Страница:
Они почти выбежали с площади, как что-то свистнуло и Санси, споткнувшись, рухнул на камни.
Нейд, лишившись стены из двух лезвий, прокладывающих ей дорогу, остановилась, а вместе с ней остановился и Тот и бегущие за ними драгонины. Тот бросил взгляд на площадь и скорее почувствовал, чем увидел, волны злобы, идущие от высокой чёрной фигуры, вышедшей на площадь с другой стороны.
На мгновение всё замерло, и расстояние исчезло, и Тот отчётливо увидел большую чёрную голову без ушей и носа, и длинные узкие желтые глаза. Он вонзил в дракона взгляд, и хотел было последовать за своим взглядом, но тут ощутил рядом дыхание Нейд, увидел радом с драконом десяток больших драгонинов и понял, что убить её сможет только ценой её жизни. Мгновение он колебался, а потом медленно вытянул руку с топором в сторону дракона и резко повернул черное от крови лезвие.
Дракон вскинул арбалет, и стрела, звякнув по подставленному топору, ушла вверх. Тот ещё раз глянул на дракона. перевел взгляд на Нейд, бросил:
– Вперёд!
Она оторвала взгляд от дракона и помчалась вслед за Тотом, еле успевая держаться за его спиной. Тот, прыгая с ноги на ногу, нёсся к воротам, оставляя за собой тела с отрубленной головой, рукой или просто получившие могучий пинок.
По улицам они пронеслись беспрепятственно, но в распахнутых воротах пятидесятиметровой башни их ожидал отряд из полусотни человек. Тот, увидевший их шагов за сотню, на бегу прохрипел:
– Держись справа, и не отстань, когда поверну.
Вместе со словами из его гуди вырвалось бульканье, и Нейд поняла, насколько тяжело ему бегать с отравленными легкими. От жалости она чуть не прозевала момент, когда Тот резко повернул в сторону и, промелькнув в паре шагов перед оскаленными мордами, стремительно стал взлетать на по лестнице, ведущёй на стену. Взмахом меча отпугнув первого опомнившегося ящера, она бросилась догонять Тота. Сзади раздалось шипение, заставившее её наддать и нагнать Тота в тот момент. когда он выпрыгивал на стену. На стене было почти пусто, не считая пары арбалетчиков, бегущих к ним из башни, маячившей далеко справа. Но обещало стать очень многоящерно – по всем лестницам на стены заливался поток серо-зелёных тел. Осмотревшись, Тот выхватил из воздуха пару стрел, запущенных откуда-то из бегущей к ним снизу толпы, и шепнул Нейд:
– Через башню и к реке.
Он прыгнул к двери в башни. Дверь распахнулась и оттуда шагнул драгонин с арбалетом. Остриё стрелы смотрело в грудь Тота. Сердце Нейд сильно ёкнуло, и она, споткнувшись, стала падать на каменные плиты стены. Падая, она увидела, как арбалетный болт, пробивающий насквозь любые доспехи, стукнулся о чешую Тотовой куртки и, сбив его с ног, отскочил. Падая, Тот с тихим рычанием провел рукой по поясу и дёрнул ею. В глазу ошеломлённого драгонина выросла рукоятка ножа и он стал медленно оседать. Тот с лязгом впечатался в каменный пол и замер, тихонько рыча.
Не успев ничего подумать, только поняв. что он упал и не встаёт, Нейд, забыв о драгонинах, не вставая кинулась к нему, чувствуя. что если… то это всё…
Но прежде чем она до него добралась, он медленно сел и, булькая и шипя, тяжело вздохнул. В следующее мгновение он уже ловил меч драгонина, выскочившего с лестницы.
– В башню! – булькнул он, сбрасывая противника обратно на лестницу. Глянув на Тота, и увидев стремительно зеленеющее под пятнами крови лицо и провалы темноты под бровями, она как-то незаметно для себя очутилась на ногах и проскользнула в двери башни. Тот прыгнул вслед за ней, и, обернувшись в дверях к набегающей толпе, как-то сгорбился и раздался вширь, а потом выкрикнул в сену тел что-то, от чего передние замерли, а задние замедлили шаг. Нейд окаменела от этого крика и не смогла двинуться, пока Тот не захлопнул дверь и, схватив её за руку, побежал сквозь большой зал башни к другой двери. Рука у него была холодная и тянула тепло, как могила.
– Тот, что это было? – торопливо спросила она, когда они на секунду замерли перед дверью. Он повернул к ней старое-старое лицо и прошептал:
– Голос Силы. Им очень трудно останавливать.
– Ясно. А что мы теперь?
– В реку… – навалившись плечом на дверь, он вывалился на стену, прямо на мечи драгонинов. Лезвия скрежетнули по куртке, свистнувший топор снёс несколько голов и рук и стена тёмно-зелёных тел, ощетинившихся лезвиями, отхлынула от двери на пару шагов.
Нейд посмотрела на лес лезвий, из которого сверкали жёлтые глаза и с опустошающим облегчением подумала, что прорваться им всё-таки не удастся. Она встала радом со сгорбившимся и вросшим в стену Тотом и подумала, что хорошо бы умереть одновременно.
Толпа драгонинов пришла в движение и, раздавшись, выдавила из себя кольцо больших чёрных ящеров, в середине которого шёл дракон. Кольцо распалось, оттесняя остальных драгонинов. Тот, Нейд и дракон остались лицами к морде в двух шагах друг от друга.
– Тот, охотник на меня. – гулко и неожиданно чисто и низко сказал дракон, складывая руки на груди и похлопывая кончиком хвоста по камня. Нейд глянула на него и отвела глаза. радуясь, что эти жёлтые огоньки ищут что-то не в ней, а под нависающими бровями. – Что ж, польщён, польщён…
– Нейд, дай руку. – глухо пробулькал Тот, протягивая левую руку назад. Она шагнула к нему и, переложив меч в левую реку, правой взяла его ладонь и крепко-крепко сжала. Его рука сразу стала теплеть, а он стал разгибаться, как будто из дыр в невидимом мешке, лежащем у него на его плечах вытекал песок.
– А! Думаешь, сможешь построить спарку? Я думаю, вряд ли. А кстати, ты смог бы её убить? – дракон растянул в усмешке щель рта и тихонько зашипел.
– Её-нет-тебя-да. – вбил в воздух Тот и добавил: – Латинаригоста, ты слишком самоуверен, чтобы прожить долго.
Дракон чуть вздрогнул, и расшипевшись, ответил:
– Очень приятно, что ты знаешь моё имя, но я – само уверен, а ты сам себя убьешь своими сомнениями и…
Он разжал руки и на камни упал маленький шарик, хлопнувший и выбросивший облако дыма. Тот прыгнул в сторону, толкнув Нейд в другую, а когда дым рассеялся, Тот увидел перед дверью двух Нейд. В глазах то темнело, то просветлялось, но он ясно видел, что они выглядят одинаково. Взрыкнув и задрожав от волны ярости и впервые остановив топор, когда ему хотелось рубить, он сделал шаг вперёд.
Обе Нейд одновременно махнули мечами, звякнув ими, отскочили на шаг назад и крикнули:
– Это я! А, дерьмо, Тот, это я! – и нервно закусили губы, уставившись друг на друга.
