Все это - часть наверное самой опасной, грязной и самой романтической профессии в просторах капиталистической Метафедерации.
   Все эти проблемы решают бурлаки.
   Бурлачество, как профессия, зародилась где-то между Первым и Вторым Цунами. Ближе ко Второму. Тогда, когда стали сходить с верфей приватные яхты и прочие корыта. Кораблики эти "тонули"
   довольно часто. Вытягивать их - сложно. Оставлять без помощи - жалко посудину. И вообще: правовое государство, каждый имеет право на спасение, где бы он ни оказался.
   Бурлаки появились как-то незаметно. Сперва нелегально.
   Перемещались стайками, ловили "SOS"-ы, отмечали на собственных картах "ямы" и злачные места. Собирали чужие корабли и использовали в своих целях. Продавали, резали, паяли, пополняли ряды. В общем, жили. И неплохо жили.
   Потом Метаконгресс это дело отметил, реформировал как принято... И с тех пор список по трудоустройству увеличился на одну категорию.
   В бурлаков идут разжалованные пилоты-капитаны, сорвиголовы, нестандартно мыслящие воры, хакеры, не удостоенные должным вниманием инфосфер... И туда идут беглецы, вроде меня.
   Пот липкими каплями ползет по лицу.
   Хорошая имитация! Органический камуфлаж не вровнь с голографическим. Абсорбирующая поверхность маски из псевдоплоти пропускает мой собственный пот сквозь поры ненастоящего лица. И наоборот - сквозь тонкую плюшку маски, со стороны ничем не отличающейся от настоящего лица, проходит кислород, необходимый для пассивного кожного обмена.
   - Астроединица, - напоминает о оставшемся расстоянии до цели пархающий по правую руку сервобот.
   - Все, заканчиваю, - вытираю тыльной стороной ладони пот. - Скажешь, пусть проделают все, что нужно с последними двумя стиллажами. Я не успеваю... Да, и заберешь инструменты в мастерскую: пневмошприц что-то барахлит. Не забудешь?..
   Закрепляю инструментарий в специальных креплениях на корпусе сервобота.
   Тот отзывается:
   - Текст, сообщенный вами слишком сложен для распознания. Я передам его следующему вахтеру в оригинальном контексте.
   Несколько секунд взвешиваю слова машины, растирая пот по поверхности лба. Потом равнодушно махаю рукой и направляюсь к выходу из отсека.
   Корридор, изобилующий унылостями вроде плакатов с правилами техники безопасности и серо-зеленых щитков металлопласта, выполняющих функции декоративной плитки. Очень бестолковый корридор.
   Кивками приветствую проходящих мимо бурлаков в серой форме с символьными нашивками - муравьи, волокущие жука. Такое чувство, что изображать больше некого, кроме насекомых.
   И как у меня мозгов когда-то хватило назваться Термитом?
   Муравьед - ник на порядок лучше.
   Моцартом я был считанные часы.
   Сейчас я бурлак по имени Юр Маркевич.
   От корридора следуют кольцевые ответвления, соединяющие запад с востоком. Они ведут к жилым и функциональным отсекам.
   Буксирные соты чуть дальше на север.
   - Хэй! - окликает меня стардеж, выглядывая из дежурной каюты:
   - Ты, как тебя, Маркевич? Четвертая платформа шестой букс.
   Все ясно?
   - Спасибо, - киваю, делаю суетливый жест рукой и продолжаю идти дальше.
   Ага, сместили. Когда прибыл через местный "странствующий"
   мультиэнтранс, практиковался на третьем тягаче. Сместили несправедливости ради.
   Коридор заканчивается служебным ходом и сворачивает к центральной оси. Вдоль недлинного корридора поручни лестницы, ведущей "вверх".
   Хватаюсь за перекладины и принимаюсь лезть. Посматриваю на предстоящий путь.
   Навстречу по соседней лестнице спускается парень с коротко остриженными волосами. Узнаю его: тот, что меня на прошлой вахте в оранжерейном отсеке снимал. Наверное, туда и направляется.
   Он кивает, завидев меня.
   - Тащить "Гибралтар-Лабрадор" не собираешься разве? - окликаю его.
   Он мотает головой.
   - Нельзя. Вахта.
   - Ясно...
   Наверное, просто рисковать влом.
   Чем "выше" поднимаюсь, тем меньше тянет "вниз". Миную третью и четвертую палубы, отмечая, как мой вестибюлярный аппарат попутно перестраивается на невесомость.
