Страница:
Эта настоящая прусская пивная задумывалась явно с реваншистскими целями. Попытка коварных немцев перекроить в свою пользу границы послевоенной Европы. Оттягали у россиян сто квадратных метров родины с помощью обычных немецких цен и обрадовались. Рано радовались, господа ползучие реваншисты. Когда речь идет о хорошем пиве и возможности без пальбы и мордобития оттянуться...
Из холла в зал ворвались человек пять омоновцев в "ночках" и с десантными "калашами" под предводительством милицейского капитана с открытым забралом и ПМ в руке.
- Всем оставаться на местах! - приказал капитан. - Проверка документов!
Наконец-то.
По-моему, ребятишки в углу почувствовали себя неуютно.
Но на этот раз им ничего не грозило.
- Чей автомобиль марки "фольксваген-пассат" номер такой-то? вопросил капитан. Я поднял руку, как школьник, и сказал:
- Мой.
И уже через пару секунд лежал на дубовой столешнице с заломленными за спину руками. Мордой в кофе. Правым ухом, точнее. А лик мой оказался обращенным в сторону углового стола, так что я имел возможность видеть ошарашенные физиономии местных братков. Один из них изумленно сказал:
- Ну, облом! За говенный "пассат", а? Не, ты вникни! А если б у него был "мерин" или "чероки"?
Браслетки. Шмон с головы до ног. Прямо скажу, не слишком деликатный. Потом меня рванули вверх, в прорезях "ночки" я увидел чьи-то бешеные глаза, хриплый голос спросил:
- Где пушка?
- Не понимаю, о чем вы, - вежливо ответил я и тут же схлопотал по левой скуле автоматной ложей. Наотмашь. От всей души. Была когда-то такая передача на ЦТ. Так можно и челюсть сломать. Ну ладно хоть плашмя, а не торцом. И на том спасибо.
- Где пушка, сука? - повторила "ночка", дыша мне в лицо смесью водки, табака и жвачки "стиморол", слегка профильтрованной черной шерстяной тканью.
- Снял бы "ночку"-то, жарко, - посочувствовал я ему и понял, что сейчас еще раз схлопочу. И, возможно, уже торцом приклада. Но тут вмешался капитан:
- Погоди, лейтенант. Может, не он?
- Чего годить, чего годить?! Тачка его, номер тот, мужик у дома твердо сказал! И по приметам он! Где пушка, пидор?!
- Отставить! - приказал капитан. - В машину! В горотделе разберемся!
Меня сняли со стола и почти понесли к выходу. Гардеробщик вежливо остановил процессию:
- Момент, господа! Ваш плащ.
Он набросил на меня плащ и мягко укорил:
- Я же вас предупреждал! - И, подумав, добавил: - Приходите к нам снова.
Омоновцы загоготали:
- Ага! Придет! Лет через десять!
В отделении меня сначала сунули в обезьянник, выкинув оттуда пару бомжей. Но не успел я как следует ощупать языком распухающие щеку и губу и порадоваться, что хоть зубы целы, снова выдернули и привели в кабинет, где я увидел давешнего капитана, пожилого милицейского майора и красного кандидата Льва Анатольевича Антонюка. Майор сидел за письменным столом, перед ним лежал бумажник с моими документами.
Капитан жестом показал Антонюку на меня:
- Он?
Антонюк подтвердил:
- Он. - И поинтересовался у меня: - Ну что? Доигрался, красавец?
- Так... Пастухов... Женат, дочь... Прописан в деревне Затопино Зарайского района Московской области... Судимостей, судя по отметкам в паспорте, не имел. Ну, это надо проверить.
Майор еще полистал мой паспорт и бросил его на стол.
- Пастухов? - переспросил Антонюк. - Почему-то мне знакома эта фамилия.
- Ничего удивительного, - ответил майор. - Не Иванов, но и не Вайсмахер. Давай, Пастухов, сразу к делу. Где оружие, которым ты угрожал гражданину Антонюку?
"Ночка" снова дохнула мне в ухо сложным парфюмом.
- Колись, падла! Сразу колись, а то хуже будет! Майор недовольно поморщился:
- Отставить, лейтенант. И снимите с задержанного наручники.
- Стоит ли, товарищ майор? А вдруг он какое-нибудь кун-фу? Возись потом.
- Выполняйте.
Браслетки слетели с моих запястий, первым делом я потрогал щеку и покачал зубы. Вроде бы не шатались.
- Свободны, - кивнул майор. Омоновцы вышли, брякая автоматами.
- Садись, Пастухов. Еще раз спрашиваю: где пистолет, которым ты угрожал господину Антонюку?
- Я не угрожал господину Антонюку пистолетом. Подтвердите, Лев Анатольевич.
- Вот как? - искренне удивился он. - А что же вы делали?
- Вы спросили, из чего я мог бы вас застрелить. Я показал. Разве не так?
- Не валяй дурака, Пастухов, - посоветовал майор. - Мы здесь и не таких видели.
- Послушайте, господин майор. Я понимаю, ребята были в запарке, горячее дело и все такое. Но, может, кто-нибудь все-таки обыщет меня как следует?
Для убедительности я встал и расставил в стороны руки.
- Обыщи, - кивнул майор капитану. Тот ощупал меня со всех боков.
- Чисто. Чего искать-то?
- В джинсах. В правом заднем кармане, - подсказал я.
Капитан послушно склонился к моей заднице. Из-под его кителя выглянула кобура с ручкой табельного ПМ.
Я балдею от этих ребят. Бери "макарку" и клади всех на пол. Или мочи. И никакого кун-фу не надо. А ведь предупреждал их лейтенант в "ночке"! Было у меня искушение показать им, что к оперативникам, которые работают на земле в гуще народных масс, стоит прислушиваться. Но я сдержался. Могут неправильно понять. Да и не мое это дело воспитывать командный милицейский состав.
Капитан извлек из тесного кармана моих джинсов книжицу с тиснением "КПРФ" на обложке и раскрыл ее. После чего впал в некоторую задумчивость.
- Что там такое? - нетерпеливо спросил майор. Капитан положил перед ним удостоверение.
Майор внимательно ознакомился с содержанием и тоже впал в задумчивость.
- Ничего не понимаю! - признался наконец он и показал книжицу Антонюку. - Здесь сказано, что он начальник вашей охраны. Вы что-нибудь понимаете? Это ваша подпись?
- Моя, - подтвердил Антонюк. - Да, моя. Пастухов. Вот почему эта фамилия у меня на слуху! Ну, конечно же! Так-так. Значит, вы и есть начальник моей охраны? А мне рекомендовали вас как серьезного и ответственного профессионала. Да, вы профессионал, это я понял. Но в том ли вы профессионал, в чем надо? Что означал весь этот спектакль?
