Страница:
свинцовом диске.
Паук удалялся по коридору. Вот он вздыбился и клещами предплюсны
ухватился за люк в потолке. Спустя секунду он подался туда всем телом.
Тяжеловатое на вид подбрюшье ненадолго застряло, затем, втянув его, паук
скрылся окончательно.
- Ты как, в порядке? - спросил Симеон.
- Да не знаю, - опять подкатила тошнота, и отзываться было неохота.
Найл повернулся к надсмотрщику. - Сходи-ка, пожалуйста, в обиталище
Повелителя и попроси прийти сюда Дравига. - На лице человека появилась
тревожная растерянность. Найл перевел взгляд на Симеона, у которого лицо
было странным образом искажено, будто проступало сквозь воду. - Ты бы не
мог сходить с ним заодно? С тобой оно представительней.
Глядя им вслед, Найл опустился на пол, прислонившись спиной к стене.
Ко лбу волнами поднимался жар, чувствовалось, как проступает пот. Через
несколько секунд снова начало подташнивать. Дышал он тяжело, ртом, из
тела ушла вся сила. Но ничего, отсиделся, минут через пять слегка
полегчало. Найл открыл глаза и поглядел на мертвого, заострившего лицо к
потолку. Теперь ясно было видно, как ему удалось замаскироваться под
раба: нос что клюв, большие уши, покатый подбородок - только необычайная
бледность отличала его от других рабов. Однако не шел из памяти странный
взгляд тех темных глаз, и Найлу становилось ясно, что он имел дело с
человеком разумным. И не только разумным, но еще и полным зловещей
решимости, мгновенное самоубийство тому доказательство.
И еще было понятно, что дело он имел с чужаком, никак не с жителем
этой округи или Диры. Свидетельством было то, что незнакомец каким-то
образом освоил паучий прием точным ударом прошибать волю. Но было и
существенное различие. Когда наверху лестницы Найла обездвижил
паук-клейковик, то парализовал его как-то так, чтобы будучи не в силах
шевельнуть ни единым мускулом, Найл тем не менее находился в полном
сознании. Незнакомец же использовал некое прямое, грубое воздействие,
словно ударил чем-то тяжелым и тупым. От этого Найл чувствовал тошноту и
слабость, в то время как секундный паралич паука не оставил никаких
последствий. Различие, очевидно, крылось в том, что паук намеревался
только обездвижять, а незнакомец - вывести из строя.
Пристально вглядевшись в лицо-маску, Найл испытал странное чувство,
от которого темя пронзила ледяная игла; на миг показалось, что
незнакомец еще жив. Прошло несколько секунд, прежде чем стало ясно, что
именно произошло. Поддавшись смятению, Найл попытался прощупать ум
трупа. Рефлекс был совершенно, на сто процентов автоматический
(человек-то мертв). Результат должен был быть нулевой, равносильно тому
что шевельнуть ногой бездыханное тело. Тем не менее Найл ощутил зыбкое,
смутное тепло, наличие жизни. Тело в некотором смысле по-прежнему жило и
вместе с тем было бесчувственным, как растение или плод. Найл, полностью
отрешившись от мысли, попробовал снова. На этот раз он ощутил
инстинктивное отвращение и моментально отпрянул, словно прикоснулся к
чему-то мерзкому, осклизлому. В нераспавшемся жизненном поле мертвеца
было что-то отталкивающее, напоминающее неприятный запах. Да, такое же
ощутимое, как запах, и оттого невыразимое словами. С чем-то подобным
Найлу порой доводилось сталкиваться в пустыне. Умы хищников - например,
того чудовища под названием сага, что держало в лапах сверчка и
сжевывало его, будто черенок сельдерея. Помнилось и неприятие того что
он испытал, заглянув случайно в душу некоему демоническому, похожему на
летучую мышь созданию в Дельте; живое воплощение злобы, словно одержимое
похотью убийства.
Звук шагов вернул Найла к действительности. Симеон, а у него за
спиной Дравиг. Найл попытался подняться, но так и не рискнул: снова
подкатила тошнота. Он опять сполз вниз, спиной опершись о стену.
- Привет, Дравиг. Извини, что сорвал с места.
- Тебе нехорошо? - Найл был польщен подлинным участием в голосе
паука.
- Ничего, легчает помаленьку.
Дравиг посмотрел на труп.
- Кто этот человек?
- Один из убийц Скорбо.
- Какой ты молодец! А где третий?
- Не знаю. Но теперь можно сказать, почему они сняли с мертвого всю
одежду. Он, по-видимому, был одет в рубище раба, а им не хотелось, чтобы
мы узнали, среди кого он прятался. Думаю, надо бы прочесать квартал
рабов.
- Я дам приказ. Как погиб этот человек?
- Он покончил с собой вон тем ножом. Осторожно (паук поднял нож
предплюсной клешней и поднес к самым глазам), лезвие отравлено.
- Да. Это яд зеленого скалистого скорпиона. Пожалуй, самый сильный из
всех существующих ядов. - Обоняние у пауков гораздо чувствительнее, чем
у людей. - Смертелен даже для пауков.
- Тогда ты должен предупредить ловцов, чтобы были осторожны. Третий
может быть вооружен таким же.
Паук выразил подтверждение; мысленный образ был не связен со словами,
все равно что кивок.
- Тебе нужна помощь? - спросил Дравиг.
- Спасибо, нет, Симеон мне поможет.
- Тогда я должен возвратиться и обо всем доложить, - Дравиг
подобрался, будто встав навытяжку, и сказал с подчеркнутой деловитостью:
- От имени Смертоносца-Повелителя благодарю тебя за поимку этого убийцы.
- Найл достаточно хорошо понимал паучью ментальность, чтобы усвоить
суть: теперь действительно ясно, что люди этого города не несут никакой
вины за гибель Скорбо.
- Спасибо,- склонил голову Найл. Когда Дравиг удалился, Симеон
подобрал нож и аккуратно вложил его обратно в ножны.
- Я сделаю анализ. Отрава, должно быть, смертельна, - реплик
недавнего диалога он, естественно, слышать не мог.
- Это яд зеленого скалистого скорпиона.
- О, боги! - Симеон чуть не выронил нож. - Знал бы, так и не
прикоснулся бы к нему без перчаток! - он вынул из кармана большой
носовой платок и аккуратно обернул ножны, завязав концы в узел.
Найл осторожно поднялся по стене, с облегчением обнаружив, что
тошнота унялась, донимает лишь усталость. Симеон с беспокойством
поглядел на его лицо.
- Бледный какой. Он ударил тебя в живот?
Найл покачал головой.
- Он ударил силой воли, как паук.
Симеон воззрился не веря глазам.
- Ты уверен в этом?
