С внезапной уверенностью он понял, что жизнь гриба-головонога каким-то
образом зависит от этого пульсирующего источника энергии. Трудно было
установить точную природу этой зависимости.
Сначала подумалось, что сам по себе гриб не имеет силы жить, а заряд
получает непосредственно от той жизненной пульсации; впрочем, нет, такого
быть не может.
Вникнув тщательнее, удалось различить, что гриб подпитывается
энергетическим пульсом, как дерево от живой почвы. Тогда поддавалось
объяснению и то, что гриб может годами изнывать в пустых зданиях без пищи,
не умирая при этом от голода...
Волосы у Найла встали дыбом, от волнения захватило дух, словно кто
ведро ледяной воды опрокинул на голову.
Пронизавшее ум озарение было смутным и не совсем внятным, но, вместе с
тем, чувствовалось, вывод напрашивается существенный. Не гриб, а
растение... Это создание - своего рода подвижное растение. И труп оно
поглощает таким же образом, как корни растения всасывают то, что осталось
от разложившихся в почве существ.
А энергетический импульс стремится вывести эту слизневидную массу на
более высокий уровень, вроде как превратить ее в животный организм.
Вот от этой мгновенной догадки Найл и разволновался. Он вдруг осознал:
хотя сознание существа не наделено разумом, его, тем не менее, ведет и
контролирует некая разумная сила.
Мгновенное это озарение наполнило душу тревожным восторгом и вместе с
тем неудержимым стремлением глубже вникнуть в суть этой загадочной
пульсирующей силы. Не может ли она, скажем, сознавать присутствие и его
самого, Найла?
Он вернулся в комнату, осторожно переступая через лежачих.
- Слушай, ты не можешь дать мне ненадолго бластер?
- Зачем тебе? - спросил Доггинз (он все еще не мог заснуть).
- Надо кое-что попробовать. Доггинз полез в карман.
- Только учти: зарядов уже немного, но хватит, чтобы спалить здесь все
подчистую.
Найл возвратился на кухню.
Опустившись на колени, подставил бластер чуть ли не в плотную к
студенистой массе и нажал на спуск. Голубой огнистый просверк наполнил
воздух запахом озона. Посреди студня образовался черный пятачок шириной
сантиметров десять.
Основная масса гриба тревожно вздрогнула и стянулась, одновременно с
тем прервалась и пульсация силы.
Затем серая протоплазма подалась чуть в сторону, высвободив приставший
к полу обугленный пятачок. Тварь продолжала насыщаться как ни в чем не
бывало. У нее не хватало ума, чтобы бежать.
Тем не менее Найл уяснил, что хотел. Когда ударил бластер, он ощутил
мгновенный обрыв пульса - получается, сигнал о нападении был воспринят.
Между растением и источником энергии существовала двусторонняя связь.
Через пять минут все было кончено. Осторожно сокращаясь, словно
улитка, создание выдавилось из-под стола и стало продвигаться обратно к
стене. От тела Киприана не осталось ровным счетом ничего, на покрытой
слизью плитке валялась лишь пригоршня пуговиц да еще кое-какая мелочь, не
подлежащая усвоению.
Найл навел на тварь бластер, думая уничтожить ее, но представив, какая
сейчас поднимется вонь, моментально отказался от своей затеи.
Создание, похоже, учуяло его намерения и поползло вверх по стене с
удивительным проворством, исчезнув через несколько секунд в дыре на
потолке.
Лениво, затем лишь, чтобы понаблюдать эффект, Найл сосредоточил волю и
приказал созданию застыть на месте. Оно уже скрылось из виду, но можно было
чувствовать его присутствие. Чувствовалось также и нежелание подчиняться.
Единственным желанием студня было забиться сейчас куда-нибудь в темный
сырой угол и переваривать там поглощенную пищу. Используя себе в помощь
медальон. Найл повторил приказ возвратиться. Студень нехотя повиновался, на
краю дыры появился серый отросток. В этот момент вмешался энергетический
пульс и отдал команду, отменяющую приказание Найла; отросток скрылся из
виду. Окончательно заинтригованный, Найл сосредоточил внутреннюю силу и
опять приказал возвратиться.
Получался как бы поединок, кто кого перетянет. И вот источник
неизвестной энергии вроде бы сдал. Причина, Найл был убежден, состояла в
том, что сила эта чуяла: ничего особо важного не происходит. Гриб,
сокращаясь, пролез обратно через дыру и стал пересекать потолок.
Найл утратил интерес и ослабил внимание. Он ожидал, что создание
сейчас остановится и поползет обратно. Оно же вместо этого упорно
продолжало ползти через потолок, а затем уже и вниз по стене.
Найл растерянно наблюдал, как скрадывается между ними расстояние. Вот
студень уже и на полу, ползет по плитке, оттирая в стороны комья опавшей
штукатурки; вот он уже вплотную подобрался к ногам. Найл направил бластер,
собираясь пальнуть, лишь только тот попытается напасть. Но студень смиренно
застыл - аморфная пульсирующая масса, полуовощполужеле ожидало дальнейших
распоряжений.
Найл изумленно осознал, что студень воспринимает его как источник
приказаний. Суетливая поспешность и желание выстрелить как-то сразу
улеглись. Вместо этого Найл велел грибу убираться восвояси и. отдав
распоряжение, тотчас ослабил волю. А студень послушно пополз назад к стене
и, взобравшись, утек в дыру.
Теперь, когда кухня опустела, бессмысленно оставлять в ней зажженный
светильник.
Найл наклонился над ним, прикрыл одной рукой шишечку с отверстием и
аккуратно задул огонек. Сквозь тыльный проем окна сочился тусклый свет.
Посмотрев вверх через заграждение, Найл различил первые лучи солнца,
падающие на восточные крыши. В груди тревожно екнуло; светильникто,
оказывается, всю ночь было видно с улицы.
Минут пять Найл стоял, пристально вглядываясь в блеклое рассветное
небо. Не заметив ничего подозрительного, возвратился назад в комнату. Не
спал один только Доггинз. Он без вопросов принял бластер и сунул обратно
себе в карман.
- Скоро уже совсем рассветет, - заметил Найл.
- И слава богу. - Доггинз, потянувшись, зевнул и хлопнул в ладоши: -
Хорош спать, ребята, подъем! Повезет - к завтраку будем уже дома. - Подошел
к ближайшему окну, глянул за штору. - Выходим через десять минут.
Люди, помаргивая со сна, позевывая, стали приходить в себя, но, едва
вспомнив, где находятся, мгновенно вздрагивали и настораживались.
Милон вышел на кухню, и секунду спустя послышался его встревоженный
голос:
- Киприан исчез!
- Уже знаем, - раздраженно откликнулся Доггинз. - Насчет этого
разберемся потом. Готовимся выходить.
Тревожный крик Милона сделал свое дело, в комнате нависла угрюмая,
гнетущая тишина. Люди, вставая, протирали глаза. Желания вылезать в
тревожный предрассветный сумрак не было ни у кого.
