Страница:
Лапичев записал шифровку специальным клоковским кодом и точно в оговоренный момент отправил в эфир, на антенны висящего над Землей спутника, экстренное распоряжение с точным указанием примет всех, кто подлежал уничтожению немедленно по получении этого сигнала. Его должны были принять и выполнить независимо друг от друга спецагент ЦРУ, действующий на ралли по легенде спортивного комиссара Ричарда Слейтона, и представитель Российского фонда спорта Александр Штукин.
* * *
Последние машины прибыли в Шуштер-Эль-Ахмад, отстав от лидеров почти на три с половиной часа. Но и теперь в лагере собралось около восьмидесяти автомобилей.
Все уже знали, что русская техничка только чудом не потерпела катастрофу, и многие приходили поздравить водителя и руководителей команды с чудесным спасением.
Героем дня, сам того не ожидая, стал внеконкурсный участник -- водитель корреспондентской машины "Авторадио" Николай Рыжков. Его по-братски обнимали, трепали по волосам и хлопали по спине экспансивные французы и испанцы, горластые янки и даже флегматичные финны. Все отлично понимали, что совершил этот хрупкий с виду молодой парень.
-- Надеюсь, не попадешь в газеты, -- шипел и скалился Артист. -По-моему, ты сыграл сегодня своего Гамлета.
Артист как в воду смотрел: вокруг белого "лендровера" началось подозрительное брожение людей с фото- и видеокамерами. Всем хотелось запечатлеть на пленку и отправить через спутник острый материал об отважном русском. Но на защиту друга грудью встал Артист.
-- Коллеги! -- воскликнул он на очень недурном английском. -- Как руководитель нашей группы рад выразить благодарность за ваше внимание к моему водителю. Он отличный парень, фанат рок-музыки и к тому же тайно влюблен в Беназир Бхутто.
Коллеги вежливо засмеялись.
-- Но мы, русские... -- продолжил Семен.
-- А вы русский? -- с невинным ехидством спросила корреспондентка Си-Эн-Эн Моника Харрис.
-- А разве вы не видите? -- столь же невинно парировал Артист. -- Так вот, мы, русские, не любим шумихи, не любим рекламы, но главное -- мы суеверны. Даю вам слово, что после финиша ралли мы будем сниматься, пока у всех у вас не кончится пленка, но сейчас взываю к вашему человеколюбию. Наш герой устал, он спит, и будить его я не стану. Даже ради того, чтобы его увидел весь мир по каналу Си-Эн-Эн.
Коллеги Аркадия Белецкого еще некоторое время потоптались и послонялись вокруг их машины и разошлись несолоно хлебавши.
-- Ну что, -- сказал Михаил, -- устали мы как собаки, но деваться некуда. Сегодня спать не придется никому. Я прогулялся и снял план местности. -- Он протянул им листок. -- Напоминаю, мы в стране аятоллы Хомейни. Здесь европейцев не жалуют, хотя ведут себя достаточно корректно. Но в любом случае гуляние неверных по крышам не поощряется. Так что делайте выводы.
-- А лазание по деревьям? -- спросил Муха.
-- Я не мулла, и не аятолла, -- сказал Михаил. -- Но вполне могу представить, что пророк Мухаммед, будучи отроком, взбирался на чинары.
-- Вас поняли, -- сказал Артист.
Измотанные непосильной дорогой, многочасовым напряжением и смертельным риском, гонщики отправились спать тотчас после последних, печальных и протяжных криков муэдзинов. На лагерь опустилась тишина, нарушаемая все теми же взревами двигателей, негромким говором механиков и позвякиванием инструментов. Измочаленные люди спали каменным сном, когда Артист и Муха, все в черном, забрались на высокий платан и устроились в густой кроне на мощных соседних ветвях.
-- Ну, как сидим? -- спросил Артист.
-- Еще как сидим! -- кивнул сверху Муха. В руке у негр задрожала "зажигалка".
-- Как вы там? -- спросил снизу Михаил.
-- Медитируем, -- ответил Артист.
-- Коля! -- шепнул Семен.
-- Что, Аркаша? -- отозвался Муха.
-- Как ты думаешь, в этом городе есть улица Ленина?
-- Боюсь, Аллах не допустил бы такого, -- сказал Муха.
-- А почему же наш Христос допустил?
-- Вернемся -- спроси у отца Андрея, -- хмыкнул Муха. И вдруг быстро проговорил:-- Внимание! Гляди! В дальнем левом углу, где японцы и американцы. Поймал?
Семен поводил биноклем из стороны в сторону, навел резкость и увидел...
Это был как будто второй дубль красноводской ночи. Снова пригнувшаяся человеческая фигурка приближалась к стоянке российской команды. Вот на нее упал луч света, и Артист тотчас узнал, кто это.
-- Занятно, -- чуть присвистнул он. -- Не иначе Моника Харрис. Интересно, куда это она крадется? Слушай, а может, она к тебе на ложе? Юная дева спешит вознаградить героя? А что? Романтично... Маленький секс на большой дороге.
-- Ошибаешься, -- сказал Муха, -- я, кажется, вижу ее Ромео...
В самом деле, другим изломанным коридором лабиринта пробирался мужчина в темной рубашке и темных шортах.
-- Смотри -- тот, в шортах! -- воскликнул Муха. -- Видно, опять вышел на тропу.
Тут Моника Харрис почему-то свернула в другой проулок, побежала между рядами машин, остановилась на миг, и до них долетел пронзительный женский визг. Крик ее был полон такого ужаса, такого страха беззащитности, что, если бы они не видели, что она одна, оба не усомнились бы, что на женщину совершено гнусное нападение.
Тем временем Моника крадучись обежала с другой стороны зону российской команды и истошно завопила опять. В лагере началась суматоха. На крик сбегались люди, выскакивали из палаток, из машин, несколько человек бросились туда, откуда послышался последний зов о помощи.
-- Так-так-так... -- быстро повторял Семен. -- Сейчас что-то будет, Муха, только бы не пропустить.
Оба они, не дыша, держали в поле зрения все подступы к русскому лагерю. Гонщик, поставленный стоять на часах, взволнованный происшествием, отошел в сторону по проулку и смотрел туда, куда побежали люди.
В это время из задней двери серого фургона российской технички быстро выскочил человек с тяжелым пакетом в руке.
-- Ты видишь?! -- вскрикнул Муха. -- Все повторяется!
-- Но на другом витке, -- процедил Артист. -- А, черт, куда он делся?
-- Гляди-ка, зато появился этот, в шортах! -- воскликнул Муха.
Тот, кого они сочли за Ромео, на помощь своей Джульетте отнюдь не спешил. Невзирая на общее замешательство и тревогу, пригнувшись, он быстро двигался, лавируя между машинами. Вот он остановился и поднес к губам какой-то предмет.
-- Видишь? -- тихо произнес Мухин и присвистнул. -- Ни фига себе -- и опять за ними третий! Ты видишь?
