Страница:
– Готов? – спросила Кейт, забирая у Аарона телефон. Выехав со стоянки, джип выкатился на шоссе 101 и повернул на запад. Дорога уходила все дальше в глубь полуострова, и обступавшие ее с обеих сторон леса, в основном пихтовые и кедровые, понемногу сгущались. Поднимаясь на двести и даже больше футов, эти статные, поросшие мхом деревья нависали над двухполосным шоссе, словно стены некоего загадочного, сказочного собора. Пробивающийся сквозь плотные кроны послеполуденный солнечный свет расслаивался на зеленые и золотистые полосы, ложившиеся на дорогу пестрыми, подвижными узорами.
Удаляясь от портового городка, они словно углублялись в некий другой мир, отделенный от привычного и существующий сам по себе. Здесь их окружала тишина, такая же необъятная и глубокая, как и окружавшие озеро первозданные леса. Природа этого мира оставалась неизменной благодаря стараниям Службы национальных парков. Здесь Аарон чувствовал и переживал все то, что чувствовали и переживали детьми сама Кейт и ее брат, их отец и дед. Она до сих пор помнила, как, сидя в стареньком отцовском универсале, опускала окно, подставляла лицо освежающему ветру и с наслаждением вдыхала густой аромат мха и кедра. Правда, Фил нередко доводил ее до слез своими изощренными издевательствами – у него был особенный талант мучителя, – но Кейт уже давно простила брата за те давние детские проказы. Удивительно, но впоследствии он, словно по велению доброго волшебника, превратился в ее лучшего друга.
В пяти милях от озера они миновали последний холм, где еще поддерживалась сотовая связь. Здесь находилось «Кафе Грэмми», славившееся прекрасными пирогами с ежевикой.
На обочине, в стороне от парковки, Кейт приметила зеленый пикап. Сбросив скорость, она увидела водителя, судя по всему менявшего переднее колесо.
Парень в бейсболке с эмблемой «Джон Дир». Тот самый, что спас ее в продуктовом магазине.
Кейт притормозила, остановилась и, осторожно сдав назад, съехала на обочину. Она понятия не имела, как менять колесо, а он, скорее всего, не нуждался в ее помощи и даже не хотел ее. Но тем не менее Кейт остановилась – как-никак за ней остался должок.
– Ты что делаешь? – спросил Аарон.
– Оставайся на месте. И Бандита не выпускай. – Кейт вышла из машины и направилась к пикапу.
Здесь, в пышном окружении лесов, незнакомец выглядел, пожалуй, даже поинтереснее, чем в бакалейном магазине, как и должно быть, когда человек попадает в родную стихию. В какой-то момент ей стало немного не по себе. Пустынная дорога, вокруг ни души – если он вдруг набросится на нее, звать на помощь некого. Брат часто упрекал ее в излишней доверчивости, наивности, но Кейт просто не умела быть другой. Обычно она доверяла людям, и они редко ее подводили.
– Осторожнее, не подходите, – предупредил незнакомец, подняв на секунду голову. – У меня здесь раненое животное.
На приглашение поболтать не похоже.
Вытянув шею, Кейт увидела лежащего на боку енота. Зверь бился и издавал пронзительные звуки. Незнакомец – Кейт уже заметила на руках у него резиновые перчатки – пытался засунуть сопротивляющегося зверька в холщовый мешок, но тот не давался.
Вопреки полученному приказу из машины уже выпрыгнул Аарон. Оставшийся в джипе Бандит тоже рвался на волю и жалобно скулил.
Кейт схватила сына за плечо.
– Мы можем как-то помочь?
– Этот… черт! – Незнакомец подался назад.
– Укусил? – осведомилась Кейт. Он повертел руку.
– Попытался.
– Вы его сбили? – спросил Аарон. Губы у него дрожали – вид больных или раненых животных всегда приводил его в ужас.
– Нет. Нашел уже в таком состоянии. – Незнакомец отвел наконец глаза от енота и посмотрел на них. Кейт показалось, что он узнал ее, и его большое, поджарое, мускулистое тело отозвалось едва заметным напряжением.
– Он умрет? – дрожащим голосом спросил Аарон.
– Надеюсь, что нет. В Порт-Анджелесе есть приют для диких животных. Там его наверняка спасут – надо только довезти.
– И откуда только силы? Он ведь едва живой.
– Животные, когда им грозит опасность, задействуют дополнительные ресурсы. А инстинкт выживания у них очень сильный.
– Послушайте, вы можете воспользоваться иглу. – Аарон нырнул в джип.
Кейт помогла сыну освободить большой, на сорок пять галлонов, кулер, размеры которого вполне позволяли поместить в него еще не подросшего енота. Совместными усилиями они вытащили кулер из машины, подтянули к пикапу и накрыли им зверька. Енот бился и царапался, но незнакомцу все же удалось просунуть снизу крышку, после чего кулер перевернули, а крышку закрепили.
– А он не задохнется? – поинтересовался Аарон. Кейт вытащила спускную пробку.
– Думаю, с ним все будет в порядке. Незнакомец поставил кулер в кузов, где уже лежали какие-то инструменты, банки с лаком и бензопила. За спинкой водительского сиденья, в ружейной стойке, Кейт заметила удочки и кофейную чашку. Когда он повернулся, она смогла рассмотреть его получше. Суровые черты, жесткий, резко очерченный рот, густая тень щетины – идущая от него волна сексуальности разила наповал. У нее задрожали колени. «Ох, Кейт, какая же ты жалкая».
– Спасибо, – сказал парень в бейсболке.
Аарон, сам того не замечая, расправил плечи и выпятил грудь – он всегда так пыжился в присутствии другого мужчины. Кейт потрепала сына по голове.
– Вы где-то поблизости живете? – спросил незнакомец. – Я могу завезти кулер, когда закончу?
Кейт заколебалась. Сообщать, где ты живешь, человеку, которого совсем не знаешь, не слишком-то благоразумно. Тем более если живешь в укромном месте, в коттедже у озера, где твоих криков никто не услышит.
Словно прочитав ее мысли, он едва заметно улыбнулся:
– Я остановился у Шредеров. Это на озере Кресент.
У Шредеров. Когда-то, в далеком детстве, она частенько играла с Сэмми и Салли Шредерами. И Мейбл-Клэр, похоже, именно о нем говорила. Подожди, ты его еще не видела. Да и может ли быть опасным человек, спасший раненого енота?
– Мы недалеко от вас, примерно в четверти мили вниз по дороге. Там еще указатель перед поворотом – «Ливингстоны». Я – Кейт Ливингстон, а это Аарон.
