Страница:
Он вновь подошел к двери и безо всякого стеснения толкнул ее от себя. Петли завизжали словно свинья, погибающая под тупым ножом неумелого забойщика, и одновременно с этим визгом из прохода раздался возглас:
— Кто там? В чем дело?!
Корсар рассчитывал отмолчаться, а потом напасть на стража, и будь что будет. Но, услышав английскую речь с знакомым протяжным акцентом, он неожидано для самого себя ответил, произнося слова примерно так же:
— Привет, Чак… О, да это не ты! А где же Чак из Орегона?
Произнося это, Корсар одновременно повернулся к «воину» в профиль и с силой навалился на дверь, закрывая ее. Визг петель вновь огласил узкий и темный коридор.
— Какой Чак? — недоверчиво переспросил высокий раскормленный парень с «Калашниковым», непонимающе уставившись на Корсара.
— А ты разве не из пятой команды? — с легким удивлением спросил тот.
— Из шестой… А, ты про того дурня! Так ведь парня доктора утащили, вроде в госпиталь повезут. Сто палок, знаешь, не шутка!
— Угу… — согласился Корсар, продолжая делать вид, что закрывает замок. Толстощекий «воин» заговорил вновь:
— Ты, друг, лучше свалил бы отсюда. У нас тревога, какой-то гангстер сбежал. Когда у тебя там башмаки посыпались, я чуть очередь не дал.
— О’кей… — бросил в ответ Корсар и, повернувшись к бдительному караульному спиной, двинулся к выходу.
Он шел неторопливо, подковки ботинок равномерно цокали по полу. Толстый парень с «Калашниковым» без интереса глянул ему вслед и повернулся в другую сторону, ожидая появления беглого «гангстера».
Корсар. «Кто кому земляк, да?»
— Кто там? В чем дело?!
Корсар рассчитывал отмолчаться, а потом напасть на стража, и будь что будет. Но, услышав английскую речь с знакомым протяжным акцентом, он неожидано для самого себя ответил, произнося слова примерно так же:
— Привет, Чак… О, да это не ты! А где же Чак из Орегона?
Произнося это, Корсар одновременно повернулся к «воину» в профиль и с силой навалился на дверь, закрывая ее. Визг петель вновь огласил узкий и темный коридор.
— Какой Чак? — недоверчиво переспросил высокий раскормленный парень с «Калашниковым», непонимающе уставившись на Корсара.
— А ты разве не из пятой команды? — с легким удивлением спросил тот.
— Из шестой… А, ты про того дурня! Так ведь парня доктора утащили, вроде в госпиталь повезут. Сто палок, знаешь, не шутка!
— Угу… — согласился Корсар, продолжая делать вид, что закрывает замок. Толстощекий «воин» заговорил вновь:
— Ты, друг, лучше свалил бы отсюда. У нас тревога, какой-то гангстер сбежал. Когда у тебя там башмаки посыпались, я чуть очередь не дал.
— О’кей… — бросил в ответ Корсар и, повернувшись к бдительному караульному спиной, двинулся к выходу.
Он шел неторопливо, подковки ботинок равномерно цокали по полу. Толстый парень с «Калашниковым» без интереса глянул ему вслед и повернулся в другую сторону, ожидая появления беглого «гангстера».
Корсар. «Кто кому земляк, да?»
Когда Корсар завернул за угол и очутился перед винтовой лестницей, его спина под камуфляжкой взмокла так, словно он прошел не по относительно прохладному коридору, а прогулялся внутри раскаленной и душной парилки.
С трудом сдерживая порыв уж теперь-то, вне зоны видимости стража, броситься бегом, он принялся все так же спокойно и размеренно двигаться вниз. Это была не та лестница, по которой его конвоировали в «студию», но вела она скорее всего туда же, во внутренний двор. Каждая ступень была ниже предыдущей сантиметров на двадцать, спуск получался очень крутым, но быстрым. Один оборот, второй, третий…
Корсар поймал себя на том, что считает обороты лестницы примерно с тем же чувством, с которым считал в училище витки штопора.
«А ведь точно, словно в штопор свалился! Иди знай, выйду — не выйду… — Корсар вспомнил лицо Наташи и строго приказал себе: — Выйдешь. И никак иначе!»
Оказалось, что лестница сделала ровно семь витков, прежде чем окончилась дверью, из щели которой ощутимо тянуло жарой. Немного наклонив голову вниз, чтобы хоть как-то скрыть лицо, и взяв поудобнее узел, чтобы его, наоборот, было видно с любого ракурса, он взялся за ручку и потянул дверь на себя.
Действительно, это был тот самый внутренний двор, только теперь беготня людей через него шла в удвоенном темпе. Быстро сориентировавшись, Корсар направился к воротам… И лишь отойдя достаточно далеко от двери, понял, что его поджидает неприятный сюрприз: теперь около ворот стояло четыре охранника с автоматами наготове. Трое из них были все теми же «воинами», а четвертый — явно из командиров. Пятнисто-желтая камуфляжная форма сидела на нем с особым шиком, а оправа темных очков издали посверкивала чем-то блестящим и дорогим. В тот момент, когда Корсар искоса его разглядывал, офицер внимательно выслушивал, что ему говорят по маленькой рации. И он, и его подчиненные не были похожи на толстомордого «воина» в коридоре, способного купиться на простейшую «телегу».
«Не пройти…» — Корсар непроизвольно остановился на полушаге и тут же понял: обратно тоже не повернуть. У двери, из которой он только что вышел, занял позицию еще один патруль, выглядевший не более гостеприимно, чем тот, в воротах.
Требовалось принимать решение — а решения не было! Опустив мешок на землю, Корсар присел рядом, изображая, что подтягивает его завязки, а на самом деле исподлобья по новой оглядывая двор в поисках хоть какого-то выхода.
«Ворота? Нет!.. Главный вход? И вновь в студию?! Заполоскать мозги парням у двери? Не катит! А что еще? Что?!!»
Было похоже, что весь этот муравейник сейчас живет одной мыслью: найти и поймать «грязного собаку». Весь — кроме двух парней у транспортера; казалось, что им на все тревоги наплевать. Они продолжали ковыряться все с тем же катком: только теперь высокий держал лом, а коренастый молотил кувалдой.
Корсар поднялся на ноги, кинул мешок на плечо и двинулся дальше, чуть изменив направление. Решение, которое он принял, не было целиком сознательным, хотя, конечно, он отдавал себе отчет в своих действиях. По любой логике, он не должен был так поступать, и все-таки…
— Слышь, земляк… — тихонько позвал Корсар по-русски, когда очутился рядом с транспортером. Высокий парень от неожиданности отпустил лом и обернулся. Каток подался вниз, и последний удар кувалды пришелся мимо него, да так, что весь корпус зазвенел.
