Страница:
покорность закону вполне совместима с бедностью и бессилием. Об этом и
говорит 36-й псалом. Псалмопевец уже знал, что главное -- уте-шиться
Господом, предать Ему свой путь; остальное прило-жится в свое, то есть --
Божье время. Да, время, а не зем-ная сила, на стороне праведного.
Отсюда проистекает удивительное сочетание надежды и скорби. Наверное,
тогда же, что и псалом, возникла един-ственная в своем роде личность
"цадика". Цадик далеко не всегда известен миру; он никогда не преуспевает.
Но имен-но он, на путях Промысла, связывает мир и Творца. Он -- канал, по
которому течет в мир Божья милость. И потому именно он держит собою мир.
Вероятно, Христос отсылает и к этой традиции, когда го-ворит о "соли
земли" (Мтф. 5, 13). Диогнет в одном посла-нии называет христиан "душой
мира". Мир сгнил бы, как мясо без соли, он просто бы умер, если бы не
Христиане.
Сам Христос -- совершенный цадик, и в очень ранней Церкви Его так
именовали. В Нем сгущаются до предела чаяния Его народа, и исполняются. Он
-- тот праведник, ко
торого не нашлось в Содоме и Гоморре (Быт. 18, 23) и далее, но
которого достаточно, чтобы спасти мир.
Христос отдал Себя в руки врагов, Он беззащитен перед
их злобой, они победили Его -- но победил Он. Вот оно, предельное
выражение Божьей "тактики" в падшем мире. Только Распятый может "низложить
всех врагов под ноги Свои" (1 Кор. 15, 25). Нам очень хочется достигнуть
Цар-ствия методами мира сего. Но такие попытки, все до еди-ной, перечеркнуты
Крестом. "Не противься злому" (Мтф. 5, 39).
Когда апостол учит нас: "Ибо в вас должны быть те же чувствования,
какие и во Христе Иисусе" (Фил. 2, 5), а вслед за тем воспевает униженного и
превознесенного Христа, он не хочет сказать, как многие из нас: "Конечно,
все это глупо, но удовольствуйтесь глупостью". Он предлагает нам новую
мудрость, новое здравомыслие. Слово, которое он употреб-ляет, означает
по-гречески "быть разумным". Именно такая разумность заповедана христианам.
Первая заповедь блаженства говорит нам, что мир невер-но понимает
обладание. Вторая заповедь говорит, что мир неверно судит о деятельности и
действенности. Быть может, именно потому блаженны те, которые неспособны
ничего "добиться".
И впрямь, есть что-то сомнительное в попытках "доби-ваться". Человек
создан по образу и подобию Божью, и де-ятельность его должна быть подобна
деятельности Бога. Бог же не хлопочет, не устраивает, Он просто делает, а
это совсем иное.
В сущности говоря, сотворение мира -- ничуть не "нуж-но"; это, если
хотите, "игра ума" (см. Прем. 8, 30). Игра очень тесно связана с делом
творения. Ангелус Силезиус говорит, что "роза... цветет, потому что цветет".
Об этом не надо забывать, когда Христос говорит нам о лилиях (Мтф. 6,
28). Даже если мы скажем, что цветы иг-рают большую роль в экологии, мы не
ответим на вопрос, зачем существует сама экологическая система. Весь
товар-ный мир цветет, потому что цветет.
Если мы хотим действовать, как Бог, мы должны полю-бить действие ради
действия, внеразумную игру. Мы долж-ны принять действие не как средство, а
как цель. Помните,
что Баламут у Льюиса советует Гнусику, чтобы тот не по-пускал у
своего подопечного бесцельных действий? Когда человек с удовольствием пьет
какао, или играет в крокет, или разбирает марки, он проявляет "какую-то
невинность, какое-то смирение, (...), которым я (Баламут) не доверяю. Когда
он искренне и бескорыстно наслаждается чем бы то ни было, ...он, тем самым
защищает себя от самых тонких наших искушений".
Согласно св. Фоме, воля наша может удовлетвориться только всем благом
Божиим. Если мы хлопочем о чем-то, что-то "устраиваем", результаты наших
действий на удивле-ние ничтожны. Конечной нашей цели -- Бога -- таким пу-тем
не достигнешь.
Землю наследуют кроткие, беззащитные, неумелые, пото-му что Божью
землю, истинную землю иначе не получишь. Она -- дар, или, по слову
Евангелия, -- наследство. Чтобы получить наследство, надо чтобы кто-то умер,
больше ничего. За нас умер Христос; в нас умирает ветхий Адам; для нас,
христиан, умирает мнимый мир суеты и неправды, греха и расчета.
Все мы нередко удивлялись, что больше всего дают в ре-зультате не наши
разумные действия, а что-то совсем дру-гое. На жизнь человеческую часто
влияют слова случайные, которые никто толком не понял или не расслышал, а
рас-считанные наперед "средства" приводят к каким-то нелепым, если не
смешным последствиям.
Это должно бы открыть нам глаза на очень важную исти-ну. Нельзя
составить путеводитель в Царство Божие, это нам не Лондон и не Нью-Йорк. Мы
можем полагать, что Лондон -- на пути к Царствованию, и стремиться туда, но
нет никаких оснований считать, что мы правы. Каков наш правильный путь,
знает только Бог, и то, что нам кажется ошибками, может оказаться
необходимыми ступенями про-мыслительного замысла.
Если мы это поистине поймем, наша жизнь очень упро-стится.
Разочарования приходят, потому что чего-то сильно хотели. Но стоит ли этого
сильно хотеть? Что бы мы ни дела-ли, мы похожи на человека, который сажает в
саду семеч-ко неизвестного растения.
Вспомним о том, как часто мы не понимаем событий и действий. К примеру,
мы думаем, беседуя с кем-то: "Я с
ним беседую". Или: "Я даю ему ценный совет", или: "Я ему
помогаю", или: "Я решаю его неурядицы". На самом же. де-ле, все совсем не
так. Быть может, Бог попустил беседу по другим причинам: я должен вогнать
собеседника в сон, что-бы он отдохнул, или отвлечь его звуком голоса: или,
нако-нец, разозлить так, чтобы он понял, какой соблазн испыты-вает убийца.
Нам настолько мало известен Божий замысел, что просто глупо печься о нашей
собственной цели. Зато действия наши, если это понять, становятся гораздо
проще. Раз от наших хлопот ничего не зависит, мы можем стать много
спокойнее.
Приятно понять, что "ценный результат" зависит не от нас, а только от
Бога. Без Божьей воли действительно не произойдет ничего. На этом зиждется
особое духовное дела-ние -- предание себя Промыслу, связано прежде всего с
именем Терезы из Лизье, но на самом деле неотделимо от христианской
традиции. Все, что бы ни случилось, восприни-мается как знак воли Божьей.
