П. А. Гельвих (1873–1958) родился в Витебске, в семье преподавателя гимназии. По документам числился немцем, однако его родители имели шведские корни. Семья жила бедно, Петр с 13 лет, еще гимназистом (он учился в Петровской классической гимназии), начал подрабатывать репетиторством. В 1892 г. поступил в Киевское пехотное юнкерское училище, которое окончил в 1894 г. с отличием и был выпущен подпоручиком в 3-й мортирный арллерийский полк, затем поступил в Михайловскую артиллерийскую академию, окончил курс в 1903 г. по 1-му разряду и за отличное окончание академии был досрочно произведен в капитаны. Затем началась педагогическая деятельность Гельвиха: с 15 сентября 1903 г. – репетитор, с 21 июля 1908 г. – штатный военный преподаватель в Михайловской академии, с 21 июня 1910 г. – штатный военный преподаватель Константиновского артиллерийского училища, позднее снова преподавание в академии. Параллельно шла и научная работа: разработка и публикация многочисленных научных трудов, теоретических положений и практических рекомендаций (он первым в мире сформулировал теоретические основы рассеивания дистанционных разрывов). В конце 1914 – начале 1915 г. П. А. Гельвих первым в России создал и испытал два образца авиационных безоткатных пушек. Их планировалось установить на самолет «Илья Муромец», но командование не решилось на такой эксперимент. За успехами по службе следовали и обязательные правительственные награды – ордена Св. Станислава, Св. Анны, Св. Владимира.
В феврале 1918 г. Артиллерийская академия вошла в состав РККА. Тогда же П. А. Гельвих добровольно вступил в армию новой России и остался в академии на преподавательской работе. Академия многократно реорганизовывалась, но Гельвих оставался преподавателем в академиях-преемниках (Военно-техническая академия РККА, Артиллерийская академия им. Ф. Э. Дзержинского).
М. Ф. Кременецкий (1823–1913) родился в Херсонской губ. Первоначальное музыкальное образование получил у своего дяди М. Г. Коршикова, капельмейстера в г. Николаеве, причем уже 10-летним мальчиком выступал публично в качестве скрипача. В 1835 г. определен в придворную певческую капеллу, где позднее изучал также игру на скрипке у профессора Бема. Окончив курс капеллы в 1845 г., поступил в оркестр Императорской итальянской оперы на партию первой скрипки, где прослужил до 1877 г. В 1849–1861 гг. состоял учителем церковного пения в Коммерческом училище. С 1858 г. служил преподавателем скрипичной игры в Императорской певческой капелле, а с 1870 г. и в Константиновском училище. За заслуги перед Военным ведомством в 1907 г. удостоен звания генерал-майора.
Н. Д. Неводовский (1878–1939) окончил 2-й Московский кадетский корпус и Константиновское артиллерийское училище. Участник Первой мировой войны. В 1915 г. – полковник, за боевые отличия. Георгиевский кавалер и командир артиллерийского дивизиона 15-й артиллерийской бригады. В мае 1917 г. – генерал-майор и командующий 64-й артиллерийской бригадой. В конце 1917 г. – инспектор артиллерии 12-го армейского корпуса. В феврале 1918 г. покинул службу и прибыл в 1-ю отдельную бригаду русских добровольцев полковника Дроздовского. Зачислен рядовым, но вскоре был назначен начальником артиллерии бригады. Принял участие в походе отряда полковника Дроздовского от Ясс до Новочеркасска и вошел в состав Добровольческой армии 12 мая 1918 г. 31 мая назначен инспектором артиллерии Добровольческой армии. В январе 1919 г. назначен инспектором артиллерии Крымско-Азов ской Добровольческой армии. После расформирования Крымско-Азовской армии в июне 1919 г. назначен инспектором артиллерии войск Северного Кавказа. В октябре 1919 – январе 1920 гг. – начальник гарнизона города Кисловодска и всего Минераловодского района. В эмиграции жил в Париже, возглавлял Союз добровольцев и был издателем, основанной в 1936 г. генералом Деникиным, газеты «Доброволец». Погиб под колесами грузовика в Кенси, под Парижем, в октябре 1939 г. Похоронен на русском кладбище в Сент-Женевьев де Буа[145].
М. М. Чайковский (1879 – после 1917) родился в Коротоякском у. Воронежской губ. В 1896 г., по окончании Воронежского кадетского корпуса, поступил в Константиновское артиллерийское училище, откуда в 1899 г. выпущен в 16-ю конно-артиллерийскую батарею, где с 1900 по 1904 г. служил в должности делопроизводителя, после чего, прослужив три с половиной года в той же должности в запасной конно-артиллерийской батарее и год адъютантом 9-го конно-артиллерийского дивизиона, в 1910 г. был прикомандирован к Константиновскому артиллерийскому училищу с оставлением в списках своей части. 4 августа 1914 г. направлен для обучения в Военную авиационную школу и по ее окончании прикомандирован к Эскадре воздушных кораблей. Назначен артиллерийским офицером воздушного корабля «Илья Муромец», с борта которого вел воздушную разведку. Награжден мечами и бантом к ранее полученному ордену Св. Анны III степени: «За разведку 23 мая 1915 г., в которой обнаружил большое движение поездов по линии Пржеворск – Ржежов (14 поездов) и бивак пехоты: у Ржежова – два полка, у Соколува – два полка». В сентябре 1916 г. переведен в 31-й авиационный отряд. С 8 октября 1916 г. – командир 1-й батареи 1-го конно-горного дивизиона. Здесь в 1917 г. награжден Георгиевским оружием «за то, что, будучи в чине гвардии штабс-капитана Константиновского артиллерийского училища и состоя в 31-м авиационном отряде, во время воздушной разведки 13-го августа 1915 г. в районе неприятельского расположения пулеметным огнем отбил атаки трех неприятельских истребителей, подбил два из них и доставил своевременно важные сведения»[146].
