Таманцев Андрей
Разборка (Пропавшие без вести)

   Андрей Таманцев (В.Левашов)
   Разборка (Пропавшие без вести)
   Солдаты удачи
   Они знают, что такое смерть. Поэтому умеют ценить жизнь. Их научили воевать, но не научили жить в мире, где бессилен закон.
   В центре крутой разборки между воротилами российского бизнеса оказываются бывший капитан спецназа Сергей Пастухов и его друзья, "солдаты удачи"... .
   ОГЛАВЛЕНИЕ
   Пролог
   "УЛИЧНОГО МУЗЫКАНТА ОДАРЯЕТ ЗОЛОТЫМИ ЧЕРВОНЦАМИ ОСЕНЬ"
   Глава первая. СУДНЫЙ ДЕНЬ
   Глава вторая. СИЛЬНЫЕ МИРА СЕГО
   Глава третья. НАЕМНИКИ
   Глава четвертая. АМНИСТИЯ
   Глава пятая. КРУГИ НА ВОДЕ
   Глава шестая. БЕЗ ВЕСТИ ПРОПАВШИЙ
   Глава седьмая. ИГРА НА ОБОСТРЕНИЕ
   Глава восьмая. ЛЕГЕНДАРНАЯ ЛИЧНОСТЬ
   Глава девятая. ГИБЕЛЬ "КАСКАДА"
   Глава десятая. ХОД В ИГРЕ
   Глава одиннадцатая. КТО ЕСТЬ КТО
   Глава двенадцатая. ЦЕНА ВОПРОСА
   Пролог. "УЛИЧНОГО МУЗЫКАНТА ОДАРЯЕТ ЗОЛОТЫМИ ЧЕРВОНЦАМИ ОСЕНЬ"
   - Он вышел, - прозвучал в наушнике голос Мухи.
   - Вижу, - сказал я.
   - Его ждут.
   - Вижу.
   С двух сторон зона была окружена озерами, впаянными между сопками. Сопки и берега озер были рыжими от лиственниц и карликовых берез. Озера соединялись неширокой протокой, через нее был переброшен деревянный мост. За мостом начиналась воля.
   На воле был небольшой базарчик, где бабки из соседней деревни торговали вяленой рыбой, маринованными грибами и самогонкой. Еще торговали горячей вареной картошкой и солеными огурцами. Это была закуска. В двух палатках с забранными решеткой витринами в открытую продавали пиво, сигареты, жвачку и прочую дребедень, а втихую - паленую водку.
   Базарчик и палатки лепились возле автобусной остановки - обыкновенной скамейки под навесом. Здесь был конечный пункт двадцатикилометрового автобусного маршрута, связывающего лагерь с железнодорожным полустанком, где на три минуты останавливался пассажирский поезд "Мурманск - Москва". Автобус ходил всего два раза в сутки, утром и вечером, но никто из торговцев не располагался со своим товаром под навесом, словно бы это было место особенное, предназначенное только для тех, для кого отсюда начинался путь на свободу.
   Всякий раз, когда открывалась тяжелая, крашеная суриком дверь в административном корпусе лагеря, жизнь на базарчике замирала, все взгляды обращались на мост. Выпускали по одному. Несколько десятков метров, отделяющих неволю от воли, человек проходил в одиночестве. Получалось многозначительно, даже торжественно. И лишь на другой стороне моста он попадал в объятия встречающих.
   Если его встречали.
   Человека, который нас интересовал, не встречал никто. Его ждали. А это разные вещи.
   Кроме нас, его ждали четверо. Двое приехали на белой "Ниве" с мурманскими номерами. "Нива" стояла возле автобусной остановки, рядом с 412-м "Москвичем", на котором калымил местный житель - отвозил на станцию тех, кто не хотел ждать автобуса. Водитель "Нивы" старательно делал вид, что он тоже непрочь заработать, но ему не везет с клиентами: не те бабки. Его напарник с безучастным видом сидел на плоском валуне на обочине дороги, курил, сплевывал сквозь зубы, из-под надвинутой на глаза кепки посматривал в сторону лагеря. Когда дверь административного корпуса открывалась, доставал из кармана снимок, всматривался, сравнивал. Убедившись, что появился не тот, кто нужен, расслаблялся. Между собой они не переговаривались. Если бы я не видел, что они рано утром приехали вместе, можно было подумать, что они вообще незнакомы.