— Кыто каму тут зэмляк, да? — первым заговорил коренастый, сощурив и без того узкие глаза. Кувалды из рук он не выпустил и теперь вновь держал ее чуть приподнятой, чтобы при случае пустить в ее ход.
— Погоди, Рустам… — остановил его высокий. Несмотря на загар, его широкое, голубоглазое лицо было настолько свойским, родным, что Корсар отбросил всякие сомнения и быстро заговорил, перемежая слова короткими, нервными вздохами:
— Ребята, я — тот самый, которого ловят. Свой я, русский, из России, попал в переплет как кур в ощип… Помогите, а?
Рустам раскрыл было рот, но высокий сделал знак рукой и, смерив Корсара с ног до головы быстрым взглядом, сказал:
— Лезь в жестянку! Только без кипишу, чтоб никто не подумал… Там на полу ляжешь, просек?
Корсар сделал несколько шагов назад, нагнулся, словно завязывая шнурок, сдвинулся поближе к распахнутому заднему люку и, улучив момент, нырнул внутрь транспортера.
Если на открытом воздухе было просто очень жарко, то про внутренности транспортера можно было сказать, что там царит настоящее пекло. Гусеничная машина, изготовленная еще во времена Варшавского договора в некогда братской Польше, не была даже минимально приспособлена к действиям в жарком климате. Духота, разогретый металл, никакой вентиляции… Корсару в первую секунду показалось, что он не выдержит здесь и минуты, но он тут же подбодрил себя:
«Ничего, сколько надо, столько и просидишь… Ребята же могут?» И тотчас же ребята напомнили о себе могучим ударом кувалды — процесс ремонта продолжался.
Как скомандовал высокий, Корсар действительно лег на пол, хотя и не очень представлял себе, зачем это нужно — ведь вряд ли кто-то будет разглядывать через узкие бойницы, что творится в транспортере, а глянувший в люк увидит человека, хоть тот лежи, хоть тот сиди.
— Бам-м-м!!! Бам-м-м!!! — удары продолжались, и корпус транспортера вздрагивал им в такт. «Еще полчасика так — и меня можно будет выносить!» — обеспокоенно подумал Корсар. Он с испугом ощущал, как с каждым ударом все утоньшается и утоньшается стена, отделяющая его мозг от той боли, которая терзала его меньше суток назад.
К счастью, до этого не дошло. Через десять минут и несчетное число ударов снаружи донесся голос высокого:
— Хорош пока… — и Рустам ему ответил:
— Ай, Борис, давно уже харош!
«Борис, значит… — отметил Корсар. — Хорошее имя. Как же это его сюда-то занесло?»
Тем временем Борис с Рустамом запрыгнули на броню (ботинки звучно стукнули по крыше, хотя до сочности звука кувалды им было далеко), и Борис уселся, спустив ноги в верхний люк. Словно бы ни к кому не обращаясь, он проговорил негромко:
— Лады, земеля. Теперь рассказывай, только смотри: шлепну ногой вот так, — Борис легонько стукнул каблуком об каблук, — умолкай и нишкни. Мало ли кто припрется.
Корсар вытер рукавом пот со лба и перевернулся на спину. Теперь он имел возможность видеть узкую полоску пронзительно-синего неба, маленький кусочек стены и большую часть ног Бориса. По возможности коротко, без излишних подробностей пересказав свою историю, Корсар закончил ее так:
— Словом, мне тут не на кого надеяться. Только вот вас, ребята, встретил.
— Ну что ж, земеля… — после недолгого раздумья проговорил Борис. — Раз, говоришь, подставили тебя, грех не помочь. Только не прямо сейчас, сам понимаешь. До вечера-ночи просидишь тут, а потом сообразим что и как. Мы с Рустамом обещаем. Точно говорю?
— Ай, отстань, да? — недовольно пробурчал коренастый. — Что «точно говорю»? Ты меня сначала спросил? Все сам придумал, сам сказал, а теперь про «точно говорю» спрашиваешь!
— Брось бухтеть, узбек, — слово «узбек» высокий произнес как давно приклеившуюся кличку. — Я тебе потом все объясню. Ну?
Рустам хотел еще что-то сказать, но Борис коротко зыркнул на узбека, и тот сказал явно совсем не то, что собирался:
— Ладно… Ты сказал — я тоже сказал. Только зачем, не знаю!
— А сейчас топать надо… Ты, земеля, — обратился Борис к Казаку, — лежи тихо-тихо. Я специально люк открытым оставлю, чтобы никто не подумал, что тут прячется кто. А ты… под откидную скамейку забейся, что ли. Если специально искать не будут, а мельком глянут — все нормально будет: там светло, здесь тень, да еще и очки у всех темные. Только не высовывайся ни хрена! А то и сам гикнешься, и нас подведешь. Уразумел, братан?
Корсар тихонько буркнул «да», и Борис с Рустамом соскочили на землю. Послышались удаляющиеся шаги, и он остался один.
Лежать тихо-тихо оказалось очень трудно. Корсар чувствовал себя, как котлета в духовке, и вся разница была в том, что котлету вынули бы через полчаса, а вот когда удастся выбраться ему…
Не меньше жары и духоты его мучила и неизвестность. Первый порыв, заставивший Корсара подойти к ребятам, обронившим пару слов по-русски, уже угас, и его место заняли сомнения. Особенно беспокоила реакция второго парня, как его там — Рустам? Он с самого начала отнесся к беглецу враждебно, да и потом тоже особой радости не высказал. Хорошо, если просто ради сытного куска хлеба здесь парится, а ну как окажется идейным фанатиком? Хоть в этой парочке верховодит, конечно, Борис, но если дело дойдет до религиозных принципов, тут никакое верховодство не поможет! Да и кроме идейных соображений — поймавшему «гангстера» наверняка полагаются какие-нибудь пряники, а после голодного Узбекистана или Таджикистана у парня еще долго будет рефлекс: хватай, что можно!
Единственным источником информации о происходящем во внешнем мире были звуки, и Корсар внимательно вслушивался в то, что доносилось до него через открытый верхний люк.