Если принять это всерьез, для нас уже не будет несча-стий, ибо
несчастье, как правило, противопоставлено какой-нибудь надежде или
какому-нибудь желанию. С другой стороны, для нас не будет достижений и
успехов. Цель Бога -- спасти нас. Ни в коем случае нельзя думать, что Он как
бы подстегивает нас, стремясь наказать за тот или иной проступок. Он
трудится, создавая, а не уничтожая нас. Поэтому с богословской точки зрения,
правильней смо-треть на жизнь с надеждой, чем со страхом. Даже то, что
удаляет нас от спасения, Бог может и хочет использовать нам во благо. Самое
страшное зло -- убийство Христа -- сердцевина нашей надежды. Именно так
использует Гос-подь наши грехи и страдания; так должны воспринимать их и мы
сами.
Иулиания Норичская смело учит, что у греха нет "спосо-ба бытия", и он
может быть опознан лишь по сопутствую-щей ему боли. Грех входит в
реальность, в рисунок жизни только потому, что Христос страдает всеми нашими
стра-даниями. Вне этого грех бессмысленен. Его нельзя прини-мать во
внимание. Суетливые попытки от него оградиться придают ему большую
реальность, чем у него есть.
В начале II века тому же, хотя иначе, учил странный римский духовидец
Ерма. Ему было явлено, что надо меньше каяться, и больше молиться о
святости.
Конечно, зло играет немалую роль в нашем мире, но лишь потому,
что нашему миру сильно нехватает реальности. Мир реальности -- воля Божья. В
Боге нет греха, и все, что можно описать как зло, преобразуемо в славу.
Тут нас подстерегает два соблазна. Мы можем вообра-зить, что мир уже
стал раем, хотя мы этого не видим (см. 2 Тим. 2, 18). Но рай не скрывает
себя, он приходит явно (см. Кол. 3, 4), его нельзя не увидеть. Можем мы
вообра-зить и другое: то, что мы видим, и есть вся реальность. Это не так.
Глазами веры мы должны видеть невидимое, самую суть действительности (св.
Ев. 11, 27 и 11, 3).
Теперь скажу снова: избегая этих двух ошибок, мы не можем всерьез
разделять нашу жизнь на "успехи" и "неуда-чи". Наше дело -- иное: предавать
себя творящей и спа-сающей силе Божьей.
Это не значит, что мы вправе менять мир. Порою именно такая обязанность
проистекает из послушания Богу. Но не-пременно нужно помнить, как велик
зазор между нашими усилиями и результатами. Все, чего бы мы ни добились в
жизни, только сырье или, если хотите, условный набросок блаженства. Важно
то, что мы делаем, а не то, что стара-емся сделать.
Тереза из Лизье сказала перед смертью: "Я сею доброе семя, которое Бог
вложил в мою слабую руку для моих птичек. Что будет с ним, не мое дело. Я об
этом и не ду-маю. Добрый Бог говорит мне: "Давай, всегда давай, и не
заботься о том, что из. этого выйдет".
Если мы сумеем это понять, нам покажется просто смеш-ным мирской взгляд
на жизнь Поистине глупо добиваться успехов и влияния, печься о многом. С
Божьим замыслом связано лишь то, что мы действительно делаем. Существен-но
не гнаться за своими целями, а делать то, что делаешь, так сказать, "в
Промысле Божьем".
Такова наша кротость, о которой говорит наша запо-ведь. Это
нравственная, духовная позиция, которая начина-ется с беспомощности, столь
естественной для земного уде-ла, а завершается соработничеством Богу.
Кроткие блажен-ны, поэтому мы должны помнить, что позиция эта лучше и
радостней, а не хуже и несчастней других.
Глава 5
"То, что явлено -- не благо" учит св. Игнатий Антиохийский, быть может,
цитируя какое-то ходячее речение; и добавляет: Бог наш, Иисус Христос, уйдя
из мира к Отцу, явил Себя полнее" Исчезнув, Христос появился в большей мере,
чем тогда, когда Он жил на земле.
Ориген ссылается на то же или похожее речение, рас-суждая о словах
Господних: "...войди в комнату свою и за-крой дверь свою" (Мтф. 6, 6). Это
лучше поясняет нам сло-ва Игнатия и смысл речения. Нельзя молиться явно. Бог
не действует явно.
Все это входит в давнюю и долгую традицию. Христиан-ские богословы и
до, и после Игнатия учили, что Бог действует тихо, незаметно, без шума и
суеты. Такое учение бросает свет на еще одну грань того почти неуловимого
ка-чества, которое названо кротостью. Все наши хлопоты о благополучии,
влиянии, власти происходят от нашей непол-ноты, тогда как Бог, действующий
тихо, говорит от полноты бытия. Блаженство, обещанное кротким, призывает нас
от-решиться от деловитости, свойственной миру неполноты, гностиков, чтобы
жить в тишине и незаметности полного Божьего мира.
Вспомним, как торжественно явился Бог на Синае (Исход, 19. 16) и далее.
Этого, собственно говоря, мы и ждем от Него. Но когда Он снова является
Илие, это происходит очень тихо, словно Он нарочно отрицает все то, что так
пора-зило народ в книге Исхода. Не в буре Господь, не в земле-трясении, не в
огне, а в "веянии тихого ветра" (Царств. 19). Еврейское слово (в западной
традиции -- "шепот") связано этимологически со словом "молчание",
употребляемом в 36 псалме.
Даже в Новом Завете Господь действует так же. Он го-ворит: "Лучше для
вас, чтобы Я пошел (Ин. 16, 7), и "идет", уходит, сперва -- в Страстях,
потом -- в Вознесении. Ори-ген не без основания сказал, что Христос "был
послан не только, чтобы Его знали, но и чтобы остаться скрытым".
Кроткие почитают этот способ действия и стараются под-ражать в нем
Богу. Они не тщатся чего-то достигнуть, что-то уладить, завоевать мир. Их
действия протекают от пол-ноты бытия, отражающего полноту бытия Божия.
Такой "отказ от соревнований" обходится недешево.
Об-разец наш -- Христос на кресте. Его помогут понять не сентиментальные
оптимисты из душеспасительных книжек, а скорее, великие трагические герои
Агамемнон. Эдип, Гам-лет. Все они -- в ловушке.. Это часто бывает с
человеком, Жизнь мира сего -- ловушка. Снова и снова мы оказываем--ся в
безвыходном положении.
Сколько бы ни мечтали, что все "прекрасно устроится",. нам приходится
жить в ловушке прежних своих ошибок, чу-жих грехов, дурных социальных
систем. Ощущение беспо-мощности -- одна из самых тяжких психологических
проб-лем нашей эпохи, легко приводящая к полному отчаянию.
Евангелие дает на это суровый, но единственно реаль-ный ответ. Оно
говорит, что, только приняв ловушку, мы мо-жем изменить хоть что-то. Не надо
суетиться, не надо рваться на волю, надо нести крест беспомощности, как нес
его Спаситель, чтобы обрести истинную силу для жизни, более приличествующую
образу и подобию Бога.
