Таманцев Андрей. Рискнуть и победить (Солдаты удачи - 5)

   К дерущимся кинулись дежурившие на площади милиционеры. Но Егоров остановил их:
   - Все в порядке, ребята. Маленькие идеологические разногласия. Мы их уже уладили. - И обратился к Артисту за подтверждением: - Точно?
   А поскольку тому никак не улыбалось покинуть площадь в самый решающий момент, он радостно подтвердил:
   - Ребята, все о'кей. Это немцы на симпозиумах спорят. А мы, русские, привыкли решать проблемы по-простому, по-нашенски. Извини, друг, немного погорячился. Со всяким бывает, верно? Очень уж тема для меня больная. Как подумаю - спать не могу. Не веришь? Жену спроси. Пойдем, сейчас и спросишь, они на том конце площади в кафе-мороженое! Пошли-пошли, заодно и познакомишься! И врежем по соточке. Одному мне она не даст, а с другом как можно не разрешить?
   - В другой раз, - попытался отказаться Егоров, но тут Артист напер с таким добродушием и доброжелательством, что я даже слегка посочувствовал Егорову: отвяжись от такого. Егоров, конечно, не просек ситуации: если после двух таких ударов его противник все еще стоит на ногах и даже что-то болтает, уже одно это может навести на серьезные размышления. Егорова не навело, из чего я с чувством глубокого и полного удовлетворения заключил, что его мысли заняты совсем другим. И даже знал чем.
   Я подал незаметный сигнал Артисту, чтобы он оставил Егорова в покое все же не Смоктуновский, может и переиграть. А если Егоров хоть что-нибудь заподозрит - кранты. Артист переключил внимание на остальных слушателей, какой-то половиной мозга не выпуская из зоны внимания меня и Егорова.
   - Да здравствует свобода!
   - Да здравствует демократическая Россия!
   Это были последние слова в выступлении губернатора.
   "Готовность - ноль".
   Единственное, что меня сдерживало, - жесткий приказ Столярова. Я видел, как отошел к перильцам и закурил губернатор. Я видел, как на мгновение отвернулся Миня, стоявший в первом ряду - как раз метрах в восьми против того места, где курил Хомутов. Я прекрасно представлял, что он в это время под своей курточкой делает - взводит курок "беретты". И в то самое мгновение, когда Миня вновь повернулся к трибуне и я готов был увидеть в его руках "длинную девятку" или хотя бы "макарку", какой-то человек в сером плаще и в приплюснутой кепке каким-то неуловимым движением оказался на постаменте рядом с губернатором, при этом фигура его полностью прикрывала губернатора. Я даже как-то сразу не врубился, что это смотритель маяка Столяров, я лишь отметил растерянность, мелькнувшую на лице Мини, который не успел еще извлечь свой ствол на свет Божий. Каким-то боковым зрением я отметил, как грамотно вытянулись от Мини к Егорову его ребята, готовые мгновенно передать ему горячий ствол, но так и оставшиеся в недоуменном ожидании.
   А Столяров между тем стоял на внешнем выступе постамента, облокотившись о балюстраду, в позе человека, который благодушно осматривает окрестности. Он даже закурил и перемолвился двумя словами с губернатором. Из их взаимного обращения друг к другу явствовало, что они незнакомы и разговор этот случайный и ничего не означающий.
   Миня так и не извлек ствол из-под куртки. Он быстро что-то сказал в рацию, Егоров коротко ответил. Я не услышал слов, но по интонации понял, что это было что-то вроде команды: "Жди". Потом Егоров отошел в сторону от толпы и довольно долго разговаривал по рации, пряча ее под курткой от посторонних взоров. Не знаю, чем закончились его переговоры, но через некоторое время Миня, Гена Козлов и другие "пловцы" как-то незаметно испарились с площади, где уже догорал костер политического пожарища.
   Столяров сошел с трибуны и замешался в толпе, как только Миня был отозван со своего боевого поста командой по рации - и ничуть не раньше. Я ничего не спрашивал, но Егоров сам сказал, закончив переговоры: "Операция отменяется". При этом вид у него был такой, что мне захотелось выложить перед ним все запасы виски, джина и прочей алкогольной продукции, которой был набит мой бар. Я бы ему и предложил, но опасался, что под горячую руку он пошлет меня куда подальше. А без дела как-то не хотелось туда ходить. Поэтому я деликатно смолчал.