Голоса… Команды… Натужный рев автомобильного двигателя, словно в этот дворик загнали тяжелый грузовик. Снова голоса — теперь можно даже различить слова. Кто-то на плохом английском орет, не иначе перед строем, о том, что «неверный пес» где-то скрывается, и скорее всего ему помогают некие предатели. Этим предателям будет то же самое, что и искомому «псу», только в двойном размере… Уже более спокойные голоса, видимо, после инструктажа и накачки бойцам разрешили разойтись… Густой басок покровительственно сочувствует некоему Альфонсу, что тому придется сидеть до ночи, а Альфонс мелодичным и красивым голосом отвечает, что ему как раз повезло, потому что есть кондиционер…
Летчик завистливо поцокал порядком пересохшим языком: чего бы он сейчас не отдал за кондиционер! «Хотя, сказать по чести, и отдавать-то особо нечего», — трезво оценил свои мысли Корсар. — «Ценного имущества при мне сейчас — разве что моя жизнь, да и ту ребята в арафатках намерены отобрать бесплатно. Боюсь, этот Альфонс, кем бы он ни был, не согласится на сделку!»
С этими мыслями Корсар снова принялся прислушиваться к происходящему во дворе, пытаясь не думать о том, что в этой железной коробке можно элементарно сомлеть от жары и быть взятым хоть голыми руками.
Снова двигатель — грузовик, или что там приехало, развернулся и облегченно замолчал… Пару раз проехала машина поменьше… Накатил и откатил шум пролетевшего вертолета… Корсар лежал, глядя в низкий потолок десантного отделения, и напряженно старался определить, что же на самом деле происходит сейчас в лагере. А заодно — сколько еще времени осталось до спасительной ночи.
«Не знаю, как от врагов, а от жары ночь меня спасет точно! — повторял он про себя уже в который раз, как заклинание. — И все будет хорошо… Все получится…»
Но пытка неизвестностью была еще мучительней, чем пытка жарой, и через час или полтора она стала невыносимой. Каждый новый звук, каждый новый выкрик снаружи казался Корсару знаком того, что его убежище обнаружено и в следующую секунду какая-нибудь спецкоманда кинется выковыривать его из металлической скорлупы. А он, обалделый от духоты, будет до последнего мгновения прятаться под дурацкой лавкой?
Ну уж нет! Коли уж заявятся гости, встретить их надо будет лицом к лицу.
«Реального проку, конечно, никакого. Надо будет — возьмут как миленького, хоть трепыхайся, хоть нет…» — попытался заставить себя рассуждать здраво Корсар. Но в то же время вопреки здравым рассуждениям все его существо восставало против мысли сдаться просто так, без сопротивления.
И Корсар не выдержал. Дождавшись, когда голоса на улице в очередной раз стихнут, он осторожно выдвинулся из-под узкой лавки и оценил свое убежище со стороны:
«Ха, тоже мне укрытие… Это ж насколько темные очки должны быть, чтобы меня не заметить? Как у кота Базилио?»
Согнувшись в три погибели, он сделал короткий шаг и оказался около одной их бойниц в борту десантного отделения — но она оказалась закрытой бронестворкой. Рукоятка с красной пластиковой нашлепкой маячила рядом, но Корсар сдержался и продвинулся к следующей амбразуре.
Здесь ему повезло больше — створка была сдвинута, и через отверстие сочился внутрь разогретого корпуса слабый сквознячок, дающий хоть какую-то иллюзию свежести. Корсар подставил ему лицо и даже зажмурился от удовольствия, и лишь потом посмотрел, чтобы изучить обстановку.
Тот узкий сектор двора, который он получил возможность обозревать, никакой новой информации не дал. Камень, пыль и никого. Но кто же тогда только что отдавал команды? Уже уверенней Корсар перебрался к третьей, последней бойнице. До боли вжав голову в броню и скосив глаз, он смог разобрать маленький кусочек бампера машины, стоящей вне поля обзора.
«Вот ведь дурацкая конструкция! Не то что стрельнуть, даже увидеть ничего нельзя как следует!» — возмутился он. Мало ли что там придумает Борис — а может быть, эта машина на дворе и есть тот самый шанс на успешный побег?!
Оставалась, правда, еще одна возможность посмотреть, что к чему. Корсар внимательно осмотрелся: за десантным отделением маячила пожарная перегородка моторного отсека, в крышу упирались два широких короба воздухозаборников, а между ними был узкий лаз — ровно настолько, чтобы один человек смог перебраться в переднюю часть машины.
— Вот уж воистину, все для человека, все для блага человека… — усмехнулся Корсар вслух. — Что ж, попробуем стать этим человеком.
Переднее отделение бронетранспортера оказалось рассчитанным на трех человек — водителя, командира и стрелка. Здесь все люки были закрыты, дневной свет пробивался лишь через смотровые щели и стояла приятная для глаз полутьма, хотя прохладнее от этого и не было. Первым делом Корсар осмотрел пулемет и разочарованно вздохнул: кроме нескольких пустых звеньев патронной ленты, лежащих на полу, никаких признаков боеприпасов здесь не оказалось.
«Ладно… Не очень-то и хотелось», — вздохнул он, хотя на самом деле иметь под рукой хоть какое-нибудь оружие очень хотелось.
«А теперь основное, зачем и пришел!»
Корсар перебрался на командирское сиденье, и на уровне его лица оказался полукруг из нескольких обрезиненных перископов — то, что нужно. Он наклонился, приблизив глаз к переднему, и вздохнул снова: машина, стоящая посреди двора, шансом на бегство не была.
С первого взгляда этот мастодонт напоминал инкассаторский броневик, из тех, что во множестве бегают по Москве и другим городам — маленькие, толстые стеклышки окон, спрятанные за броней колеса, и даже цвет похож, такой желтый, противный. Только зеленой полосы не хватает. Но у инкассаторских машин нет на крыше плоских башен с шестиствольными пулеметами и спрятанными в глубине линзами телеприцелов.
«А экипаж небось сидит в холодке! — позавидовал Корсар. — Не иначе, это и есть место дежурства того самого Альфонса, которому сидеть там до вечера. Постучаться бы туда по-наглому! Кто дверь откроет, тому в глаз, а потом все само пойдет…»
Он представил себе эту заманчивую картину и невесело усмехнулся: мечтать, конечно, не вредно. Но и не полезно.
Ничем другим «новеньким» обстановка не порадовала, разве что караул в выездных воротах теперь был усилен еще тремя солдатами. У одного из них на плече висел противотанковый гранатомет. Офицер с усами «а-ля Саддам» развалился на раскладном креслице, а солдаты стояли кто как, в основном в тени, прислонившись к стенам въездного проема.