   Теперь перила можно отпустить.
   Над головой в проеме, ведущем в осевой канал, проплывает очередной бурлак. Его достаточно длинные волосы выстраиваются относительно центра масс подобно солнечной короне. Он меня не замечает.
   Осевой канал - трубкообразная шахта в чеетыре с половиной метров диаметра. Гравитация здесь практически сохраненная, то есть та же, что за боротм. Чистые 0 "g".
   Через весь канал протянуты лифт-тросы с колечками крепителей.
   Движутся в ризные стороны: север-юг и юг-север.
   Подплываю к последнему, хватаюсь за ползущий в сторону носа коробля монотрос, нашариваю колечко и пристегиваю к аналогичному фиксатору на поясе. Подобный способ передвижения в невесомости очень и очень удобен. По крайней мере лучше чем отталкиваться от перил-колец, проходя растояние в сотни метров. А то и тысячи.
   Подо мной - агравитационная иллюзия - проползают проруби ходов, пронизывающие палубы вплоть до самого корпуса. Через один такой я и поднялся. Но сейчас на них жутко смотреть.
   Только те, кто никогда не был в космическом пространстве, могут с уверенностью утверждать, что перемещение в невесомости подобно полету. На самом же деле мозг воспринимает это как бесконечное падение. А когда падаешь, не совершая перемещения вовсе, любое увеличение замкнутого пространства, вроде бокового корридора, внушает страх. В первую очередь боязнь высоты.
   Красные, зеленые и ярко-оранжевые маркеры и сообщения на стенах, изредка прерываемые отличными по цвету жжеными граффити, сообщают, что в данный момент я нахожусь в районе третьей палубы. До носа, где колечки крепления распустятся автоматически, еще порядком, но мне сходить на четвертой.
   После жирной замкнутой полосы на стене канала, обозначающей окончание третьей платформы и начало следующей, отцепляю зажим. Оттолкнувшись от троса сразу же, чтобы ненароком не задеть кого-то, кто в данный момент следует за мной, пролетаю пространство до перил. Дальше вручную добераюсь до широкого канала. Он здесь только один.
   Переворачиваюсь, чтобы не ползти к палубам вниз головой. Я уже совершил по неопытности такую ошибку. Результатом стал огроменный синяк на моей маске из псевдоплоти. Я опосался, что маска от этого умрет и я окажусь в не самом удобном положении, но, к счастью, обошлось.
   Чувство тяготения из иллюзионного переростает в настоящее.
   Соскакиваю на пол.
   Предбанник-отсек. Белая комната с выставленными вдоль стен контейнерами-шкафами. Подхожу к своему и достаю из него скафандр.
   - Имя? - спрашивает дежурный. Он сидит за столом в скафандре.
   Шлем рядом.
   - Юр Маркевич. Шестой тягач, - сообщаю неглядя. Стягиваю штаны и кофту, которые я предпочел громоздкому комбинизону.
   Оставаясь в одних трусах, принимаюсь втискивать ноги в скафандр.
   - Тебе уже сообщили, - безразлично вздыхает. Закрывает глаза и начинает дремать. Наверное, две вахты подряд сидит. Без сна.
   Ноги полностью обтянуты толстенной, вмещающей в себя термоизоляторы и системы внутривенного питания плюс пассивного кожного окси-обмена, тканью. Просовываю руки в рукава, не менее нагроможденной моделли. "Молния" с аморфными соединениям на концах скрепляет скафандр на груди. Подымаю с полки круглый шлем с небольшим прозрачным элементом и водружаю на плечи. Защелкиваю фиксаторы зажима.
   Даю знак дежурному, который меня все равно не видит.
   Открываю дверь.
   Еще один кольцевой коридор, опоясывающий единственную здесь подвисную первую палубу. Отделанные каркасной решеткой стены, так и не снятые после окончания строительства - видимо, посчитали лишней запорукой прочности. Темные проруби иллюминаторов, ведущие в космос. Не муляжные окна, а настоящие "холодные" иллюминаторы. Если к таким притронуться, когда борт корабля скрыт от лучей звезды на постоянном приколе, можно потерять от отморожения конечность. При вращении же стекло нагревается ровно настолько, чтобы сохранять необходимый минимум. Как гриль.
   За иллами время от времени мелькает растекшийся по космосу диск звезды. На него больно смотреть даже через фильтры.