Все наши хлопоты и метания только увеличат неполноту, суету падшего
мира. Тишина же, "тихость", дает Богу воз-можность действовать. Это -- тайна
Его ненавязчивого при-сутствия. Кроткие такой тайны причастны.
Блажен тот, кто не тщится что-то сделать; тот, кто умеет беспомощно
ждать на кресте; именно такие люди наследу-ют землю.
Наверное, только они и могут ее наследовать. Земля бы-ла дана Адаму. Мы
получаем ее в Новом Адаме, Христе. Смотрите, как говорит о Новом Адаме
евангелист Иоанн:
"снова мужчина и женщина в саду, повторяющие рассказ о сотворении
человека. Мужчина этот Садовник, Магдалина не ошиблась; он -- новый садовник
в новом раю. И, как тогда, он произносит имя. Адам называл по имени зверей,
Христос -- Марию-Магдалину. Услышав свое имя, она узнает и при-знает Его
(Ин. 20).
После грехопадения наша власть над землей выражает-ся в потреблении и
порче. Власть же Адама выражалась в том, что он давал имена. Согласно св.
Ефрему Сирину, на-рекая животных, он поистине соучаствовал в творческом деле
Бога. Во Христе мы снова обретаем эту силу, помогая каждой твари обрести
полноту бытия.
Если мы должны наследовать землю, научимся узна-вать,
называть по имени, освобождать все тварное, возвра-щая его к должному
состоянию, и перестанем суетиться что-то "налаживая" и "устраивая" на пользу
самим себе.
Точно так же должны мы обращаться и друг с другом. Как жаль, что,
помогая людям, мы тщимся "решать их проблемы"! Это, почти неизбежно,
приводит к тому, что мы наклеиваем ярлыки абстракций на неповторимые
ситуации.
На самом же деле мы должны не решать, не ставить диагноз, не наклеивать
ярлыки, а узнавать или, точнее по-знавать -- познавать как первый человек,
каждое существо, каждую ситуацию в их совершенной неповторимости.
Когда ситуация уж очень безвыходна, мы начинаем по-нимать, что нужно не
столько найти из нее выход, сколько выразить ее. Тут хорош поэт или
художник; и порой, по ми-лости Божьей, мы сами можем стать этим поэтом и
худож-ником. Каждая ситуация в нашем мире требует не "делово-го", а
"художественного" подхода. Если мы наследуем зем-лю, мы обязаны этим не
"умелому администрированию", а чем-то, похожему на тонкость и творческий
дух.
Кроткие -- это те, кто не "добивается" и не "устраивает", а беспомощно
взирает на жизнь. Кому же, как не им, ска-зать в единеньи с Божьим Словом то
слово, которое освобо-дит всякую тварь, вернув ее к самой себе? Только они н
могут по-настоящему радоваться власти над землей. Итак, не гневайтесь на
благоденствие нечестивых -- ни у них, ни у вашего гнева нет будущего.
Радуйтесь о Боге, и взором веры и надежды вы увидите творимый Им мир сквозь'
от-чаяние и безысходность века сего.
Глава 6 (интерлюдия)
Первые два блаженства как бы негативны -- они удер-живают прибой
властности и деловитости. Благодаря им создается пустота, в которой может
действовать Бог. Имен-но в этой пустоте Он переделывает нас.
Конечно, главное для Него -- создать в нас любовь, ми-лосердие. Только
эта добродетель делает нас совершенными. Но в земной жизни она не расцветет
без веры и без надеж-ды. С верой и надеждой связаны два первые блаженства;
они создают место для любви, с которой связаны шесть остальных.
Вера и надежда тоже "негативны"; они освобождают нас от власти
сиеминутных потребностей. Благодаря вере мы смотрим на мир глазами Божьей
правды и потому способны противостоять давлению "видимого" Надежда дает нам
си-лу ждать, пока Бог не уладит все по-своему; благодаря ей мы свободны от
стремления к немедленным результатам и от разумного желания рассчитывать все
наперед. Эти доб-родетели выводят нас из мира, где правит, в лучшем слу-чае,
людская фантазия, в истинный, но сокровенный мир Божьих действий. Живущий
верой и надеждой как бы пре-бывает в пустоте, в которой творит Бог.
Наш мир -- не мир полноты, а мир недостатка. Человек пал, он не в раю.
Но падшим людям кажется, что они знают, как в этом мире управляться. Такое
знание -- ложь, и идет от "отца лжи (см. Ин. 8, 44).
Вот почему так необходимы вера и надежда. Они отуча-ют нас от мнимого
знания и учат ждать полноты, которую дает только Бог. Однако чистая пустота,
по притче Господ-ней, очень опасна; она привлекает бесов, которые хуже
прежних (см. Мтф. 12, 43--45). Заполнить ее должна любовь.
Любовь наполняет, делает нашу жизнь полной, но что же это такое?
Апостол говорит нам в послании к Коринфянам, что всякое проявление любви --
двусмысленно, двузначно. Можно совершать подвиги доброделания и все же не
иметь любви. Знаки ее и симптомы немаловажны, ни не они -- главное. Как
говорит Джордж Макдональд, "мы про-сто не можем отличить полностью истинную
любовь от лож-ной, пока мы не умерли"... Различить ее можно лишь тогда,
когда это уже не нужно. Пока мы живем в этом двузначном мире, мы никак не
установим до конца причины и моти-вы даже собственных наших действий.
Мы так привыкли психологизировать, что нам кажется, будто где-то внутри
лежит "наше истинное я". В определен-ном смысле это верно (см. дальше, о
чистых сердцем). Но тайна нашей души ведома только Богу, и мы в нее
проник-нуть не можем. Ошибка начинается тогда, когда мы предпола-гаем, что
способны истолковать своими силами (и в свою пользу) то, что отделяет
"внутреннее" от "внешнего". Лю-бим мы и сомневаться во "внешнем" других
людей, обычно -- уже не в их пользу.
Такой подход к людям очень опасен. Теперь нередко го-ворят: "Важно не
то, что ты делаешь, а то, какой ты". Опять же, в определенном смысле, это
верно -- важнее всего наша сокровенная глубина, ведомая лишь Богу.
Достигнуть ее не помогут никакие, сколь бы то ни было тонкие, методы,
со-зданные человеком. Если же речь идет о том "внутреннем", что мы увидеть
можем, оно не столь уж важно. Часто бы-вает важней, что мы делаем. Например,
иногда мы не лю-бим кого-нибудь, но все же помогаем ему. Почему нелюбовь
важнее, чем тот удивительный факт, что мы способны пода-вить свои недобрые
чувства? Вполне возможно, что именно это выражает истинный замысел Бога,
даже если не выра-жает нашего замысла. Иногда мы говорим: "Сам не пойму,
почему я так сделал"; значит, истинная причина много глубже доступной нам
"психики".