В. М. Четков (1875–1858) родился в Кишиневе. Окончил Константиновское артиллерийское училище (1897 г.), Академию Генштаба (1904 г., очевидно по 2-му разряду, так как в списках Генштаба не значится). На 1 января 1909 г. – штабс-капитан лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригады, младший офицер Константиновского артиллерийского училища. Участник Первой мировой войны. Командир артиллерийского дивизиона и бригады. В 1917 г. – полковник, автор «Курса прикладной тактики артиллерии для ускоренной подготовки в офицеры». В 1918 г. мобилизован в РККА. Инспектор учебной части Петроградского управления военных учебных заведений. Заведующий Техническими артиллерийскими курсами. До 1924 г. – преподаватель, инспектор, начальник Артиллерийской технической школы. В 1924–1946 гг. – преподаватель тактики артиллерии Артиллерийской (Военно-технической) академии, начальник кафедры истории военного искусства и географии. Профессор, доктор военных наук. С 1947 г. – академик-секретарь Академии артиллерийских наук. Заслуженный деятель науки и техники РСФСР (1948 г.). Генерал-майор артиллерии (4 июня 1940 г.), генерал-лейтенант артиллерии (22 августа 1944 г.).
Награжден двумя орденами Ленина, орденами Красного Знамени, Красной Звезды, медалями. Автор трудов «Особые виды боя» (1936), «Тактика в сложных и особых видах боя» (1939), «Тактика артиллерии» (1941), «Советская артиллерия в битве под Москвой» (1946).
В 1930-х гг. один из домов офицерского состава училища обратили в жилой дом, и в 1930–1940-х гг. здесь жили: Алексей Данилович Бочков (1881–1942; кв. 23), фотограф 1-го Ленинградского артиллерийского училища Вацлав Францевич Буевич[147] (кв. 7), член Октябрьского райсовета Борис Матвеевич Вонде, врач Дина Павловна Геллер (кв. 6), Александра Андриановна Демидова (1911–1942; кв 23. Ее новорожденная дочь Галина умерла в декабре 1941 г.), Аркадий Ильич Ильин (кв. 15), Николай Петрович Карасев и его жена Екатерина Федоровна (кв. 5), Василий Степанович Кизимов (кв. 3), Нина Алексеевна Ким, Александра Ильинична Комарова (1897–1942; кв. 23. Похоронена на Пискаревском мемориальном кладбище), член Московского райсовета Евгений Антонович Ляшко (кв. 3), сотрудник Лесотехнической академии Михаил Григорьевич Мокеев (кв. 8), Василий Федорович Орлов (1878 – дек. 1941; кв. 25), сотрудник Ленинградского института борьбы с вредителями сельскохозяйственных культур (ЛИНБОВ) Михаил Александрович Рыбальченко (кв. 9), Николай Александрович Сергеев (кв. 2), Николай Степанович Соколов (кв. 9), артист балета Николай Николаевич Федоров (кв. 29).
Н. П. Карасев (1925–1943) – участник Великой Отечественной войны, красноармеец, стрелок 9-й Гвардейской стрелковой дивизии. Умер от ран 18 сентября 1943 г. Похоронен в д. Кулагино Кулагинского с/с Духовщинского р-на Смоленской обл.
Н. Соколов (1902–1943) – участник обороны Ленинграда, старшина, пулеметчик 56-й отдельной стрелковой бригады 55-й армии Ленинградского фронта. Убит 23 февраля 1943 г. Похоронен у мачтопропиточного завода в г. Павлово на Неве (за неделю с 23 февраля по 1 марта 1943 г. 56-я бригада потеряла в боях на левом берегу Невы 57 военнослужащих младшего командного состава и 168 красноармейцев[148]).
Этюд о генерале Гельвихе
В феврале 1918 г. Артиллерийская академия вошла в состав РККА. Тогда же П. А. Гельвих добровольно вступил в армию новой России и остался в академии на преподавательской работе. Академия многократно реорганизовывалась, но Гельвих оставался преподавателем в академиях-преемниках (Военно-техническая академия РККА, Артиллерийская академия им. Ф. Э. Дзержинского).
М. Ф. Кременецкий (1823–1913) родился в Херсонской губ. Первоначальное музыкальное образование получил у своего дяди М. Г. Коршикова, капельмейстера в г. Николаеве, причем уже 10-летним мальчиком выступал публично в качестве скрипача. В 1835 г. определен в придворную певческую капеллу, где позднее изучал также игру на скрипке у профессора Бема. Окончив курс капеллы в 1845 г., поступил в оркестр Императорской итальянской оперы на партию первой скрипки, где прослужил до 1877 г. В 1849–1861 гг. состоял учителем церковного пения в Коммерческом училище. С 1858 г. служил преподавателем скрипичной игры в Императорской певческой капелле, а с 1870 г. и в Константиновском училище. За заслуги перед Военным ведомством в 1907 г. удостоен звания генерал-майора.
Н. Д. Неводовский (1878–1939) окончил 2-й Московский кадетский корпус и Константиновское артиллерийское училище. Участник Первой мировой войны. В 1915 г. – полковник, за боевые отличия. Георгиевский кавалер и командир артиллерийского дивизиона 15-й артиллерийской бригады. В мае 1917 г. – генерал-майор и командующий 64-й артиллерийской бригадой. В конце 1917 г. – инспектор артиллерии 12-го армейского корпуса. В феврале 1918 г. покинул службу и прибыл в 1-ю отдельную бригаду русских добровольцев полковника Дроздовского. Зачислен рядовым, но вскоре был назначен начальником артиллерии бригады. Принял участие в походе отряда полковника Дроздовского от Ясс до Новочеркасска и вошел в состав Добровольческой армии 12 мая 1918 г. 31 мая назначен инспектором артиллерии Добровольческой армии. В январе 1919 г. назначен инспектором артиллерии Крымско-Азов ской Добровольческой армии. После расформирования Крымско-Азовской армии в июне 1919 г. назначен инспектором артиллерии войск Северного Кавказа. В октябре 1919 – январе 1920 гг. – начальник гарнизона города Кисловодска и всего Минераловодского района. В эмиграции жил в Париже, возглавлял Союз добровольцев и был издателем, основанной в 1936 г. генералом Деникиным, газеты «Доброволец». Погиб под колесами грузовика в Кенси, под Парижем, в октябре 1939 г. Похоронен на русском кладбище в Сент-Женевьев де Буа[145].
