Таманцев Андрей. Гонки на выживание (Солдаты удачи - 2)

   Бесшабашный Артист еще пару раз, несмотря на строгий запрет, на коротких стоянках и контрольных пунктах пытался вступать в разговор с членами российской команды. И если гонщики малость повеселели, насколько могут повеселеть соискатели приза, поднявшиеся с девятого на седьмое место, отчего и языки у них несколько развязались, то механики из технички после памятного выговора были куда мрачнее прежнего. Квадратный парень, едва завидев Семена, немедленно скрывался внутри фургона, а при третьей попытке, видимо вызванный по рации, на своем красном "джипе" подлетел Добрынин.
   -- Вы опять тут, Белецкий? Разговор был? Вы все-таки нарушили мой запрет.
   -- А в чем, собственно, дело? -- вдруг взорвался Артист. -- Есть закон о свободе печати! Журналист имеет право...
   -- Зако-он? -- прервал его Добрынин. -- О свободе чего?.. -- И он злобно рассмеялся. -- Извини, парень, но ты мне не нравишься. Ну вот не нравишься, и все!
   -- Я даже догадываюсь почему, -- ядовито парировал Артист.
   -- В данном случае как раз не поэтому, -- угрюмо сдвинув брови, сказал "командор". -- Ты получил второе предупреждение. Третьего не будет. Закон здесь я!
   Семен повернулся и пошел к своему "лендроверу".
   -- Да! И вот еще что, -- вдогонку ему крикнул Добрынин, -- если что-нибудь у нас еще пропадет, я ни на кого думать не стану -- только на тебя и твоих дружков. Так и запиши себе, "Авторадио".
   -- Здорово, Белецкий! Что стряслось? -- подкатил к Артисту Шурик Штукин в дорогом итальянском комбинезоне жгуче-синего цвета. -- Чем вызван гнев высокого начальства?
   -- Не нравлюсь я ему, видите ли. С первого взгляда. Препятствует контактам, не дает работать.
   -- Но ты и его пойми -- с какой харей ему в Москву возвращаться при таких "достижениях"?
   -- У них там чего-то крадут что ни день, а меня чуть ли не в наводчики записали, представляешь? -- кипятился Артист.
   -- А, -- махнул рукой Штукин. -- Брось, Аркаша, не бери в голову. Совок он и в Африке совок. А хочешь, я с ним поговорю, наведу мосты?
   -- Да уж конечно, -- сказал Семен. -- Буду очень тебе благодарен. Мне же тут тоже свои бабки сделать надо. С гонораров живем, не с зарплаты...
   -- Ладно, попробую, -- пообещал Шурик.
   * * *
   ...За ночь Сергей продумал технологию спуска и, незадолго до рассвета, приступил к выполнению своего плана.
   Лишь заалела утренняя заря. Он не в первый раз и не в десятый убедился -- есть Бог! Его бросило на склон, который обрывался в узкую теснину, метров тридцати глубиной. Вокруг со всех сторон поднимались невысокие вершины и сюда, как в чашу, занесло его парашют.
   Продрогший, в волглой и холодной от горного тумана одежде, он подтянулся по стропам к куполу, резанул один шнур, второй, третий... Связать и стянуть их было нетрудно -- Боцман еще в Чечне научил их всех вязать такие узлы, с какими разобрался бы один только Гордий. Веревка получилась прочной. Сергей сбросил один конец с обрыва и, держась за нее, пополз вниз. Зацепившийся за камни парашют должен был выдержать.
   Но как при спуске не сжечь и не порезать тонким шнуром руки? Метров восемь -- десять он бы еще выдержал как-нибудь... Но при такой длине -пропилит до костей. Осторожно, намотав на руку стропу, подполз к краю и снова заглянул в пропасть. Он был на высоте десятиэтажного дома, и фигурка Боцмана казалась отсюда пугающе маленькой.
   Сергей понял, что спуститься по веревке не сможет. Что весь труд с вязанием узлов был напрасной, мартышкиной работой. То, над чем давеча смеялся, вспоминая батюшку, охочего до чужих бриллиантов, теперь смешным уже не казалось... Жизнь и профессия научили не терять самообладания, упорно искать выходы из ситуаций безнадежных, но сейчас препятствие казалось неодолимым.