-- Вижу... -- ответил Артист.
-- Где же этот, с пакетом? -- оба лихорадочно водили биноклями из стороны в сторону.
Артист щелкнул "зажигалкой" и сообщил Михаилу о происходящем.
-- Штукин снова забрался в техничку и куда-то потащил пакет. Второй, видимо, идет на встречу с ним, за ними следует третий.
-- Понял, -- пискнула "зажигалка".
-- Ну, блин, собачьи бега! -- проскрипел зубами Муха. -- Нет, ты погляди -- еще один!
Действительно, вынырнув из-за угла французской технички, по неширокому коридору вслед за Штукиным, уже не скрываясь, устремился Добрынин.
-- Ага! -- воскликнул Артист. -- Квартет в полном составе.
-- Да нет уж, -- сказал Муха, -- с Моникой -- квинтет.
Как и в прошлый раз, Добрынин потерял Штукина из виду.
Зато Муха и Артист отлично видели, что Шурик как подкошенный рухнул между красной "хондой" и желтой "субару", прополз под несколькими машинами и вылез без пакета.
-- Ты запомнил, где он его оставил? -- быстро спросил Муха.
-- Так точно!
Все это время оттуда, где была Моника Харрис, слышался шум голосов, возгласы, возмущенные восклицания. А виновница поднявшегося переполоха уверенно показывала рукой в сторону, противоположную той, где развивались основные события.
Артист щелкнул "зажигалкой".
-- Пакет под одной из машин в квадрате десять. То ли под красной "хондой", то ли под желтой "субару". Надо срочно перехватить!
--Дуй сюда, -- приказал Михаил. -- И уж теперь не упусти!
-- Командуй сверху, я пошел, -- быстро сказал Артист и скользнул вниз.
С платана Артист хорошо видел, где стояли эти машины, и сразу нашел их. Рядом слышалась возбужденная французская речь и смех -- двое охранников французской команды, вероятно, обсуждали случившееся.
Эх, была не была! Семен быстро залез под исцарапанное, грязное днище "субару", протянул руку и сразу нащупал пакет. В нем было килограммов десять, а то и больше.
В это время с другой стороны послышался шорох шагов, чьи-то ноги показались между колесами, потом человек осторожно опустился на колени и заглянул под машину. В лицо Семена ударил узкий пучок света. На размышление времени не оставалось. Не зная, успел ли заметить его тот человек, Артист лежа нанес короткий разящий удар носком кроссовки.
Человек всхлипнул и упал. Семен быстро вылез, сунул руку ему за пазуху, нащупал два тонких стержня и переложил их себе в карман. Получивший удар мотал головой и тихо мычал. Артист сорвал приколотую карточку участника ралли с его куртки, ухватил пакет и, пригнувшись, бросился прочь от этого места. Попетлял между машинами и, не обнаружив ни слежки, ни погони, готовый мгновенно отразить нападение, но стараясь сохранить внешнюю невозмутимость, он быстро направился к "лендроверу".
Позади послышались удивленные французские возгласы -- не иначе, наткнулись на того, кого он достал кроссовкой. Но Артист уже знал, кто был этот человек в шортах.
Семен ждал Михаила недолго. Тот появился минут через пять, бросил взгляд на добычу.
-- Успел?
-- Как видишь.
-- Кому предназначалась посылка? Вместо ответа Артист показал ему карточку участника в пластиковой оболочке.
-- "Ричард Слейтон, спортивный комиссар от США".
-- А чего ты такой встрепанный?
-- Пришлось поползать ящерицей да и физически обидеть господина Слейтона.
-- Крепко ты его? -- спросил Михаил.
-- Завтра узнаем, -- ответил Семен. -- Если окажется на ходу, значит, как говорят бильярдисты, маленько скиксовал.
-- Ну и как считаешь, что здесь? -- Михаил кивнул на пакет.
-- В первый раз у наших ротозеев свистнули тосол, во второй -специальное танковое масло. Могу допустить, что здесь -- доброе старое вино. А может, и что-нибудь другое, поинтереснее.
-- Хорошо бы, -- сказал Михаил. -- Но не забудь и про документы. Теперь вот что... За Штукиным опять шел Добрынин. А за ним -- наш славный парень из Лондона. Моника -- чистая подстава, отвлекающий маневр.
-- Это мы поняли.
-- А вот я пока ничего не понимаю, -- сказал Михаил. -- Все-таки в небе куда проще, чем тут, на земле. Ну что, вызываем Олега? Думаю, сегодняшнее представление закончено.
Михаил связался с Олегом и приказал ему возвращаться...
-- Ну а теперь надо выяснить, что в этих канистрах, -- сказал Михаил, когда они собрались вместе.
-- А как мы узнаем, что это действительно оно? -- спросил Муха. -- И как бы это мог установить тот, кому хотели передать эти канистры?
--Для каждого компонента созданы специальные тесты-анализаторы, -сказал Михаил. -- Вроде лакмусовых бумажек. Они у меня есть. Золотые штыри с особым белым покрытием, вроде лака. При соединении с тяжелым черным компонентом через две минуты он краснеет. Для бесцветного -- то же самое, только белый состав зеленеет. Со всеми другими веществами -- кислотами, газами, соединениями -- в реакцию не вступает.
-- И остается белым? -- спросил Муха.
-- У тебя что было по химии? -- поинтересовался Артист.
-- Как -- что? Пятерка. И в училище тоже. Везде...
-- Заметно, -- сказал Артист. -- Не растерял знаний. Ну что, приступим к дегустации?
Как оказалось, у Михаила была с собой тщательно упакованная маленькая походная химическая лаборатория -- несколько реторт, мензурок, тонких стеклянных трубок. Здесь же, в цилиндрическом футляре, были и стержни -золотые спицы сантиметров пятнадцать длиной, наполовину покрытые матовым белым составом.
Артист взял в руки один штырь.
-- К белому слою не прикасайся! -- предупредил Михаил.
-- Занятно, -- задумчиво сказал Артист. -- А может, попробуем моими? -И он вытащил из кармана точно такие же тонкие золотые штыри, взятые из кармана Слейтона, и протянул Михаилу.
-- Откуда дровишки? -- спросил Михаил.
-- От Слейтона, вестимо, -- улыбнулся Семен. -- Видно, хотел проверить товар.
-- А ведь их уже использовали один раз, -- показал Михаил. -- Видите, белый состав как будто облез на концах. Он растворяется после теста. Ну да ладно, сейчас покажу на своих. Семен, бери камеру и снимай все от начала до конца.
-- Господи, благослови, -- сказал Муха. Они отвинтили крышки сначала с одной, а потом с другой черной пятилитровой металлической канистры. Одна из них весила примерно столько, сколько весила бы и с водой, другая была куда тяжелее. Михаил осторожно опустил в канистру с тяжелой жидкостью стеклянную трубочку с маленькой грушей на конце -- пневмозаборник -- и втянул в канал какое-то количество неизвестного вещества. Затем извлек его и поднес к свету.