- Абсолютно.
- Он не дотронулся до тебя оружием?
- Нет.
Симеон впитал это молча, Посмотрел вниз на тело, покачал головой.
- Так что же это, черт его дери?
Опустившись возле мертвого на колени, он обшарил ему карманы. Улов
небогатый: засаленный платок из дерюги да деревянные ложка с вилкой -
рабы таскают их с собой.
- Посмотри-ка ему на шею, - указал Найл. Как и ожидалось, нашли
золотую цепочку с кулоном. Симеон снял ее и протянул Найлу.
- Не желаешь?
- Нет, у меня уже одна есть.
Хотя подлинная причина отказа была не эта. Он чувствовал странное
интуитивное неприятие, словно от кулона веяло чем-то нечистым.
Не пройдя по проспекту и полпути, Найл понял, что идти пешком
расхрабрился зря. Каждый мускул в теле ныл, и ноги будто кто-то залил
свинцом. Несмотря на солнце, холодный воздух вызывал озноб. Смахнув снег
с невысокой стенки, Найл сел.
В нескольких сотнях метрах от него в центре площади искрилась на
солнце Белая башня; даже окружающий снег от ее чистоты казался
сероватым. Пристально глядя на нее, очерченную на фоне бледно-голубого
небосвода, Найл опять пережил тот же светлый, неизъяснимый порыв
радости, что и при первом взгляде на нее. Пауки тогда вели его как
узника, и он со всей семьей смотрел вниз на город с вершины южного
холма. Некое чутье подсказывало ему, что Белая башня олицетворяет
свободу и надежду. Глядя на нее теперь, Найл почувствовал, как от порыва
радости в нем истаяло истощение, и тут дошло, что оно и донимало-то лишь
оттого, что ум придавал ему значение.
Башня высилась посреди площади в обрамлении зеленой лужайки, скрытой
сейчас под снегом. Даже в дни рабства пауки позволяли своим слугам-людям
подстригать вокруг нее траву и выпалывать сорняки. Пауки не любили
башню, как символ былого превосходства человека, и даже пытались ее
взорвать. Но вместе с тем они чтили ее как тайну, недоступную их
пониманию.
Разрушить башню нельзя было фактически ничем. То, что выглядело как
полупрозрачный столп, на деле было атомным силовым полем, казавшимся
сплошным из-за свойства отражать свет. Твердую материю извне поле
отражало таким же образом, как отталкивают друг друга два одинаковых
магнитных полюса. Примерно через миллион лет силовому полю суждено будет
истощиться, тогда развалится и башня. Вместе с тем, она по-прежнему
будет служить капсулой времени, гигантским электронным мозгом, чьи
клетки памяти хранят знание людей, бывших некогда хозяевами Земли.
Отдышавшись, Найл встал и двинулся в сторону башни. Прохожие внимания
на него почти не обращали, в длинном плаще с отороченным мехом капюшоном
он был по сути неразличим. Облегчение-то какое, не надо отвечать на
приветствия. На первых порах правления Найла люди простирались перед ним
ниц и оставались лежать, пока он не проходил мимо. Найл пробовал издать
указ, чтобы на него не обращали внимания. Пустое: подданные чуть не
взроптали, узнав о таком указе - как это, не приветствовать властителя!
Тогда Найл издал другой указ, провозглашавший, что ему более угодно,
если его приветствуют поклоном. С этим подданные смирились, но иной раз
били челом так усердно, что опрокидывались, и приходилось помогать им
подняться. В целом же Найлу было куда более угодно, если его не замечали
вообще.
Снег вокруг башни был девственно чист, никаких следов. В общем-то
постановления, запрещающего подданным ходить по лужайке, не было, но все
равно никто никогда этого не делал, даже если требовалось срезать
расстояние; видимо, башня внушала чувство, схожее с благоговейным
ужасом. В основании Белая башня была диаметром пятнадцать метров, и
поднималась метров на восемьдесят в высоту. Вместе с тем, если смотреть
вверх, она словно упиралась в облака. Это был оптический обман,
достигаемый за счет флюидной поверхности, переливчатой, будто воздух над
нагревшимся дорожным камнем; Найл как-то сравнил ее с жидким лунным
светом. Приблизившись почти вплотную, он ощутил знакомое покалывание,
какое испытывает искатель воды по лозе, стоя над подземным источником.
Найла будто притягивало магнитом. Ощущение усилилось, когда стал
приближаться к северной стороне башни, где, как он уже уяснил, вибрация
точно соответствует токам его собственного тела. Вот тяга стала
неодолимой, и Найла повлекло вперед. Когда тело сомкнулось с
поверхностью, ощущение было такое, будто входишь в воду. На миг голова
закружилась, Найл потерял ориентацию, будто вот-вот готов был сорваться
в сон; свет померк. Но вот опять посветлело, и он почувствовал, что
находится внутри башни.
Однако перед глазами, вопреки ожиданию, предстала не круглая комната,
а захватывающая дух панорама заснеженных горных вершин, скованных льдом
гребней и загадочных синеющих долин, расстилающихся внизу во все стороны
на сотни и сотни миль. Облака пуховыми перинами устилали отдельные
склоны, покрытые льдом, но те из них, что непосредственно над головой,
казались на вид такими же зубастыми и изорванными, как гранитные гребни
и трещины далеко внизу. Найл стоял на горной вершине - под ногами
жесткий спрессованный снег, а воздух такой чистый, будто искрится.
Впереди в каких-нибудь трех метрах площадка отвесно обрывалась на
глубину по меньшей мере двух километров; справа грузно сползал на другую
- гораздо более низкую - вершину, заснеженный каменистый хребет,
напоминающий спину ящера.
Найл слегка оторопел, но не поддался на обман. Он знал, что
раскинувшаяся впереди картина - иллюзия. Войдя в Белую башню впервые, он
очутился на песчаном берегу, с маячащими вдалеке отвесными скалами.
Сейчас была такая же панорамная голограмма; кадр, спроецированный на
трехмерное пространство, чтобы произвести иллюзию твердой реальности.
Даже холодный ветер, задувающий сейчас в лицо, был иллюзией, созданной
электронной технологией; поток заряженных частиц бомбардировал нервные
окончания, создавая иллюзию движущегося воздуха. Тем не менее,
смотрелось все настолько достоверно, что невозможно было заподозрить
обман.