- Если это был спектакль, - вставил майор тоном, не предвещающим мне ничего хорошего. Я лишь пожал плечами.
- Мне передали, чтобы я к вам зашел. Я и зашел.
- Таким образом?! - взвился Антонюк. - Да вы что, издеваетесь надо мной?!
- Над нами! - снова вмешался майор.
- Успокойтесь, Лев Анатольевич. Я отвечаю за вашу безопасность. И намерен ее обеспечить. Я должен был проверить систему вашей охраны. Что она ничего не стоит, я убедился. И хотел, чтобы убедились вы.
Антонюк едва не подпрыгнул.
- А просто сказать? Да! Просто! Языком! Как люди общаются тысячи лет! И будут общаться всегда! Потому что другого средства общения не придумали! И никогда не придумают! Его нет! Просто нет! Понимаете? Нет!
Я понимал другое - что из него со свистом выходит пар. Но все-таки решил, что нужно его поправить:
- Почему нет? Есть.
Антонюк уставился на меня, как прапор на вдруг заговорившего салабона.
- Да? Есть? Сделайте одолжение, просветите.
- Музыка, например. Ведь что такое музыка? Это внеречевое средство общения.
- Это вы сами придумали?
- Да ну! Жена рассказала. Она музыковед, кончила "Гнесинку". Есть и другие внеязыковые средства общения. Живопись. Балет.
- Балет? Понимаю. И вы мне станцевали про то, какая у меня система охраны. А воспользоваться традиционным средством общения, обыкновенным русским языком, не могли. Слишком просто, да?
- Мог. Но мне было нужно, чтобы вы не узнали это, а прочувствовали. На собственной шкуре, извините за резкость. Надеюсь, мне это удалось.
- Да, черт возьми, удалось. Ничего не могу сказать, удалось. А если, быть совершенно откровенным, вы напугали меня до смерти!
Я удовлетворенно кивнул:
- Это и было моей задачей.
Капитан смотрел на меня, как на иллюзиониста Копперфильда.
- Ну, москвич! - пробормотал он.
Но майор был настроен совсем не миролюбиво.
- У вас есть претензии к задержанному Пастухову? - обратился он к Антонюку.
- Как ни парадоксально, но...
- Если можно - простым русским языком, - попросил майор. - Без музыки и балета. И без живописи. Да или нет?
- Нет, - сказал Антонюк.
- А у меня есть! - взревел майор. Теперь и из него начал выходить пар. - Весь город поставить на уши, это как? Это двести шестая, часть вторая! Злостное хулиганство! От одного до пяти лет! Понял?
- Так точно, господин майор.
- Гражданин майор!
- Слушаюсь, гражданин майор!
- Ладно, не будем усугублять. Но пятнадцать суток ты, парень, получишь! Умник, тра-та-так-перетак, тра-та... И считай, что дешево отделался! - примерно через полминуты закончил он. - Есть вопросы?
- Есть. Ваша опергруппа прибыла на место через двадцать четыре минуты после вызова. А оцепление вообще минут через сорок. А это как?
- Вам, москвичам, хорошо рассуждать! - возмутился капитан. - Вам Лужков новые "форды" покупает! А мы на чем ездим - видел? Скоро на рейсовые автобусы пересядем!
- Сколько у вас абонентов в системе охраны ВИП? - поинтересовался я. - Человек сто?
- Больше, - уточнил капитан.
- Вот и пусть скинутся на пару полицейских "фордов" и микроавтобус. Для себя же.
- Они скинутся! - проговорил майор.
- Прекрасная мысль, - вмешался Антонюк. - И своевременная. Мой фонд поддержит. Проведем работу. Помогая милиции, помогаешь себе. Очень хороший лозунг. Короткий и понятный. Считайте, майор, что у вас есть эти машины.
- А у вас - голоса благодарной милиции, - подсказал я.
- Мы не покупаем голоса избирателей. Мы призываем голосовать за нас своими делами.
- Ладно, - снизошел майор. - Пусть не пятнадцать. Но пять суток ты у меня отсидишь! Оформи, капитан.
- Вы оставляете меня без охраны, - возразил Антонюк.
- У вас целая толпа охранников.
- Пастухов показал, чего они стоят.
- А мне какое дело? Это не наши люди. За них я не отвечаю.
- Значит, вам до этого нет никакого дела? - переспросил Антонюк. Вы отдаете себе отчет в том, что сказали?
- Но вы и меня поймите! Как я объясню губернатору это ЧП? Оно уже в сводке! А если есть хулиганство - должен быть и хулиган. И к нему должны быть приняты меры!
- Какому губернатору? - негромко поинтересовался Антонюк. Губернатору, который пальцем не шевельнул, чтобы помочь милиции? Который за четыре года не сделал для города ничего?
- Не мое дело оценивать губернаторов, - огрызнулся майор. - Станете вы - буду подчиняться вам. А пока я подчиняюсь ему.
На принцип пошло. Дело серьезное. Я решил, что стоит майору помочь. Помогая милиции, помогаешь себе.
- Оформите ЧП как учебную тревогу. Проверка боеготовности личного состава в условиях, близких к реальным.
- И не забудьте отметить, что эта самая боеготовность оказалась нулевой, - язвительно добавил Антонюк.
- Почему? - возразил я. - Вы живы. Преступник задержан. Опыт учебной тревоги будет всесторонне проанализирован и сделаны выводы.
- Понял, как в Москве работают? - обратился майор к капитану и снова повернулся ко мне. - Тогда хоть объясни нам, на кой черт ты всю эту петрушку затеял?
- Хотел познакомиться с вами. Мало ли, как дело пойдет. Может, у вас ко мне вопросы возникнут. Или у меня к вам.
А теперь и майор уставился на меня, как космонавт на лунатика. Потом встал, одернул китель и доложился:
- Майор Кривошеев. Олег Сергеевич. Заместитель начальника областного управления внутренних дел. - Немного подумал и представил капитана: Капитан Смирнов. Иван Николаевич. Уголовный розыск.
- Очень приятно, - сказал я. - Пастухов. Сергей Сергеевич.
- Скажи, Сергей Сергеевич, ты всегда все делаешь через жопу?
- Когда как. Мне было нужно, чтобы Лев Анатольевич беспрекословно выполнял все мои предписания, - объяснил я.
- Какие? - спросил Антонюк.
- Может, мы обсудим это" наедине?
- Если можно, при нас, - попросил майор. - Учиться так учиться..
- Я не скажу ничего нового.
- Тем более.
- Пожалуйста. Первое: наглухо заварить дверь на чердак. Второе: поставить в квартиру бронированную дверь с кодовым замком. Завтра же. Третье. Никому никаких ключей. Никому. Вы меня понимаете, Лев Анатольевич?
- Да, - буркнул Антонюк.
