очистить испанскую землю от сынов Моисеевых. Они ушли, и королевская казна завладела почти всем их добром, завладела по праву, ибо оно было нажито врагами нашей святой веры. Многие из них, не желая покидать Испанию, приняли крещение. Рано или поздно, но наш трибунал доберется и до них, но не об этих дурных христианах идет речь, сеньор адмирал. Мы отлично знаем, что тайком кое-кто из изгнанников возвращается на свою бывшую родину. Таких ослушников мы отправляем на костер. А чтобы их выловить, проверяем все корабли, приходящие в гавани Кастилии и Арагона.
– Ну что ж, я охотно покажу вам все судовые бумаги, – сказал адмирал, – хотя, видит бог, пришел я в Кастилию из таких мест, куда ни один изгнанник еще никогда не проникал.
Лунный лик инквизитора-сороки расплылся в улыбке.
– О! Мы это отлично понимаем, но форма, знаете ли, сеньор адмирал, форма прежде всего.
Проглядев списки команд, толстяк возвратил их Колумбу.
– У вас, сеньор адмирал, все в совершеннейшем порядке, -проворковал он. – Вот только неясно мне, какие это некрещеные души числятся в вашем списке. Десять душ. Сказано, будто этих
людей вы везете из новооткрытых земель, что лежат близ берегов Индии. А ведь в Индии живут разные нечестивцы, там есть и поклонники Магомета, и, как знать, быть может, из их числа и ваши пленники. Нельзя ли взглянуть на них?
Адмирал подавил тяжелый вздох и приказал Педро Сальседе доставить в рубку всех десятерых индейцев.
– Должен заметить, – сказал он, – что этих индейцев я везу их высочествам и поэтому…
– Поэтому, – перебил адмирала один из инквизиторов, – мы и желаем знать, что это за люди. Нам придется допросить их.
– Но, святые отцы, они едва понимают кастильскую речь, и, кроме того, будучи язычниками…
Адмирал остановился на полуслове: он перехватил взгляд жирного инквизитора. Инквизитор с вожделением уставился на массивный золотой жезл, который висел у одного из индейцев на шее. Длиной этот жезл был дюйма четыре, толщиной с мизинец. Адмирал снял его с шеи заморского гостя и перерубил пополам.
– Святой отец, – проговорил он, передавая инквизитору золотую половинку, – позвольте вручить вам и вашим собратьям этот скромный дар.
Скромный дар (фунта четыре чистого золота) мигом исчез в складках инквизиторской сутаны. Толстяк переглянулся со своими коллегами, подмигнул ограбленному индейцу и сказал:
– Эти дикари не похожи ни на евреев, ни на мавров. Пожалуй, мы возьмем на душу грех и обойдемся без допроса. Безмерно счастлив, сеньор адмирал, что мне первому довелось поздравить вас с благополучным прибытием в Испанию.
Благополучное прибытие… Не так представлял себе Колумб встречу с испанской землей, и с тяжелым сердцем перешел он по шатким сходням на палосскую пристань.
Испанская земля… Странная и непонятная была эта земля, ставшая мачехой генуэзскому страннику. Кастилия и Арагон -четверть века назад враждующие державы – ныне два королевства с разными законами, разным укладом и разными обычаями, соединенные на живую нитку брачным союзом Изабеллы и Фердинанда, райские сады Андалузии и печальные, безнадежно голые равнины Ла-Манчи. Солнечная Севилья (каждый камень дышал в этом веселом городе древними мавританскими поверьями) и угрюмый город-монах Бургос. Жалкие хижины неистовых тружеников и гордые замки благородных тунеядцев (каждый седьмой кастилец был рыцарем, а рыцари, как птицы небесные, – им не положено ни сеять, ни жать, труд для них дело зазорное). Толпы голодных нищих и тьма-тьмущая жирных монахов, пышные карнавалы и костры святой инквизиции…
Еще в Лисабоне Колумб узнал, что королевская чета пребывает в Барселоне. Стало быть, из Палоса надо было держать путь в Арагонское королевство, и путь этот был немалым.
Дней пять провел адмирал в Палосе и в гостеприимном монастыре Рабиде, а затем через Севилью, Кордову и Мурсию направился в Барселону.
Это было чудесное путешествие, и по мере того, как адмирал приближался к цели, постепенно рассеивались его дурные предчувствия.
Испанцы – страстные любители зрелищ, а торжественный кортеж адмирала был куда занимательнее боя быков или пасхального крестного хода.