М. М. Чайковский (1879 – после 1917) родился в Коротоякском у. Воронежской губ. В 1896 г., по окончании Воронежского кадетского корпуса, поступил в Константиновское артиллерийское училище, откуда в 1899 г. выпущен в 16-ю конно-артиллерийскую батарею, где с 1900 по 1904 г. служил в должности делопроизводителя, после чего, прослужив три с половиной года в той же должности в запасной конно-артиллерийской батарее и год адъютантом 9-го конно-артиллерийского дивизиона, в 1910 г. был прикомандирован к Константиновскому артиллерийскому училищу с оставлением в списках своей части. 4 августа 1914 г. направлен для обучения в Военную авиационную школу и по ее окончании прикомандирован к Эскадре воздушных кораблей. Назначен артиллерийским офицером воздушного корабля «Илья Муромец», с борта которого вел воздушную разведку. Награжден мечами и бантом к ранее полученному ордену Св. Анны III степени: «За разведку 23 мая 1915 г., в которой обнаружил большое движение поездов по линии Пржеворск – Ржежов (14 поездов) и бивак пехоты: у Ржежова – два полка, у Соколува – два полка». В сентябре 1916 г. переведен в 31-й авиационный отряд. С 8 октября 1916 г. – командир 1-й батареи 1-го конно-горного дивизиона. Здесь в 1917 г. награжден Георгиевским оружием «за то, что, будучи в чине гвардии штабс-капитана Константиновского артиллерийского училища и состоя в 31-м авиационном отряде, во время воздушной разведки 13-го августа 1915 г. в районе неприятельского расположения пулеметным огнем отбил атаки трех неприятельских истребителей, подбил два из них и доставил своевременно важные сведения»[146].
В. М. Четков (1875–1858) родился в Кишиневе. Окончил Константиновское артиллерийское училище (1897 г.), Академию Генштаба (1904 г., очевидно по 2-му разряду, так как в списках Генштаба не значится). На 1 января 1909 г. – штабс-капитан лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригады, младший офицер Константиновского артиллерийского училища. Участник Первой мировой войны. Командир артиллерийского дивизиона и бригады. В 1917 г. – полковник, автор «Курса прикладной тактики артиллерии для ускоренной подготовки в офицеры». В 1918 г. мобилизован в РККА. Инспектор учебной части Петроградского управления военных учебных заведений. Заведующий Техническими артиллерийскими курсами. До 1924 г. – преподаватель, инспектор, начальник Артиллерийской технической школы. В 1924–1946 гг. – преподаватель тактики артиллерии Артиллерийской (Военно-технической) академии, начальник кафедры истории военного искусства и географии. Профессор, доктор военных наук. С 1947 г. – академик-секретарь Академии артиллерийских наук. Заслуженный деятель науки и техники РСФСР (1948 г.). Генерал-майор артиллерии (4 июня 1940 г.), генерал-лейтенант артиллерии (22 августа 1944 г.).
Награжден двумя орденами Ленина, орденами Красного Знамени, Красной Звезды, медалями. Автор трудов «Особые виды боя» (1936), «Тактика в сложных и особых видах боя» (1939), «Тактика артиллерии» (1941), «Советская артиллерия в битве под Москвой» (1946).
В 1930-х гг. один из домов офицерского состава училища обратили в жилой дом, и в 1930–1940-х гг. здесь жили: Алексей Данилович Бочков (1881–1942; кв. 23), фотограф 1-го Ленинградского артиллерийского училища Вацлав Францевич Буевич[147] (кв. 7), член Октябрьского райсовета Борис Матвеевич Вонде, врач Дина Павловна Геллер (кв. 6), Александра Андриановна Демидова (1911–1942; кв 23. Ее новорожденная дочь Галина умерла в декабре 1941 г.), Аркадий Ильич Ильин (кв. 15), Николай Петрович Карасев и его жена Екатерина Федоровна (кв. 5), Василий Степанович Кизимов (кв. 3), Нина Алексеевна Ким, Александра Ильинична Комарова (1897–1942; кв. 23. Похоронена на Пискаревском мемориальном кладбище), член Московского райсовета Евгений Антонович Ляшко (кв. 3), сотрудник Лесотехнической академии Михаил Григорьевич Мокеев (кв. 8), Василий Федорович Орлов (1878 – дек. 1941; кв. 25), сотрудник Ленинградского института борьбы с вредителями сельскохозяйственных культур (ЛИНБОВ) Михаил Александрович Рыбальченко (кв. 9), Николай Александрович Сергеев (кв. 2), Николай Степанович Соколов (кв. 9), артист балета Николай Николаевич Федоров (кв. 29).
Н. П. Карасев (1925–1943) – участник Великой Отечественной войны, красноармеец, стрелок 9-й Гвардейской стрелковой дивизии. Умер от ран 18 сентября 1943 г. Похоронен в д. Кулагино Кулагинского с/с Духовщинского р-на Смоленской обл.
Н. Соколов (1902–1943) – участник обороны Ленинграда, старшина, пулеметчик 56-й отдельной стрелковой бригады 55-й армии Ленинградского фронта. Убит 23 февраля 1943 г. Похоронен у мачтопропиточного завода в г. Павлово на Неве (за неделю с 23 февраля по 1 марта 1943 г. 56-я бригада потеряла в боях на левом берегу Невы 57 военнослужащих младшего командного состава и 168 красноармейцев[148]).
Этюд о генерале Гельвихе
Петр Августович Гельвих (1873–1958) – выдающийся математик, основоположник русской школы теории артиллерийской стрельбы, преподаватель военных учебных заведений. Автор фундаментальных трудов, заложивших основу теории артиллерийской стрельбы («Курс теории вероятности», «Теория ошибок», «Стрельба»). В 1904–1909 гг. – капитан и гвардии капитан, преподаватель Михайловской артиллерийской академии (в 1907 г. представил диссертацию на звание штатного преподавателя академии), в 1913–1917 гг. – полковник, преподаватель Константиновского артиллерийского училища и Статистических курсов Министерства внутренних дел, профессор. В 1918 г. – преподаватель Вторых артиллерийских командных курсов, в 1928–1943 гг. (с перерывом в 1938–1939 гг.) профессор Военно-технической академии РККА им. Ф. Э. Дзержинского (Ордена Ленина Академии Красной армии им. Ф. Э. Дзержинского). Генерал-майор артиллерии (1940 г.), лауреат Сталинской премии (1941 г.). Вторично арестован в 1944 г. и приговорен к десяти годам исправительно-трудовых работ. 8 июля 1952 г. Президиум Верховного Совета СССР отклонил ходатайство генерала о помиловании. Реабилитация состоялась только через год – 23 июля 1953 г. Гельвих был восстановлен на военной службе и через три месяца уволен в отставку. Скончался Петр Августович в Ленинграде 7 мая 1958 г., накануне Дня Победы, для достижения которой он сделал очень много, даже находясь в тюремной камере. Имя П. А. Гельвиха по обыкновению тех лет замалчивалось, его труды в библиотеках либо уничтожались, либо находились в отделах «специального хранения». В Российской национальной библиотеке были сохранены труды ученого, в том числе его работы по теории вероятностей, увидевшие свет в 1941 и 1943 гг. В других общедоступных российских библиотеках книг Гельвиха практически нет.