   На графическом элементе шлема загорается: "4:6". И стрелочка, указывающая путь к буксиру.
   Вдоль коридора - в частности по левую руку - равномерно рассредоточены массивные прамоугольники ворот, от пола до потолка. В оранжевых квадратах прямо на воротах - обозначения, идентичные тому, что в шлеме.
   "4:2".
   "4:3".
   "4:4"...
   Чтобы попасть к входу в ангар "4:6", необходимо пройти все кольцо.
   Ни на кого не натыкаюсь.
   Все бурлаки уже давно в креслах своих тягачей. Ждут приказа.
   "4:6".
   Двумя руками одновременно дергаю за рычаги, прилагая немалую силу. Автомат разводит толстенные створки в стороны, зажигая зеленый индикатор. Одновременно на полоске двери и в шлеме.
   Прохожу в лестничный отдел, телом ощущая вибрацию включенного в тестинг-режиме двигателя буксира. Повторяю процедуру, на этот раз, закрытия дверей.
   Поворачиваюсь. Сквозь прозрачный элемент шлема, окаймленный белесой матовостью: узкая шахта с прутьями лестницы на стене.
   Прямо передо мной: дверь, ведущая в ремонтный отсек. Там атмосферы нет. Вакуум. Ячейка с буксиром поддерживается кроме магнитных и прочих крепителей силовым полем пятого розряда.
   Такое атмосферу внутри удерживает с лихвой, только вот при отчаливании тягача силовое поле отключается и...
   Потому на меня и нацепили скафандр в самом начале блока.
   Цепляюсь перчатками за прутья и начинаю подъем. Скафандр включает магнитные контактеры, помогающие в нужный момент усилить хватку. Пятнадцать метров вверх.
   Прошмыгиваю под несобранной площадкой. Подтягиваюсь, водружая на площадку ногу. Магнит на подошве сперва цокает, прижимая.
   Потом - ослабляется.
   Ворота местного шлюза, соединяющего платформу барака с тягачем, открыты. Прикладываю нашивку на рукаве к сканеру входа. Дверь с шипением поднимаетя. Внутренняя дверь территории буксира открывается автоматически.
   Когда осознаешь, что от такого неудобного количества дверей зависит твоя жизнь, перестаешь сетовать на эдакий недостаток.
   Придерживаясь за перила, проскальзываю внутрь бурлацкого тягача. Стены обшиты белым пластиком, обшарпанным в некоторых местах - кто-то явно не любит комфорт.
   - Зуб, ты уже здесь? - спрашиваю.
   В шлемофоне слышится шипение.
   - Проходи. Здесь.
   Обминаю еще одну дверь-перегородку с голо-наклейкой некоей полуискусственной топ-модели. Протискиваюсь под потолком кабины, служащей пока еще стенкой. Мне стоит небольших усилий взобраться на самый верх, к "лобовому стеклу". Притяжение здесь лишь половина от положенной нормы.
   В амартиз-кресле по левую сторону, на местном корабельном востоке, уже приготовившись к старту сидит Зубенко. Его тело обхвачено предохранительными поясами. Он как может поворачивает голову в мою сторону.
   - А ну...
   Ухватываюсь за край свободного кресла, подтягиваюсь, отталкиваюсь от выступа в стене/полу, обеспечивающего вторичную вентиляцию отсека. Заползаю в амартиз и затягиваю первый предохранительный ремень. Остальные сцепляются на груди автоматически. Тот, что у шеи больно хлещет по коже, да еще и протягивает ее в натяжении.
   - Еще раз здрасьте, - кивает Зубенко.
   - Приветик.
   Мы полулежим в состоянии сидя - в не-совсем-весомости это возможно - и смотрим вверх, точнее на местный север. Нос тягача упирается в осевой канал, поэтому на муляжном окне, имитирующем видиние лобового стекла, только толстенная арматура с переплетениями всевозможных кабелей и труб.
   Зато корма тягача смотрит в открытый космос. Как и кормы пяти буксиров четвертой платформы. Как и двадцать три буксира на четырех платформах. Только за спиной лобового стекла нет.
   Вздыхаю.
   - Долго еще?
   - Да нет, - Зубенко выпячивает нижнюю губу. - Минут пятнадцать. Я дольше сижу. Пока ты там с грибами и травянистым мясом копался...
   - Мог бы помочь копаться, - упрекаю его. - И веселее было бы, и я бы успел работу закончить.
