Страница:
Кейт побарабанила по потертой пластиковой ручке старенькой тележки и свернула в проход с консервами.
– Неужели? А почему ты так уверен?
– Потому что ты заходишься.
– Я не захожусь.
Но, конечно, сын был прав. Она и впрямь заходилась. Вечерами бродила по комнатам, подолгу стояла у окна и нередко ложилась, когда на паромных терминалах уже гасли огни. Именно в это время ей становилось невыносимо одиноко и страшно. Именно в это время Кейт-оптимистка проваливалась в бездну отчаяния. Будь у нее влечение к спиртному, именно в это время она тянулась бы к бутылке. L'heure bleue[3], так называют французы этот час между тьмой и рассветом. В этот час маска бодрости, веселости, жизнерадостности спадала, и Кейт уступала тому, что сама ненавидела, – депрессии. То был час раздумий, размышлений о том, где она и куда пойдет дальше. То был час, когда главная задача – вырастить Аарона – представлялась слишком трудной, почти невыполнимой. И каждое утро, к рассвету, она выползала из ямы отчаяния и встречала день, готовая идти дальше.
– Покупать надо продукты, помеченные стакером «ЖД», – посоветовал Аарон, указывая на черно-зеленый ярлычок под полкой с консервированным тунцом.
Кейт поспешно, словно банка с альбакором[4] тяпнула ее за палец, вернула консервы на место.
– Почему, скажи на милость, ты так говоришь?
– Чандлер рассказывал, что у его мамы тонны продуктов с этой этикеткой – «Для женщин и детей», – объяснил Аарон. – Это фи… феде… в общем, какая-то программа для бедняков.
– Мы не бедняки, – отрезала Кейт, даже не заметив, что повысила голос.
Какой-то мужчина в конце прохода обернулся и посмотрел на нее. Нет, не какой-то, а тот самый, которого она видела чуть раньше на парковочной стоянке. Только теперь он был ближе. Густая щетина не помешала рассмотреть четкую линию волевого подбородка. Солнцезащитные очки уступили место обычным, в роговой оправе, с обмотанной скотчем дужкой. В то мгновение, когда их взгляды встретились, Кейт успела заметить, что глаза у него цвета выдержанного виски. Он что же, лузер? Компьютерный фанат?
Кейт отвернулась, пряча вспыхнувшее лицо, и покатила тележку в другом направлении.
– Видишь? Вот почему ты никогда сама работу не бросишь. Ты слишком смущаешься из-за того, что мы бедные.
– Мы не… – Она осеклась, медленно и глубоко вдохнула. Надо успокоиться. – Послушай, дружок. У нас все нормально. Даже лучше чем нормально. В газете у меня не было никаких надежд на продвижение, так что в любом случае подошло время что-то менять.
– Так мы бедные или нет? Мог бы и потише говорить.
– Нет, нет, – заверила его Кейт.
Вообще-то ее зарплаты в газете едва хватало на жизнь, и большую часть дохода она получала от сдачи в аренду доставшейся от отца недвижимости. И все же работа значила для нее многое. Кейт была обозревателем, колумнистом и теперь, когда ее сократили, чувствовала себя так, словно из-под ног выдернули коврик.
– Просто нам придется провести все лето вместе, вдвоем. – Она посмотрела на сына и, прежде чем выражение на его лице стало совсем уж несчастным, спросила: – У тебя с этим какие-то проблемы?
– Да. – Он лукаво улыбнулся. – Может быть.
– Какой хитрец. – Она натянула ему на глаза козырек бейсболки и подтолкнула вперед. Господи, оглянуться не успеешь, как твой рыженький, с конопушками малыш станет одного с тобой роста.
Настроение у него сменилось совершенно неожиданно, без какой-либо видимой причины.
– Тупое лето! – взорвался он, и глаза вдруг превратились в узенькие щелочки, а щеки побледнели. – Еще одно тупое, скучное лето! И зачем я только поехал!
– Аарон, не начинай…
– Я и не начинаю. – Он сорвал бейсболку и бросил на пол посреди прохода.
– Вот и хорошо. – Ей стоило немалых усилий не сорваться. – Мне нужно сделать покупки. Чем скорее мы закончим, тем быстрее попадем к озеру.
– Ненавижу озеро.
Надеясь, что они не привлекли к себе ненужного внимания, Кейт объехала сына и торопливо покатила тележку дальше. Ее только что не трясло. Главное – не сдаться, не уступить, не позволить, чтобы его неспособность контролировать свое поведение управляла ею. Когда же это кончится? Она консультировалась с докторами и психологами, прочла сотни книг и статей на эту тему, но никто так и не смог помочь ей решить эту проблему. Пока что самым эффективным представлялось время. Минуты растягивались до бесконечности, пока Кейт ходила туда-сюда по рядам, совершенно не обращая внимания на сына. Порой она отчаянно жалела, что не может забраться к нему в голову, найти источник боли и как-то все поправить. Но для тех невидимых ран, что он носил в себе, не было ни лейкопластыря, ни мази. Люди, исполненные самых благих намерений, желающие ей только добра, в один голос говорили, что мальчику нужен отец. Еще бы! Голос у нее за спиной прозвучал тихо, покаянно.
– Мам, прости. Я больше не буду. Не буду беситься и кричать.
– Надеюсь. – Сердце ее разрывалось, как случалось всякий раз, когда они ссорились. – Когда ты выходишь из себя и кричишь, это ужасно неловко и горько.
– Знаю. Прости, – повторил он.
В запасе у нее была по меньшей мере дюжина стратегий дальнейшего поведения. Но они провели целых три часа в дороге, добираясь сюда из Сиэтла, и теперь Кейт не терпелось как можно скорее вернуться в коттедж.
– Нам нужна маршмеллоу[5].
Сын облегченно выдохнул, лицо его смягчилось, и он снова стал самим собой, покладистым, добродушным Аароном, таким, каким его слишком редко видели учителя в школе. Гроза налетела, но быстро прошла, не оставив горького послевкусия.
– Пойду поохочусь, – сказал он.