- Каждый день менять маршрут и время возвращения домой. По вам часы можно проверять. Сейчас это не достоинство. Не прощаться с охраной в лифте. Больше того. Двое постоянно должны находиться с вами. Даже ночью. Пусть один спит в гостиной, а другой на раскладушке в прихожей.
- Ну, знаете! - запротестовал Антонюк.
- Хотите еще раз встретиться с киллером? На этот раз с настоящим?
- Сдаюсь. Что еще?
- Наймите охрану на дачу. Двух или трех человек. Сойдут и местные, только не пьянь. Когда едете на дачу, никаких телефонных предупреждений. Вообще о своих поездках по телефону не говорить.
- О моих предвыборных встречах знает весь город.
- Встречи и митинги - моя забота. И до конца избирательной кампании - никаких ресторанов, никаких дружеских посиделок и никаких утренних пробежек трусцой по парку.
- Черт знает на какую жизнь вы меня обрекаете!
- Вы сами себя на нее обрекаете. Станете губернатором - расслабитесь. После этого поздно будет вас убивать.
- А сейчас - не поздно?
- Вы лучше меня разбираетесь в ситуации.
- Кто может меня убить?
- Это вы у меня спрашиваете? На эту тему можно много рассуждать.
Но мне не удалось уйти от этого идиотского разговора.
- Так рассуждайте! - прикрикнул Антонюк. - За это вам деньги платят!
Тот еще будет губернатор. Обкомовская, видно, школа. Или он в свое время до второго секретаря допер именно потому, что от природы была в нем эта бульдожья хватка? Если так, то до губернаторского кресла вполне допрет. Человек, который умеет получать ответы на свои вопросы.
Ну, получи.
И я сказал:
- Тот, кто убил Комарова.
В кабинете воцарилось многозначительное молчание.
- Дела, твою мать! - констатировал майор. - Новые времена - новые песни. - Он обернулся к капитану: - А ведь и верно, никаких америк нам москвич не открыл. Все давным-давно известно.
- Я вам скажу еще кое-что из известного. Хотите? - предложил я.
- Было бы любопытно, - не без настороженности согласился майор.
- Я бы не стал гонять на операции с мигалками и сиренами.
- Так ведь туман! - заорал капитан. - Туман, понимаешь? Мы бы час ехали!
Я развел руками:
- Ну, если туман, тогда да.
- Так где все-таки пушка? - спросил майор.
- В камере хранения на вокзале, - ответил я, не уточняя, на каком вокзале.
- Разумно, - подумав, кивнул майор. - Разобрались, выходит. Да, дела! У вас есть претензии к лицам, производившим ваше задержание? перешел он на официальный тон.
Я потрогал распухшую скулу. Тот еще будет фингал. Особая примета. Но это был свершившийся факт. А его, как известно, не может отменить даже Господь Бог. Поэтому я только рукой махнул:
- Чего уж там. Дело житейское. На их месте так поступил бы каждый. Вот если бы еще "сейку" мою вернули, был бы полный порядок. Я к ней как-то привык.
- Какую "сейку"? - не понял майор. А капитан понял. Он быстро вышел, минут через пять вернулся и молча протянул мне часы, сдрюченные с меня в азарте горячего дела шустрыми омоновцами города К.
Тут и майор понял. И даже Антонюк.
- Так-так, - проговорил он.
- Примите наши извинения, - хмуро сказал майор.
- Нет проблем, господин майор.
- Ну и прекрасно.
* * *
Для Антонюка майор Кривошеев выделил оперативную "Волгу", а мой "пассат" уже подогнали к горотделу. Но перед тем как сесть в машину, Антонюк отвел меня в сторону.
- Как я понял, условие вашего контракта - сохранить мою жизнь, а не отнять ее.
- Вы только сейчас это поняли?
- И вам обещали заплатить за это пятьдесят тысяч долларов?
- Мне уже заплатили.
- Кто?
- Вероятно, те, кто заинтересован, чтобы вас не убили.
- И чтобы я стал губернатором, - добавил Антонюк. - Не люблю таинственных доброжелателей. Лучше, конечно, чем таинственные враги. Но все-таки. Вероятно, после выборов мне предъявят счет. Потребуют каких-то услуг.
- Если вы победите.
- А вы сомневаетесь?
- Семь процентов отрыва - не слишком много. Антонюк снисходительно усмехнулся:
- У вас плохо с арифметикой. Не семь. Я получу голоса ЛДПР, а НДР голосов "Яблока" не получит. Они призовут своих избирателей голосовать "против всех".
- Вы уверены?
- Это их позиция. Сегодня они ее подтвердили на закрытом заседании.
- Оно было, наверное, не очень закрытым, раз вы об этом знаете?
- Неважно. Важен сам факт.
- Лев Анатольевич, машина вас ждет, - деликатно поторопил капитан Смирнов.
- А вот он умеет считать. Лучше, чем вы. И лучше, чем майор, отметил Антонюк. - В процессе нашего вынужденного, так сказать, общения невольно выяснились некоторые подробности, не рассчитанные на широкую огласку. Вы понимаете, о чем я говорю?
- Меня интересует только то, что связано с вашей безопасностью.
- Вы мне определенно нравитесь, молодой человек. - Антонюк не без торжественности пожал мне руку. - Спасибо. Это был жестокий урок, но полезный. Я выполню все ваши предписания.
- Сейчас я в этом не сомневаюсь.
Капитан Смирнов проводил "Волгу" с будущим губернатором и помахал мне:
- Счастливо, москвич. Ты вообще-то поаккуратней. Не ровен час. Ладно, все обошлось, и слава Богу.
Я отъехал от горотдела и свернул к автовокзалу.
Туман сгустился. Редкие машины плыли в нем многоглазыми световыми фантомами. Туман уравнивал "мерседесы" и "Жигули".
Бестелесный свет.
Огни на болоте.
* * *
"Обошлось".
Твою мать.
Это для тебя, капитан, обошлось. А для меня не обошлось. Потому что мужик, который прикуривал у торца дома и который сообщил оперативникам номер "пассата", был тот самый.
Смуглый. С приплюснутым носом.
В зале ожидания автовокзала было немноголюдно. Редкие пассажиры, опоздавшие на вечерние рейсы, дремали в жестких креслах. В камере хранения вообще не было ни одного человека.
Я набрал шифр и открыл ячейку.
В ячейке не было ничего.
Совсем ничего.
Пусто.
Пусто, как... Как. Никак. Просто пусто, и все.
Это означало, что кому-то очень недолго осталось жить.
И я уже догадывался кому.
Но это было не мое дело.
Не касалось оно меня.
Ни с какой стороны.
Ну, разве что...
Суки.