Тот поиграл желваками, глядя то на одну то на другую, а потом усмехнулся, засунул топор за спину и стал набивать трубочку. Аппетитно вцепившись в неё зубами, он сказал, высекая огонь:
– Лати, я хочу тебя огорчить: ты ещё не научился копировать чувства, так что пока у тебя писька не намокла, кончай придуриваться, а то искривлю.
– Чего? – возмущённо спросили Нейд, опуская мечи и поворачиваясь к Тоту.
– Понимаешь, – Тот прикурил, и уставившись на одну из Нейд, продолжал: – Лати отражает действия. но он не может отобразить чувства – кишка у них, ящеров, на это толстая. А если он будет держать зеркало, я его просто искривлю и все его солдаты, да и ты тоже, помрут со смеху. Ну так как, Хат, хочешь? – спросил он, поворачиваясь к другой Нейд.
Воздух стал быстро-быстро густеть и затвердев вокруг второй Нейд, задрожал и распался, открыв вместо Нейд полуобнаженную амазонку. Тот наслаждался отдыхом, с каждым вздохом наполняя руки и плечи легкостью, вытесняющей ядовитую тяжесть. Затянувшись, он с кислой рожей посмотрел на копну рыжих волос, на большие зелёные глаза и пухлые губы, скользнул взглядом к ногам, задержавшись на высокой острой груди. Медленно вынув трубку из жадно обнимавших её губ, он послал на носок окованного сталью сапожка смачный плевок.
– Бессилия тебе, дерьмоед! – рявкнула амазонка, скосив глаза вниз и увидев, что весь носок её сапожка заляпан. – Ты что, совсем обкурился?
– Ага. – подтвердил Тот, и подумав, как всё это выглядит, расплылся в улыбке.
– Тот! – крикнула Нейд, шагая к нему, – это же морок, ты же видишь! Сделай же что-нибудь!
– Конечно-конечно. – согласился Тот, и, весело булькнув, прыгнул к амазонке и смачно хлопнул её по попе. Амазонка с воплем ярости отпрыгнула и выхватив меч, завопила:
– Только попробуй ещё раз…
– А чё пробовать-то? Я просто сделаю – радостно возмутился Тот, и шагнул вперёд, раздумывая, успеет ли он отбить меч, если он не угадал. Нейд с воплем прыгнула к амазонке и рубанула с плеча. Амазонка подставила меч. Раздался глухой удар, скрежет, звон лезвия по камням. Амазонка застыла, глядя на два лезвия над головой– меча Нейд и остановивший его кинжал Тот
– Правда весело? – спросил Тот обоих девушек. Плавно отбросив амазонку, он пнул Нейд по колену и выхватил топор. Воздух дрогнул, и на месте Нейд очутился дракон, а сама она возникла на месте амазонки.
– Чтоб ты сгнил в дерьме, съеденный червями! – прошипел Лат, стоя на одной ноге и болтая другой.
– Спасибо. И тебе побольше здоровья.
Нейд тупо посмотрела на остатки меча в своих руках, бросила его и сжала виски и застонала от сверлящей их боли. Тот вынул трубку, и сунув её за пояс, подошел к Нейд и положил руку ей на голову. От его руки потекло тепло и боль сразу же уменьшилась.
– Ну что, Лати? – Тот быстро массировал Нейд голову и каждое прикосновение говорило ему, что сейчас не время умирать. – Видишь, ты не самый хитрожопый. Может, тебе ещё надо показать, что ты не самый сильный, или ты сразу признаешь, что я тебя сильнее?
Дракон на миг застыл от такой наглости, и прыгнул к Тоту, замахиваясь длинным мечём. Меч стал падать, окутываясь слабым жёлтым свечением. Навстречу вылетел синеющий топор. Разгораясь всё ярче и ярче, они сшиблись. Грохот, звон, сине-жёлтая вспышка. Тот и Лати закружились в стремительном танце, разукрашенном сине-жёлтым пламенем и молниеносными движениями.
Нейд с трудом оторвав взгляд от танцующих, опустила его под ноги, подобрала чей-то меч, тяжёлый и неудобный, и придвинулась ближе к ним. Глядя на них, она видела только что они дерутся и не более – меч и топор почти исчезли, превратившись в серо-синюю и чёрно-жёлтую молнии, немыслимыми путями мелькающие во всех направлениях. Приглядевшись, Нейд увидела, что в этом танце ведёт все же Тот, понемножку продвигавшийся к стене над рекой.
Толпа драгонинов отступала, давая двубойцам место на узкой, в пять шагов, стене, и Нейд, держа меч наготове против случайного выпада, шла за Тотом и Лати.
Тот, кое-как заставляя тело двигаться, очень экономно шевелил топором. Лат был очень быстр и черный меч уже разрубил на куртке несколько чешуек. И Тот выжимал всё, что мог, из величины своего топора, двигая его чуть влево, вверх, направо, выпад, вверх, и шаг за шагом приближаясь к реке. И ещё он опасался, что Лат, которого он разозлил, скоро успокоится и тогда просто спрячется за спинами своих. А дыхания дразнить его не было – внутри и так всё булькало и хрипело.
Шажок вперёд, перекат вбок, поворот, прыжок назад, и Тот оказался у стены. Он на пол секунды отвлёкся от Лати, и с облегчением заметил, что Нейд проскользнула вперёд и уже готова сигануть в реку. Пора. – подумал он и стиснув зубы, чтобы не кричать, поймал выпад Лати между лезвий топора и огромным усилием крутанул топорище вверх-влево. Хат потянулся за скованным мечём и налетел лбом на острый конец топорища. С шипением выпустив меч который, освободившись, улетел далеко вбок, он прижал ладонь ко лбу. Тот мгновенно замахнулся топором. Вместо Лати перед ним стояла плачущая Нейд с раной во лбу, из которой хлестала кровь. Топор на мгновение замер и этого мгновения Лати хватило, чтобы выхватить маленькую иглу и, шагнув вперёд, ткнуть ею в незащищённую шею Тота.
От дикой боли Тот взвыл, а Лати, отпрыгнув назад, завопил:
– Убейте их!
Сквозь растекающийся от укола по всему телу багрово-жёлтый мрак Тот увидел, как драгонины, отошедшие на десяток шагов, вздрогнули и с визгом и шипением кинулись к нему. Но сквозь визг и шипение пробился звонкий, сильный, чуть дрожащий голос:
– Тот, я люблю тебя!
По телу прокатилась волна холодной чистой силы, отодвинувшая мрак, и он выпрямившись и ощутив бурление в руках и ногах, бросил взгляд на Лати, подскочил к Нейд, схватил её в охапку и крепко-крепко прижав к себе, прыгнул со стены. Прежде чем они ударились об воду, он успел ей шепнуть:
– Я тоже…
Удар об воду оглушил их, и оказавшись под водой, он, борясь с жарким бессилием от яда, кое-как сообразил, что надо выплыть на тот берег, и плыть надо под водой. Потом что-то било его в спину, царапало по ноге, чьи-то сильные мягкие руки помогали ему плыть, а потом, держали его и голос, настойчивый, просящий и умоляющий, заставлял его идти. Последнее, что он запомнил – большие, очень печальные зелёные глаза, в глубине которых плескался океан покоя, в который он сразу же и скользнул.