За те годы, что они приезжали сюда, у них выработались некоторые традиционные ритуалы, уходившие корнями в древние, мистические знания. Некоторые вещи всегда делались с соблюдением определенных правил. Приготовление маршмеллоу было одним из таких ритуалов. Так, крекеры полагалось брать только медовые и уж никак не коричные, а пастилу следовало закатывать в миниатюрные конфетки М & M's. Никакие другие варианты не проходили. В тот вечер, когда готовили маршмеллоу, все обязательно разгадывали шарады на берегу. Кейт попыталась мысленно составить список прочих традиционных развлечений и вздохнула – как бы чего не упустить. К ужину непременно созывали ударом в висящий над крыльцом старый корабельный колокол. В начале июле в скособоченном придорожном киоске покупались фейерверки для празднования Четвертого июля. В день летнего солнцестояния из чулана доставали покрытый паутиной набор для крокета и играли ровно до заката, до десяти вечера, причем с таким азартом, словно на кону стояла чья-то жизнь. Если шел дождь, на свет божий извлекалась доска для скрэббла, что не мешало страстям бушевать с не меньшей силой. Этим летом подросшему Аарону предстояло освоить искусство «хартс» и виста, хотя Кейт и сомневалась, что при наличии всего двух игроков у них что-то получится.
Все эти традиции были изобретены еще до появления Кейт на свет и передавались из поколения в поколение со всей торжественностью, подобающей древнему обряду. Она давно заметила, что и Аарон, и дети Фила приняли эти обычаи как нечто важное и стали горячими их приверженцами.
Аарон вернулся с пакетиком М & M's, пастилой и крекерами.
– Спасибо, – сказала Кейт, бросая их в тележку. – Думаю, на первое время хватит. – Двигаясь по последнему проходу, она снова заметила парня в зеленовато-желтой бейсболке с эмблемой «Джон Дир» у отдела с рыболовными принадлежностями. На этот раз на него обратил внимание и Аарон. Несколько секунд мальчик смотрел на незнакомца не отрывая глаз. Когда тот сунул большой палец в задний карман джинсов, Аарон машинально сделал то же самое. Чем старше, тем больше он идентифицировал себя с мужчинами, даже чужими, как этот незнакомец в магазине.
Кейт вдруг поймала себя на том, что и сама исподтишка присматривается к незнакомцу. Самым поразительным в нем было странное сочетание откровенной мужской сексуальности и грубоватости, характерной для обитателя захолустья. Интересно, не слышал ли он их с Аароном перепалку?
«Стоп, – приказала себе Кейт, направляя тележку к кассе. – Остановись. Тебе нет никакого дела до того, что думает о вас этот мужлан с маллетом. У такого, наверно, и свидетельства о рождении нет».
– Аарон, нам пора. – Она отвернулась, чтобы не встретиться с незнакомцем взглядом, и притворилась, что рассматривает журналы. Вообще-то этим ее интерес к средствам массовой информации и исчерпывался. Порой Кейт становилось стыдно перед собой – считая себя журналисткой, она не смотрела телевизор, не читала газет и вообще вела себя совсем не так, как принято у большинства представителей вышеназванной профессии. В результате ее работа в газете свелась к редким обзорам скромного мира моды Сиэтла.
Журнал «Пипл» объявлял ретроспективу: «Звезды реалити-ТВ – где они теперь?»
– Для меня уж точно самый животрепещущий вопрос, – пробормотала под нос Кейт.
– Давай возьмем вот этот, про двухголового младенца. – Аарон ткнул пальцем в какой-то таблоид. Она покачала головой, успев скользнуть взглядом по небольшой фотографии парня с чеканными чертами лица, пронзительными глазами, короткой, в армейском стиле, прической и лихими усиками. «Герой Америки захвачен приверженцами культа террора» – гласил заголовок.
– Тогда «ТВ-гид», – предложил Аарон.
– У нас нет телевизора.
– Я хотя бы буду знать, что пропускаю и… Постой, мам… Посмотри-ка, твоя! – Он схватил со стойки газету и протянул ей.
Руки вдруг похолодели, сердце заколотилось где-то у самого горла, пальцы задрожали. В такие моменты Кейт ненавидела себя за слабость – это ведь всего лишь газета! – но ничего не могла с собой поделать. Газета называлась «Сиэтл ньюс», выходила раз в неделю и обычно содержала заметки о местных группах, стихотворные подборки, обзоры фильмов и прочие материалы на культурные темы. Сама Кейт, в дополнение к чисто производственной работе, в последнее время писала о моде и извела море чернил, описывая характерную для жителей Сиэтла тенденцию носить носки с сандалиями или сравнивая достоинства и недостатки таких явлений моды, как пирсинг и тату.
Но, по мнению ее редактора Сильвии, этого было недостаточно. И вместо признания за безупречную пятилетнюю службу Кейт получила «розовый листок»[6].
Она развернула газету. Взгляд сам скользнул в верхнюю половину второй страницы, где долгое время, с самого начала, помещалась ее колонка. Теперь над кричащим заголовком новой рубрики красовалась хитро усмехающаяся физиономия «Стильной девчонки». «Стильная девчонка», называвшая себя Венди Норвич, звалась в реальной жизни Элси Крамп и до самого последнего времени обрабатывала корреспонденцию. Повысили Элси, вероятно, за огромное самомнение – от ее речей у Кейт неизменно начинали ныть зубы. Сегодняшняя тема была посвящена обзору местных салонов красоты.
В самом низу страницы скрывалось скромное, набранное мелким шрифтом извещение: «Модный приговор» Кейт временно закрыт».
Вот так. Вся ее профессиональная жизнь уложилась в пять слов.
– Мам, а что значит «временно закрыт»? – спросил Аарон.
– Это значит, что я как бы в отпуске, – объяснила Кейт, чувствуя, как к горлу подступает комок, и презирая себя за это. Она закрыла газету и сунула на место. Отпуск. Только я из него уже не вернусь.
– А жевательную резинку можно? – спросил Аарон, не подозревая о ее душевных терзаниях. – Без сахара. – Он повертел пакетиком, количество вкладышей в котором намного превышало количество пластинок собственно продукта.
– Конечно, можно. – Она наклонилась, чтобы переложить покупки на конвейерную ленту.
За спиной у нее стояла пожилая пара. С первого взгляда было ясно, что эти двое вместе всю жизнь. В их манере держаться присутствовала та легкая непринужденность, что приходит после долгих лет близости и заботы друг о друге; их соединяла та особая связь, что позволяла общаться взглядом или жестом.
Глядя на них, Кейт ощутила в себе ужасную пустоту. Ей было уже двадцать девять, а она до сих пор так и не испытала одной из самых главных радостей жизни. Ни один мужчина не признавался ей в любви. Она не представляла, каково это – чувствовать, что с тобой рядом верный, надежный спутник жизни, человек, на которого можно положиться, тот, кто вопреки всему останется с тобой до конца. Да, у нее есть сын, которого она обожает, родные, которые всегда и во всем помогают и поддерживают. Кейт была благодарна судьбе за все это и иногда чуть ли не стыдилась того, что жаждет большего, мечтает о чем-то еще.