– Рад познакомиться. Извините, что не подаю руку – я же вступал в контакт с дикой природой.
Ничего особенного, но Кейт глуповато, как ей показалось, хихикнула. Честное слово, как школьница. Она взяла себя в руки.
– Так вы родственник Шредеров?
– Вообще-то друг. Джей Ди Харрис.
– Джей Ди? – эхом отозвался Аарон.
– Для тебя – мистер Харрис, – поправила сына Кейт.
– Меня все зовут Джей Ди. Договорились, Аарон? Аарон кивнул. Вид у него при этом был самый что ни на есть серьезный. Кейт не сводила глаз с нового знакомого. Может быть, ей это только показалось, но она могла бы дать голову на отсечение, что глаза за темными стеклами очков смотрят на нее внимательно, словно оценивают, и даже… Удивительно, но вместо того, чтобы обидеться, она чувствовала в себе волнение взаимного интереса.
– Я, пожалуй, поеду. – Мужчина отвернулся. – Кулер завезу позже.
«Может быть, – подумала, садясь в джип, Кейт, – я в нем и ошибаюсь». Тем не менее впечатляющий образ стоял перед глазами. Он заинтриговал ее, даже с этой двухдневной щетиной. Даже в этих темных очках, неожиданным образом добавлявших ему сексуальности и придавших сходства с обворожительным Джонни Деп-пом.
«Прекрати, – приказала себе Кейт. – Твоего красавчика наверняка ждет дома семья, жена и детишки. И это даже хорошо. Просто великолепно. Аарону будет с кем поиграть».
Ее сын, проводивший долгим взглядом умчавшийся в противоположную сторону зеленый пикап, повернулся и посмотрел на нее:
– Как думаешь, этот енот будет жить?
– Мне он показался весьма активным.
Огибая восточный край озера, дорога заметно сужалась. Несколько десятилетий назад президент Рузвельт объявил озеро Кресент и прилегающие к нему территории достоянием нации и придал им статус национального парка. Сохранить собственность разрешалось только тем, кто обосновался здесь раньше. Сделки купли-продажи были запрещены, как и любые конструктивные проекты. Сложенные вручную бревенчатые дома и коттеджи, как и случайно возникший когда-то причал, словно застыли во времени.
Жившие у озера семьи представляли собой разношерстную группу и обычно держались обособленно. Обслуживанием и охраной летних домиков занималась управляющая компания Мейбл-Клэр Ньюман.
Съехав с дороги, Кейт направила джип между двумя громадными ситкинскими елями. Выпрыгнув из машины, Аарон побежал снимать перегораживавшую проселок цепь. Бандит выскочил следом и радостно помчался за ним.
Даже это было частью семейного ритуала. Снятие цепи, открытие проезда имело примерно то же значение, что и церемония перерезания ленточки. Обычно это делал старший ребенок прибывшей первой машины. В руках ему полагалось держать старый стертый ключ и бутылку ВД-40 – за долгую сырую зиму навесной замок успевал изрядно заржаветь. Повернув ключ и сняв замок, Аарон оставил тяжелую цепь на земле, отступил в сторону и сделал широкий приглашающий жест с полупоклоном.
Кейт показала большой палец и тихонько подала вперед. Официальная церемония открытия летнего сезона состоялась.
Преследуемый по пятам Бандитом, Аарон умчался по усыпанной гравием дорожке. Сейчас на ней валялись шишки да сломанные зимними ветрами сучья. Увидев дом, Кейт ощутила знакомое, какое-то детское волнение. Вдоль дорожки росли папоротники, некоторые размером с «фольксваген». Пронизанные тонкими солнечными лучами, они походили на некий заколдованный замок. Кейт до сих пор помнила, как бабушка Карла рассказывала, что здесь живут феи. И она ей верила.
Верила – немножко – даже сейчас, глядя на радостно прыгающих сына и пса.
Дорожка расширилась, деревья поредели и отступили. Прямо перед ней, словно бриллиант на шелковой изумрудной подушечке, стоял их летний дом.
Ей нравилось, как дом представлял себя – не сразу, а постепенно, шаг за шагом, от пристройки с садовыми инструментами и мхом на крыше до лодочного сарая, в котором нашлось место не только для лодки, но и для сваренного еще в пору сухого закона самогона. Вода в озере отличалась такой чистотой, такой завораживающей ясностью, что ее использовали в качестве питьевой.
Лужайку подстригли заранее, и дом с приоткрытыми ставнями выглядел сейчас так, словно еще только просыпался. Над окном стояло число 1921 – в память о годе завершения строительства. Заказчиком был Годфри Джеймс Ливингстон, иммигрант, сделавший состояние на пиломатериалах. Коттеджем дом называла только семья, с упрямой простотой чтившая таким образом прадедушку Годфри, любившего вспоминать Озерный край далекой Англии, где прошло его детство.
В применении к данному сооружению слово «коттедж» звучало с оттенком иронии. Фасад, в котором мощь бревен дополнялась крепостью камня, слегка изгибался, повторяя очертание береговой линии и как будто заключая в объятия чудесный вид с растянувшимся лениво озером и встающими из его глубин горами. Спроектированный в стиле «искусства и ремесла», сложенный из массивных бревен, с многопанельными мансардными окнами и широкой верандой, позволявшей в полной мере насладиться великолепным обрамлением, дом никак не сочетался с понятием «коттедж».
Сын Годфри – получивший по некоей роковой оплошности имя Уолден – и был дедушкой Кейт. Человек мягкий и незлобивый, он в продолжение одного поколения растерял семейное состояние главным образом по той простой причине, что позволил себе оставаться истовым консерватором в эпоху, когда само это слово вышло из употребления. О его страстной защите девственных лесов северо-запада говорили шепотом, словно такая позиция была несомненным доказательством ненормальности. Фраза «он любит лес» звучала с тем же оттенком скандальности, что и фраза «он любит мальчиков». В 30-х Уолдену пришлось буквально сражаться за леса. Потом, во время Второй мировой войны, он сражался уже на фронте, где был санитаром и даже получил Бронзовую звезду за участие в боях у Бастони. Статус героя помог ему уже по окончании войны выступить перед конгрессом с требованием ввести ограничения на вырубку лесов на федеральных землях. В 50-х враги объявили его коммунистом.