   Водитель "Нивы" росточком не вышел, но держался нахально, даже агрессивно. Так держатся люди, у которых под курткой припрятан какой-нибудь ствол. У его напарника тоже было.
   Двое других ждали в небольшом синем джипе "Судзуки Самурай" километрах в семи от лагеря. Эти были оснащены солиднее, не меньше чем "калашами". По поведению человека всегда можно определить его огневую мощь. Человек с пистолетом ведет себя на порядок увереннее, чем человек с ножом. А человек с автоматом выглядит рядом с тем, кто вооружен "тэтэшником" или "макаровым", как олимпийский медалист рядом с перворазрядником.
   Место они выбрали глухое, удобное для засады. Дорога здесь делала поворот, огибая гряду невысоких сопок, врезающихся в озеро. Джип поставили так, чтобы можно было неожиданно газануть и перегородить дорогу. С одной стороны было озеро, с другой к обочине подступал густой еловый подлесок, который идеально подходил, чтобы спрятать в нем труп.
   Хорошее место. В нем был только один недостаток: то, что оно удобно для засады. По этой причине я никогда не устроил бы здесь засаду. Но эти мурманские братки и мысли не допускали, что кто-то может им помешать. Они даже не обшарили подлесок. Это дало возможность Артисту и Боцману подобраться к джипу на расстояние пятисекундного броска. Уже три часа они лежали на влажной земле и нюхали палые листья и прелую прошлогоднюю хвою.
   И вот он наконец вышел.
   Его появления мы ждали три дня. Я сидел в старом "жигуле", взятом на неделю у одного мужика в Мурманске по доверенности, Муха шлялся по базарчику. Легенда у нас была простая: ждем кореша, который должен откинуться. Если бы спросили, кого, мы могли бы ответить. Но никто не спрашивал. Привыкли. В лагерных краях всегда кто-то кого-то ждет.
   За это время я успел насмотреться на то, как люди ведут себя в первые минуты свободы. Одни тут же, у двери, жадно закуривали и стояли, осваиваясь, привыкая к тому, что этот осенний солнечный день с яркой рыжей листвой, со спокойной водой озер, с поблескивающими в воздухе паутинами принадлежит им, целиком, весь. Другие спешили пересечь мост, опасливо оглядывались, словно боясь, что сзади раздастся: "Стой!" А один шмякнул на землю кепку и оторвал лихого трепака с коленцами. Добравшись до базарчика, он тут же нажрался и второй день валялся в кустах, вылезая из них только для того, чтобы взять еще пузырь и засадить его из горла.
   Человек, которого мы ждали, вышел так, будто этот путь проделывал каждый день. Не оглянувшись на зону, в которой провел два года, не глядя по сторонам. Неторопливо, размеренно, с тощим вещмешком на плече, он пересек мост и подошел к автобусной остановке. Высокий, худой, в светлом плаще и в синем казенном кепарике, с сухим серым, ничего не выражающим лицом. Было в нем что-то такое, что заставило бабок, сразу начинавших наперебой расхваливать свою самогонку, прикусить языки.
   Хозяин "Москвича" двинулся было к нему, чтобы предложить свои услуги, но водитель "Нивы" грубо его отпихнул и сам подвалил к клиенту.
   - Предлагает отвезти на станцию, - сообщил Муха, прислушивавшийся к их разговору. - Всего за тридцатник.
   Клиент отрицательно покачал головой.
   - Объясняет, что автобус будет только вечером.
   Та же реакция.
   Говорит: ладно, за двадцатник.
   Никакой реакции.
   - За чирик.
   То же.
   - Сейчас предложит подвезти бесплатно, - предположил Муха. - За удовольствие пообщаться.
   Но водитель "Нивы" понял, что это будет слишком уж подозрительно, и отошел в сторону. Вид у него был озадаченный. Он отогнул полу куртки и прикрыл ею рот. Переговорник "уоки-токи". Вроде того, что был у нас. Советуются.