И все же порой, когда Кейт видела счастливую, обнимающуюся, забывшую обо всем на свете пару, она чувствовала глубокую, щемящую боль пустоты. Любить – со стороны это выглядело так просто. Но с ней этого почему-то не случалось. Жизнь обделила ее.
Когда-то, уже давно, Кейт всем сердцем верила, что они с Натаном любят друг друга. Потом, слишком поздно, выяснилось, что никакого надежного основания под тем, что у них было, нет, а их отношения, не выдержав серьезного испытания ее беременностью, рассыпались, словно льдина, на кусочки, постепенно разнесенные течением в разные стороны.
Разгружая тележку, Кейт ощутила на себе взгляд парня в бейсболке «Джон Дир». В том, что он наблюдает за ней, не было ни малейших сомнений, хотя его глаза и прятались за стеклами очков. Их разделяло два ряда, и Кейт, повернувшись, увидела только его спину, но она могла бы поклясться, что еще секунду назад он смотрел на нее. Может, хотел проверить, пользуется ли она продовольственными талонами.
А вот это уж не твое дело, подумала Кейт. Тоже мне, еще и с маллетом. Ее взгляд скользнул по широким плечам под клетчатой рубашкой.
Счет превысил ее ожидания, но Кейт успокоила себя той мудрой мыслью, что начиная с нуля человек всегда тратит вначале чуть больше. Она провела платежной картой по автомату и с удивлением увидела сообщение об ошибке. Отлично! Она повторила попытку, и на этот раз машина дала другой ответ: «Пожалуйста, подождите кассира».
– Похоже, моя карточка не работает. – Кейт протянула карточку кассирше.
Та набрала код вручную.
– Извините, мэм. Запрос отклонен.
Отклонен. У нее засосало под ложечкой.
– Я выпишу чек. – Кейт принужденно улыбнулась и достала из сумочки чековую книжку.
– Мы принимаем только местные чеки, – извиняющимся тоном предупредила кассирша.
Кейт оглянулась на стоящую за спиной пожилую пару.
– Хорошо, я расплачусь наличными, – пробормотала она. – Вы ведь принимаете наличные?
– А у тебя хватит? – спросил Аарон, и его пронзительный голосок наверняка долетел до парня в бейсболке.
Молча поджав губы, Кейт пересчитала наличные – четыре двадцатки, десятку, две бумажки по доллару и тридцать три цента мелочью – и взглянула на дисплей кассового аппарата.
– Пошарь по карманам, Аарон. Мне не хватает двух долларов и девяти центов.
Сын запустил руку в карман «ливайсов», а Кейт изо всех сил старалась удержать улыбку, стиснув зубы и избегая встречаться глазами как с кассиршей, так и с пожилой парой.
Какой позор. Какой позор. Только эта мысль и билась в голове, отгоняя все прочие. Ненавижу.
– У меня четвертак и пенни, – сказал, сосчитав мелочь, Аарон. – И больше ничего. – Он положил монетки ей на ладонь.
– Ладно, придется положить что-нибудь на место. – Кейт с удовольствием провалилась бы в этот миг сквозь землю. – Извините, – сказала она стоявшим за ней старичкам и потянулась за пакетом «Читос», их любимым лакомством.
– Только не «Читос». Что угодно, кроме «Читос», – процедил сквозь стиснутые зубы Аарон.
– Оставьте все как есть, – произнес рядом густой спокойный голос. – Я доплачу.
Еще не обернувшись, Кейт уже поняла, кто пришел на помощь. Разумеется, спасителем был он, парень с маллетом. Она перевела дыхание и обернулась. Уходи. Мне никто не нужен. Я справлюсь сама. Все эти слова так и остались при ней. Вслух же прозвучало лишь скромное:
– В этом вовсе нет такой уж необходимости…
– Никаких проблем. – Он протянул кассирше два доллара и, подхватив пакет с покупками, направился к выходу.
– Спасибо! – крикнул ему в спину Аарон. Незнакомец не обернулся, а лишь козырнул по-военному и вышел.
Смущенная и растерянная, Кейт переложила продукты в тележку и поспешила к выходу, надеясь перехватить спасителя до того, как он уедет, но опоздала – зеленый пикап уже выезжал со стоянки.
– Какой любезный, да? – заметил Аарон.
– Да.
– А ты даже забыла поблагодарить.
– Не забыла. Просто растерялась в первую секунду, а потом он так быстро ушел, что я не успела ничего сказать.
– Ты не растерялась, – поправил Аарон. – Ты смутилась, и тебе было стыдно.
Кейт уже открыла рот, чтобы возразить сыну, но лишь беспомощно пожала плечами.
– Я чувствовала себя совершенно униженной. – Ей удалось собраться с силами, чтобы улыбнуться сыну. – Мне не следовало так говорить. Я должна напомнить, что доброта чужих людей – явление редкое и удивительное.
– Редкое, удивительное и унизительное.
– Ладно, умник, помоги-ка перенести все побыстрее в машину. Посмотрим, удастся ли нам добраться до озера до того, как растает мороженое.
Глава 3
– Неужели? А почему ты так уверен?
– Потому что ты заходишься.
– Я не захожусь.
Но, конечно, сын был прав. Она и впрямь заходилась. Вечерами бродила по комнатам, подолгу стояла у окна и нередко ложилась, когда на паромных терминалах уже гасли огни. Именно в это время ей становилось невыносимо одиноко и страшно. Именно в это время Кейт-оптимистка проваливалась в бездну отчаяния. Будь у нее влечение к спиртному, именно в это время она тянулась бы к бутылке. L'heure bleue[3], так называют французы этот час между тьмой и рассветом. В этот час маска бодрости, веселости, жизнерадостности спадала, и Кейт уступала тому, что сама ненавидела, – депрессии. То был час раздумий, размышлений о том, где она и куда пойдет дальше. То был час, когда главная задача – вырастить Аарона – представлялась слишком трудной, почти невыполнимой. И каждое утро, к рассвету, она выползала из ямы отчаяния и встречала день, готовая идти дальше.
– Покупать надо продукты, помеченные стакером «ЖД», – посоветовал Аарон, указывая на черно-зеленый ярлычок под полкой с консервированным тунцом.
Кейт поспешно, словно банка с альбакором[4] тяпнула ее за палец, вернула консервы на место.
– Почему, скажи на милость, ты так говоришь?
– Чандлер рассказывал, что у его мамы тонны продуктов с этой этикеткой – «Для женщин и детей», – объяснил Аарон. – Это фи… феде… в общем, какая-то программа для бедняков.