   "Операция отменяется". Это было главное. А все остальное не имело значения.
   "Отменяется". Твою мать. А это значит, что мы выиграли.
   Выиграли, твою мать! У вас, сук, выиграли! Несмотря на ваших боевых пловцов и космические антенны. Несмотря на то, что за вашими плечами стояло подразвалившееся, но еще мощное государство под названием "Россия". Мы выиграли этот бой для России. Для нашей России. Вряд ли когда-нибудь нам это припомнят, а тем более отметят в наградных листах, но мы это сделали. Сделали, твою мать. И тут ты хоть лопни.
   Губернатор в сопровождении свиты вернулся в резиденцию. По моей команде Боцман с Мухой заняли около него свои места. Потом я незаметно кивнул Артисту - в знак того, что все кончилось. Но он еще некоторое время развлекал публику страстными публицистическими речами о бедственном положении русских в Прибалтике. Впрочем, по мере убывания числа слушателей страстность Семена угасала и он, наконец, махнув рукой, покинул площадь.
   - Приказания? - обратился я к Егорову.
   Он посмотрел на меня, как на клопа, и рявкнул:
   - Пошел ты...
   И я пошел. Не совсем туда, куда он меня послал. У меня был другой адрес.
   На краю площади я разыскал свой "пассат" и двинулся к маяку.
   VII
   Столяров сидел на краю каменной wскамьи возле самого мола, о заплесневелые камни которого билась прозрачная балтийская вода. Рядом с ним на скамье стояла наполовину опорожненная бутылка "Драй-джина". Тут же валялась пачка "Мальборо". У причала маяка стояла белоснежная крейсерская яхта под норвежским флагом, матросы таскали по трапу коробки с компьютерами и какие-то шмотки.
   - Отбываю, - сообщил Столяров.
   - На яхте? - поразился я. - А как же ваша водофобия?
   - На яхте безопасней, чем самолетом. Что до водофобии... Ну, поблюю. Я уже приказал ведро приготовить. Даже два. - Он кивнул: - Садись... Всю жизнь терпеть не мог джина, но вот привык. Все лучше, чем виски или бренди. Про водку и не говорю, ее мой организм просто не переносит... Не предлагаю выпить, потому что знаю: не пьешь. Не пьешь, не куришь. Зачем тогда жить?
   Я промолчал.
   - Жена есть? - продолжал Столяров, хорошо приложившись к бутылке и закурив.
   - Есть.
   - Дети?
   - Дочь.
   - Любишь их?
   - Люблю.
   - Вот это правильно. Люби их - больше работы, больше родины. Я мало своих любил. Да, мало. Я любил работу. Я любил родину. А все это - пустые слова, если они не наполнены внутренним содержанием. А содержание - это твоя семья. И нет больше ничего. К сожалению, я понял это слишком поздно. Не повтори мою ошибку, парень.
   - Постараюсь, - пообещал я.
   - Постарайся, постарайся, - повторил Столяров и снова крепко приложился к бутылке. - Ты уже знаешь, что операцией руководил лично Профессор?
   - Откуда я мог знать?
   - Плохо вас учат. Просто ни к черту. Его НП был в доме напротив, на восьмом этаже.
   - Как я мог это увидеть? По отблеску стекол стереотрубы? Так она была наверняка защищена блендами.
   - А просчитать, откуда наиболее удобно руководить операцией?
   - Я не думал, что сам Профессор будет руководить операцией.
   - Только это тебя и оправдывает, - заметил Столяров. - Хотя мог бы и знать. Я же сказал тебе, что Профессор не улетел из города. Ладно, все в порядке. Мы сделали это дело. У тебя есть вопросы?
   - Только один. А если бы Миня вас подстрелил?
   - Этого не могло быть. Я накануне предупредил Профессора. Он внял. Да и как было не внять!
   - О чем? - спросил я.
   - О некоторых последствиях любых несчастных случаев со мной.
   - Поэтому вы приказали не блокировать Миню?
   - В том числе.