- Сейчас тронемся, - заговорил Доггинз, - Но прежде чем это сделаем,
хочу кое-что сказать, причем чтобы вы отнеслись к этому так, словно речь
идет о вашей жизни и смерти. Так вот, - он поднял жнец. - Это оружие шутя
сладит с любым пауком. Держа его в руках, можно смело выходить навстречу
каким угодно полчищам. Но помните: и для людей оно опасно не менее, чем для
пауков. Одно неверное движение, и стоящий перед тобой человек готов - или,
еще хуже, потерял ногу или что-нибудь еще. Поэтому, если на нас нападут, не
паниковать. Держать себя в руках и не давить на спуск, прежде чем
прицелитесь. Никакого риска.
И вот еще что. Кто-то, вероятно, боится, что паук парализует волю
прежде, чем удастся нажать на спуск. На этот счет я хочу сказать вам
кое-что, о чем прежде не заговаривал. Я давно уже понял, что сила воли у
пауков не такая уж необоримая, как мы себе представляем. В сущности, это
ошибка - называть ее силой воли. Это, скорее, сила резкого окрика. - Люди
Доггинза явно пребывали в сомнении и растерянности. - Почему вы, скажем,
подчиняетесь мне, когда я отдаю приказ? Ведь я вам руки не выкручиваю. Вы
подчиняетесь, потому что сжились с мыслью, что приказы отдаю я. Допустим,
сейчас кто-нибудь встал бы у вас за спиной и рявкнул в самое ухо:
"Встать, руки за голову!" Вы бы и тут подчинились, но не из-за силы
воли, а потому что привыкли выполнять приказы. А теперь скажу, какие у меня
на этот счет мысли. Я думаю, парализуя волю, паук на деле испускает луч
навязчивого предложения, который действует на подсознание. Это, можно
сказать, своего рода гипноз - если вам известно такое слово. Но влиянию
гипноза можно сопротивляться. А с такой вот штуковиной в руках, черт
побери, у вас на то самый отменный козырь.
Поэтому когда в следующий раз паук попытается парализовать вашу волю,
не давайтесь. Деритесь. Внушите себе, что бояться нечего.
Ладно, достаточно. Когда откроем дверь, я пойду первым, а там уж
выходим по одному. Найл, пойдешь замыкающим. Оружие поставить на единицу,
но без моей команды не стрелять. Криспин, отодвигай кресло. А ты, Милон,
открывай дверь.
- Стой... - проговорил Найл.
Разум его все еще улавливал биение энергетического пульса, поэтому он
почуял, что сейчас произойдет, еще прежде, чем брюнет сделал шаг к креслу.
Это напоминало едва уловимое дыхание ветра, предвестье урагана. Найл
инстинктивно сжал волю, готовясь принять удар, поэтому, когда спустя
мгновение мышцы стылым металлом сковал паралич, разум уже собрался словно в
кулак.
В это отчаянное мгновение в мозгу успело мелькнуть, что Доггинз прав:
действительно напоминает приказ, резкий окриком раздающийся в недрах
сознания.
И хотя мышцы свело, как от броска в ледяную воду, воля осталась
неуязвимой. Найлу стоило немалых усилий сдвинуть предохранитель жнеца -
враз онемевшие пальцы шевелились вяло, как во сне, - но тем не менее, это
удалось.
В дверь толкнули с такой силой, что тяжеленное кресло, почти что
вплотную припертое к ее ручке, юзом отъехало в сторону. Найл спокойно
дожидался, зацепив пальцем спусковой крючок. Мельком глянул вбок на
Доггинза. Лицо у него перекосилось и дрожало от мучительного напряжения,
губы топорщились над стиснутыми зубами. Он походил на атлета, пытающегося
поднять огромный вес. Вот рука у него дернулась, и из дула вырвался голубой
сполох, прорезав спинку кресла и дверь. Спустя секунду в расширившийся
проем пальнул и Найл.
Нагнетаемая тяжесть мгновенно исчезла, освобождая от невидимых пут.
Найл, едва не потеряв равновесие, кинулся вперед и пихнул кресло обратно к
двери. Это он проделал свободно, не встретив сопротивления.
Остальные шатались как пьяные, кое-кто свалился на пол. Доггинз
повернулся к своим с широкой улыбкой:
- Порядок, парни! Один-ноль в нашу с вами пользу!
Голос, правда, был напряжен, прерывался. Лицо у него неожиданно
посерело, он, качнувшись, попятился и тяжело сел.
- С тобой все в порядке? - встревоженно спросил Найл.
- Все просто прекрасно, - вымолвил Доггинз. кивнув. - Дай мне минут
пять, и будем готовы к отходу.
- Ты собираешься наружу? - изумился Найл.
- А то как же! Нам что, весь день здесь торчать?
Доггинз закрыл глаза и запрокинул голову.
Крючковатый нос придавал заострившемуся лицу мертвенное выражение.
В течение пяти минут никто не обмолвился ни словом.
Все, держа оружие наготове, смотрели на дверь, и Найла поразило:
решительно никто не выглядел напряженным или испуганным.
В положении, когда людям грозит смертельная опасность, не было места
сомнениям или колебаниям.
Все тревожно вскинулись: послышался короткий скрип.
Следом донесся звук шагов, кто-то спускался по лестнице. В дверь
постучали, и послышался голос:
- Смею ли войти?
- Это Каззак, - узнал Найл.
- Ты один? - спросил Доггинз.
- Да.
Доггинз сделал знак Уллику, и тот, сдвинув кресло, приотворил дверь.
Снаружи стоял уже день. Каззак, входя в комнату, с улыбкой поклонился.
- Я - Каззак, управитель. - Он наделил Найла приветливоироничной
усмешкой. - Я догадывался, что застану тебя здесь. - Доггинз встал на ноги.
- А это, очевидно, господин Доггинз? Можно ли присесть?
Кто-то поспешил подтащить кресло. Было заметно, что величавость
Каззака, а также явное отсутствие страха немедленно произвели впечатление
на молодых людей. Управитель опустился в кресло аккуратно, с достоинством.
Доггинз тоже сел.
- Я выступаю как посланник пауков, - отрекомендовался Каззак. - Сюда я
пришел, чтобы передать вам их предложение. Они просили сказать, что вы
совершенно свободны и можете идти.
Его слова вызвали замешательство. Доггинз, не веря ушам, спросил:
- Ты хочешь сказать, мы можем отправляться домой?
- Именно. Только с одним условием. Вы должны сдать все свое оружие.
Доггинз размашисто мотнул головой.
- Ни за что.
Каззак, казалось, был слегка удивлен.
- Позвольте спросить, почему?
- Потому что я им не доверяю, - отозвался Доггинз. - Нам никогда не
удастся выбраться из этого места живыми.
Каззак покачал головой.
- Вы ошибаетесь. - Он сказал это с глубокой убежденностью; Найл понял,
что искренне. - Если вы сдадите оружие, пауки пойдут на компромисс с
жуками-бомбардирами. А потом это уже будет для них делом чести.