Глава четвертая. Фигура умолчания
I
Юрий Комаров, сын убитого историка Комарова, был по природе своей человеком недоверчивым и осторожным. Смерть отца обострила в нем эти качества до высшего предела. Поэтому Пастухов с первых фраз телефонного разговора понял, что уговорить его встретиться можно только одним способом. И он воспользовался этим способом. Он сказал:
- Я занимаюсь расследованием смерти вашего отца. Помочь в этом можете только вы. Если вы скажете "нет", я немедленно уезжаю, но в том, что смерть вашего отца останется нераскрытой, будете виноваты только вы. И никто другой.
Это подействовало. Комаров-младший назначил встречу у себя на квартире, но просил при подходе к дому привлекать как можно меньше внимания. Пастухов пообещал, но обещания не выполнил. Оставив "пассат" за пару кварталов от дома, он прошелся по улице Строителей (их оказалось три: просто Строителей, Первая улица Строителей и Вторая улица Строителей), по пути спрашивая у встречных прохожих, как пройти к дому номер 17, где жил Комаров. Ему подробно объясняли, а напоследок обязательно спрашивали:
- А вы к кому? К Комаровым, что ль?
Время для визита Пастухов выбрал не раннее и не позднее - начало шестого вечера. Как раз в это время и был убит Комаров. Он отмечал довольно плотные сумерки, сгущенные наползавшим с Балтики туманом, тусклый и словно бы радужный свет уличных и домовых фонарей - свет, в котором идти-то было трудно, а уж про стрельбу и говорить нечего. Всеобщий интерес прохожих к нему, чужому человеку, разыскивающему дом Комаровых, сначала не вызвал у него никакого удивления, более того, вообще не задержал его внимания.
Едва ли не в первый же день по приезде в город Егоров по настоятельной просьбе Пастухова принес ксерокопию уголовного дела, где были собраны все материалы по убийству Комарова, и теперь Пастухов словно бы сверял то, что он знает, с тем, что он видит. Все свидетели (а их набралось с десяток) в один голос твердили, что как раз в это примерно время они возвращались с автобусной остановки и никого постороннего на улице не видели. Следователь прокуратуры не придал особого значения этим показаниям. Слишком уж очевидно профессиональным был почерк убийцы. А таких профессионалов на улице Строителей, да и во всем городе К., по убеждению следователя прокуратуры, не было. Для очистки совести следствие перетряхнуло все базы данных, запросило Зональный информационный центр, но и там ничего не нашли. Картина вырисовывалась отчетливая и безнадежная для следствия: нанятый киллер прилетел или приехал, сделал свое черное дело и скрылся. Оставался открытым вопрос о мотиве, но и здесь нашли выход. Его подсказал сын убитого, заявивший, что Комарова убили по ошибке - должны были убить его, а не отца, убийца просто спутал. Они были примерно одного роста, оба грузные, основательной стати, оба носили похожие серые плащи, а "дипломаты" у них и вообще были совершенно одинаковые: их по случаю (и с большой скидкой) купила жена Юрия - для мужа, а заодно и для свекра. Мотивов же для покушения на Юрия было предостаточно: он успешно занимался бизнесом, имел дело с портом, покушение на него могло быть результатом внутренней бандитской разборки.
Это заявление сына потерпевшего было подарком для следователя. Он с чистой совестью сунул папку в сейф на ту полку, где томились "висяки" или "глухари" - дела зависшие, практически не имеющие шансов быть раскрытыми. Пресса поуспокоилась, начальство не дергало, понимая, что к чему, так что можно было спокойно заниматься другими делами, которых здесь, в портовом балтийском городе, было Предостаточно.
Материалы следствия не помогли Пастухову представить картину происшедшего. Во-первых, он далеко не сразу понял смысл милицейских протоколов, написанных таким языком, что болтовня его Настены на их фоне казалась поэмами Пушкина. Сбивали с толку и многочисленные ссылки на статьи Гражданского и Уголовного кодексов, с которыми Пастухову до этого не приходилось иметь дела. Он не отбросил документы, нет, он их самым внимательным образом изучил, разобрался в канцеляризмах протоколов, даже почти во всех упоминаемых статьях Кодексов, и в конце концов общие выводы следствия показались ему правильными. И только вот теперь, когда он шел от автобусной остановки к дому Комарова и каждый встречный объяснял ему дорогу самым подробным образом, а заодно пытался выведать, к кому и по какому делу он идет, у Пастухова не то чтобы зародилось сомнение в правильности этих выводов, но как бы крошечная заноза попала в руку - совсем крошечная: жить можно, но все-таки беспокоит, все-таки что-то не совсем так.
Уже подойдя к аккуратному особнячку Комаровых, Пастухов вдруг вернулся к автобусной остановке и еще раз повторил путь, который уже проделал: дотошно выспрашивая прохожих об адресе, охотно отвечая, к кому он идет. Он даже придумал историю о дальнем родственнике Комаровых, с которым Пастухов недавно виделся во Владивостоке и который при случае просил передать своякам привет. Он понял только одно, но понял твердо: не было здесь никакого приезжего киллера. Его обязательно увидели бы и приметили. А это означало, что убийца - местный, свой. На него никто не обратил внимания именно потому, что он был свой, примелькавшийся и потому не вызвавший никакого интереса.
В следственном деле, которое просматривал Пастухов, это предположение не игнорировалось. Но сыщики города К. единодушно пришли к выводу, что киллера такой квалификации в городе нет.
Они перетрясли весь уголовный контингент, связанный с "мокрыми" делами, но там каждый раз присутствовали разбой, тупые бандитские нападения, не говоря про пьяную поножовщину. А тут работал холодный точный профессионал. Не было такого в городе К. Не было, хоть ты застрелись.
* * *
На звонок Пастухову долго не открывали, смотрели из глазка, таились за дверью. И лишь когда он напомнил, что договаривался о встрече по телефону, возня в прихожей усилилась, звякнуло железо, и Пастухов оказался в уютном просторном холле, украшенном деревянной прибалтийской резьбой и уставленном картонными коробками самых разных размеров. Жена Юрия Комарова, маленькая остроносая пигалица, поздоровалась с гостем и шмыгнула в соседнюю комнату. По тому, что в двери осталась щель в ладонь, Пастухов понял, что она не хочет пропустить ни слова из разговора мужа с этим незваным гостем.
Коробки, частью упакованные и обклеенные скотчем, а частью еще не закрытые, полунаполненные, загромождали и гостиную, куда Юрий ввел гостя.
- Уезжаем, - коротко объяснил он царящий в доме беспорядок. - Дочь уже отправили. А теперь вот и сами.
Он, вероятно, ожидал вопроса, куда они уезжают, и внутренне напрягся, готовясь как можно убедительнее соврать, но Пастухов не стал ни о чем спрашивать.