Поэтому Церковь и учит церковному послушанию, благо-даря которому наши
действия хоть как-то отделены от хао-са настроений. Послушание позволяет нам
выражать мило-сердие, а не собственные наши прихоти и фантазии. Мы должны
выполнять "Золотую заповедь *, хотим мы этого или нет.
Есть и другой верный путь, доступный всем христианам -- путь
сакраментальных знаков и символов, в которые Цер-ковь облекает свою жизнь.
Жизнь эта -- своего рода свя-щенное действо; в нем мы можем символически
выражать нашу глубочайшую сущность. Церковь "без пятна и порока" (Еф. 5,
27), мы -- в пороках и пятнах; но, совершая таинства,
* "Золотая заповедь" ("золотое правило" этики) -- "не делай дру-гому
того, чего не хочешь себе" (прим. ред.).
мы становимся тем, что лучше нас, укрепляя нового человека,
зарождающегося в нашей сокровенной глубине.
Не будем отступать, если мы не "видим в этом толка", если таинства
"ничего не говорят нам". Не литургия долж-на приспособиться к нам, а мы -- к
литургии. Она рассчи-тана на зрелых, на духовно взрослых людей. Быть может,
это мы не созрели, это мы еще плохо слышим. Наверное, мы вправе сказать,
что, совершая таинства, "облекаемся во Христа" (см. Р. 13, 14). Как всякое
"переодевание", это -- действие; более того, это похоже на игру; но только
так мы соучаствуем в реальности, которая здесь, на земле, выра-жает себя в
символах и ритуальных жестах.
Если мы преданно, щедро и терпеливо будем следовать тем символам, какие
дает нам Церковь, чтобы выразить любовь, рано или поздно придут более
спонтанные признаки этой добродетели. Но не они определяют, насколько ценно
наше участие в литургии; как раз наоборот. Спонтанные проявления" любви
всегда двузначны, обряд однозначен. Именно он, обряд, взращает нового
человека, зародившегося в нас; и наша верность обряду дает нам надежду на
то, что наши "спонтанные проявления" станут выражать именно любовь, а не что
иное. Теперь мы можем обратиться к дру-гим блаженствам, тесно связанным с
любовью.
Глава 7
Блаженны плачущие, ибо они утешатся.
Первые два блаженства, о которых мы говорили, со-здают некую пустоту.
Когда мы отказываемся от властности и своеволия, другие побуждения могут
вступить в игру; но отказ этот, сам по себе, даст лишь величину
отрицательную. Остаться при ней опасно. И остальные блаженства,
преду-преждая нас об опасности, учат, чем ее заполнить.
Блаженство плачущих предостерегает нас против дурной отрешенности, как
бы говорящей: "У меня ничего нет, я ни-чего не могу, но что с того? Мне это
безразлично". Тот, кому безразлично, не заплачет, а потому не обретет
блаженства, Оно обещано именно тем, кто не только тих и беззащитен, но и
доступен страданию. Это исключает для христианина какую бы то ни было
"эмоциональную тупость".
Нельзя забывать, что без чувств нет человека. Некоторые виды духовности
отвергают естественные человеческие реак-ции и, по-видимому, предпочитают
какое-то каменное нечув-ствие. Но пророчество Иезекииля твердо говорит нам:
"... и возьму из плоти вашей сердце каменное и дам вам сердце плотяное".
Жестокосердие, глухота чувств -- один из плодов грехопадения. Искупая
первородный грех, мы чувствуем не меньше, а больше.
Конечно, это не значит, что мы должны потакать любой своей эмоции.
Определенная дисциплина и в чувствах, и в их выражении -- весьма желательна.
Полезно обуздывать чувства, но не уничтожать их.
Разберемся в том , чем дурны иногда наши чувства. Тог-да мы яснее
увидим, что делать с ними на христианском пути.
Обычнее всего -- несоразмерность, неадекватность на-ших реакций,
инфантильные чувства "по пустякам", которые лишь косвенно соответствуют
обстоятельствам. Что бы ни означало блаженство плачущих, оно, по меньшей
мере, го-ворит о настоящем страдании, об "адекватной эмоциональ-ной
реакции". Это надо помнить. Но средство против неаде-кватных чувств -- не
бесчувствие, и не фальшивая бодрость, а чувства, сообразные здравому разуму.
Часто мы понимаем неправильно призыв апостола Павла
"всегда радуйтесь". Христианин не вправе радоваться любой ценой. Как бы мы
ни толковали апостольские слова (Фил. 4, 4), они ни в коей мере не
возбраняют страдания, ибо пла-чущие -- блаженны. Блаженство плачущих должно
поддер-живать нас, когда мы несчастливы, и защитить нас от
по-кровительственных советов "бодриться". Тот же самый апо-стол сказал не
"подбодрите плачущих", а "плачьте с плачу-щими". (Р. 12, 15).
Невредно подумать о том, что же такое христианская ра-дость. Утешая
страдающих, мы часто объясняем им, что вера велит страдать меньше. Может
быть, нам просто легче самим, когда наш подопечный спокоен? Ведь плачущие
очень тяжелы, они мешают нам, раздражают. Больные, стра-дающие, умирающие
нарушают один из самых строгих за-претов нашего общества. Что, если
напоминания о "христи-анской радости" -- лишь благочестивый вариант этого
за-прета?
Вот почему так важно помнить, что Христос связал с блаженством не
просто чувства, а "отрицательные эмоции". Он благословил те мучительные и
унизительные куски на-шей жизни, когда мы слишком несчастны, чтобы выполнить
требования неумолимого мира, и даже церковные люди су-рово укоряют нас,
призывая к ханжеской бодрости.
'Конечно, это не опровергает слов апостола, а только по-могает
правильно понять их, найти им должное место. Пре-жде всего заметим, что
радоваться умеет лишь тот, кто уме-ет плакать. Радость нельзя сохранить,
убегая от страданий. Тот, кто постоянно боится несчастья, не будет
счастливым-Глуповатый гедонизм многих наших современников не дает ничего,
кроме досады, а наш вольнодумный век, гонящийся за наслаждением, порождает
необычайно много несчастли-вых, неспособных к чувству невротиков.
Как это ни странно, в наше бесчувственное время слова о блаженстве
плачущих даже важнее, чем призыв к радости, ибо радость обрести невозможно,
если всеми доступными способами бежишь от страдания.
Однако плачущие блаженны не только по этой причине. Чтобы полнее понять
нашу заповедь, обратимся снова к "стратегии искупления". Почему Христос
должен был постра-дать? (см. Лк. 24, 26). Почему лишь тех, кто берет на себя
крест, можно считать Его последователями (см. Мтф. 10, 38
и др.)? Что значат слова апостола Павла: "... восполняю недостаток в плоти
моей скорбей Христовых" (Кол. 1, 24).