   -- Ну что? -- окликнул снизу Боцман.
   -- Никак! -- помотал головой Пастух. -- Не слезть мне отсюда.
   Он чувствовал, как ярость сжимает горло. То ли подыхать тут, на этом каменном склоне, то ли сидеть и ждать, когда заметят и схватят люди Рашид-Шаха. Сергей пополз вверх от края и лег ничком, держась обеими руками за длинный шнур из связанных строп. Лежал, думал и, наконец, решился.
   То, что вдруг его осенило, могло прийти в голову только от полного отчаяния.
   Он вновь поднялся к парашюту и принялся методично, одну за другой, обрезать ненатянутые шнуры у самого купола и связывать их, наращивая длину. Таких длинных веревок, отходящих от края купола, получилось шесть. Стараясь не запутать, он свил их в один толстый белый жгут, вновь сполз к краю и сбросил вниз. Боцман поймал конец, недоумевающе глядя вверх.
   -- Митя! -- крикнул Пастух. -- Натяни, отметь длину и обрежь!
   Боцман послушно выполнил приказ.
   Сергей вытянул витой жгут вверх и, прикинув, отмахнул от конца еще около метра. Парашютная подвесная система была на нем. Он обмотался вокруг пояса, протянул белый жгут под лямки, продел и зафиксировал в замках карабинов.
   Солнце встало, но его еще скрывали горы. Он взглянул на часы -- в Москве было три двадцать утра.
   Сергей оглядел мир, открывавшийся глазам, -- чужие горы, чужое небо, бескрайнюю пустынную даль, горные долины. Сложил в парашютный ранец всю поклажу и амуницию. Набралось килограммов пятнадцать, но и они были теперь ни к чему.
   -- Митя! -- негромко окликнул он сверху. -- Прими бандероль!
   И спустил ранец на длинной стропе.
   -- Ты чего задумал-то?
   -- Отойди-ка! -- крикнул Сергей.
   И... прыгнул в пропасть.
   Тело камнем упало вниз. Страшный рывок едва не разорвал его пополам. Десятки камней устремились вслед. Его занесло в сторону, закачало, раза два сильно ударило о каменную стену. Но вот амплитуда уменьшилась и он повис, болтаясь, над площадкой, где, раскрыв рот, на него не мигая смотрел бледный от ужаса Хохлов.
   До него оставалось метра два. Сергей рассчитал верно, выдержали и жгут, и купол, и нервы. Сильные мышцы спасли его при ударах о базальтовые выступы узкого ущелья. Остальное было делом техники. Он перерезал жгут и ловко, как кошка, приземлился.
   И только тут почувствовал боль в плече. Шарахнуло капитально, он и не заметил когда, но, видно, и его ангел-хранитель был начеку.
   -- Не, с тобой крыша поедет, -- еле выговорил Боцман, кинувшись к нему. -- Поседеешь, на хер! А если бы...
   -- "Если бы" не считается, -- сквозь зубы проговорил Пастух и, поднявшись, еще чувствуя дрожь в руках и ногах, подошел к каменной стене и стал спиной к Боцману.
   --Чур, я тоже! -- крикнул он и пристроился рядом.
   -- Слушай, -- спросил Хохлов, застегивая ширинку, -- не знаешь, почему, когда стремно, эта машинка всегда срабатывает?
   -- Встретимся с Доком, -- сказал Пастух, -- это будет наш первый вопрос.
   С горы открывался вид на пустынную долину. Рельеф почвы был отчетливо выражен длинными тенями от еще низкого утреннего солнца. Х
   -- Как тебя-то в горы занесло? -- спросил Пастух, когда они двинулись по распадку вниз, в долину. -- Ну ладно я -- парашютом закинуло. Ты ж умный, Боцман. На Кавказе воевал.
