Страница:
Официальным органом Союза стала газета «Русское знамя», не сумевшая ни у кого завоевать авторитет. А. С. Суворин отмечал, что эта газета пишет холопским языком. В материалах отчета о периодической печати за 1908 г. сохранилась докладная записка одного из членов Совета Главного управления по делам печати, где содержится характеристика газеты: «„Русское знамя“ не консервативный, а крайне реакционный орган. Нападки на политику внутреннего управления, которые позволяет себе „Русское знамя“, перестали быть патриотическими. Такого рода литературная борьба получает уже характер революционный».[22]
Черносотенцы тоже были недовольны газетой, которая выражала взгляды самой правой части союза. На съездах не раз ставился вопрос о закрытии этой газеты и замене ее другой.
Крупная буржуазия создала в конце 1905 г. несколько партий: «Союз правого порядка», «Всероссийский промышленный союз», но самым долговечным оказался «Союз 17 октября». Его членов называли «октябристами», под этим названием и вошла в историю партия, объединявшая представителей крупного капитала и наиболее умеренные слои русской интеллигенции. Инициатива создания партии принадлежала московским текстильным фабрикантам, во главе стояли А. И. Гучков и Д. Н. Шипов. «Октябристы» начали издавать газету «Новый путь», но она быстро закрылась. К ним примыкала «Умеренно-прогрессивная партия» во главе с П. П. Рябушинским. Органом прогрессистов стала газета «Голос Москвы».
Близко к «октябристам» стояли и «мирнообновленцы», которые выпускали с декабря 1906 г. газету «Слово». О «Слове» остряки говорили, что эта газета «бывших людей», издавал и редактировал ее бывший министр (М. М. Федоров), из числа сотрудников многие в свое время тоже занимали государственные посты или перешли из других партий.
Самой популярной в России стала партия конституционных демократов (кадетов), занимавшая самые левые позиции среди буржуазных партий. Она с большим преимуществом победила на выборах в I Государственную думу. Единства среди кадетов не было: одно крыло возглавлял П. Б. Струве, который с декабря 1905 г. издавал еженедельник «Полярная звезда», во главе другого стоял П. Н. Милюков. В качестве центрального органа кадеты издавали газету «Речь», просуществовавшую до октября 1917 г.
Кадетов поддерживала почти вся легальная пресса. «Наша жизнь», «Русь», «Товарищ», «Русские ведомости» и многие другие влиятельные органы периодики разделяли взгляды партии «народной свободы», как себя называли кадеты. На несколько недель, в конце 1905 г., до выхода «Речи» органом кадетов стали «Биржевые ведомости», сменившие название на «Народную свободу», а позже ставшие «Свободным народом». Опытный делец – издатель «Биржевых ведомостей» С. М. Проппер передал газету П. Н. Милюкову, решив тем самым снискать симпатии подписчиков. Но этот союз профессионального издателя и лидера партии быстро распался. «Кадеты съели всю подписку во мгновение ока, – жаловался Проппер, – и стали уже отучать публику, воюя со всеми другими партиями. А у меня правило – ни с кем не воевать».[23]
Довольно быстро некоторые органы печати разочаровались в программе конституционных демократов. Так, разошлись с ними по вопросам партийной дисциплины и признания принципа демократического централизма в качестве основополагающего при организации партии ведущие сотрудники журнала «Вестник Европы», являвшиеся видными земскими деятелями. В начале 1906 г. журнал опубликовал программу новой организации – партии демократических реформ, инициаторами создания которой стали редактор журнала М. М. Стасюлевич, политический обозреватель К. К. Арсеньев, активные сотрудники М. М. Ковалевский, В. Д. Кузьмин-Караваев и др. В качестве неофициального центрального органа партии была основана газета «Страна», редактором которой стал М. М. Ковалевский. Как политическая организация партия не состоялась, но о своей верности программе, опубликованной в 1906 г., журнал заявлял неоднократно – и в 1909 г., когда редактором стал К. А. Арсеньев, и в 1915 г., отмечая 50-летие своего издания.
На левом фланге стояли эсеры и социал-демократы, в 1903 г. разошедшиеся на две фракции – большевиков и меньшевиков. Первую возглавил В. И. Ленин, вторую – Г. В. Плеханов. До 1912 г. обе фракции существовали в рамках одной партии. В конце 1905 г., когда появилась возможность издавать легальные газеты в качестве центральных органов своих партий, большевики использовали газету «Новая жизнь», разрешение на издание которой получил поэт Н. М. Минский, а эсеры превратили в свой орган уже издававшийся «Сын Отечества». Правда, эти газеты были вскоре закрыты. Обе партии в годы революции снова и снова пытались организовать свои легальные и нелегальные печатные органы, которые быстро исчезали под ударами цензуры.
Разобраться сразу во всех программах вновь появившихся многочисленных партий было очень сложно и читателям, и властям. Главное управление по делам печати, привыкшее группировать все издания периодики «по направлениям», попыталась это сделать и в революционные годы. В «Отчете о периодической печати за 1907 год чиновники стремились разложить петербургскую прессу „по полочкам“».
В отчете были выделены следующие группы изданий: 1 – партии эсеров; 2 – имеющие общий революционный характер (внепартийные); 3 – издания, посвященные истории революционного движения; 4 – партии социал-демократов (большевиков и меньшевиков); 5 – партии трудовиков; 6 – общего характера; 7 – христианско-социалистического направления; 8 – партии реальной политики; 9 – народно-социалистического направления; 10 – имеющие анархический характер; 11 – резко оппозиционные правительству издания (без принадлежности к определенной партии); 12 – умеренно-оппозиционного направления; 13 – партии кадетов; 14 – партии демократических реформ; 15 – Союза 17 октября; 16 – умеренно-прогрессивного направления; 17 – сионистского направления; 18 – консервативно-патриотические и монархические; 19 – безразличные в политическом смысле; 20 – эротического характера; 21 – официальные.[24]
Для определения направления разных газет и журналов Главному управлению оказалось мало только партийных симпатий, хотя в отчете они учтены, понадобилась более детальная «роспись» журналистики. Интересно и соотношение разных групп в цифрах. Примерно из 500 органов периодики, за вычетом 13 официальных, только 41 издание указано в рубрике «консервативно-патриотические и монархические», 263 названы безразличными в политическом смысле, но почти половина петербургских изданий – оппозиционные.