Безопасность вам будет гарантирована. У них нет желания начинать войну.
Найл:
- Если мы сдадим оружие, им не потребуется ее начинать. Нас просто
уничтожат в любую минуту, вот и все.
Каззак кивнул.
- Логично. Но я абсолютно уверен, что они выполнят свое обещание.
- Откуда у вас такая уверенность? - осведомился Доггинз.
- Потому что я убежден: пауки хотят мира.
- Боюсь, наш ответ будет отрицательным. Ясно было, что Каззака это не
удивило.
Некоторое время он напряженно думал, хмуро уставясь в пол.
- Получается, вы собираетесь уничтожить пауков?
- Нет. Мы хотим мира.
- Они предложили вам мир.
- Но на их условиях. Они могут передумать, если мы сдадимся.
- Я полагаю, вы заблуждаетесь. - Найл видел, что он все так же
искренен. - Тем не менее, позвольте мне предложить еще и такой вариант.
Допустим, мы приходим к соглашению уничтожить это оружие, чтобы им не
завладела ни одна из сторон. Вы пошли бы на это?
Доггинз долгое время взвешивал, затем он (Найл так и знал) покачал
головой:
- Нет.
- Осмелюсь спросить, почему?
- Потому что, пока оно у вас в руках, мы можем чего-то требовать. За
него поплатились жизнью трое наших людей. Разве это можно сбрасывать со
счетов?
- Оно стоило жизни и семерым паукам (вот это осведомленность!). Почему
бы не считать, что вы квиты?
Доггинз ровным, терпеливым голосом отвечал:
- По очень простой причине. До этого момента ты был раб и я раб. А вот
теперь нас рабами уже не назовешь.
- Я не чувствую себя рабом. - По тому, как Каззак согнал складки со
лба, можно было судить, что такое замечание уязвило его.
Доггинз упрямо покачал головой.
- И все же ты раб, точно так же, как я - раб жуков.
У Каззака побагровела шея.
- Неужто пауки чем-то хуже жуков?
- Намного, - вмешался Найл. - Когда я только еще прибыл в паучий
город, я разговаривал с твоим племянником Массигом. Он абсолютно убежден,
что пауков ему бояться нечего. Думает, что следующие двадцать лет будет им
преданно служить, и те в награду отправят его отдыхать в великий счастливый
край. Даже рабы полагают, что им вовсе ничего не грозит. Я, когда только
попал в квартал рабов, видел, как один ребенок из озорства бросил какую-то
штуковину в тенета. Ну, все, думаю, сейчас ему конец. А паук вместо этого
давай с ним баловаться. Все вокруг радуются, думают, что жить с пауками -
сплошное веселье. И только нынче ночью до меня дошло, как все обстоит на
самом деле. Рабов все время перегоняют с места на место, им даже ночевать
не разрешается две ночи подряд под одной и той же крышей. Поэтому, когда
раба съедают, никто не замечает этого. Массигу все известно о том, как
поступают с рабами, но его это не трогает. Он абсолютно уверен, что с ним
этого не произойдет.
Каззак слушал учтиво, но тесно сжатые губы выдавали нетерпение.
- Твои слова для меня не новость.
- Тем не менее, вы по-прежнему верите паукам?
Каззак двинул плечами.
- На данный момент у меня нет альтернативы. Они хозяева положения. А
теперь мне что, доложить им, что хозяевами хотите быть вы?
- Зачем хозяевами - просто равными, - поправил Доггинз.
- Возможно, что и это нам удастся обеспечить, - сдержанно кивнул
Каззак. Доггинз широко улыбнулся.
- Если так, то считай, что мы договорились.
Каззак встал.
- Позвольте мне уйти и подумать, что же именно можно предпринять.
Он пошел к двери, Уллик с Милоном оттащили в сторону кресло.
Возле двери Каззак снова обернулся лицом к ним.
- Вы не хотели бы дать мне хоть одно из ваших орудий? Просто как
доказательство ваших добрых намерений?
Доггинз похлопал жнец.
- Это, увы, нет. Нас всех здесь смогут пожечь, не успеем и глазом
моргнуть.
- Неужели у вас не найдется никакого задатка для сделки? Чтоб можно
было предъявить как залог добрых намерений?
Доггинз вынул из кармана бластер.
- Это подойдет?
- Очень хорошо. - Каззак взял оружие за ствол и опустил в карман тоги.
- Я возвращусь через несколько минут.
Когда за ним закрылась дверь, Найл спросил:
- Ты считаешь, что разумно сейчас поступил?
Доггинз с улыбкой пожал плечами.
- А почему бы и нет? Это так, детский пугач в сравнении с тем, что
есть у нас. Да и мощность у него уже не та. Я обратил внимание, когда
распиливал замок. Там зарядов уже немного.
- Можно иве спросить? - подал голос Кос-мин.
- Конечно.
- Я не сомневаюсь в твоих словах, - начал он неловко, - но неужто так
уж плохо согласиться на их условия?
- И я хотел спросить то же самое, - вставил Милон.
- Мы, скажем, согласились бы уничтожить жнецы, - продолжал Космин, - а
они договорились бы с жуками. Наверное, все бы от этого только выиграли?
Еще кто-то заметил:
- Пока оружие у нас в руках, они не перестанут нас преследовать.
Доггинз кивнул.
- Да, это так, Гастур. Но пока оно у нас, мы в силах им угрожать. А
как только сдадим его или допустим, чтобы его уничтожили, - все мы целиком
зависимы от их милости.
- Ты думаешь, нам удастся выбраться отсюда живыми, если мы ни в чем им
так и не уступим?
- Да, удастся, - твердо сказал Доггинз. - По двум причинам. Вопервых,
мы их сильнее. Во-вторых, им это известно. Вот почему они послали Каззака
мириться с нами. Было бы непоправимой глупостью лишиться этого
преимущества.
- У них может быть и другая причина, - озадаченно заметил Найл.
- Какая же? - с любопытством взглянул Доггинз.
- Протянуть время.
Прежде чем Доггинз нашелся, что ответить, в дверь постучали и голос
Каззака спросил:
- Смею ли я войти?
Милон отодвинул кресло, и Каззак протиснулся мимо него. На этот раз
проходить он не стал. На лице, похоже, признаки беспокойства. Откашлявшись,
Каззак заговорил:
- Прежде всего, пауки умоляют меня обратиться к вам еще раз. Они
подчеркивают, что желают исключительно мира. Им было бы даже на руку, чтобы
вы возвратились в город жуков с оружием, лишь бы только обещали, что
уничтожите его там на месте. - Он зачастил, видя, что Доггинз собирается
перебить его: - Видите ли, они не совсем доверяют людям. Я не в том смысле,
что не верят вашему слову; просто они считают, что, пока у вас на
вооружении имеются жнецы, мир не будет прочным. В людях почему-то живет
неистребимая тяга преступать закон и разрушать. Поэтому, рано или поздно,
ваше оружие окажется непременно направлено против них. Я сам человек и
вынужден сознаться, что их опасения справедливы. Так ведь?