– Мы не бедняки, – отрезала Кейт, даже не заметив, что повысила голос.
Какой-то мужчина в конце прохода обернулся и посмотрел на нее. Нет, не какой-то, а тот самый, которого она видела чуть раньше на парковочной стоянке. Только теперь он был ближе. Густая щетина не помешала рассмотреть четкую линию волевого подбородка. Солнцезащитные очки уступили место обычным, в роговой оправе, с обмотанной скотчем дужкой. В то мгновение, когда их взгляды встретились, Кейт успела заметить, что глаза у него цвета выдержанного виски. Он что же, лузер? Компьютерный фанат?
Кейт отвернулась, пряча вспыхнувшее лицо, и покатила тележку в другом направлении.
– Видишь? Вот почему ты никогда сама работу не бросишь. Ты слишком смущаешься из-за того, что мы бедные.
– Мы не… – Она осеклась, медленно и глубоко вдохнула. Надо успокоиться. – Послушай, дружок. У нас все нормально. Даже лучше чем нормально. В газете у меня не было никаких надежд на продвижение, так что в любом случае подошло время что-то менять.
– Так мы бедные или нет? Мог бы и потише говорить.
– Нет, нет, – заверила его Кейт.
Вообще-то ее зарплаты в газете едва хватало на жизнь, и большую часть дохода она получала от сдачи в аренду доставшейся от отца недвижимости. И все же работа значила для нее многое. Кейт была обозревателем, колумнистом и теперь, когда ее сократили, чувствовала себя так, словно из-под ног выдернули коврик.
– Просто нам придется провести все лето вместе, вдвоем. – Она посмотрела на сына и, прежде чем выражение на его лице стало совсем уж несчастным, спросила: – У тебя с этим какие-то проблемы?
– Да. – Он лукаво улыбнулся. – Может быть.
– Какой хитрец. – Она натянула ему на глаза козырек бейсболки и подтолкнула вперед. Господи, оглянуться не успеешь, как твой рыженький, с конопушками малыш станет одного с тобой роста.
Настроение у него сменилось совершенно неожиданно, без какой-либо видимой причины.
– Тупое лето! – взорвался он, и глаза вдруг превратились в узенькие щелочки, а щеки побледнели. – Еще одно тупое, скучное лето! И зачем я только поехал!
– Аарон, не начинай…
– Я и не начинаю. – Он сорвал бейсболку и бросил на пол посреди прохода.
– Вот и хорошо. – Ей стоило немалых усилий не сорваться. – Мне нужно сделать покупки. Чем скорее мы закончим, тем быстрее попадем к озеру.
– Ненавижу озеро.
Надеясь, что они не привлекли к себе ненужного внимания, Кейт объехала сына и торопливо покатила тележку дальше. Ее только что не трясло. Главное – не сдаться, не уступить, не позволить, чтобы его неспособность контролировать свое поведение управляла ею. Когда же это кончится? Она консультировалась с докторами и психологами, прочла сотни книг и статей на эту тему, но никто так и не смог помочь ей решить эту проблему. Пока что самым эффективным представлялось время. Минуты растягивались до бесконечности, пока Кейт ходила туда-сюда по рядам, совершенно не обращая внимания на сына. Порой она отчаянно жалела, что не может забраться к нему в голову, найти источник боли и как-то все поправить. Но для тех невидимых ран, что он носил в себе, не было ни лейкопластыря, ни мази. Люди, исполненные самых благих намерений, желающие ей только добра, в один голос говорили, что мальчику нужен отец. Еще бы! Голос у нее за спиной прозвучал тихо, покаянно.
– Мам, прости. Я больше не буду. Не буду беситься и кричать.
– Надеюсь. – Сердце ее разрывалось, как случалось всякий раз, когда они ссорились. – Когда ты выходишь из себя и кричишь, это ужасно неловко и горько.
– Знаю. Прости, – повторил он.
В запасе у нее была по меньшей мере дюжина стратегий дальнейшего поведения. Но они провели целых три часа в дороге, добираясь сюда из Сиэтла, и теперь Кейт не терпелось как можно скорее вернуться в коттедж.
– Нам нужна маршмеллоу[5].
Сын облегченно выдохнул, лицо его смягчилось, и он снова стал самим собой, покладистым, добродушным Аароном, таким, каким его слишком редко видели учителя в школе. Гроза налетела, но быстро прошла, не оставив горького послевкусия.
– Пойду поохочусь, – сказал он.
За те годы, что они приезжали сюда, у них выработались некоторые традиционные ритуалы, уходившие корнями в древние, мистические знания. Некоторые вещи всегда делались с соблюдением определенных правил. Приготовление маршмеллоу было одним из таких ритуалов. Так, крекеры полагалось брать только медовые и уж никак не коричные, а пастилу следовало закатывать в миниатюрные конфетки М & M's. Никакие другие варианты не проходили. В тот вечер, когда готовили маршмеллоу, все обязательно разгадывали шарады на берегу. Кейт попыталась мысленно составить список прочих традиционных развлечений и вздохнула – как бы чего не упустить. К ужину непременно созывали ударом в висящий над крыльцом старый корабельный колокол. В начале июле в скособоченном придорожном киоске покупались фейерверки для празднования Четвертого июля. В день летнего солнцестояния из чулана доставали покрытый паутиной набор для крокета и играли ровно до заката, до десяти вечера, причем с таким азартом, словно на кону стояла чья-то жизнь. Если шел дождь, на свет божий извлекалась доска для скрэббла, что не мешало страстям бушевать с не меньшей силой. Этим летом подросшему Аарону предстояло освоить искусство «хартс» и виста, хотя Кейт и сомневалась, что при наличии всего двух игроков у них что-то получится.
Все эти традиции были изобретены еще до появления Кейт на свет и передавались из поколения в поколение со всей торжественностью, подобающей древнему обряду. Она давно заметила, что и Аарон, и дети Фила приняли эти обычаи как нечто важное и стали горячими их приверженцами.
Аарон вернулся с пакетиком М & M's, пастилой и крекерами.
– Спасибо, – сказала Кейт, бросая их в тележку. – Думаю, на первое время хватит. – Двигаясь по последнему проходу, она снова заметила парня в зеленовато-желтой бейсболке с эмблемой «Джон Дир» у отдела с рыболовными принадлежностями. На этот раз на него обратил внимание и Аарон. Несколько секунд мальчик смотрел на незнакомца не отрывая глаз. Когда тот сунул большой палец в задний карман джинсов, Аарон машинально сделал то же самое. Чем старше, тем больше он идентифицировал себя с мужчинами, даже чужими, как этот незнакомец в магазине.