Создание партий и партийной прессы сделало систему русской журналистики более современной для начала XX в. «Русская печать стала носить характер, напоминающий политическую прессу Западной Европы и Америки», – справедливо заметил журнал «Русское богатство» в 1906 г.[25]
Правда, при одинаковой партийной ориентации различные газеты и журналы сохраняли собственные взгляды, не совпадающие в нюансах и оттенках. Некая разноголосица возникала подчас и внутри одного издания, особенно в толстых ежемесячниках. Чисто партийными становились официальные и неофициальные центральные органы, в основном газеты.
Общественно-политические газеты и толстые журналы быстро поняли, что выступать под флагом строгой партийности издания, рассчитанные на более разнородные круги читателей, не могут. Вот что писал Н. Ф. Анненский – член редколлегии «Русского богатства» в письме к В. Г. Короленко после того, как журнал стал организатором новой партии народных социалистов (энесов), близкой к эсерам, но более умеренной в тактике: «Решено твердо оставить его (журнал. – С.М.) органом беспартийным. Он останется журналом „направления“ более широкого. хотя, конечно, близкого и однородного с основной линией той партии, к которой принадлежит ядро его сотрудников. Это совершенно необходимо, но для свободы журнала не опасно, так как относится только к программным вопросам. В обзоре тактики журнал останется совершенно не связанным с решениями родственной ему партии».[26]
Осознание того факта, что последовательная пропаганда только партийных программ сужает возможности периодического органа в освещении широкого круга проблем, привело русскую журналистику к повсеместному отказу от открытого признания своей связи с определенной партией. Уже в 1910–1912 гг. на титульных листах многих изданий появляются подзаголовки типа «Беспартийный орган прогрессивной мысли» или «Беспартийная газета экономики, политики и литературы».
Отказу прессы от партийной ориентации способствовало разочарование в самой популярной партии – партии кадетов, не оправдавшей возлагаемых на нее надежд.
Скрывать свои партийные симпатии русским газетам и журналом пришлось и из-за цензурных притеснений, многократно усилившихся после поражения первой русской революции и наступившей реакции.
3 июня 1907 г. министр внутренних дел П. А. Столыпин распустил III Государственную думу, оказавшуюся более революционной, чем хотелось бы правительству. «Столыпинский переворот» означал окончание революции, все завоевания почти трех лет борьбы с самодержавием были сведены на нет. Особенно сильно это ощутила на себе пресса. Временные правила о печати были отменены, их заменило «Положение о чрезвычайной охране», устанавливающее систему штрафов и фактически возрождающее предварительную цензуру. Современники писали, что такого количества штрафов, приостановок, административных взысканий, как в 1908 г., не было за 40 лет (с 1865 по 1904 г.) истории русской журналистики. Доход казны от административных штрафов только с газет за 9 месяцев 1908 г. составил около 80 тыс. рублей. Штрафы накладывались 165 раз. Газеты и журналы были полны сообщениями об очередных репрессиях.[27]
При Охтинской полицейской части в Петербурге для журналистов была отведена особая камера, в ней редко находилось менее 40 человек. Все помещения жандармских управлений были забиты конфискованными книгами и номерами газет и журналов. Их собралось несколько миллионов экземпляров. Особенно трудным оставалось положение провинциальной прессы. Симферопольские «Южные ведомости» в 1910 г. «праздновали» 50-ю конфискацию, «Новый край» (Харбин) за короткий срок приостанавливали несколько раз, и в конце концов газета была закрыта.
П. А. Столыпин начал свою деятельность с требования составить для него список газет с указанием степени их распространения и размеров приносимого ими «вреда». К Рождеству 1909 г. Тамбовский губернатор приказал разослать в библиотеки, читальни и школы циркуляр, где все издания были разделены по рубрикам на «желательные», «нежелательные, но терпимые» и «безусловно нежелательные». К «желательным» относились «Новое время», «Россия», «Московские ведомости», журналы «Исторический вестник», «Русская старина», «Нива»; к «терпимым» – «Петербургская газета», «Русские ведомости», «Вестник Европы», «Русская мысль». «Безусловно нежелательными» были «Речь», «Биржевые ведомости», «Утро России», «Русское слово», «Современный мир», «Русское богатство», «Образование».
В 1909 г. деятели русской журналистики пытались отметить 200-летие провинциальной прессы, но в условиях реакции сделать это не удалось.
Но несмотря на сложнейшие условия, цензурный и административный гнет русская печать продолжала развиваться и в количественном, и в качественном отношении. Появлялись новые типы изданий. С июля 1908 г. начала выходить в Петербурге «Газета-Копейка», в 1910–1911 гг. такие «Копейки» появились во многих городах страны. Им было суждено сыграть значительную роль в периодике начала XX в. Дешевое бульварное издание при всей недостоверности информации и откровенной второсортности остальных публикаций приучало читать периодику малообразованного читателя. Большое распространение «Копейки» имели в рабочей среде.