Со странным чувством смотрели они на черный столбик, поднявшийся по стеклянной трубке. Михаил выпустил каплю черного вещества в плоскую чашку Петри. Артист наклонился и понюхал.
-- Вроде не пахнет ничем.
-- Ну, займемся алхимией, -- сказал Михаил и опустил в черную каплю белый кончик золотого стержня, посмотрел на часы.
Все окна в машине были тщательно закрыты спальными мешками -- Муха специально выбирался наружу, чтобы проверить светомаскировку. Прошло десять секунд, пятнадцать, двадцать... Наклонившись, они, не мигая, смотрели на белый кончик пробного штыря, и сердца их колотились. Белое оставалось белым. И вдруг почти сразу сделалось ярко-красным, с минуту оставалось таким, а потом самый кончик стержня стал золотым -- покрытие растворилось.
Они молчали. Да и что можно было сказать?
-- Ну что? -- нарушил тишину Михаил. -- Исследуем содержимое второй?
Через пару минут такая же капля, только прозрачная и бесцветная, как вода, упала во вторую чашку, а увлажненный этой жидкостью стержень через положенное время позеленел.
-- Я думаю, -- сказал Михаил, -- что Слейтон вряд ли посредник между нашими гадами и бесценным эмиром. Вероятно, наш шустрый Шурик решил сыграть со штатниками свой маленький гейм... Теперь мы поменялись ролями. Эти канистры уже ищут и будут искать всюду, не считаясь ни с чем. Нам останется только ждать, когда за ними придут. И тогда мы узнаем все. А документы наверняка у того, кто вез и канистры.
Две капли были рядом на дне плоских стеклянных чашек. Михаил понял взгляды своих товарищей.
-- Ладно, -- сказал он, -- черт с вами! Мне самому любопытно. Рискнем.
Он втянул прозрачную каплю в стеклянную трубку и осторожно выпустил ее над чашкой с черным веществом. Два вещества соединились, капля сделалась темно-зеленой и как будто закипела.
-- Пойдем до конца, -- сказал Михаил. -- А ну-ка подальше!
И, прижмурив глаза, поднес к кипящей капле самую малость азотной кислоты. Коротко грохнуло, сверкнула вспышка лимонного цвета. Михаил тотчас отворил дверь "лендровера", чтобы всем им не отравиться продуктами горения.
-- За это бы выпить, -- сказал Артист.
-- Рано, Семен, -- покачал головой Михаил. -- Слишком рано.
В этот момент у всех троих завибрировали их черные "зажигалки". Ничего не понимая, они уставились друг на друга, и Михаил, щелкнув крышкой, выпустил антенну.
Будьте предельно осторожны, -- послышалось из "зажигалки". -- Повторяю: предельно осторожны. Отдан приказ вас ликвидировать. Исполнители: Штукин, Слейтон, Харрис.
Связь закончилась.
-- Что за черт! -- сказал Артист.
-- Слушайте! -- вдруг дошло до Мухи. -- Значит, тут еще у кого-то есть такая цацка! И...
Все смотрели на него и ждали, что он скажет.
-- Вы что, не сечете, что ли? -- взорвался Муха. -- Если так, он прослушивает все наши переговоры!
Артист яростно потер лоб.
-- Прослушивает, точно! Но, судя по всему, он играет на нашей стороне.
-- Ну и спасибо ему, -- сказал Муха. -- Не тот ли это добрый дух, что отвел от нас смерть еще там, в Москве?
-- Он, не он, -- сказал Артист, -- а сигнал надо принять к сведению. А там посмотрим...
* * *
-- И сколько мы тут еще проторчим, в этой каменоломне? -поинтересовался Трубач на исходе вторых суток вынужденного привала в горах. -- По-моему, Аллах не помог, и они утратили веру, что мы попадемся им на вертела.
В самом деле, если в первый день небо над равниной то и дело оглашалось грохотом "вертушек", то к вечеру следующего дня оно сделалось пустынным и беззвучным, как миллионы и миллионы лет назад.
-- Похоже, отсиделись, -- заключил Пастух. -- Наверное, сочли, что мы все-таки сумели улизнуть за границу. Логично. Времени было достаточно. Готовьтесь. Как стемнеет -- в путь. За ночь надо промахнуть больше сотни километров.
-- По бездорожью... Без фар... Особо не разгонишься, -- заметил Боцман.
-- Вот и будут тебе гонки на выживание, -- не без ехидства кивнул Пастух. -- И приз тут ку-уда ценней твоего дохлого "форда".
Съехать в вечерней мгле вниз оказалось не менее сложно, чем забраться на высоту, но с грехом пополам поднатужились и стащили трофейную повозку.
"Джип" катил в темноте почти по прямой. Они отмахали уже много километров -- скоро должен был наступить рассвет, но пока над ними еще нависало низкое ночное небо с бесчисленными чужими звездами. Было холодно и тревожно, как всегда в этот час. На коленях Пастуха под автоматом теперь лежала не только карта, полученная от Буянова, но и армейская топографическая, вроде нашей трехверстки. Боцман обнаружил ее за солнцезащитным щитком мощной быстроходной машины, и хотя названия и пометки на ней были набраны мелкой арабской вязью, карта есть карта. Сопоставляя контуры полетной штурманской и этой, они уже безошибочно знали, где едут, какие высоты и низины откроются впереди.
Разжились и биноклем, а также отличным японским компасом со светящейся стрелкой и разметкой циферблата. Время от времени Боцман притормаживал, Сергей осторожно освещал участок карты вражеским фонариком, и вновь они двигались дальше по ночному плоскогорью.
-- Нет, -- покручивая жесткий руль, объявил Боцман, -- что там ни говори, а все-таки разбой и грабеж неплохая штука! Одним махом -- сразу столько полезных вещей! Если выскочим из этой передряги, пойду в разбойники.
-- В соловьи ты пойдешь, а не в разбойники, -- сказал Пастух и, обернувшись на миг, окликнул: -- Трубач! Дрыхнешь, что ли?
-- Да нет, не сплю. Думаю просто...
-- Думает он! Чего без дела сидишь? А ну давай ДУДИ!
-- То есть как? -- не понял Ухов. -- В каком, так сказать, виде?
-- А я почем знаю? -- улыбнулся Сергей. -- Как-нибудь эдак... на губах, что ли...
-- А что? Попробую... -- улыбнулся в ответ Николай. -- И что же вам продудеть, дорогие радиослушатели?
-- "Караван", -- сказал Док. -- Что ж тут еще сейчас можно дудеть? Конечно, "Караван"... Или слабо?
-- Темп немного не тот, -- сказал Трубач.
-- А ты ускорь, -- сказал Боцман, -- мы не против.