   -- "Как, как"! Сдуру! А еще ночь подкузьмила. Спустился, определился по звездам, ну и потопал на север. Думал, иду в распадок, пройду перевалом... Вдруг слышу издалека -- хохочет кто-то. Шакал не шакал, филин не филин... Жуть взяла. Однако ж любопытно... Автомат на грудь -- и попер. Все выше да выше. Ну и вышел. Так куда нам топать-то?
   -- Спасибо летунам, -- сказал Пастух, доставая карту района. -- Куда топать -- понятно. Как можно быстрей и подальше от нашего большого друга Рашид-Шаха. Но перво-наперво надо ребят найти и соединиться. Мало ли что с ними!
   -- Где же тут их искать? -- повел взглядом по холмистому горизонту Боцман. -- Черт-те куда могло разнести.
   -- Могло, -- согласился Пастух. -- Но и у них на уме -- найти нас. Так или иначе, они должны быть не так далеко. Ветер был несильный.
   -- С какой высоты нас выбросили? -- спросил Боцман.
   -- Примерно с двух тысяч. Около того. -- Он присел на камень, достал карту, поманил Хохлова. -- Мы должны быть примерно вот здесь. Авиабаза, где могли бы принять "Руслан", -- одна. Вот она, в этом квадрате. Километров сорок отсюда... Ребят надо искать где-то тут, -- он постучал ногтем по карте, -- северо-западнее. Дальше, чем километров на шесть-семь, их унести не могло.
   -- Но ведь связи нет, -- сказал Хохлов. -- Ни мы их не слышим, ни они нас...
   -- Смотри! -- показал Сергей. -- Мы в котловине. Горы глушат, нет прохождения сигнала. Выйдем из распадка на тот склон, там и попробуем связаться. Если у мужиков все в порядке, надеюсь, сигнал пройдет. Пошли!
   Две крохотные человеческие фигурки двинулись друг за другом вдоль бурых утесов. Заметить их издали на фоне скал было почти невозможно. Они двигались вниз по перевалу и, обогнув наконец трехсотметровый массив, выбрались из котловины.
   -- Попробуем, -- приостанавливаясь, сказал Пастух. -- Ну смотри не подведи, "зажигалка"!
   Они смотрели туда, на подсвеченные солнцем холмы на северо-западе, похожие на огромные караваи хлеба. И тут "зажигалка" в руке Пастуха мелко-мелко задрожала. Он лихорадочно нажал на кнопку:
   -- На связи! На связи!
   -- Сергей, ты?
   -- Я! -- отозвался Сергей. -- Ты где, Док?
   -- Мы с Николой на равнине. А вы?
   -- Мы с Боцманом сошли с гор. Сейчас на высотке. Идем на северо-запад.
   -- У нас проблема: Колька малость повредил коленку. Костыль не нужен, но рекордов не поставит. За ночь и утро прошли километров десять. Как понял?
   -- Ясно, Иван. Надо скорей встретиться и мотать отсюда.
   -- Как нам сойтись?
   -- Даю ориентир, -- сказал Пастух. -- Где у вас солнце?
   -- Прямо сзади.
   -- Видите гору с тремя вершинами? Левый зубец выше других?
   --Так, наблюдаю, -- подтвердил Перегудов. -- От нас до нее километров двенадцать.
   -- А от нас, думаю, все восемнадцать. Держите на нее. Там и сойдемся. Выходите в предгорье и ждите нас. До связи, конец.
   Через минуту Боцман и Пастух услышали звук вертолета.
   -- Эхма! -- вскрикнул Боцман. -- Не иначе засекли по сигналу!
   Из-за горной гряды на малой высоте вынырнули три небольших вертолета. А по равнине в том же Направлении неслись, поднимая пыль, пять открытых армейских вездеходов. До них километра два, и с высоты горной кручи они были как на ладони.
   -- Летят и едут туда, куда надо и нам, -- отметил Пастух. -- Неужто приметили наших? А ну постой, поглядим! Отсюда их далеко видно будет. А нам, если что, на выручку к ребятам раньше, чем через час-полтора, не добраться.