Его время пришло десятилетием позже. В 60-х «дети цветов» приняли старика в свои объятия. Вместе с женой Карлой, малоизвестной голливудской актрисой, сыгравшей крохотную роль в одном из фильмов Марлона Брандо, Уолден протестовал против разрушения окружающей среды в одном ряду с хиппи и анархистами. Взрослым детям оставалось только краснеть от смущения, когда родители отправились в Вудсток, где открыто курили травку. Став народным героем, Уолден написал книгу о пережитом.
Кейт была еще маленькой девочкой, когда дед, овдовев, воссоединился с семьей. Она любила старика всей душой, проводила с ним долгие часы, болтала обо всем, что только приходило в голову, и нисколько не сомневалась, что он ловит каждое ее слово.
С терпением, достойным святого, Уолден выслушивал и сбивчивый пересказ сюжета «Паутины Шарлотты», и презентации, которые она готовила к школьной конференции. Потом, когда Кейт уже подросла, именно дедушка Уолден был тем единственным, кому она поверяла свои маленькие тайны, перед кем отчитывалась за проведенные выходные – с походами на футбол, вечеринками, свиданиями. Дедушка был хранителем всех ее секретов и надежд. Ему первому Кейт открыла свою мечту: стать знаменитой международной журналисткой. Ему первому призналась в том, что изменило все ее будущее:
– Я беременна, и Натан хочет, чтобы я избавилась от ребенка.
– К черту Натана. – Дед, передвигавшийся к тому времени только в кресле-каталке, выразительно махнул рукой. – Чего хочешь ты?
Она сложила руки на еще плоском животе:
– Я хочу ребенка.
Глаза за двойными стеклами очков блеснули.
– Я люблю тебя, Кэти, и помогу всем, чем только смогу.
Он дал ей то, что было важнее всего на свете, – свое полное, безусловное одобрение. Разумеется, родители тоже поддержали дочь. Они чувствовали, что обязаны сыграть эту роль. Но их недовольство, их раздражение, их разочарование – все это проскакивало – в словах, жестах, взглядах. Мы вырастили тебя не для того, чтобы ты стала матерью-одиночкой.
Только дед знал истину: в мире нет карьеры или призвания более волнующего, требовательного и благодарного, чем воспитание ребенка.
Кейт любила старика за щедрое, доброе сердце и широту взглядов, за страстность и честность. Любила за то, что он принимал ее такой, какая она есть, со всеми достоинствами и недостатками. Он дал ей множество советов. Тот, что остался навсегда, состоял всего из двух слов: не подстраивайся.
К сожалению, она не всегда и не во всем следовала этому совету. Особенно в карьере. Устроилась в популярную, но не имеющую большого влияния газету, где от нее требовался трезвый взгляд на моду, умение ввернуть красивую фразу и способность регулярно выдавать восемнадцать сотен слов.
В этом все и дело, решила она, паркуясь у задней двери. Это лето было шансом найти что-то, что могло по-настоящему увлечь ее. Что-то такое, что она сделала бы ради себя и в память о дедушке.
Прихватив первый попавшийся под руку пакет, Кейт вышла из джипа и открыла заднюю дверцу. По крайней мере подумала, что открыла. Поворачивая ключ, она не почувствовала сопротивления задвижки.
Странно, подумала Кейт и, толкнув дверь, переступила порог. Должно быть, уборщики забыли запереть за собой. Да еще и радио оставили включенным – из динамиков лилась старенькая мелодия «Дрифтере». Надо будет предупредить Мейбл Клэр. Проблем с преступностью здесь не было никогда, но это не может быть оправданием невнимательности.
Если не считать недосмотра с дверью, со своей работой уборщики справились отлично. Сосновые половицы сияли, деревянные панели отливали маслянистым блеском. Ставни были распахнуты, и отраженный от воды яркий солнечный свет вливался в комнату слепящим потоком.
Вдохнув запах лимонного масла и коктейля «Уиндекс», Кейт подошла к окну. Каждый, кто приезжал сюда, как будто заново и на свой лад открывал старый дом. Кейт всегда начинала с того, что проверяла, в порядке ли шкафчики и ящики, верно ли поставлены часы, работает ли электрическая плита, застелено ли чистое белье и включен ли водонагреватель. И только после этого выходила наружу, любовалась лужайкой и, дрожа от восторга, трогала ледяную воду.
Аарон задерживаться в доме не стал и первым делом пробежал по границам участка – от куста ежевики в одном конце до рогозы в другом. Бандит, разумеется, носился за ним по пятам.
Увидев их на причале, Кейт уже открыла рот, чтобы предупредить сына, но вовремя прикусила язык. Не стоит лишний раз его сердить. К тому же Аарон и без ее напоминаний приближаться к воде не станет – он до сих пор упрямо отказывался учиться плавать.
Почему, Кейт не знала. Никаких неприятностей, связанных так или иначе с водой, с ним не случалось. Он не возражал, если ему предлагали прокатиться на лодке, и даже ходил по мелководью. Но погружаться в воду с головой не желал ни при каких обстоятельствах.
Кейт это беспокоило. У взрослого такая фобия могла стать серьезной проблемой, даже проклятием. Каждый раз, когда кто-то из одноклассников отмечал день рождения у общего бассейна, Аарон старался уйти подальше, жалуясь, что у него болит живот. Когда его приглашали попробовать силы в команде по плаванию, он ссылался на то, что забыл дома форму. Прошлым летом Аарон несколько часов просидел на краю причала, пока Айзек и Мюриел, дети Фила, которые были младше его, плескались и играли старым желтым мячом. Аарон наблюдал за ними с затаенной завистью, но желание составить им компанию никогда не перевешивало боязни. Кейт видела, как ему хочется быть с ними, но пересилить себя он не мог и в результате довольствовался тем, что стоял на причале или плавал неподалеку в лодке.
«Рискуй!» – хотелось крикнуть Кейт. Она уже решила, что обязательно поможет сыну научиться плавать. Даже если не сделает этим летом ничего другого. Материнский инстинкт подсказывал, что, научившись преодолевать страх, он откроет для себя целый мир иных возможностей. Она хотела, чтобы сын знал, что он вовсе не обязан довольствоваться малым и отказываться от мечты.
Вот оно. Мысль как будто пробилась из глубин к поверхности. У Аарона проблемы. По словам учителей, школьного консультанта и педиатра, у мальчика проявлялись признаки психологической неуравновешенности. Проведенные тесты не обнаружили каких-либо расстройств. Такое заключение ее не удивило. Она знала, что нужно сыну. Мужчина. Человек, который заменил бы отца. Все просто, никакого секрета. Он и сам постоянно говорил об этом, не понимая, что каждый раз бьет ей по сердцу.