И Трубач вдруг действительно задудел, подражая своему любимому инструменту, загудел, чуть пофыркивая, знаменитую мелодию великого Эллингтона, и это было так здорово -- в ночи, посреди чужой пустыни, -- так похоже на настоящий живой саксофон, что они, как тогда в лесу у костра, захлопали в ладоши. Даже Боцман на пяток секунд сбросил руки с руля.
-- А ну еще! -- крикнул Пастух. -- Еще давай! А мы-то ему на сакс складывались!
-- Тряхнем стариной! -- пристукнул кулаком по коленке Док. -- "Мы идем по Парагваю..." Помнишь?..
-- А то!
Он задудел, и все подхватили мелодию, кто получше, кто похуже, кто привирая малость, а кто поточней. Машина мчалась по ночному плоскогорью чужой страны, подскакивая на ухабах, а Ухов солировал, подражая саксофону, выдувал губами замечательную мелодию пятидесятых.
Ночь отошла сразу и бесповоротно, разгоралась заря, короткие сумерки сменялись новым утром. Вот-вот должно было выглянуть солнце нового дня.
Неожиданно из-за холма перед ними расстелилась впереди такая же сожженная, выветренная равнинная даль, но на ней, в скользящих лучах едва родившегося бледного солнца виднелись беспорядочно разбросанные неподвижные силуэты мертвых танков с сожженными черными башнями, с бессильно опущенными хоботами пушечных стволов, такие же навеки обездвиженные, почерневшие артиллерийские орудия, черные остовы перевернутых армейских грузовиков...
Казалось, что они тут столетия и столетия -- давно вымершие доисторические звери, свирепые мертвые ящеры войны... Это странное и страшное кладбище уходило к горизонту, и конца ему не было.
-- Мать честная! Что же это? -- воскликнул Боцман и остановил машину.
Некоторое время все четверо молчали.
-- Один из знаков великой мудрости эмира Рашид-Шаха, -- сказал наконец Трубач. -- Когда-то я видел это поле. По телевизору, кажется. Или в каком-то журнале.
-- Говорят, примерно так выглядят тут все приграничные районы, -продолжил Док. -- За четверть века этот субъект затеял то ли восемь, то ли десять войн, практически со всеми соседями. О стычках, конфликтах -- и говорить нечего. Ну любит человек погарцевать...
-- Ну что? -- сказал Сергей. -- Вперед?
Они ехали, как по музею войны, мимо искалеченной, окаменевшей бронетехники, по бывшему полю боя, на котором, вероятно, нашли свой конец сотни и сотни неведомых солдат.
Ехали молча.
Все думали об одном -- как похож этот пейзаж, эти уродливые ископаемые стальные звери с переломанными хребтами и оплавленной броней на фоне отдаленных гор на то, что еще так недавно они видели в Чечне.
-- Дурной мир! -- убежденно сказал Трубач.
-- Уж какой есть, -- вздохнул Иван. Остальные не возразили ни тому, ни другому. Пастух посмотрел на часы. В пути были уже шесть часов и теперь приближались к подножию гор приграничной окраины Рашиджистана. Вершины уже полыхали и золотились под солнцем. Он оглянулся. За их армейским "джипом", слегка извиваясь, теперь убегала к горизонту отчетливая колея. Ветер нес легкую пыль, но он должен был еще не скоро засыпать их след. Сергей сверился с картой. Окинул взглядом плоскогорье и горы впереди. И тут же тон его стал другим -- четким, командным.
-- Стой, Боцман. Приехали. Станция Вылезайка.
-- Ты чего, Серега? -- не понял Боцман.
-- Просто вспомнил закон жизни. Хорошо долго не бывает. Проехались, прокатились, ну и спасибо. Тут ведь была война, так? Значит, остались и последствия. Противотанковые, противопехотные. Дальше выступаем пешим порядком. Спасибо "джипу", и айда.
Взвалив на спины парашютные ранцы с водой, пайком и боеприпасами, с автоматами на плечах, они вновь двинулись под солнцем, поднимаясь в горы. Трубач шел последним, он уже почти не хромал.
* * *
Караван внеконкурсных машин двигался параллельно колее, проложенной участниками. Уже когда выехали на маршрут, Михаил извлек из тайника и выдал Артисту и Мухе маленькие автоматы "узи" и обоймы.
-- Если кто сунется, применяйте без колебаний. Технический директор господин Добрынин ехал в машине оргкомитета под номером 5, представитель Российского фонда спорта Александр Штукин -- на своем "паджеро" цвета топленого молока. То отрываясь на несколько километров, то пропуская их вперед. Муха старался все время быть неподалеку. Несмотря на все попытки, Добрынина с утра увидеть ему не удалось. И только когда уже были в пути, в открытом окне вездехода с большой желтой пятеркой на красном кузове мелькнуло бледное, встревоженное лицо Леонида Павловича.
-- Наш командор, похоже, провел не самую лучшую ночь, -- заметил Артист. -- Почему же все-таки они с товарищем Штукиным в жмурки играли в столь поздний час?
-- Вопрос законный, -- отозвался с заднего сиденья Михаил. -- Боюсь только, ответа мы не получим. По крайней мере, в обозримом будущем.
Перед выездом, когда было еще темно, удостоверившись, что никто не видит их, они сняли с верхнего багажника две новые пустые серебристые канистры, со всеми предосторожностями перелили в них содержимое обеих черных и спрятали за сиденьями сзади, завалив поклажей: запасными колесами, коробками с инструментами, спальными мешками и пакетами с провиантом.
-- Вот так-то верней будет, -- заметил Михаил. -- Нам чужого даром не надо -- согласны? Как только с этими теперь быть? -- он похлопал по одной из опорожненных черных канистр. -- От них желательно избавиться побыстрее.
-- Выйдем утром на трассу -- сообразим, -- сказал Семен. -- Главное -чтоб о них никто не прознал и не подобрался.
-- Даю директиву! -- Михаил обвел их взглядом. -- Кто-то из нас должен находиться возле них неотступно. Ни секунды без присмотра. Постоянное дежурство по первому номеру.
-- Есть... -- серьезно ответил Муха.
* * *
Все эти дни Голубков и Макарычев провели в таком волнении и напряжении, какое вряд ли выдержал бы любой другой человек, который не может в подобных обстоятельствах чувствовать себя художником, завершающим самое трудное и важное для него полотно.
Работать приходилось сразу на нескольких направлениях. Причем, как и раньше, предельно малыми силами лишь самых доверенных, самых надежных помощников. Они знали, с каким пристальным вниманием следит за развитием событий сам глава государства, и отлично понимали, что будет означать их удача или позорный срыв для всей дальнейшей борьбы с коррупцией, как обычно изъяснялись газетчики, "в верхних эшелонах власти".