Прежде всего сам адмирал и его белый арабский конь. Стоило поглядеть на малиновую адмиральскую мантию, на его алый берет, на его высокие сапоги с золотыми шпорами, на лебединую шею адмиральского скакуна. Весть о необыкновенных открытиях, которые этот чужестранец совершил не то в Африке, не то в Индии, с быстротой вихря разнеслась по всей стране, и огромные толпы стекались к большим дорогам, ведущим из Палоса в Севилью, из Севильи в Мурсию, из Мурсии в Барселону.
Конечно, не один только адмирал привлекал внимание многочисленных зрителей. Пожалуй, еще большим успехом пользовались индейцы.
Этим детям солнца посчастливилось: теплые, солнечные деньки выдались в Испании в последние дни марта и в начале апреля. Индейцы отогрелись. Они позабыли о мучительной зимней стуже, и хотя в Андалузии было холоднее, чем на Эспаньоле, особенно в ночное время, но их уже не терзал изнурительный кашель и не покрывалось гусиной кожей тело, непривычное к чужому климату.
Везли индейцев в открытых повозках, везли полуголых, везли по стране, которая не могла бы им пригрезиться даже в самых необычайных снах.
А между тем их лица цвета меди были спокойны и невозмутимы, и держались эти невольные странники с величайшим достоинством.
Адмирал навесил на них множество всевозможных золотых безделушек: товар надо было показать лицом. И тяжелые ожерелья, и широкие пояса с крупными золотыми бляхами индейцы носили с такой гордостью, как будто это были королевские регалии.
Глубочайший интерес вызывали пернатые пленники адмирала – попугаи с берегов Кубы и Эспаньолы. Всеми цветами радуги сияли их крылья и хвосты, и, кроме того, эти заморские птицы, не иначе, как по наущению сатаны, говорили человеческим голосом. Правда, то был какой-то неведомый язык, но один, бесспорно, самый нахальный попугай, нередко приветствовал зевак на чистом кастильском языке, да при этом такими словами, от которых краснел даже боцман, сопровождавший в этом походе адмирала.
Львы, тигры, слоны, верблюды почему-то не водились в тех краях, где побывал адмирал. Однако Педро Сальседо вошел в роль вице-адмирала и охотно показывал на стоянках шкуры неведомых заморских тварей: собак странного вида и зверьков – индейцы называли их агути, – похожих и на кроликов, и на крыс.
Одним словом, даже Севилья, где в пасхальные дни было на что посмотреть (а в Севилью Колумб попал как раз на пасху), пришла в восторг от адмиральской процессии, и дом у Иконных ворот в приходе святого Николая до позднего вечера был окружен толпой взволнованных зрителей. В этом доме нашли приют индейцы и попугаи.
Тем временем на пути из Барселоны в Севилью днем и ночью скакали королевские курьеры. Вконец загоняя лошадей, подымая тучи пыли, они доставляли Колумбу спешные послания королевской четы и тем же аллюром мчались в Барселону с письмами адмирала.
Изабелла и Фердинанд с нетерпением ждали Колумба. Мысль о короле Жуане не давала им покоя, и они желали как можно скорее обсудить с адмиралом планы новой экспедиции в только что открытые земли.
Опережая Колумба, повсюду распространялись удивительные вести: найден новый путь в Индию, где-то близ ее берегов открыты большие и цветущие острова.
В день благовещенья, 25 марта, смотритель дворцовой палаты короля Фердинанда Луис де Сантанхель получил от адмирала письмо.
Именно Сантанхелю, человеку, который год назад убедил короля и королеву принять проект генуэзского мореплавателя, адмирал адресовал первое сообщение о своем великом плавании и землях, открытых по ту сторону моря-океана.
Столь приятные новости Сантанхель не мог утаить от своих друзей. А друзей у него было много, и, желая их осчастливить, он отнес в барселонскую типографию адмиральское письмо.
И сырые, пахнущие типографской краской листки сообщили миру об удивительном открытии Христофора Колумба.
В середине апреля адмирал подошел к Барселоне. Широкая дорога, огибая чудо-гору Монтжуич – на зависть всем зодчим Испании создала природа этот многобашенный замок и вознесла его к небесам, – стремительно бежала на восток, к древней столице Каталонии. Справа под крутыми обрывами синело море, тихое и ласковое.
Резкий поворот – и за высоким утесом открылись могучие городские стены. Близ узкой бреши Таррагонских ворот на дороге и под стеной скопилось множество всадников. Сверкали кирасы и шлемы, в воздухе реяли разноцветные стяги, соленый ветер далеко вокруг разносил звуки, от которых пьянеют рыцарские сердца: стальной лязг доспехов, звон мечей, конское ржание, цокот копыт.