Найл потер ноги о жесткий снег - от настоящего, что снаружи, ничем не
отличить. Но стоило закрыть глаза, как стало ясно, что он стоит на
гладком деревянном полу. Найл сделал три шага вперед и стоял теперь на
самом краю обрыва. Умом он сознавал, что по-прежнему стоит на ровном
полу. Тем не менее, сделать шаг в пустоту не хватало духу, Ноги не
повиновались, а страх обуял такой, что стесняло дыхание. С обостренной
четкостью виднелся иззубренный гранитный фасад крутого склона напротив;
набитые снегом трещины, подобные лезвию края представали в мельчайших
деталях. Тем не менее, стоило закрыть глаза, как все истаяло - даже
холодный ветер - а под ногами почувствовался гладкий пол.
Найл сделал два шага вперед и открыл глаза. Он висел в воздухе, глядя
с высоты вниз на изборожденную трещинами скалистую породу, затянутую
облаками долину под гладью пола. Полет на ковре-самолете, да и только.
Найл продолжал идти, теперь уже вполне уверенно, но в голове то и дело
раздавались неистовые сигналы тревоги, нагнетая в кровь адреналин. Еще
несколько шагов, и вот уже тело унялось, а ум расслабился и проникся
победным чувством.
Тут горный склон внезапно сгинул с быстротой лопнувшего пузыря, и
Найл очутился в знакомой комнате с выпуклыми стенами и мягко светящимся
белым потолком. В центре от пола к потолку шел столп мраморного цвета,
около полутора метров в диаметре. Составляющее его вещество было
примерно таким же, что и наружных стен башни, только казалось еще более
переменчивым - эдакий перламутровый жидкий дым, плывущий как живой.
Когда Найл, ступив вперед, вошел в столп, тот принял его, окутав
перламутровым туманом безо всякого запаха. Внезапно тело словно лишилось
веса. Найл поплыл вверх (блаженство, и только, так вот летел бы и
летел). Спустя несколько минут полет прекратился легким толчком. Шаг
вперед, и Найл вышел на плоскую кровлю под голубоватым небосводом.
Вокруг расстилался город пауков - вид с дворцовой крыши, такой уже
привычный.
На деле, в общем-то, эта была не плоская крыша, а комната, состоящая
из силового поля в форме стеклянного купола. Только оконное стекло можно
видеть, поскольку на нем скапливается слой пыли; силовое поле, к
которому пыль не пристает, по сути невидимо.
Комната была удобно обставлена: мебель с опорами из трубчатого
металла, обтянутыми черным, под кожу, материалом, теплым и упругим.
Толстый черный ковер, мягкий, как весенняя трава. Единственным
предметом, не вписывающимся в интерьер, был большой черный ящик со
скошенной панелью из матового стекла и расположенными в ряд кнопками
пульта. Это был Стигмастер, творение Торвальда Стиига, контролирующий
эту башню и почти все, что находится в ней.
Озирая задумчиво площадь, возле Стигмастера стоял старец веером
одеянии. Рослая фигура была стройна, осаниста, лишь седые волосы
выдавали в нем старика.
- Ты узнал пейзаж? - поинтересовался он.
- Наверное, Гималаи?
- Делаешь успехи в географии. Ты стоял на вершине Джомолунгмы, глядя
к югу на Непал. А та вершина на расстоянии - Канченджанга.
В эту игру они играли всякий раз, когда Найл входил в Белую башню.
Вчера это был Южный полюс, два дня тому назад - кратер Этны в самый пик
извержении. Оба те раза Найл ошибся.
Подойдя, он остановился возле окна рядом со старцем и с удивлением
обнаружил, что площадь оживает на глазах. Через считанные минуты после
того, как он вошел в башню, перед обиталищем Смертоносца-Повелителя
выстроилось множество людей, никак не меньше сотни. На глазах у Найла к
ним пристроился еще один отряд, вышедший из боковой улицы. По приказу
одетой в черное служительницы все застыли навытяжку. Через секунду
отворились двери обиталища, и начали появляться смертоносцы и "бойцы".
Они шествовали в одной колонне, во главе которой Найл узнал Дравига.
Пауки пересекли западную сторону площади и двинулись на север к реке -
квартал рабов лежал на том ее берегу. Пауки все выкатывались из здания,
трудно было поверить, что их там такая прорва. Когда двери наконец
закрылись, колонна насчитывала по меньшей мере сотни три. Впереди
двигались люди, с двумя служительницами во главе.
- Ты догадываешься, в чем дело? - осведомился Найл у старца.
- Я полагаю, это связано с гибелью паука?
- Тебе известно, кто его убил?
Старец покачал головой.
- Ты преувеличиваешь возможности Стигмастера. Единственное его
назначение - это собирать и сопоставлять информацию.
И правда, у Найла было самое смутное представление о том, что
Стигмастер может, а чего нет; уже привык как-то считать его эдаким
всеведущим разумом.
- Но ты же узнал о гибели паука?
- А ты как думал, если все это произошло в какой-то сотне метров
отсюда?
- И ты совсем не представляешь, кто мог его убить?
- Я бы с удовольствием тебе помог. Но у меня не хватает информации
для полноценного анализа.
- Мне казалось, Стигмастер может читать умы.
- Не умы. Мысли, - терпеливо поправил старец. - Это достаточно разные
понятия. Считывающее устройство может обрабатывать информацию, что
накапливается в клетках памяти мозга, но лучше всего это удается тогда,
когда человек спит. Когда объект бодрствует, считывать почти невозможно.
Мыслительные процессы чересчур сложны, многие из них действуют на уровне
подсознания. Стигмастер не может читать чувства и интуиции, их частоты
совершенно не укладываются в его диапазон. Для эффективной работы
Стигмастеру нужна особая информация.
Найл вынул из кармана кулон на золотой цепочке и протянул его на
ладони символом вверх.
- Что ты на это скажешь? Догадываешься вообще о чем-нибудь?
Старец некоторое время изучал предмет.
- Я бы сказал, что это магический сигал.
- Сигал?- Найл никогда такого слова не слышал.
- Тип символа, использовавшийся в магии и алхимии.
- А что он означает?
Старец улыбнулся.
- Давай посмотрим, можно ли выяснить.
Сказав это, старец растаял в воздухе. Найл, уже заранее уловив в
улыбке лукавинку, исчезновению не удивился. Давно он уже понял, что
фактически общается с компьютером. Как и панорама гор, представшая при
входе в башню, старец был голограммой, созданной компьютером; вот почему
Найл временами обращался к нему по имени его создателя, ученого двадцать
первого века Торвальда Стиига. Ясно было и то, почему старец именно
растворился, а не ушел из комнаты обычным образом. Стииг стремился
утвердить в Найле новый комплекс рефлексов и реакций; это было попыткой
заставить его доверяться рассудку, а не чувствам.
Теперь рассудок подсказывал, что старца можно будет отыскать в
библиотеке. Найл снова ступил в столп по центру комнаты. Когда его
обволок туман, вновь почувствовалась невесомость; тело казалось
перышком, тихо кружащим на ласковом ветру. Легкий толчок обозначил конец
спуска; Найл вышел из столпа.