Зелёная вспышка, поглощающая всё естество, красные молнии, пронзающие и раскалывающие её со страшным грохотом, сотрясающим до основания. За расколотой зелёной стеной открывается огромный бесконечный синевато-зелёный тоннель, по стенам которого пробегают золотистые отблески. Быстрый сильный поток заносит в туннель и несёт по нему. В гибкие стены тоннеля вжимаются снаружи, стремясь заглянуть внутрь, лица, и поток подносит то к одной то к другой страшной сине-золотистой маске, которая выкрикивает что-то, что остаётся извне, и исчезает, не докричавшись. А поток всё ускоряется и ускоряется, и от собственного бессилия становится жутко и страх охватывает всё, и сжимает, сковывает, а потом вдруг исчезает, увиденный и понятый. Страх остановки. Остаётся только спокойное ожидание конца полёта. Поток выносит в огромное, необъятное пространство, и исчезает, оставив один на один с пустотой. Пустота, полная, абсолютная, давит, давит и тянет во все стороны. И хочется отвернуться, чтобы не потеряться, чтобы быть хоть чем-нибудь. И понятая и принятая, пустота рушится, оставив сгусток темноты, кроме которого ничего не видно, потому что ни на что, кроме него, смотреть нельзя. И этот сгусток, сосредоточие зла и разрушения, тянется, надвигается, чтобы уничтожить, сковать, разрушить. И хочется стать жёстким, сильным, чтобы отбросить его. И вдруг приходит понимание, что надо просто принять его, не сопротивляясь и не борясь ни с ним, ни с собой. И чернота проходит сквозь, окутывая и пытаясь сжать что-то, чего нет. Уйдя, темнота открывает огромную золотисто-розовую стену, замерцавшую. Из стену раздаётся Голос, сильный и добрый:
– С возвращением!
Стена на миг становится прозрачной и за ней мелькает добрая-добрая улыбка, и смеющиеся глаза, а потом тот же поток тянет назад, быстрее и быстрее, и хочется вечно падать так, быстро и плавно, в столбе тёплого яркого света. Потом полёт плавно прекратился и Тот ощутил, что лежит на чём-то твёрдом, прикрытый чем-то мягким, тёплым и почти невесомым.
Полежав немного, наслаждаясь непривычным непоколебимым радостным спокойствием, он медленно открыл глаза и уставился в низкий дощатый потолок. Потом он посмотрел по сторонам, радостно удивляясь новому, яркому и доброму восприятию окружения, и увидел рядом низкий топчан с откинутым в сторону меховым одеялом. И стены из жердей, облепленных листьями.
Эльфы! – подумал он и сладко, до хруста в костях и звона в голове, потянулся. Потянувшись, от чуть-чуть поёжился, блаженствуя от воздушной лёгкости тела, и вспомнил о Нейд.
Мгновенно откинув одеяло, он вскочил на ноги и еле устоял от звона и шума, ударивших изнутри. Он покачнулся и схватился за потолок тяжеловато-невесомой рукой, привыкая к стоянию. Потом, почувствовав, что что-то в нём не так, он глянул на себя и сначала увидел, а потом и ощутил, что на нём только штаны. И от этой наготы не было, как раньше, боязливо-холодно, а наоборот, было приятно и легко, как будто сбросил долгое время висевший груз.
Осторожно шагая, с каждым шагом всё увереннее, он подошёл к двери, и увидев, что за ними, облегченно-радостно замер, а потом прислонился к косяку, боясь спугнут гармонию увиденного.
В десятке шагов от хижины посреди большой поляны среди вековых дубов, прикрывающих её от тёмно синего неба, горел костёр, разгонявший предзакатные сумерки. Возле костра, о чём-то оживлённо болтая, сидели, почти целиком заполняя поляну, эльфы. Возле самого костра, смеясь чему-то, что ей рассказывал высокий седой эльф, сидела Нейд, почти неотличимая от эльфов в свете костра, окрасившим её волосы золотом и вложившим в глаза по кусочку тёмно-голубого чистого вечернего неба. Почувствовав его взгляд, она глянула в его сторону, и, как и он, замерла, очарованная. У входа в низкую хижину стоял серо-серебристый силуэт, от которого во все стороны растекались волны живого тепла и Силы. Силуэт оторвался от хижины и поплыл к костру. Он подошёл поближе и…
– Пламя костра влилось в каждый серебряный волос неземной шкуры волшебного зверя Тота и он, являя свое волшебство, запылал золотом. – обронил кто-то и вслед за Тотом все на поляне согнулись от хохота. В море смеха возникли чьи-то руки, притянувшие Тота ближе к костру. Они усадили его на брёвнышко, накинули на плечи невесомую куртку и сунули в руки кубок, в который он сразу же и уткнулся, к легкому недовольству Нейд, очень хотевшей заглянуть в его глаза.
– Эй, герой, столь длительными поклонами почитают только королев. – громко возвестил сосед Тот, перехвативший взгляд Нейд.
– Тотище, покажи мордочку! – расплылся над поляной нестройный хор. Могучие согнутые плечи под курткой что-то сотрясло, и он, отхлебнув из кубка живого летнего солнца, вымывшего из тела остатки веками копившейся грязи, поднял лицо. Нейд от неожиданности опешила. В каждой клеточке разгладившегося от морщин и кругов под глазами бронзового лица плескалась смущённая улыбка, детская и по-детски беззащитная и добродушная. И только в уголках смеющихся глаз, одинаково светло-карих, пряталась за морем доброты древняя-предревняя мудрость и великое всеобъемлющее понимание.
И Нейд, отбросив воспоминания о стенах огня и льда, через которые она прошла, обретая свою память, ответила морю доброты, омывающему берег мудрости, океаном веселья, способным утопить в себе всё, кроме высокого острова непоколебимого спокойствия.
Они, не отрываясь и не замечая ничего вокруг, смотрели друг другу в глаза сквозь пламя костра, соединявшего их, пока сквозь гомон голосов не прорвался громовой крик старейшины:
– Братья! Сёстры! Готовы ли они?!
– К чему? – хором спросили Тот и Нейд, отрывая взгляд друг от друга и глядя в молодое морщинистое лицо, расплывающееся в улыбке.
– Они ещё спрашивают! – возмутился кто-то в волне добродушного хохота, накрывшей поляну сразу после их вопроса. В волне барашками пены, проглянули нестройные, но похожие, как братья, Да!
– Тогда… Начнём!!! – голос старейшины громом прокатился по поляне, погасив все голоса и стали слышны звуки живой ночи – треск сверчков, шорох и крики ночных птиц и зверей и шелест ветра в вершинах деревьев.
– Тот, охотник на драконов и баронесса Так-Гроун, Вы, рождённые чистыми и свободными, сохранили ли вы внутри себя чистоту и свободу, несмотря на грязь, в которой вы бродили?
– Да! – помедлив, ответил Тот, отставляя кубок.
– Да! – эхом отозвалась Нейд, срывая с шей свой амулет, чтобы быть здесь и сейчас самой собой, а не частью чего-то.
– Я рад, дети мои. А готовы ли вы пройти испытание Чистой Любви?
Помедлив секунду, Тот и Нейд дружно кивнули. Старейшина так же молча улыбнулся и бросил в костёр горсть порошка, от которого пламя поутихло и стало ровным и сильным, окрасившись зелёно-синим.