Он, не прерывая речи, окинул всех взором, и Найл заметил, что
большинство юношей согласно кивнули. Каззак, безусловно, имел дар убеждать.
Но Доггинз решительно покачал головой.
- Прошу прощения, Каззак. Мы ни на каких условиях не расстанемся со
жнецами. Если нам не дадут пройти свободно, мы будем вынуждены прорываться
с боем. И если придется, то распылим с десяток тысяч пауков - я имею в
виду, распылим в буквальном смысле.
Каззак протяжно вздохнул.
- В таком случае мне придется выложить вторую часть послания - и
уверяю, излагать ее мне так же неприятно, как вам выслушивать. Я посланник,
только и всего. - Он пристально всмотрелся в глаза сначала Доггинзу, затем
стоящему по соседству Найлу. - Они просили передать, что удерживают сейчас
мать и брата Найла как заложников... - Каззак сделал паузу; чувствовалось,
насколько он взволнован. - Они также просят передать, что захватили сейчас
город жуков-бомбардиров, все ваши семьи тоже держат как заложников. Если вы
сдадите оружие или же согласитесь его уничтожить, все они будут
освобождены. Кроме того, мать и брат Найла, да и все, кого он выберет,
смогут беспрепятственно перебраться в город жуков. - Он склонил голову. -
Вот это я и хотел передать.
Доггинз побагровел, на лбу вздулась жила.
- Если эти ублюдки тронут хоть кого-то из наших, я клянусь: порешу
всех раскоряк в этом городе, до единого!
Взгляд у него был такой свирепый, что Каззак отвел глаза. Кашлянув,
произнес:
- Я могу лишь повторить то, что сказал. Они не хотят никого трогать.
Они просто желают только мира. Благополучие ваших семей в обмен на жнецы.
Найл посмотрел на Доггинза.
В его беспомощном гневе чувствовалась растерянность. Доггинз явно не
знал, что предпринять.
Найл коснулся его руки:
- Нам бы обсудить это между собой. Каззак облегченно улыбнулся:
- Я уж прошу вас, обсудите. Вас никто не посмеет торопить. Может, мне
лучше подождать снаружи?
- Да, это бы лучше всего, - поспешно кивнул Найл.
Каззак церемонно поклонился, поблагодарил улыбкой Милона за то, что
открыл дверь, и пятясь вышел. Пока шаги не смолкли, никто не произнес ни
слова.
В воцарившейся тишине чувствовалось растерянное смятение.
- Ну что ж. Вот, похоже, и все, - выговорил Доггинз блеклым голосом.
А Найл уже повернул медальон к груди, и от чувства глубокой
сосредоточенности обреченность исчезла.
- Ты думаешь сдаваться? Доггинз передернул плечами.
- А ты, никак, видишь иной выход!
- Да. Не принимать их условий.
- Как мы пойдем на такой риск? Они же сразу погубят наши семьи!
Найл окинул взглядом остальных. Видно было, что они разделяют мнение
распорядителя.
- Послушайте меня, - сказал он. - Я понимаю ваши чувства, моя семья
тоже в заложниках. Но что будет толку, если мы сдадимся? Вы не верите
паукам. Поставьте-ка себя на место Смертоносца-Повелителя. Вы уже раз
одержали над ним верх. Нет гарантии, что этого не произойдет еще раз. Чтобы
этого не допустить, надо единственно уничтожить вас и ваши семьи. Думаете,
он усомнится, окажись вы в его милости?
Слова повергли всех в нелегкое раздумье, и он поспешил продолжить:
- А представьте, что вы откажетесь сдаться. Что ж, они действительно
могут исполнить угрозу насчет заложников, но при этом наперед должны знать,
что вы не успокоитесь, прежде чем не лишите жизни сотню пауков в отместку
за каждого погибшего. Пока у вас есть оружие, вы владеете силой, лишить
которой вас могут только вместе с жизнью. Зачем бездумно отдавать себя на
милость пауков?
Можно с таким же успехом просто подставить голову, под топор: берите,
рубите! - Он повернулся к Доггинзу. - И откуда тебе известно, правду ли
говорят? Город жуков, что, совершенно не защищен?
- Ну да! Защищен, конечно. Но его можно захватить, особенно если
ринуться внезапно.
- И это так легко?
Доггинз мрачно ухмыльнулся.
- Едва ли. Жуки не доверяют паукам.
- Так что пауки, может статься, пытаются выманить у нас оружие
хитростью?
Доггинз угрюмо уставился в пол, соображая. Обернулся к остальным:
- А вы что думаете?
Такое обращение застало людей врасплох, они привыкли выполнять
распоряжения.
- Может. Найл и прав, - неуверенно предложил Милон. Доггинз пришел к
решению.
- Открывайте дверь. Кресло в сторону. Дневной свет хлынул потоком, на
секунду все зажмурились. Доггинз решительной походкой подошел к выходу.
- Каззак, ты слышишь меня?
- Слышу! - послышалось в отдалении.
- Скажи им, мы выходим! - И, повернувшись к остальным: - Оружие
держать наготове, но без команды не стрелять. И посматривайте у себя над
головой. Не забывайте, они могут кинуться сверху.
Выйдя на свет, Доггинз начал подниматься по ступеням. Остальные, держа
оружие наготове, потянулись цепочкой следом. Поднимаясь по лестнице, Найл
поглядел вверх. Между крышами через улицу была натянута паутина, но
признаков засады вроде не просматривалось.
Выйдя за ворота, Найл с изумлением обнаружил, какая прорва пауков их,
оказывается, поджидает. Тысяч десять, не меньше, плотно обступали обе
стороны мостовой, начиная от угла улицы и дальше вглубь квартала. Свободным
оставался единственный участок, идущий прямо от подворотни. Завидев людей,
пауки подались, образовав широкий полукруг; самые ближние стояли вместе с
Каззаком по ту сторону мостовой. Найлу же и такого расстояния хватило на
то, чтобы с ужасом ощутить: деваться некуда. Он ошеломленно осознал, что
пауки воспринимают людей с такой же гадливостью, как сами люди пауков или
ядовитых змей. Для них он был бледнокожей ядовитой тварью, опасной для
жизни, и каждый из них с удовольствием впился бы ему сейчас клыками в
глотку. От взоров бесстрастных глаз кожа покрывалась пупырышками, как от
холода, - знакомое уже ощущение.
У других, было заметно, тоже сильно сдают нервы. Милон, сдерживаясь,
чтобы не дрожали руки, сжимал оружие так, что костяшки пальцев побелели.
Глядя на Космина, можно было подумать, что его сейчас стошнит. Доггинз
был бледен как полотно, на лице проступали бисеринки пота. Давление
незримой враждебной силы, казалось, всасывает жизненную энергию.
Даже повернутый внутрь, медальон не спасал готовое рухнуть
самообладание. В глазах мельтешили черные крапинки.