«Уважают, — отметил Корсар — Или уже догадались, где я сижу? Нет, вряд ли. Чтобы выковырять меня, безоружного, из этой чертовой духовки, гранатомет не нужен. А к вечеру, похоже, и выковыривать не придется, а под локотки выносить…»
Словно в издевательство, прямо перед перископом с потолочного бронелиста свисал на коленчатой ножке небольшой вентилятор. Корсар добросовестно заставлял себя не смотреть на него и все-таки то и дело возвращался взглядом к маленькой кнопочке на его пластмассовом боку. И через несколько минут он не выдержал.
«Блин! В конце концов, я что теперь тут, испечься должен? Да и кто услышит звук вертушки через броню, через закрытые люки!»
Палец летчика решительно ткнул в кнопку, но лопасти остались неподвижными.
— Твою мать! — с ненавистью выдохнул Корсар. Конечно, все правильно — не будет же стоять машина на ремонте со включенной электрикой…
«Хорошо, — постарался успокоиться он. — Предположим, если бы это был „жигуль“ какой-нибудь, надо было бы сначала зажигание включить. Ключом. Или впрямую провода замкнуть — правда, тогда первым, что заработает, будет сигналка. Здесь вряд ли все так сложно и должен быть не ключ, а просто какой-нибудь тумблер, и будем надеяться, что без сигнализации».
Корсар глянул на приборную панель — и справа, и слева от рычагов управления разнообразных переключателей было штук двадцать, а пояснительные надписи даже если и были, то давно уже стерлись.
Чем-чем, а глубоким знанием гусеничной техники Корсар похвастать не мог. Был бы это самолет — другое дело, но транспортер, да еще польский — пришлось действовать наобум. Корсар пересел на водительское сиденье и начал щелкать всем подряд. Включить какие-нибудь фары или сирену он не опасался: а как чего включишь, если тока нет? А каждый последующий тумблер он старался аккуратно переставлять в прежнее положение.
С каждым новым щелком переключателей Корсар злился все больше и больше — как же! Размечтался! Здесь небось и аккумулятора-то нет! Но десятый или двенадцатый по счету тумблер все-таки привел к желаемому результату: на приборной доске неведомо зачем вспыхнула подсветка, а вентилятор тихонько, словно сквозь зубы, взвыл и принялся перемешивать душный воздух. Корсар блаженно откинулся на сиденьице и счастливо улыбнулся, а затем и удивился сам себе:
«Вот ведь странно человек устроен! Сижу, можно сказать, в дерьме по уши, что дальше — полная темень, но вот включил ветерок, и рад, как ребенок мороженому».
Он поерзал, пытаясь устроиться поудобнее, и вдруг в какой-то момент услышал новые звуки, почти неразличимые на фоне шуршания вентилятора. Корсар повертел головой — сначала звуки перестали быть слышны совсем, а потом, когда он повернулся в другую сторону, вновь появились. Он наклонился и вскоре обнаружил источник: маленькие наушники на непропорционально толстом «военном» проводе лежали между двумя сиденьями. Вскоре обнаружилась и радиостанция, которая оказалась лет на десять моложе самого транспортера и поэтому была посажена не на штатное место, а просто наскоро приспособлена в какой-то паз на задней стенке.
Вернее, это не было рацией в полном смысле слова, скорее беспроводная переговорка с раз и навсегда установленными каналами, да и самих этих каналов было тоже — раз-два и обчелся. Вспыхнувшая было у Корсара надежда как-то связаться со своими угасла, но тем не менее он пристроился так, чтобы видеть в перископах происходящее снаружи, надел наушники и принялся слушать, о чем говорят «воины пустыни». Вдруг удастся услышать что-нибудь полезное?
Отрывистые фразы, короткие доклады — половина радиообмена велась по-английски, и слышимость оказалась вполне пристойной. К удивлению Корсара, о «сбежавшем гангстере» не помянули ни разу — то ли информация была секретной, то ли ловцы общались на каких-то других частотах. Здесь же разговаривали между собой какие-то водители, какие-то снабженцы, что-то кому-то должны были привезти и все никак не везли…
«Небогато, — оценил Корсар улов, когда, в очередной раз переключив канал, наткнулся на темпераментную арабскую речь. — Из этого каши не сваришь».
Оставалось сидеть, ждать вечера и ночи. Вентилятор по-прежнему гнал струйку относительно свежего воздуха, сидеть на командирском кресле было почти удобно, а в призмочках перископов продолжала виднеться уже привычная картина: патруль в воротах и броневик посреди двора. Корсар потянулся, насколько получилось — не лимузин все-таки, — и пробормотал под нос:
— Ну чем не санаторий?
Ирония — иронией, но Корсар и на самом деле почувствовал, как нервное напряжение постепенно отпускает его.
«Это и хорошо и плохо, — думал он. — Хорошо — потому что никто и никогда не сможет долго держаться во взвинченном состоянии. Тем более я, после предварительной-то обработки. Но если сейчас накатит расслабуха, а в следующую секунду придется подпрыгнуть и куда-нибудь бежать? Тоже не дело…»
Однако реакция организма брала свое, и вскоре Корсар понял, что в любом случае достаточно резко «подпрыгнуть и бежать» у него не получится. Откуда-то вылезла боль в руке, которая до сих пор не напоминала о себе, поврежденный глаз под повязкой вдруг заныл, как в первые дни после операции, да и вообще, общее свое состояние Корсар сейчас бы оценил на тройку с минусом.
«Правильно. Так себя, наверное, двигатель после чрезвычайного режима и чувствует. Но у меня есть одно преимущество: мой движок умеет сам себя в порядок приводить. Вот и пусть приводит».
Для полной иллюзии санаторной жизни не хватало мелочи — официантки с обедом на подносе. Корсар прислушался к своим ощущениям и неожиданно понял, что прямо-таки умирает от голода. То есть он, конечно же, знал, что без особого ущерба для организма может поголодать еще денек-другой, но бурчать в животе от подобных успокоений не переставало. Чтобы отвлечься от этого, Корсар вновь напялил на голову наушники и принялся вслушиваться в переговоры, словно от них бог весть что зависело. Когда голоса замолкали, в сотый раз разглядывал в перископы двор-площадь.
Так прошло еще около часа или двух — трудно было сказать. Корсар уже запомнил имя дежурного мастер-сержанта, был в курсе, что сегодня на ужин в солдатской столовой и во сколько придет цистерна с питьевой водой. Полюбовался и на красавца Джафара, который быстрой походкой пересек двор в сопровождении двух автоматчиков. Судя по тому, как почтительно расступилась застава в воротах, араб был здесь большой шишкой. Тень от стены медленно удлинялась, и это значило, что время все-таки идет. Или, вернее сказать, ползет…
Замолчавшие было наушники вновь подали голос. Корсар слушал вполуха, но вдруг в разговоре прозвучало знакомое название.