   Вертолеты превратились в серые точки над горизонтом, исчезли за холмами, потом появились вновь. Солнце сверкало в остеклении их кабин. Они барражировали, не выходя из этого квадрата, рыскали из стороны в сторону, летали по кругу, то сжимая, то растягивая радиус. Так же -- зигзагами, то приближаясь, то скрываясь в холмах, носились и вездеходы.
   -- Нам бы бинокль! -- вздохнул Боцман.
   -- А еще пару "стингеров" и пяток гранатометов в придачу, -- сказал Пастух. Его лицо стало жестким, таким, каким знали его все, кто воевал с ним бок о бок. -- Рыщут, гады... колотятся на совесть. Имеют приказ вождя и учителя -- без наших тушек не возвращаться. Иначе самим секирбашка! Тут это быстро, тот же "Аллах акбар!" -- и в аут... Ладно, Боцман, за мной. Хватит высиживать яйца!
   Пастух достал из ранца свой автомат, передернул затвор, вставил рожок.
   -- Слушай, Митя. Кассета у меня. Вторая -- у Дока. Хоть кто-то из нас должен доставить ее по назначению.
   Вездеходы петляли, взбирались по склонам холмов на возвышенности и исчезали за гребнями, вертолеты расходились курсами, разворачивались, зависали... Но вот и те и другие разом устремились в одном направлении.
   -- Что-то заметили, -- сказал Пастух. -- Давай тоже туда. В обход горы.
   Но те, кто был в воздухе и на быстрых колесах, имели неоспоримые преимущества перед теми, кто двигался пешим порядком. Неожиданно вертолеты снова изменили курс и понеслись, кажется, прямо к ним.
   --Ложись! -- крикнул Пастух и, откатившись, прижался к большому камню.
   Боцман тоже не стал испытывать судьбу. Тарахтенье винтокрылых машин стремительно нарастало. Уже слышался свист лопастей и специфический звенящий перестук вертолетных моторов. Они прогрохотали почти над ними и скрылись за каменистыми выступами горной котловины.
   -- Не иначе купол мой увидели, -- крикнул Пастух, и Боцман кивнул.
   Один из серых пятнистых вездеходов, подскакивая на ухабах, пронесся совсем недалеко, не дальше двухсот метров от них. Боцман перекатился поближе к командиру.
   -- Большие силы, Серега. В вертушках человек по пять, на вездеходах -по четыре. И пулеметы.
   -- Все так, -- кивнул Пастух. -- Но у них нет нашего боевого опыта. Ясно одно: район они примерно определили, парашют мой нашли. Трубача и Дока пока не обнаружили. Искать будут до посинения, пока не найдут.
   -- Значит, крышка нам? -- спросил Боцман.
   -- Знаешь, Митя, -- зло ответил Пастух, -- извини, брат, ты меня заколебал. Третий раз за двое суток вспоминаешь про крышку. Не суетись, крышка не убежит.
   * * *
   Артист, Муха и Михаил менялись местами за рулем каждые два часа. Один усаживался за баранку, другой становился штурманом, третий отправлялся назад -- отсыпаться до следующей смены. Но только к концу первого дня маршрута по территории Ирана все трое вполне уразумели, что приходится на долю этих фанатиков, какое самоистязание это ралли.
   Нестерпимо болели плечи и шея. Слезились глаза. Несмотря на все ухищрения, пыль и песок проникали в салон и скрипели на зубах. Машина была оснащена кондиционером, но он не был рассчитан конечно на такие нагрузки и на пятом часу забарахлил и вырубился вчистую. Ужасные горные дороги без каких-либо знаков, а уж тем более ограждений на поворотах, страшные спуски, затяжные подъемы, выматывающие спирали серпантинов... И пот, заливающий глаза, и ноги, еле успевающие управляться с педалями, и мускулы, вздутые от ежеминутного переключения скоростей...
   -- Фу! -- отплевывался Муха. -- Вот уж правда -- охота пуще неволи! Хорошо еще -- машина с ручной коробкой. Был бы автомат -- хана.
   Иногда дороги разветвлялись по перевалам, и надо было смотреть в оба, чтобы не потерять трассу и не заехать черт-те куда. Тяжелейший этап брал свое, собирал свою дань. Еще несколько машин выбыли из соревнований.