Вся работа по координации действий объединенных оперативно-следственных групп ФСБ и управления была возложена на генерал-лейтенанта Нифонтова и одного из заместителей директора Федеральной службы безопасности -старейшего, опытнейшего разведчика и контрразведчика, генерал-майора Касьянова. Они несли персональную ответственность не только за конечный результат, но и за строжайшее соблюдение секретности всех проводимых мероприятий.
* * *
Последние машины прибыли в Шуштер-Эль-Ахмад, отстав от лидеров почти на три с половиной часа. Но и теперь в лагере собралось около восьмидесяти автомобилей.
Все уже знали, что русская техничка только чудом не потерпела катастрофу, и многие приходили поздравить водителя и руководителей команды с чудесным спасением.
Героем дня, сам того не ожидая, стал внеконкурсный участник -- водитель корреспондентской машины "Авторадио" Николай Рыжков. Его по-братски обнимали, трепали по волосам и хлопали по спине экспансивные французы и испанцы, горластые янки и даже флегматичные финны. Все отлично понимали, что совершил этот хрупкий с виду молодой парень.
-- Надеюсь, не попадешь в газеты, -- шипел и скалился Артист. -По-моему, ты сыграл сегодня своего Гамлета.
Артист как в воду смотрел: вокруг белого "лендровера" началось подозрительное брожение людей с фото- и видеокамерами. Всем хотелось запечатлеть на пленку и отправить через спутник острый материал об отважном русском. Но на защиту друга грудью встал Артист.
-- Коллеги! -- воскликнул он на очень недурном английском. -- Как руководитель нашей группы рад выразить благодарность за ваше внимание к моему водителю. Он отличный парень, фанат рок-музыки и к тому же тайно влюблен в Беназир Бхутто.
Коллеги вежливо засмеялись.
-- Но мы, русские... -- продолжил Семен.
-- А вы русский? -- с невинным ехидством спросила корреспондентка Си-Эн-Эн Моника Харрис.
-- А разве вы не видите? -- столь же невинно парировал Артист. -- Так вот, мы, русские, не любим шумихи, не любим рекламы, но главное -- мы суеверны. Даю вам слово, что после финиша ралли мы будем сниматься, пока у всех у вас не кончится пленка, но сейчас взываю к вашему человеколюбию. Наш герой устал, он спит, и будить его я не стану. Даже ради того, чтобы его увидел весь мир по каналу Си-Эн-Эн.
Коллеги Аркадия Белецкого еще некоторое время потоптались и послонялись вокруг их машины и разошлись несолоно хлебавши.
-- Ну что, -- сказал Михаил, -- устали мы как собаки, но деваться некуда. Сегодня спать не придется никому. Я прогулялся и снял план местности. -- Он протянул им листок. -- Напоминаю, мы в стране аятоллы Хомейни. Здесь европейцев не жалуют, хотя ведут себя достаточно корректно. Но в любом случае гуляние неверных по крышам не поощряется. Так что делайте выводы.
-- А лазание по деревьям? -- спросил Муха.
-- Я не мулла, и не аятолла, -- сказал Михаил. -- Но вполне могу представить, что пророк Мухаммед, будучи отроком, взбирался на чинары.
-- Вас поняли, -- сказал Артист.
Измотанные непосильной дорогой, многочасовым напряжением и смертельным риском, гонщики отправились спать тотчас после последних, печальных и протяжных криков муэдзинов. На лагерь опустилась тишина, нарушаемая все теми же взревами двигателей, негромким говором механиков и позвякиванием инструментов. Измочаленные люди спали каменным сном, когда Артист и Муха, все в черном, забрались на высокий платан и устроились в густой кроне на мощных соседних ветвях.
-- Ну, как сидим? -- спросил Артист.
-- Еще как сидим! -- кивнул сверху Муха. В руке у негр задрожала "зажигалка".
-- Как вы там? -- спросил снизу Михаил.
-- Медитируем, -- ответил Артист.
-- Коля! -- шепнул Семен.
-- Что, Аркаша? -- отозвался Муха.
-- Как ты думаешь, в этом городе есть улица Ленина?
-- Боюсь, Аллах не допустил бы такого, -- сказал Муха.
-- А почему же наш Христос допустил?
-- Вернемся -- спроси у отца Андрея, -- хмыкнул Муха. И вдруг быстро проговорил:-- Внимание! Гляди! В дальнем левом углу, где японцы и американцы. Поймал?
Семен поводил биноклем из стороны в сторону, навел резкость и увидел...
Это был как будто второй дубль красноводской ночи. Снова пригнувшаяся человеческая фигурка приближалась к стоянке российской команды. Вот на нее упал луч света, и Артист тотчас узнал, кто это.
-- Занятно, -- чуть присвистнул он. -- Не иначе Моника Харрис. Интересно, куда это она крадется? Слушай, а может, она к тебе на ложе? Юная дева спешит вознаградить героя? А что? Романтично... Маленький секс на большой дороге.
-- Ошибаешься, -- сказал Муха, -- я, кажется, вижу ее Ромео...
В самом деле, другим изломанным коридором лабиринта пробирался мужчина в темной рубашке и темных шортах.
-- Смотри -- тот, в шортах! -- воскликнул Муха. -- Видно, опять вышел на тропу.
Тут Моника Харрис почему-то свернула в другой проулок, побежала между рядами машин, остановилась на миг, и до них долетел пронзительный женский визг. Крик ее был полон такого ужаса, такого страха беззащитности, что, если бы они не видели, что она одна, оба не усомнились бы, что на женщину совершено гнусное нападение.
Тем временем Моника крадучись обежала с другой стороны зону российской команды и истошно завопила опять. В лагере началась суматоха. На крик сбегались люди, выскакивали из палаток, из машин, несколько человек бросились туда, откуда послышался последний зов о помощи.
-- Так-так-так... -- быстро повторял Семен. -- Сейчас что-то будет, Муха, только бы не пропустить.
Оба они, не дыша, держали в поле зрения все подступы к русскому лагерю. Гонщик, поставленный стоять на часах, взволнованный происшествием, отошел в сторону по проулку и смотрел туда, куда побежали люди.
В это время из задней двери серого фургона российской технички быстро выскочил человек с тяжелым пакетом в руке.
-- Ты видишь?! -- вскрикнул Муха. -- Все повторяется!
-- Но на другом витке, -- процедил Артист. -- А, черт, куда он делся?
-- Гляди-ка, зато появился этот, в шортах! -- воскликнул Муха.
Тот, кого они сочли за Ромео, на помощь своей Джульетте отнюдь не спешил. Невзирая на общее замешательство и тревогу, пригнувшись, он быстро двигался, лавируя между машинами. Вот он остановился и поднес к губам какой-то предмет.
-- Видишь? -- тихо произнес Мухин и присвистнул. -- Ни фига себе -- и опять за ними третий! Ты видишь?
-- Вижу... -- ответил Артист.
-- Где же этот, с пакетом? -- оба лихорадочно водили биноклями из стороны в сторону.
