Тальбот Сонда. Маленькая леди

   – Не понимаю, – скривился Богард, – откуда такое нежелание пополнить ряды почетных адвокатов... У тебя есть для этого все: и образование, и имя отца, и положение в обществе, и ум, наконец... Ты мог бы защищать влиятельных людей и получать за это огромные деньги.
   Майлс пожал плечами. Он мог бы объяснить, но едва ли Богард поймет его...
   – Не знаю. Просто это занятие мне не по душе. Я с удовольствием занялся бы чем-нибудь другим, но чем именно, пока еще не знаю. Кстати, – поспешил Майлс сменить тему разговора. – Моя мать, как ни странно, поддержала эту затею.
   – Какую?
   – Заняться воспитанием кузины. Конечно, я отдаю себе отчет, что ее волнуют исключительно дядюшкины деньги... Но все равно, мне казалось, что она воспримет условия завещания в штыки.
   – И что она сказала? – полюбопытствовал Богард.
   – Что делать леди из уличной девчонки – не самая грязная работа.
   – Так и выразилась – грязная?
   – Так и выразилась. Пожелала мне удачи и обещала помочь, чем сможет. Сомневаюсь, что она чем-то поможет. Главное, чтобы не мешала, – улыбнулся Майлс. – Но то, что она не встала на дыбы из-за Джиллиан Маккинли, уже можно считать помощью.
   – Деньги, друг мой, деньги, – с философским видом произнес Богард. – Ради них кто угодно будет молчать...
   – Надеюсь, ты ошибаешься.
   – Но я не ошибаюсь, и ты сам об этом знаешь.
   Майлс понимал, что отчасти Богард прав. Его философия примитивна, но ее придерживается большинство людей. И сам он, Майлс Вондерхэйм, – не исключение. Если бы был исключением, то уже давно плюнул на это наследство... Однако он не мог сказать о себе, что ради денег готов на все... Впрочем, может быть, это очередная иллюзия, самообман? И в глубине души Майлс согласится на все, что угодно, лишь бы получить деньги, которые обеспечат ему привычную комфортную жизнь? Впрочем, тогда, наверное, он воспользовался бы громким именем отца и стал адвокатом. Но ведь не сделал же он этого до сих пор? А мог бы... Размышления Майлса прервал голос дворецкого Питера, доносившийся из холла:
   – Мистер Вондерхэйм! Мистер Вондерхэйм! К нам ворвалась какая-то ненормальная! Она утверждает, что пришла к вам!
   Майлс и Богард переглянулись.
   – Ненормальная? – переспросил Майлс. – Наверное, это Джиллиан.
   – Она все-таки решилась?
   – Судя по всему, да. Пойдем, ты сам все увидишь...
   Майлс поднялся с кресла и торопливыми шагами направился в холл. Богард последовал за ним, воодушевленный рассказом Майлса. В жизни Богарда было не так уж много впечатлений, поэтому он надеялся, что представление, которое устроит сводная кузина Майлса, будет интересным. И Богард не ошибся...
   В холле разыгрывалась душераздирающая сцена. Новообретенная сестра Майлса изо всех сил налегла на дверь, а дворецкий Питер пытался сдержать ее натиск, что, надо сказать, ему плохо удавалось. С победным криком: «А ну отвали!» раскрасневшаяся Джиллиан Маккинли ворвалась в холл. Дворецкий полетел на пол, прихватив с собой вешалку для одежды, за которую тщетно пытался удержаться.
   – Что думал – твоя возьмет? – поинтересовалась Джим и благородно протянула дворецкому, заваленному ворохом одежды, руку помощи. – Знай наших!
   Питер побрезговал ее рукой и предпочел подняться сам, глядя на хозяина дома с собачьей преданностью. Вы видите, я пытался, но ничего не получилось, говорили его глаза. Майлс понимающе кивнул дворецкому.
   – Простите, Питер, я забыл предупредить вас... Эта девушка... Джиллиан...
   – Джим, – перебила его девушка. – Я хочу, чтобы меня называли Джим. Джиллиан – имя для девчонок.