– Если есть что-то, что может встать между вами, скажите это сейчас при всех.
Они повернулись к друг другу, и Тот, замешкавшись на мгновение, обронил:
– Я думал, что это никогда не произойдёт, и решил отдать свою жизнь и Силу, которая должна созидать, разрушению. Я убивал, и эти умершие, пустая трата меня, могут встать между нами, но я знаю это и этого не случится.
Нейд вздохнула в секундной тишине и продолжила:
– Я слишком ждала это и ожидая, я оттолкнула слишком многих, нанеся им боль, и отталкивать болью стало слишком привычным и это может встать между нами, но… – её голос дрогнул и из спокойно-торжественного стал торопливо-взволнованным -… какие тут клятвы и обещания!?! Тот, я люблю тебя!
– Я люблю тебя! – отозвался Тот, чуть вздрогнув, и что-то неслышное, качалось, затухая, через костёр, пока старейшина не сказал:
– Тогда протяните друг другу руки и посмотрим, пропустит ли их Зелёный свет, терпящий всё, кроме смерти.
Они медленно протянули друг другу руки и пламя, повинуясь их желанию, расступилось, и их руки соединились в самом сердце зелёного пламени и замерли, окутанные им.
– Танец! – крикнул кто-то, и их руки распались, повинуясь охватившему поляне движению. Через секунду они очутились в круге эльфов, освещённым мягким зелёным светом. И заиграла музыка.
На пульсирующее бульканье нескольких барабанов нанизалось всепроницающее гудение гигантский струн, ударивших и смолкнувших. Но не отдав тишине ни мига, в воздухе родилось еле ощутимое трепетание, рождённое прикосновением маленьких молоточков к парящим в воздухе серебряным чашам. Трепет проник внутрь, и, захватив, окунул в ледяную прорубь тонких струн, почти рвущихся от стремления пронзить лес своим плачем, и сразу же бросил в середину вулкана огромных духовых труб, чьё гудение взметнулось высоко вверх рёвом лесного пожара и отпустило, оставив в глубоком колодце неба, наполненном чмоканием барабанов и переливами больших колокольчиков. И на нервущуюся нить барабанов скользнул второй камешек, сотворённый невидимыми музыкантами, и, как создания одних и тех же мастеров, он были чем-то похожи друг на друга, но, как и любые камни любого ожерелья, отличались.
Первый камень они стояли, не в силах укрыться чарующим покрывалом музыки, а потом он и сделали первое неуверенное движение, и из глубин памяти большой волной набежало знание того, что нужно станцевать в музыке вечного ожерелья.
И они потекли, как река в полноводье, и с ударом барабана на мгновение застыли, чуть не касаясь друг друга, как единое изваяние Силы, знающей, что она и зачем она. Потом они вновь потекли, как будто разделённые тонкой стеной, не дающей им коснутся друг друга, и связанные тонкой нитью, не дающей им разойтись. Они вновь замерли, и вновь заструились, то скользя над землёй, просачиваясь в неё, то воспаряя высоко-высоко, и хватая небо полными горстями.
Танец Двух Змей…
Тот, взметнув вверх сплетённые руки, и замерев, как натянутая струна за миг до разрыва, почувствовал на своей щеке её дыхание, и в сплошном потоке света, заполнявшего его, скользнуло что-то тёмное, звериное, и, приблизившись, зашептало сбивчиво-жарко:
Женщина… схвати… сейчас… овладей… ты сильный… никто не остановит… Жаркая волна ударила в голову, рухнула вниз, гроза разбить разделявшую их стену.
По спине Нейд пробежал легкий сковывающих холодок, и чей-то подленький голосок шепнул:
Извиваешься, как рыночная шлюха, пытаясь завлечь самца. И не стыдно? Сейчас он тебя изнасилует и будет прав. И холодок, проникая всё глубже, впился в связывающую их незримую нить, готовый в любой мог порвать её.
Река танца, наткнувшись на остров, замедлила свой бег и забурлила, пытаясь восстановить течение. И вместе с дрожью, пришедшей в тела, когда они силой удержали движение, вспыхнуло понимание, что осколки разбитой стены вонзятся в сердце и останутся там навсегда, терзая болью, а разорванная нить свяжет по рукам и ногам, лишив возможности творить…
И он отринул в себе зверя.
И она разбила в себе лёд.
И они стремительным движением нагнали музыку и продолжили танец, ставший чуть мягче, сильнее и нежнее…
Потом были другие звери, подлые, жаркие, просящие и требующие, и другие стены льда, сковывающие, останавливающие, пожирающие тепло. Но они отступали и рушились, а вместе с ними исчезали и похоть, и брезгливость и холод.
Колодец, открытый из неба на поляну руками музыкантов, притянувшими ток Вечного Ожерелья и направившими его в инструменты, захлопнулся, оставив после себя звенящую отголосками мелодии тишину. Тот и Нейд постояли, прислушиваясь к той песне, что теперь играла и в них, а потом голос старейшины произнёс:
– Танец сделан!
Поляна взорвалась гулом голосов, радостных, наполненных жизнью. А они стояли, миг за мигом оттягивая то мгновение, когда их руки соединяться. Но прежде чем это случилось, по поляне вновь прокатился голос старейшины:
– Станцевавшие! Теперь вы вместе! – И вслед за ним хор голосов грянул:
– Я видел!!!
И не успело стихнуть невесть откуда взявшееся эхо, как музыканты заиграли что-то быстрое, воздушное, и Тот, поняв вдруг, что между ними не осталось ничего, подхватил расхохотавшуюся Нейд, и закружил по поляне в стремительных па. Поляна наполнилась танцующими, и ввысь, в темнеющее небо, наперекор сгущающейся над миром тьме взметнулся столб веселья и света.
Гинзли Так-Гроун сдул с маленького деревянного дракончика последние стружки и кинул очередной взгляд на лужайку, приткнувшуюся к стене замка. Взгляд его равнодушно скользнул мимо стройных фигурок нянечек и где-то в глубине он привычно уже порадовался, что трах занимал в его жизни не самое главное место, и после Слияния он смог таки перестроится, в отличие от многих, которые сдохли-таки от тоски, когда Слияние усосало со всего мира, как её назвали, трахическую силу. Правда, дочка что-то пыталась втолковать, что она с муженьком ничего ни у кого не усасывали, а просто вроде как пример подали, как надо, и теперь кто как ни изогнись – а только по любви и чтоб детей заиметь. Но ежели кто мешать вздумает – сразу же от тоски загибается, это то он сам видел. И хорошо, что видел. У самого потом и ума хватило и сердце заставлять не пришлось, когда притопал этот охотничек и дочку беременной привёл. Теперь вот только заскакивают на денёк, а так всё носятся, упорядочивают чего-то. А ему тут сиди…
Взгляд его упал на возившихся в траве близнецов.
Кассандра подняла светло-коричневую головку, волосы на которой уже начали виться и, хлопнув зелёными глазищами, засмеялась и помахала деду ручкой. Тейя оторвался от недостроенного замка и проследив, чем это занимается сестра, недоверчиво покосился на неё светло-карим глазом. Ну смеётся старый дедушка от счастья, Скоро же все такие будут. Вот только подрасту чуть-чуть и обязательно так сделаю.