   Из мощного цоколя маяка вышел худосочный молодой человек, сделал знак Столярову отойти в сторону, но тот лишь рукой махнул:
   - Говори, тут все свои. Что у тебя?
   - На связи Франкфурт. Заубер. С ним два ваших компаньона. Спрашивают, что делать с пакетом акций местного порта. До них дошли какие-то слухи, что на выборах победит Антонюк.
   - Выбрасывайте их на рынок. По любой цене. Немедленно, пока не стали известны результаты выборов. И сразу покупайте акции таллинского порта. Они сейчас пойдут в гору.
   Молодой человек ушел.
   - Значит, порт и Россия не получат иностранных инвестиций? - уточнил я.
   - Значит, не получат, - подтвердил Столяров.
   - Выходит, мы работали против интересов России?
   - А чем мы, по-твоему, занимались? - спросил Столяров.
   - Защищали невинных людей от несправедливости.
   - Нет, дружок. Мы защищали российскую демократию. Не больше, но и не меньше.
   - Завтра на выборах победит коммунистический кандидат Антонюк, напомнил я.
   - Значит, четыре года жители города К. будут жить с губернатором-коммунистом. А вдруг это им понравится? Почему ты берешь на себя право решать за других людей? Они выберут коммуниста, им нравится коммунист, вот и пусть с ним живут. Тебе он не нравится? Допускаю. Но ты в меньшинстве. Поэтому сиди и помалкивай.
   Столяров приложился к бутылке джина, потом как-то особенно, с удовольствием закурил и заключил:
   - Это и есть демократия.
   * * *
   Домой я вернулся дня через два. Утром 17 ноября продемонстрировал подполковнику Егорову живого, здорового и невредимого Антонюка, который находился в эйфории от выборов, выигранных с преимуществом почти в пятнадцать процентов, сдал "длинную девятку" и разрешение, при этом потребовал расписку в получении, сдал накопившиеся счета, написал реквизиты своего банка, сдал доверенность и техпаспорт на "пассат", продемонстрировав, что машина находится не в худшем состоянии, чем когда я ее получил, после этого попросил портье вызвать такси и уехал в аэропорт.
   Встречала меня Ольга на "ниссан-террано". Вообще-то я ей эту тачку не даю, хоть у нее и есть права, но тут решил воспользоваться случаем. Устроив маленький скандал по поводу грязных ковриков (а по нашей-то грязи как их будешь содержать чистыми), я тщательно вытряс все ковры, а вместе с грязью и ту таблетку, которую мне вставили в военном госпитале под Москвой. Не скажу, что она очень меня беспокоила, но иметь все время под ногами соглядатая или, точней, прослушку, не очень приятно. Даже когда разговоры вполне невинные, а именно такие у нас и были всю дорогу до дому.
   Недели через две у нас в Затопино появился полковник Голубков большой любитель подледного лова. Между делом он рассказал, что Профессора выпихнули на пенсию, а кавторанг Егоров тянет флотскую лямку где-то на Баренцевом море. Куда делись их ребята во главе с Геной Козловым - Бог весть.
   Судьба Профессора и Егорова меня меньше всего волновала, а вот ребят было жалко. Я вообще неравнодушен к классным специалистам, а они были суперкласса. Уж кто-кто, а я в этом как-нибудь разбираюсь.
   На второй день полковник снова пошел сверлить лунки на Чесне. А я оставил его одного и отправился в нашу церквушку, в Спас-Заулок. Но почему-то она была закрыта, никто на мой стук не отозвался. И мне ничего не оставалось, как пройти к нашему деревенскому кладбищу, где лежал мой друг Тимофей Варпаховский - Каскадер и Коля Ухов - Трубач. На надгробьях оставались маленькие огарочки свечей. Их я и зажег. И сидел над этими робкими огоньками, защищая их от ветра.
   А чем мы вообще в жизни занимаемся?
   Защищаем слабый огонек жизни от ветра.
   И больше ничем.
   И нет более достойного занятия, чем это.
   Нет.
   Нет.
   Нет!
   1 См. романы А.Таманцева "Их было семеро" и "Гонки на выживание".
   2 См. роман А.Таманцева "Успеть, чтобы выжить".