   Майлс покосился на нее с недоумением, но решил выяснить вопрос с ее полом немного позже.
   – Джим, – исправился он. – Она моя сестра. Точнее, кузина. Джил... Джим – дочь дяди Патрика.
   – Но ведь у мистера Патрика Вондерхэйма... – выпучил глаза дворецкий.
   – Не было детей, – закончил Майлс. – Джим – внебрачная дочь. Какое-то время Джим поживет у меня. Мне нужно будет научить ее... манерам. Так что, прошу тебя, Питер, относись к ней так же, как относишься ко мне...
   – Хорошо, мистер Вондерхэйм, – подобострастно кивнул дворецкий, но Майлс увидел, что в глазах Питера блеснул недобрый огонек. – Добрый вечер, мисс Вондер...
   – Маккинли, – улыбнулась Джим. – Но можно по-простому: Джим...
   – Никаких «по-простому»! – запротестовал Майлс. – Питер, обращайтесь к ней «мисс Маккинли». Иначе она никогда не усвоит хорошие манеры.
   – Но... – начала было Джим, но Майлс тут же перебил ее:
   – Джим, вы пришли сюда, чтобы стать леди. Я должен вам помочь. Но для этого вы будете слушаться меня во всем, понятно?
   – Понятно, – помрачнела Джим. – Только, прошу тебя, братец, давай не будем «выкать» друг другу. Мы же вроде как родственники... Пускай не совсем, но родственники...
   – Хорошо, – милостиво согласился Майлс. – Только прошу тебя, не называй меня «братцем». Меня зовут Майлс.
   – Ладно. А это кто? – ткнула она пальцем в Богарда. – Это тоже мой брат?
   – Нет. – Майлс повернулся к Богарду, от души наслаждавшемуся этой сценой. – Это мой друг. Богард – это мисс Маккинли. Мисс Маккинли, – повернулся он к Джим, – это Богард Гампшир. И прошу тебя, Джим. Не тыкай в людей пальцем. Это очень неприлично...
   – А как же я спрошу, кто это, если не покажу пальцем? – растерялась Джим.
   – Задашь вопрос: «А кто этот молодой человек, который стоит за твоей спиной?»
   – А если их будет двое?
   – Тогда спросишь: «А кто этот молодой человек в синем пиджаке, который стоит за твоей спиной?» – На Богарде Гампшире действительно был синий пиджак.
   – А если они оба будут в синих пиджаках и оба будут стоять за твоей спиной? – не унималась Джим.
   Майлс готов был рассвирепеть, а Богард почти пополам согнулся от смеха. Да, нелегок хлеб учителя, подумал Майлс. Он взял себя в руки и более-менее спокойным тоном ответил:
   – Тогда найдешь в одежде или во внешности этого человека отличительную деталь и упомянешь ее в вопросе. Надеюсь, все понятно? – опередил он очередное «а если».
   Джим кивнула. Судя по всему, стать леди не так просто, как ей казалось...
   Поток вопросов наконец иссяк, и Майлс смог поинтересоваться:
   – Ты взяла с собой вещи?
   – Вот... – Джим смущенно показала на небольшой рюкзачок, который висел у нее на плече.
   – И все?
   – Да... У меня больше нет вещей, – окончательно смутилась Джим.
   – Что ж, тем лучше, – пробормотал Майлс. – Сегодня уже поздно, поэтому наши занятия начнутся завтра. Питер покажет тебе твою комнату, надеюсь, ты освоишься. Потом можешь осмотреть дом... А в восемь мы обычно ужинаем. Грэмси, кухарка, тебя покормит. А я... – Майлс опустил глаза. Ему неудобно было обманывать Джим. Но, если Майлс останется, то впечатлений будет слишком много, чтобы он смог их переварить... – А у меня... кое-какие дела с Богардом. Так что я вернусь поздно, и ты можешь лечь спать без меня... Договорились, Джим? – Джим кивнула, а Богард окинул его удивленным взглядом. Майлс сделал знак, чтобы он молчал. – Отлично. До завтра, Джим.
   Майлс помахал рукой растерянной кузине, и они с Богардом вышли из дома.