– У тебя есть дядя Фил, – неизменно отвечала она. Теперь Фил был далеко, а поведение Аарона в школе изменилось в худшую сторону. Слишком много обещаний осталось невыполненными, слишком много родительских собраний она посетила, и в конце концов Сильвия указала ей на дверь.
Горло перехватило от непролитых слез. Нет, надо благодарить судьбу за то, что сын здоров, любит свою семью и, по большей части, чудесный ребенок. Но иногда… Иногда она просто не знала, что делать с ним, как справиться.
Может быть, именно поэтому родителей и должно быть двое. Чтобы, когда один доходит до предела, ему на смену приходил другой.
По крайней мере, так она думала. Наверняка Кейт не знала, потому что растила Аарона в одиночку, и сменять ее было некому. Конечно, был еще Натан, но тот исчез прежде, чем успел понадобиться.
Кейт вышла еще за одним пакетом.
– Не хочешь помочь? – окликнула она сына.
Аарон повернулся и похлопал в ладоши.
– Очень смешно, – проворчала Кейт. – И раз так, я не стану трогать твое мороженое, и пусть оно растает.
Он тут же прибежал – раскрасневшийся, пахнущий свежими листьями и свежим воздухом.
– Я уже готов.
Кейт положила пакет на сосновый стол. В раковине стоял наполовину наполненный водой стакан. Она вылила воду. Наверное, уборщики оставили. Кейт убрала продукты в морозилку, открыла холодильник и обнаружила пластиковый контейнер с пластиковой вилкой.
– Какого… – Достав контейнер, она отправила его прямиком в мусорную корзину. Кто знает, сколько дней он здесь простоял.
– Что это такое? – поинтересовался Аарон.
– Ничего. Просто уборщики забыли здесь кое-что. Придется поговорить с миссис Ньюман. – Разложив продукты по местам, Кейт разрешила сыну выйти на улицу и поиграть с Бандитом. Сама же, взяв два чемодана, пошла наверх. Поскольку весь дом был в их полном распоряжении, она решила занять главную спальню, откуда открывался вид на озеро. Центральное мансардное окно выступало наружу, напоминая нос корабля. Никогда раньше Кейт здесь не спала. Потому что никогда раньше не была в этом доме старшей из взрослых. Комната предназначалась для двоих. Для ее бабушки и дедушки. Для отца и матери. Для Фила и Барбары. Теперь эта спальня ее – на все долгое лето. Вот так.
С двумя чемоданами в руках Кейт толкнула дверь. Уборщики отличились и тут – забыли раздвинуть портьеры. В комнате было сумрачно и душно, словно здесь притаились ночные тени.
Недовольно нахмурившись, она поставила чемоданы на пол. Глаза еще не привыкли к полутьме. Выпрямившись, Кейт заметила, как шевельнулась тень в углу.
В следующий момент тень обрела человеческие формы, а человек шагнул к ней.
Аарон, только и успела подумать Кейт.
И метнулась вниз по ступенькам.
Глава 4
Удаляясь от портового городка, они словно углублялись в некий другой мир, отделенный от привычного и существующий сам по себе. Здесь их окружала тишина, такая же необъятная и глубокая, как и окружавшие озеро первозданные леса. Природа этого мира оставалась неизменной благодаря стараниям Службы национальных парков. Здесь Аарон чувствовал и переживал все то, что чувствовали и переживали детьми сама Кейт и ее брат, их отец и дед. Она до сих пор помнила, как, сидя в стареньком отцовском универсале, опускала окно, подставляла лицо освежающему ветру и с наслаждением вдыхала густой аромат мха и кедра. Правда, Фил нередко доводил ее до слез своими изощренными издевательствами – у него был особенный талант мучителя, – но Кейт уже давно простила брата за те давние детские проказы. Удивительно, но впоследствии он, словно по велению доброго волшебника, превратился в ее лучшего друга.
В пяти милях от озера они миновали последний холм, где еще поддерживалась сотовая связь. Здесь находилось «Кафе Грэмми», славившееся прекрасными пирогами с ежевикой.
На обочине, в стороне от парковки, Кейт приметила зеленый пикап. Сбросив скорость, она увидела водителя, судя по всему менявшего переднее колесо.
Парень в бейсболке с эмблемой «Джон Дир». Тот самый, что спас ее в продуктовом магазине.
Кейт притормозила, остановилась и, осторожно сдав назад, съехала на обочину. Она понятия не имела, как менять колесо, а он, скорее всего, не нуждался в ее помощи и даже не хотел ее. Но тем не менее Кейт остановилась – как-никак за ней остался должок.
– Ты что делаешь? – спросил Аарон.
– Оставайся на месте. И Бандита не выпускай. – Кейт вышла из машины и направилась к пикапу.
Здесь, в пышном окружении лесов, незнакомец выглядел, пожалуй, даже поинтереснее, чем в бакалейном магазине, как и должно быть, когда человек попадает в родную стихию. В какой-то момент ей стало немного не по себе. Пустынная дорога, вокруг ни души – если он вдруг набросится на нее, звать на помощь некого. Брат часто упрекал ее в излишней доверчивости, наивности, но Кейт просто не умела быть другой. Обычно она доверяла людям, и они редко ее подводили.
– Осторожнее, не подходите, – предупредил незнакомец, подняв на секунду голову. – У меня здесь раненое животное.
На приглашение поболтать не похоже.
Вытянув шею, Кейт увидела лежащего на боку енота. Зверь бился и издавал пронзительные звуки. Незнакомец – Кейт уже заметила на руках у него резиновые перчатки – пытался засунуть сопротивляющегося зверька в холщовый мешок, но тот не давался.
Вопреки полученному приказу из машины уже выпрыгнул Аарон. Оставшийся в джипе Бандит тоже рвался на волю и жалобно скулил.
Кейт схватила сына за плечо.
– Мы можем как-то помочь?
– Этот… черт! – Незнакомец подался назад.
– Укусил? – осведомилась Кейт. Он повертел руку.
– Попытался.
– Вы его сбили? – спросил Аарон. Губы у него дрожали – вид больных или раненых животных всегда приводил его в ужас.
– Нет. Нашел уже в таком состоянии. – Незнакомец отвел наконец глаза от енота и посмотрел на них. Кейт показалось, что он узнал ее, и его большое, поджарое, мускулистое тело отозвалось едва заметным напряжением.
– Он умрет? – дрожащим голосом спросил Аарон.
– Надеюсь, что нет. В Порт-Анджелесе есть приют для диких животных. Там его наверняка спасут – надо только довезти.