П. А. Гельвих
Жизнь и деятельность Петра Августовича Гельвиха – пример служения родине, ее Вооруженным силам, математике. Но и пример отношения этой родины к своим талантливым сыновьям.
Вот как о нем рассказывает в своей книге «Оружие победы» выдающийся советский конструктор артиллерийского вооружения Великой Отечественной войны В. Г. Грабин:
«…Петр Августович Гельвих. Подвижный, любивший остро пошутить (это у него всегда получалось удачно), он в обращении с людьми был так же вежлив и корректен <…> но вспыльчив.
В аудиторию приходил аккуратно, всегда весело приветствовал слушателей, начинал и кончал точно со звонком, но его лекции были многословные и по большей своей части непонятные. Мы сказали ему об этом после первых же двух-трех занятий. Сказали осторожно, чтобы не обидеть. Вопреки нашим опасениям Петр Августович весело рассмеялся.
– Не вы первые мне это говорите. Ваши предшественники говорили то же самое. Я был бы поражен, если бы вы сказали, что понимаете мои лекции.
Готовиться к его экзамену по конспектам мы не могли. Готовились по его книгам. В них материал был изложен довольно легко, будто не он писал, а кто-то другой. Да и сам Петр Августович рекомендовал заниматься не по записям его лекций, а по книгам. Кстати сказать, его труд „Теория стрельбы“ был капитальным и единственным в то время.
Петр Августович всегда сам руководил практическими занятиями на полигонах, на морских фортах, при стрельбе по самолетам. На этих занятиях он показал себя превосходно знающим свое дело. Благодаря Петру Августовичу мы хорошо поняли теорию стрельбы и научились применять ее на практике.
Хочется отметить еще один маленький штришок. Однажды нам предстояло выехать для практических занятий на зенитный полигон. Всем были выданы проездные документы, слушателям – в жесткий вагон, П. А. Гельвиху – в мягкий. Но он категорически отказался от положенной ему привилегии и попросил билет в один вагон со слушателями. Не стану говорить, как нам это было приятно. К тому же он всю дорогу рассказывал всякие интересные истории. Купе, в котором находился Петр Августович, постоянно было набито людьми».
А вот как пишет о Гельвихе во время его заключения Борис Дьяков в «Повести о пережитом»:
«…Недели две назад я познакомился с Петром Августовичем Гельвихом. На его имя поступил денежный перевод от родных. Рано утром я вошел к нему в четвертый барак. Худой старик с трясущимися руками в одном белье стоял у койки, держался руками за спинку, приседал до полу и сиплым голосом считал:
– Раз, два… три, четыре…
– Что это вы, генерал?!
– Гимнастика…
Он остановился. Перевел дыхание. Подтянул сползавшие кальсоны.
– Вы ко мне? Присаживайтесь, прошу. – Решительным жестом указал на табуретку. Сам опустился на край койки.
– Чем могу быть полезен?
– Зачем, генерал, вы утруждаете себя такими движениями?
– Не утруждаю, а укрепляю. Хочу сохраниться… Мне нельзя умирать. В голове одно открытие… Должен передать правительству…
Узнав о присланных деньгах, сморщился:
– Зачем они? Карандаш и бумага нужны!
– Что же раньше не сказали? Достану вам и бумагу, и карандаш.
– Неужто? – обрадовался старик. – Вот спасибо, голубчик!.. Формулы, понимаете, формулы замучили, спать не могу, а записывать некуда и нечем… Цифирь, знаете, какая штука?.. Удерет из башки – и баста! Лови потом… Мне же, голубчик, во-семь-де-сят!.. И трудиться я начал с тысяча восемьсот… постойте, постойте!.. – Он потер желтый лоб. – Да, совершенно верно: с восемьдесят шестого. Уже в тринадцать лет давал мальчишкам домашние уроки, ре-пе-ти-тор-ствовал. Надо было на хлеб… Отец – учитель, чего он там… Так когда же, голубчик, соблаговолите бумагу и карандаш?
– Сегодня!
– Покорно благодарю. Весьма рад знакомству, весьма… А вы, а вас за что?..
Я недоуменно повел плечами.
– Та-ак-с! Понятно… Скажите, а вы обо мне на воле слыхали?.. Нет?.. Гм!.. В таком разе честь имею отрекомендоваться: лауреат Сталинской премии!.. Нет, я не иронически, нет. Вполне серьезно. Не верите? Честное слово!.. Первая степень.
Кряхтя, он полез в тумбочку, достал старый, потрепанный номер „Известий“. Разгладил.
– Прошу… Из дома прислали. Надзор вето не наложил, да-с. Только при мне. Не выпускаю из рук. Это моя радость, мой паспорт, это… – у него слегка задрожал голос. – …Может быть, моя лебединая песня!
„Известия“ от 14 марта сорок первого года… Публикуется первое постановление о присуждении первых Сталинских премий выдающимся деятелям науки и техники, литературы и искусства. Петр Августович Гельвих удостаивается премии первой степени за работу „О рассеивании, вероятности попадания и математическом ожидании числа попаданий“, опубликованную в тридцать четвертом году, за второй труд – „Теоретические основания выработки правил стрельбы“, напечатанный в тридцать шестом, и, наконец, за третью научную работу – „Стрельба по быстродвижущимся целям“, оконченную в сороковом году.