Кейт вдруг поймала себя на том, что и сама исподтишка присматривается к незнакомцу. Самым поразительным в нем было странное сочетание откровенной мужской сексуальности и грубоватости, характерной для обитателя захолустья. Интересно, не слышал ли он их с Аароном перепалку?
«Стоп, – приказала себе Кейт, направляя тележку к кассе. – Остановись. Тебе нет никакого дела до того, что думает о вас этот мужлан с маллетом. У такого, наверно, и свидетельства о рождении нет».
– Аарон, нам пора. – Она отвернулась, чтобы не встретиться с незнакомцем взглядом, и притворилась, что рассматривает журналы. Вообще-то этим ее интерес к средствам массовой информации и исчерпывался. Порой Кейт становилось стыдно перед собой – считая себя журналисткой, она не смотрела телевизор, не читала газет и вообще вела себя совсем не так, как принято у большинства представителей вышеназванной профессии. В результате ее работа в газете свелась к редким обзорам скромного мира моды Сиэтла.
Журнал «Пипл» объявлял ретроспективу: «Звезды реалити-ТВ – где они теперь?»
– Для меня уж точно самый животрепещущий вопрос, – пробормотала под нос Кейт.
– Давай возьмем вот этот, про двухголового младенца. – Аарон ткнул пальцем в какой-то таблоид. Она покачала головой, успев скользнуть взглядом по небольшой фотографии парня с чеканными чертами лица, пронзительными глазами, короткой, в армейском стиле, прической и лихими усиками. «Герой Америки захвачен приверженцами культа террора» – гласил заголовок.
– Тогда «ТВ-гид», – предложил Аарон.
– У нас нет телевизора.
– Я хотя бы буду знать, что пропускаю и… Постой, мам… Посмотри-ка, твоя! – Он схватил со стойки газету и протянул ей.
Руки вдруг похолодели, сердце заколотилось где-то у самого горла, пальцы задрожали. В такие моменты Кейт ненавидела себя за слабость – это ведь всего лишь газета! – но ничего не могла с собой поделать. Газета называлась «Сиэтл ньюс», выходила раз в неделю и обычно содержала заметки о местных группах, стихотворные подборки, обзоры фильмов и прочие материалы на культурные темы. Сама Кейт, в дополнение к чисто производственной работе, в последнее время писала о моде и извела море чернил, описывая характерную для жителей Сиэтла тенденцию носить носки с сандалиями или сравнивая достоинства и недостатки таких явлений моды, как пирсинг и тату.
Но, по мнению ее редактора Сильвии, этого было недостаточно. И вместо признания за безупречную пятилетнюю службу Кейт получила «розовый листок»[6].
Она развернула газету. Взгляд сам скользнул в верхнюю половину второй страницы, где долгое время, с самого начала, помещалась ее колонка. Теперь над кричащим заголовком новой рубрики красовалась хитро усмехающаяся физиономия «Стильной девчонки». «Стильная девчонка», называвшая себя Венди Норвич, звалась в реальной жизни Элси Крамп и до самого последнего времени обрабатывала корреспонденцию. Повысили Элси, вероятно, за огромное самомнение – от ее речей у Кейт неизменно начинали ныть зубы. Сегодняшняя тема была посвящена обзору местных салонов красоты.
В самом низу страницы скрывалось скромное, набранное мелким шрифтом извещение: «Модный приговор» Кейт временно закрыт».
Вот так. Вся ее профессиональная жизнь уложилась в пять слов.
– Мам, а что значит «временно закрыт»? – спросил Аарон.
– Это значит, что я как бы в отпуске, – объяснила Кейт, чувствуя, как к горлу подступает комок, и презирая себя за это. Она закрыла газету и сунула на место. Отпуск. Только я из него уже не вернусь.
– А жевательную резинку можно? – спросил Аарон, не подозревая о ее душевных терзаниях. – Без сахара. – Он повертел пакетиком, количество вкладышей в котором намного превышало количество пластинок собственно продукта.
– Конечно, можно. – Она наклонилась, чтобы переложить покупки на конвейерную ленту.
За спиной у нее стояла пожилая пара. С первого взгляда было ясно, что эти двое вместе всю жизнь. В их манере держаться присутствовала та легкая непринужденность, что приходит после долгих лет близости и заботы друг о друге; их соединяла та особая связь, что позволяла общаться взглядом или жестом.
Глядя на них, Кейт ощутила в себе ужасную пустоту. Ей было уже двадцать девять, а она до сих пор так и не испытала одной из самых главных радостей жизни. Ни один мужчина не признавался ей в любви. Она не представляла, каково это – чувствовать, что с тобой рядом верный, надежный спутник жизни, человек, на которого можно положиться, тот, кто вопреки всему останется с тобой до конца. Да, у нее есть сын, которого она обожает, родные, которые всегда и во всем помогают и поддерживают. Кейт была благодарна судьбе за все это и иногда чуть ли не стыдилась того, что жаждет большего, мечтает о чем-то еще.
И все же порой, когда Кейт видела счастливую, обнимающуюся, забывшую обо всем на свете пару, она чувствовала глубокую, щемящую боль пустоты. Любить – со стороны это выглядело так просто. Но с ней этого почему-то не случалось. Жизнь обделила ее.
Когда-то, уже давно, Кейт всем сердцем верила, что они с Натаном любят друг друга. Потом, слишком поздно, выяснилось, что никакого надежного основания под тем, что у них было, нет, а их отношения, не выдержав серьезного испытания ее беременностью, рассыпались, словно льдина, на кусочки, постепенно разнесенные течением в разные стороны.
Разгружая тележку, Кейт ощутила на себе взгляд парня в бейсболке «Джон Дир». В том, что он наблюдает за ней, не было ни малейших сомнений, хотя его глаза и прятались за стеклами очков. Их разделяло два ряда, и Кейт, повернувшись, увидела только его спину, но она могла бы поклясться, что еще секунду назад он смотрел на нее. Может, хотел проверить, пользуется ли она продовольственными талонами.
А вот это уж не твое дело, подумала Кейт. Тоже мне, еще и с маллетом. Ее взгляд скользнул по широким плечам под клетчатой рубашкой.
Счет превысил ее ожидания, но Кейт успокоила себя той мудрой мыслью, что начиная с нуля человек всегда тратит вначале чуть больше. Она провела платежной картой по автомату и с удивлением увидела сообщение об ошибке. Отлично! Она повторила попытку, и на этот раз машина дала другой ответ: «Пожалуйста, подождите кассира».
– Похоже, моя карточка не работает. – Кейт протянула карточку кассирше.