Артист щелкнул "зажигалкой" и сообщил Михаилу о происходящем.
-- Штукин снова забрался в техничку и куда-то потащил пакет. Второй, видимо, идет на встречу с ним, за ними следует третий.
-- Понял, -- пискнула "зажигалка".
-- Ну, блин, собачьи бега! -- проскрипел зубами Муха. -- Нет, ты погляди -- еще один!
Действительно, вынырнув из-за угла французской технички, по неширокому коридору вслед за Штукиным, уже не скрываясь, устремился Добрынин.
-- Ага! -- воскликнул Артист. -- Квартет в полном составе.
-- Да нет уж, -- сказал Муха, -- с Моникой -- квинтет.
Как и в прошлый раз, Добрынин потерял Штукина из виду.
Зато Муха и Артист отлично видели, что Шурик как подкошенный рухнул между красной "хондой" и желтой "субару", прополз под несколькими машинами и вылез без пакета.
-- Ты запомнил, где он его оставил? -- быстро спросил Муха.
-- Так точно!
Все это время оттуда, где была Моника Харрис, слышался шум голосов, возгласы, возмущенные восклицания. А виновница поднявшегося переполоха уверенно показывала рукой в сторону, противоположную той, где развивались основные события.
Артист щелкнул "зажигалкой".
-- Пакет под одной из машин в квадрате десять. То ли под красной "хондой", то ли под желтой "субару". Надо срочно перехватить!
--Дуй сюда, -- приказал Михаил. -- И уж теперь не упусти!
-- Командуй сверху, я пошел, -- быстро сказал Артист и скользнул вниз.
С платана Артист хорошо видел, где стояли эти машины, и сразу нашел их. Рядом слышалась возбужденная французская речь и смех -- двое охранников французской команды, вероятно, обсуждали случившееся.
Эх, была не была! Семен быстро залез под исцарапанное, грязное днище "субару", протянул руку и сразу нащупал пакет. В нем было килограммов десять, а то и больше.
В это время с другой стороны послышался шорох шагов, чьи-то ноги показались между колесами, потом человек осторожно опустился на колени и заглянул под машину. В лицо Семена ударил узкий пучок света. На размышление времени не оставалось. Не зная, успел ли заметить его тот человек, Артист лежа нанес короткий разящий удар носком кроссовки.
Человек всхлипнул и упал. Семен быстро вылез, сунул руку ему за пазуху, нащупал два тонких стержня и переложил их себе в карман. Получивший удар мотал головой и тихо мычал. Артист сорвал приколотую карточку участника ралли с его куртки, ухватил пакет и, пригнувшись, бросился прочь от этого места. Попетлял между машинами и, не обнаружив ни слежки, ни погони, готовый мгновенно отразить нападение, но стараясь сохранить внешнюю невозмутимость, он быстро направился к "лендроверу".
Позади послышались удивленные французские возгласы -- не иначе, наткнулись на того, кого он достал кроссовкой. Но Артист уже знал, кто был этот человек в шортах.
Семен ждал Михаила недолго. Тот появился минут через пять, бросил взгляд на добычу.
-- Успел?
-- Как видишь.
-- Кому предназначалась посылка? Вместо ответа Артист показал ему карточку участника в пластиковой оболочке.
-- "Ричард Слейтон, спортивный комиссар от США".
-- А чего ты такой встрепанный?
-- Пришлось поползать ящерицей да и физически обидеть господина Слейтона.
-- Крепко ты его? -- спросил Михаил.
-- Завтра узнаем, -- ответил Семен. -- Если окажется на ходу, значит, как говорят бильярдисты, маленько скиксовал.
-- Ну и как считаешь, что здесь? -- Михаил кивнул на пакет.
-- В первый раз у наших ротозеев свистнули тосол, во второй -специальное танковое масло. Могу допустить, что здесь -- доброе старое вино. А может, и что-нибудь другое, поинтереснее.
-- Хорошо бы, -- сказал Михаил. -- Но не забудь и про документы. Теперь вот что... За Штукиным опять шел Добрынин. А за ним -- наш славный парень из Лондона. Моника -- чистая подстава, отвлекающий маневр.
-- Это мы поняли.
-- А вот я пока ничего не понимаю, -- сказал Михаил. -- Все-таки в небе куда проще, чем тут, на земле. Ну что, вызываем Олега? Думаю, сегодняшнее представление закончено.
Михаил связался с Олегом и приказал ему возвращаться...
-- Ну а теперь надо выяснить, что в этих канистрах, -- сказал Михаил, когда они собрались вместе.
-- А как мы узнаем, что это действительно оно? -- спросил Муха. -- И как бы это мог установить тот, кому хотели передать эти канистры?
--Для каждого компонента созданы специальные тесты-анализаторы, -сказал Михаил. -- Вроде лакмусовых бумажек. Они у меня есть. Золотые штыри с особым белым покрытием, вроде лака. При соединении с тяжелым черным компонентом через две минуты он краснеет. Для бесцветного -- то же самое, только белый состав зеленеет. Со всеми другими веществами -- кислотами, газами, соединениями -- в реакцию не вступает.
-- И остается белым? -- спросил Муха.
-- У тебя что было по химии? -- поинтересовался Артист.
-- Как -- что? Пятерка. И в училище тоже. Везде...
-- Заметно, -- сказал Артист. -- Не растерял знаний. Ну что, приступим к дегустации?
Как оказалось, у Михаила была с собой тщательно упакованная маленькая походная химическая лаборатория -- несколько реторт, мензурок, тонких стеклянных трубок. Здесь же, в цилиндрическом футляре, были и стержни -золотые спицы сантиметров пятнадцать длиной, наполовину покрытые матовым белым составом.
Артист взял в руки один штырь.
-- К белому слою не прикасайся! -- предупредил Михаил.
-- Занятно, -- задумчиво сказал Артист. -- А может, попробуем моими? -И он вытащил из кармана точно такие же тонкие золотые штыри, взятые из кармана Слейтона, и протянул Михаилу.
-- Откуда дровишки? -- спросил Михаил.
-- От Слейтона, вестимо, -- улыбнулся Семен. -- Видно, хотел проверить товар.
-- А ведь их уже использовали один раз, -- показал Михаил. -- Видите, белый состав как будто облез на концах. Он растворяется после теста. Ну да ладно, сейчас покажу на своих. Семен, бери камеру и снимай все от начала до конца.
-- Господи, благослови, -- сказал Муха. Они отвинтили крышки сначала с одной, а потом с другой черной пятилитровой металлической канистры. Одна из них весила примерно столько, сколько весила бы и с водой, другая была куда тяжелее. Михаил осторожно опустил в канистру с тяжелой жидкостью стеклянную трубочку с маленькой грушей на конце -- пневмозаборник -- и втянул в канал какое-то количество неизвестного вещества. Затем извлек его и поднес к свету.