   Расчет их был понятен. Он сажает клиента в машину. Потом его напарник голосует, подбирают и его. А на изгибе дороги их перехватывают двое из джипа.
   Наша тактика тоже была понятна: увязаться за "Нивой", самым нахальным образом сесть ей на хвост. При свидетелях эти мурманские ребятки не решатся на активные действия. А если решатся, тем хуже для них. На этот случай и лежали в ельнике Артист и Боцман.
   Отказ клиента сесть в "Ниву" поломал план этих ребят. А другого у них не было. Так ни о чем и не договорившись, водитель "Нивы" вернулся к остановке и начал прохаживаться возле нее, ожидая удобного момента, чтобы еще раз подкатиться к клиенту. Но тот вдруг встал, закинул вещмешок за плечо и вышел на дорогу. Судя по всему, он решил не ждать автобуса, а идти пешком. Через некоторое время "Нива" тронулась с места, подобрала второго и медленно двинулась следом.
   Артист передал из ельника:
   - Им что-то сообщили.
   - Что делают? - спросил я.
   - Матерятся.
   - Он пошел пешком. Будет возле вас примерно через час с четвертью. Действуйте по обстановке. Двоих на "Ниве" мы задержим. Как понял?
   - Понял. До связи.
   Так мы некоторое время и двигались: клиент, за ним в полукилометре "Нива", а за "Нивой" мы с Мухой на "Жигулях". Лагерь скрылся за сопкой, никаких машин на дороге не было. Самое время было перехватить "Ниву", но неожиданно она резко прибавила скорость.
   - Это еще что такое? - удивился Муха. - Он что, рванул стометровку?
   Через пять минут мы поняли, в чем дело. "Нива" стояла на обочине, а черные куртки мурманских ребят мелькали в распадке среди красных кустов боярышника.
   - Пастух, слышишь меня? - раздался голос Артиста. - Они уезжают. Джип уезжает. Что-то им передали.
   - К лагерю?
   - Нет. К станции. Наши действия?
   - Ждите.
   - Он пошел напрямик, через сопки, - сообразил Муха. - Эти двое идут за ним. А те, на джипе, перехватят его на выходе.
   - Забери Боцмана и Артиста и дуйте за джипом, - приказал я. - Этих я остановлю.
   - У них стволы, - возразил Муха. - Ты пустой. А у меня ствол законный.
   Он передернул затвор служебного "ИЖ-71", а попросту говоря - слегка модернизированного "ПМ", разрешение на который имел как совладелец частного детективно-охранного агентства "МХ плюс", выскочил из тачки и устремился в сопки. Я дал по газам. Артист и Боцман уже вылезли из ельника, ждали. Километров через восемь мы увидели джип. Его бросили на обочине дороги рядом с тропкой, которая уходила в распадок.
   Тут у этих мурманских ребят было перед нами явное преимущество. Они знали местность. А у нас была только карта. Никаких троп в сопках на ней отмечено не было. Между джипом и тем местом, где бросили "Ниву", по прямой было километра три. С учетом рельефа, около четырех. Судя по изгибу дороги, клиент мог сэкономить километров десять. Но недаром сказано: "Коли три версты околицей, прямиками будет шесть".
   Я приказал Артисту замаскировать "Жигули", вести наблюдение за джипом и держать с нами связь, а сам с Боцманом углубился в распадок. У Боцмана был ижевский "макаров", такой же, как у Мухи, с разрешением, у меня не было ничего. Поэтому я двинулся вперед, а Боцман меня страховал. Наш расчет был на то, что эти двое из джипа не ожидают никакой опасности с тыла. Скорее всего они залягут по сторонам от тропы и будут поджидать клиента.
   Мы оказались правы. Их выдала сорока. Она перелетала с лиственницы на лиственницу и так разорялась, что один из них не выдержал и начал швырять в нее камнями. Это обнаруживало в нем городского жителя, не имеющего опыта ведения боевых действий в условиях лесисто-гористой местности. Он пристроился с "калашом" между двумя огромными замшелыми валунами, выставив на обозрение с тыла мощную спину и бритый затылок, крутой, как у молодого бычка. Второй замаскировался лучше, влез в куст орешника, из него торчали лишь его ноги в остроносых ковбойских сапогах с высокими каблуками. Соответственно распределились и мы. Я взял на себя бычка, а Боцман ковбоя.