   -- Вот сволочи, -- бормотал Артист, -- неужто нельзя было переправить эту чертову смесь каким-нибудь более приятным способом?
   -- Ага, -- буркнул в ответ Муха, -- нас не спросили.
   Но вот первый горный участок остался позади и перед ними открылись цветущие долины, селения и городки, словно сошедшие не то со страниц восточных сказок, не то с чудесных древних миниатюр. Глинобитные дома, купола мечетей, будто выпиленные из сахара зубчатые стены, дворцы и минареты -- мир странный, почти ирреальный. Но не было времени ни всмотреться в него, ни понять.
   * * *
   Самое важное на войне -- угадать и предугадать. Что замыслил, как поступит противник. Но и случайность играет ничуть не меньшую роль... Вот и теперь. На то не было их расчета, но белый купол, оставленный на вершине, в самом деле привлек преследователей. Небольшие вертолеты кружились километрах в трех за их спинами, ища место для посадки в тесных ущельях. Наконец оба исчезли за серыми гребнями и грохот их двигателей сделался тише и глуше. Туда же устремились и вездеходы.
   -- Ходу, Митя! -- крикнул Сергей. -- Хоть маленький выигрыш, а наш!
   Он оглянулся. На этой спеченной, припыленной серо-коричневой почве следов почти не было видно. Укрыться можно было только в нагромождениях скал, хаотично набросанных серыми грудами на равнине. Идти по прямой было невозможно -- только по ломаной линии, от одной группы скал к другим.
   Перемещались перебежками и после двух-трех-минутной передышки, восстановив дыхание, новый бросок в триста -- четыреста метров. Солнце быстро поднималось, становилось все жарче, но сил еще было с избытком. Того убийственного, испепеляющего зноя, каким печально славились эти места, пока еще не чувствовалось. Они продвигались довольно быстро, но трехглавая гора как будто не приближалась. Километр за километром, кривыми зигзагами... Пастух прикинул -- за первый час они одолели километров пять, и если захромавший Трубач в таком темпе двигаться не мог, то, вероятно, они должны были скоро нагнать его и Дока.
   Они не обольщались -- белое пятнышко парашютной ткани на склоне горы отвлекло противника ненадолго. Очень скоро он снова кинется прочесывать равнину, методично обшаривая с воздуха и на земле каждый квадрат. И если этих раскиданных там и сям древних скал больше не будет -- укрыться на голой, открытой местности станет негде. Надо было подобраться как можно ближе к заветной трехглавой, и потому Пастух и Боцман ускоряли темп и дальность перебежек, спрямляя линию маршрута.
   Сергей оглядывался время от времени -- насколько заметны их следы, разглядеть их было нельзя, однако, вполне возможно, с воздуха все могло видеться совсем иначе. Поверхность почвы могла измениться после каждого спуска или подъема, слой пыли мог стать глубже и рыхлее, и тогда найти их уже не составило бы труда.
   Гора, на которую они держали направление, неохотно поднималась, вырастала из-за горизонта -- они прошли, вероятно, уже больше половины пути. Проклятое солнце уходило в высоту, распалялось и жарило все безжалостней -словно к их спинам и плечам прижимали огромный утюг, выпаривая силы из их тел...
   -- Погоди, командир... -- помотал головой Боцман на одной из коротких стоянок в тени бесформенной базальтовой груды, привалясь к которой горячими спинами они старались отдышаться после полукилометровой перебежки, -маленько зачухался я. И пить охота...
   Пастух искоса глянул на друга: за те два с лишним часа, что они продвигались, уходя от врагов, Хохлов заметно осунулся. Этот маршрут, кажется, забирал у Боцмана больше сил, чем у него самого.
   -- Ладно, -- сказал Сергей, -- над нами не каплет. Отдохнем тут минут десять и -- вперед, геолог!
   -- Это уж точно... -- тяжело дыша, кивнул Боцман. -- Над нами не каплет. Только с нас... Слушай, ты Цоя Виктора любишь?