   – Что-то я не помню никаких дел... – ехидно заметил Богард. – Нехорошо врать кузине... А уж, тем более, при первом знакомстве.
   Майлс покосился на друга, словно спрашивая: «И ты, Брут?».
   – Ты же видел ее... Я боялся, что она сведет меня с ума...
   – Дальше будет хуже. Откажись сейчас, если боишься, что не справишься...
   Они подошли к машине Богарда. Богард нажал на кнопочку маленького брелока, и машина несколько раз приглушенно пискнула – сигнализация отключилась.
   – Сегодня я высплюсь, а завтра продумаю план действий, – задумчиво произнес Майлс. – Главное, нарисовать правильную схему. Она – залог удачи.
   – Ты сам-то себе веришь? – поинтересовался Богард.
   – Не знаю. – Майлс приподнял длинные полы пальто и уселся на переднее сиденье машины. – Я уже ничего не знаю...
 
   Обрадованная тем, что дворецкий наконец-то спустился вниз, Джим закрыла дверь в свою новую комнату и с разбега прыгнула на огромную кровать. Какая мягкая! И какая большая! Ни разу за всю свою жизнь Джим не спала на такой кровати... А ведь могла бы, если бы старик Вондерхэйм не бросил ее мать...
   Валяясь на кровати, Джим размышляла о своем отце. Она не успела даже узнать его и уже потеряла... Джим не могла сказать, что ей было жаль Патрика Вондерхэйма, который так поступил с ее матерью, но все же она чувствовала какое-то разочарование. Ей хотелось посмотреть на своего отца, увидеть его хотя бы раз. Пусть только для того, чтобы плюнуть ему в лицо и отвесить пару оплеух за то, что Кора Маккинли воспитывала свою дочь одна и умерла потому, что тяжелая работа и эта ужасная жизнь на Тоск-стрит сломили ее здоровье раньше времени... Но оказалось, что ее отец тоже умер, так и не познакомившись с ней. Майлс сказал, что Патрик испытал запоздалое раскаяние и попытался разыскать Кору Маккинли. Но было уже поздно. Кора умерла...
   Кстати, кузен Майлс показался Джим довольно скучным типом. Чистенький и завитой, как барышня, он вызывал смех и недоумение. Но в роли учителя Майлс выглядел довольно убедительно. Джим снова почувствовала себя школьницей и даже испытала трепет перед Майлсом, когда он начал объяснять ей, как правильно себя вести. Хотя... все эти нелепые правила – что нельзя показывать пальцем и все такое – уже начали раздражать Джим. Почему, вместо того чтобы указать на человека, нужно задавать сложные вопросы? И вообще, зачем усложнять и без того непростую жизнь? Пока Джим не понимала логики богатых. Ей была известна только одна логика – логика нищеты. Ее правила Джим усвоила отлично. Если ты сможешь изловчиться, то выживешь, если нет... Отправляйся за решетку или умирай на своей кровати с торчащими пружинами.
   Впрочем, сейчас Джим не хотела грустить. Она хотела стать леди, получить кучу денег и открыть свое дело. И ей казалось, что цель оправдывает средства... И еще ей ужасно хотелось осмотреть дом. Ведь ее братец, тьфу ты, Майлс, предложил ей это сделать...
   Джим легко вскочила с кровати, подошла к двери и осторожно приоткрыла ее. Главное, не напороться на дворецкого. Ей показалось, что этот тип следил за каждым ее шагом. Джим не понимала его. Ведь Питер был всего лишь слугой у богатого человека. Тогда почему он смотрел на нее с такой неприязнью и подозрительностью? А может быть, только такие типы становятся дворецкими? Кто знает?
   Стараясь не шуметь, Джим вышла из комнаты. Кажется, все тихо. Она на цыпочках побрела по коридору, с удивлением разглядывая широкие резные перила, огромные цветы в кадках, роскошные ковры, которые кто-то, оказывается, мог постелить себе под ноги. Если бы Джим была на месте этого «кто-то», она повесила бы такой ковер на стену. И любовалась бы им всю жизнь...