Со странным чувством смотрели они на черный столбик, поднявшийся по стеклянной трубке. Михаил выпустил каплю черного вещества в плоскую чашку Петри. Артист наклонился и понюхал.
-- Вроде не пахнет ничем.
-- Ну, займемся алхимией, -- сказал Михаил и опустил в черную каплю белый кончик золотого стержня, посмотрел на часы.
Все окна в машине были тщательно закрыты спальными мешками -- Муха специально выбирался наружу, чтобы проверить светомаскировку. Прошло десять секунд, пятнадцать, двадцать... Наклонившись, они, не мигая, смотрели на белый кончик пробного штыря, и сердца их колотились. Белое оставалось белым. И вдруг почти сразу сделалось ярко-красным, с минуту оставалось таким, а потом самый кончик стержня стал золотым -- покрытие растворилось.
Они молчали. Да и что можно было сказать?
-- Ну что? -- нарушил тишину Михаил. -- Исследуем содержимое второй?
Через пару минут такая же капля, только прозрачная и бесцветная, как вода, упала во вторую чашку, а увлажненный этой жидкостью стержень через положенное время позеленел.
-- Я думаю, -- сказал Михаил, -- что Слейтон вряд ли посредник между нашими гадами и бесценным эмиром. Вероятно, наш шустрый Шурик решил сыграть со штатниками свой маленький гейм... Теперь мы поменялись ролями. Эти канистры уже ищут и будут искать всюду, не считаясь ни с чем. Нам останется только ждать, когда за ними придут. И тогда мы узнаем все. А документы наверняка у того, кто вез и канистры.
Две капли были рядом на дне плоских стеклянных чашек. Михаил понял взгляды своих товарищей.
-- Ладно, -- сказал он, -- черт с вами! Мне самому любопытно. Рискнем.
Он втянул прозрачную каплю в стеклянную трубку и осторожно выпустил ее над чашкой с черным веществом. Два вещества соединились, капля сделалась темно-зеленой и как будто закипела.
-- Пойдем до конца, -- сказал Михаил. -- А ну-ка подальше!
И, прижмурив глаза, поднес к кипящей капле самую малость азотной кислоты. Коротко грохнуло, сверкнула вспышка лимонного цвета. Михаил тотчас отворил дверь "лендровера", чтобы всем им не отравиться продуктами горения.
-- За это бы выпить, -- сказал Артист.
-- Рано, Семен, -- покачал головой Михаил. -- Слишком рано.
В этот момент у всех троих завибрировали их черные "зажигалки". Ничего не понимая, они уставились друг на друга, и Михаил, щелкнув крышкой, выпустил антенну.
Будьте предельно осторожны, -- послышалось из "зажигалки". -- Повторяю: предельно осторожны. Отдан приказ вас ликвидировать. Исполнители: Штукин, Слейтон, Харрис.
Связь закончилась.
-- Что за черт! -- сказал Артист.
-- Слушайте! -- вдруг дошло до Мухи. -- Значит, тут еще у кого-то есть такая цацка! И...
Все смотрели на него и ждали, что он скажет.
-- Вы что, не сечете, что ли? -- взорвался Муха. -- Если так, он прослушивает все наши переговоры!
Артист яростно потер лоб.
-- Прослушивает, точно! Но, судя по всему, он играет на нашей стороне.
-- Ну и спасибо ему, -- сказал Муха. -- Не тот ли это добрый дух, что отвел от нас смерть еще там, в Москве?
-- Он, не он, -- сказал Артист, -- а сигнал надо принять к сведению. А там посмотрим...
* * *
-- И сколько мы тут еще проторчим, в этой каменоломне? -поинтересовался Трубач на исходе вторых суток вынужденного привала в горах. -- По-моему, Аллах не помог, и они утратили веру, что мы попадемся им на вертела.
В самом деле, если в первый день небо над равниной то и дело оглашалось грохотом "вертушек", то к вечеру следующего дня оно сделалось пустынным и беззвучным, как миллионы и миллионы лет назад.
-- Похоже, отсиделись, -- заключил Пастух. -- Наверное, сочли, что мы все-таки сумели улизнуть за границу. Логично. Времени было достаточно. Готовьтесь. Как стемнеет -- в путь. За ночь надо промахнуть больше сотни километров.
-- По бездорожью... Без фар... Особо не разгонишься, -- заметил Боцман.
-- Вот и будут тебе гонки на выживание, -- не без ехидства кивнул Пастух. -- И приз тут ку-уда ценней твоего дохлого "форда".
Съехать в вечерней мгле вниз оказалось не менее сложно, чем забраться на высоту, но с грехом пополам поднатужились и стащили трофейную повозку.
"Джип" катил в темноте почти по прямой. Они отмахали уже много километров -- скоро должен был наступить рассвет, но пока над ними еще нависало низкое ночное небо с бесчисленными чужими звездами. Было холодно и тревожно, как всегда в этот час. На коленях Пастуха под автоматом теперь лежала не только карта, полученная от Буянова, но и армейская топографическая, вроде нашей трехверстки. Боцман обнаружил ее за солнцезащитным щитком мощной быстроходной машины, и хотя названия и пометки на ней были набраны мелкой арабской вязью, карта есть карта. Сопоставляя контуры полетной штурманской и этой, они уже безошибочно знали, где едут, какие высоты и низины откроются впереди.
Разжились и биноклем, а также отличным японским компасом со светящейся стрелкой и разметкой циферблата. Время от времени Боцман притормаживал, Сергей осторожно освещал участок карты вражеским фонариком, и вновь они двигались дальше по ночному плоскогорью.
-- Нет, -- покручивая жесткий руль, объявил Боцман, -- что там ни говори, а все-таки разбой и грабеж неплохая штука! Одним махом -- сразу столько полезных вещей! Если выскочим из этой передряги, пойду в разбойники.
-- В соловьи ты пойдешь, а не в разбойники, -- сказал Пастух и, обернувшись на миг, окликнул: -- Трубач! Дрыхнешь, что ли?
-- Да нет, не сплю. Думаю просто...
-- Думает он! Чего без дела сидишь? А ну давай ДУДИ!
-- То есть как? -- не понял Ухов. -- В каком, так сказать, виде?
-- А я почем знаю? -- улыбнулся Сергей. -- Как-нибудь эдак... на губах, что ли...
-- А что? Попробую... -- улыбнулся в ответ Николай. -- И что же вам продудеть, дорогие радиослушатели?
-- "Караван", -- сказал Док. -- Что ж тут еще сейчас можно дудеть? Конечно, "Караван"... Или слабо?
-- Темп немного не тот, -- сказал Трубач.
-- А ты ускорь, -- сказал Боцман, -- мы не против.
И Трубач вдруг действительно задудел, подражая своему любимому инструменту, загудел, чуть пофыркивая, знаменитую мелодию великого Эллингтона, и это было так здорово -- в ночи, посреди чужой пустыни, -- так похоже на настоящий живой саксофон, что они, как тогда в лесу у костра, захлопали в ладоши. Даже Боцман на пяток секунд сбросил руки с руля.