– И откуда только силы? Он ведь едва живой.
– Животные, когда им грозит опасность, задействуют дополнительные ресурсы. А инстинкт выживания у них очень сильный.
– Послушайте, вы можете воспользоваться иглу. – Аарон нырнул в джип.
Кейт помогла сыну освободить большой, на сорок пять галлонов, кулер, размеры которого вполне позволяли поместить в него еще не подросшего енота. Совместными усилиями они вытащили кулер из машины, подтянули к пикапу и накрыли им зверька. Енот бился и царапался, но незнакомцу все же удалось просунуть снизу крышку, после чего кулер перевернули, а крышку закрепили.
– А он не задохнется? – поинтересовался Аарон. Кейт вытащила спускную пробку.
– Думаю, с ним все будет в порядке. Незнакомец поставил кулер в кузов, где уже лежали какие-то инструменты, банки с лаком и бензопила. За спинкой водительского сиденья, в ружейной стойке, Кейт заметила удочки и кофейную чашку. Когда он повернулся, она смогла рассмотреть его получше. Суровые черты, жесткий, резко очерченный рот, густая тень щетины – идущая от него волна сексуальности разила наповал. У нее задрожали колени. «Ох, Кейт, какая же ты жалкая».
– Спасибо, – сказал парень в бейсболке.
Аарон, сам того не замечая, расправил плечи и выпятил грудь – он всегда так пыжился в присутствии другого мужчины. Кейт потрепала сына по голове.
– Вы где-то поблизости живете? – спросил незнакомец. – Я могу завезти кулер, когда закончу?
Кейт заколебалась. Сообщать, где ты живешь, человеку, которого совсем не знаешь, не слишком-то благоразумно. Тем более если живешь в укромном месте, в коттедже у озера, где твоих криков никто не услышит.
Словно прочитав ее мысли, он едва заметно улыбнулся:
– Я остановился у Шредеров. Это на озере Кресент.
У Шредеров. Когда-то, в далеком детстве, она частенько играла с Сэмми и Салли Шредерами. И Мейбл-Клэр, похоже, именно о нем говорила. Подожди, ты его еще не видела. Да и может ли быть опасным человек, спасший раненого енота?
– Мы недалеко от вас, примерно в четверти мили вниз по дороге. Там еще указатель перед поворотом – «Ливингстоны». Я – Кейт Ливингстон, а это Аарон.
– Рад познакомиться. Извините, что не подаю руку – я же вступал в контакт с дикой природой.
Ничего особенного, но Кейт глуповато, как ей показалось, хихикнула. Честное слово, как школьница. Она взяла себя в руки.
– Так вы родственник Шредеров?
– Вообще-то друг. Джей Ди Харрис.
– Джей Ди? – эхом отозвался Аарон.
– Для тебя – мистер Харрис, – поправила сына Кейт.
– Меня все зовут Джей Ди. Договорились, Аарон? Аарон кивнул. Вид у него при этом был самый что ни на есть серьезный. Кейт не сводила глаз с нового знакомого. Может быть, ей это только показалось, но она могла бы дать голову на отсечение, что глаза за темными стеклами очков смотрят на нее внимательно, словно оценивают, и даже… Удивительно, но вместо того, чтобы обидеться, она чувствовала в себе волнение взаимного интереса.
– Я, пожалуй, поеду. – Мужчина отвернулся. – Кулер завезу позже.
«Может быть, – подумала, садясь в джип, Кейт, – я в нем и ошибаюсь». Тем не менее впечатляющий образ стоял перед глазами. Он заинтриговал ее, даже с этой двухдневной щетиной. Даже в этих темных очках, неожиданным образом добавлявших ему сексуальности и придавших сходства с обворожительным Джонни Деп-пом.
«Прекрати, – приказала себе Кейт. – Твоего красавчика наверняка ждет дома семья, жена и детишки. И это даже хорошо. Просто великолепно. Аарону будет с кем поиграть».
Ее сын, проводивший долгим взглядом умчавшийся в противоположную сторону зеленый пикап, повернулся и посмотрел на нее:
– Как думаешь, этот енот будет жить?
– Мне он показался весьма активным.
Огибая восточный край озера, дорога заметно сужалась. Несколько десятилетий назад президент Рузвельт объявил озеро Кресент и прилегающие к нему территории достоянием нации и придал им статус национального парка. Сохранить собственность разрешалось только тем, кто обосновался здесь раньше. Сделки купли-продажи были запрещены, как и любые конструктивные проекты. Сложенные вручную бревенчатые дома и коттеджи, как и случайно возникший когда-то причал, словно застыли во времени.
Жившие у озера семьи представляли собой разношерстную группу и обычно держались обособленно. Обслуживанием и охраной летних домиков занималась управляющая компания Мейбл-Клэр Ньюман.
Съехав с дороги, Кейт направила джип между двумя громадными ситкинскими елями. Выпрыгнув из машины, Аарон побежал снимать перегораживавшую проселок цепь. Бандит выскочил следом и радостно помчался за ним.
Даже это было частью семейного ритуала. Снятие цепи, открытие проезда имело примерно то же значение, что и церемония перерезания ленточки. Обычно это делал старший ребенок прибывшей первой машины. В руках ему полагалось держать старый стертый ключ и бутылку ВД-40 – за долгую сырую зиму навесной замок успевал изрядно заржаветь. Повернув ключ и сняв замок, Аарон оставил тяжелую цепь на земле, отступил в сторону и сделал широкий приглашающий жест с полупоклоном.
Кейт показала большой палец и тихонько подала вперед. Официальная церемония открытия летнего сезона состоялась.
Преследуемый по пятам Бандитом, Аарон умчался по усыпанной гравием дорожке. Сейчас на ней валялись шишки да сломанные зимними ветрами сучья. Увидев дом, Кейт ощутила знакомое, какое-то детское волнение. Вдоль дорожки росли папоротники, некоторые размером с «фольксваген». Пронизанные тонкими солнечными лучами, они походили на некий заколдованный замок. Кейт до сих пор помнила, как бабушка Карла рассказывала, что здесь живут феи. И она ей верила.
Верила – немножко – даже сейчас, глядя на радостно прыгающих сына и пса.
Дорожка расширилась, деревья поредели и отступили. Прямо перед ней, словно бриллиант на шелковой изумрудной подушечке, стоял их летний дом.