— Транспортный контейнер под второе «Желтое пламя» был доставлен еще утром. Почему до сих пор ничего не готово? — возмущался кто-то начальственным басом.
Корсар не удивился: если здесь учебный лагерь, то радиоуправляемая мишень «Желтое пламя» вполне может входить в состав оборудования. Достаточно универсальная, способная имитировать и крылатую ракету, и самолет — он и сам несколько раз управлял такими, пока другие летчики на своих «Су» гонялись за ними, условно «сбивая» каждую по несколько раз.
Получается, «Желтое пламя» популярно не только в российских частях? Он поплотнее прижал ухо к пластику.
— Да, да, погрузка идет, — отвечал новый голос. Говорил он со странно знакомым акцентом — не русским, но все равно знакомым.
— Что уже готово? — властно поинтересовался собеседник, и голос с акцентом ответил:
— Первый аппарат уже в контейнере, второй тоже скоро будет готов. Комплекты управления пойдут следом
— Каждую готовую машину отправлять сразу же Катер уже ждет!
— Понял. Первый камион будет у пристани через час.
Корсар почувствовал, как его сердце екнуло. Не зря акцент показался таким знакомым — сербское слово «камион», проскочившее в речи, расставило все на места. Значит, в разношерстной братии, собравшейся в рядах «воинов пустыни», есть и уроженцы Балкан.
«Из тех, что не навоевались! — с неожиданной злостью подумал Корсар. — Или, наоборот, навоевались до такой степени, что ничем другим уже заниматься не могут».
С трудом сдерживая порыв уж теперь-то, вне зоны видимости стража, броситься бегом, он принялся все так же спокойно и размеренно двигаться вниз. Это была не та лестница, по которой его конвоировали в «студию», но вела она скорее всего туда же, во внутренний двор. Каждая ступень была ниже предыдущей сантиметров на двадцать, спуск получался очень крутым, но быстрым. Один оборот, второй, третий…
Корсар поймал себя на том, что считает обороты лестницы примерно с тем же чувством, с которым считал в училище витки штопора.
«А ведь точно, словно в штопор свалился! Иди знай, выйду — не выйду… — Корсар вспомнил лицо Наташи и строго приказал себе: — Выйдешь. И никак иначе!»
Оказалось, что лестница сделала ровно семь витков, прежде чем окончилась дверью, из щели которой ощутимо тянуло жарой. Немного наклонив голову вниз, чтобы хоть как-то скрыть лицо, и взяв поудобнее узел, чтобы его, наоборот, было видно с любого ракурса, он взялся за ручку и потянул дверь на себя.
Действительно, это был тот самый внутренний двор, только теперь беготня людей через него шла в удвоенном темпе. Быстро сориентировавшись, Корсар направился к воротам… И лишь отойдя достаточно далеко от двери, понял, что его поджидает неприятный сюрприз: теперь около ворот стояло четыре охранника с автоматами наготове. Трое из них были все теми же «воинами», а четвертый — явно из командиров. Пятнисто-желтая камуфляжная форма сидела на нем с особым шиком, а оправа темных очков издали посверкивала чем-то блестящим и дорогим. В тот момент, когда Корсар искоса его разглядывал, офицер внимательно выслушивал, что ему говорят по маленькой рации. И он, и его подчиненные не были похожи на толстомордого «воина» в коридоре, способного купиться на простейшую «телегу».
«Не пройти…» — Корсар непроизвольно остановился на полушаге и тут же понял: обратно тоже не повернуть. У двери, из которой он только что вышел, занял позицию еще один патруль, выглядевший не более гостеприимно, чем тот, в воротах.
Требовалось принимать решение — а решения не было! Опустив мешок на землю, Корсар присел рядом, изображая, что подтягивает его завязки, а на самом деле исподлобья по новой оглядывая двор в поисках хоть какого-то выхода.
«Ворота? Нет!.. Главный вход? И вновь в студию?! Заполоскать мозги парням у двери? Не катит! А что еще? Что?!!»
Было похоже, что весь этот муравейник сейчас живет одной мыслью: найти и поймать «грязного собаку». Весь — кроме двух парней у транспортера; казалось, что им на все тревоги наплевать. Они продолжали ковыряться все с тем же катком: только теперь высокий держал лом, а коренастый молотил кувалдой.
Корсар поднялся на ноги, кинул мешок на плечо и двинулся дальше, чуть изменив направление. Решение, которое он принял, не было целиком сознательным, хотя, конечно, он отдавал себе отчет в своих действиях. По любой логике, он не должен был так поступать, и все-таки…
— Слышь, земляк… — тихонько позвал Корсар по-русски, когда очутился рядом с транспортером. Высокий парень от неожиданности отпустил лом и обернулся. Каток подался вниз, и последний удар кувалды пришелся мимо него, да так, что весь корпус зазвенел.
— Кыто каму тут зэмляк, да? — первым заговорил коренастый, сощурив и без того узкие глаза. Кувалды из рук он не выпустил и теперь вновь держал ее чуть приподнятой, чтобы при случае пустить в ее ход.
— Погоди, Рустам… — остановил его высокий. Несмотря на загар, его широкое, голубоглазое лицо было настолько свойским, родным, что Корсар отбросил всякие сомнения и быстро заговорил, перемежая слова короткими, нервными вздохами:
— Ребята, я — тот самый, которого ловят. Свой я, русский, из России, попал в переплет как кур в ощип… Помогите, а?
Рустам раскрыл было рот, но высокий сделал знак рукой и, смерив Корсара с ног до головы быстрым взглядом, сказал:
— Лезь в жестянку! Только без кипишу, чтоб никто не подумал… Там на полу ляжешь, просек?
Корсар сделал несколько шагов назад, нагнулся, словно завязывая шнурок, сдвинулся поближе к распахнутому заднему люку и, улучив момент, нырнул внутрь транспортера.
Если на открытом воздухе было просто очень жарко, то про внутренности транспортера можно было сказать, что там царит настоящее пекло. Гусеничная машина, изготовленная еще во времена Варшавского договора в некогда братской Польше, не была даже минимально приспособлена к действиям в жарком климате. Духота, разогретый металл, никакой вентиляции… Корсару в первую секунду показалось, что он не выдержит здесь и минуты, но он тут же подбодрил себя:
«Ничего, сколько надо, столько и просидишь… Ребята же могут?» И тотчас же ребята напомнили о себе могучим ударом кувалды — процесс ремонта продолжался.