Годы реакции были очень тяжелы не только для журналистики. После поражения революции 1905–1907 гг. общество переживало разочарование. Не оправдались надежды, которые связывала с революцией почти вся русская интеллигенция. Самодержавие выстояло. Надо было понять причины поражения, подвести итоги, определить дальнейшие пути развития страны. Разброс мнений был очень велик: от признания несвоевременности вооруженной борьбы до отказа от борьбы с правительством вообще. Большевики во главе с В. И. Лениным видели причину неудачи московского восстания в отсутствии поддержки со стороны крестьянства, двойственная природа которого (труженик, с одной стороны, собственник – с другой) помешала ему поддержать пролетариат. Меньшевики придерживались мнения, что революционные события начались преждевременно, оказались неподготовленными. Г. В. Плеханов считал, что за оружие браться было рано.
Очень серьезно рассматривали произошедшие события представители либерального лагеря. П. Б. Струве в первом номере журнала «Русская мысль» за 1908 г. опубликовал нашумевшую статью под названием «Великая Россия», где провозгласил новую национальную идею: «Национальная идея современной России есть примирение между властью и проснувшимся к самосознанию и самодеятельности народом, который становится нацией. Государство и нация должны органически срастись». Для создания великой России, о которой мечтал Струве и многие его соратники, эта идея оказалась бы очень плодотворной, но в стране, только что пережившей тяжелейший революционный кризис, в разгар реакции такая проповедь примирения с правительством оказалась преждевременной и вызвала бурю негодования.
В 1909 г. П. Б. Струве, Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, М. О. Гершензон, С. Л. Франк, А. Изгоев и Б. Кистяковский выпустили сборник «Вехи», который вызвал еще более бурный общественный резонанс. Статьи семи авторов были посвящены в основном двум темам: революции и интеллигенции, которая была «руководящим и духовным двигателем ее». «Вдумываясь в пережитое ними за последние годы, – писал С. Булгаков в статье „Героизм и подвижничество“, – нельзя видеть во всем этом историческую случайность или одну лишь игру стихийных сил. Здесь произнесен был исторический суд, была сделана оценка различным участникам исторической драмы, подведен итог целой исторической эпохи. Русская революция развила огромную разрушительную энергию. но ее созидательные силы оказались далеко слабее разрушительных».[28]
Еще резче писал П. Б. Струве: «Революцию делали плохо. В настоящее время с полной ясностью раскрывается, что в этом делании революции играла роль ловко инсценированная провокация…» Авторы сборника не во всем и не всегда были согласны друг с другом, но в одном они сходились. «Их общей платформой является признание теоретического и практического первенства духовной жизни над внешними формами общежития, в том смысле, что внутренняя жизнь личности есть единственная творческая сила человеческого бытия и что она, а не самодовлеющие начала политического порядка, является единственно прочным базисом для всякого общественного строительства».[29]
Участники сборника призывали русскую интеллигенцию отказаться от идеи переустройства общества революционным путем и начать работу по возрождению духовных, культурных, религиозных основ бытия народа и общества. Все авторы говорили о наболевшем, продуманном, видимо, они не рассчитывали на большой общественный резонанс своего сборника. Наверное, прав был В. В. Розанов, который считал, что «„Вехи“ – самая грустная и самая благородная книга, какая появилась за последние годы. Книга полная горечи и самоотречения». Ее авторы, – и это подчеркнул Розанов, – «все бывшие радикалы, почти эсдеки. когда-то деятели и ораторы шумных митингов (Булгаков), вожди кадетов (Струве), позитивисты и марксисты не только в статьях журнальных, но и в действии, в фактической борьбе с правительством». Они говорили в своих статьях «о себе и своем прошлом, о своих вчерашних страстнейших убеждениях, о всей своей собственной личности».[30]
Читателями «Вех» были люди, еще не остывшие от бури 1905 г., тяжело переживавшие свое поражение. Их реакция на сборник была очень резкой. Его ругали и правые и левые. Очень немногочисленные одобрительные отклики принадлежали людям, которых рассматривали как врагов прогресса и трудового народа. Остальные рецензенты, представлявшие часто полярные политические и общественные группировки, были единодушны в оценке сборника. И министр внутренних дел П. А. Столыпин, и лидер кадетов П. Н. Милюков, и вождь большевиков В. И. Ленин в самых резких выражениях осудили авторов «Вех», назвали их ренегатами, оскорбившими русскую интеллигенцию.
В 1910–1912 гг. снова поднимается волна забастовочного движения рабочих, оживают революционные ожидания и надежды. Расстрел забастовщиков на золотых приисках на Лене, о котором писали все газеты, вызвал новый революционный подъем.
Одним из самых значительных событий в жизни русской журналистики стало празднование в 1913 г. 50-летия газеты «Русские ведомости», которая воспринималась как печатный орган передовой русской интеллигенции, следующей традициям служения России и обществу. На торжествах выступали видные общественные деятели, писатели, ученые, философы, подчеркивающие огромную просветительскую роль газеты. Все выступления изданы отдельной книгой, был выпущен также сборник статей, рассказывающих об истории газеты, ее сотрудниках и читателях. Торжественное празднование юбилея газеты знаменовало собой подъем оппозиционных настроений среди интеллигенции.
Начавшаяся в августе 1914 г. Первая мировая война поставила перед русским обществом целый ряд сложнейших вопросов. Одним из самых острых оказался вопрос об отношении к войне. Общий патриотический подъем, охвативший Россию в первые месяцы войны, довольно быстро угас: бездарное командование, поражение на фронте, тяжелое положение в тылу из-за неорганизованности и отсталости страны быстро остудили самые горячие патриотические чувства.
В сентябре 1915 г. представители социал-демократии ряда европейских стран на проходившей в Циммервальде социалистической конференции поддержали идею русских большевиков о необходимости поражения собственного правительства в империалистической войне. Это помогло бы скорейшей победе социалистической революции в России, а затем в Европе и мире, утверждали представители большевиков. Они предлагали заключить с Германией сепаратный мир. Эти взгляды, получившие название «пораженческих», разделяли не только сторонники В. И. Ленина, но и более умеренные представители освободительного движения. «Пораженчеству» был противопоставлен лозунг «Война до победного конца!». Вокруг этих лозунгов и разгорелась идейная борьба.