Ответ один: Христос страдал и умер, ибо удел человеческий:
-- страдание и смерть. Если Он хотел спасти людей, Он дол-жен был, как
добрый пастырь, отправиться туда, где живут заблудшие овцы. Любое другое
спасение было бы ложью, и речь шла бы не о нас, людях, а о каких-то
говорит 36-й псалом. Псалмопевец уже знал, что главное -- уте-шиться
Господом, предать Ему свой путь; остальное прило-жится в свое, то есть --
Божье время. Да, время, а не зем-ная сила, на стороне праведного.
Отсюда проистекает удивительное сочетание надежды и скорби. Наверное,
тогда же, что и псалом, возникла един-ственная в своем роде личность
"цадика". Цадик далеко не всегда известен миру; он никогда не преуспевает.
Но имен-но он, на путях Промысла, связывает мир и Творца. Он -- канал, по
которому течет в мир Божья милость. И потому именно он держит собою мир.
Вероятно, Христос отсылает и к этой традиции, когда го-ворит о "соли
земли" (Мтф. 5, 13). Диогнет в одном посла-нии называет христиан "душой
мира". Мир сгнил бы, как мясо без соли, он просто бы умер, если бы не
Христиане.
Сам Христос -- совершенный цадик, и в очень ранней Церкви Его так
именовали. В Нем сгущаются до предела чаяния Его народа, и исполняются. Он
-- тот праведник, ко
торого не нашлось в Содоме и Гоморре (Быт. 18, 23) и далее, но
которого достаточно, чтобы спасти мир.
Христос отдал Себя в руки врагов, Он беззащитен перед
их злобой, они победили Его -- но победил Он. Вот оно, предельное
выражение Божьей "тактики" в падшем мире. Только Распятый может "низложить
всех врагов под ноги Свои" (1 Кор. 15, 25). Нам очень хочется достигнуть
Цар-ствия методами мира сего. Но такие попытки, все до еди-ной, перечеркнуты
Крестом. "Не противься злому" (Мтф. 5, 39).
Когда апостол учит нас: "Ибо в вас должны быть те же чувствования,
какие и во Христе Иисусе" (Фил. 2, 5), а вслед за тем воспевает униженного и
превознесенного Христа, он не хочет сказать, как многие из нас: "Конечно,
все это глупо, но удовольствуйтесь глупостью". Он предлагает нам новую
мудрость, новое здравомыслие. Слово, которое он употреб-ляет, означает
по-гречески "быть разумным". Именно такая разумность заповедана христианам.
Первая заповедь блаженства говорит нам, что мир невер-но понимает
обладание. Вторая заповедь говорит, что мир неверно судит о деятельности и
действенности. Быть может, именно потому блаженны те, которые неспособны
ничего "добиться".
И впрямь, есть что-то сомнительное в попытках "доби-ваться". Человек
создан по образу и подобию Божью, и де-ятельность его должна быть подобна
деятельности Бога. Бог же не хлопочет, не устраивает, Он просто делает, а
это совсем иное.
В сущности говоря, сотворение мира -- ничуть не "нуж-но"; это, если
хотите, "игра ума" (см. Прем. 8, 30). Игра очень тесно связана с делом
творения. Ангелус Силезиус говорит, что "роза... цветет, потому что цветет".
Об этом не надо забывать, когда Христос говорит нам о лилиях (Мтф. 6,
28). Даже если мы скажем, что цветы иг-рают большую роль в экологии, мы не
ответим на вопрос, зачем существует сама экологическая система. Весь
товар-ный мир цветет, потому что цветет.
Если мы хотим действовать, как Бог, мы должны полю-бить действие ради
действия, внеразумную игру. Мы долж-ны принять действие не как средство, а
как цель. Помните,
что Баламут у Льюиса советует Гнусику, чтобы тот не по-пускал у
своего подопечного бесцельных действий? Когда человек с удовольствием пьет
какао, или играет в крокет, или разбирает марки, он проявляет "какую-то
невинность, какое-то смирение, (...), которым я (Баламут) не доверяю. Когда
он искренне и бескорыстно наслаждается чем бы то ни было, ...он, тем самым
защищает себя от самых тонких наших искушений".
Согласно св. Фоме, воля наша может удовлетвориться только всем благом
Божиим. Если мы хлопочем о чем-то, что-то "устраиваем", результаты наших
действий на удивле-ние ничтожны. Конечной нашей цели -- Бога -- таким пу-тем
не достигнешь.
Землю наследуют кроткие, беззащитные, неумелые, пото-му что Божью
землю, истинную землю иначе не получишь. Она -- дар, или, по слову
Евангелия, -- наследство. Чтобы получить наследство, надо чтобы кто-то умер,
больше ничего. За нас умер Христос; в нас умирает ветхий Адам; для нас,
христиан, умирает мнимый мир суеты и неправды, греха и расчета.
Все мы нередко удивлялись, что больше всего дают в ре-зультате не наши
разумные действия, а что-то совсем дру-гое. На жизнь человеческую часто
влияют слова случайные, которые никто толком не понял или не расслышал, а
рас-считанные наперед "средства" приводят к каким-то нелепым, если не
смешным последствиям.
Это должно бы открыть нам глаза на очень важную исти-ну. Нельзя
составить путеводитель в Царство Божие, это нам не Лондон и не Нью-Йорк. Мы
можем полагать, что Лондон -- на пути к Царствованию, и стремиться туда, но
нет никаких оснований считать, что мы правы. Каков наш правильный путь,
знает только Бог, и то, что нам кажется ошибками, может оказаться
необходимыми ступенями про-мыслительного замысла.
Если мы это поистине поймем, наша жизнь очень упро-стится.
Разочарования приходят, потому что чего-то сильно хотели. Но стоит ли этого
сильно хотеть? Что бы мы ни дела-ли, мы похожи на человека, который сажает в
саду семеч-ко неизвестного растения.
Вспомним о том, как часто мы не понимаем событий и действий. К примеру,
мы думаем, беседуя с кем-то: "Я с
ним беседую". Или: "Я даю ему ценный совет", или: "Я ему
помогаю", или: "Я решаю его неурядицы". На самом же. де-ле, все совсем не
так. Быть может, Бог попустил беседу по другим причинам: я должен вогнать
собеседника в сон, что-бы он отдохнул, или отвлечь его звуком голоса: или,
нако-нец, разозлить так, чтобы он понял, какой соблазн испыты-вает убийца.
Нам настолько мало известен Божий замысел, что просто глупо печься о нашей
собственной цели. Зато действия наши, если это понять, становятся гораздо
проще. Раз от наших хлопот ничего не зависит, мы можем стать много
спокойнее.
Приятно понять, что "ценный результат" зависит не от нас, а только от
Бога. Без Божьей воли действительно не произойдет ничего. На этом зиждется
особое духовное дела-ние -- предание себя Промыслу, связано прежде всего с
именем Терезы из Лизье, но на самом деле неотделимо от христианской
традиции. Все, что бы ни случилось, восприни-мается как знак воли Божьей.