Из всех помещений башни библиотека была для Найла самым любимым. Ему
нравилось вдыхать запах книжной пыли, переплетного клея и кожаных
обложек. Относиться к этому как к оптическому обману казалось неким
кощунством. Судя во всему, библиотеку сотворил тоже Стигмастер, однако
само творение по своей сложности казалось в каком-то смысле еще более
достоверным, чем простая физическая реальность. В конце концов, что
такое сама реальность, как не силовое поле субатомных энергий?
Библиотека представляла собой шестиугольное помещение шириной с
полсотню метров, а высоты такой, что ее купол-потолок едва был различим.
Стены - сплошные книжные полки, идущие по периметру вокруг всего
помещения и формирующие расположенные друг под другом ярусы, окованные
железом; как-то раз Найл взялся их пересчитывать и насчитал ровно сотню.
В некоторых местах ярусы размежевывались черными железными лестницами,
ступени которых, а также стояки, были украшены чеканным орнаментом;
хитросплетением листьев и цветов. Пообе стороны помещения, снизу до
самого верхнего яруса, бегало по старомодному лифту-клетушке.
Эти полки, судя по золоченой табличке над дверью, содержали по
экземпляру каждой изданной на свете книги, общим числом 30.819.731.
Каждая книга была страница за страницей отснята на микропленку и
занесена в память компьютера - работа, занимавшая армию ученых более
полувека. Праотцом этого замысла был писатель двадцатого века Герберт
Уэллс, описавший в одном из романов некую энциклопедию, охватывающую
весь объем человеческого знания. Эта библиотека, кстати сказать, давала
еще и фору "мировому мозгу" Уэллса; говоря попросту, она содержала
всякую мысль, воплощенную в форме книги.
Интерьер помещения объединял в себе элементы читального зала
Британского музея, "Библиотек Насиональ" и библиотеки Ватикана. Середину
занимал служебный стол; от него как спицы в колесе расходились обитые
синей кожей столы с настольными лампами. Найл никогда не приглядывался к
людям, сидящим за этими столами или неслышно ступающим вдоль ярусов; уж
так хотелось верить, что это всамделишные мужчины и женщины двадцать
третьего века, перенесенные сюда волшебной силой Стигмастера.
Старец стоял за центральным столом, беседуя с одним из служащих; вот
он повернулся и поманил к себе Найла, указывая на ближайший лифт. Найл
подошел и потянул на себя скрипнувшую дверцу, зайдя следом за своим
провожатым в обитую деревянными панелями кабину с табличкой на задней
стенке "Максимальная загрузка - трое человек". Он открыл и закрыл дверцу
лифта снова, на этот раз подъемник мягко взвыл, и лифт начал медленно
подниматься. Каким образом достигается такая достоверность, Найл понятия
не имел, да и не пытался особо вникать; ему больше по душе было нежиться
в этой иллюзии - гляди-ка, будто в самом деле переносишься в прошлые
столетия!
Они вышли на двадцать восьмом ярусе (у каждого впереди на ограждении
имелся свой порядковый номер). По ярусу Найл продвигался с некоторой
опаской: чеканка пола и полуметрового балкона казалась сплошным решетом.
Вниз, понятно, не сорвешься, но все-таки чувствовалось бы уютнее, если б
пол и стенки были сплошные.
Ступая по ярусу следом за Стиигом, Найл обратил внимание, что многие
книги имеют латинские названия: "Turba Philosophorum", "Speculum
Alchimiae", "De Occulta Philosophia", "Aureum Vellas" , иные были на
греческом и арабском. Они остановились перед полкой, на металлической
табличке которой значилось: "Герметика, КУ - Л О".
1 "Смятения философов", "Зерцало алхимии", "Оккультная философия",
"Золотое руно" (лат.)
- Герметика - это что?
- Магические учения, названные по имени легендарного основателя
магии, Гермеса Трисмегиста - Трижды Великого Гермеса.
Он потянулся к полке и выдвинул, с некоторым усилием, большущий том,
обитый черной кожей (Найл улучил момент прочесть название: "Энциклопедия
герметики и алхимические сигилы", прежде чем фолиант лег на один из
столов, стоящих на каждом из углов шестиугольной галереи). Углы у книги
были неразрезаны, бумага ручной выделки - толстая, нелощеная. Старец
четко знал, где что искать; он быстро нашел страницу ближе к концу
фолианта.
- Я думаю, вот то, что ты ищешь.
Символ, на который он поместил палец, был безошибочно тот же, что и
на кулоне, разве что форма чуть отличалась:
Найл живо, с интересом нагнулся над страницей, затем поднял глаза,
кисло сморщившись от разочарования:
- Это что, на чужом языке?
- На немецком.
- А что означает "rache"?
- Месть. Из текста следует, что это сигал, берущий начало в
тринадцатом веке, и означает "отмщение". Нижняя часть представляет
крылья хищной птицы. Верхняя часть- рога "der Teufel", дьявола. Хищная
птица на крыльях несется к своей добыче, неся на себе страшную месть.
Разглядывая изображение, Найл почувствовал неуютный холод в темени,
словно кто-то плеснул на голову холодной воды; ощущение чем-то
напоминало ожидание опасности. Он напряженно изучал символ, словно мог
таким образом выведать его зловещую тайну.
- Здесь говорится, насколько широко был распространен этот символ?
- Нет, но ответ почти однозначный. Этот символ был известен лишь
изучающим герметику.
- Тогда как, по-твоему, могли про него проведать убийцы Скорбо?
- На это я ответить не могу, - он вернул книгу на полку. - Может, они
и вправду изучали магию.
Идя за старцем обратно к лифту, Найл испытывал гневливое отчаяние.
Казалось нелепым, находясь в окружении такой уймы знания, теряться при
ответе на один незамысловатый вопрос.
- И зачем изучать магию?
- Потому что она гораздо древнее естествознания.
- Да, но... но ведь это, наверное, одно и то же, что суеверие?
- Так многие считали в девятнадцатом и двадцатом веке. А в двадцать
первом антропологи пришли к иному выводу. Они изучали примитивные
племена и сделали вывод, что некоторые из них добиваются реального
воплощения определенных магических обрядов - вызывают дождь, например.
Найл покачал головой.
- Ты этому веришь? Старец виновато улыбнулся:
- Ни да, ни нет. Я всего лишь машина. А вот Торвйльд Стииг был
рационалистом, и верить в это отказывался.
Когда вошли в лифт, Найл произнес:
- А как она, магия, действует?
- Все примитивные народы говорят одно и то же: магия действует с
помощью духов.
- Но ведь духов не бывает, разве не так? Старец улыбнулся.