образом зависит от этого пульсирующего источника энергии. Трудно было
установить точную природу этой зависимости.
Сначала подумалось, что сам по себе гриб не имеет силы жить, а заряд
получает непосредственно от той жизненной пульсации; впрочем, нет, такого
быть не может.
Вникнув тщательнее, удалось различить, что гриб подпитывается
энергетическим пульсом, как дерево от живой почвы. Тогда поддавалось
объяснению и то, что гриб может годами изнывать в пустых зданиях без пищи,
не умирая при этом от голода...
Волосы у Найла встали дыбом, от волнения захватило дух, словно кто
ведро ледяной воды опрокинул на голову.
Пронизавшее ум озарение было смутным и не совсем внятным, но, вместе с
тем, чувствовалось, вывод напрашивается существенный. Не гриб, а
растение... Это создание - своего рода подвижное растение. И труп оно
поглощает таким же образом, как корни растения всасывают то, что осталось
от разложившихся в почве существ.
А энергетический импульс стремится вывести эту слизневидную массу на
более высокий уровень, вроде как превратить ее в животный организм.
Вот от этой мгновенной догадки Найл и разволновался. Он вдруг осознал:
хотя сознание существа не наделено разумом, его, тем не менее, ведет и
контролирует некая разумная сила.
Мгновенное это озарение наполнило душу тревожным восторгом и вместе с
тем неудержимым стремлением глубже вникнуть в суть этой загадочной
пульсирующей силы. Не может ли она, скажем, сознавать присутствие и его
самого, Найла?
Он вернулся в комнату, осторожно переступая через лежачих.
- Слушай, ты не можешь дать мне ненадолго бластер?
- Зачем тебе? - спросил Доггинз (он все еще не мог заснуть).
- Надо кое-что попробовать. Доггинз полез в карман.
- Только учти: зарядов уже немного, но хватит, чтобы спалить здесь все
подчистую.
Найл возвратился на кухню.
Опустившись на колени, подставил бластер чуть ли не в плотную к
студенистой массе и нажал на спуск. Голубой огнистый просверк наполнил
воздух запахом озона. Посреди студня образовался черный пятачок шириной
сантиметров десять.
Основная масса гриба тревожно вздрогнула и стянулась, одновременно с
тем прервалась и пульсация силы.
Затем серая протоплазма подалась чуть в сторону, высвободив приставший
к полу обугленный пятачок. Тварь продолжала насыщаться как ни в чем не
бывало. У нее не хватало ума, чтобы бежать.
Тем не менее Найл уяснил, что хотел. Когда ударил бластер, он ощутил
мгновенный обрыв пульса - получается, сигнал о нападении был воспринят.
Между растением и источником энергии существовала двусторонняя связь.
Через пять минут все было кончено. Осторожно сокращаясь, словно
улитка, создание выдавилось из-под стола и стало продвигаться обратно к
стене. От тела Киприана не осталось ровным счетом ничего, на покрытой
слизью плитке валялась лишь пригоршня пуговиц да еще кое-какая мелочь, не
подлежащая усвоению.
Найл навел на тварь бластер, думая уничтожить ее, но представив, какая
сейчас поднимется вонь, моментально отказался от своей затеи.
Создание, похоже, учуяло его намерения и поползло вверх по стене с
удивительным проворством, исчезнув через несколько секунд в дыре на
потолке.
Лениво, затем лишь, чтобы понаблюдать эффект, Найл сосредоточил волю и
приказал созданию застыть на месте. Оно уже скрылось из виду, но можно было
чувствовать его присутствие. Чувствовалось также и нежелание подчиняться.
Единственным желанием студня было забиться сейчас куда-нибудь в темный
сырой угол и переваривать там поглощенную пищу. Используя себе в помощь
медальон. Найл повторил приказ возвратиться. Студень нехотя повиновался, на
краю дыры появился серый отросток. В этот момент вмешался энергетический
пульс и отдал команду, отменяющую приказание Найла; отросток скрылся из
виду. Окончательно заинтригованный, Найл сосредоточил внутреннюю силу и
опять приказал возвратиться.
Получался как бы поединок, кто кого перетянет. И вот источник
неизвестной энергии вроде бы сдал. Причина, Найл был убежден, состояла в
том, что сила эта чуяла: ничего особо важного не происходит. Гриб,
сокращаясь, пролез обратно через дыру и стал пересекать потолок.
Найл утратил интерес и ослабил внимание. Он ожидал, что создание
сейчас остановится и поползет обратно. Оно же вместо этого упорно
продолжало ползти через потолок, а затем уже и вниз по стене.
Найл растерянно наблюдал, как скрадывается между ними расстояние. Вот
студень уже и на полу, ползет по плитке, оттирая в стороны комья опавшей
штукатурки; вот он уже вплотную подобрался к ногам. Найл направил бластер,
собираясь пальнуть, лишь только тот попытается напасть. Но студень смиренно
застыл - аморфная пульсирующая масса, полуовощполужеле ожидало дальнейших
распоряжений.
Найл изумленно осознал, что студень воспринимает его как источник
приказаний. Суетливая поспешность и желание выстрелить как-то сразу
улеглись. Вместо этого Найл велел грибу убираться восвояси и. отдав
распоряжение, тотчас ослабил волю. А студень послушно пополз назад к стене
и, взобравшись, утек в дыру.
Теперь, когда кухня опустела, бессмысленно оставлять в ней зажженный
светильник.
Найл наклонился над ним, прикрыл одной рукой шишечку с отверстием и
аккуратно задул огонек. Сквозь тыльный проем окна сочился тусклый свет.
Посмотрев вверх через заграждение, Найл различил первые лучи солнца,
падающие на восточные крыши. В груди тревожно екнуло; светильникто,
оказывается, всю ночь было видно с улицы.
Минут пять Найл стоял, пристально вглядываясь в блеклое рассветное
небо. Не заметив ничего подозрительного, возвратился назад в комнату. Не
спал один только Доггинз. Он без вопросов принял бластер и сунул обратно
себе в карман.
- Скоро уже совсем рассветет, - заметил Найл.
- И слава богу. - Доггинз, потянувшись, зевнул и хлопнул в ладоши: -
Хорош спать, ребята, подъем! Повезет - к завтраку будем уже дома. - Подошел
к ближайшему окну, глянул за штору. - Выходим через десять минут.
Люди, помаргивая со сна, позевывая, стали приходить в себя, но, едва
вспомнив, где находятся, мгновенно вздрагивали и настораживались.
Милон вышел на кухню, и секунду спустя послышался его встревоженный
голос:
- Киприан исчез!
- Уже знаем, - раздраженно откликнулся Доггинз. - Насчет этого
разберемся потом. Готовимся выходить.
Тревожный крик Милона сделал свое дело, в комнате нависла угрюмая,
гнетущая тишина. Люди, вставая, протирали глаза. Желания вылезать в
тревожный предрассветный сумрак не было ни у кого.