- Если ваша жена хочет знать, о чем мы говорим, пусть зайдет, предложил он. - Нет - нет.
По крайней мере я буду точно знать, от кого уходит информация.
Юрий вышел в соседнюю комнату и через минуту вернулся.
Из холла в зал ворвались человек пять омоновцев в "ночках" и с десантными "калашами" под предводительством милицейского капитана с открытым забралом и ПМ в руке.
- Всем оставаться на местах! - приказал капитан. - Проверка документов!
Наконец-то.
По-моему, ребятишки в углу почувствовали себя неуютно.
Но на этот раз им ничего не грозило.
- Чей автомобиль марки "фольксваген-пассат" номер такой-то? вопросил капитан. Я поднял руку, как школьник, и сказал:
- Мой.
И уже через пару секунд лежал на дубовой столешнице с заломленными за спину руками. Мордой в кофе. Правым ухом, точнее. А лик мой оказался обращенным в сторону углового стола, так что я имел возможность видеть ошарашенные физиономии местных братков. Один из них изумленно сказал:
- Ну, облом! За говенный "пассат", а? Не, ты вникни! А если б у него был "мерин" или "чероки"?
Браслетки. Шмон с головы до ног. Прямо скажу, не слишком деликатный. Потом меня рванули вверх, в прорезях "ночки" я увидел чьи-то бешеные глаза, хриплый голос спросил:
- Где пушка?
- Не понимаю, о чем вы, - вежливо ответил я и тут же схлопотал по левой скуле автоматной ложей. Наотмашь. От всей души. Была когда-то такая передача на ЦТ. Так можно и челюсть сломать. Ну ладно хоть плашмя, а не торцом. И на том спасибо.
- Где пушка, сука? - повторила "ночка", дыша мне в лицо смесью водки, табака и жвачки "стиморол", слегка профильтрованной черной шерстяной тканью.
- Снял бы "ночку"-то, жарко, - посочувствовал я ему и понял, что сейчас еще раз схлопочу. И, возможно, уже торцом приклада. Но тут вмешался капитан:
- Погоди, лейтенант. Может, не он?
- Чего годить, чего годить?! Тачка его, номер тот, мужик у дома твердо сказал! И по приметам он! Где пушка, пидор?!
- Отставить! - приказал капитан. - В машину! В горотделе разберемся!
Меня сняли со стола и почти понесли к выходу. Гардеробщик вежливо остановил процессию:
- Момент, господа! Ваш плащ.
Он набросил на меня плащ и мягко укорил:
- Я же вас предупреждал! - И, подумав, добавил: - Приходите к нам снова.
Омоновцы загоготали:
- Ага! Придет! Лет через десять!
В отделении меня сначала сунули в обезьянник, выкинув оттуда пару бомжей. Но не успел я как следует ощупать языком распухающие щеку и губу и порадоваться, что хоть зубы целы, снова выдернули и привели в кабинет, где я увидел давешнего капитана, пожилого милицейского майора и красного кандидата Льва Анатольевича Антонюка. Майор сидел за письменным столом, перед ним лежал бумажник с моими документами.
Капитан жестом показал Антонюку на меня:
- Он?
Антонюк подтвердил:
- Он. - И поинтересовался у меня: - Ну что? Доигрался, красавец?
- Так... Пастухов... Женат, дочь... Прописан в деревне Затопино Зарайского района Московской области... Судимостей, судя по отметкам в паспорте, не имел. Ну, это надо проверить.
Майор еще полистал мой паспорт и бросил его на стол.
- Пастухов? - переспросил Антонюк. - Почему-то мне знакома эта фамилия.
- Ничего удивительного, - ответил майор. - Не Иванов, но и не Вайсмахер. Давай, Пастухов, сразу к делу. Где оружие, которым ты угрожал гражданину Антонюку?
"Ночка" снова дохнула мне в ухо сложным парфюмом.
- Колись, падла! Сразу колись, а то хуже будет! Майор недовольно поморщился:
- Отставить, лейтенант. И снимите с задержанного наручники.
- Стоит ли, товарищ майор? А вдруг он какое-нибудь кун-фу? Возись потом.
- Выполняйте.
Браслетки слетели с моих запястий, первым делом я потрогал щеку и покачал зубы. Вроде бы не шатались.
- Свободны, - кивнул майор. Омоновцы вышли, брякая автоматами.
- Садись, Пастухов. Еще раз спрашиваю: где пистолет, которым ты угрожал господину Антонюку?
- Я не угрожал господину Антонюку пистолетом. Подтвердите, Лев Анатольевич.
- Вот как? - искренне удивился он. - А что же вы делали?
- Вы спросили, из чего я мог бы вас застрелить. Я показал. Разве не так?
- Не валяй дурака, Пастухов, - посоветовал майор. - Мы здесь и не таких видели.
- Послушайте, господин майор. Я понимаю, ребята были в запарке, горячее дело и все такое. Но, может, кто-нибудь все-таки обыщет меня как следует?
Для убедительности я встал и расставил в стороны руки.
- Обыщи, - кивнул майор капитану. Тот ощупал меня со всех боков.
- Чисто. Чего искать-то?
- В джинсах. В правом заднем кармане, - подсказал я.
Капитан послушно склонился к моей заднице. Из-под его кителя выглянула кобура с ручкой табельного ПМ.
Я балдею от этих ребят. Бери "макарку" и клади всех на пол. Или мочи. И никакого кун-фу не надо. А ведь предупреждал их лейтенант в "ночке"! Было у меня искушение показать им, что к оперативникам, которые работают на земле в гуще народных масс, стоит прислушиваться. Но я сдержался. Могут неправильно понять. Да и не мое это дело воспитывать командный милицейский состав.
Капитан извлек из тесного кармана моих джинсов книжицу с тиснением "КПРФ" на обложке и раскрыл ее. После чего впал в некоторую задумчивость.
- Что там такое? - нетерпеливо спросил майор. Капитан положил перед ним удостоверение.
Майор внимательно ознакомился с содержанием и тоже впал в задумчивость.
- Ничего не понимаю! - признался наконец он и показал книжицу Антонюку. - Здесь сказано, что он начальник вашей охраны. Вы что-нибудь понимаете? Это ваша подпись?
- Моя, - подтвердил Антонюк. - Да, моя. Пастухов. Вот почему эта фамилия у меня на слуху! Ну, конечно же! Так-так. Значит, вы и есть начальник моей охраны? А мне рекомендовали вас как серьезного и ответственного профессионала. Да, вы профессионал, это я понял. Но в том ли вы профессионал, в чем надо? Что означал весь этот спектакль?
- Если это был спектакль, - вставил майор тоном, не предвещающим мне ничего хорошего. Я лишь пожал плечами.
- Мне передали, чтобы я к вам зашел. Я и зашел.