Если принять это всерьез, для нас уже не будет несча-стий, ибо
несчастье, как правило, противопоставлено какой-нибудь надежде или
какому-нибудь желанию. С другой стороны, для нас не будет достижений и
успехов. Цель Бога -- спасти нас. Ни в коем случае нельзя думать, что Он как
бы подстегивает нас, стремясь наказать за тот или иной проступок. Он
трудится, создавая, а не уничтожая нас. Поэтому с богословской точки зрения,
правильней смо-треть на жизнь с надеждой, чем со страхом. Даже то, что
удаляет нас от спасения, Бог может и хочет использовать нам во благо. Самое
страшное зло -- убийство Христа -- сердцевина нашей надежды. Именно так
использует Гос-подь наши грехи и страдания; так должны воспринимать их и мы
сами.
Иулиания Норичская смело учит, что у греха нет "спосо-ба бытия", и он
может быть опознан лишь по сопутствую-щей ему боли. Грех входит в
реальность, в рисунок жизни только потому, что Христос страдает всеми нашими
стра-даниями. Вне этого грех бессмысленен. Его нельзя прини-мать во
внимание. Суетливые попытки от него оградиться придают ему большую
реальность, чем у него есть.
В начале II века тому же, хотя иначе, учил странный римский духовидец
Ерма. Ему было явлено, что надо меньше каяться, и больше молиться о
святости.
Конечно, зло играет немалую роль в нашем мире, но лишь потому,
что нашему миру сильно нехватает реальности. Мир реальности -- воля Божья. В
Боге нет греха, и все, что можно описать как зло, преобразуемо в славу.
Тут нас подстерегает два соблазна. Мы можем вообра-зить, что мир уже
стал раем, хотя мы этого не видим (см. 2 Тим. 2, 18). Но рай не скрывает
себя, он приходит явно (см. Кол. 3, 4), его нельзя не увидеть. Можем мы
вообра-зить и другое: то, что мы видим, и есть вся реальность. Это не так.
Глазами веры мы должны видеть невидимое, самую суть действительности (св.
Ев. 11, 27 и 11, 3).
Теперь скажу снова: избегая этих двух ошибок, мы не можем всерьез
разделять нашу жизнь на "успехи" и "неуда-чи". Наше дело -- иное: предавать
себя творящей и спа-сающей силе Божьей.
Это не значит, что мы вправе менять мир. Порою именно такая обязанность
проистекает из послушания Богу. Но не-пременно нужно помнить, как велик
зазор между нашими усилиями и результатами. Все, чего бы мы ни добились в
жизни, только сырье или, если хотите, условный набросок блаженства. Важно
то, что мы делаем, а не то, что стара-емся сделать.
Тереза из Лизье сказала перед смертью: "Я сею доброе семя, которое Бог
вложил в мою слабую руку для моих птичек. Что будет с ним, не мое дело. Я об
этом и не ду-маю. Добрый Бог говорит мне: "Давай, всегда давай, и не
заботься о том, что из. этого выйдет".
Если мы сумеем это понять, нам покажется просто смеш-ным мирской взгляд
на жизнь Поистине глупо добиваться успехов и влияния, печься о многом. С
Божьим замыслом связано лишь то, что мы действительно делаем. Существен-но
не гнаться за своими целями, а делать то, что делаешь, так сказать, "в
Промысле Божьем".
Такова наша кротость, о которой говорит наша запо-ведь. Это
нравственная, духовная позиция, которая начина-ется с беспомощности, столь
естественной для земного уде-ла, а завершается соработничеством Богу.
Кроткие блажен-ны, поэтому мы должны помнить, что позиция эта лучше и
радостней, а не хуже и несчастней других.
Глава 5
"То, что явлено -- не благо" учит св. Игнатий Антиохийский, быть может,
цитируя какое-то ходячее речение; и добавляет: Бог наш, Иисус Христос, уйдя
из мира к Отцу, явил Себя полнее" Исчезнув, Христос появился в большей мере,
чем тогда, когда Он жил на земле.
Ориген ссылается на то же или похожее речение, рас-суждая о словах
Господних: "...войди в комнату свою и за-крой дверь свою" (Мтф. 6, 6). Это
лучше поясняет нам сло-ва Игнатия и смысл речения. Нельзя молиться явно. Бог
не действует явно.
Все это входит в давнюю и долгую традицию. Христиан-ские богословы и
до, и после Игнатия учили, что Бог действует тихо, незаметно, без шума и
суеты. Такое учение бросает свет на еще одну грань того почти неуловимого
ка-чества, которое названо кротостью. Все наши хлопоты о благополучии,
влиянии, власти происходят от нашей непол-ноты, тогда как Бог, действующий
тихо, говорит от полноты бытия. Блаженство, обещанное кротким, призывает нас
от-решиться от деловитости, свойственной миру неполноты, гностиков, чтобы
жить в тишине и незаметности полного Божьего мира.
Вспомним, как торжественно явился Бог на Синае (Исход, 19. 16) и далее.
Этого, собственно говоря, мы и ждем от Него. Но когда Он снова является
Илие, это происходит очень тихо, словно Он нарочно отрицает все то, что так
пора-зило народ в книге Исхода. Не в буре Господь, не в земле-трясении, не в
огне, а в "веянии тихого ветра" (Царств. 19). Еврейское слово (в западной
традиции -- "шепот") связано этимологически со словом "молчание",
употребляемом в 36 псалме.
Даже в Новом Завете Господь действует так же. Он го-ворит: "Лучше для
вас, чтобы Я пошел (Ин. 16, 7), и "идет", уходит, сперва -- в Страстях,
потом -- в Вознесении. Ори-ген не без основания сказал, что Христос "был
послан не только, чтобы Его знали, но и чтобы остаться скрытым".
Кроткие почитают этот способ действия и стараются под-ражать в нем
Богу. Они не тщатся чего-то достигнуть, что-то уладить, завоевать мир. Их
действия протекают от пол-ноты бытия, отражающего полноту бытия Божия.
Такой "отказ от соревнований" обходится недешево.
Об-разец наш -- Христос на кресте. Его помогут понять не сентиментальные
оптимисты из душеспасительных книжек, а скорее, великие трагические герои
Агамемнон. Эдип, Гам-лет. Все они -- в ловушке.. Это часто бывает с
человеком, Жизнь мира сего -- ловушка. Снова и снова мы оказываем--ся в
безвыходном положении.
Сколько бы ни мечтали, что все "прекрасно устроится",. нам приходится
жить в ловушке прежних своих ошибок, чу-жих грехов, дурных социальных
систем. Ощущение беспо-мощности -- одна из самых тяжких психологических
проб-лем нашей эпохи, легко приводящая к полному отчаянию.
Евангелие дает на это суровый, но единственно реаль-ный ответ. Оно
говорит, что, только приняв ловушку, мы мо-жем изменить хоть что-то. Не надо
суетиться, не надо рваться на волю, надо нести крест беспомощности, как нес
его Спаситель, чтобы обрести истинную силу для жизни, более приличествующую
образу и подобию Бога.