- Сейчас тронемся, - заговорил Доггинз, - Но прежде чем это сделаем,
хочу кое-что сказать, причем чтобы вы отнеслись к этому так, словно речь
идет о вашей жизни и смерти. Так вот, - он поднял жнец. - Это оружие шутя
сладит с любым пауком. Держа его в руках, можно смело выходить навстречу
каким угодно полчищам. Но помните: и для людей оно опасно не менее, чем для
пауков. Одно неверное движение, и стоящий перед тобой человек готов - или,
еще хуже, потерял ногу или что-нибудь еще. Поэтому, если на нас нападут, не
паниковать. Держать себя в руках и не давить на спуск, прежде чем
прицелитесь. Никакого риска.
И вот еще что. Кто-то, вероятно, боится, что паук парализует волю
прежде, чем удастся нажать на спуск. На этот счет я хочу сказать вам
кое-что, о чем прежде не заговаривал. Я давно уже понял, что сила воли у
пауков не такая уж необоримая, как мы себе представляем. В сущности, это
ошибка - называть ее силой воли. Это, скорее, сила резкого окрика. - Люди
Доггинза явно пребывали в сомнении и растерянности. - Почему вы, скажем,
подчиняетесь мне, когда я отдаю приказ? Ведь я вам руки не выкручиваю. Вы
подчиняетесь, потому что сжились с мыслью, что приказы отдаю я. Допустим,
сейчас кто-нибудь встал бы у вас за спиной и рявкнул в самое ухо:
"Встать, руки за голову!" Вы бы и тут подчинились, но не из-за силы
воли, а потому что привыкли выполнять приказы. А теперь скажу, какие у меня
на этот счет мысли. Я думаю, парализуя волю, паук на деле испускает луч
навязчивого предложения, который действует на подсознание. Это, можно
сказать, своего рода гипноз - если вам известно такое слово. Но влиянию
гипноза можно сопротивляться. А с такой вот штуковиной в руках, черт
побери, у вас на то самый отменный козырь.
Поэтому когда в следующий раз паук попытается парализовать вашу волю,
не давайтесь. Деритесь. Внушите себе, что бояться нечего.
Ладно, достаточно. Когда откроем дверь, я пойду первым, а там уж
выходим по одному. Найл, пойдешь замыкающим. Оружие поставить на единицу,
но без моей команды не стрелять. Криспин, отодвигай кресло. А ты, Милон,
открывай дверь.
- Стой... - проговорил Найл.
Разум его все еще улавливал биение энергетического пульса, поэтому он
почуял, что сейчас произойдет, еще прежде, чем брюнет сделал шаг к креслу.
Это напоминало едва уловимое дыхание ветра, предвестье урагана. Найл
инстинктивно сжал волю, готовясь принять удар, поэтому, когда спустя
мгновение мышцы стылым металлом сковал паралич, разум уже собрался словно в
кулак.
В это отчаянное мгновение в мозгу успело мелькнуть, что Доггинз прав:
действительно напоминает приказ, резкий окриком раздающийся в недрах
сознания.
И хотя мышцы свело, как от броска в ледяную воду, воля осталась
неуязвимой. Найлу стоило немалых усилий сдвинуть предохранитель жнеца -
враз онемевшие пальцы шевелились вяло, как во сне, - но тем не менее, это
удалось.
В дверь толкнули с такой силой, что тяжеленное кресло, почти что
вплотную припертое к ее ручке, юзом отъехало в сторону. Найл спокойно
дожидался, зацепив пальцем спусковой крючок. Мельком глянул вбок на
Доггинза. Лицо у него перекосилось и дрожало от мучительного напряжения,
губы топорщились над стиснутыми зубами. Он походил на атлета, пытающегося
поднять огромный вес. Вот рука у него дернулась, и из дула вырвался голубой
сполох, прорезав спинку кресла и дверь. Спустя секунду в расширившийся
проем пальнул и Найл.
Нагнетаемая тяжесть мгновенно исчезла, освобождая от невидимых пут.
Найл, едва не потеряв равновесие, кинулся вперед и пихнул кресло обратно к
двери. Это он проделал свободно, не встретив сопротивления.
Остальные шатались как пьяные, кое-кто свалился на пол. Доггинз
повернулся к своим с широкой улыбкой:
- Порядок, парни! Один-ноль в нашу с вами пользу!
Голос, правда, был напряжен, прерывался. Лицо у него неожиданно
посерело, он, качнувшись, попятился и тяжело сел.
- С тобой все в порядке? - встревоженно спросил Найл.
- Все просто прекрасно, - вымолвил Доггинз. кивнув. - Дай мне минут
пять, и будем готовы к отходу.
- Ты собираешься наружу? - изумился Найл.
- А то как же! Нам что, весь день здесь торчать?
Доггинз закрыл глаза и запрокинул голову.
Крючковатый нос придавал заострившемуся лицу мертвенное выражение.
В течение пяти минут никто не обмолвился ни словом.
Все, держа оружие наготове, смотрели на дверь, и Найла поразило:
решительно никто не выглядел напряженным или испуганным.
В положении, когда людям грозит смертельная опасность, не было места
сомнениям или колебаниям.
Все тревожно вскинулись: послышался короткий скрип.
Следом донесся звук шагов, кто-то спускался по лестнице. В дверь
постучали, и послышался голос:
- Смею ли войти?
- Это Каззак, - узнал Найл.
- Ты один? - спросил Доггинз.
- Да.
Доггинз сделал знак Уллику, и тот, сдвинув кресло, приотворил дверь.
Снаружи стоял уже день. Каззак, входя в комнату, с улыбкой поклонился.
- Я - Каззак, управитель. - Он наделил Найла приветливоироничной
усмешкой. - Я догадывался, что застану тебя здесь. - Доггинз встал на ноги.
- А это, очевидно, господин Доггинз? Можно ли присесть?
Кто-то поспешил подтащить кресло. Было заметно, что величавость
Каззака, а также явное отсутствие страха немедленно произвели впечатление
на молодых людей. Управитель опустился в кресло аккуратно, с достоинством.
Доггинз тоже сел.
- Я выступаю как посланник пауков, - отрекомендовался Каззак. - Сюда я
пришел, чтобы передать вам их предложение. Они просили сказать, что вы
совершенно свободны и можете идти.
Его слова вызвали замешательство. Доггинз, не веря ушам, спросил:
- Ты хочешь сказать, мы можем отправляться домой?
- Именно. Только с одним условием. Вы должны сдать все свое оружие.
Доггинз размашисто мотнул головой.
- Ни за что.
Каззак, казалось, был слегка удивлен.
- Позвольте спросить, почему?
- Потому что я им не доверяю, - отозвался Доггинз. - Нам никогда не
удастся выбраться из этого места живыми.
Каззак покачал головой.
- Вы ошибаетесь. - Он сказал это с глубокой убежденностью; Найл понял,
что искренне. - Если вы сдадите оружие, пауки пойдут на компромисс с
жуками-бомбардирами. А потом это уже будет для них делом чести.