В начале войны русская пресса растерялась, ее деятельность не удовлетворяла даже собственных сотрудников. В. С. Мельгунов – многолетний автор провинциального отдела «Русских ведомостей» в докладе, прочитанном в обществе деятелей периодической печати
28 февраля 1916 г. (позже он был опубликован под заголовком «О современных литературных нравах»), говорил: «Наша печать за самым малым исключением повинна в тяжком грехе распространения тенденциозных сведений, нервирующих русское общество, культивирующих напряженную атмосферу шовинистической вражды, при которой теряется самообладание и способность критически относиться к окружающим явлениям». И дальше: «Война оказала разлагающее влияние на значительную часть нашей печати – она лишила ее морального авторитета».[31]
Правда, тенденциозную информацию газеты и журналы распространяли часто не по своей воле. Им приходилось довольствоваться только официальными сведениями, так как послать своих корреспондентов на фронт они не могли. В конце июля 1914 г. начальникам штабов была дана телеграмма: «Корреспонденты в армию допущены не будут».[32] В августе 1914 г. на передовые позиции хотели отправиться сотрудники «Русских ведомостей», «Нового времени», «Вечернего времени», «Газеты-Копейки», «Русского слова». Все они получили отказ. В сентябре 10 человек, из них шесть представителей русской прессы, получили разрешение посетить действующую армию. Поездка длилась 14 дней. Только более чем через год после начала войны стараниями известного журналиста М. К. Лемке было учреждено Бюро печати для снабжения газет информацией о ходе военных действий. Очень долго обсуждался вопрос о представительстве в Бюро. Левая печать исключалась. Отказано было и провинциальным изданиям. Первыми корреспондентами Бюро печати были сотрудники «Биржевых ведомостей», «Речи», «Русского слова» и «Русских ведомостей». Но наладить работу Бюро никак не удавалось, оно практически бездействовало.
Таким образом, создать централизованную организацию по сбору информации о военных событиях не удалось. Петербургское телеграфное агентство распространяло «не факты, а вымыслы», по выражению одной из газет. Печать иногда тиражировала самые невероятные слухи. Так, в ноябре 1914 г. «Вечерние известия» крупным шрифтом на первой полосе сообщили о взятии русской черноморской эскадрой Константинополя. Читатели устроили патриотическую демонстрацию, которую полиции пришлось разгонять.[33]
В 1915 г. в докладе царю говорилось о необходимости «более широкого осведомления отечественной печати и прессы дружественных России государств о ходе военных действий». Было разрешено наиболее влиятельным органам прессы послать своих корреспондентов в ставку.[34] Но даже имея информацию с фронтов, напечатать что-либо было трудно. Право цензуровать газеты и журналы было передано департаменту полиции, который запрещал даже пометы на корреспонденциях «из действующей армии». Иногда из уже набранного материала цензура вырезала целые куски и газеты выходили с белыми пятнами.
Правительство, осознав силу печатного слова, уделяло прессе все больше внимания. Министр внутренних дел А. Д. Протопопов – личность крайне непопулярная в обществе – попытался создать такой орган периодики, «который путем своего либерального направления мог бы подавить остальные влиятельные петроградские газеты и затем, оставшись единственным крупным ежедневным изданием, встал бы на защиту интересов промышленности в борьбе с революционным движением в рабочей среде».[35]
Протопоповская газета вызвала большой общественный резонанс в связи с тем, что в ней согласился работать один из самых известных писателей демократического лагеря – Л. Н. Андреев. В газете он заведовал сразу тремя отделами: беллетристики, критики и театра. Согласившись работать в «Русской воле», Л. Н. Андреев разослал приглашения писать в газету многим русским писателям – почти все отказались. Участие Л. Н. Андреева в правительственном органе вызвало волну осуждения со стороны социал-демократов. Было много разговоров о том, что Андреев куплен большими гонорарами, да и в современном литературоведении с осуждением упоминается о «шовинистических» статьях писателя в «Русской воле». Сам Л. Н. Андреев относился к своему сотрудничеству в протопоповской газете по-иному. В письме к С. Н. Сергееву-Ценскому летом 1916 г. он замечал: «…я вполне самостоятелен и впервые имею возможность не только на словах, но и на деле свободно следовать своим впечатлениям, литературным вкусам и идеалам».[36]
В газете писатель выразил свое отношение к войне, о которой уже не раз писал, публикуя статьи в разных изданиях. Андреев стоял на «оборонческих» позициях, поддерживал лозунг «Война до победного конца!». Он считал, что народ, потерпевший поражение, становится малоспособным к созидательной работе. В 1-м номере «Русской воли» за 1916 г. была опубликована статья «Горе побежденному», где эта мысль была высказана особенно ярко и наиболее полно доказана.
Всеобщее недовольство положением страны, политикой самодержавного правительства и лично Николая II, военные неудачи, разрушавшаяся от непосильного военного бремени экономика – все это и привело к февральской революции 1917 г., которую с энтузиазмом встретили почти все слои русского общества.
27 февраля 1917 г. Николай II объявил о роспуске Государственной думы. Это оказалось последней каплей, так как несколько дней Россия жила словно на вулкане. В Петрограде не было хлеба, из-за сильных морозов разладился транспорт.
В городе практически не было людей, сочувствовавших монарху, который вызывал всеобщее осуждение за то, что допустил к управлению страной Г. Распутина, за устроенную им министерскую чехарду, а также за прогерманскую политику императрицы. Растерялись министры, были полностью деморализованы армия и полиция. Николай II находился в это время в Пскове, откуда осуществлял командование воюющей армией. Обеспечение порядка в стране попытался взять на себя организованный Думой Комитет, куда вошли Родзянко, Милюков, Шульгин, Гучков, Керенский и др. Но город восстал, огромные толпы людей шли в Думу, митинговали на улицах.