   - Да ладно...
   Мы снова замолкаем. От нечего-делать ползаю взглядом по доступному в обзоре пространству. И тут натыкаюсь на выжженую лазерной спичкой или пером надпись поверх "стекла". На фоне темно-металлической трубы надпись неразличима. Но когда во время очередного оборота корабля-барака вокруг оси свет солнца падает на металл...
   "Баранов-бык".
   Улыбаюсь.
   - Зуб, слышишь, а кто такой Баранов?
   - А хрен его знает, - импульсивно отзывается Зубенко. А потом спохватывается: - Тут же ясно написано: бык. А вообще...
   Каждый раз, когда на подобную надпись наталкиваешься, следует всевышнего благодарить, за то, что рядом с "быком" или "лохом" не твоя фамилия. Звучные имена распространяются быстро. И не успеешь оглянуться, как уже все стены барака или тягачей твоими новыми инициалами испещрены.
   - Ясно, значит не знаешь, кто такой Баранов.
   Еще раз вздыхаю.
   Зубенко-лох.
   Что ж...
   Звучит.
   **** **** ****
   Отчаливаем ровно через пятнадцать минут.
   Пусковые механизмы выталкивают наш тягач из сплющеной конусообразной ячейки кормой вперед. Дальше мы выходим на реверсной тяге.
   - Красиво, - говорит Зубенко. Он смотрит туда же, куда и я. В "лобовое стекло". - Каждый раз, когда отрываешься от материнского корабля, испытываешь такое чувство... что-то вроде...
   - Независимости, - подсказываю.
   - Точно, независимости! Видишь, как удаляется от тебя вытянутая на несколько километров труба барака, равномерно обращаясь, как разлетаются смежные тягачи... Только не ясно:
   хороша эта независимость или нет. Вроде бы и чувствуешь свою независимость... от блин, тафтология какая-то получается... и, в то же время, ощущаешь себя ничтожной частичкой большого организма... Навроде Секты.
   Вздрагиваю. Находясь все эти дни на борту бурлацкой кочушки, практически никогда не вспоминал про сектантскую и прессерскую проблемы. Здесь совершенно другой мир.
   Попахивающий средневековием и недальноглядностью. Но не метафедеративный.
   - А вот сам миг отделения жутко приятен, - заканчивает мысль Зубенко.
   Посматриваю на бурлака. Его лицо, вытянутое в благоговении, устремлено к значительно уменьшившемуся в размерах кораблю-бараку. Вообще, он странноватый какой-то.
   - Аллё! - я дую ему в ухо. Он отмахивается бровью и оборачивается. - Не спи: управление на себя.
   - Я как-раз хотел это сделать...
   Он просовывает руки, обездвиженные в районе предплечья поясами, в рукавицы управления.
   - Барак-56-4 - тягачу 4:6. Уводите машину из зоны. Вы мешаете выбросу третьей платформы, - сообщает деспетчер посредством "материнских линий". МЛа. Или "и-МейЛа".
   - Тягач 4:6 - бараку-56-4. Уводим, - отзываюсь.
   И гаркаю на Зубенко: "Давай быстрее!"
   Он пыхтит, пока на "лобовом стекле", сплюснутом и растянутом вдоль кабины не загораются расчетные траектории.
   Потом реверсные двигатели отключаются, и мы разворачиваемся на нормальной тяге.
   - Вон видишь, - Зубенко кивает на звездное небо, растилающееся от поля до поля экрана. - Там, на перекрестье:
   крейсер.
   - Да знаю я! Давай гони скорее. Когда сойдешься на достаточном расстоянии, передавай управление мне. Я знаю, как лучше пристыковаться...
   - Все-таки берем, - уточняет.
   - Берем. Никуда не денешься.
   Пока Зубенко подгоняет тягач к прессерскому линкору, замершему в пространстве, расставляю по полкам уже обговоренный план действий.
   Вообще линкор последних моделей - неприступная крепость. Даже для бурлаков. Воизбежание повторения истории с "Летучим Голландцем" и "Резервным линкором", имеется у оного несколько ахиллесовых пят, известных только прессеру. И то не каждому.
   "Гибралтар-Лабрадор" - не исключение.
   Мы движемся где-то в середине первой волны буксиров. Вперед убежали самые грибные. Они все-равно не возьмут линкор на букс с первого раза. Поэтому торопиться некуда.