Как скомандовал высокий, Корсар действительно лег на пол, хотя и не очень представлял себе, зачем это нужно — ведь вряд ли кто-то будет разглядывать через узкие бойницы, что творится в транспортере, а глянувший в люк увидит человека, хоть тот лежи, хоть тот сиди.
— Бам-м-м!!! Бам-м-м!!! — удары продолжались, и корпус транспортера вздрагивал им в такт. «Еще полчасика так — и меня можно будет выносить!» — обеспокоенно подумал Корсар. Он с испугом ощущал, как с каждым ударом все утоньшается и утоньшается стена, отделяющая его мозг от той боли, которая терзала его меньше суток назад.
К счастью, до этого не дошло. Через десять минут и несчетное число ударов снаружи донесся голос высокого:
— Хорош пока… — и Рустам ему ответил:
— Ай, Борис, давно уже харош!
«Борис, значит… — отметил Корсар. — Хорошее имя. Как же это его сюда-то занесло?»
Тем временем Борис с Рустамом запрыгнули на броню (ботинки звучно стукнули по крыше, хотя до сочности звука кувалды им было далеко), и Борис уселся, спустив ноги в верхний люк. Словно бы ни к кому не обращаясь, он проговорил негромко:
— Лады, земеля. Теперь рассказывай, только смотри: шлепну ногой вот так, — Борис легонько стукнул каблуком об каблук, — умолкай и нишкни. Мало ли кто припрется.
Корсар вытер рукавом пот со лба и перевернулся на спину. Теперь он имел возможность видеть узкую полоску пронзительно-синего неба, маленький кусочек стены и большую часть ног Бориса. По возможности коротко, без излишних подробностей пересказав свою историю, Корсар закончил ее так:
— Словом, мне тут не на кого надеяться. Только вот вас, ребята, встретил.
— Ну что ж, земеля… — после недолгого раздумья проговорил Борис. — Раз, говоришь, подставили тебя, грех не помочь. Только не прямо сейчас, сам понимаешь. До вечера-ночи просидишь тут, а потом сообразим что и как. Мы с Рустамом обещаем. Точно говорю?
— Ай, отстань, да? — недовольно пробурчал коренастый. — Что «точно говорю»? Ты меня сначала спросил? Все сам придумал, сам сказал, а теперь про «точно говорю» спрашиваешь!
— Брось бухтеть, узбек, — слово «узбек» высокий произнес как давно приклеившуюся кличку. — Я тебе потом все объясню. Ну?
Рустам хотел еще что-то сказать, но Борис коротко зыркнул на узбека, и тот сказал явно совсем не то, что собирался:
— Ладно… Ты сказал — я тоже сказал. Только зачем, не знаю!
— А сейчас топать надо… Ты, земеля, — обратился Борис к Казаку, — лежи тихо-тихо. Я специально люк открытым оставлю, чтобы никто не подумал, что тут прячется кто. А ты… под откидную скамейку забейся, что ли. Если специально искать не будут, а мельком глянут — все нормально будет: там светло, здесь тень, да еще и очки у всех темные. Только не высовывайся ни хрена! А то и сам гикнешься, и нас подведешь. Уразумел, братан?
Корсар тихонько буркнул «да», и Борис с Рустамом соскочили на землю. Послышались удаляющиеся шаги, и он остался один.
Лежать тихо-тихо оказалось очень трудно. Корсар чувствовал себя, как котлета в духовке, и вся разница была в том, что котлету вынули бы через полчаса, а вот когда удастся выбраться ему…
Не меньше жары и духоты его мучила и неизвестность. Первый порыв, заставивший Корсара подойти к ребятам, обронившим пару слов по-русски, уже угас, и его место заняли сомнения. Особенно беспокоила реакция второго парня, как его там — Рустам? Он с самого начала отнесся к беглецу враждебно, да и потом тоже особой радости не высказал. Хорошо, если просто ради сытного куска хлеба здесь парится, а ну как окажется идейным фанатиком? Хоть в этой парочке верховодит, конечно, Борис, но если дело дойдет до религиозных принципов, тут никакое верховодство не поможет! Да и кроме идейных соображений — поймавшему «гангстера» наверняка полагаются какие-нибудь пряники, а после голодного Узбекистана или Таджикистана у парня еще долго будет рефлекс: хватай, что можно!
Единственным источником информации о происходящем во внешнем мире были звуки, и Корсар внимательно вслушивался в то, что доносилось до него через открытый верхний люк.
Голоса… Команды… Натужный рев автомобильного двигателя, словно в этот дворик загнали тяжелый грузовик. Снова голоса — теперь можно даже различить слова. Кто-то на плохом английском орет, не иначе перед строем, о том, что «неверный пес» где-то скрывается, и скорее всего ему помогают некие предатели. Этим предателям будет то же самое, что и искомому «псу», только в двойном размере… Уже более спокойные голоса, видимо, после инструктажа и накачки бойцам разрешили разойтись… Густой басок покровительственно сочувствует некоему Альфонсу, что тому придется сидеть до ночи, а Альфонс мелодичным и красивым голосом отвечает, что ему как раз повезло, потому что есть кондиционер…
Летчик завистливо поцокал порядком пересохшим языком: чего бы он сейчас не отдал за кондиционер! «Хотя, сказать по чести, и отдавать-то особо нечего», — трезво оценил свои мысли Корсар. — «Ценного имущества при мне сейчас — разве что моя жизнь, да и ту ребята в арафатках намерены отобрать бесплатно. Боюсь, этот Альфонс, кем бы он ни был, не согласится на сделку!»
С этими мыслями Корсар снова принялся прислушиваться к происходящему во дворе, пытаясь не думать о том, что в этой железной коробке можно элементарно сомлеть от жары и быть взятым хоть голыми руками.
Снова двигатель — грузовик, или что там приехало, развернулся и облегченно замолчал… Пару раз проехала машина поменьше… Накатил и откатил шум пролетевшего вертолета… Корсар лежал, глядя в низкий потолок десантного отделения, и напряженно старался определить, что же на самом деле происходит сейчас в лагере. А заодно — сколько еще времени осталось до спасительной ночи.