Внизу полосы – портрет Гельвиха: цветущий старик, пышные седые усы, полукруг белых волос над открытым широким лбом, на груди орден Ленина…
Я перевел взгляд на заключенного Гельвиха: высохший человек, голый череп, редкие усики-колючки. Но в серых глазах, глубокоглубоко, искорки живого ума…
– Неужели?..
– Да, это я… Бывший я… – глухо произнес он. – Шесть лет тюрьмы, голубчик. Что вы хотите?.. – Он сморщился. – Был лев, а нынче драный кот!.. Холодно что-то…
Генерал натянул на плечи грязновато-желтое одеяло. С койки поднялся пожилой человек с буро-синим лицом, подошел и, не веря, заглянул в газету.
– Э-хе-хе, генерал, генерал!
Из статьи, напечатанной в этом же номере, я узнал, что труды Гельвиха имеют огромную практическую ценность. В них обоснованы современные способы ведения артиллерийского огня. Они занимают видное место в мировой артиллерийской науке… Использованы при разработке стабильных учебников для военных академий и училищ. Исследование об эллиптических ошибках позволило правильно решить сложнейшую проблему – поражение ненаблюдаемой цели.
– В чем же вас обвинили? – с отчаянием спросил я.
– Во вредительстве… Все мои работы объявили вредительскими… Дайте кружку. – Он отпил немного воды.
– Тут еще не обо всем… В начале века ваш покорный слуга изобрел противоцеппелинную пушку. Не слыхали о такой? – Гельвих оживился. – Сам рассчитал, сам образец сделал, да-с!.. Пушку установили на воздушном дредноуте. Назывался он, к вашему сведению, „Илья Муромец“. А в небо не подняли. Смелости не хватило…
Вошел со шприцем в руке молодой фельдшер, прямой, тонкий. Гельвих засуетился. Приподнявшись на койке, протянул мне руку.
– Не смею более задерживать.
В этот же день я принес Гельвиху карандаш и тетрадку.
Днем и ночью испещрял он ее цифрами, в которых билась неуемная мысль ученого. Но при обыске надзиратели тетрадь отобрали и сожгли.
…И вот сейчас два санитара тащили этого человека под руки через двор. На генерале неуклюже висел бушлат, из-под него торчали полы линючего халата. На голове сидела шапочка, напоминавшая клоунскую: прикрывала лишь затылок. Ноги в чоботах заплетались. Каждые два-три шага санитары подтягивали старика. Проходившие по двору останавливались, молча глядели на дикую картину.
Не прошло и часа, как всей зоне стали известны подробности приема майором Этлиным генерала Гельвиха.
Санитары доставили Петра Августовича в кабинет начальника. Гельвих, задыхаясь, тут же, у порога, опустился на стул.
– Кто ты такой есть? – по-петушиному встряхнувшись, спросил Этлин.
– Генерал-майор артиллерии… Доктор технических наук… Профессор Артиллерийской академии Дзержинского… Лауреат…
– Дерьмо! Вражина! – закричал Этлин. – Вот кто ты такой! Отвечай на вопросы! Говорил в бараке, что сидишь без суда?
– Так точно, говорил.
– Особое совещание при МГБ – это тебе что, не суд?
– Никак нет. Расправа.
– Ах ты… Вста-ать! Гельвих еле поднялся.
– Ты что там в бараке на стенке царапаешь, а? Шифр?
– Никак нет. Формулы.
– Какие еще там формулы?
– Ма-те-ма-ти-ческие…
– А в карцер не хочешь? Не посмотрю, что тебе восемьдесят лет, старый хрен!
– У меня тетрадь отняли… А я должен записывать… думать…
– В карцере и будешь думать, как дошел до жизни такой. Порядок у меня должен быть!..
– А вы что, собственно, орете на меня? – вдруг ожесточился Гельвих. – Я на вас жалобу подам!
Этлин взревел.
– Жалобу?.. На меня?.. Брось эти штучки! И запомни раз навсегда: в лагере закон – тайга, черпак – норма, прокурор – медведь. Здесь телеграфные провода кончились!
– Проведут!.. Проведут!.. Вас надо судить, а не меня!
Этлин подскочил к Гельвиху, сжал кулаки, захлебнулся от злости.
– Отведите… в барак! – крикнул он санитарам.
Я тотчас же поспешил к Гельвиху. Генерал лежал под одеялом и тоскливо смотрел в заснеженное окно. Заключенный с буро-синим лицом счищал со стены осколком стекла формулы Гельвиха. Стекло скрежетало, сыпалась стружка.
– Петр Августович! Вот еще тетрадь. – Я подсел к нему.
Едва шевеля губами, Гельвих рассказал об Этлине и устало заключил:
– Лучше бы меня расстреляли…
„Неужели таким, как Этлин, все простится? – в страшном волнении думал я. – Неужели они будут спокойно жить на нашей земле и над ними никогда не грянет суд?“
Гельвих приподнялся на локте.
– Почему меня… Допустили бы… к Сталину… Хочу лично просить…
– Он умер, – сказал я.
– Буду говорить с ним по праву человека, который всю жизнь… Как – умер?! – вдруг дошло до сознания Петра Августовича. – Сталин умер?..
– Официально еще не сказано, но, кажется, да.
– Та-ак-с… – Гельвих запрокинул голову на подушку. Внутренняя боль перекосила лицо.
Вошел врач-ординатор Григорьев – коренастый брюнет с круглыми темными глазами, с низким ежиком черных волос, с приглушенным голосом.
Гельвих бросил на Григорьева вопросительный взгляд. Ему-то он всегда и во всем верил.
– Слыхали… Сергей Федорович? – Да. <…>
…К Гельвиху он вошел с горящими глазами.
– Дорогой, собирай манатки. Завтра едешь Москва!
– Куда-а? – недоверчиво переспросил Гельвих.
– Москва, столица мира! Получай бушлат первого срока!
– Не поеду.
– Вва-х! Ты смеешься на меня? – Ираклий выкатил глаза. – Домой, домой!
– Вот потому и не поеду.
Растерянный Алимбарашвили стоял посреди комнаты, теребил черные усики.
– Не надо шутить, дорогой. Ты же первой пташкой летишь на волю, генерал!
– Я уже сказал…
Алимбарашвили кинулся к майору Кулиничу. Кулинич – к Гельвиху.