   По дороге Джим увидела еще несколько комнат и в две из них даже заглянула. Первая оказалась огромной библиотекой. Книжные шкафы со стеклянными дверцами достигали потолка. Джим даже представить себе не могла, сколько книг вмещала в себя эта библиотека. Неужели Майлс читал все это? Тогда, наверное, он – самый умный человек на свете. Джим невольно прониклась восхищением к своему кузену. Впрочем, если бы у нее было столько же денег, сколько у его родителей, тогда и она могла бы каждый день читать такие книжки...
   За библиотекой располагалась еще одна комната. Это, по всей видимости, был кабинет Майлса. Джим подошла к высокому деревянному столу, покрытому синей бархатной скатертью, и уселась на стул. Ее голова возвышалась над столом всего на несколько сантиметров. Джим недовольно слезла со стула. Какая же она все-таки маленькая!
   За библиотекой располагалась еще одна комната, но в нее Джим не попала, потому что комната была заперта на ключ. Может, это спальня бра... тьфу ты, Майлса, предположила Джим. Наверное, там шикарно, подумала она и решила спуститься вниз для дальнейшего просмотра квартиры.
   Вскоре от разноцветных ковров, блестящих обоев, хрустальных безделушек и бронзовых статуэток у Джим начала кружиться голова. К тому же дом был большой, и вскоре она поняла, что заблудилась. Бредя наугад и стараясь не наткнуться на дворецкого, Джим пришла на кухню. Во всяком случае, это было похоже на кухню: блестящая серебристая раковина, галерея половников, лопаточек и прочих блестящих кухонных приспособлений, чистенькие прихватки, сшитые из яркой ткани... Сомнений не оставалось. Это была кухня. Но насколько же эта кухня отличалась от той, что была в квартире у Джим... За спиной Джим послышался шорох. Девушка испуганно обернулась – неужели проныра Питер все-таки нашел ее? Но Джим ошиблась. За ее спиной стояла пышногрудая светловолосая женщина. Она улыбалась, и ее передние зубы торчали, как у кролика. Улыбка у женщины была настолько заразительной, что Джим, позабыв свой страх, улыбнулась в ответ.
   – Значит, ты та самая Джиллиан Маккинли? – обратилась к ней женщина.
   – Ага, – кивнула Джим. – Только называйте меня Джим. Пожалуйста...
   – Ради бога. Джим – так Джим, – легко согласилась женщина. – Только уж больно чудаковато звучит. Имя-то – мужское...
   – А зачем мне женское, – осмелела Джим. – У женщин – одни проблемы. А вот мужчинам везде хорошо.
   – Кто тебе сказал?
   – Я сама знаю. По опыту, – гордо ответила Джим.
   – Ну ладно. Есть хочешь, Джим?
   – Да... – смущенно призналась Джим. – Очень. Совсем забыла о еде, потому что смотрела дом. Он – клевый...
   – Что?
   – Красивый...
   – А-а... Присаживайся, Джим. – Женщина указала Джим на стул. – Что стоишь как неродная?
   – А я и есть неродная. – Джим села на стул и улыбнулась. – Патрик Вондерхэйм был приемным сыном...
   – Ну и что? – пожала плечами женщина. – Зато по закону – родным... Кстати, меня зовут Грэмси. Я работаю кухаркой у мистера Вондерхэйма.
   – Здорово! – искренне восхитилась Джим. – Вы, наверное, готовить умеете?
   – Умею, – рассмеялась кухарка. – Сейчас попробуешь мою стряпню...
   – Если ты не забыла, Грэмси, мы ужинаем в восемь, – раздался из-за двери голос дворецкого.
   Он все-таки добрался до меня, с тоской подумала Джим.
   – Если ты не забыл, Питер, когда хозяин хочет есть до восьми, мы подаем ужин раньше... – не растерялась Грэмси.
 
   Молодчина! – мысленно похвалила кухарку Джим. Похоже, между кухаркой и дворецким давняя вражда. Что ж, в этом случае Джим с большим удовольствием примет сторону кухарки...
   – Но это – хозяин, – возразил Питер. Слово «хозяин» он произнес так, как будто это было самым великим из всех слов на свете.