«Не знаю, как от врагов, а от жары ночь меня спасет точно! — повторял он про себя уже в который раз, как заклинание. — И все будет хорошо… Все получится…»
Но пытка неизвестностью была еще мучительней, чем пытка жарой, и через час или полтора она стала невыносимой. Каждый новый звук, каждый новый выкрик снаружи казался Корсару знаком того, что его убежище обнаружено и в следующую секунду какая-нибудь спецкоманда кинется выковыривать его из металлической скорлупы. А он, обалделый от духоты, будет до последнего мгновения прятаться под дурацкой лавкой?
Ну уж нет! Коли уж заявятся гости, встретить их надо будет лицом к лицу.
«Реального проку, конечно, никакого. Надо будет — возьмут как миленького, хоть трепыхайся, хоть нет…» — попытался заставить себя рассуждать здраво Корсар. Но в то же время вопреки здравым рассуждениям все его существо восставало против мысли сдаться просто так, без сопротивления.
И Корсар не выдержал. Дождавшись, когда голоса на улице в очередной раз стихнут, он осторожно выдвинулся из-под узкой лавки и оценил свое убежище со стороны:
«Ха, тоже мне укрытие… Это ж насколько темные очки должны быть, чтобы меня не заметить? Как у кота Базилио?»
Согнувшись в три погибели, он сделал короткий шаг и оказался около одной их бойниц в борту десантного отделения — но она оказалась закрытой бронестворкой. Рукоятка с красной пластиковой нашлепкой маячила рядом, но Корсар сдержался и продвинулся к следующей амбразуре.
Здесь ему повезло больше — створка была сдвинута, и через отверстие сочился внутрь разогретого корпуса слабый сквознячок, дающий хоть какую-то иллюзию свежести. Корсар подставил ему лицо и даже зажмурился от удовольствия, и лишь потом посмотрел, чтобы изучить обстановку.
Тот узкий сектор двора, который он получил возможность обозревать, никакой новой информации не дал. Камень, пыль и никого. Но кто же тогда только что отдавал команды? Уже уверенней Корсар перебрался к третьей, последней бойнице. До боли вжав голову в броню и скосив глаз, он смог разобрать маленький кусочек бампера машины, стоящей вне поля обзора.
«Вот ведь дурацкая конструкция! Не то что стрельнуть, даже увидеть ничего нельзя как следует!» — возмутился он. Мало ли что там придумает Борис — а может быть, эта машина на дворе и есть тот самый шанс на успешный побег?!
Оставалась, правда, еще одна возможность посмотреть, что к чему. Корсар внимательно осмотрелся: за десантным отделением маячила пожарная перегородка моторного отсека, в крышу упирались два широких короба воздухозаборников, а между ними был узкий лаз — ровно настолько, чтобы один человек смог перебраться в переднюю часть машины.
— Вот уж воистину, все для человека, все для блага человека… — усмехнулся Корсар вслух. — Что ж, попробуем стать этим человеком.
Переднее отделение бронетранспортера оказалось рассчитанным на трех человек — водителя, командира и стрелка. Здесь все люки были закрыты, дневной свет пробивался лишь через смотровые щели и стояла приятная для глаз полутьма, хотя прохладнее от этого и не было. Первым делом Корсар осмотрел пулемет и разочарованно вздохнул: кроме нескольких пустых звеньев патронной ленты, лежащих на полу, никаких признаков боеприпасов здесь не оказалось.
«Ладно… Не очень-то и хотелось», — вздохнул он, хотя на самом деле иметь под рукой хоть какое-нибудь оружие очень хотелось.
«А теперь основное, зачем и пришел!»
Корсар перебрался на командирское сиденье, и на уровне его лица оказался полукруг из нескольких обрезиненных перископов — то, что нужно. Он наклонился, приблизив глаз к переднему, и вздохнул снова: машина, стоящая посреди двора, шансом на бегство не была.
С первого взгляда этот мастодонт напоминал инкассаторский броневик, из тех, что во множестве бегают по Москве и другим городам — маленькие, толстые стеклышки окон, спрятанные за броней колеса, и даже цвет похож, такой желтый, противный. Только зеленой полосы не хватает. Но у инкассаторских машин нет на крыше плоских башен с шестиствольными пулеметами и спрятанными в глубине линзами телеприцелов.
«А экипаж небось сидит в холодке! — позавидовал Корсар. — Не иначе, это и есть место дежурства того самого Альфонса, которому сидеть там до вечера. Постучаться бы туда по-наглому! Кто дверь откроет, тому в глаз, а потом все само пойдет…»
Он представил себе эту заманчивую картину и невесело усмехнулся: мечтать, конечно, не вредно. Но и не полезно.
Ничем другим «новеньким» обстановка не порадовала, разве что караул в выездных воротах теперь был усилен еще тремя солдатами. У одного из них на плече висел противотанковый гранатомет. Офицер с усами «а-ля Саддам» развалился на раскладном креслице, а солдаты стояли кто как, в основном в тени, прислонившись к стенам въездного проема.
«Уважают, — отметил Корсар — Или уже догадались, где я сижу? Нет, вряд ли. Чтобы выковырять меня, безоружного, из этой чертовой духовки, гранатомет не нужен. А к вечеру, похоже, и выковыривать не придется, а под локотки выносить…»
Словно в издевательство, прямо перед перископом с потолочного бронелиста свисал на коленчатой ножке небольшой вентилятор. Корсар добросовестно заставлял себя не смотреть на него и все-таки то и дело возвращался взглядом к маленькой кнопочке на его пластмассовом боку. И через несколько минут он не выдержал.
«Блин! В конце концов, я что теперь тут, испечься должен? Да и кто услышит звук вертушки через броню, через закрытые люки!»
Палец летчика решительно ткнул в кнопку, но лопасти остались неподвижными.
— Твою мать! — с ненавистью выдохнул Корсар. Конечно, все правильно — не будет же стоять машина на ремонте со включенной электрикой…
«Хорошо, — постарался успокоиться он. — Предположим, если бы это был „жигуль“ какой-нибудь, надо было бы сначала зажигание включить. Ключом. Или впрямую провода замкнуть — правда, тогда первым, что заработает, будет сигналка. Здесь вряд ли все так сложно и должен быть не ключ, а просто какой-нибудь тумблер, и будем надеяться, что без сигнализации».
Корсар глянул на приборную панель — и справа, и слева от рычагов управления разнообразных переключателей было штук двадцать, а пояснительные надписи даже если и были, то давно уже стерлись.
Чем-чем, а глубоким знанием гусеничной техники Корсар похвастать не мог. Был бы это самолет — другое дело, но транспортер, да еще польский — пришлось действовать наобум. Корсар пересел на водительское сиденье и начал щелкать всем подряд. Включить какие-нибудь фары или сирену он не опасался: а как чего включишь, если тока нет? А каждый последующий тумблер он старался аккуратно переставлять в прежнее положение.