Весь цвет кастильской и арагонской знати, все родовитые сеньоры Каталонии вышли на Таррагонскую дорогу, чтобы у стен Барселоны встретить адмирала моря-океана.
Стояли в четком строю герцоги, графы, маркизы, бароны, на боевых конях сказочной красоты гарцевали князья церкви – архиепископы, епископы, настоятели монастырей, приоры духовных орденов.
На белой, как горные снега, кобыле восседал глава кастильской церкви – кардинал и архиепископ Толедский дон Педро Гонсалес де Мендоса, самый влиятельный советник королевы Изабеллы.
Эта блистательная рать, встретив адмирала, двинулась в город вслед за его обозом. Такие почести отдавались лишь королям. Сын генуэзского ткача, плебей без рода и племени, вступал в Барселону как венценосец.
Король Фердинанд был хитер как лис. Это он задумал торжественную встречу адмирала, он же приказал всем знатным сеньорам выйти к Таррагонским воротам и по пятам сопровождать затем своего гостя.
Он унизил этих сиятельных господ, он лишний раз дал им понять, что его воля – закон, что времена былых дворянских вольностей миновали безвозвратно. И он знал: эти надменные и кичливые сеньоры никогда не простят адмиралу барселонский спектакль.
Генуэзец навсегда останется выскочкой, изгоем, и, когда, минует нужда в его услугах, избавиться от него будет легче легкого. Завистники же, почуяв, что адмирал в немилости, отвернутся от него, как от прокаженного.
Королева Изабелла понимала своего супруга без слов. Церемониал встречи она одобрила. Но Изабелла была мудрее Фердинанда, и она сказала королю:
– Друг мой, барселонцы вас не очень любят, но вы подогреете их чувства, если встретите адмирала не в тронном зале, а на площади. Такое зрелище барселонцы не забудут, и вам они будут благодарны до скончания своих дней.
И вот эта невозможная процессия – герцоги и графы в хвосте у безвестного чужестранца – вступила в Барселону.
Барселона… До чего же меткий глаз был у карфагенского полководца, завоевателя Испании, Гамилькара Барки! Отличное место он выбрал для гавани-крепости, гавани Барсины. На самом перекрестке бойких морских путей Средиземноморья лежала эта гавань, и отсюда легко было подобраться к северным рубежам Рима.
В Барсине стоял лагерем накануне своего легендарного похода в Италию Гамилькаров сын Ганнибал.
Много воды унесла с тех пор в море бурная река Льобрегат. Карфагенян сменили римляне, затем пришли германские варвары -вестготы, а спустя еще три столетия сперва до Пиренеев, а потом до самой Луары дошли арабские завоеватели, и целый век продержались они в древнем городке Барсине.
Но в IX столетии этот городок – в ту пору он уже назывался Барселоной – изгнал иноземцев и обрел полную независимость. Торговое селеньице превратилось в цветущий город. Подобно Венеции и Генуе, Барселона стала могущественной морской державой. Барселонские корабли появились у берегов Египта и в гаванях Кипра, барселонские купцы основали свои фактории в городах Византийской империи и Иерусалимского королевства, они вышли за геркулесовы столпы и достигли берегов Англии и Фландрии.
В XII веке Барселона вступила в тесный союз с Арагонским королевством, а полтора века спустя предприимчивые горожане и арагонские рыцари прибрали к рукам добрую половину Греции и едва не овладели самим Царьградом.
Барселона протянула свои цепкие щупальца во все страны Средиземноморья, она освоила хитрое искусство морской торговли. Барселона богатела, Барселона неустанно приумножала свои барыши, к голосу барселонской лонхи – одной из старейших бирж Европы – прислушивались купцы и банкиры Генуи, Флоренции, Милана и Парижа.
Но как старый скряга, этот город-купец донашивал ветхую одежду давно минувших веков. Донашивал не только по скупости. Конечно, отцы города щедростью не отличались, но они к тому же были весьма тонкими политиками. Короли Арагона стремились таскать каштаны из огня руками барселонцев, а свои загребущие лапы охотно запускали в барселонскую казну. И богатая Барселона давно приучилась играть роль бедной Золушки…
…Миновав суровые бастионы форта Атарансас и каменную громаду Арсенала, адмиральская процессия втянулась в лабиринт зловонных улочек.