Нейд, лишившись стены из двух лезвий, прокладывающих ей дорогу, остановилась, а вместе с ней остановился и Тот и бегущие за ними драгонины. Тот бросил взгляд на площадь и скорее почувствовал, чем увидел, волны злобы, идущие от высокой чёрной фигуры, вышедшей на площадь с другой стороны.
На мгновение всё замерло, и расстояние исчезло, и Тот отчётливо увидел большую чёрную голову без ушей и носа, и длинные узкие желтые глаза. Он вонзил в дракона взгляд, и хотел было последовать за своим взглядом, но тут ощутил рядом дыхание Нейд, увидел радом с драконом десяток больших драгонинов и понял, что убить её сможет только ценой её жизни. Мгновение он колебался, а потом медленно вытянул руку с топором в сторону дракона и резко повернул черное от крови лезвие.
Дракон вскинул арбалет, и стрела, звякнув по подставленному топору, ушла вверх. Тот ещё раз глянул на дракона. перевел взгляд на Нейд, бросил:
– Вперёд!
Она оторвала взгляд от дракона и помчалась вслед за Тотом, еле успевая держаться за его спиной. Тот, прыгая с ноги на ногу, нёсся к воротам, оставляя за собой тела с отрубленной головой, рукой или просто получившие могучий пинок.
По улицам они пронеслись беспрепятственно, но в распахнутых воротах пятидесятиметровой башни их ожидал отряд из полусотни человек. Тот, увидевший их шагов за сотню, на бегу прохрипел:
– Держись справа, и не отстань, когда поверну.
Вместе со словами из его гуди вырвалось бульканье, и Нейд поняла, насколько тяжело ему бегать с отравленными легкими. От жалости она чуть не прозевала момент, когда Тот резко повернул в сторону и, промелькнув в паре шагов перед оскаленными мордами, стремительно стал взлетать на по лестнице, ведущёй на стену. Взмахом меча отпугнув первого опомнившегося ящера, она бросилась догонять Тота. Сзади раздалось шипение, заставившее её наддать и нагнать Тота в тот момент. когда он выпрыгивал на стену. На стене было почти пусто, не считая пары арбалетчиков, бегущих к ним из башни, маячившей далеко справа. Но обещало стать очень многоящерно – по всем лестницам на стены заливался поток серо-зелёных тел. Осмотревшись, Тот выхватил из воздуха пару стрел, запущенных откуда-то из бегущей к ним снизу толпы, и шепнул Нейд:
– Через башню и к реке.
Он прыгнул к двери в башни. Дверь распахнулась и оттуда шагнул драгонин с арбалетом. Остриё стрелы смотрело в грудь Тота. Сердце Нейд сильно ёкнуло, и она, споткнувшись, стала падать на каменные плиты стены. Падая, она увидела, как арбалетный болт, пробивающий насквозь любые доспехи, стукнулся о чешую Тотовой куртки и, сбив его с ног, отскочил. Падая, Тот с тихим рычанием провел рукой по поясу и дёрнул ею. В глазу ошеломлённого драгонина выросла рукоятка ножа и он стал медленно оседать. Тот с лязгом впечатался в каменный пол и замер, тихонько рыча.
Не успев ничего подумать, только поняв. что он упал и не встаёт, Нейд, забыв о драгонинах, не вставая кинулась к нему, чувствуя. что если… то это всё…
Но прежде чем она до него добралась, он медленно сел и, булькая и шипя, тяжело вздохнул. В следующее мгновение он уже ловил меч драгонина, выскочившего с лестницы.
– В башню! – булькнул он, сбрасывая противника обратно на лестницу. Глянув на Тота, и увидев стремительно зеленеющее под пятнами крови лицо и провалы темноты под бровями, она как-то незаметно для себя очутилась на ногах и проскользнула в двери башни. Тот прыгнул вслед за ней, и, обернувшись в дверях к набегающей толпе, как-то сгорбился и раздался вширь, а потом выкрикнул в сену тел что-то, от чего передние замерли, а задние замедлили шаг. Нейд окаменела от этого крика и не смогла двинуться, пока Тот не захлопнул дверь и, схватив её за руку, побежал сквозь большой зал башни к другой двери. Рука у него была холодная и тянула тепло, как могила.
– Тот, что это было? – торопливо спросила она, когда они на секунду замерли перед дверью. Он повернул к ней старое-старое лицо и прошептал:
– Голос Силы. Им очень трудно останавливать.
– Ясно. А что мы теперь?
– В реку… – навалившись плечом на дверь, он вывалился на стену, прямо на мечи драгонинов. Лезвия скрежетнули по куртке, свистнувший топор снёс несколько голов и рук и стена тёмно-зелёных тел, ощетинившихся лезвиями, отхлынула от двери на пару шагов.
Нейд посмотрела на лес лезвий, из которого сверкали жёлтые глаза и с опустошающим облегчением подумала, что прорваться им всё-таки не удастся. Она встала радом со сгорбившимся и вросшим в стену Тотом и подумала, что хорошо бы умереть одновременно.
Толпа драгонинов пришла в движение и, раздавшись, выдавила из себя кольцо больших чёрных ящеров, в середине которого шёл дракон. Кольцо распалось, оттесняя остальных драгонинов. Тот, Нейд и дракон остались лицами к морде в двух шагах друг от друга.
– Тот, охотник на меня. – гулко и неожиданно чисто и низко сказал дракон, складывая руки на груди и похлопывая кончиком хвоста по камня. Нейд глянула на него и отвела глаза. радуясь, что эти жёлтые огоньки ищут что-то не в ней, а под нависающими бровями. – Что ж, польщён, польщён…
– Нейд, дай руку. – глухо пробулькал Тот, протягивая левую руку назад. Она шагнула к нему и, переложив меч в левую реку, правой взяла его ладонь и крепко-крепко сжала. Его рука сразу стала теплеть, а он стал разгибаться, как будто из дыр в невидимом мешке, лежащем у него на его плечах вытекал песок.
– А! Думаешь, сможешь построить спарку? Я думаю, вряд ли. А кстати, ты смог бы её убить? – дракон растянул в усмешке щель рта и тихонько зашипел.
– Её-нет-тебя-да. – вбил в воздух Тот и добавил: – Латинаригоста, ты слишком самоуверен, чтобы прожить долго.
Дракон чуть вздрогнул, и расшипевшись, ответил:
– Очень приятно, что ты знаешь моё имя, но я – само уверен, а ты сам себя убьешь своими сомнениями и…
Он разжал руки и на камни упал маленький шарик, хлопнувший и выбросивший облако дыма. Тот прыгнул в сторону, толкнув Нейд в другую, а когда дым рассеялся, Тот увидел перед дверью двух Нейд. В глазах то темнело, то просветлялось, но он ясно видел, что они выглядят одинаково. Взрыкнув и задрожав от волны ярости и впервые остановив топор, когда ему хотелось рубить, он сделал шаг вперёд.
Обе Нейд одновременно махнули мечами, звякнув ими, отскочили на шаг назад и крикнули:
– Это я! А, дерьмо, Тот, это я! – и нервно закусили губы, уставившись друг на друга.