Ей нравилось, как дом представлял себя – не сразу, а постепенно, шаг за шагом, от пристройки с садовыми инструментами и мхом на крыше до лодочного сарая, в котором нашлось место не только для лодки, но и для сваренного еще в пору сухого закона самогона. Вода в озере отличалась такой чистотой, такой завораживающей ясностью, что ее использовали в качестве питьевой.
Лужайку подстригли заранее, и дом с приоткрытыми ставнями выглядел сейчас так, словно еще только просыпался. Над окном стояло число 1921 – в память о годе завершения строительства. Заказчиком был Годфри Джеймс Ливингстон, иммигрант, сделавший состояние на пиломатериалах. Коттеджем дом называла только семья, с упрямой простотой чтившая таким образом прадедушку Годфри, любившего вспоминать Озерный край далекой Англии, где прошло его детство.
В применении к данному сооружению слово «коттедж» звучало с оттенком иронии. Фасад, в котором мощь бревен дополнялась крепостью камня, слегка изгибался, повторяя очертание береговой линии и как будто заключая в объятия чудесный вид с растянувшимся лениво озером и встающими из его глубин горами. Спроектированный в стиле «искусства и ремесла», сложенный из массивных бревен, с многопанельными мансардными окнами и широкой верандой, позволявшей в полной мере насладиться великолепным обрамлением, дом никак не сочетался с понятием «коттедж».
Сын Годфри – получивший по некоей роковой оплошности имя Уолден – и был дедушкой Кейт. Человек мягкий и незлобивый, он в продолжение одного поколения растерял семейное состояние главным образом по той простой причине, что позволил себе оставаться истовым консерватором в эпоху, когда само это слово вышло из употребления. О его страстной защите девственных лесов северо-запада говорили шепотом, словно такая позиция была несомненным доказательством ненормальности. Фраза «он любит лес» звучала с тем же оттенком скандальности, что и фраза «он любит мальчиков». В 30-х Уолдену пришлось буквально сражаться за леса. Потом, во время Второй мировой войны, он сражался уже на фронте, где был санитаром и даже получил Бронзовую звезду за участие в боях у Бастони. Статус героя помог ему уже по окончании войны выступить перед конгрессом с требованием ввести ограничения на вырубку лесов на федеральных землях. В 50-х враги объявили его коммунистом.
Его время пришло десятилетием позже. В 60-х «дети цветов» приняли старика в свои объятия. Вместе с женой Карлой, малоизвестной голливудской актрисой, сыгравшей крохотную роль в одном из фильмов Марлона Брандо, Уолден протестовал против разрушения окружающей среды в одном ряду с хиппи и анархистами. Взрослым детям оставалось только краснеть от смущения, когда родители отправились в Вудсток, где открыто курили травку. Став народным героем, Уолден написал книгу о пережитом.
Кейт была еще маленькой девочкой, когда дед, овдовев, воссоединился с семьей. Она любила старика всей душой, проводила с ним долгие часы, болтала обо всем, что только приходило в голову, и нисколько не сомневалась, что он ловит каждое ее слово.
С терпением, достойным святого, Уолден выслушивал и сбивчивый пересказ сюжета «Паутины Шарлотты», и презентации, которые она готовила к школьной конференции. Потом, когда Кейт уже подросла, именно дедушка Уолден был тем единственным, кому она поверяла свои маленькие тайны, перед кем отчитывалась за проведенные выходные – с походами на футбол, вечеринками, свиданиями. Дедушка был хранителем всех ее секретов и надежд. Ему первому Кейт открыла свою мечту: стать знаменитой международной журналисткой. Ему первому призналась в том, что изменило все ее будущее:
– Я беременна, и Натан хочет, чтобы я избавилась от ребенка.
– К черту Натана. – Дед, передвигавшийся к тому времени только в кресле-каталке, выразительно махнул рукой. – Чего хочешь ты?
Она сложила руки на еще плоском животе:
– Я хочу ребенка.
Глаза за двойными стеклами очков блеснули.
– Я люблю тебя, Кэти, и помогу всем, чем только смогу.
Он дал ей то, что было важнее всего на свете, – свое полное, безусловное одобрение. Разумеется, родители тоже поддержали дочь. Они чувствовали, что обязаны сыграть эту роль. Но их недовольство, их раздражение, их разочарование – все это проскакивало – в словах, жестах, взглядах. Мы вырастили тебя не для того, чтобы ты стала матерью-одиночкой.
Только дед знал истину: в мире нет карьеры или призвания более волнующего, требовательного и благодарного, чем воспитание ребенка.
Кейт любила старика за щедрое, доброе сердце и широту взглядов, за страстность и честность. Любила за то, что он принимал ее такой, какая она есть, со всеми достоинствами и недостатками. Он дал ей множество советов. Тот, что остался навсегда, состоял всего из двух слов: не подстраивайся.
К сожалению, она не всегда и не во всем следовала этому совету. Особенно в карьере. Устроилась в популярную, но не имеющую большого влияния газету, где от нее требовался трезвый взгляд на моду, умение ввернуть красивую фразу и способность регулярно выдавать восемнадцать сотен слов.
В этом все и дело, решила она, паркуясь у задней двери. Это лето было шансом найти что-то, что могло по-настоящему увлечь ее. Что-то такое, что она сделала бы ради себя и в память о дедушке.
Прихватив первый попавшийся под руку пакет, Кейт вышла из джипа и открыла заднюю дверцу. По крайней мере подумала, что открыла. Поворачивая ключ, она не почувствовала сопротивления задвижки.
Странно, подумала Кейт и, толкнув дверь, переступила порог. Должно быть, уборщики забыли запереть за собой. Да еще и радио оставили включенным – из динамиков лилась старенькая мелодия «Дрифтере». Надо будет предупредить Мейбл Клэр. Проблем с преступностью здесь не было никогда, но это не может быть оправданием невнимательности.
Если не считать недосмотра с дверью, со своей работой уборщики справились отлично. Сосновые половицы сияли, деревянные панели отливали маслянистым блеском. Ставни были распахнуты, и отраженный от воды яркий солнечный свет вливался в комнату слепящим потоком.
Вдохнув запах лимонного масла и коктейля «Уиндекс», Кейт подошла к окну. Каждый, кто приезжал сюда, как будто заново и на свой лад открывал старый дом. Кейт всегда начинала с того, что проверяла, в порядке ли шкафчики и ящики, верно ли поставлены часы, работает ли электрическая плита, застелено ли чистое белье и включен ли водонагреватель. И только после этого выходила наружу, любовалась лужайкой и, дрожа от восторга, трогала ледяную воду.