– Вас отзывает правительство, товарищ генерал! Освобождают вас, понимаете?
– Понимаю, товарищ майор.
– Значит, надо собираться.
– В таком виде не поеду. Я не заключенный. Я генерал. И будьте любезны… доставить мне полную форму!
Генеральская форма была доставлена.
Перед ужином, когда уже опустились на землю тени и солнце, разбросав красновато-золотистые блики, уходило за горизонт, к четвертому бараку подъехала бричка. В нее впрягли крупную лошадь рыже-чалой масти. На вахте сидел вольнонаемный фельдшер. Ему поручили сопроводить Гельвиха до Красноярска, где генерал должен был сесть на самолет.
Около барака толпились заключенные. Два санитара осторожно (не так, как когда-то на допрос к Этлину!) вывели под руки Петра Августовича в генеральской фуражке, шинели, ставшей непомерно широкой, в брюках с лампасами.
Гельвих взглянул на стоявших кучками людей. Поднес руку к козырьку. В ответ грянули аплодисменты, раздались возгласы:
– Счастливого пути, генерал!
– До свидания, товарищ!
Гельвих закивал головой. Расцеловался с доктором Григорьевым.
– Вот и наступило полное выздоровление! – сказал Сергей Федорович.
Поддерживаемый десятком рук, генерал взгромоздился на сиденье. Кулинич взял лошадь под уздцы.
– Но-о, пошла!
Длинноногий майор вел лошадь, как на параде. Я широко шагал сбоку брички. У ворот вахты обнял Петра Августовича. Гельвих потянулся к моему уху и, подмигнув, тихо сказал:
– А вторая-то тетрадка с формулами у меня».
Спустя пять лет после реабилитации, в 1958 г., генерал-майор П. А. Гельвих скончался в Ленинграде, похоронен в Москве.
Кто же он такой – Петр Августович Гельвих? Почему так необычно отреагировал на сообщение об освобождении?
Мотивы его поведения стали понятными после изучения материалов дела (судебное производство Военной коллегии, архивный № 0044/52).
Родился в Витебске в 1873 году. Из дворянской семьи. Всегда считал себя русским, хотя по документам значился немцем, а родители по происхождению были шведами. Свободно владел французским, немецким и польским языками. Окончил с отличием Киевское юнкерское училище и Михайловскую артиллерийскую академию. Революцию Гельвих встретил в звании полковника. В Красной армии стал генерал-майором артиллерии, начальником кафедры стрельбы Артиллерийской академии. Член арткомитета Главного артиллерийского управления. Доктор технических наук. Непререкаемый авторитет в своем деле – вопросах артиллерийской стрельбы. За выдающиеся научные достижения в 1941 г. стал лауреатом Сталинской премии I степени. В 1942-м награжден орденом Ленина. А в 1944-м Гельвих был арестован. 27 января сотрудники Главного управления контрразведки МГБ СССР нагрянули с обыском в его квартиру. Произвели арест как немецкого шпиона. И тоже были удивлены, с каким спокойствием и невозмутимостью отнесся Петр Августович к аресту. Не выразил недоумения, не заявил, что это чудовищная ошибка. Не спросил даже у контрразведчиков о причинах ареста. И не потому, что разменял к тому времени уже восьмой десяток.
Дело в том, что аресты сопровождали Гельвиха всю его жизнь, стали для него привычным делом. Этот был уже четвертым.
В 1919 г. Петрочека задержала его в качестве заложника. В 1930-м Особый отдел Ленинградского военного округа – по подозрению в участии в антисоветской офицерской организации. В 1938-м управление НКВД по Ленинградской области – по подозрению в шпионаже.
Жизнь и деятельность Петра Августовича Гельвиха – пример служения родине, ее Вооруженным силам, математике. Но и пример отношения этой родины к своим талантливым сыновьям.
Вот как о нем рассказывает в своей книге «Оружие победы» выдающийся советский конструктор артиллерийского вооружения Великой Отечественной войны В. Г. Грабин:
«…Петр Августович Гельвих. Подвижный, любивший остро пошутить (это у него всегда получалось удачно), он в обращении с людьми был так же вежлив и корректен <…> но вспыльчив.
В аудиторию приходил аккуратно, всегда весело приветствовал слушателей, начинал и кончал точно со звонком, но его лекции были многословные и по большей своей части непонятные. Мы сказали ему об этом после первых же двух-трех занятий. Сказали осторожно, чтобы не обидеть. Вопреки нашим опасениям Петр Августович весело рассмеялся.
– Не вы первые мне это говорите. Ваши предшественники говорили то же самое. Я был бы поражен, если бы вы сказали, что понимаете мои лекции.
Готовиться к его экзамену по конспектам мы не могли. Готовились по его книгам. В них материал был изложен довольно легко, будто не он писал, а кто-то другой. Да и сам Петр Августович рекомендовал заниматься не по записям его лекций, а по книгам. Кстати сказать, его труд „Теория стрельбы“ был капитальным и единственным в то время.
Петр Августович всегда сам руководил практическими занятиями на полигонах, на морских фортах, при стрельбе по самолетам. На этих занятиях он показал себя превосходно знающим свое дело. Благодаря Петру Августовичу мы хорошо поняли теорию стрельбы и научились применять ее на практике.
Хочется отметить еще один маленький штришок. Однажды нам предстояло выехать для практических занятий на зенитный полигон. Всем были выданы проездные документы, слушателям – в жесткий вагон, П. А. Гельвиху – в мягкий. Но он категорически отказался от положенной ему привилегии и попросил билет в один вагон со слушателями. Не стану говорить, как нам это было приятно. К тому же он всю дорогу рассказывал всякие интересные истории. Купе, в котором находился Петр Августович, постоянно было набито людьми».
А вот как пишет о Гельвихе во время его заключения Борис Дьяков в «Повести о пережитом»:
«…Недели две назад я познакомился с Петром Августовичем Гельвихом. На его имя поступил денежный перевод от родных. Рано утром я вошел к нему в четвертый барак. Худой старик с трясущимися руками в одном белье стоял у койки, держался руками за спинку, приседал до полу и сиплым голосом считал:
– Раз, два… три, четыре…
– Что это вы, генерал?!
– Гимнастика…
Он остановился. Перевел дыхание. Подтянул сползавшие кальсоны.