Тот поиграл желваками, глядя то на одну то на другую, а потом усмехнулся, засунул топор за спину и стал набивать трубочку. Аппетитно вцепившись в неё зубами, он сказал, высекая огонь:
– Лати, я хочу тебя огорчить: ты ещё не научился копировать чувства, так что пока у тебя писька не намокла, кончай придуриваться, а то искривлю.
– Чего? – возмущённо спросили Нейд, опуская мечи и поворачиваясь к Тоту.
– Понимаешь, – Тот прикурил, и уставившись на одну из Нейд, продолжал: – Лати отражает действия. но он не может отобразить чувства – кишка у них, ящеров, на это толстая. А если он будет держать зеркало, я его просто искривлю и все его солдаты, да и ты тоже, помрут со смеху. Ну так как, Хат, хочешь? – спросил он, поворачиваясь к другой Нейд.
Воздух стал быстро-быстро густеть и затвердев вокруг второй Нейд, задрожал и распался, открыв вместо Нейд полуобнаженную амазонку. Тот наслаждался отдыхом, с каждым вздохом наполняя руки и плечи легкостью, вытесняющей ядовитую тяжесть. Затянувшись, он с кислой рожей посмотрел на копну рыжих волос, на большие зелёные глаза и пухлые губы, скользнул взглядом к ногам, задержавшись на высокой острой груди. Медленно вынув трубку из жадно обнимавших её губ, он послал на носок окованного сталью сапожка смачный плевок.
– Бессилия тебе, дерьмоед! – рявкнула амазонка, скосив глаза вниз и увидев, что весь носок её сапожка заляпан. – Ты что, совсем обкурился?
– Ага. – подтвердил Тот, и подумав, как всё это выглядит, расплылся в улыбке.
– Тот! – крикнула Нейд, шагая к нему, – это же морок, ты же видишь! Сделай же что-нибудь!
– Конечно-конечно. – согласился Тот, и, весело булькнув, прыгнул к амазонке и смачно хлопнул её по попе. Амазонка с воплем ярости отпрыгнула и выхватив меч, завопила:
– Только попробуй ещё раз…
– А чё пробовать-то? Я просто сделаю – радостно возмутился Тот, и шагнул вперёд, раздумывая, успеет ли он отбить меч, если он не угадал. Нейд с воплем прыгнула к амазонке и рубанула с плеча. Амазонка подставила меч. Раздался глухой удар, скрежет, звон лезвия по камням. Амазонка застыла, глядя на два лезвия над головой– меча Нейд и остановивший его кинжал Тот
– Правда весело? – спросил Тот обоих девушек. Плавно отбросив амазонку, он пнул Нейд по колену и выхватил топор. Воздух дрогнул, и на месте Нейд очутился дракон, а сама она возникла на месте амазонки.
– Чтоб ты сгнил в дерьме, съеденный червями! – прошипел Лат, стоя на одной ноге и болтая другой.
– Спасибо. И тебе побольше здоровья.
Нейд тупо посмотрела на остатки меча в своих руках, бросила его и сжала виски и застонала от сверлящей их боли. Тот вынул трубку, и сунув её за пояс, подошел к Нейд и положил руку ей на голову. От его руки потекло тепло и боль сразу же уменьшилась.
– Ну что, Лати? – Тот быстро массировал Нейд голову и каждое прикосновение говорило ему, что сейчас не время умирать. – Видишь, ты не самый хитрожопый. Может, тебе ещё надо показать, что ты не самый сильный, или ты сразу признаешь, что я тебя сильнее?
Дракон на миг застыл от такой наглости, и прыгнул к Тоту, замахиваясь длинным мечём. Меч стал падать, окутываясь слабым жёлтым свечением. Навстречу вылетел синеющий топор. Разгораясь всё ярче и ярче, они сшиблись. Грохот, звон, сине-жёлтая вспышка. Тот и Лати закружились в стремительном танце, разукрашенном сине-жёлтым пламенем и молниеносными движениями.
Нейд с трудом оторвав взгляд от танцующих, опустила его под ноги, подобрала чей-то меч, тяжёлый и неудобный, и придвинулась ближе к ним. Глядя на них, она видела только что они дерутся и не более – меч и топор почти исчезли, превратившись в серо-синюю и чёрно-жёлтую молнии, немыслимыми путями мелькающие во всех направлениях. Приглядевшись, Нейд увидела, что в этом танце ведёт все же Тот, понемножку продвигавшийся к стене над рекой.
Толпа драгонинов отступала, давая двубойцам место на узкой, в пять шагов, стене, и Нейд, держа меч наготове против случайного выпада, шла за Тотом и Лати.
Тот, кое-как заставляя тело двигаться, очень экономно шевелил топором. Лат был очень быстр и черный меч уже разрубил на куртке несколько чешуек. И Тот выжимал всё, что мог, из величины своего топора, двигая его чуть влево, вверх, направо, выпад, вверх, и шаг за шагом приближаясь к реке. И ещё он опасался, что Лат, которого он разозлил, скоро успокоится и тогда просто спрячется за спинами своих. А дыхания дразнить его не было – внутри и так всё булькало и хрипело.
Шажок вперёд, перекат вбок, поворот, прыжок назад, и Тот оказался у стены. Он на пол секунды отвлёкся от Лати, и с облегчением заметил, что Нейд проскользнула вперёд и уже готова сигануть в реку. Пора. – подумал он и стиснув зубы, чтобы не кричать, поймал выпад Лати между лезвий топора и огромным усилием крутанул топорище вверх-влево. Хат потянулся за скованным мечём и налетел лбом на острый конец топорища. С шипением выпустив меч который, освободившись, улетел далеко вбок, он прижал ладонь ко лбу. Тот мгновенно замахнулся топором. Вместо Лати перед ним стояла плачущая Нейд с раной во лбу, из которой хлестала кровь. Топор на мгновение замер и этого мгновения Лати хватило, чтобы выхватить маленькую иглу и, шагнув вперёд, ткнуть ею в незащищённую шею Тота.
От дикой боли Тот взвыл, а Лати, отпрыгнув назад, завопил:
– Убейте их!
Сквозь растекающийся от укола по всему телу багрово-жёлтый мрак Тот увидел, как драгонины, отошедшие на десяток шагов, вздрогнули и с визгом и шипением кинулись к нему. Но сквозь визг и шипение пробился звонкий, сильный, чуть дрожащий голос:
– Тот, я люблю тебя!
По телу прокатилась волна холодной чистой силы, отодвинувшая мрак, и он выпрямившись и ощутив бурление в руках и ногах, бросил взгляд на Лати, подскочил к Нейд, схватил её в охапку и крепко-крепко прижав к себе, прыгнул со стены. Прежде чем они ударились об воду, он успел ей шепнуть:
– Я тоже…
Удар об воду оглушил их, и оказавшись под водой, он, борясь с жарким бессилием от яда, кое-как сообразил, что надо выплыть на тот берег, и плыть надо под водой. Потом что-то било его в спину, царапало по ноге, чьи-то сильные мягкие руки помогали ему плыть, а потом, держали его и голос, настойчивый, просящий и умоляющий, заставлял его идти. Последнее, что он запомнил – большие, очень печальные зелёные глаза, в глубине которых плескался океан покоя, в который он сразу же и скользнул.