Та набрала код вручную.
– Извините, мэм. Запрос отклонен.
Отклонен. У нее засосало под ложечкой.
– Я выпишу чек. – Кейт принужденно улыбнулась и достала из сумочки чековую книжку.
– Мы принимаем только местные чеки, – извиняющимся тоном предупредила кассирша.
Кейт оглянулась на стоящую за спиной пожилую пару.
– Хорошо, я расплачусь наличными, – пробормотала она. – Вы ведь принимаете наличные?
– А у тебя хватит? – спросил Аарон, и его пронзительный голосок наверняка долетел до парня в бейсболке.
Молча поджав губы, Кейт пересчитала наличные – четыре двадцатки, десятку, две бумажки по доллару и тридцать три цента мелочью – и взглянула на дисплей кассового аппарата.
– Пошарь по карманам, Аарон. Мне не хватает двух долларов и девяти центов.
Сын запустил руку в карман «ливайсов», а Кейт изо всех сил старалась удержать улыбку, стиснув зубы и избегая встречаться глазами как с кассиршей, так и с пожилой парой.
Какой позор. Какой позор. Только эта мысль и билась в голове, отгоняя все прочие. Ненавижу.
– У меня четвертак и пенни, – сказал, сосчитав мелочь, Аарон. – И больше ничего. – Он положил монетки ей на ладонь.
– Ладно, придется положить что-нибудь на место. – Кейт с удовольствием провалилась бы в этот миг сквозь землю. – Извините, – сказала она стоявшим за ней старичкам и потянулась за пакетом «Читос», их любимым лакомством.
– Только не «Читос». Что угодно, кроме «Читос», – процедил сквозь стиснутые зубы Аарон.
– Оставьте все как есть, – произнес рядом густой спокойный голос. – Я доплачу.
Еще не обернувшись, Кейт уже поняла, кто пришел на помощь. Разумеется, спасителем был он, парень с маллетом. Она перевела дыхание и обернулась. Уходи. Мне никто не нужен. Я справлюсь сама. Все эти слова так и остались при ней. Вслух же прозвучало лишь скромное:
– В этом вовсе нет такой уж необходимости…
– Никаких проблем. – Он протянул кассирше два доллара и, подхватив пакет с покупками, направился к выходу.
– Спасибо! – крикнул ему в спину Аарон. Незнакомец не обернулся, а лишь козырнул по-военному и вышел.
Смущенная и растерянная, Кейт переложила продукты в тележку и поспешила к выходу, надеясь перехватить спасителя до того, как он уедет, но опоздала – зеленый пикап уже выезжал со стоянки.
– Какой любезный, да? – заметил Аарон.
– Да.
– А ты даже забыла поблагодарить.
– Не забыла. Просто растерялась в первую секунду, а потом он так быстро ушел, что я не успела ничего сказать.
– Ты не растерялась, – поправил Аарон. – Ты смутилась, и тебе было стыдно.
Кейт уже открыла рот, чтобы возразить сыну, но лишь беспомощно пожала плечами.
– Я чувствовала себя совершенно униженной. – Ей удалось собраться с силами, чтобы улыбнуться сыну. – Мне не следовало так говорить. Я должна напомнить, что доброта чужих людей – явление редкое и удивительное.
– Редкое, удивительное и унизительное.
– Ладно, умник, помоги-ка перенести все побыстрее в машину. Посмотрим, удастся ли нам добраться до озера до того, как растает мороженое.
Глава 3
Принадлежащий Кейт «джип-чероки» видал и лучшие дни, но на озере без него было не обойтись – только ему покорялись проселки и объезды, пролегающие между горами и через дождевые леса полуострова Олимпик. Бандит встретил их так, словно не видел по меньшей мере год, и теперь радостно повизгивал и вертел хвостом.
– А теперь к озеру, – весело сказала Кейт. – В нашем распоряжении весь дом, как тебе такой расклад?
Едва реагируя на слюнявые ласки Бандита, Аарон молча защелкнул пряжку ремня безопасности, и Кейт с опозданием поняла, что сказала что-то не так.
– У нас будет отличное лето.
– Конечно. – Сын явно не разделял ее энтузиазма. Уловив в голосе Аарона настороженность, она вдруг подумала, что разделяет его опасения, да вот только поделиться ими с ним не может.
Он посмотрел на нее с недетской, неизменно сбивающей ее с толку проницательностью.
– Тебя ведь из-за меня выгнали, да?
– Нет. Меня выгнали, потому что Сильвия не в состоянии распознать настоящий талант. Ей недостает гибкости. Для нее самое важное – сроки и прибыль. – Кейт прикусила губу. Что толку изливать свои обиды сыну, если он все это уже знает. Во всем случившемся самым неприятным, самым обидным было то, что ее выгнала Сильвия Лэтем, главный редактор. Как и Кейт, Сильвия была матерью-одиночкой. Но, в отличие от Кейт, образцовой матерью-одиночкой с двумя образцовыми малышами. Собственный успех давал ей основание полагать, что каждая женщина может и должна управляться с карьерой и семьей с такой же ловкостью, как и она сама.
Кейт опустила голову, пряча от сына лицо. В свои девять лет Аарон знал и понимал намного больше, чем ожидали от него люди. Как и любой мальчишка, он знал, что матери-одиночке, чтобы заботиться о ребенке, приходится отказываться от работы. Такова одна из основополагающих реальностей современной жизни. Почему этого не понимает Сильвия? Очень просто – потому что за ее образцовыми малышами присматривает образцовая няня. До прошлого года за Аароном, когда он пропускал школу, присматривали бабушка и иногда тетя. После того как обе уехали, Кейт пыталась справиться со всем собственными силами. И у нее ничего не получилось. Полный и безусловный провал.
– Мне нужно позвонить в банк и выяснить, что не так с платежной картой, – сказала она, доставая из сумочки сотовый. – У озера нет приема.
– Скукотища, – протянул Аарон, шлепаясь на сиденье.
– Я сейчас, дружок. – Кейт набрала номер с карточки и, прослушав все предложенные варианты – «поскольку наше меню изменилось», проворковал записанный голос, – повторила бессмысленную комбинацию цифр – только лишь ради того, чтобы узнать, что банк, работающий по времени Восточного побережья, уже закрыт. Откинувшись на спинку сиденья, она глубоко вдохнула и постаралась успокоить Аарона:
– Ничего, я разберусь с этим позже. И еще мне нужно позвонить Джорджи.
Все пять внуков, четверо Фила и Барбары плюс Аарон, звали ее мать Джорджи.