Безопасность вам будет гарантирована. У них нет желания начинать войну.
Найл:
- Если мы сдадим оружие, им не потребуется ее начинать. Нас просто
уничтожат в любую минуту, вот и все.
Каззак кивнул.
- Логично. Но я абсолютно уверен, что они выполнят свое обещание.
- Откуда у вас такая уверенность? - осведомился Доггинз.
- Потому что я убежден: пауки хотят мира.
- Боюсь, наш ответ будет отрицательным. Ясно было, что Каззака это не
удивило.
Некоторое время он напряженно думал, хмуро уставясь в пол.
- Получается, вы собираетесь уничтожить пауков?
- Нет. Мы хотим мира.
- Они предложили вам мир.
- Но на их условиях. Они могут передумать, если мы сдадимся.
- Я полагаю, вы заблуждаетесь. - Найл видел, что он все так же
искренен. - Тем не менее, позвольте мне предложить еще и такой вариант.
Допустим, мы приходим к соглашению уничтожить это оружие, чтобы им не
завладела ни одна из сторон. Вы пошли бы на это?
Доггинз долгое время взвешивал, затем он (Найл так и знал) покачал
головой:
- Нет.
- Осмелюсь спросить, почему?
- Потому что, пока оно у вас в руках, мы можем чего-то требовать. За
него поплатились жизнью трое наших людей. Разве это можно сбрасывать со
счетов?
- Оно стоило жизни и семерым паукам (вот это осведомленность!). Почему
бы не считать, что вы квиты?
Доггинз ровным, терпеливым голосом отвечал:
- По очень простой причине. До этого момента ты был раб и я раб. А вот
теперь нас рабами уже не назовешь.
- Я не чувствую себя рабом. - По тому, как Каззак согнал складки со
лба, можно было судить, что такое замечание уязвило его.
Доггинз упрямо покачал головой.
- И все же ты раб, точно так же, как я - раб жуков.
У Каззака побагровела шея.
- Неужто пауки чем-то хуже жуков?
- Намного, - вмешался Найл. - Когда я только еще прибыл в паучий
город, я разговаривал с твоим племянником Массигом. Он абсолютно убежден,
что пауков ему бояться нечего. Думает, что следующие двадцать лет будет им
преданно служить, и те в награду отправят его отдыхать в великий счастливый
край. Даже рабы полагают, что им вовсе ничего не грозит. Я, когда только
попал в квартал рабов, видел, как один ребенок из озорства бросил какую-то
штуковину в тенета. Ну, все, думаю, сейчас ему конец. А паук вместо этого
давай с ним баловаться. Все вокруг радуются, думают, что жить с пауками -
сплошное веселье. И только нынче ночью до меня дошло, как все обстоит на
самом деле. Рабов все время перегоняют с места на место, им даже ночевать
не разрешается две ночи подряд под одной и той же крышей. Поэтому, когда
раба съедают, никто не замечает этого. Массигу все известно о том, как
поступают с рабами, но его это не трогает. Он абсолютно уверен, что с ним
этого не произойдет.
Каззак слушал учтиво, но тесно сжатые губы выдавали нетерпение.
- Твои слова для меня не новость.
- Тем не менее, вы по-прежнему верите паукам?
Каззак двинул плечами.
- На данный момент у меня нет альтернативы. Они хозяева положения. А
теперь мне что, доложить им, что хозяевами хотите быть вы?
- Зачем хозяевами - просто равными, - поправил Доггинз.
- Возможно, что и это нам удастся обеспечить, - сдержанно кивнул
Каззак. Доггинз широко улыбнулся.
- Если так, то считай, что мы договорились.
Каззак встал.
- Позвольте мне уйти и подумать, что же именно можно предпринять.
Он пошел к двери, Уллик с Милоном оттащили в сторону кресло.
Возле двери Каззак снова обернулся лицом к ним.
- Вы не хотели бы дать мне хоть одно из ваших орудий? Просто как
доказательство ваших добрых намерений?
Доггинз похлопал жнец.
- Это, увы, нет. Нас всех здесь смогут пожечь, не успеем и глазом
моргнуть.
- Неужели у вас не найдется никакого задатка для сделки? Чтоб можно
было предъявить как залог добрых намерений?
Доггинз вынул из кармана бластер.
- Это подойдет?
- Очень хорошо. - Каззак взял оружие за ствол и опустил в карман тоги.
- Я возвращусь через несколько минут.
Когда за ним закрылась дверь, Найл спросил:
- Ты считаешь, что разумно сейчас поступил?
Доггинз с улыбкой пожал плечами.
- А почему бы и нет? Это так, детский пугач в сравнении с тем, что
есть у нас. Да и мощность у него уже не та. Я обратил внимание, когда
распиливал замок. Там зарядов уже немного.
- Можно иве спросить? - подал голос Кос-мин.
- Конечно.
- Я не сомневаюсь в твоих словах, - начал он неловко, - но неужто так
уж плохо согласиться на их условия?
- И я хотел спросить то же самое, - вставил Милон.
- Мы, скажем, согласились бы уничтожить жнецы, - продолжал Космин, - а
они договорились бы с жуками. Наверное, все бы от этого только выиграли?
Еще кто-то заметил:
- Пока оружие у нас в руках, они не перестанут нас преследовать.
Доггинз кивнул.
- Да, это так, Гастур. Но пока оно у нас, мы в силах им угрожать. А
как только сдадим его или допустим, чтобы его уничтожили, - все мы целиком
зависимы от их милости.
- Ты думаешь, нам удастся выбраться отсюда живыми, если мы ни в чем им
так и не уступим?
- Да, удастся, - твердо сказал Доггинз. - По двум причинам. Вопервых,
мы их сильнее. Во-вторых, им это известно. Вот почему они послали Каззака
мириться с нами. Было бы непоправимой глупостью лишиться этого
преимущества.
- У них может быть и другая причина, - озадаченно заметил Найл.
- Какая же? - с любопытством взглянул Доггинз.
- Протянуть время.
Прежде чем Доггинз нашелся, что ответить, в дверь постучали и голос
Каззака спросил:
- Смею ли я войти?
Милон отодвинул кресло, и Каззак протиснулся мимо него. На этот раз
проходить он не стал. На лице, похоже, признаки беспокойства. Откашлявшись,
Каззак заговорил:
- Прежде всего, пауки умоляют меня обратиться к вам еще раз. Они
подчеркивают, что желают исключительно мира. Им было бы даже на руку, чтобы
вы возвратились в город жуков с оружием, лишь бы только обещали, что
уничтожите его там на месте. - Он зачастил, видя, что Доггинз собирается
перебить его: - Видите ли, они не совсем доверяют людям. Я не в том смысле,
что не верят вашему слову; просто они считают, что, пока у вас на
вооружении имеются жнецы, мир не будет прочным. В людях почему-то живет
неистребимая тяга преступать закон и разрушать. Поэтому, рано или поздно,
ваше оружие окажется непременно направлено против них. Я сам человек и
вынужден сознаться, что их опасения справедливы. Так ведь?