Глава 6
Зелёная вспышка, поглощающая всё естество, красные молнии, пронзающие и раскалывающие её со страшным грохотом, сотрясающим до основания. За расколотой зелёной стеной открывается огромный бесконечный синевато-зелёный тоннель, по стенам которого пробегают золотистые отблески. Быстрый сильный поток заносит в туннель и несёт по нему. В гибкие стены тоннеля вжимаются снаружи, стремясь заглянуть внутрь, лица, и поток подносит то к одной то к другой страшной сине-золотистой маске, которая выкрикивает что-то, что остаётся извне, и исчезает, не докричавшись. А поток всё ускоряется и ускоряется, и от собственного бессилия становится жутко и страх охватывает всё, и сжимает, сковывает, а потом вдруг исчезает, увиденный и понятый. Страх остановки. Остаётся только спокойное ожидание конца полёта. Поток выносит в огромное, необъятное пространство, и исчезает, оставив один на один с пустотой. Пустота, полная, абсолютная, давит, давит и тянет во все стороны. И хочется отвернуться, чтобы не потеряться, чтобы быть хоть чем-нибудь. И понятая и принятая, пустота рушится, оставив сгусток темноты, кроме которого ничего не видно, потому что ни на что, кроме него, смотреть нельзя. И этот сгусток, сосредоточие зла и разрушения, тянется, надвигается, чтобы уничтожить, сковать, разрушить. И хочется стать жёстким, сильным, чтобы отбросить его. И вдруг приходит понимание, что надо просто принять его, не сопротивляясь и не борясь ни с ним, ни с собой. И чернота проходит сквозь, окутывая и пытаясь сжать что-то, чего нет. Уйдя, темнота открывает огромную золотисто-розовую стену, замерцавшую. Из стену раздаётся Голос, сильный и добрый:
– С возвращением!
Стена на миг становится прозрачной и за ней мелькает добрая-добрая улыбка, и смеющиеся глаза, а потом тот же поток тянет назад, быстрее и быстрее, и хочется вечно падать так, быстро и плавно, в столбе тёплого яркого света. Потом полёт плавно прекратился и Тот ощутил, что лежит на чём-то твёрдом, прикрытый чем-то мягким, тёплым и почти невесомым.
Полежав немного, наслаждаясь непривычным непоколебимым радостным спокойствием, он медленно открыл глаза и уставился в низкий дощатый потолок. Потом он посмотрел по сторонам, радостно удивляясь новому, яркому и доброму восприятию окружения, и увидел рядом низкий топчан с откинутым в сторону меховым одеялом. И стены из жердей, облепленных листьями.
Эльфы! – подумал он и сладко, до хруста в костях и звона в голове, потянулся. Потянувшись, от чуть-чуть поёжился, блаженствуя от воздушной лёгкости тела, и вспомнил о Нейд.
Мгновенно откинув одеяло, он вскочил на ноги и еле устоял от звона и шума, ударивших изнутри. Он покачнулся и схватился за потолок тяжеловато-невесомой рукой, привыкая к стоянию. Потом, почувствовав, что что-то в нём не так, он глянул на себя и сначала увидел, а потом и ощутил, что на нём только штаны. И от этой наготы не было, как раньше, боязливо-холодно, а наоборот, было приятно и легко, как будто сбросил долгое время висевший груз.
Осторожно шагая, с каждым шагом всё увереннее, он подошёл к двери, и увидев, что за ними, облегченно-радостно замер, а потом прислонился к косяку, боясь спугнут гармонию увиденного.
В десятке шагов от хижины посреди большой поляны среди вековых дубов, прикрывающих её от тёмно синего неба, горел костёр, разгонявший предзакатные сумерки. Возле костра, о чём-то оживлённо болтая, сидели, почти целиком заполняя поляну, эльфы. Возле самого костра, смеясь чему-то, что ей рассказывал высокий седой эльф, сидела Нейд, почти неотличимая от эльфов в свете костра, окрасившим её волосы золотом и вложившим в глаза по кусочку тёмно-голубого чистого вечернего неба. Почувствовав его взгляд, она глянула в его сторону, и, как и он, замерла, очарованная. У входа в низкую хижину стоял серо-серебристый силуэт, от которого во все стороны растекались волны живого тепла и Силы. Силуэт оторвался от хижины и поплыл к костру. Он подошёл поближе и…
– Пламя костра влилось в каждый серебряный волос неземной шкуры волшебного зверя Тота и он, являя свое волшебство, запылал золотом. – обронил кто-то и вслед за Тотом все на поляне согнулись от хохота. В море смеха возникли чьи-то руки, притянувшие Тота ближе к костру. Они усадили его на брёвнышко, накинули на плечи невесомую куртку и сунули в руки кубок, в который он сразу же и уткнулся, к легкому недовольству Нейд, очень хотевшей заглянуть в его глаза.
– Эй, герой, столь длительными поклонами почитают только королев. – громко возвестил сосед Тот, перехвативший взгляд Нейд.
– Тотище, покажи мордочку! – расплылся над поляной нестройный хор. Могучие согнутые плечи под курткой что-то сотрясло, и он, отхлебнув из кубка живого летнего солнца, вымывшего из тела остатки веками копившейся грязи, поднял лицо. Нейд от неожиданности опешила. В каждой клеточке разгладившегося от морщин и кругов под глазами бронзового лица плескалась смущённая улыбка, детская и по-детски беззащитная и добродушная. И только в уголках смеющихся глаз, одинаково светло-карих, пряталась за морем доброты древняя-предревняя мудрость и великое всеобъемлющее понимание.
И Нейд, отбросив воспоминания о стенах огня и льда, через которые она прошла, обретая свою память, ответила морю доброты, омывающему берег мудрости, океаном веселья, способным утопить в себе всё, кроме высокого острова непоколебимого спокойствия.
Они, не отрываясь и не замечая ничего вокруг, смотрели друг другу в глаза сквозь пламя костра, соединявшего их, пока сквозь гомон голосов не прорвался громовой крик старейшины:
– Братья! Сёстры! Готовы ли они?!
– К чему? – хором спросили Тот и Нейд, отрывая взгляд друг от друга и глядя в молодое морщинистое лицо, расплывающееся в улыбке.
– Они ещё спрашивают! – возмутился кто-то в волне добродушного хохота, накрывшей поляну сразу после их вопроса. В волне барашками пены, проглянули нестройные, но похожие, как братья, Да!
– Тогда… Начнём!!! – голос старейшины громом прокатился по поляне, погасив все голоса и стали слышны звуки живой ночи – треск сверчков, шорох и крики ночных птиц и зверей и шелест ветра в вершинах деревьев.
– Тот, охотник на драконов и баронесса Так-Гроун, Вы, рождённые чистыми и свободными, сохранили ли вы внутри себя чистоту и свободу, несмотря на грязь, в которой вы бродили?
– Да! – помедлив, ответил Тот, отставляя кубок.
– Да! – эхом отозвалась Нейд, срывая с шей свой амулет, чтобы быть здесь и сейчас самой собой, а не частью чего-то.
– Я рад, дети мои. А готовы ли вы пройти испытание Чистой Любви?
Помедлив секунду, Тот и Нейд дружно кивнули. Старейшина так же молча улыбнулся и бросил в костёр горсть порошка, от которого пламя поутихло и стало ровным и сильным, окрасившись зелёно-синим.