   Прошло полчаса. Ничего не происходило. Еще полчаса. Тишина. Я уже начал беспокоиться за Муху, но тут ожила моя рация, включенная на прием.
   - Я чего-то не понимаю, - озадаченно сообщил Муха. - Кто меня слышит?
   - Я тебя слышу, - ответил Артист. - Что у тебя?
   - Он его прикончил.
   - Ты не мог бы выражаться точнее? Кто прикончил кого?
   - Наш клиент. Водилу "Нивы". Ничего не понимаю. У него немного крови из носа. И все.
   - Может, он жив?
   - По-твоему, я не могу отличить живого от мертвого? - огрызнулся Муха.
   - А как ты отличаешь? - поинтересовался Артист.
   - Он молчит!
   - Многие молчат. Есть люди разговорчивые, а есть неразговорчивые.
   - Он не дышит!
   - Давно?
   - Минуты три.
   - Это серьезней. Но я не стал бы делать из этого далеко идущие выводы.
   - Минуты три он не дышит при мне!
   - Может, еще задышит?
   - Жопа! - разозлился Муха. - У него пульса нет!
   - Совсем нет?
   - Совсем!
   - Другое дело. С этого надо было и начинать. Значит, и в самом деле труп, - согласился Артист. - Так что тебе непонятно?
   - Как он его сделал? Нигде ничего.
   - Так не бывает. Поверти.
   - Вертел.
   - И что?
   - Ничего!
   - Может, инсульт? - предположил Артист.
   - Какой инсульт? При инсульте кровь приливает к лицу. А этот бледный, как поганка!
   - Инфаркт?
   - С чего?
   - Не знаю. Тебе видней. Может, от испуга? Я не выдержал
   и три раза щелкнул ногтем по микрофону рации.
   - Намек понял, - сказал Артист. - Уж и поговорить нельзя.
   - До связи, - бросил Муха и отключился. Снова
   потянулось время. Наши подопечные начали прояв- лять беспокойство. Бычок что-то побубнил в рацию. Послушал. Снова побубнил. Свистнул ковбою. Тот высунулся из орешника, жестом спросил: в чем дело? Бычок пожал плечами. Ковбой жестом приказал: ждем.
   Затрещала сорока, откуда-то издалека, из глубины распадка.
   - Артист, это снова я, - раздался в моем наушнике голос Мухи. - Слышишь меня?
   - Слышу.
   - Тут, это. Второй. То же самое.
   - Труп?
   - Ну да.
   - Это становится интересным. Точно?
   - Да! Точно! Только не спрашивай, как я это определяю!
   - И что?
   - Ничего. Даже крови из носа нет.
   - Вертел?
   - Вертел! Вертел!
   - Бледный?
   - Ну!
   - Твою мать! - сказал Артист. - Чем же он их пугает?
   Я поспешно скатился по косогору и вышел на связь:
   - Муха, это я. Где клиент?
   - Ушел вперед.
   - За ним не ходи. Ты понял? Ни шагу. Возвращайся на до- рогу, спрячься и жди нас. Это приказ. Как понял?
   - Понял тебя, Пастух, приказ понял. Что у вас?
   - Пока ничего.
   - Помощь нужна? - спросил Артист.
   - От тебя только одна: не треплись в эфире.
   Ну? И что же там происходит?
   Этот вопрос волновал не только меня. Наших подопечных он волновал еще больше. Они выбрались из укрытий, побубнили в рации, пытаясь связаться со своими. Ответа не дождались. О чем-то посовещались, покурили и двинулись по тропе в глубь распадка, держа наизготовку свои "калаши". Двигались грамотно: один проскакивал вперед и занимал позицию для стрельбы, пропускал второго, страховал его, потом менялись местами. То ли служили в армии, то ли насмотрелись боевиков. А вот курить им не следовало. Обычно запах табачного дыма слышен метров за шестьдесят - семьдесят. А в этих краях, не изгаженных заводскими выбросами и выхлопами машин, - намного дальше.