- Таким образом?! - взвился Антонюк. - Да вы что, издеваетесь надо мной?!
- Над нами! - снова вмешался майор.
- Успокойтесь, Лев Анатольевич. Я отвечаю за вашу безопасность. И намерен ее обеспечить. Я должен был проверить систему вашей охраны. Что она ничего не стоит, я убедился. И хотел, чтобы убедились вы.
Антонюк едва не подпрыгнул.
- А просто сказать? Да! Просто! Языком! Как люди общаются тысячи лет! И будут общаться всегда! Потому что другого средства общения не придумали! И никогда не придумают! Его нет! Просто нет! Понимаете? Нет!
Я понимал другое - что из него со свистом выходит пар. Но все-таки решил, что нужно его поправить:
- Почему нет? Есть.
Антонюк уставился на меня, как прапор на вдруг заговорившего салабона.
- Да? Есть? Сделайте одолжение, просветите.
- Музыка, например. Ведь что такое музыка? Это внеречевое средство общения.
- Это вы сами придумали?
- Да ну! Жена рассказала. Она музыковед, кончила "Гнесинку". Есть и другие внеязыковые средства общения. Живопись. Балет.
- Балет? Понимаю. И вы мне станцевали про то, какая у меня система охраны. А воспользоваться традиционным средством общения, обыкновенным русским языком, не могли. Слишком просто, да?
- Мог. Но мне было нужно, чтобы вы не узнали это, а прочувствовали. На собственной шкуре, извините за резкость. Надеюсь, мне это удалось.
- Да, черт возьми, удалось. Ничего не могу сказать, удалось. А если, быть совершенно откровенным, вы напугали меня до смерти!
Я удовлетворенно кивнул:
- Это и было моей задачей.
Капитан смотрел на меня, как на иллюзиониста Копперфильда.
- Ну, москвич! - пробормотал он.
Но майор был настроен совсем не миролюбиво.
- У вас есть претензии к задержанному Пастухову? - обратился он к Антонюку.
- Как ни парадоксально, но...
- Если можно - простым русским языком, - попросил майор. - Без музыки и балета. И без живописи. Да или нет?
- Нет, - сказал Антонюк.
- А у меня есть! - взревел майор. Теперь и из него начал выходить пар. - Весь город поставить на уши, это как? Это двести шестая, часть вторая! Злостное хулиганство! От одного до пяти лет! Понял?
- Так точно, господин майор.
- Гражданин майор!
- Слушаюсь, гражданин майор!
- Ладно, не будем усугублять. Но пятнадцать суток ты, парень, получишь! Умник, тра-та-так-перетак, тра-та... И считай, что дешево отделался! - примерно через полминуты закончил он. - Есть вопросы?
- Есть. Ваша опергруппа прибыла на место через двадцать четыре минуты после вызова. А оцепление вообще минут через сорок. А это как?
- Вам, москвичам, хорошо рассуждать! - возмутился капитан. - Вам Лужков новые "форды" покупает! А мы на чем ездим - видел? Скоро на рейсовые автобусы пересядем!
- Сколько у вас абонентов в системе охраны ВИП? - поинтересовался я. - Человек сто?
- Больше, - уточнил капитан.
- Вот и пусть скинутся на пару полицейских "фордов" и микроавтобус. Для себя же.
- Они скинутся! - проговорил майор.
- Прекрасная мысль, - вмешался Антонюк. - И своевременная. Мой фонд поддержит. Проведем работу. Помогая милиции, помогаешь себе. Очень хороший лозунг. Короткий и понятный. Считайте, майор, что у вас есть эти машины.
- А у вас - голоса благодарной милиции, - подсказал я.
- Мы не покупаем голоса избирателей. Мы призываем голосовать за нас своими делами.
- Ладно, - снизошел майор. - Пусть не пятнадцать. Но пять суток ты у меня отсидишь! Оформи, капитан.
- Вы оставляете меня без охраны, - возразил Антонюк.
- У вас целая толпа охранников.
- Пастухов показал, чего они стоят.
- А мне какое дело? Это не наши люди. За них я не отвечаю.
- Значит, вам до этого нет никакого дела? - переспросил Антонюк. Вы отдаете себе отчет в том, что сказали?
- Но вы и меня поймите! Как я объясню губернатору это ЧП? Оно уже в сводке! А если есть хулиганство - должен быть и хулиган. И к нему должны быть приняты меры!
- Какому губернатору? - негромко поинтересовался Антонюк. Губернатору, который пальцем не шевельнул, чтобы помочь милиции? Который за четыре года не сделал для города ничего?
- Не мое дело оценивать губернаторов, - огрызнулся майор. - Станете вы - буду подчиняться вам. А пока я подчиняюсь ему.
На принцип пошло. Дело серьезное. Я решил, что стоит майору помочь. Помогая милиции, помогаешь себе.
- Оформите ЧП как учебную тревогу. Проверка боеготовности личного состава в условиях, близких к реальным.
- И не забудьте отметить, что эта самая боеготовность оказалась нулевой, - язвительно добавил Антонюк.
- Почему? - возразил я. - Вы живы. Преступник задержан. Опыт учебной тревоги будет всесторонне проанализирован и сделаны выводы.
- Понял, как в Москве работают? - обратился майор к капитану и снова повернулся ко мне. - Тогда хоть объясни нам, на кой черт ты всю эту петрушку затеял?
- Хотел познакомиться с вами. Мало ли, как дело пойдет. Может, у вас ко мне вопросы возникнут. Или у меня к вам.
А теперь и майор уставился на меня, как космонавт на лунатика. Потом встал, одернул китель и доложился:
- Майор Кривошеев. Олег Сергеевич. Заместитель начальника областного управления внутренних дел. - Немного подумал и представил капитана: Капитан Смирнов. Иван Николаевич. Уголовный розыск.
- Очень приятно, - сказал я. - Пастухов. Сергей Сергеевич.
- Скажи, Сергей Сергеевич, ты всегда все делаешь через жопу?
- Когда как. Мне было нужно, чтобы Лев Анатольевич беспрекословно выполнял все мои предписания, - объяснил я.
- Какие? - спросил Антонюк.
- Может, мы обсудим это" наедине?
- Если можно, при нас, - попросил майор. - Учиться так учиться..
- Я не скажу ничего нового.
- Тем более.
- Пожалуйста. Первое: наглухо заварить дверь на чердак. Второе: поставить в квартиру бронированную дверь с кодовым замком. Завтра же. Третье. Никому никаких ключей. Никому. Вы меня понимаете, Лев Анатольевич?
- Да, - буркнул Антонюк.
- Каждый день менять маршрут и время возвращения домой. По вам часы можно проверять. Сейчас это не достоинство. Не прощаться с охраной в лифте. Больше того. Двое постоянно должны находиться с вами. Даже ночью. Пусть один спит в гостиной, а другой на раскладушке в прихожей.