Черносотенцы тоже были недовольны газетой, которая выражала взгляды самой правой части союза. На съездах не раз ставился вопрос о закрытии этой газеты и замене ее другой.
Крупная буржуазия создала в конце 1905 г. несколько партий: «Союз правого порядка», «Всероссийский промышленный союз», но самым долговечным оказался «Союз 17 октября». Его членов называли «октябристами», под этим названием и вошла в историю партия, объединявшая представителей крупного капитала и наиболее умеренные слои русской интеллигенции. Инициатива создания партии принадлежала московским текстильным фабрикантам, во главе стояли А. И. Гучков и Д. Н. Шипов. «Октябристы» начали издавать газету «Новый путь», но она быстро закрылась. К ним примыкала «Умеренно-прогрессивная партия» во главе с П. П. Рябушинским. Органом прогрессистов стала газета «Голос Москвы».
Близко к «октябристам» стояли и «мирнообновленцы», которые выпускали с декабря 1906 г. газету «Слово». О «Слове» остряки говорили, что эта газета «бывших людей», издавал и редактировал ее бывший министр (М. М. Федоров), из числа сотрудников многие в свое время тоже занимали государственные посты или перешли из других партий.
Самой популярной в России стала партия конституционных демократов (кадетов), занимавшая самые левые позиции среди буржуазных партий. Она с большим преимуществом победила на выборах в I Государственную думу. Единства среди кадетов не было: одно крыло возглавлял П. Б. Струве, который с декабря 1905 г. издавал еженедельник «Полярная звезда», во главе другого стоял П. Н. Милюков. В качестве центрального органа кадеты издавали газету «Речь», просуществовавшую до октября 1917 г.
Кадетов поддерживала почти вся легальная пресса. «Наша жизнь», «Русь», «Товарищ», «Русские ведомости» и многие другие влиятельные органы периодики разделяли взгляды партии «народной свободы», как себя называли кадеты. На несколько недель, в конце 1905 г., до выхода «Речи» органом кадетов стали «Биржевые ведомости», сменившие название на «Народную свободу», а позже ставшие «Свободным народом». Опытный делец – издатель «Биржевых ведомостей» С. М. Проппер передал газету П. Н. Милюкову, решив тем самым снискать симпатии подписчиков. Но этот союз профессионального издателя и лидера партии быстро распался. «Кадеты съели всю подписку во мгновение ока, – жаловался Проппер, – и стали уже отучать публику, воюя со всеми другими партиями. А у меня правило – ни с кем не воевать».[23]
Довольно быстро некоторые органы печати разочаровались в программе конституционных демократов. Так, разошлись с ними по вопросам партийной дисциплины и признания принципа демократического централизма в качестве основополагающего при организации партии ведущие сотрудники журнала «Вестник Европы», являвшиеся видными земскими деятелями. В начале 1906 г. журнал опубликовал программу новой организации – партии демократических реформ, инициаторами создания которой стали редактор журнала М. М. Стасюлевич, политический обозреватель К. К. Арсеньев, активные сотрудники М. М. Ковалевский, В. Д. Кузьмин-Караваев и др. В качестве неофициального центрального органа партии была основана газета «Страна», редактором которой стал М. М. Ковалевский. Как политическая организация партия не состоялась, но о своей верности программе, опубликованной в 1906 г., журнал заявлял неоднократно – и в 1909 г., когда редактором стал К. А. Арсеньев, и в 1915 г., отмечая 50-летие своего издания.
На левом фланге стояли эсеры и социал-демократы, в 1903 г. разошедшиеся на две фракции – большевиков и меньшевиков. Первую возглавил В. И. Ленин, вторую – Г. В. Плеханов. До 1912 г. обе фракции существовали в рамках одной партии. В конце 1905 г., когда появилась возможность издавать легальные газеты в качестве центральных органов своих партий, большевики использовали газету «Новая жизнь», разрешение на издание которой получил поэт Н. М. Минский, а эсеры превратили в свой орган уже издававшийся «Сын Отечества». Правда, эти газеты были вскоре закрыты. Обе партии в годы революции снова и снова пытались организовать свои легальные и нелегальные печатные органы, которые быстро исчезали под ударами цензуры.
Разобраться сразу во всех программах вновь появившихся многочисленных партий было очень сложно и читателям, и властям. Главное управление по делам печати, привыкшее группировать все издания периодики «по направлениям», попыталась это сделать и в революционные годы. В «Отчете о периодической печати за 1907 год чиновники стремились разложить петербургскую прессу „по полочкам“».
В отчете были выделены следующие группы изданий: 1 – партии эсеров; 2 – имеющие общий революционный характер (внепартийные); 3 – издания, посвященные истории революционного движения; 4 – партии социал-демократов (большевиков и меньшевиков); 5 – партии трудовиков; 6 – общего характера; 7 – христианско-социалистического направления; 8 – партии реальной политики; 9 – народно-социалистического направления; 10 – имеющие анархический характер; 11 – резко оппозиционные правительству издания (без принадлежности к определенной партии); 12 – умеренно-оппозиционного направления; 13 – партии кадетов; 14 – партии демократических реформ; 15 – Союза 17 октября; 16 – умеренно-прогрессивного направления; 17 – сионистского направления; 18 – консервативно-патриотические и монархические; 19 – безразличные в политическом смысле; 20 – эротического характера; 21 – официальные.[24]
Для определения направления разных газет и журналов Главному управлению оказалось мало только партийных симпатий, хотя в отчете они учтены, понадобилась более детальная «роспись» журналистики. Интересно и соотношение разных групп в цифрах. Примерно из 500 органов периодики, за вычетом 13 официальных, только 41 издание указано в рубрике «консервативно-патриотические и монархические», 263 названы безразличными в политическом смысле, но почти половина петербургских изданий – оппозиционные.