   Некоторое время мы крались за ними. Неожиданно Боцман остановился и придержал меня за плечо.
   - Дальше не пойдем, - сказал он. - Нельзя.
   - Почему? - спросил я, хотя сам только что об этом подумал.
   - Не знаю. Внутренний голос. Говорит: не суйтесь. Клиент же не знает, что нас наняли охранять его, а не наоборот.
   - А эти?
   - А что эти? Они выбрали не ту профессию. Но их же никто не заставлял, верно?
   Мы вернулись к началу распадка и укрылись на склоне сопки таким образом, чтобы можно было видеть и тропу, и стоявший на обочине дороги джип. Нагребая на себя листья, я машинально отметил, что даже в Чечне не маскировался так, как в этом мирном осеннем лесу.
   Через некоторое время вызвал Муху:
   - Доложи обстановку.
   - Пока тихо. Какое-то там шевеление. Не пойму что.
   - Какое шевеление?
   - Сорока трещит.
   - Замри. Что бы ни происходило.
   - Понял.
   Я не спускал с тропы глаз и все же не заметил, как клиент появился. Ни камешек не стукнул, ни ветка не шевельнулась. Будто серая тень скользнула в листве. Поравнявшись с нами, он замер. Я закрыл глаза и превратился в камень. В валун. Поросший мхом. Осыпанный мелкими золотыми листьями карликовых берез. Валун и валун. Лежу со времен ледникового периода. Нуль эмоций. Какие эмоции могут исходить от старого валуна?
   Потом что-то подсказало мне, что можно открыть глаза. Его уже не было.
   - Видели? - прорезался в эфире Артист.
   - Что?
   - Он смотрел на дорогу. Минут пять. Потом вернулся.
   - Куда?
   - Назад, в сопки.
   - Что происходит, Пастух? - вмешался в наш разговор Муха.
   - Всем уйти со связи, - приказал я.
   Что происходит. А черт его знает, что происходит!
   Снова он появился минут через двадцать. На этот раз мы его услышали. Мудрено было не услышать: он тащил на спине одного из братков, с бычьим затылком, закинув ноги трупа на плечи и держась за них, как за лямки рюкзака. Весу в бычке было килограммов восемьдесят, но и при этом клиент двигался размеренно, с механической четкостью движений. Лишь камни громко хрустели под его ногами. На груди у него болтались два "калаша", из чего я сделал вывод, что этих мурманских братанов не выручил их армейский или киношный опыт. А ведь предупреждает Минздрав: курение опасно для вашего здоровья.
   На выходе из распадка он остановился, внимательно осмотрел дорогу и спустился к джипу. Вякнула охранная сигнализация. Вероятно, ключи он нашел в кармане водителя джипа. Он забросил свою ношу в салон и быстро, уверенно, как по разминированной территории, углубился в распадок. Через полчаса появился с ковбоем. Загрузив и его, сел за руль и погнал джип к лагерю.
   - Муха, он едет к тебе, - предупредил я. - Сиди и не высовывайся. Что видишь?
   - Пока ничего не вижу. Теперь вижу. "Судзуки". Жмет со страшной силой. Ух ты! Вот это да!
   - Что там?
   - Он сбросил джип в озеро! Сходу! А сам выскочил! В последний момент!
   - Что делает?
   - Отряхивается.
   - А сейчас?
   - Идет к "Ниве". Открыл. А теперь идет в сопки. Быстро идет.
   - Те двое, они далеко от дороги?
   - Инфарктники? Не очень.
   Я уже догадался, что за этим последует. Так и было. Клиент по очереди вынес из распадка инфарктников, загрузил их в "Ниву" и погнал тачку в сторону станции.
   Артист доложил:
   - Вижу "Ниву". Едет медленно. Остановился. Вылез. Осматривает берег. Ставит "Ниву" поперек дороги, мордой к откосу. Ну дает!
   - Докладывай, а не треплись!
   - Докладываю. Пересадил на водительское сиденье одного из кадров. Пристегнул ремнем безопасности. Вытащил из салона свой сидор. Толкает "Ниву" в задницу. Сейчас будет бултых. Слышал?