Паук удалялся по коридору. Вот он вздыбился и клещами предплюсны
ухватился за люк в потолке. Спустя секунду он подался туда всем телом.
Тяжеловатое на вид подбрюшье ненадолго застряло, затем, втянув его, паук
скрылся окончательно.
- Ты как, в порядке? - спросил Симеон.
- Да не знаю, - опять подкатила тошнота, и отзываться было неохота.
Найл повернулся к надсмотрщику. - Сходи-ка, пожалуйста, в обиталище
Повелителя и попроси прийти сюда Дравига. - На лице человека появилась
тревожная растерянность. Найл перевел взгляд на Симеона, у которого лицо
было странным образом искажено, будто проступало сквозь воду. - Ты бы не
мог сходить с ним заодно? С тобой оно представительней.
Глядя им вслед, Найл опустился на пол, прислонившись спиной к стене.
Ко лбу волнами поднимался жар, чувствовалось, как проступает пот. Через
несколько секунд снова начало подташнивать. Дышал он тяжело, ртом, из
тела ушла вся сила. Но ничего, отсиделся, минут через пять слегка
полегчало. Найл открыл глаза и поглядел на мертвого, заострившего лицо к
потолку. Теперь ясно было видно, как ему удалось замаскироваться под
раба: нос что клюв, большие уши, покатый подбородок - только необычайная
бледность отличала его от других рабов. Однако не шел из памяти странный
взгляд тех темных глаз, и Найлу становилось ясно, что он имел дело с
человеком разумным. И не только разумным, но еще и полным зловещей
решимости, мгновенное самоубийство тому доказательство.
И еще было понятно, что дело он имел с чужаком, никак не с жителем
этой округи или Диры. Свидетельством было то, что незнакомец каким-то
образом освоил паучий прием точным ударом прошибать волю. Но было и
существенное различие. Когда наверху лестницы Найла обездвижил
паук-клейковик, то парализовал его как-то так, чтобы будучи не в силах
шевельнуть ни единым мускулом, Найл тем не менее находился в полном
сознании. Незнакомец же использовал некое прямое, грубое воздействие,
словно ударил чем-то тяжелым и тупым. От этого Найл чувствовал тошноту и
слабость, в то время как секундный паралич паука не оставил никаких
последствий. Различие, очевидно, крылось в том, что паук намеревался
только обездвижять, а незнакомец - вывести из строя.
Пристально вглядевшись в лицо-маску, Найл испытал странное чувство,
от которого темя пронзила ледяная игла; на миг показалось, что
незнакомец еще жив. Прошло несколько секунд, прежде чем стало ясно, что
именно произошло. Поддавшись смятению, Найл попытался прощупать ум
трупа. Рефлекс был совершенно, на сто процентов автоматический
(человек-то мертв). Результат должен был быть нулевой, равносильно тому
что шевельнуть ногой бездыханное тело. Тем не менее Найл ощутил зыбкое,
смутное тепло, наличие жизни. Тело в некотором смысле по-прежнему жило и
вместе с тем было бесчувственным, как растение или плод. Найл, полностью
отрешившись от мысли, попробовал снова. На этот раз он ощутил
инстинктивное отвращение и моментально отпрянул, словно прикоснулся к
чему-то мерзкому, осклизлому. В нераспавшемся жизненном поле мертвеца
было что-то отталкивающее, напоминающее неприятный запах. Да, такое же
ощутимое, как запах, и оттого невыразимое словами. С чем-то подобным
Найлу порой доводилось сталкиваться в пустыне. Умы хищников - например,
того чудовища под названием сага, что держало в лапах сверчка и
сжевывало его, будто черенок сельдерея. Помнилось и неприятие того что
он испытал, заглянув случайно в душу некоему демоническому, похожему на
летучую мышь созданию в Дельте; живое воплощение злобы, словно одержимое
похотью убийства.
Звук шагов вернул Найла к действительности. Симеон, а у него за
спиной Дравиг. Найл попытался подняться, но так и не рискнул: снова
подкатила тошнота. Он опять сполз вниз, спиной опершись о стену.
- Привет, Дравиг. Извини, что сорвал с места.
- Тебе нехорошо? - Найл был польщен подлинным участием в голосе
паука.
- Ничего, легчает помаленьку.
Дравиг посмотрел на труп.
- Кто этот человек?
- Один из убийц Скорбо.
- Какой ты молодец! А где третий?
- Не знаю. Но теперь можно сказать, почему они сняли с мертвого всю
одежду. Он, по-видимому, был одет в рубище раба, а им не хотелось, чтобы
мы узнали, среди кого он прятался. Думаю, надо бы прочесать квартал
рабов.
- Я дам приказ. Как погиб этот человек?
- Он покончил с собой вон тем ножом. Осторожно (паук поднял нож
предплюсной клешней и поднес к самым глазам), лезвие отравлено.
- Да. Это яд зеленого скалистого скорпиона. Пожалуй, самый сильный из
всех существующих ядов. - Обоняние у пауков гораздо чувствительнее, чем
у людей. - Смертелен даже для пауков.
- Тогда ты должен предупредить ловцов, чтобы были осторожны. Третий
может быть вооружен таким же.
Паук выразил подтверждение; мысленный образ был не связен со словами,
все равно что кивок.
- Тебе нужна помощь? - спросил Дравиг.
- Спасибо, нет, Симеон мне поможет.
- Тогда я должен возвратиться и обо всем доложить, - Дравиг
подобрался, будто встав навытяжку, и сказал с подчеркнутой деловитостью:
- От имени Смертоносца-Повелителя благодарю тебя за поимку этого убийцы.
- Найл достаточно хорошо понимал паучью ментальность, чтобы усвоить
суть: теперь действительно ясно, что люди этого города не несут никакой
вины за гибель Скорбо.
- Спасибо,- склонил голову Найл. Когда Дравиг удалился, Симеон
подобрал нож и аккуратно вложил его обратно в ножны.
- Я сделаю анализ. Отрава, должно быть, смертельна, - реплик
недавнего диалога он, естественно, слышать не мог.
- Это яд зеленого скалистого скорпиона.
- О, боги! - Симеон чуть не выронил нож. - Знал бы, так и не
прикоснулся бы к нему без перчаток! - он вынул из кармана большой
носовой платок и аккуратно обернул ножны, завязав концы в узел.
Найл осторожно поднялся по стене, с облегчением обнаружив, что
тошнота унялась, донимает лишь усталость. Симеон с беспокойством
поглядел на его лицо.
- Бледный какой. Он ударил тебя в живот?
Найл покачал головой.
- Он ударил силой воли, как паук.
Симеон воззрился не веря глазам.
- Ты уверен в этом?
- Абсолютно.