– Только не разговаривай долго, – попросил Аарон. – Пожалуйста.
Набрав новый, непривычный номер, Кейт подождала соединения. Ответил мужской голос.
– Это Клинтон Доу. – Второй муж Джорджи отличался вежливой сдержанностью.
– А это Кэтрин Эллис Ливингстон, – в тон ему сказала она.
– Кейт. – Улыбка согрела прохладный тон, каким он разговаривал с чужими. – Как ты?
– Отлично. Мы в Порт-Анджелесе. Отправляемся к озеру.
– Похоже, вас ждет большое приключение, – весело заметил Клинтон. И кто бы мог подумать, что совсем недавно, еще весной, он настаивал на том, чтобы ее мать продала коттедж. Клинтон называл его белым слоном, приносящим одни лишь убытки – налоги ведь никто еще не отменял – и не имеющим никакой практической пользы. Сделав такое заявление, он едва не лишился симпатий двух своих новообретенных внуков. Ливингстоны владели домом у озера с двадцатых годов прошлого века; отставной же бухгалтер, за спиной которого висели развод и вдовство, появился в их жизни намного позже.
– Мы никогда его не продадим, – сказал тогда Фил. – Никогда. Это не обсуждается. – Для Фила не имело никакого значения, что он сам укатил на другое побережье и бывать в коттедже сможет лишь изредка. В их представлении дом у озера давно стал воплощением всего особенного, волшебного и прекрасного, что только есть в лете, и продать его было бы святотатством.
– Сейчас позову твою мать, – сказал Клинтон. – Рад был тебя услышать.
Воспользовавшись паузой, Кейт подъехала к самому краю парковочной площадки, откуда открывался вид на бухту. За свою не столь уж и долгую жизнь она бывала здесь, наверное, сотни раз. И никогда не уставала от того, что видела. Порт-Анджелес был не совсем обычным городком, спутанной электрической гирляндой из дешевых мотелей и закусочных, затейливых пансионатов, стрип-моллов с ободранной краской и парковок с вздувшимся асфальтом, прибрежных ресторанчиков и магазинов. Несколько раз в день воды пролива Хуан-де-Фука устало рассекал паром «Кохо». Там, на другом берегу, в Виктории, городке на территории Британской Колумбии, его часами ожидали автомобили, желавшие получить скромное местечко на борту.
– Итак, вы отправляетесь навстречу миру дикой природы, – раздался в трубке бодрый голос матери.
– Но только вдвоем.
– Лучше бы ты привезла Аарона сюда, – сказала Джор-джина. – Подумай сама, от нас до «Уолт Дисней уорлд» не больше часа езды.
– Именно поэтому я и не хотела его привозить. «Дисней» не для меня.
– А как насчет Аарона?
– Да, ему бы, конечно, понравилось, – призналась Кейт. – И тебя он бы с удовольствием повидал. – Она повернулась – Аарон перебирал покупки, отыскивая, наверное, что-нибудь вкусненькое. Обнаружив пакет с вишнями, он тут же нашел себе занятие: забрасывал ягоду в рот и выплевывал косточку в окно, соревнуясь сам с собой в дальности полета «снаряда». Бандит, становившийся невероятно вежливым, когда люди ели, наблюдал за происходящим сдержанно, но внимательно. – Но это лето мы хотим провести здесь, – напомнила матери Кейт. – Самое подходящее место.
– Как скажешь. – Джорджина никогда не любила дом у озера так, как любили его остальные Ливингстоны, хотя из уважения к мнению детей и памяти покойного мужа никогда и не шла наперекор их желаниям и проводила в коттедже каждое лето. Теперь, выйдя замуж во второй раз, она с куда большим удовольствием оставалась во Флориде.
– Вот я и говорю. По крайней мере, смогу наконец уделить время сыну и решить для себя, кем я хочу стать, когда вырасту.
– Кончится тем, что вы оба на стену полезете от скуки, да еще и переругаетесь, – предупредила Джорджина.
Кейт представила новый дом матери – шикарный кондоминиум с полем для гольфа. Вот уж где точно на стену полезешь от скуки.
Дав Аарону поздороваться с бабушкой, она позвонила Филу, но попала на голосовую почту и оставила короткое сообщение.
– Ну вот, теперь я у всех, у кого надо, отметилась.
– Не очень-то их много.
– Дело не в количестве, а в том, насколько эти люди важны для тебя, – объяснила Кейт, с грустью подумав о том, как им будет не хватать Фила со всей его семьей. Впрочем, грустные мысли нужно держать при себе. Пусть Аарон верит, что их ждет самое лучшее лето. Бывали моменты, когда она отдала бы, наверное, все на свете за возможность поплакаться кому-то в жилетку, опереться на сильное плечо, поделиться тревогами и заботами, но ей и в голову не приходило использовать в этой роли сына. Да, некоторые матери ищут у детей моральной поддержки и опоры, но Кейт считала, что поступать так несправедливо. Дети ведь существуют не для этого.
Год назад один консультант по семейным проблемам посоветовал ей стать своим собственным партнером, обсуждать с собой все важные жизненные вопросы, спорить, находить пути решения выхода из трудных ситуаций. Не помогло, но она, по крайней мере, нашла приятного собеседника.
– А теперь к озеру, – весело сказала Кейт. – В нашем распоряжении весь дом, как тебе такой расклад?
Едва реагируя на слюнявые ласки Бандита, Аарон молча защелкнул пряжку ремня безопасности, и Кейт с опозданием поняла, что сказала что-то не так.
– У нас будет отличное лето.
– Конечно. – Сын явно не разделял ее энтузиазма. Уловив в голосе Аарона настороженность, она вдруг подумала, что разделяет его опасения, да вот только поделиться ими с ним не может.
Он посмотрел на нее с недетской, неизменно сбивающей ее с толку проницательностью.
– Тебя ведь из-за меня выгнали, да?
– Нет. Меня выгнали, потому что Сильвия не в состоянии распознать настоящий талант. Ей недостает гибкости. Для нее самое важное – сроки и прибыль. – Кейт прикусила губу. Что толку изливать свои обиды сыну, если он все это уже знает. Во всем случившемся самым неприятным, самым обидным было то, что ее выгнала Сильвия Лэтем, главный редактор. Как и Кейт, Сильвия была матерью-одиночкой. Но, в отличие от Кейт, образцовой матерью-одиночкой с двумя образцовыми малышами. Собственный успех давал ей основание полагать, что каждая женщина может и должна управляться с карьерой и семьей с такой же ловкостью, как и она сама.