   - Продолжай.
   - Отряхнул руки. Поднял сидор. Пошел к станции. Все, скрылся за поворотом.
   - Жми за Мухой. Потом возвращайся сюда.
   - Понял тебя.
   Мы с Боцманом немного выждали и выбрались на дорогу. Здесь нас подобрал Артист. Уже заметно стемнело. В свете фар на обочине мелькнул светлый плащ клиента. Он не оглянулся, даже не попытался голосовать. Как шел по дороге, так и шел. Только форменного лагерного кепарика на нем уже не было - то ли выбросил, то ли спрятал в сидор.
   Через полтора часа он подошел к станции и купил билет на поезд "Мурманск - Москва". До поезда было около трех часов. Он прошел в конец тускло освещенной платформы и уселся на скамейку с видом человека, который отшагал двадцать километров и теперь рад возможности вытянуть ноги. Мы наблюдали за ним издалека, из машины.
   - Ну? И что вы обо всем этом думаете? - поинтересовался я.
   Муха промолчал, а Боцман ответил:
   - Наш наниматель ошибся. Нужно охранять не его, а других от него.
   - А ты что скажешь? - обернулся я к Артисту.
   Он немного подумал и произнес:
   - Уличного музыканта одаряет золотыми червонцами осень. Он богат уже, скоро зима.
   Артиста мы высадили в Оленегорске, чтобы он сел на пассажирский поезд "Мурманск - Москва", на который позже, на полустанке, сядет клиент. Не для того, чтобы подстраховать его. Из всех людей, которых я знал, он меньше всего нуждался в подстраховке. Просто для того, чтобы быть уверенными, что он благополучно прибыл в Москву. За это нам, собственно, и заплатили. Сами же потащились в Мурманск, отдали мужику "Жигули" и на самолете вернулись в Москву.
   Мурманский поезд прибыл на Ленинградский вокзал рано утром. Клиент приехал, никуда не делся. Он прошел в зал ожидания и отправил телеграмму. Артист употребил все свое обаяние, чтобы уболтать девочку в окошке телеграфа и узнать текст. Она млела, глупо хихикала, но молчала, как партизанка. Он узнал лишь то, что мы и так знали: фамилию отправителя. Фамилия была: Калмыков.
   - Думаю, он сообщил о том, что вернулся, - поделился с нами Артист нулевым итогом получасового вдохновенного трепа.
   Муха прокомментировал:
   - Мне почему-то кажется, что кому-то в Москве станет очень неуютно жить.
   Калмыков.
   Эту фамилию мы не раз слышали от Дока, а впервые увидели его в зале заседаний Таганского межмуниципального суда.
   Это было два года назад, в середине ноября 1998 года.
   Глава первая. СУДНЫЙ ДЕНЬ
   I
   В середине ноября 1998 года, вскоре после августовского финансового кризиса, потрясшего экономику России, в Таганском межмуниципальном суде города Москвы началось слушание дела по обвинению гражданина Российской Федерации Калмыкова Константина Игнатьевича по статье 222, часть первая, и статьям 30 - 105, часть вторая, пункт "з" УК РФ.
   Первая часть статьи 222 предусматривала уголовную ответственность за незаконное приобретение, передачу, сбыт, хранение, перевозку или ношение огнестрельного оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ или взрывных устройств и влекла за собой лишение свободы на срок до трех лет.
   Статья 30 "Приготовление к преступлению и покушение на преступление" и пункт "з" второй части статьи 105 УК РФ грозили обвиняемому куда более суровым наказанием. Потому что преступлением, в приготовлении к которому обвинялся Калмыков, было убийство "из корыстных побуждений или по найму".
   Первым толчком к событиям, которые привели к задержанию Калмыкова, а затем к возбуждению против него уголовного дела, послужил телефонный звонок, поступивший 20 мая 1998 года около десяти часов вечера по "О2". Звонил мужчина. Сбивчивым от волнения голосом он сообщил, что полчаса назад в окне шестого этажа одного из старых домов по улице Малые Каменщики видел высокого худого человека со снайперской винтовкой в руках. Он указал номер дома, но назвать себя отказался. На вопрос, каким образом он сумел кого-то увидеть в окне шестого этажа, звонивший обозвал оператора козлом, обматерил и повесил трубку.