Все наши хлопоты и метания только увеличат неполноту, суету падшего
мира. Тишина же, "тихость", дает Богу воз-можность действовать. Это -- тайна
Его ненавязчивого при-сутствия. Кроткие такой тайны причастны.
Блажен тот, кто не тщится что-то сделать; тот, кто умеет беспомощно
ждать на кресте; именно такие люди наследу-ют землю.
Наверное, только они и могут ее наследовать. Земля бы-ла дана Адаму. Мы
получаем ее в Новом Адаме, Христе. Смотрите, как говорит о Новом Адаме
евангелист Иоанн:
"снова мужчина и женщина в саду, повторяющие рассказ о сотворении
человека. Мужчина этот Садовник, Магдалина не ошиблась; он -- новый садовник
в новом раю. И, как тогда, он произносит имя. Адам называл по имени зверей,
Христос -- Марию-Магдалину. Услышав свое имя, она узнает и при-знает Его
(Ин. 20).
После грехопадения наша власть над землей выражает-ся в потреблении и
порче. Власть же Адама выражалась в том, что он давал имена. Согласно св.
Ефрему Сирину, на-рекая животных, он поистине соучаствовал в творческом деле
Бога. Во Христе мы снова обретаем эту силу, помогая каждой твари обрести
полноту бытия.
Если мы должны наследовать землю, научимся узна-вать,
называть по имени, освобождать все тварное, возвра-щая его к должному
состоянию, и перестанем суетиться что-то "налаживая" и "устраивая" на пользу
самим себе.
Точно так же должны мы обращаться и друг с другом. Как жаль, что,
помогая людям, мы тщимся "решать их проблемы"! Это, почти неизбежно,
приводит к тому, что мы наклеиваем ярлыки абстракций на неповторимые
ситуации.
На самом же деле мы должны не решать, не ставить диагноз, не наклеивать
ярлыки, а узнавать или, точнее по-знавать -- познавать как первый человек,
каждое существо, каждую ситуацию в их совершенной неповторимости.
Когда ситуация уж очень безвыходна, мы начинаем по-нимать, что нужно не
столько найти из нее выход, сколько выразить ее. Тут хорош поэт или
художник; и порой, по ми-лости Божьей, мы сами можем стать этим поэтом и
худож-ником. Каждая ситуация в нашем мире требует не "делово-го", а
"художественного" подхода. Если мы наследуем зем-лю, мы обязаны этим не
"умелому администрированию", а чем-то, похожему на тонкость и творческий
дух.
Кроткие -- это те, кто не "добивается" и не "устраивает", а беспомощно
взирает на жизнь. Кому же, как не им, ска-зать в единеньи с Божьим Словом то
слово, которое освобо-дит всякую тварь, вернув ее к самой себе? Только они н
могут по-настоящему радоваться власти над землей. Итак, не гневайтесь на
благоденствие нечестивых -- ни у них, ни у вашего гнева нет будущего.
Радуйтесь о Боге, и взором веры и надежды вы увидите творимый Им мир сквозь'
от-чаяние и безысходность века сего.
Глава 6 (интерлюдия)
Первые два блаженства как бы негативны -- они удер-живают прибой
властности и деловитости. Благодаря им создается пустота, в которой может
действовать Бог. Имен-но в этой пустоте Он переделывает нас.
Конечно, главное для Него -- создать в нас любовь, ми-лосердие. Только
эта добродетель делает нас совершенными. Но в земной жизни она не расцветет
без веры и без надеж-ды. С верой и надеждой связаны два первые блаженства;
они создают место для любви, с которой связаны шесть остальных.
Вера и надежда тоже "негативны"; они освобождают нас от власти
сиеминутных потребностей. Благодаря вере мы смотрим на мир глазами Божьей
правды и потому способны противостоять давлению "видимого" Надежда дает нам
си-лу ждать, пока Бог не уладит все по-своему; благодаря ей мы свободны от
стремления к немедленным результатам и от разумного желания рассчитывать все
наперед. Эти доб-родетели выводят нас из мира, где правит, в лучшем слу-чае,
людская фантазия, в истинный, но сокровенный мир Божьих действий. Живущий
верой и надеждой как бы пре-бывает в пустоте, в которой творит Бог.
Наш мир -- не мир полноты, а мир недостатка. Человек пал, он не в раю.
Но падшим людям кажется, что они знают, как в этом мире управляться. Такое
знание -- ложь, и идет от "отца лжи (см. Ин. 8, 44).
Вот почему так необходимы вера и надежда. Они отуча-ют нас от мнимого
знания и учат ждать полноты, которую дает только Бог. Однако чистая пустота,
по притче Господ-ней, очень опасна; она привлекает бесов, которые хуже
прежних (см. Мтф. 12, 43--45). Заполнить ее должна любовь.
Любовь наполняет, делает нашу жизнь полной, но что же это такое?
Апостол говорит нам в послании к Коринфянам, что всякое проявление любви --
двусмысленно, двузначно. Можно совершать подвиги доброделания и все же не
иметь любви. Знаки ее и симптомы немаловажны, ни не они -- главное. Как
говорит Джордж Макдональд, "мы про-сто не можем отличить полностью истинную
любовь от лож-ной, пока мы не умерли"... Различить ее можно лишь тогда,
когда это уже не нужно. Пока мы живем в этом двузначном мире, мы никак не
установим до конца причины и моти-вы даже собственных наших действий.
Мы так привыкли психологизировать, что нам кажется, будто где-то внутри
лежит "наше истинное я". В определен-ном смысле это верно (см. дальше, о
чистых сердцем). Но тайна нашей души ведома только Богу, и мы в нее
проник-нуть не можем. Ошибка начинается тогда, когда мы предпола-гаем, что
способны истолковать своими силами (и в свою пользу) то, что отделяет
"внутреннее" от "внешнего". Лю-бим мы и сомневаться во "внешнем" других
людей, обычно -- уже не в их пользу.
Такой подход к людям очень опасен. Теперь нередко го-ворят: "Важно не
то, что ты делаешь, а то, какой ты". Опять же, в определенном смысле, это
верно -- важнее всего наша сокровенная глубина, ведомая лишь Богу.
Достигнуть ее не помогут никакие, сколь бы то ни было тонкие, методы,
со-зданные человеком. Если же речь идет о том "внутреннем", что мы увидеть
можем, оно не столь уж важно. Часто бы-вает важней, что мы делаем. Например,
иногда мы не лю-бим кого-нибудь, но все же помогаем ему. Почему нелюбовь
важнее, чем тот удивительный факт, что мы способны пода-вить свои недобрые
чувства? Вполне возможно, что именно это выражает истинный замысел Бога,
даже если не выра-жает нашего замысла. Иногда мы говорим: "Сам не пойму,
почему я так сделал"; значит, истинная причина много глубже доступной нам
"психики".
Поэтому Церковь и учит церковному послушанию, благо-даря которому наши
действия хоть как-то отделены от хао-са настроений. Послушание позволяет нам
выражать мило-сердие, а не собственные наши прихоти и фантазии. Мы должны
выполнять "Золотую заповедь *, хотим мы этого или нет.