- Он не дотронулся до тебя оружием?
- Нет.
Симеон впитал это молча, Посмотрел вниз на тело, покачал головой.
- Так что же это, черт его дери?
Опустившись возле мертвого на колени, он обшарил ему карманы. Улов
небогатый: засаленный платок из дерюги да деревянные ложка с вилкой -
рабы таскают их с собой.
- Посмотри-ка ему на шею, - указал Найл. Как и ожидалось, нашли
золотую цепочку с кулоном. Симеон снял ее и протянул Найлу.
- Не желаешь?
- Нет, у меня уже одна есть.
Хотя подлинная причина отказа была не эта. Он чувствовал странное
интуитивное неприятие, словно от кулона веяло чем-то нечистым.
Не пройдя по проспекту и полпути, Найл понял, что идти пешком
расхрабрился зря. Каждый мускул в теле ныл, и ноги будто кто-то залил
свинцом. Несмотря на солнце, холодный воздух вызывал озноб. Смахнув снег
с невысокой стенки, Найл сел.
В нескольких сотнях метрах от него в центре площади искрилась на
солнце Белая башня; даже окружающий снег от ее чистоты казался
сероватым. Пристально глядя на нее, очерченную на фоне бледно-голубого
небосвода, Найл опять пережил тот же светлый, неизъяснимый порыв
радости, что и при первом взгляде на нее. Пауки тогда вели его как
узника, и он со всей семьей смотрел вниз на город с вершины южного
холма. Некое чутье подсказывало ему, что Белая башня олицетворяет
свободу и надежду. Глядя на нее теперь, Найл почувствовал, как от порыва
радости в нем истаяло истощение, и тут дошло, что оно и донимало-то лишь
оттого, что ум придавал ему значение.
Башня высилась посреди площади в обрамлении зеленой лужайки, скрытой
сейчас под снегом. Даже в дни рабства пауки позволяли своим слугам-людям
подстригать вокруг нее траву и выпалывать сорняки. Пауки не любили
башню, как символ былого превосходства человека, и даже пытались ее
взорвать. Но вместе с тем они чтили ее как тайну, недоступную их
пониманию.
Разрушить башню нельзя было фактически ничем. То, что выглядело как
полупрозрачный столп, на деле было атомным силовым полем, казавшимся
сплошным из-за свойства отражать свет. Твердую материю извне поле
отражало таким же образом, как отталкивают друг друга два одинаковых
магнитных полюса. Примерно через миллион лет силовому полю суждено будет
истощиться, тогда развалится и башня. Вместе с тем, она по-прежнему
будет служить капсулой времени, гигантским электронным мозгом, чьи
клетки памяти хранят знание людей, бывших некогда хозяевами Земли.
Отдышавшись, Найл встал и двинулся в сторону башни. Прохожие внимания
на него почти не обращали, в длинном плаще с отороченным мехом капюшоном
он был по сути неразличим. Облегчение-то какое, не надо отвечать на
приветствия. На первых порах правления Найла люди простирались перед ним
ниц и оставались лежать, пока он не проходил мимо. Найл пробовал издать
указ, чтобы на него не обращали внимания. Пустое: подданные чуть не
взроптали, узнав о таком указе - как это, не приветствовать властителя!
Тогда Найл издал другой указ, провозглашавший, что ему более угодно,
если его приветствуют поклоном. С этим подданные смирились, но иной раз
били челом так усердно, что опрокидывались, и приходилось помогать им
подняться. В целом же Найлу было куда более угодно, если его не замечали
вообще.
Снег вокруг башни был девственно чист, никаких следов. В общем-то
постановления, запрещающего подданным ходить по лужайке, не было, но все
равно никто никогда этого не делал, даже если требовалось срезать
расстояние; видимо, башня внушала чувство, схожее с благоговейным
ужасом. В основании Белая башня была диаметром пятнадцать метров, и
поднималась метров на восемьдесят в высоту. Вместе с тем, если смотреть
вверх, она словно упиралась в облака. Это был оптический обман,
достигаемый за счет флюидной поверхности, переливчатой, будто воздух над
нагревшимся дорожным камнем; Найл как-то сравнил ее с жидким лунным
светом. Приблизившись почти вплотную, он ощутил знакомое покалывание,
какое испытывает искатель воды по лозе, стоя над подземным источником.
Найла будто притягивало магнитом. Ощущение усилилось, когда стал
приближаться к северной стороне башни, где, как он уже уяснил, вибрация
точно соответствует токам его собственного тела. Вот тяга стала
неодолимой, и Найла повлекло вперед. Когда тело сомкнулось с
поверхностью, ощущение было такое, будто входишь в воду. На миг голова
закружилась, Найл потерял ориентацию, будто вот-вот готов был сорваться
в сон; свет померк. Но вот опять посветлело, и он почувствовал, что
находится внутри башни.
Однако перед глазами, вопреки ожиданию, предстала не круглая комната,
а захватывающая дух панорама заснеженных горных вершин, скованных льдом
гребней и загадочных синеющих долин, расстилающихся внизу во все стороны
на сотни и сотни миль. Облака пуховыми перинами устилали отдельные
склоны, покрытые льдом, но те из них, что непосредственно над головой,
казались на вид такими же зубастыми и изорванными, как гранитные гребни
и трещины далеко внизу. Найл стоял на горной вершине - под ногами
жесткий спрессованный снег, а воздух такой чистый, будто искрится.
Впереди в каких-нибудь трех метрах площадка отвесно обрывалась на
глубину по меньшей мере двух километров; справа грузно сползал на другую
- гораздо более низкую - вершину, заснеженный каменистый хребет,
напоминающий спину ящера.
Найл слегка оторопел, но не поддался на обман. Он знал, что
раскинувшаяся впереди картина - иллюзия. Войдя в Белую башню впервые, он
очутился на песчаном берегу, с маячащими вдалеке отвесными скалами.
Сейчас была такая же панорамная голограмма; кадр, спроецированный на
трехмерное пространство, чтобы произвести иллюзию твердой реальности.
Даже холодный ветер, задувающий сейчас в лицо, был иллюзией, созданной
электронной технологией; поток заряженных частиц бомбардировал нервные
окончания, создавая иллюзию движущегося воздуха. Тем не менее,
смотрелось все настолько достоверно, что невозможно было заподозрить
обман.
Найл потер ноги о жесткий снег - от настоящего, что снаружи, ничем не
отличить. Но стоило закрыть глаза, как стало ясно, что он стоит на
гладком деревянном полу. Найл сделал три шага вперед и стоял теперь на
самом краю обрыва. Умом он сознавал, что по-прежнему стоит на ровном
полу. Тем не менее, сделать шаг в пустоту не хватало духу, Ноги не
повиновались, а страх обуял такой, что стесняло дыхание. С обостренной
четкостью виднелся иззубренный гранитный фасад крутого склона напротив;
набитые снегом трещины, подобные лезвию края представали в мельчайших
деталях. Тем не менее, стоило закрыть глаза, как все истаяло - даже
холодный ветер - а под ногами почувствовался гладкий пол.