   В дежурной части сначала решили, что это какой-то алкаш, допившийся до белой горячки, но на всякий случай номер проверили. Звонили не с квартирного телефона, а из будки телефона-автомата на углу Больших Каменщиков и Таганской площади. Экипаж патрульной машины опросил продавщицу табачного киоска, стоявшего возле телефонных будок. Она показала, что видела звонившего.
   Это был мужчина лет сорока в дорогом кашемировом пальто черного цвета, невысокий, плюгавый, трезвый. Продавщица обратила на него внимание, потому что из трех автоматов исправен был только один, мужчина безуспешно пытался дозвониться и выражал недовольство. Из третьей будки он все-таки дозвонился, потом купил пачку французских сигарет "Житан" и уехал на красивой иностранной машине черного цвета.
   Кашемировое пальто, сигареты "Житан", иномарка, трезвый. Сообщение передали в райотдел милиции.
   Там к нему отнеслись серьезно, так как против старого здания на Малых Каменщиках, указанного телефонным анонимом, на улице Большие Каменщики находился четырнадцатиэтажный многоподъездный дом из желтого кирпича, в котором при советской власти давали квартиры крупным партийно-хозяйственным руководителям, а теперь селились серьезные бизнесмены. В этом доме жили два депутата Госдумы и три члена московского правительства. А после недавнего покушения на одного из вице-премьеров правительства Москвы и выволочки, которую устроил руководству ГУВД мэр Лужков, сама мысль о повторении чего-то подобного вызывала у московских милицейских начальников нервный тик.
   Проведенными оперативно-розыскными мероприятиями (а попросту говоря участковым инспектором, которому приказали проверить сигнал) было установлено, что в комнате одной из коммунальных квартир на шестом этаже дома старой, еще дореволюционной постройки, номер которого сообщил звонивший, проживает Калмыков Константин Игнатьевич, 1956 года рождения, в прошлом военнослужащий, временно не работающий. Участковый выяснил, что эту комнату Калмыков снял три месяца назад у старушки, которая переехала жить к дочери.
   Соседи по коммунальной квартире, опрошенные участковым, охарактеризовали жильца положительно: нелюдимый, но не пьет, не курит, никого к себе не водит, не безобразничает. Иногда по несколько дней не выходит из дома, иногда исчезает на всю ночь, уезжает на своем автомобиле "Жигули" ("ВАЗ-2106", цвет "темный беж", год выпуска 1990-й) и возвращается только под утро.
   Участковый также установил, что окно его комнаты выходит на северную сторону, внизу небольшой сквер, а через дорогу - здание из желтого кирпича, опоясанное просторными лоджиями, то самое, в котором жили старые и новые хозяева жизни. Расстояние между домами было не более трехсот метров.
   Собрав предварительную информацию, участковый провел личную встречу с Калмыковым под предлогом проверки режима регистрации. Обстановка комнаты выдавала в жильце человека, совершенно равнодушного к удобствам. Мебель была старая, сборная, какую не жалко. На окне не было штор, только ветхие тюлевые занавески, да и те раздвинутые. Это сразу заинтересовало участкового, так как косвенным образом подтверждало сообщение телефонного анонима о том, что он видел в этом окне высокого худого человека. Во всяком случае, он мог его видеть. И этим человеком вполне мог оказаться Калмыков, так как он был выше среднего роста и худощавого телосложения.
   Сам Калмыков произвел на участкового впечатление человека неразговорчивого, но вполне уравновешенного. Документы у него оказались в полном порядке. На все вопросы ответы давал немногословные, но исчерпывающие. Служил в армии, был майором, воевал в Афгане, комиссован после ранения. Ранение получил не в Афгане, а много позже во время учений. Семьи нет, был женат, давно. До этого жил в подмосковном военном госпитале. Там сначала лечился, а после выписки был санитаром в реабилитационном центре при госпитале. Эту комнату снял, потому что ему обещали работу в Москве, в фирме, но пока не складывается, нет вакансии.