Аарон задерживаться в доме не стал и первым делом пробежал по границам участка – от куста ежевики в одном конце до рогозы в другом. Бандит, разумеется, носился за ним по пятам.
Увидев их на причале, Кейт уже открыла рот, чтобы предупредить сына, но вовремя прикусила язык. Не стоит лишний раз его сердить. К тому же Аарон и без ее напоминаний приближаться к воде не станет – он до сих пор упрямо отказывался учиться плавать.
Почему, Кейт не знала. Никаких неприятностей, связанных так или иначе с водой, с ним не случалось. Он не возражал, если ему предлагали прокатиться на лодке, и даже ходил по мелководью. Но погружаться в воду с головой не желал ни при каких обстоятельствах.
Кейт это беспокоило. У взрослого такая фобия могла стать серьезной проблемой, даже проклятием. Каждый раз, когда кто-то из одноклассников отмечал день рождения у общего бассейна, Аарон старался уйти подальше, жалуясь, что у него болит живот. Когда его приглашали попробовать силы в команде по плаванию, он ссылался на то, что забыл дома форму. Прошлым летом Аарон несколько часов просидел на краю причала, пока Айзек и Мюриел, дети Фила, которые были младше его, плескались и играли старым желтым мячом. Аарон наблюдал за ними с затаенной завистью, но желание составить им компанию никогда не перевешивало боязни. Кейт видела, как ему хочется быть с ними, но пересилить себя он не мог и в результате довольствовался тем, что стоял на причале или плавал неподалеку в лодке.
«Рискуй!» – хотелось крикнуть Кейт. Она уже решила, что обязательно поможет сыну научиться плавать. Даже если не сделает этим летом ничего другого. Материнский инстинкт подсказывал, что, научившись преодолевать страх, он откроет для себя целый мир иных возможностей. Она хотела, чтобы сын знал, что он вовсе не обязан довольствоваться малым и отказываться от мечты.
Вот оно. Мысль как будто пробилась из глубин к поверхности. У Аарона проблемы. По словам учителей, школьного консультанта и педиатра, у мальчика проявлялись признаки психологической неуравновешенности. Проведенные тесты не обнаружили каких-либо расстройств. Такое заключение ее не удивило. Она знала, что нужно сыну. Мужчина. Человек, который заменил бы отца. Все просто, никакого секрета. Он и сам постоянно говорил об этом, не понимая, что каждый раз бьет ей по сердцу.
– У тебя есть дядя Фил, – неизменно отвечала она. Теперь Фил был далеко, а поведение Аарона в школе изменилось в худшую сторону. Слишком много обещаний осталось невыполненными, слишком много родительских собраний она посетила, и в конце концов Сильвия указала ей на дверь.
Горло перехватило от непролитых слез. Нет, надо благодарить судьбу за то, что сын здоров, любит свою семью и, по большей части, чудесный ребенок. Но иногда… Иногда она просто не знала, что делать с ним, как справиться.
Может быть, именно поэтому родителей и должно быть двое. Чтобы, когда один доходит до предела, ему на смену приходил другой.
По крайней мере, так она думала. Наверняка Кейт не знала, потому что растила Аарона в одиночку, и сменять ее было некому. Конечно, был еще Натан, но тот исчез прежде, чем успел понадобиться.
Кейт вышла еще за одним пакетом.
– Не хочешь помочь? – окликнула она сына.
Аарон повернулся и похлопал в ладоши.
– Очень смешно, – проворчала Кейт. – И раз так, я не стану трогать твое мороженое, и пусть оно растает.
Он тут же прибежал – раскрасневшийся, пахнущий свежими листьями и свежим воздухом.
– Я уже готов.
Кейт положила пакет на сосновый стол. В раковине стоял наполовину наполненный водой стакан. Она вылила воду. Наверное, уборщики оставили. Кейт убрала продукты в морозилку, открыла холодильник и обнаружила пластиковый контейнер с пластиковой вилкой.
– Какого… – Достав контейнер, она отправила его прямиком в мусорную корзину. Кто знает, сколько дней он здесь простоял.
– Что это такое? – поинтересовался Аарон.
– Ничего. Просто уборщики забыли здесь кое-что. Придется поговорить с миссис Ньюман. – Разложив продукты по местам, Кейт разрешила сыну выйти на улицу и поиграть с Бандитом. Сама же, взяв два чемодана, пошла наверх. Поскольку весь дом был в их полном распоряжении, она решила занять главную спальню, откуда открывался вид на озеро. Центральное мансардное окно выступало наружу, напоминая нос корабля. Никогда раньше Кейт здесь не спала. Потому что никогда раньше не была в этом доме старшей из взрослых. Комната предназначалась для двоих. Для ее бабушки и дедушки. Для отца и матери. Для Фила и Барбары. Теперь эта спальня ее – на все долгое лето. Вот так.
С двумя чемоданами в руках Кейт толкнула дверь. Уборщики отличились и тут – забыли раздвинуть портьеры. В комнате было сумрачно и душно, словно здесь притаились ночные тени.
Недовольно нахмурившись, она поставила чемоданы на пол. Глаза еще не привыкли к полутьме. Выпрямившись, Кейт заметила, как шевельнулась тень в углу.
В следующий момент тень обрела человеческие формы, а человек шагнул к ней.
Аарон, только и успела подумать Кейт.
И метнулась вниз по ступенькам.
Глава 4
Женщина смотрела на него. Взгляд задержался на пару секунд дольше необходимого, и Джей Ди почувствовал, как ускорился его пульс.
– Это все или вам требуется дополнительная информация? – спросил он, подавая ей заполненный формуляр.
– Хватит и этого. – Она улыбнулась как-то неопределенно. В последнее время он с подозрением воспринимал каждый взгляд, каждое слово, каждую улыбку. – Спасибо, мистер… – Женщина заглянула в формуляр. – Мистер Харрис.
Она была молода. Миловидна, как и любая студентка со свеженьким личиком. Скорее всего, волонтер. Подрядилась на лето. Ярлычок на кармашке подтвердил догадку – «Дарла Т. Волонтер».
Оставалось только надеяться, что она не станет распространяться о нем перед своими друзьями. Мнительность не оставляла его даже здесь, в этом глухом уголке огромной страны. Сэм уверял, что в Порт-Анджелесе его никто не найдет, что там он спрячется наконец от шумихи, поднявшейся вокруг него после случая в госпитале. Нужно только слегка изменить внешность и не высовываться.