Найл сделал два шага вперед и открыл глаза. Он висел в воздухе, глядя
с высоты вниз на изборожденную трещинами скалистую породу, затянутую
облаками долину под гладью пола. Полет на ковре-самолете, да и только.
Найл продолжал идти, теперь уже вполне уверенно, но в голове то и дело
раздавались неистовые сигналы тревоги, нагнетая в кровь адреналин. Еще
несколько шагов, и вот уже тело унялось, а ум расслабился и проникся
победным чувством.
Тут горный склон внезапно сгинул с быстротой лопнувшего пузыря, и
Найл очутился в знакомой комнате с выпуклыми стенами и мягко светящимся
белым потолком. В центре от пола к потолку шел столп мраморного цвета,
около полутора метров в диаметре. Составляющее его вещество было
примерно таким же, что и наружных стен башни, только казалось еще более
переменчивым - эдакий перламутровый жидкий дым, плывущий как живой.
Когда Найл, ступив вперед, вошел в столп, тот принял его, окутав
перламутровым туманом безо всякого запаха. Внезапно тело словно лишилось
веса. Найл поплыл вверх (блаженство, и только, так вот летел бы и
летел). Спустя несколько минут полет прекратился легким толчком. Шаг
вперед, и Найл вышел на плоскую кровлю под голубоватым небосводом.
Вокруг расстилался город пауков - вид с дворцовой крыши, такой уже
привычный.
На деле, в общем-то, эта была не плоская крыша, а комната, состоящая
из силового поля в форме стеклянного купола. Только оконное стекло можно
видеть, поскольку на нем скапливается слой пыли; силовое поле, к
которому пыль не пристает, по сути невидимо.
Комната была удобно обставлена: мебель с опорами из трубчатого
металла, обтянутыми черным, под кожу, материалом, теплым и упругим.
Толстый черный ковер, мягкий, как весенняя трава. Единственным
предметом, не вписывающимся в интерьер, был большой черный ящик со
скошенной панелью из матового стекла и расположенными в ряд кнопками
пульта. Это был Стигмастер, творение Торвальда Стиига, контролирующий
эту башню и почти все, что находится в ней.
Озирая задумчиво площадь, возле Стигмастера стоял старец веером
одеянии. Рослая фигура была стройна, осаниста, лишь седые волосы
выдавали в нем старика.
- Ты узнал пейзаж? - поинтересовался он.
- Наверное, Гималаи?
- Делаешь успехи в географии. Ты стоял на вершине Джомолунгмы, глядя
к югу на Непал. А та вершина на расстоянии - Канченджанга.
В эту игру они играли всякий раз, когда Найл входил в Белую башню.
Вчера это был Южный полюс, два дня тому назад - кратер Этны в самый пик
извержении. Оба те раза Найл ошибся.
Подойдя, он остановился возле окна рядом со старцем и с удивлением
обнаружил, что площадь оживает на глазах. Через считанные минуты после
того, как он вошел в башню, перед обиталищем Смертоносца-Повелителя
выстроилось множество людей, никак не меньше сотни. На глазах у Найла к
ним пристроился еще один отряд, вышедший из боковой улицы. По приказу
одетой в черное служительницы все застыли навытяжку. Через секунду
отворились двери обиталища, и начали появляться смертоносцы и "бойцы".
Они шествовали в одной колонне, во главе которой Найл узнал Дравига.
Пауки пересекли западную сторону площади и двинулись на север к реке -
квартал рабов лежал на том ее берегу. Пауки все выкатывались из здания,
трудно было поверить, что их там такая прорва. Когда двери наконец
закрылись, колонна насчитывала по меньшей мере сотни три. Впереди
двигались люди, с двумя служительницами во главе.
- Ты догадываешься, в чем дело? - осведомился Найл у старца.
- Я полагаю, это связано с гибелью паука?
- Тебе известно, кто его убил?
Старец покачал головой.
- Ты преувеличиваешь возможности Стигмастера. Единственное его
назначение - это собирать и сопоставлять информацию.
И правда, у Найла было самое смутное представление о том, что
Стигмастер может, а чего нет; уже привык как-то считать его эдаким
всеведущим разумом.
- Но ты же узнал о гибели паука?
- А ты как думал, если все это произошло в какой-то сотне метров
отсюда?
- И ты совсем не представляешь, кто мог его убить?
- Я бы с удовольствием тебе помог. Но у меня не хватает информации
для полноценного анализа.
- Мне казалось, Стигмастер может читать умы.
- Не умы. Мысли, - терпеливо поправил старец. - Это достаточно разные
понятия. Считывающее устройство может обрабатывать информацию, что
накапливается в клетках памяти мозга, но лучше всего это удается тогда,
когда человек спит. Когда объект бодрствует, считывать почти невозможно.
Мыслительные процессы чересчур сложны, многие из них действуют на уровне
подсознания. Стигмастер не может читать чувства и интуиции, их частоты
совершенно не укладываются в его диапазон. Для эффективной работы
Стигмастеру нужна особая информация.
Найл вынул из кармана кулон на золотой цепочке и протянул его на
ладони символом вверх.
- Что ты на это скажешь? Догадываешься вообще о чем-нибудь?
Старец некоторое время изучал предмет.
- Я бы сказал, что это магический сигал.
- Сигал?- Найл никогда такого слова не слышал.
- Тип символа, использовавшийся в магии и алхимии.
- А что он означает?
Старец улыбнулся.
- Давай посмотрим, можно ли выяснить.
Сказав это, старец растаял в воздухе. Найл, уже заранее уловив в
улыбке лукавинку, исчезновению не удивился. Давно он уже понял, что
фактически общается с компьютером. Как и панорама гор, представшая при
входе в башню, старец был голограммой, созданной компьютером; вот почему
Найл временами обращался к нему по имени его создателя, ученого двадцать
первого века Торвальда Стиига. Ясно было и то, почему старец именно
растворился, а не ушел из комнаты обычным образом. Стииг стремился
утвердить в Найле новый комплекс рефлексов и реакций; это было попыткой
заставить его доверяться рассудку, а не чувствам.
Теперь рассудок подсказывал, что старца можно будет отыскать в
библиотеке. Найл снова ступил в столп по центру комнаты. Когда его
обволок туман, вновь почувствовалась невесомость; тело казалось
перышком, тихо кружащим на ласковом ветру. Легкий толчок обозначил конец
спуска; Найл вышел из столпа.