Дряхлые, изъеденные временем дома в грязных кварталах оружейников, ткачей, кузнецов, кожевников лепились друг к другу вдоль кривых переулков и темных тупиков. Где-то в стороне остался грандиозный Сеу – барселонский кафедральный собор. Как одинокий дуб среди густого мелколесья, он стоял в скопище подслеповатых лачуг. И только под конец долгого пути в этих каменных джунглях открылся просвет. Процессия вступила на небольшую площадь, которая каким-то чудом вместила в себя всю Барселону.
На широком помосте, под тяжелым пологом с гербами Кастилии и Арагона, сидели Изабелла, Фердинанд и наследный принц дон Хуан. Четвертое кресло – никаких сидений больше на помосте не было – пустовало.
Адмирал спешился и, обнажив голову, вступил на помост. Шестеро индейцев, как бронзовые изваяния, застыли на верхней ступеньке королевской эстрады.
Адмирал опустился на колени перед королевой. Изабелла подняла его и на глазах всей площади заботливо усадила в пустое кресло.
Герцоги и графы до крови закусили губы, простые барселонцы обезумели от восторга.
Изабелла прошептала королю:
– Теперь, мой друг, Барселона вас полюбит.
А Барселона, затая дыхание, наблюдала за дальнейшей церемонией.
Спутники адмирала подносили королевской чете дары новооткрытых земель: золотые ожерелья, браслеты и подвески, клетки с говорливыми попугаями, плетеные изделия индейцев Эспаньолы, шкурки заморских зверей. Это были те же диковинки, которые адмирал сорок дней назад показывал в монастыре Марии Благостной королю Жуану. Но тогда в Райскую долину Колумб привез ничтожную часть своей добычи, львиную ее долю он припас для Изабеллы и Фердинанда.
Впрочем, и сейчас не так уж много золота сложил он к ногам короля и королевы. Куда больше этого металла добыла королевская чета пятнадцать месяцев назад, захватив Гранаду – последний оплот мавров на испанской земле. И совсем ничтожной казалась эта кучка золотых безделушек в сравнении с теми сокровищами, которые казна изъяла у изгнанных евреев. Ведь именно потому, что очень богаты были сыны Моисея, их изгнали из Испании, отобрав все достояние.
Однако новый путь в Индию сулил и новые приобретения. Глядя на ожерелья и браслеты, доставленные адмиралом из-за моря-океана, Изабелла и Фердинанд мечтали о золотых копях на берегах Ганга и великих богатствах сказочного Востока.
Иссяк поток адмиральских даров, вознесены были к барселонскому небу благодарственные молитвы, и затем король, королева, принц Хуан и адмирал покинули площадь. Медленно рассеялась очарованная толпа, плотники разобрали исторический помост, и первая аудиенция закончилась.
За первой встречей последовала вторая, не менее торжественная, в Тинелле – тронном зале арагонских королей. Но к серьезным беседам с адмиралом королевская чета приступила после парадных аудиенций, и беседы эти велись келейно: у короля Жуана уши были длинные и от них надо было во что бы то ни стало скрыть кое-какие замыслы государей Кастилии и Арагона.
Барселона против Лисабона
Король Фердинанд не любил яркого света. Была бы его воля, он пригасил бы солнце или, на худой конец, завесил бы это не в меру щедрое светило плотной тафтой.
Но земным владыкам солнце не подчинялось, и поэтому король сидел спиной к узкой щели, через которую пробивался пыльный солнечный луч, за огромным столом, на котором в беспорядке были разбросаны всевозможные свитки и карты.
По другую сторону стола, лицом к скудному свету, стояли участники тайного собеседования – кардинал Мендоса и адмирал моря-океана. Королева, сидя у окна, вышивала золотыми и красными нитями сцены крестных мук Христа. Ко Дню Вознесения она, исполняя нерушимый обет, должна была возложить на алтарь барселонского собора покров с собственноручной вышивкой.
Но земным владыкам солнце не подчинялось, и поэтому король сидел спиной к узкой щели, через которую пробивался пыльный солнечный луч, за огромным столом, на котором в беспорядке были разбросаны всевозможные свитки и карты.
По другую сторону стола, лицом к скудному свету, стояли участники тайного собеседования – кардинал Мендоса и адмирал моря-океана. Королева, сидя у окна, вышивала золотыми и красными нитями сцены крестных мук Христа. Ко Дню Вознесения она, исполняя нерушимый обет, должна была возложить на алтарь барселонского собора покров с собственноручной вышивкой.