Создание партий и партийной прессы сделало систему русской журналистики более современной для начала XX в. «Русская печать стала носить характер, напоминающий политическую прессу Западной Европы и Америки», – справедливо заметил журнал «Русское богатство» в 1906 г.[25]
Правда, при одинаковой партийной ориентации различные газеты и журналы сохраняли собственные взгляды, не совпадающие в нюансах и оттенках. Некая разноголосица возникала подчас и внутри одного издания, особенно в толстых ежемесячниках. Чисто партийными становились официальные и неофициальные центральные органы, в основном газеты.
Общественно-политические газеты и толстые журналы быстро поняли, что выступать под флагом строгой партийности издания, рассчитанные на более разнородные круги читателей, не могут. Вот что писал Н. Ф. Анненский – член редколлегии «Русского богатства» в письме к В. Г. Короленко после того, как журнал стал организатором новой партии народных социалистов (энесов), близкой к эсерам, но более умеренной в тактике: «Решено твердо оставить его (журнал. – С.М.) органом беспартийным. Он останется журналом „направления“ более широкого. хотя, конечно, близкого и однородного с основной линией той партии, к которой принадлежит ядро его сотрудников. Это совершенно необходимо, но для свободы журнала не опасно, так как относится только к программным вопросам. В обзоре тактики журнал останется совершенно не связанным с решениями родственной ему партии».[26]
Осознание того факта, что последовательная пропаганда только партийных программ сужает возможности периодического органа в освещении широкого круга проблем, привело русскую журналистику к повсеместному отказу от открытого признания своей связи с определенной партией. Уже в 1910–1912 гг. на титульных листах многих изданий появляются подзаголовки типа «Беспартийный орган прогрессивной мысли» или «Беспартийная газета экономики, политики и литературы».
Отказу прессы от партийной ориентации способствовало разочарование в самой популярной партии – партии кадетов, не оправдавшей возлагаемых на нее надежд.
Скрывать свои партийные симпатии русским газетам и журналом пришлось и из-за цензурных притеснений, многократно усилившихся после поражения первой русской революции и наступившей реакции.
3 июня 1907 г. министр внутренних дел П. А. Столыпин распустил III Государственную думу, оказавшуюся более революционной, чем хотелось бы правительству. «Столыпинский переворот» означал окончание революции, все завоевания почти трех лет борьбы с самодержавием были сведены на нет. Особенно сильно это ощутила на себе пресса. Временные правила о печати были отменены, их заменило «Положение о чрезвычайной охране», устанавливающее систему штрафов и фактически возрождающее предварительную цензуру. Современники писали, что такого количества штрафов, приостановок, административных взысканий, как в 1908 г., не было за 40 лет (с 1865 по 1904 г.) истории русской журналистики. Доход казны от административных штрафов только с газет за 9 месяцев 1908 г. составил около 80 тыс. рублей. Штрафы накладывались 165 раз. Газеты и журналы были полны сообщениями об очередных репрессиях.[27]
При Охтинской полицейской части в Петербурге для журналистов была отведена особая камера, в ней редко находилось менее 40 человек. Все помещения жандармских управлений были забиты конфискованными книгами и номерами газет и журналов. Их собралось несколько миллионов экземпляров. Особенно трудным оставалось положение провинциальной прессы. Симферопольские «Южные ведомости» в 1910 г. «праздновали» 50-ю конфискацию, «Новый край» (Харбин) за короткий срок приостанавливали несколько раз, и в конце концов газета была закрыта.
П. А. Столыпин начал свою деятельность с требования составить для него список газет с указанием степени их распространения и размеров приносимого ими «вреда». К Рождеству 1909 г. Тамбовский губернатор приказал разослать в библиотеки, читальни и школы циркуляр, где все издания были разделены по рубрикам на «желательные», «нежелательные, но терпимые» и «безусловно нежелательные». К «желательным» относились «Новое время», «Россия», «Московские ведомости», журналы «Исторический вестник», «Русская старина», «Нива»; к «терпимым» – «Петербургская газета», «Русские ведомости», «Вестник Европы», «Русская мысль». «Безусловно нежелательными» были «Речь», «Биржевые ведомости», «Утро России», «Русское слово», «Современный мир», «Русское богатство», «Образование».
В 1909 г. деятели русской журналистики пытались отметить 200-летие провинциальной прессы, но в условиях реакции сделать это не удалось.
Но несмотря на сложнейшие условия, цензурный и административный гнет русская печать продолжала развиваться и в количественном, и в качественном отношении. Появлялись новые типы изданий. С июля 1908 г. начала выходить в Петербурге «Газета-Копейка», в 1910–1911 гг. такие «Копейки» появились во многих городах страны. Им было суждено сыграть значительную роль в периодике начала XX в. Дешевое бульварное издание при всей недостоверности информации и откровенной второсортности остальных публикаций приучало читать периодику малообразованного читателя. Большое распространение «Копейки» имели в рабочей среде.
Годы реакции были очень тяжелы не только для журналистики. После поражения революции 1905–1907 гг. общество переживало разочарование. Не оправдались надежды, которые связывала с революцией почти вся русская интеллигенция. Самодержавие выстояло. Надо было понять причины поражения, подвести итоги, определить дальнейшие пути развития страны. Разброс мнений был очень велик: от признания несвоевременности вооруженной борьбы до отказа от борьбы с правительством вообще. Большевики во главе с В. И. Лениным видели причину неудачи московского восстания в отсутствии поддержки со стороны крестьянства, двойственная природа которого (труженик, с одной стороны, собственник – с другой) помешала ему поддержать пролетариат. Меньшевики придерживались мнения, что революционные события начались преждевременно, оказались неподготовленными. Г. В. Плеханов считал, что за оружие браться было рано.