Есть и другой верный путь, доступный всем христианам -- путь
сакраментальных знаков и символов, в которые Цер-ковь облекает свою жизнь.
Жизнь эта -- своего рода свя-щенное действо; в нем мы можем символически
выражать нашу глубочайшую сущность. Церковь "без пятна и порока" (Еф. 5,
27), мы -- в пороках и пятнах; но, совершая таинства,
* "Золотая заповедь" ("золотое правило" этики) -- "не делай дру-гому
того, чего не хочешь себе" (прим. ред.).
мы становимся тем, что лучше нас, укрепляя нового человека,
зарождающегося в нашей сокровенной глубине.
Не будем отступать, если мы не "видим в этом толка", если таинства
"ничего не говорят нам". Не литургия долж-на приспособиться к нам, а мы -- к
литургии. Она рассчи-тана на зрелых, на духовно взрослых людей. Быть может,
это мы не созрели, это мы еще плохо слышим. Наверное, мы вправе сказать,
что, совершая таинства, "облекаемся во Христа" (см. Р. 13, 14). Как всякое
"переодевание", это -- действие; более того, это похоже на игру; но только
так мы соучаствуем в реальности, которая здесь, на земле, выра-жает себя в
символах и ритуальных жестах.
Если мы преданно, щедро и терпеливо будем следовать тем символам, какие
дает нам Церковь, чтобы выразить любовь, рано или поздно придут более
спонтанные признаки этой добродетели. Но не они определяют, насколько ценно
наше участие в литургии; как раз наоборот. Спонтанные проявления" любви
всегда двузначны, обряд однозначен. Именно он, обряд, взращает нового
человека, зародившегося в нас; и наша верность обряду дает нам надежду на
то, что наши "спонтанные проявления" станут выражать именно любовь, а не что
иное. Теперь мы можем обратиться к дру-гим блаженствам, тесно связанным с
любовью.
Глава 7
Блаженны плачущие, ибо они утешатся.
Первые два блаженства, о которых мы говорили, со-здают некую пустоту.
Когда мы отказываемся от властности и своеволия, другие побуждения могут
вступить в игру; но отказ этот, сам по себе, даст лишь величину
отрицательную. Остаться при ней опасно. И остальные блаженства,
преду-преждая нас об опасности, учат, чем ее заполнить.
Блаженство плачущих предостерегает нас против дурной отрешенности, как
бы говорящей: "У меня ничего нет, я ни-чего не могу, но что с того? Мне это
безразлично". Тот, кому безразлично, не заплачет, а потому не обретет
блаженства, Оно обещано именно тем, кто не только тих и беззащитен, но и
доступен страданию. Это исключает для христианина какую бы то ни было
"эмоциональную тупость".
Нельзя забывать, что без чувств нет человека. Некоторые виды духовности
отвергают естественные человеческие реак-ции и, по-видимому, предпочитают
какое-то каменное нечув-ствие. Но пророчество Иезекииля твердо говорит нам:
"... и возьму из плоти вашей сердце каменное и дам вам сердце плотяное".
Жестокосердие, глухота чувств -- один из плодов грехопадения. Искупая
первородный грех, мы чувствуем не меньше, а больше.
Конечно, это не значит, что мы должны потакать любой своей эмоции.
Определенная дисциплина и в чувствах, и в их выражении -- весьма желательна.
Полезно обуздывать чувства, но не уничтожать их.
Разберемся в том , чем дурны иногда наши чувства. Тог-да мы яснее
увидим, что делать с ними на христианском пути.
Обычнее всего -- несоразмерность, неадекватность на-ших реакций,
инфантильные чувства "по пустякам", которые лишь косвенно соответствуют
обстоятельствам. Что бы ни означало блаженство плачущих, оно, по меньшей
мере, го-ворит о настоящем страдании, об "адекватной эмоциональ-ной
реакции". Это надо помнить. Но средство против неаде-кватных чувств -- не
бесчувствие, и не фальшивая бодрость, а чувства, сообразные здравому разуму.
Часто мы понимаем неправильно призыв апостола Павла
"всегда радуйтесь". Христианин не вправе радоваться любой ценой. Как бы мы
ни толковали апостольские слова (Фил. 4, 4), они ни в коей мере не
возбраняют страдания, ибо пла-чущие -- блаженны. Блаженство плачущих должно
поддер-живать нас, когда мы несчастливы, и защитить нас от
по-кровительственных советов "бодриться". Тот же самый апо-стол сказал не
"подбодрите плачущих", а "плачьте с плачу-щими". (Р. 12, 15).
Невредно подумать о том, что же такое христианская ра-дость. Утешая
страдающих, мы часто объясняем им, что вера велит страдать меньше. Может
быть, нам просто легче самим, когда наш подопечный спокоен? Ведь плачущие
очень тяжелы, они мешают нам, раздражают. Больные, стра-дающие, умирающие
нарушают один из самых строгих за-претов нашего общества. Что, если
напоминания о "христи-анской радости" -- лишь благочестивый вариант этого
за-прета?
Вот почему так важно помнить, что Христос связал с блаженством не
просто чувства, а "отрицательные эмоции". Он благословил те мучительные и
унизительные куски на-шей жизни, когда мы слишком несчастны, чтобы выполнить
требования неумолимого мира, и даже церковные люди су-рово укоряют нас,
призывая к ханжеской бодрости.
'Конечно, это не опровергает слов апостола, а только по-могает
правильно понять их, найти им должное место. Пре-жде всего заметим, что
радоваться умеет лишь тот, кто уме-ет плакать. Радость нельзя сохранить,
убегая от страданий. Тот, кто постоянно боится несчастья, не будет
счастливым-Глуповатый гедонизм многих наших современников не дает ничего,
кроме досады, а наш вольнодумный век, гонящийся за наслаждением, порождает
необычайно много несчастли-вых, неспособных к чувству невротиков.
Как это ни странно, в наше бесчувственное время слова о блаженстве
плачущих даже важнее, чем призыв к радости, ибо радость обрести невозможно,
если всеми доступными способами бежишь от страдания.
Однако плачущие блаженны не только по этой причине. Чтобы полнее понять
нашу заповедь, обратимся снова к "стратегии искупления". Почему Христос
должен был постра-дать? (см. Лк. 24, 26). Почему лишь тех, кто берет на себя
крест, можно считать Его последователями (см. Мтф. 10, 38
и др.)? Что значат слова апостола Павла: "... восполняю недостаток в плоти
моей скорбей Христовых" (Кол. 1, 24).
Ответ один: Христос страдал и умер, ибо удел человеческий:
-- страдание и смерть. Если Он хотел спасти людей, Он дол-жен был, как
добрый пастырь, отправиться туда, где живут заблудшие овцы. Любое другое
спасение было бы ложью, и речь шла бы не о нас, людях, а о каких-то