– Если есть что-то, что может встать между вами, скажите это сейчас при всех.
Они повернулись к друг другу, и Тот, замешкавшись на мгновение, обронил:
– Я думал, что это никогда не произойдёт, и решил отдать свою жизнь и Силу, которая должна созидать, разрушению. Я убивал, и эти умершие, пустая трата меня, могут встать между нами, но я знаю это и этого не случится.
Нейд вздохнула в секундной тишине и продолжила:
– Я слишком ждала это и ожидая, я оттолкнула слишком многих, нанеся им боль, и отталкивать болью стало слишком привычным и это может встать между нами, но… – её голос дрогнул и из спокойно-торжественного стал торопливо-взволнованным -… какие тут клятвы и обещания!?! Тот, я люблю тебя!
– Я люблю тебя! – отозвался Тот, чуть вздрогнув, и что-то неслышное, качалось, затухая, через костёр, пока старейшина не сказал:
– Тогда протяните друг другу руки и посмотрим, пропустит ли их Зелёный свет, терпящий всё, кроме смерти.
Они медленно протянули друг другу руки и пламя, повинуясь их желанию, расступилось, и их руки соединились в самом сердце зелёного пламени и замерли, окутанные им.
– Танец! – крикнул кто-то, и их руки распались, повинуясь охватившему поляне движению. Через секунду они очутились в круге эльфов, освещённым мягким зелёным светом. И заиграла музыка.
На пульсирующее бульканье нескольких барабанов нанизалось всепроницающее гудение гигантский струн, ударивших и смолкнувших. Но не отдав тишине ни мига, в воздухе родилось еле ощутимое трепетание, рождённое прикосновением маленьких молоточков к парящим в воздухе серебряным чашам. Трепет проник внутрь, и, захватив, окунул в ледяную прорубь тонких струн, почти рвущихся от стремления пронзить лес своим плачем, и сразу же бросил в середину вулкана огромных духовых труб, чьё гудение взметнулось высоко вверх рёвом лесного пожара и отпустило, оставив в глубоком колодце неба, наполненном чмоканием барабанов и переливами больших колокольчиков. И на нервущуюся нить барабанов скользнул второй камешек, сотворённый невидимыми музыкантами, и, как создания одних и тех же мастеров, он были чем-то похожи друг на друга, но, как и любые камни любого ожерелья, отличались.
Первый камень они стояли, не в силах укрыться чарующим покрывалом музыки, а потом он и сделали первое неуверенное движение, и из глубин памяти большой волной набежало знание того, что нужно станцевать в музыке вечного ожерелья.
И они потекли, как река в полноводье, и с ударом барабана на мгновение застыли, чуть не касаясь друг друга, как единое изваяние Силы, знающей, что она и зачем она. Потом они вновь потекли, как будто разделённые тонкой стеной, не дающей им коснутся друг друга, и связанные тонкой нитью, не дающей им разойтись. Они вновь замерли, и вновь заструились, то скользя над землёй, просачиваясь в неё, то воспаряя высоко-высоко, и хватая небо полными горстями.
Танец Двух Змей…
Тот, взметнув вверх сплетённые руки, и замерев, как натянутая струна за миг до разрыва, почувствовал на своей щеке её дыхание, и в сплошном потоке света, заполнявшего его, скользнуло что-то тёмное, звериное, и, приблизившись, зашептало сбивчиво-жарко:
Женщина… схвати… сейчас… овладей… ты сильный… никто не остановит… Жаркая волна ударила в голову, рухнула вниз, гроза разбить разделявшую их стену.
По спине Нейд пробежал легкий сковывающих холодок, и чей-то подленький голосок шепнул:
Извиваешься, как рыночная шлюха, пытаясь завлечь самца. И не стыдно? Сейчас он тебя изнасилует и будет прав. И холодок, проникая всё глубже, впился в связывающую их незримую нить, готовый в любой мог порвать её.
Река танца, наткнувшись на остров, замедлила свой бег и забурлила, пытаясь восстановить течение. И вместе с дрожью, пришедшей в тела, когда они силой удержали движение, вспыхнуло понимание, что осколки разбитой стены вонзятся в сердце и останутся там навсегда, терзая болью, а разорванная нить свяжет по рукам и ногам, лишив возможности творить…
И он отринул в себе зверя.
И она разбила в себе лёд.
И они стремительным движением нагнали музыку и продолжили танец, ставший чуть мягче, сильнее и нежнее…
Потом были другие звери, подлые, жаркие, просящие и требующие, и другие стены льда, сковывающие, останавливающие, пожирающие тепло. Но они отступали и рушились, а вместе с ними исчезали и похоть, и брезгливость и холод.
Колодец, открытый из неба на поляну руками музыкантов, притянувшими ток Вечного Ожерелья и направившими его в инструменты, захлопнулся, оставив после себя звенящую отголосками мелодии тишину. Тот и Нейд постояли, прислушиваясь к той песне, что теперь играла и в них, а потом голос старейшины произнёс:
– Танец сделан!
Поляна взорвалась гулом голосов, радостных, наполненных жизнью. А они стояли, миг за мигом оттягивая то мгновение, когда их руки соединяться. Но прежде чем это случилось, по поляне вновь прокатился голос старейшины:
– Станцевавшие! Теперь вы вместе! – И вслед за ним хор голосов грянул:
– Я видел!!!
И не успело стихнуть невесть откуда взявшееся эхо, как музыканты заиграли что-то быстрое, воздушное, и Тот, поняв вдруг, что между ними не осталось ничего, подхватил расхохотавшуюся Нейд, и закружил по поляне в стремительных па. Поляна наполнилась танцующими, и ввысь, в темнеющее небо, наперекор сгущающейся над миром тьме взметнулся столб веселья и света.
Эпилог
Гинзли Так-Гроун сдул с маленького деревянного дракончика последние стружки и кинул очередной взгляд на лужайку, приткнувшуюся к стене замка. Взгляд его равнодушно скользнул мимо стройных фигурок нянечек и где-то в глубине он привычно уже порадовался, что трах занимал в его жизни не самое главное место, и после Слияния он смог таки перестроится, в отличие от многих, которые сдохли-таки от тоски, когда Слияние усосало со всего мира, как её назвали, трахическую силу. Правда, дочка что-то пыталась втолковать, что она с муженьком ничего ни у кого не усасывали, а просто вроде как пример подали, как надо, и теперь кто как ни изогнись – а только по любви и чтоб детей заиметь. Но ежели кто мешать вздумает – сразу же от тоски загибается, это то он сам видел. И хорошо, что видел. У самого потом и ума хватило и сердце заставлять не пришлось, когда притопал этот охотничек и дочку беременной привёл. Теперь вот только заскакивают на денёк, а так всё носятся, упорядочивают чего-то. А ему тут сиди…
Взгляд его упал на возившихся в траве близнецов.
Кассандра подняла светло-коричневую головку, волосы на которой уже начали виться и, хлопнув зелёными глазищами, засмеялась и помахала деду ручкой. Тейя оторвался от недостроенного замка и проследив, чем это занимается сестра, недоверчиво покосился на неё светло-карим глазом. Ну смеётся старый дедушка от счастья, Скоро же все такие будут. Вот только подрасту чуть-чуть и обязательно так сделаю.