Он, не прерывая речи, окинул всех взором, и Найл заметил, что
большинство юношей согласно кивнули. Каззак, безусловно, имел дар убеждать.
Но Доггинз решительно покачал головой.
- Прошу прощения, Каззак. Мы ни на каких условиях не расстанемся со
жнецами. Если нам не дадут пройти свободно, мы будем вынуждены прорываться
с боем. И если придется, то распылим с десяток тысяч пауков - я имею в
виду, распылим в буквальном смысле.
Каззак протяжно вздохнул.
- В таком случае мне придется выложить вторую часть послания - и
уверяю, излагать ее мне так же неприятно, как вам выслушивать. Я посланник,
только и всего. - Он пристально всмотрелся в глаза сначала Доггинзу, затем
стоящему по соседству Найлу. - Они просили передать, что удерживают сейчас
мать и брата Найла как заложников... - Каззак сделал паузу; чувствовалось,
насколько он взволнован. - Они также просят передать, что захватили сейчас
город жуков-бомбардиров, все ваши семьи тоже держат как заложников. Если вы
сдадите оружие или же согласитесь его уничтожить, все они будут
освобождены. Кроме того, мать и брат Найла, да и все, кого он выберет,
смогут беспрепятственно перебраться в город жуков. - Он склонил голову. -
Вот это я и хотел передать.
Доггинз побагровел, на лбу вздулась жила.
- Если эти ублюдки тронут хоть кого-то из наших, я клянусь: порешу
всех раскоряк в этом городе, до единого!
Взгляд у него был такой свирепый, что Каззак отвел глаза. Кашлянув,
произнес:
- Я могу лишь повторить то, что сказал. Они не хотят никого трогать.
Они просто желают только мира. Благополучие ваших семей в обмен на жнецы.
Найл посмотрел на Доггинза.
В его беспомощном гневе чувствовалась растерянность. Доггинз явно не
знал, что предпринять.
Найл коснулся его руки:
- Нам бы обсудить это между собой. Каззак облегченно улыбнулся:
- Я уж прошу вас, обсудите. Вас никто не посмеет торопить. Может, мне
лучше подождать снаружи?
- Да, это бы лучше всего, - поспешно кивнул Найл.
Каззак церемонно поклонился, поблагодарил улыбкой Милона за то, что
открыл дверь, и пятясь вышел. Пока шаги не смолкли, никто не произнес ни
слова.
В воцарившейся тишине чувствовалось растерянное смятение.
- Ну что ж. Вот, похоже, и все, - выговорил Доггинз блеклым голосом.
А Найл уже повернул медальон к груди, и от чувства глубокой
сосредоточенности обреченность исчезла.
- Ты думаешь сдаваться? Доггинз передернул плечами.
- А ты, никак, видишь иной выход!
- Да. Не принимать их условий.
- Как мы пойдем на такой риск? Они же сразу погубят наши семьи!
Найл окинул взглядом остальных. Видно было, что они разделяют мнение
распорядителя.
- Послушайте меня, - сказал он. - Я понимаю ваши чувства, моя семья
тоже в заложниках. Но что будет толку, если мы сдадимся? Вы не верите
паукам. Поставьте-ка себя на место Смертоносца-Повелителя. Вы уже раз
одержали над ним верх. Нет гарантии, что этого не произойдет еще раз. Чтобы
этого не допустить, надо единственно уничтожить вас и ваши семьи. Думаете,
он усомнится, окажись вы в его милости?
Слова повергли всех в нелегкое раздумье, и он поспешил продолжить:
- А представьте, что вы откажетесь сдаться. Что ж, они действительно
могут исполнить угрозу насчет заложников, но при этом наперед должны знать,
что вы не успокоитесь, прежде чем не лишите жизни сотню пауков в отместку
за каждого погибшего. Пока у вас есть оружие, вы владеете силой, лишить
которой вас могут только вместе с жизнью. Зачем бездумно отдавать себя на
милость пауков?
Можно с таким же успехом просто подставить голову, под топор: берите,
рубите! - Он повернулся к Доггинзу. - И откуда тебе известно, правду ли
говорят? Город жуков, что, совершенно не защищен?
- Ну да! Защищен, конечно. Но его можно захватить, особенно если
ринуться внезапно.
- И это так легко?
Доггинз мрачно ухмыльнулся.
- Едва ли. Жуки не доверяют паукам.
- Так что пауки, может статься, пытаются выманить у нас оружие
хитростью?
Доггинз угрюмо уставился в пол, соображая. Обернулся к остальным:
- А вы что думаете?
Такое обращение застало людей врасплох, они привыкли выполнять
распоряжения.
- Может. Найл и прав, - неуверенно предложил Милон. Доггинз пришел к
решению.
- Открывайте дверь. Кресло в сторону. Дневной свет хлынул потоком, на
секунду все зажмурились. Доггинз решительной походкой подошел к выходу.
- Каззак, ты слышишь меня?
- Слышу! - послышалось в отдалении.
- Скажи им, мы выходим! - И, повернувшись к остальным: - Оружие
держать наготове, но без команды не стрелять. И посматривайте у себя над
головой. Не забывайте, они могут кинуться сверху.
Выйдя на свет, Доггинз начал подниматься по ступеням. Остальные, держа
оружие наготове, потянулись цепочкой следом. Поднимаясь по лестнице, Найл
поглядел вверх. Между крышами через улицу была натянута паутина, но
признаков засады вроде не просматривалось.
Выйдя за ворота, Найл с изумлением обнаружил, какая прорва пауков их,
оказывается, поджидает. Тысяч десять, не меньше, плотно обступали обе
стороны мостовой, начиная от угла улицы и дальше вглубь квартала. Свободным
оставался единственный участок, идущий прямо от подворотни. Завидев людей,
пауки подались, образовав широкий полукруг; самые ближние стояли вместе с
Каззаком по ту сторону мостовой. Найлу же и такого расстояния хватило на
то, чтобы с ужасом ощутить: деваться некуда. Он ошеломленно осознал, что
пауки воспринимают людей с такой же гадливостью, как сами люди пауков или
ядовитых змей. Для них он был бледнокожей ядовитой тварью, опасной для
жизни, и каждый из них с удовольствием впился бы ему сейчас клыками в
глотку. От взоров бесстрастных глаз кожа покрывалась пупырышками, как от
холода, - знакомое уже ощущение.
У других, было заметно, тоже сильно сдают нервы. Милон, сдерживаясь,
чтобы не дрожали руки, сжимал оружие так, что костяшки пальцев побелели.
Глядя на Космина, можно было подумать, что его сейчас стошнит. Доггинз
был бледен как полотно, на лице проступали бисеринки пота. Давление
незримой враждебной силы, казалось, всасывает жизненную энергию.
Даже повернутый внутрь, медальон не спасал готовое рухнуть
самообладание. В глазах мельтешили черные крапинки.