   – Между прочим, – сухо ответила Грэмси, – мистер Вондерхэйм просил нас относиться к девочке, как к нему самому... Так что, Питер, Джим будет есть тогда, когда захочет.
   Питер сморщился и презрительно покосился на Джим.
   – Молодая леди соблаговолит принять ванну после ужина? – подчеркнуто вежливо поинтересовался он. – Я постелил в вашей комнате чистое белье...
   И мне не хотелось бы, чтобы вы его испачкали, закончила про себя Джим. Не человек – язва, подумала она и попыталась ответить в тон дворецкому:
   – Молодая леди... соба... согла... соблаговолит принять ванну только в том случае, если и ванна будет чистой...
   Грэмси хихикнула. Когда Джим выговаривала слово, получилось смешно, но все же удар попал в точку... Питер нахмурился и ретировался.
   – Вот так змея, – пробормотала Джим, когда он ушел.
   – Питер – очень неприятный человек, – согласилась Грэмси. – От него можно ожидать чего угодно. Он прислуживает хозяину, как собака... Правда, скажу тебе по секрету, мистеру Майлсу это не очень-то по нутру...
   – А почему же он тогда держит при себе этого лизоблюда? – поинтересовалась Джим.
   – Этого дворецкого настоятельно рекомендовала мать мистера Вондерхэйма, миссис Вондерхэйм. А тот не смог отказаться... И, главное, Питера не за что уволить – он совершенный дворецкий.
   – А по-моему, он совершенный болван и подхалим, – в сердцах сказала Джим. – Наверное, поэтому и устроился работать дворецким.
   – На, поешь лучше. – Грэмси поставила перед Джим тарелку с наваристым супом и положила несколько сандвичей. – Если захочешь, я подогрею второе...
   Джим благодарно взглянула на Грэмси.
   – Как хорошо, что не все в этом доме похожи на Питера!
   Грэмси улыбнулась.
   – Я открою тебе еще один секрет: не все дворецкие похожи на Питера. У меня есть один знакомый...
   С удовольствием съев две тарелки супа, сандвичи и три бифштекса, поболтав с Грэмси, которая оказалась весьма разговорчивой, Джим отправилась принимать ванну. Все, что она увидела в доме, удивило и восхитило ее, но ванная... ванная просто повергла ее в шок. Огромная, сверкающая белоснежным кафелем и зеркалами, она напомнила Джим дворец из сказок о феях.
   – Чтоб я сдохла! – радостно взвизгнула Джим. – Ну ничего себе!
   Она скинула с себя одежду, открыла кран и огляделась в поисках мыла. На стеклянных, светящихся чистотой полочках стояло столько всего, что у Джим разбежались глаза. Там были и стеклянные бутылочки с разноцветной блестящей солью, похожей на жемчужины, и флакончики с пятью или шестью видами пены, и. коробочки с мазями, и пахучие пакетики-саше, и пузырьки с шампунями...
   – Чтоб я сдохла... – восхищенно прошептала она.
   Кто бы еще объяснил ей, как всем этим пользоваться? Джим не хотелось идти на кухню и расспрашивать Грэмси. О том, чтобы обратиться к Питеру, и речи быть не могло. Поэтому Джим приняла единственно верное решение: экспериментировать. Она вылила в ванну половину флакона розовой пены, высыпала половину упаковки морской соли, поставила на краешек ванны пузырек с шампунем и, довольная собственной сообразительностью, залезла в благоухающую воду.
   Красота! Джим стащила с крючка фиолетовую мочалку, сделанную в виде собачьей морды, и вылила на нее гель для душа. Хорошо бы она не ошиблась, и эта пахучая штучка была предназначена именно для мытья тела... А все-таки ее братец, тьфу ты, Майлс, похож на девчонку... Мало того, что он накручивает волосы, принимает ванну со всякими штучками-дрючками, так он еще и душится так, что от него за версту несет этими самыми духами... Джим вспомнила запах, исходящий от Майлса. Она не могла сказать, что запах ей не понравился. Но все же так душатся только девчонки...