-- А ну еще! -- крикнул Пастух. -- Еще давай! А мы-то ему на сакс складывались!
-- Тряхнем стариной! -- пристукнул кулаком по коленке Док. -- "Мы идем по Парагваю..." Помнишь?..
-- А то!
Он задудел, и все подхватили мелодию, кто получше, кто похуже, кто привирая малость, а кто поточней. Машина мчалась по ночному плоскогорью чужой страны, подскакивая на ухабах, а Ухов солировал, подражая саксофону, выдувал губами замечательную мелодию пятидесятых.
Ночь отошла сразу и бесповоротно, разгоралась заря, короткие сумерки сменялись новым утром. Вот-вот должно было выглянуть солнце нового дня.
Неожиданно из-за холма перед ними расстелилась впереди такая же сожженная, выветренная равнинная даль, но на ней, в скользящих лучах едва родившегося бледного солнца виднелись беспорядочно разбросанные неподвижные силуэты мертвых танков с сожженными черными башнями, с бессильно опущенными хоботами пушечных стволов, такие же навеки обездвиженные, почерневшие артиллерийские орудия, черные остовы перевернутых армейских грузовиков...
Казалось, что они тут столетия и столетия -- давно вымершие доисторические звери, свирепые мертвые ящеры войны... Это странное и страшное кладбище уходило к горизонту, и конца ему не было.
-- Мать честная! Что же это? -- воскликнул Боцман и остановил машину.
Некоторое время все четверо молчали.
-- Один из знаков великой мудрости эмира Рашид-Шаха, -- сказал наконец Трубач. -- Когда-то я видел это поле. По телевизору, кажется. Или в каком-то журнале.
-- Говорят, примерно так выглядят тут все приграничные районы, -продолжил Док. -- За четверть века этот субъект затеял то ли восемь, то ли десять войн, практически со всеми соседями. О стычках, конфликтах -- и говорить нечего. Ну любит человек погарцевать...
-- Ну что? -- сказал Сергей. -- Вперед?
Они ехали, как по музею войны, мимо искалеченной, окаменевшей бронетехники, по бывшему полю боя, на котором, вероятно, нашли свой конец сотни и сотни неведомых солдат.
Ехали молча.
Все думали об одном -- как похож этот пейзаж, эти уродливые ископаемые стальные звери с переломанными хребтами и оплавленной броней на фоне отдаленных гор на то, что еще так недавно они видели в Чечне.
-- Дурной мир! -- убежденно сказал Трубач.
-- Уж какой есть, -- вздохнул Иван. Остальные не возразили ни тому, ни другому. Пастух посмотрел на часы. В пути были уже шесть часов и теперь приближались к подножию гор приграничной окраины Рашиджистана. Вершины уже полыхали и золотились под солнцем. Он оглянулся. За их армейским "джипом", слегка извиваясь, теперь убегала к горизонту отчетливая колея. Ветер нес легкую пыль, но он должен был еще не скоро засыпать их след. Сергей сверился с картой. Окинул взглядом плоскогорье и горы впереди. И тут же тон его стал другим -- четким, командным.
-- Стой, Боцман. Приехали. Станция Вылезайка.
-- Ты чего, Серега? -- не понял Боцман.
-- Просто вспомнил закон жизни. Хорошо долго не бывает. Проехались, прокатились, ну и спасибо. Тут ведь была война, так? Значит, остались и последствия. Противотанковые, противопехотные. Дальше выступаем пешим порядком. Спасибо "джипу", и айда.
Взвалив на спины парашютные ранцы с водой, пайком и боеприпасами, с автоматами на плечах, они вновь двинулись под солнцем, поднимаясь в горы. Трубач шел последним, он уже почти не хромал.
* * *
Караван внеконкурсных машин двигался параллельно колее, проложенной участниками. Уже когда выехали на маршрут, Михаил извлек из тайника и выдал Артисту и Мухе маленькие автоматы "узи" и обоймы.
-- Если кто сунется, применяйте без колебаний. Технический директор господин Добрынин ехал в машине оргкомитета под номером 5, представитель Российского фонда спорта Александр Штукин -- на своем "паджеро" цвета топленого молока. То отрываясь на несколько километров, то пропуская их вперед. Муха старался все время быть неподалеку. Несмотря на все попытки, Добрынина с утра увидеть ему не удалось. И только когда уже были в пути, в открытом окне вездехода с большой желтой пятеркой на красном кузове мелькнуло бледное, встревоженное лицо Леонида Павловича.
-- Наш командор, похоже, провел не самую лучшую ночь, -- заметил Артист. -- Почему же все-таки они с товарищем Штукиным в жмурки играли в столь поздний час?
-- Вопрос законный, -- отозвался с заднего сиденья Михаил. -- Боюсь только, ответа мы не получим. По крайней мере, в обозримом будущем.
Перед выездом, когда было еще темно, удостоверившись, что никто не видит их, они сняли с верхнего багажника две новые пустые серебристые канистры, со всеми предосторожностями перелили в них содержимое обеих черных и спрятали за сиденьями сзади, завалив поклажей: запасными колесами, коробками с инструментами, спальными мешками и пакетами с провиантом.
-- Вот так-то верней будет, -- заметил Михаил. -- Нам чужого даром не надо -- согласны? Как только с этими теперь быть? -- он похлопал по одной из опорожненных черных канистр. -- От них желательно избавиться побыстрее.
-- Выйдем утром на трассу -- сообразим, -- сказал Семен. -- Главное -чтоб о них никто не прознал и не подобрался.
-- Даю директиву! -- Михаил обвел их взглядом. -- Кто-то из нас должен находиться возле них неотступно. Ни секунды без присмотра. Постоянное дежурство по первому номеру.
-- Есть... -- серьезно ответил Муха.
* * *
Все эти дни Голубков и Макарычев провели в таком волнении и напряжении, какое вряд ли выдержал бы любой другой человек, который не может в подобных обстоятельствах чувствовать себя художником, завершающим самое трудное и важное для него полотно.
Работать приходилось сразу на нескольких направлениях. Причем, как и раньше, предельно малыми силами лишь самых доверенных, самых надежных помощников. Они знали, с каким пристальным вниманием следит за развитием событий сам глава государства, и отлично понимали, что будет означать их удача или позорный срыв для всей дальнейшей борьбы с коррупцией, как обычно изъяснялись газетчики, "в верхних эшелонах власти".
Вся работа по координации действий объединенных оперативно-следственных групп ФСБ и управления была возложена на генерал-лейтенанта Нифонтова и одного из заместителей директора Федеральной службы безопасности -старейшего, опытнейшего разведчика и контрразведчика, генерал-майора Касьянова. Они несли персональную ответственность не только за конечный результат, но и за строжайшее соблюдение секретности всех проводимых мероприятий.