– Вы ко мне? Присаживайтесь, прошу. – Решительным жестом указал на табуретку. Сам опустился на край койки.
– Чем могу быть полезен?
– Зачем, генерал, вы утруждаете себя такими движениями?
– Не утруждаю, а укрепляю. Хочу сохраниться… Мне нельзя умирать. В голове одно открытие… Должен передать правительству…
Узнав о присланных деньгах, сморщился:
– Зачем они? Карандаш и бумага нужны!
– Что же раньше не сказали? Достану вам и бумагу, и карандаш.
– Неужто? – обрадовался старик. – Вот спасибо, голубчик!.. Формулы, понимаете, формулы замучили, спать не могу, а записывать некуда и нечем… Цифирь, знаете, какая штука?.. Удерет из башки – и баста! Лови потом… Мне же, голубчик, во-семь-де-сят!.. И трудиться я начал с тысяча восемьсот… постойте, постойте!.. – Он потер желтый лоб. – Да, совершенно верно: с восемьдесят шестого. Уже в тринадцать лет давал мальчишкам домашние уроки, ре-пе-ти-тор-ствовал. Надо было на хлеб… Отец – учитель, чего он там… Так когда же, голубчик, соблаговолите бумагу и карандаш?
– Сегодня!
– Покорно благодарю. Весьма рад знакомству, весьма… А вы, а вас за что?..
Я недоуменно повел плечами.
– Та-ак-с! Понятно… Скажите, а вы обо мне на воле слыхали?.. Нет?.. Гм!.. В таком разе честь имею отрекомендоваться: лауреат Сталинской премии!.. Нет, я не иронически, нет. Вполне серьезно. Не верите? Честное слово!.. Первая степень.
Кряхтя, он полез в тумбочку, достал старый, потрепанный номер „Известий“. Разгладил.
– Прошу… Из дома прислали. Надзор вето не наложил, да-с. Только при мне. Не выпускаю из рук. Это моя радость, мой паспорт, это… – у него слегка задрожал голос. – …Может быть, моя лебединая песня!
„Известия“ от 14 марта сорок первого года… Публикуется первое постановление о присуждении первых Сталинских премий выдающимся деятелям науки и техники, литературы и искусства. Петр Августович Гельвих удостаивается премии первой степени за работу „О рассеивании, вероятности попадания и математическом ожидании числа попаданий“, опубликованную в тридцать четвертом году, за второй труд – „Теоретические основания выработки правил стрельбы“, напечатанный в тридцать шестом, и, наконец, за третью научную работу – „Стрельба по быстродвижущимся целям“, оконченную в сороковом году.
Внизу полосы – портрет Гельвиха: цветущий старик, пышные седые усы, полукруг белых волос над открытым широким лбом, на груди орден Ленина…
Я перевел взгляд на заключенного Гельвиха: высохший человек, голый череп, редкие усики-колючки. Но в серых глазах, глубокоглубоко, искорки живого ума…
– Неужели?..
– Да, это я… Бывший я… – глухо произнес он. – Шесть лет тюрьмы, голубчик. Что вы хотите?.. – Он сморщился. – Был лев, а нынче драный кот!.. Холодно что-то…
Генерал натянул на плечи грязновато-желтое одеяло. С койки поднялся пожилой человек с буро-синим лицом, подошел и, не веря, заглянул в газету.
– Э-хе-хе, генерал, генерал!
Из статьи, напечатанной в этом же номере, я узнал, что труды Гельвиха имеют огромную практическую ценность. В них обоснованы современные способы ведения артиллерийского огня. Они занимают видное место в мировой артиллерийской науке… Использованы при разработке стабильных учебников для военных академий и училищ. Исследование об эллиптических ошибках позволило правильно решить сложнейшую проблему – поражение ненаблюдаемой цели.
– В чем же вас обвинили? – с отчаянием спросил я.
– Во вредительстве… Все мои работы объявили вредительскими… Дайте кружку. – Он отпил немного воды.
– Тут еще не обо всем… В начале века ваш покорный слуга изобрел противоцеппелинную пушку. Не слыхали о такой? – Гельвих оживился. – Сам рассчитал, сам образец сделал, да-с!.. Пушку установили на воздушном дредноуте. Назывался он, к вашему сведению, „Илья Муромец“. А в небо не подняли. Смелости не хватило…
Вошел со шприцем в руке молодой фельдшер, прямой, тонкий. Гельвих засуетился. Приподнявшись на койке, протянул мне руку.
– Не смею более задерживать.
В этот же день я принес Гельвиху карандаш и тетрадку.
Днем и ночью испещрял он ее цифрами, в которых билась неуемная мысль ученого. Но при обыске надзиратели тетрадь отобрали и сожгли.
…И вот сейчас два санитара тащили этого человека под руки через двор. На генерале неуклюже висел бушлат, из-под него торчали полы линючего халата. На голове сидела шапочка, напоминавшая клоунскую: прикрывала лишь затылок. Ноги в чоботах заплетались. Каждые два-три шага санитары подтягивали старика. Проходившие по двору останавливались, молча глядели на дикую картину.
Не прошло и часа, как всей зоне стали известны подробности приема майором Этлиным генерала Гельвиха.
Санитары доставили Петра Августовича в кабинет начальника. Гельвих, задыхаясь, тут же, у порога, опустился на стул.
– Кто ты такой есть? – по-петушиному встряхнувшись, спросил Этлин.
– Генерал-майор артиллерии… Доктор технических наук… Профессор Артиллерийской академии Дзержинского… Лауреат…
– Дерьмо! Вражина! – закричал Этлин. – Вот кто ты такой! Отвечай на вопросы! Говорил в бараке, что сидишь без суда?
– Так точно, говорил.
– Особое совещание при МГБ – это тебе что, не суд?
– Никак нет. Расправа.
– Ах ты… Вста-ать! Гельвих еле поднялся.
– Ты что там в бараке на стенке царапаешь, а? Шифр?
– Никак нет. Формулы.
– Какие еще там формулы?
– Ма-те-ма-ти-ческие…
– А в карцер не хочешь? Не посмотрю, что тебе восемьдесят лет, старый хрен!
– У меня тетрадь отняли… А я должен записывать… думать…
– В карцере и будешь думать, как дошел до жизни такой. Порядок у меня должен быть!..