С каждым новым щелком переключателей Корсар злился все больше и больше — как же! Размечтался! Здесь небось и аккумулятора-то нет! Но десятый или двенадцатый по счету тумблер все-таки привел к желаемому результату: на приборной доске неведомо зачем вспыхнула подсветка, а вентилятор тихонько, словно сквозь зубы, взвыл и принялся перемешивать душный воздух. Корсар блаженно откинулся на сиденьице и счастливо улыбнулся, а затем и удивился сам себе:
«Вот ведь странно человек устроен! Сижу, можно сказать, в дерьме по уши, что дальше — полная темень, но вот включил ветерок, и рад, как ребенок мороженому».
Он поерзал, пытаясь устроиться поудобнее, и вдруг в какой-то момент услышал новые звуки, почти неразличимые на фоне шуршания вентилятора. Корсар повертел головой — сначала звуки перестали быть слышны совсем, а потом, когда он повернулся в другую сторону, вновь появились. Он наклонился и вскоре обнаружил источник: маленькие наушники на непропорционально толстом «военном» проводе лежали между двумя сиденьями. Вскоре обнаружилась и радиостанция, которая оказалась лет на десять моложе самого транспортера и поэтому была посажена не на штатное место, а просто наскоро приспособлена в какой-то паз на задней стенке.
Вернее, это не было рацией в полном смысле слова, скорее беспроводная переговорка с раз и навсегда установленными каналами, да и самих этих каналов было тоже — раз-два и обчелся. Вспыхнувшая было у Корсара надежда как-то связаться со своими угасла, но тем не менее он пристроился так, чтобы видеть в перископах происходящее снаружи, надел наушники и принялся слушать, о чем говорят «воины пустыни». Вдруг удастся услышать что-нибудь полезное?
Отрывистые фразы, короткие доклады — половина радиообмена велась по-английски, и слышимость оказалась вполне пристойной. К удивлению Корсара, о «сбежавшем гангстере» не помянули ни разу — то ли информация была секретной, то ли ловцы общались на каких-то других частотах. Здесь же разговаривали между собой какие-то водители, какие-то снабженцы, что-то кому-то должны были привезти и все никак не везли…
«Небогато, — оценил Корсар улов, когда, в очередной раз переключив канал, наткнулся на темпераментную арабскую речь. — Из этого каши не сваришь».
Оставалось сидеть, ждать вечера и ночи. Вентилятор по-прежнему гнал струйку относительно свежего воздуха, сидеть на командирском кресле было почти удобно, а в призмочках перископов продолжала виднеться уже привычная картина: патруль в воротах и броневик посреди двора. Корсар потянулся, насколько получилось — не лимузин все-таки, — и пробормотал под нос:
— Ну чем не санаторий?
Ирония — иронией, но Корсар и на самом деле почувствовал, как нервное напряжение постепенно отпускает его.
«Это и хорошо и плохо, — думал он. — Хорошо — потому что никто и никогда не сможет долго держаться во взвинченном состоянии. Тем более я, после предварительной-то обработки. Но если сейчас накатит расслабуха, а в следующую секунду придется подпрыгнуть и куда-нибудь бежать? Тоже не дело…»
Однако реакция организма брала свое, и вскоре Корсар понял, что в любом случае достаточно резко «подпрыгнуть и бежать» у него не получится. Откуда-то вылезла боль в руке, которая до сих пор не напоминала о себе, поврежденный глаз под повязкой вдруг заныл, как в первые дни после операции, да и вообще, общее свое состояние Корсар сейчас бы оценил на тройку с минусом.
«Правильно. Так себя, наверное, двигатель после чрезвычайного режима и чувствует. Но у меня есть одно преимущество: мой движок умеет сам себя в порядок приводить. Вот и пусть приводит».
Для полной иллюзии санаторной жизни не хватало мелочи — официантки с обедом на подносе. Корсар прислушался к своим ощущениям и неожиданно понял, что прямо-таки умирает от голода. То есть он, конечно же, знал, что без особого ущерба для организма может поголодать еще денек-другой, но бурчать в животе от подобных успокоений не переставало. Чтобы отвлечься от этого, Корсар вновь напялил на голову наушники и принялся вслушиваться в переговоры, словно от них бог весть что зависело. Когда голоса замолкали, в сотый раз разглядывал в перископы двор-площадь.
Так прошло еще около часа или двух — трудно было сказать. Корсар уже запомнил имя дежурного мастер-сержанта, был в курсе, что сегодня на ужин в солдатской столовой и во сколько придет цистерна с питьевой водой. Полюбовался и на красавца Джафара, который быстрой походкой пересек двор в сопровождении двух автоматчиков. Судя по тому, как почтительно расступилась застава в воротах, араб был здесь большой шишкой. Тень от стены медленно удлинялась, и это значило, что время все-таки идет. Или, вернее сказать, ползет…
Замолчавшие было наушники вновь подали голос. Корсар слушал вполуха, но вдруг в разговоре прозвучало знакомое название.
— Транспортный контейнер под второе «Желтое пламя» был доставлен еще утром. Почему до сих пор ничего не готово? — возмущался кто-то начальственным басом.
Корсар не удивился: если здесь учебный лагерь, то радиоуправляемая мишень «Желтое пламя» вполне может входить в состав оборудования. Достаточно универсальная, способная имитировать и крылатую ракету, и самолет — он и сам несколько раз управлял такими, пока другие летчики на своих «Су» гонялись за ними, условно «сбивая» каждую по несколько раз.
Получается, «Желтое пламя» популярно не только в российских частях? Он поплотнее прижал ухо к пластику.
— Да, да, погрузка идет, — отвечал новый голос. Говорил он со странно знакомым акцентом — не русским, но все равно знакомым.
— Что уже готово? — властно поинтересовался собеседник, и голос с акцентом ответил:
— Первый аппарат уже в контейнере, второй тоже скоро будет готов. Комплекты управления пойдут следом
— Каждую готовую машину отправлять сразу же Катер уже ждет!
— Понял. Первый камион будет у пристани через час.
Корсар почувствовал, как его сердце екнуло. Не зря акцент показался таким знакомым — сербское слово «камион», проскочившее в речи, расставило все на места. Значит, в разношерстной братии, собравшейся в рядах «воинов пустыни», есть и уроженцы Балкан.
«Из тех, что не навоевались! — с неожиданной злостью подумал Корсар. — Или, наоборот, навоевались до такой степени, что ничем другим уже заниматься не могут».