- Ну, знаете! - запротестовал Антонюк.
- Хотите еще раз встретиться с киллером? На этот раз с настоящим?
- Сдаюсь. Что еще?
- Наймите охрану на дачу. Двух или трех человек. Сойдут и местные, только не пьянь. Когда едете на дачу, никаких телефонных предупреждений. Вообще о своих поездках по телефону не говорить.
- О моих предвыборных встречах знает весь город.
- Встречи и митинги - моя забота. И до конца избирательной кампании - никаких ресторанов, никаких дружеских посиделок и никаких утренних пробежек трусцой по парку.
- Черт знает на какую жизнь вы меня обрекаете!
- Вы сами себя на нее обрекаете. Станете губернатором - расслабитесь. После этого поздно будет вас убивать.
- А сейчас - не поздно?
- Вы лучше меня разбираетесь в ситуации.
- Кто может меня убить?
- Это вы у меня спрашиваете? На эту тему можно много рассуждать.
Но мне не удалось уйти от этого идиотского разговора.
- Так рассуждайте! - прикрикнул Антонюк. - За это вам деньги платят!
Тот еще будет губернатор. Обкомовская, видно, школа. Или он в свое время до второго секретаря допер именно потому, что от природы была в нем эта бульдожья хватка? Если так, то до губернаторского кресла вполне допрет. Человек, который умеет получать ответы на свои вопросы.
Ну, получи.
И я сказал:
- Тот, кто убил Комарова.
В кабинете воцарилось многозначительное молчание.
- Дела, твою мать! - констатировал майор. - Новые времена - новые песни. - Он обернулся к капитану: - А ведь и верно, никаких америк нам москвич не открыл. Все давным-давно известно.
- Я вам скажу еще кое-что из известного. Хотите? - предложил я.
- Было бы любопытно, - не без настороженности согласился майор.
- Я бы не стал гонять на операции с мигалками и сиренами.
- Так ведь туман! - заорал капитан. - Туман, понимаешь? Мы бы час ехали!
Я развел руками:
- Ну, если туман, тогда да.
- Так где все-таки пушка? - спросил майор.
- В камере хранения на вокзале, - ответил я, не уточняя, на каком вокзале.
- Разумно, - подумав, кивнул майор. - Разобрались, выходит. Да, дела! У вас есть претензии к лицам, производившим ваше задержание? перешел он на официальный тон.
Я потрогал распухшую скулу. Тот еще будет фингал. Особая примета. Но это был свершившийся факт. А его, как известно, не может отменить даже Господь Бог. Поэтому я только рукой махнул:
- Чего уж там. Дело житейское. На их месте так поступил бы каждый. Вот если бы еще "сейку" мою вернули, был бы полный порядок. Я к ней как-то привык.
- Какую "сейку"? - не понял майор. А капитан понял. Он быстро вышел, минут через пять вернулся и молча протянул мне часы, сдрюченные с меня в азарте горячего дела шустрыми омоновцами города К.
Тут и майор понял. И даже Антонюк.
- Так-так, - проговорил он.
- Примите наши извинения, - хмуро сказал майор.
- Нет проблем, господин майор.
- Ну и прекрасно.
* * *
Для Антонюка майор Кривошеев выделил оперативную "Волгу", а мой "пассат" уже подогнали к горотделу. Но перед тем как сесть в машину, Антонюк отвел меня в сторону.
- Как я понял, условие вашего контракта - сохранить мою жизнь, а не отнять ее.
- Вы только сейчас это поняли?
- И вам обещали заплатить за это пятьдесят тысяч долларов?
- Мне уже заплатили.
- Кто?
- Вероятно, те, кто заинтересован, чтобы вас не убили.
- И чтобы я стал губернатором, - добавил Антонюк. - Не люблю таинственных доброжелателей. Лучше, конечно, чем таинственные враги. Но все-таки. Вероятно, после выборов мне предъявят счет. Потребуют каких-то услуг.
- Если вы победите.
- А вы сомневаетесь?
- Семь процентов отрыва - не слишком много. Антонюк снисходительно усмехнулся:
- У вас плохо с арифметикой. Не семь. Я получу голоса ЛДПР, а НДР голосов "Яблока" не получит. Они призовут своих избирателей голосовать "против всех".
- Вы уверены?
- Это их позиция. Сегодня они ее подтвердили на закрытом заседании.
- Оно было, наверное, не очень закрытым, раз вы об этом знаете?
- Неважно. Важен сам факт.
- Лев Анатольевич, машина вас ждет, - деликатно поторопил капитан Смирнов.
- А вот он умеет считать. Лучше, чем вы. И лучше, чем майор, отметил Антонюк. - В процессе нашего вынужденного, так сказать, общения невольно выяснились некоторые подробности, не рассчитанные на широкую огласку. Вы понимаете, о чем я говорю?
- Меня интересует только то, что связано с вашей безопасностью.
- Вы мне определенно нравитесь, молодой человек. - Антонюк не без торжественности пожал мне руку. - Спасибо. Это был жестокий урок, но полезный. Я выполню все ваши предписания.
- Сейчас я в этом не сомневаюсь.
Капитан Смирнов проводил "Волгу" с будущим губернатором и помахал мне:
- Счастливо, москвич. Ты вообще-то поаккуратней. Не ровен час. Ладно, все обошлось, и слава Богу.
Я отъехал от горотдела и свернул к автовокзалу.
Туман сгустился. Редкие машины плыли в нем многоглазыми световыми фантомами. Туман уравнивал "мерседесы" и "Жигули".
Бестелесный свет.
Огни на болоте.
* * *
"Обошлось".
Твою мать.
Это для тебя, капитан, обошлось. А для меня не обошлось. Потому что мужик, который прикуривал у торца дома и который сообщил оперативникам номер "пассата", был тот самый.
Смуглый. С приплюснутым носом.
В зале ожидания автовокзала было немноголюдно. Редкие пассажиры, опоздавшие на вечерние рейсы, дремали в жестких креслах. В камере хранения вообще не было ни одного человека.
Я набрал шифр и открыл ячейку.
В ячейке не было ничего.
Совсем ничего.
Пусто.
Пусто, как... Как. Никак. Просто пусто, и все.
Это означало, что кому-то очень недолго осталось жить.
И я уже догадывался кому.
Но это было не мое дело.
Не касалось оно меня.
Ни с какой стороны.
Ну, разве что...
Суки.