   Джим разлеглась в огромной ванной и представляла себе, что бы сказал Малыш Гарри, если бы увидел ее в этом богатом доме. Или Билли Платина... Или Агнесс... Агнесс, наверное, вообще умерла бы от зависти. А вот Малыша Гарри она непременно позовет сюда. Ведь Майлс сказал ей, что сейчас его дом – это ее дом...
   Глаза Джим слипались. Она чувствовала, что вот-вот заснет. Надо выбираться отсюда, сказала она себе. – Надо вылезать из этой ванны, не то я засну прямо здесь... Но тело не слушалось ее. Она лежала, будто околдованная этими запахами, этой водой, и не могла даже пошевелиться... Вскоре ее глаза закрылись, и она погрузилась в глубокий сон.
 
   – Питер! – Майлс окинул дворецкого суровым взглядом. – Я же просил тебя проследить за ней, объяснить, как и чем нужно пользоваться!
   – Но, мистер Вондерхэйм... Не мог же я отправиться с ней в ванную...
   – А! – махнул рукой Майлс и бросил дворецкому пальто. – Как, по-твоему, я должен теперь вытаскивать ее оттуда? – На этот вопрос дворецкий не мог ему ответить. – Вот черт! – в сердцах воскликнул Майлс и надавил плечом на дверь ванной. Дверь не поддавалась. Майлс надавил еще раз. Безрезультатно. – Помоги мне, Питер.
   Майлс повернулся к дворецкому, и Питер с неохотой присоединился к этому занятию. По скромному мнению дворецкого, эта девчонка не стоила ни того, чтобы ее пускали в ванную, ни того, чтобы ее вытаскивали оттуда. В конце концов, кто она такая, чтобы пользоваться ванной хозяина? Она еще хуже прислуги, эта маленькая бродяжка... Возомнила о себе бог знает что!
   Благодаря общим усилиям, щеколда вылетела и дверь распахнулась. Взгляду Майлса предстала трогательная картина: Джим лежала с закрытыми глазами, откинув на спинку ванной мокрые волосы, и, по всей видимости, спала глубоким сном. Ее обнаженное тело было целомудренно прикрыто благоухающей пеной, сверкающей серебряными огоньками блесток. Джим была восхитительна: в ее позе сочеталась и детская непосредственность, и грация женщины. А ее алый, полуоткрытый чувственный рот, казалось, призывал к поцелую... Майлс ощутил то, чего не испытывал уже очень давно – вязкое, томительное, но приятное чувство, от которого у него слегка закружилась голова. Или виной тому были духота и сладкий запах, разлитый по ванной?
   Но одно он знал наверняка: как только это соблазнительное существо откроет рот, вся магия, все ее очарование исчезнет, канет в Лету... Но зачем же Бог дал Джим это прекрасное, совершенное тело, это очаровательное личико? Разве не затем, чтобы приковывать к себе мужские взгляды? Джим – как не ограненный алмаз, который можно превратить в бриллиант, сверкающий множеством граней. И это – в руках Майлса...
   Майлс тяжело сглотнул – вид почти обнаженной (если не считать пены) Джим вызывал у него явно не братские чувства... Впрочем, откуда им было взяться? Ведь они росли отдельно, и потом, Джим не была ему сестрой по крови... Впрочем, какая разница, одернул себя Майлс. Это все равно было минутной слабостью, не более того... И потом – он прав, Джим заговорит, когда проснется. И тогда ее совершенное тело не будет иметь для него никакого значения... То ли дело Виктория Исприн, которая обладала и великолепным телом, и чарующим голосом, и безупречными манерами... Как прекрасно она выглядела сегодня...
   Майлс вздохнул, отогнав от себя легкокрылое воспоминание, и осторожно тронул за плечо спящую девушку. Джим не проснулась, лишь тихо засопела во сне. Тогда Майлс снял с крючка большое желтое полотенце, наклонился и, завернув в него Джим, вытащил ее из ванной.
   – Судя по всему, она высыпала в ванну половину запасов вашей расслабляющей соли, —
   подал голос Питер, который все это время детально осматривал запасы пены и соли, уничтоженные Джим. – Поэтому ее и сморило. Так она изведет все ваши запасы, мистер Вондерхэйм.