Подвергшись настоящей осаде – кто бы мог представить, что такое вообще возможно! – он, разумеется, ко всему относился с подозрительностью и постоянно держался настороже. Когда присланный неведомым таблоидом фотограф выскочил – будто чертик из шкатулки – из-за мусорного бака, чтобы щелкнуть его в пижамных штанах и с корзиной в руке, Джей Ди понял, что жизнь никогда уже не будет прежней. Потом какая-то женщина ранила себя только лишь для того, чтобы он спас ее. А когда компания по производству игрушек прислала – в запечатанном пакете с надписью «ВСКРЫТЬ ЛИЧНО» – образец игрушки «Джордан Донован Харрис» в полном боевом облачении и с загадочным оружием, которого реальный Харрис никогда и в глаза не видел, он подал рапорт об отставке. И наконец в один дождливый осенний вечер некий репортер, позвонив на домашний телефон, попросил рассказать о его матери.
В тот вечер Джей Ди сорвал со стены телефон. Когда прохода не давали ему, это было плохо. Но когда вся эта стая нацелилась на его мать, что-то в нем сломалось.
Хватит.
Если оставить все как есть, если и дальше терпеть это невыносимое внимание, то рано или поздно он просто спятит, как и тот парень с бомбой.
Надо исчезнуть, раствориться, подождать, пока безумие пройдет само собой. Укрывшись от цепкого взгляда «общественности», он сможет вернуться к спокойной и тихой частной жизни. Сэм предложил остановиться в принадлежащем их семье летнем доме. Без всяких условий. Есть же такие друзья.
Пока что план срабатывал. Его мать, Джанет, получала всю необходимую помощь, за ней присматривали и ухаживали, а сам Джей Ди обосновался в укромном местечке, в трех тысячах миль от округа Колумбия, где его, похоже, никто не узнавал. Маскировка тоже оказалась удачной – он мало походил на того гладковыбритого и подтянутого военного, каким был совсем еще недавно. И все же сомнения нет-нет да и возникали. Как, например, сейчас, когда эта симпатичная девушка-волонтер так мило ему улыбалась. Он уже не верил улыбкам незнакомых людей. Может быть, когда-то девушка и улыбалась только потому, что он ей нравился, но такое как будто случалось в другой жизни и с кем-то еще. Теперь каждая улыбка, каждое приветствие, каждый приглашающий жест вызывали подозрение. Людям было наплевать, что он за человек, их интересовало только то, что он остановил бомбиста-самоубийцу и спас президента.
Камеры репортеров и системы наблюдения запечатлели все до мельчайших деталей. Драма длилась несколько минут, но, когда она закончилась, с ней закончилась и его прежняя жизнь. Телевизионные каналы всего мира прокручивали запись снова и снова, она тотчас же попала и в Интернет. Пресса моментально окрестила его героем Америки. И, что самое страшное, публике это понравилось.
– Это все или вам требуется дополнительная информация? – спросил он, подавая ей заполненный формуляр.
– Хватит и этого. – Она улыбнулась как-то неопределенно. В последнее время он с подозрением воспринимал каждый взгляд, каждое слово, каждую улыбку. – Спасибо, мистер… – Женщина заглянула в формуляр. – Мистер Харрис.
Она была молода. Миловидна, как и любая студентка со свеженьким личиком. Скорее всего, волонтер. Подрядилась на лето. Ярлычок на кармашке подтвердил догадку – «Дарла Т. Волонтер».
Оставалось только надеяться, что она не станет распространяться о нем перед своими друзьями. Мнительность не оставляла его даже здесь, в этом глухом уголке огромной страны. Сэм уверял, что в Порт-Анджелесе его никто не найдет, что там он спрячется наконец от шумихи, поднявшейся вокруг него после случая в госпитале. Нужно только слегка изменить внешность и не высовываться.
Подвергшись настоящей осаде – кто бы мог представить, что такое вообще возможно! – он, разумеется, ко всему относился с подозрительностью и постоянно держался настороже. Когда присланный неведомым таблоидом фотограф выскочил – будто чертик из шкатулки – из-за мусорного бака, чтобы щелкнуть его в пижамных штанах и с корзиной в руке, Джей Ди понял, что жизнь никогда уже не будет прежней. Потом какая-то женщина ранила себя только лишь для того, чтобы он спас ее. А когда компания по производству игрушек прислала – в запечатанном пакете с надписью «ВСКРЫТЬ ЛИЧНО» – образец игрушки «Джордан Донован Харрис» в полном боевом облачении и с загадочным оружием, которого реальный Харрис никогда и в глаза не видел, он подал рапорт об отставке. И наконец в один дождливый осенний вечер некий репортер, позвонив на домашний телефон, попросил рассказать о его матери.
В тот вечер Джей Ди сорвал со стены телефон. Когда прохода не давали ему, это было плохо. Но когда вся эта стая нацелилась на его мать, что-то в нем сломалось.
Хватит.
Если оставить все как есть, если и дальше терпеть это невыносимое внимание, то рано или поздно он просто спятит, как и тот парень с бомбой.
Надо исчезнуть, раствориться, подождать, пока безумие пройдет само собой. Укрывшись от цепкого взгляда «общественности», он сможет вернуться к спокойной и тихой частной жизни. Сэм предложил остановиться в принадлежащем их семье летнем доме. Без всяких условий. Есть же такие друзья.
Пока что план срабатывал. Его мать, Джанет, получала всю необходимую помощь, за ней присматривали и ухаживали, а сам Джей Ди обосновался в укромном местечке, в трех тысячах миль от округа Колумбия, где его, похоже, никто не узнавал. Маскировка тоже оказалась удачной – он мало походил на того гладковыбритого и подтянутого военного, каким был совсем еще недавно. И все же сомнения нет-нет да и возникали. Как, например, сейчас, когда эта симпатичная девушка-волонтер так мило ему улыбалась. Он уже не верил улыбкам незнакомых людей. Может быть, когда-то девушка и улыбалась только потому, что он ей нравился, но такое как будто случалось в другой жизни и с кем-то еще. Теперь каждая улыбка, каждое приветствие, каждый приглашающий жест вызывали подозрение. Людям было наплевать, что он за человек, их интересовало только то, что он остановил бомбиста-самоубийцу и спас президента.
Камеры репортеров и системы наблюдения запечатлели все до мельчайших деталей. Драма длилась несколько минут, но, когда она закончилась, с ней закончилась и его прежняя жизнь. Телевизионные каналы всего мира прокручивали запись снова и снова, она тотчас же попала и в Интернет. Пресса моментально окрестила его героем Америки. И, что самое страшное, публике это понравилось.