Глава четвертая. Фигура умолчания
I
Юрий Комаров, сын убитого историка Комарова, был по природе своей человеком недоверчивым и осторожным. Смерть отца обострила в нем эти качества до высшего предела. Поэтому Пастухов с первых фраз телефонного разговора понял, что уговорить его встретиться можно только одним способом. И он воспользовался этим способом. Он сказал:
- Я занимаюсь расследованием смерти вашего отца. Помочь в этом можете только вы. Если вы скажете "нет", я немедленно уезжаю, но в том, что смерть вашего отца останется нераскрытой, будете виноваты только вы. И никто другой.
Это подействовало. Комаров-младший назначил встречу у себя на квартире, но просил при подходе к дому привлекать как можно меньше внимания. Пастухов пообещал, но обещания не выполнил. Оставив "пассат" за пару кварталов от дома, он прошелся по улице Строителей (их оказалось три: просто Строителей, Первая улица Строителей и Вторая улица Строителей), по пути спрашивая у встречных прохожих, как пройти к дому номер 17, где жил Комаров. Ему подробно объясняли, а напоследок обязательно спрашивали:
- А вы к кому? К Комаровым, что ль?
Время для визита Пастухов выбрал не раннее и не позднее - начало шестого вечера. Как раз в это время и был убит Комаров. Он отмечал довольно плотные сумерки, сгущенные наползавшим с Балтики туманом, тусклый и словно бы радужный свет уличных и домовых фонарей - свет, в котором идти-то было трудно, а уж про стрельбу и говорить нечего. Всеобщий интерес прохожих к нему, чужому человеку, разыскивающему дом Комаровых, сначала не вызвал у него никакого удивления, более того, вообще не задержал его внимания.
Едва ли не в первый же день по приезде в город Егоров по настоятельной просьбе Пастухова принес ксерокопию уголовного дела, где были собраны все материалы по убийству Комарова, и теперь Пастухов словно бы сверял то, что он знает, с тем, что он видит. Все свидетели (а их набралось с десяток) в один голос твердили, что как раз в это примерно время они возвращались с автобусной остановки и никого постороннего на улице не видели. Следователь прокуратуры не придал особого значения этим показаниям. Слишком уж очевидно профессиональным был почерк убийцы. А таких профессионалов на улице Строителей, да и во всем городе К., по убеждению следователя прокуратуры, не было. Для очистки совести следствие перетряхнуло все базы данных, запросило Зональный информационный центр, но и там ничего не нашли. Картина вырисовывалась отчетливая и безнадежная для следствия: нанятый киллер прилетел или приехал, сделал свое черное дело и скрылся. Оставался открытым вопрос о мотиве, но и здесь нашли выход. Его подсказал сын убитого, заявивший, что Комарова убили по ошибке - должны были убить его, а не отца, убийца просто спутал. Они были примерно одного роста, оба грузные, основательной стати, оба носили похожие серые плащи, а "дипломаты" у них и вообще были совершенно одинаковые: их по случаю (и с большой скидкой) купила жена Юрия - для мужа, а заодно и для свекра. Мотивов же для покушения на Юрия было предостаточно: он успешно занимался бизнесом, имел дело с портом, покушение на него могло быть результатом внутренней бандитской разборки.
Это заявление сына потерпевшего было подарком для следователя. Он с чистой совестью сунул папку в сейф на ту полку, где томились "висяки" или "глухари" - дела зависшие, практически не имеющие шансов быть раскрытыми. Пресса поуспокоилась, начальство не дергало, понимая, что к чему, так что можно было спокойно заниматься другими делами, которых здесь, в портовом балтийском городе, было Предостаточно.
Материалы следствия не помогли Пастухову представить картину происшедшего. Во-первых, он далеко не сразу понял смысл милицейских протоколов, написанных таким языком, что болтовня его Настены на их фоне казалась поэмами Пушкина. Сбивали с толку и многочисленные ссылки на статьи Гражданского и Уголовного кодексов, с которыми Пастухову до этого не приходилось иметь дела. Он не отбросил документы, нет, он их самым внимательным образом изучил, разобрался в канцеляризмах протоколов, даже почти во всех упоминаемых статьях Кодексов, и в конце концов общие выводы следствия показались ему правильными. И только вот теперь, когда он шел от автобусной остановки к дому Комарова и каждый встречный объяснял ему дорогу самым подробным образом, а заодно пытался выведать, к кому и по какому делу он идет, у Пастухова не то чтобы зародилось сомнение в правильности этих выводов, но как бы крошечная заноза попала в руку - совсем крошечная: жить можно, но все-таки беспокоит, все-таки что-то не совсем так.
Уже подойдя к аккуратному особнячку Комаровых, Пастухов вдруг вернулся к автобусной остановке и еще раз повторил путь, который уже проделал: дотошно выспрашивая прохожих об адресе, охотно отвечая, к кому он идет. Он даже придумал историю о дальнем родственнике Комаровых, с которым Пастухов недавно виделся во Владивостоке и который при случае просил передать своякам привет. Он понял только одно, но понял твердо: не было здесь никакого приезжего киллера. Его обязательно увидели бы и приметили. А это означало, что убийца - местный, свой. На него никто не обратил внимания именно потому, что он был свой, примелькавшийся и потому не вызвавший никакого интереса.
В следственном деле, которое просматривал Пастухов, это предположение не игнорировалось. Но сыщики города К. единодушно пришли к выводу, что киллера такой квалификации в городе нет.
Они перетрясли весь уголовный контингент, связанный с "мокрыми" делами, но там каждый раз присутствовали разбой, тупые бандитские нападения, не говоря про пьяную поножовщину. А тут работал холодный точный профессионал. Не было такого в городе К. Не было, хоть ты застрелись.
* * *
На звонок Пастухову долго не открывали, смотрели из глазка, таились за дверью. И лишь когда он напомнил, что договаривался о встрече по телефону, возня в прихожей усилилась, звякнуло железо, и Пастухов оказался в уютном просторном холле, украшенном деревянной прибалтийской резьбой и уставленном картонными коробками самых разных размеров. Жена Юрия Комарова, маленькая остроносая пигалица, поздоровалась с гостем и шмыгнула в соседнюю комнату. По тому, что в двери осталась щель в ладонь, Пастухов понял, что она не хочет пропустить ни слова из разговора мужа с этим незваным гостем.
Коробки, частью упакованные и обклеенные скотчем, а частью еще не закрытые, полунаполненные, загромождали и гостиную, куда Юрий ввел гостя.
- Уезжаем, - коротко объяснил он царящий в доме беспорядок. - Дочь уже отправили. А теперь вот и сами.
Он, вероятно, ожидал вопроса, куда они уезжают, и внутренне напрягся, готовясь как можно убедительнее соврать, но Пастухов не стал ни о чем спрашивать.
- Если ваша жена хочет знать, о чем мы говорим, пусть зайдет, предложил он. - Нет - нет.
По крайней мере я буду точно знать, от кого уходит информация.
Юрий вышел в соседнюю комнату и через минуту вернулся.