   -- Чего это ты вспомнил вдруг? -- оторопел Пастух, уж больно неожиданно это прозвучало. -- Люблю, кто ж его не любит. А что?
   -- Жалко парня, -- вздохнул Боцман.
   -- Всех жалко, -- сказал Сергей. -- А ты, Митька, зубы мне не заговаривай. Пить не разрешу, пока не станет совсем невмоготу. Думаешь, я не иссох? Вставай, пошли!
   * * *
   Трубач и Док были совсем недалеко от них, всего в каких-то полутора километрах. Но увидеть друг друга на холмистой равнине они не могли, а вновь обнаружить себя в эфире и быть запеленгованными ни те, ни другие больше не рисковали. Они двигались почти параллельно, постепенно сходясь под острым углом к одной точке, но до нее еще было шагать и шагать.
   Несмотря на заверения великого целителя всех стран и народов Ивана Георгиевича Перегудова, нога Ухова продолжала болеть, и это заметно задерживало движение. Николай пытался не прихрамывать, но все равно при каждом шаге норовил ступить осторожнее -- тут помимо желания и воли срабатывали механизмы древнего инстинкта.
   -- Не трепыхайся, Колька, как идем, так идем, -- подбадривал Док. -Конечно, тут нужен покой, но покой нам только снится. Главное -- держаться верного направления. Что, здорово болит, да?
   -- Терпимо... -- пыхтел Трубач. -- Так оно, знаешь, вроде и ничего, а как наступишь -- чувствительно.
   -- Чувствительный ты мой... А ну подожди... помассирую немного. Полегче?
   Они продвигались по равнине зигзагами -- сам рельеф и обстановка подсказывали эту идиотскую ломаную линию пути. Дышать становилось трудней, солнце жгло все нестерпимей. Но так или иначе, гора-трезубец росла перед глазами, казалась уже намного ближе -- она звала и манила, она была для них теперь символом смысла и цели...
   Но тут...
   Первым звук автомобильного мотора услышал Трубач. Он приостановился, повертел головой, сразу забыв о боли...
   -- Атас, Иван! Едут... оттуда, сзади....
   -- Точно! -- прислушался Док. -- Это они! А ну в укрытие!
   И они кинулись к скалам, видневшимся метрах в двухстах впереди, и забились в тенистой щели между бесформенными выветренными глыбинами темно-серого песчаника. Рокот мотора приближался, но слышался немного в стороне -- значит, ехали наобум, а не по их следу. Звук то удалялся и почти пропадал, то снова становился ближе и громче. Видимо, преследователи хаотически метались в надежде заметить тех, за кем их послали. Судя по звуку, машина была одна -- видимо, выслали на разведку отдельную передовую группу. Вертолетов не было слышно давно, но они могли тут появиться через считанные минуты по сигналу дозорных. Док выглянул из-за выступа скалы и посмотрел на темнеющую гряду гор позади, там, откуда они шли с раннего утра... Уже достаточно далеко. Если что -- там не услышат.
   -- Оружие! -- коротко приказал он Трубачу. И сам привычно взял в руки лучший в мире автомат.
   Звук машины послышался совсем близко. На миг донесло ветром едкий бензиновый запах выхлопа. Где-то неподалеку пискнули тормоза, послышалась быстрая встревоженная гортанная речь, отрывистые команды.
   Иван опасливо выглянул опять. Невдалеке, метрах в ста, у поднимающегося из почвы островка таких же скалистых нагромождений, стоял, приглушенно тарахтя мотором, открытый американский армейский "джип" с брезентовым тентом и длинным высоким хлыстом антенны над щитком ветрового стекла. За его рулем сидел молодой бородач в легкой серо-коричневой военной форме, головном платке и темных очках. В разные стороны от машины разбегались трое в такой же форме и платках, с маленькими израильскими автоматами "узи" в руках. Легко маневрируя на бегу и оглядываясь по сторонам, они направлялись к таким же раскиданным по равнине скоплениям скал, в которых прятались Док и Трубач. Через какие-то минуты, обойдя вокруг и удостоверившись, что там никого нет в щелях, выбоинах и разломах, они неизбежно должны были прийти сюда, к ним.