   Майлс нахмурился.
   – Не будь мелочным, Питер. Я куплю новые. Займись ванной, а я отнесу девочку наверх, в спальню.
   – Хорошо, мистер Вондерхэйм.
   Джим оказалась очень легкой. Майлс почти не чувствовал ее веса. Она была такой маленькой и хрупкой, что Майлс даже испытал умиление, глядя на нее. Он прошел в спальню, положил. Джим на кушетку и спустился за Грэмси.
   – Грэмси, мне нужна твоя помощь, – обратился он к кухарке. – Джим заснула в ванной, и мне пришлось нести ее в спальню в полотенце... Не могла бы ты... переодеть ее и уложить в постель?
   – Ради бога, мистер Вондерхэйм, – улыбнулась Грэмси. – Мне бы следовало проследить за бедняжкой. Но я, к сожалению, была занята ужином.
   – Пустое, Грэмси. Завтра я все ей объясню. А теперь пойду спать. Что-то я сегодня устал...
   Но сон не пришел к Майлсу, даже когда голова его коснулась подушки. Он был занят мыслями о том, как «огранить» этот алмаз. Эта метафора чем-то сближала его с матерью, которая была помешана на драгоценных камнях. Но Майлсу было все равно. Он уже вошел в азарт. Он хотел сделать эту девочку, если не совершенной, то уж точно – восхитительной покорительницей мужских сердец. И Майлс добьется своего, чего бы ему это ни стоило...

4

   Утром энтузиазм Майлса несколько поутих. Спустившись в гостиную, он обнаружил Джим, беспечно сидящую на ковре и грызущую сухари, которые она обнаружила среди кухонных припасов. На ковре, рядом со скрещенными ногами Джим, валялись крошки, и она с успехом добавляла к ним новые.
   Придав своему голосу как можно больше строгости, Майлс произнес:
   – Ну, молодая леди, – Джим даже подпрыгнула, услышав его голос, – может, объясните мне, почему вы едите на полу?
   – Мы же договорились не «выкать», – жалобно протянула Джим, прищуривая свои жадеитово-зеленые глаза. – А почему нельзя есть на полу?
   – Потому, что это не принято.
   – А почему – не принято?
   – Потому что это неудобно и неприлично. Воспитанные люди едят за столом, – лекторским тоном объяснил Майлс.
   – Но мне же удобно...
   Майлс смерил ее таким взглядом, что Джим осеклась. Ну и ладно, Волосатый! – обиженно подумала она и поднялась с пола.
   – А где у тебя метелка? – спросила она у Майлса.
   – Что?
   – Метелка... Ну, чтобы смести мои крошки...
   – Не «метелка», а веник. Не «смести», а собрать... – улыбнувшись, поправил ее Майлс. – Эта игра в учителя начала его даже забавлять. – Оставь, Джим. Их соберет горничная.
   – А-а... – протянула Джим.
   – Как тебе спалось на новом месте? – поинтересовался у нее Майлс.
   – Клево! Просто отпад! – обрадованно затараторила Джим. – Кровать у тебя – просто блеск. Да и вообще, домик что надо... Давно ты здесь живешь?
   – О да... – разочарованно ответил Майлс. Как он и предполагал, жаргонные словечки сыпались из Джим как из ведра. – Попробуй обойтись без этих слов: «клево», «отпад» и тому подобных... Заменяй их литературными словами... Ты читаешь книги?
   – Да, немножко, – кивнула Джим и смущенно отвела глаза. Она вспомнила, сколько книг было в библиотеке Майлса, и представила, как он начнет стыдить ее, если узнает, что за всю свою жизнь она прочитала всего-навсего четыре книги.
   – И какие? – поинтересовался Майлс.
   – Ну... э... – замялась Джим, предвкушая скорую расправу... – «Сказки народов мира», «Сказки Братьев Гримм», «Гордость и предубеждение» Джейн Остин, «Анжелика и Король» Анны и...
   – Все ясно, – прервал ее Майлс, и Джим приготовилась к худшему. – Сказки и любовные романы... М-да...