Из всех помещений башни библиотека была для Найла самым любимым. Ему
нравилось вдыхать запах книжной пыли, переплетного клея и кожаных
обложек. Относиться к этому как к оптическому обману казалось неким
кощунством. Судя во всему, библиотеку сотворил тоже Стигмастер, однако
само творение по своей сложности казалось в каком-то смысле еще более
достоверным, чем простая физическая реальность. В конце концов, что
такое сама реальность, как не силовое поле субатомных энергий?
Библиотека представляла собой шестиугольное помещение шириной с
полсотню метров, а высоты такой, что ее купол-потолок едва был различим.
Стены - сплошные книжные полки, идущие по периметру вокруг всего
помещения и формирующие расположенные друг под другом ярусы, окованные
железом; как-то раз Найл взялся их пересчитывать и насчитал ровно сотню.
В некоторых местах ярусы размежевывались черными железными лестницами,
ступени которых, а также стояки, были украшены чеканным орнаментом;
хитросплетением листьев и цветов. Пообе стороны помещения, снизу до
самого верхнего яруса, бегало по старомодному лифту-клетушке.
Эти полки, судя по золоченой табличке над дверью, содержали по
экземпляру каждой изданной на свете книги, общим числом 30.819.731.
Каждая книга была страница за страницей отснята на микропленку и
занесена в память компьютера - работа, занимавшая армию ученых более
полувека. Праотцом этого замысла был писатель двадцатого века Герберт
Уэллс, описавший в одном из романов некую энциклопедию, охватывающую
весь объем человеческого знания. Эта библиотека, кстати сказать, давала
еще и фору "мировому мозгу" Уэллса; говоря попросту, она содержала
всякую мысль, воплощенную в форме книги.
Интерьер помещения объединял в себе элементы читального зала
Британского музея, "Библиотек Насиональ" и библиотеки Ватикана. Середину
занимал служебный стол; от него как спицы в колесе расходились обитые
синей кожей столы с настольными лампами. Найл никогда не приглядывался к
людям, сидящим за этими столами или неслышно ступающим вдоль ярусов; уж
так хотелось верить, что это всамделишные мужчины и женщины двадцать
третьего века, перенесенные сюда волшебной силой Стигмастера.
Старец стоял за центральным столом, беседуя с одним из служащих; вот
он повернулся и поманил к себе Найла, указывая на ближайший лифт. Найл
подошел и потянул на себя скрипнувшую дверцу, зайдя следом за своим
провожатым в обитую деревянными панелями кабину с табличкой на задней
стенке "Максимальная загрузка - трое человек". Он открыл и закрыл дверцу
лифта снова, на этот раз подъемник мягко взвыл, и лифт начал медленно
подниматься. Каким образом достигается такая достоверность, Найл понятия
не имел, да и не пытался особо вникать; ему больше по душе было нежиться
в этой иллюзии - гляди-ка, будто в самом деле переносишься в прошлые
столетия!
Они вышли на двадцать восьмом ярусе (у каждого впереди на ограждении
имелся свой порядковый номер). По ярусу Найл продвигался с некоторой
опаской: чеканка пола и полуметрового балкона казалась сплошным решетом.
Вниз, понятно, не сорвешься, но все-таки чувствовалось бы уютнее, если б
пол и стенки были сплошные.
Ступая по ярусу следом за Стиигом, Найл обратил внимание, что многие
книги имеют латинские названия: "Turba Philosophorum", "Speculum
Alchimiae", "De Occulta Philosophia", "Aureum Vellas" , иные были на
греческом и арабском. Они остановились перед полкой, на металлической
табличке которой значилось: "Герметика, КУ - Л О".
1 "Смятения философов", "Зерцало алхимии", "Оккультная философия",
"Золотое руно" (лат.)
- Герметика - это что?
- Магические учения, названные по имени легендарного основателя
магии, Гермеса Трисмегиста - Трижды Великого Гермеса.
Он потянулся к полке и выдвинул, с некоторым усилием, большущий том,
обитый черной кожей (Найл улучил момент прочесть название: "Энциклопедия
герметики и алхимические сигилы", прежде чем фолиант лег на один из
столов, стоящих на каждом из углов шестиугольной галереи). Углы у книги
были неразрезаны, бумага ручной выделки - толстая, нелощеная. Старец
четко знал, где что искать; он быстро нашел страницу ближе к концу
фолианта.
- Я думаю, вот то, что ты ищешь.
Символ, на который он поместил палец, был безошибочно тот же, что и
на кулоне, разве что форма чуть отличалась:
Найл живо, с интересом нагнулся над страницей, затем поднял глаза,
кисло сморщившись от разочарования:
- Это что, на чужом языке?
- На немецком.
- А что означает "rache"?
- Месть. Из текста следует, что это сигал, берущий начало в
тринадцатом веке, и означает "отмщение". Нижняя часть представляет
крылья хищной птицы. Верхняя часть- рога "der Teufel", дьявола. Хищная
птица на крыльях несется к своей добыче, неся на себе страшную месть.
Разглядывая изображение, Найл почувствовал неуютный холод в темени,
словно кто-то плеснул на голову холодной воды; ощущение чем-то
напоминало ожидание опасности. Он напряженно изучал символ, словно мог
таким образом выведать его зловещую тайну.
- Здесь говорится, насколько широко был распространен этот символ?
- Нет, но ответ почти однозначный. Этот символ был известен лишь
изучающим герметику.
- Тогда как, по-твоему, могли про него проведать убийцы Скорбо?
- На это я ответить не могу, - он вернул книгу на полку. - Может, они
и вправду изучали магию.
Идя за старцем обратно к лифту, Найл испытывал гневливое отчаяние.
Казалось нелепым, находясь в окружении такой уймы знания, теряться при
ответе на один незамысловатый вопрос.
- И зачем изучать магию?
- Потому что она гораздо древнее естествознания.
- Да, но... но ведь это, наверное, одно и то же, что суеверие?
- Так многие считали в девятнадцатом и двадцатом веке. А в двадцать
первом антропологи пришли к иному выводу. Они изучали примитивные
племена и сделали вывод, что некоторые из них добиваются реального
воплощения определенных магических обрядов - вызывают дождь, например.
Найл покачал головой.
- Ты этому веришь? Старец виновато улыбнулся:
- Ни да, ни нет. Я всего лишь машина. А вот Торвйльд Стииг был
рационалистом, и верить в это отказывался.
Когда вошли в лифт, Найл произнес:
- А как она, магия, действует?
- Все примитивные народы говорят одно и то же: магия действует с
помощью духов.
- Но ведь духов не бывает, разве не так? Старец улыбнулся.