Очень серьезно рассматривали произошедшие события представители либерального лагеря. П. Б. Струве в первом номере журнала «Русская мысль» за 1908 г. опубликовал нашумевшую статью под названием «Великая Россия», где провозгласил новую национальную идею: «Национальная идея современной России есть примирение между властью и проснувшимся к самосознанию и самодеятельности народом, который становится нацией. Государство и нация должны органически срастись». Для создания великой России, о которой мечтал Струве и многие его соратники, эта идея оказалась бы очень плодотворной, но в стране, только что пережившей тяжелейший революционный кризис, в разгар реакции такая проповедь примирения с правительством оказалась преждевременной и вызвала бурю негодования.
В 1909 г. П. Б. Струве, Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, М. О. Гершензон, С. Л. Франк, А. Изгоев и Б. Кистяковский выпустили сборник «Вехи», который вызвал еще более бурный общественный резонанс. Статьи семи авторов были посвящены в основном двум темам: революции и интеллигенции, которая была «руководящим и духовным двигателем ее». «Вдумываясь в пережитое ними за последние годы, – писал С. Булгаков в статье „Героизм и подвижничество“, – нельзя видеть во всем этом историческую случайность или одну лишь игру стихийных сил. Здесь произнесен был исторический суд, была сделана оценка различным участникам исторической драмы, подведен итог целой исторической эпохи. Русская революция развила огромную разрушительную энергию. но ее созидательные силы оказались далеко слабее разрушительных».[28]
Еще резче писал П. Б. Струве: «Революцию делали плохо. В настоящее время с полной ясностью раскрывается, что в этом делании революции играла роль ловко инсценированная провокация…» Авторы сборника не во всем и не всегда были согласны друг с другом, но в одном они сходились. «Их общей платформой является признание теоретического и практического первенства духовной жизни над внешними формами общежития, в том смысле, что внутренняя жизнь личности есть единственная творческая сила человеческого бытия и что она, а не самодовлеющие начала политического порядка, является единственно прочным базисом для всякого общественного строительства».[29]
Участники сборника призывали русскую интеллигенцию отказаться от идеи переустройства общества революционным путем и начать работу по возрождению духовных, культурных, религиозных основ бытия народа и общества. Все авторы говорили о наболевшем, продуманном, видимо, они не рассчитывали на большой общественный резонанс своего сборника. Наверное, прав был В. В. Розанов, который считал, что «„Вехи“ – самая грустная и самая благородная книга, какая появилась за последние годы. Книга полная горечи и самоотречения». Ее авторы, – и это подчеркнул Розанов, – «все бывшие радикалы, почти эсдеки. когда-то деятели и ораторы шумных митингов (Булгаков), вожди кадетов (Струве), позитивисты и марксисты не только в статьях журнальных, но и в действии, в фактической борьбе с правительством». Они говорили в своих статьях «о себе и своем прошлом, о своих вчерашних страстнейших убеждениях, о всей своей собственной личности».[30]
Читателями «Вех» были люди, еще не остывшие от бури 1905 г., тяжело переживавшие свое поражение. Их реакция на сборник была очень резкой. Его ругали и правые и левые. Очень немногочисленные одобрительные отклики принадлежали людям, которых рассматривали как врагов прогресса и трудового народа. Остальные рецензенты, представлявшие часто полярные политические и общественные группировки, были единодушны в оценке сборника. И министр внутренних дел П. А. Столыпин, и лидер кадетов П. Н. Милюков, и вождь большевиков В. И. Ленин в самых резких выражениях осудили авторов «Вех», назвали их ренегатами, оскорбившими русскую интеллигенцию.
В 1910–1912 гг. снова поднимается волна забастовочного движения рабочих, оживают революционные ожидания и надежды. Расстрел забастовщиков на золотых приисках на Лене, о котором писали все газеты, вызвал новый революционный подъем.
Одним из самых значительных событий в жизни русской журналистики стало празднование в 1913 г. 50-летия газеты «Русские ведомости», которая воспринималась как печатный орган передовой русской интеллигенции, следующей традициям служения России и обществу. На торжествах выступали видные общественные деятели, писатели, ученые, философы, подчеркивающие огромную просветительскую роль газеты. Все выступления изданы отдельной книгой, был выпущен также сборник статей, рассказывающих об истории газеты, ее сотрудниках и читателях. Торжественное празднование юбилея газеты знаменовало собой подъем оппозиционных настроений среди интеллигенции.
Начавшаяся в августе 1914 г. Первая мировая война поставила перед русским обществом целый ряд сложнейших вопросов. Одним из самых острых оказался вопрос об отношении к войне. Общий патриотический подъем, охвативший Россию в первые месяцы войны, довольно быстро угас: бездарное командование, поражение на фронте, тяжелое положение в тылу из-за неорганизованности и отсталости страны быстро остудили самые горячие патриотические чувства.
В сентябре 1915 г. представители социал-демократии ряда европейских стран на проходившей в Циммервальде социалистической конференции поддержали идею русских большевиков о необходимости поражения собственного правительства в империалистической войне. Это помогло бы скорейшей победе социалистической революции в России, а затем в Европе и мире, утверждали представители большевиков. Они предлагали заключить с Германией сепаратный мир. Эти взгляды, получившие название «пораженческих», разделяли не только сторонники В. И. Ленина, но и более умеренные представители освободительного движения. «Пораженчеству» был противопоставлен лозунг «Война до победного конца!». Вокруг этих лозунгов и разгорелась идейная борьба.