Кейт опустила голову, пряча от сына лицо. В свои девять лет Аарон знал и понимал намного больше, чем ожидали от него люди. Как и любой мальчишка, он знал, что матери-одиночке, чтобы заботиться о ребенке, приходится отказываться от работы. Такова одна из основополагающих реальностей современной жизни. Почему этого не понимает Сильвия? Очень просто – потому что за ее образцовыми малышами присматривает образцовая няня. До прошлого года за Аароном, когда он пропускал школу, присматривали бабушка и иногда тетя. После того как обе уехали, Кейт пыталась справиться со всем собственными силами. И у нее ничего не получилось. Полный и безусловный провал.
– Мне нужно позвонить в банк и выяснить, что не так с платежной картой, – сказала она, доставая из сумочки сотовый. – У озера нет приема.
– Скукотища, – протянул Аарон, шлепаясь на сиденье.
– Я сейчас, дружок. – Кейт набрала номер с карточки и, прослушав все предложенные варианты – «поскольку наше меню изменилось», проворковал записанный голос, – повторила бессмысленную комбинацию цифр – только лишь ради того, чтобы узнать, что банк, работающий по времени Восточного побережья, уже закрыт. Откинувшись на спинку сиденья, она глубоко вдохнула и постаралась успокоить Аарона:
– Ничего, я разберусь с этим позже. И еще мне нужно позвонить Джорджи.
Все пять внуков, четверо Фила и Барбары плюс Аарон, звали ее мать Джорджи.
– Только не разговаривай долго, – попросил Аарон. – Пожалуйста.
Набрав новый, непривычный номер, Кейт подождала соединения. Ответил мужской голос.
– Это Клинтон Доу. – Второй муж Джорджи отличался вежливой сдержанностью.
– А это Кэтрин Эллис Ливингстон, – в тон ему сказала она.
– Кейт. – Улыбка согрела прохладный тон, каким он разговаривал с чужими. – Как ты?
– Отлично. Мы в Порт-Анджелесе. Отправляемся к озеру.
– Похоже, вас ждет большое приключение, – весело заметил Клинтон. И кто бы мог подумать, что совсем недавно, еще весной, он настаивал на том, чтобы ее мать продала коттедж. Клинтон называл его белым слоном, приносящим одни лишь убытки – налоги ведь никто еще не отменял – и не имеющим никакой практической пользы. Сделав такое заявление, он едва не лишился симпатий двух своих новообретенных внуков. Ливингстоны владели домом у озера с двадцатых годов прошлого века; отставной же бухгалтер, за спиной которого висели развод и вдовство, появился в их жизни намного позже.
– Мы никогда его не продадим, – сказал тогда Фил. – Никогда. Это не обсуждается. – Для Фила не имело никакого значения, что он сам укатил на другое побережье и бывать в коттедже сможет лишь изредка. В их представлении дом у озера давно стал воплощением всего особенного, волшебного и прекрасного, что только есть в лете, и продать его было бы святотатством.
– Сейчас позову твою мать, – сказал Клинтон. – Рад был тебя услышать.
Воспользовавшись паузой, Кейт подъехала к самому краю парковочной площадки, откуда открывался вид на бухту. За свою не столь уж и долгую жизнь она бывала здесь, наверное, сотни раз. И никогда не уставала от того, что видела. Порт-Анджелес был не совсем обычным городком, спутанной электрической гирляндой из дешевых мотелей и закусочных, затейливых пансионатов, стрип-моллов с ободранной краской и парковок с вздувшимся асфальтом, прибрежных ресторанчиков и магазинов. Несколько раз в день воды пролива Хуан-де-Фука устало рассекал паром «Кохо». Там, на другом берегу, в Виктории, городке на территории Британской Колумбии, его часами ожидали автомобили, желавшие получить скромное местечко на борту.
– Итак, вы отправляетесь навстречу миру дикой природы, – раздался в трубке бодрый голос матери.
– Но только вдвоем.
– Лучше бы ты привезла Аарона сюда, – сказала Джор-джина. – Подумай сама, от нас до «Уолт Дисней уорлд» не больше часа езды.
– Именно поэтому я и не хотела его привозить. «Дисней» не для меня.
– А как насчет Аарона?
– Да, ему бы, конечно, понравилось, – призналась Кейт. – И тебя он бы с удовольствием повидал. – Она повернулась – Аарон перебирал покупки, отыскивая, наверное, что-нибудь вкусненькое. Обнаружив пакет с вишнями, он тут же нашел себе занятие: забрасывал ягоду в рот и выплевывал косточку в окно, соревнуясь сам с собой в дальности полета «снаряда». Бандит, становившийся невероятно вежливым, когда люди ели, наблюдал за происходящим сдержанно, но внимательно. – Но это лето мы хотим провести здесь, – напомнила матери Кейт. – Самое подходящее место.
– Как скажешь. – Джорджина никогда не любила дом у озера так, как любили его остальные Ливингстоны, хотя из уважения к мнению детей и памяти покойного мужа никогда и не шла наперекор их желаниям и проводила в коттедже каждое лето. Теперь, выйдя замуж во второй раз, она с куда большим удовольствием оставалась во Флориде.
– Вот я и говорю. По крайней мере, смогу наконец уделить время сыну и решить для себя, кем я хочу стать, когда вырасту.
– Кончится тем, что вы оба на стену полезете от скуки, да еще и переругаетесь, – предупредила Джорджина.
Кейт представила новый дом матери – шикарный кондоминиум с полем для гольфа. Вот уж где точно на стену полезешь от скуки.
Дав Аарону поздороваться с бабушкой, она позвонила Филу, но попала на голосовую почту и оставила короткое сообщение.
– Ну вот, теперь я у всех, у кого надо, отметилась.
– Не очень-то их много.
– Дело не в количестве, а в том, насколько эти люди важны для тебя, – объяснила Кейт, с грустью подумав о том, как им будет не хватать Фила со всей его семьей. Впрочем, грустные мысли нужно держать при себе. Пусть Аарон верит, что их ждет самое лучшее лето. Бывали моменты, когда она отдала бы, наверное, все на свете за возможность поплакаться кому-то в жилетку, опереться на сильное плечо, поделиться тревогами и заботами, но ей и в голову не приходило использовать в этой роли сына. Да, некоторые матери ищут у детей моральной поддержки и опоры, но Кейт считала, что поступать так несправедливо. Дети ведь существуют не для этого.
Год назад один консультант по семейным проблемам посоветовал ей стать своим собственным партнером, обсуждать с собой все важные жизненные вопросы, спорить, находить пути решения выхода из трудных ситуаций. Не помогло, но она, по крайней мере, нашла приятного собеседника.