– А вы что, собственно, орете на меня? – вдруг ожесточился Гельвих. – Я на вас жалобу подам!
Этлин взревел.
– Жалобу?.. На меня?.. Брось эти штучки! И запомни раз навсегда: в лагере закон – тайга, черпак – норма, прокурор – медведь. Здесь телеграфные провода кончились!
– Проведут!.. Проведут!.. Вас надо судить, а не меня!
Этлин подскочил к Гельвиху, сжал кулаки, захлебнулся от злости.
– Отведите… в барак! – крикнул он санитарам.
Я тотчас же поспешил к Гельвиху. Генерал лежал под одеялом и тоскливо смотрел в заснеженное окно. Заключенный с буро-синим лицом счищал со стены осколком стекла формулы Гельвиха. Стекло скрежетало, сыпалась стружка.
– Петр Августович! Вот еще тетрадь. – Я подсел к нему.
Едва шевеля губами, Гельвих рассказал об Этлине и устало заключил:
– Лучше бы меня расстреляли…
„Неужели таким, как Этлин, все простится? – в страшном волнении думал я. – Неужели они будут спокойно жить на нашей земле и над ними никогда не грянет суд?“
Гельвих приподнялся на локте.
– Почему меня… Допустили бы… к Сталину… Хочу лично просить…
– Он умер, – сказал я.
– Буду говорить с ним по праву человека, который всю жизнь… Как – умер?! – вдруг дошло до сознания Петра Августовича. – Сталин умер?..
– Официально еще не сказано, но, кажется, да.
– Та-ак-с… – Гельвих запрокинул голову на подушку. Внутренняя боль перекосила лицо.
Вошел врач-ординатор Григорьев – коренастый брюнет с круглыми темными глазами, с низким ежиком черных волос, с приглушенным голосом.
Гельвих бросил на Григорьева вопросительный взгляд. Ему-то он всегда и во всем верил.
– Слыхали… Сергей Федорович? – Да. <…>
…К Гельвиху он вошел с горящими глазами.
– Дорогой, собирай манатки. Завтра едешь Москва!
– Куда-а? – недоверчиво переспросил Гельвих.
– Москва, столица мира! Получай бушлат первого срока!
– Не поеду.
– Вва-х! Ты смеешься на меня? – Ираклий выкатил глаза. – Домой, домой!
– Вот потому и не поеду.
Растерянный Алимбарашвили стоял посреди комнаты, теребил черные усики.
– Не надо шутить, дорогой. Ты же первой пташкой летишь на волю, генерал!
– Я уже сказал…
Алимбарашвили кинулся к майору Кулиничу. Кулинич – к Гельвиху.
– Вас отзывает правительство, товарищ генерал! Освобождают вас, понимаете?
– Понимаю, товарищ майор.
– Значит, надо собираться.
– В таком виде не поеду. Я не заключенный. Я генерал. И будьте любезны… доставить мне полную форму!
Генеральская форма была доставлена.
Перед ужином, когда уже опустились на землю тени и солнце, разбросав красновато-золотистые блики, уходило за горизонт, к четвертому бараку подъехала бричка. В нее впрягли крупную лошадь рыже-чалой масти. На вахте сидел вольнонаемный фельдшер. Ему поручили сопроводить Гельвиха до Красноярска, где генерал должен был сесть на самолет.
Около барака толпились заключенные. Два санитара осторожно (не так, как когда-то на допрос к Этлину!) вывели под руки Петра Августовича в генеральской фуражке, шинели, ставшей непомерно широкой, в брюках с лампасами.
Гельвих взглянул на стоявших кучками людей. Поднес руку к козырьку. В ответ грянули аплодисменты, раздались возгласы:
– Счастливого пути, генерал!
– До свидания, товарищ!
Гельвих закивал головой. Расцеловался с доктором Григорьевым.
– Вот и наступило полное выздоровление! – сказал Сергей Федорович.
Поддерживаемый десятком рук, генерал взгромоздился на сиденье. Кулинич взял лошадь под уздцы.
– Но-о, пошла!
Длинноногий майор вел лошадь, как на параде. Я широко шагал сбоку брички. У ворот вахты обнял Петра Августовича. Гельвих потянулся к моему уху и, подмигнув, тихо сказал:
– А вторая-то тетрадка с формулами у меня».
Спустя пять лет после реабилитации, в 1958 г., генерал-майор П. А. Гельвих скончался в Ленинграде, похоронен в Москве.
Кто же он такой – Петр Августович Гельвих? Почему так необычно отреагировал на сообщение об освобождении?
Мотивы его поведения стали понятными после изучения материалов дела (судебное производство Военной коллегии, архивный № 0044/52).
Родился в Витебске в 1873 году. Из дворянской семьи. Всегда считал себя русским, хотя по документам значился немцем, а родители по происхождению были шведами. Свободно владел французским, немецким и польским языками. Окончил с отличием Киевское юнкерское училище и Михайловскую артиллерийскую академию. Революцию Гельвих встретил в звании полковника. В Красной армии стал генерал-майором артиллерии, начальником кафедры стрельбы Артиллерийской академии. Член арткомитета Главного артиллерийского управления. Доктор технических наук. Непререкаемый авторитет в своем деле – вопросах артиллерийской стрельбы. За выдающиеся научные достижения в 1941 г. стал лауреатом Сталинской премии I степени. В 1942-м награжден орденом Ленина. А в 1944-м Гельвих был арестован. 27 января сотрудники Главного управления контрразведки МГБ СССР нагрянули с обыском в его квартиру. Произвели арест как немецкого шпиона. И тоже были удивлены, с каким спокойствием и невозмутимостью отнесся Петр Августович к аресту. Не выразил недоумения, не заявил, что это чудовищная ошибка. Не спросил даже у контрразведчиков о причинах ареста. И не потому, что разменял к тому времени уже восьмой десяток.
Дело в том, что аресты сопровождали Гельвиха всю его жизнь, стали для него привычным делом. Этот был уже четвертым.
В 1919 г. Петрочека задержала его в качестве заложника. В 1930-м Особый отдел Ленинградского военного округа – по подозрению в участии в антисоветской офицерской организации. В 1938-м управление НКВД по Ленинградской области – по подозрению в шпионаже.