В начале войны русская пресса растерялась, ее деятельность не удовлетворяла даже собственных сотрудников. В. С. Мельгунов – многолетний автор провинциального отдела «Русских ведомостей» в докладе, прочитанном в обществе деятелей периодической печати
28 февраля 1916 г. (позже он был опубликован под заголовком «О современных литературных нравах»), говорил: «Наша печать за самым малым исключением повинна в тяжком грехе распространения тенденциозных сведений, нервирующих русское общество, культивирующих напряженную атмосферу шовинистической вражды, при которой теряется самообладание и способность критически относиться к окружающим явлениям». И дальше: «Война оказала разлагающее влияние на значительную часть нашей печати – она лишила ее морального авторитета».[31]
Правда, тенденциозную информацию газеты и журналы распространяли часто не по своей воле. Им приходилось довольствоваться только официальными сведениями, так как послать своих корреспондентов на фронт они не могли. В конце июля 1914 г. начальникам штабов была дана телеграмма: «Корреспонденты в армию допущены не будут».[32] В августе 1914 г. на передовые позиции хотели отправиться сотрудники «Русских ведомостей», «Нового времени», «Вечернего времени», «Газеты-Копейки», «Русского слова». Все они получили отказ. В сентябре 10 человек, из них шесть представителей русской прессы, получили разрешение посетить действующую армию. Поездка длилась 14 дней. Только более чем через год после начала войны стараниями известного журналиста М. К. Лемке было учреждено Бюро печати для снабжения газет информацией о ходе военных действий. Очень долго обсуждался вопрос о представительстве в Бюро. Левая печать исключалась. Отказано было и провинциальным изданиям. Первыми корреспондентами Бюро печати были сотрудники «Биржевых ведомостей», «Речи», «Русского слова» и «Русских ведомостей». Но наладить работу Бюро никак не удавалось, оно практически бездействовало.
Таким образом, создать централизованную организацию по сбору информации о военных событиях не удалось. Петербургское телеграфное агентство распространяло «не факты, а вымыслы», по выражению одной из газет. Печать иногда тиражировала самые невероятные слухи. Так, в ноябре 1914 г. «Вечерние известия» крупным шрифтом на первой полосе сообщили о взятии русской черноморской эскадрой Константинополя. Читатели устроили патриотическую демонстрацию, которую полиции пришлось разгонять.[33]
В 1915 г. в докладе царю говорилось о необходимости «более широкого осведомления отечественной печати и прессы дружественных России государств о ходе военных действий». Было разрешено наиболее влиятельным органам прессы послать своих корреспондентов в ставку.[34] Но даже имея информацию с фронтов, напечатать что-либо было трудно. Право цензуровать газеты и журналы было передано департаменту полиции, который запрещал даже пометы на корреспонденциях «из действующей армии». Иногда из уже набранного материала цензура вырезала целые куски и газеты выходили с белыми пятнами.
Правительство, осознав силу печатного слова, уделяло прессе все больше внимания. Министр внутренних дел А. Д. Протопопов – личность крайне непопулярная в обществе – попытался создать такой орган периодики, «который путем своего либерального направления мог бы подавить остальные влиятельные петроградские газеты и затем, оставшись единственным крупным ежедневным изданием, встал бы на защиту интересов промышленности в борьбе с революционным движением в рабочей среде».[35]
Протопоповская газета вызвала большой общественный резонанс в связи с тем, что в ней согласился работать один из самых известных писателей демократического лагеря – Л. Н. Андреев. В газете он заведовал сразу тремя отделами: беллетристики, критики и театра. Согласившись работать в «Русской воле», Л. Н. Андреев разослал приглашения писать в газету многим русским писателям – почти все отказались. Участие Л. Н. Андреева в правительственном органе вызвало волну осуждения со стороны социал-демократов. Было много разговоров о том, что Андреев куплен большими гонорарами, да и в современном литературоведении с осуждением упоминается о «шовинистических» статьях писателя в «Русской воле». Сам Л. Н. Андреев относился к своему сотрудничеству в протопоповской газете по-иному. В письме к С. Н. Сергееву-Ценскому летом 1916 г. он замечал: «…я вполне самостоятелен и впервые имею возможность не только на словах, но и на деле свободно следовать своим впечатлениям, литературным вкусам и идеалам».[36]
В газете писатель выразил свое отношение к войне, о которой уже не раз писал, публикуя статьи в разных изданиях. Андреев стоял на «оборонческих» позициях, поддерживал лозунг «Война до победного конца!». Он считал, что народ, потерпевший поражение, становится малоспособным к созидательной работе. В 1-м номере «Русской воли» за 1916 г. была опубликована статья «Горе побежденному», где эта мысль была высказана особенно ярко и наиболее полно доказана.
Всеобщее недовольство положением страны, политикой самодержавного правительства и лично Николая II, военные неудачи, разрушавшаяся от непосильного военного бремени экономика – все это и привело к февральской революции 1917 г., которую с энтузиазмом встретили почти все слои русского общества.
27 февраля 1917 г. Николай II объявил о роспуске Государственной думы. Это оказалось последней каплей, так как несколько дней Россия жила словно на вулкане. В Петрограде не было хлеба, из-за сильных морозов разладился транспорт.
В городе практически не было людей, сочувствовавших монарху, который вызывал всеобщее осуждение за то, что допустил к управлению страной Г. Распутина, за устроенную им министерскую чехарду, а также за прогерманскую политику императрицы. Растерялись министры, были полностью деморализованы армия и полиция. Николай II находился в это время в Пскове, откуда осуществлял командование воюющей армией. Обеспечение порядка в стране попытался взять на себя организованный Думой Комитет, куда вошли Родзянко, Милюков, Шульгин, Гучков, Керенский и др. Но город восстал, огромные толпы людей шли в Думу, митинговали на улицах.