   -- Видал? -- подполз Док к Трубачу. -- Не иначе их спецназ. Четверо. Но действуют не ахти. Каждую группу скал осматривают по одному. Главное -отрубить их связь с "вертушками". Хотя бы на время.
   Видимо, разведчики облазили за это утро уже столько подобных скал, что утратили бдительность и осторожность, -- тот что выбрал их скалу, бежал без боязни, открыто, чуть подскакивая и часто переставляя ноги в легких ботинках.
   Он подбегал с солнечной стороны, чтоб заглянуть в тень, также халатно подошли к делу они все. А воина шаблонных ходов не прощает.
   По мере его приближения Док и Трубач отползали все глубже в свою узкую щель, в темноту. Как и остальные, этот разведчик тоже был в солнцезащитных очках. Сидящий за баранкой посматривал из стороны в сторону -- вероятно, это был старший в дозоре, их командир.
   Разведчик, смуглый жилистый бородач, был уже рядом, они слышали тихий шорох его шагов. Вот он вошел в тень, и в тот же миг огромная рука стремительно высунулась из сквозного разлома, зажала ему рот и, как стальной рычаг, втянула в черноту каменной щели. Док подхватил его "узи", на лету поймал сбитые темные очки -- вытаращенные темные глаза бородача были полны ужаса и ярости, он изгибался, выкручивал шею и пытался вонзиться зубами в железную лапищу Трубача.
   Война есть война. Николай стиснул пальцы сильней...
   Старший в "джипе" все поглядывал на подчиненных, куда они движутся, потом врубил передачу, прибавил газ и медленно тронулся в сторону тех, что направлялись к другим скалам.
   Док накинул себе на голову платок противника, нацепил его очки, схватил "узи" и, пригнувшись, побежал, догоняя удаляющуюся машину. Противник за баранкой, видно, заметил в зеркале приближающийся силуэт, притормозил и, тотчас получив сзади удар рукояткой автомата, ткнулся лицом в руль. Док оттолкнул его тело, сбросил на дно машины, уселся на его место, рванул провода, идущие к зеленому стальному корпусу армейский рации, оборвал и провод длинной антенны, вдребезги -- так что брызнули черные осколки -расколотил переносную "соньку"... Нажал на газ, прибавил оборотов и покатил туда, где у отдаленных скал топтался один из рядовых дозорных и с недоумением тряс такую же рацию, как та, какую только что раскурочил Иван. Он обернулся на приближающийся звук мотора и махнул рукой.
   Док пригнул голову к рулю, наддал скорости. Этого человека, что тряс рацию, послали за его головой, за головами Пастуха, Боцмана, Трубача... Простой и жестокий закон войны. Не ты -- так он. Не он -- так ты.
   Но врач Перегудов не смог ударить противника массивными дугами "джипа". Буквально в метре от него крутанул руль влево, тормознул -- машину занесло, повело боком, и она отшвырнула того пыльным пятнистым бортом. Удар вышел скользящим, но противник кубарем покатился по земле. Не дав ему времени на выход из шока, Иван навалился на поверженного сверху, вырвал автомат и пережал горячей черной сталью сонную артерию. Но добивать не стал. Просто надолго вывел из строя, растоптал его рацию и кинулся обратно к "джипу". Вскочил на жесткое сиденье и дернул рычаг передачи. Сердце бухало в груди -остался всего один из четверых, и он не должен успеть подать сигнал.
   Газ, газ... Выписав большой круг среди мертвых скал. Док развернулся и по собственной колее понесся туда, где оставил друга, куда в любое мгновение мог подойти противник. Солнце стояло уже высоко, от скал ложились короткие черные тени. Привстав на сиденье, Иван крутил головой, но не видел того, кого должен был опередить, -- либо разведчик разобрался, что к чему, либо его скрывали камни.
   Ну где, где он тут? И словно в ответ над головой взвизгнули пули и следом долетел звук короткой очереди. Чуть не перевернув машину, Иван резко взял вправо, потом влево и, еще не соображая, откуда ведется огонь, увел "джип" в тень торчащего из земли утеса.