   - Вот он, - шепчу.
   На "лобовом стекле" среди мучной пыли звезд и соответственно крупной манной крупы вырастает сияющая горошина. По мере приближения она увеличивается и наконец принимает знакомый ассоциативный вид ощетенившееся антеннами и пушками гипертрофированное зубило. Размеры внушительны. Вполне подходящие для штуковины, вхождение в атмосферу планет для которой никогда не предполлагалось. Протяженность север-юг:
   четыре километра.
   - Осилим? - неуверенно спрашивает Зубенко.
   - Они - нет, мы... - в верности своих слов я все больше и больше сомневаюсь. - Мы - да.
   - Передавать управление тебе?
   - Пока не нужно. Притормози и подожди. Интересно, как себя крейсер поведет.
   - Притормози... - хмыкает Зуб. Судя по всему, он яростный нелюбитель переноса наземно-транспортной терминологии на космо-модули.
   Зубило линкора разворачивается, носимое гравитационным течением. Часть его корпуса скрывается в тени, от чего он становится похожим на пещерный сталлактит, едва освещаемый любительским фонариком. Орудия на его корпусе автоматически поворачиваются, следя за перемещением бурлацких буксиров. Это может означать две вещи: либо охранная система крейсера настроена на активную охрану, либо на корабле еще кто-то остался.
   Подлетая чуточку ближе, замечаем, что прямо на нас направлена массивная плазменная пушка.
   - Щас как пальнет, - жмурится Зубенко. - Прикидываешь, что от нас потом останется?
   - Не пальнет, - заверяю я. - Главное, не подлетай слишком близко. И не совершай резких разворотов.
   - А ты откуда знаешь?
   - Догадаться трудно? - дергаю плечами.
   Держимся от линкора на достаточной дистанции. Несколько тягачей из первой и второй волн совершают резкие выпады, норовя приклеиться к корпусу "Гибралтара" магнитными якорьками. И тут линкор подает вполне приемлемые признаки жизни.
   Стволы орудий, направленные на тройку тягачей, упруго вытягиваются на считанные метры - и плюют огнем. В следующее мгновение на экране "лобового стекла" расцветают настоящие букеты огня. Я машинально сощуриваю глаза. Понятия не имею, что могло бы стать носителем волн в вакууме, но наш букс качнуло.
   - Ого, - восклицает Зуб. - Это называется не пальнет!
   - Они просто дураки, что нарожон полезли. Это их работа:
   грибнить. В грибных только обезбашенных в конец новичков берут.
   - А мы будто бы не новички...
   - Ты к чему клонишь? - не понимаю я. - Хочешь на непрофессиональности выехать или самому на амбразуру кинуться?
   - Да ладно, что ты завелся? - напарник улыбается. - Раздражительный ты какой-то сегодня.
   - Работа у меня такая: раздражаться, - бурчу. - Веселиться время придет, когда дело сделаем. - Вслух упоминать про угон линкора из-под носа у бурлаков мыу зареклись. Наверняка, разговоры прослушиваются. - Давай мне управление.
   Проскальзываю пальцами в рулевые рукавицы. Несколько секунд осваиваюсь с функциями в симуляционном режиме. Потом - плавно перевожу корабль поближе к "Гибралтару".
   - Эй-эй-эй! - напоминает Зуб. - Ты чего? Нас же в пепел сотрут!
   - Вот видишь, ты и сам догадался, что от нас останется, - усмехаюсь. Если ты сейчас мешать мне будешь.
   Подныриваю под дрейфующий в пространстве бурлацкий тягач, подбираясь поближе к ощетинившимуся орудиями корпусу линкора. Протяжно гудит бипер предохранителя.
   - Барак-56-4 - тягачу 4:6. Немедленно увеличьте расстояние!
   Вы подошли слишком близко.
   - Все в порядке, не беспокойтесь, - заверяю я. Забыв сообщить имя адрессата.
   Зубенко косится на меня недоверчиво. Но свое дежурное "уверен?" проглатывает.
   - А это что такое? - восклицает он наконец.
   Я реагирую несколькими мгновениями позже. На небольшом подвисном мониторчике, выростающем из промежутка между нашими креслами, вспыхивает цветная головоломка. Прессерский ключ доступа. Низжей степени.
   - Минуточку, - вытаскиваю руку из рукавицы управления и прислоняю к сенсорному экранчику. Пястье полностью заграждает головоломку от постороннего взгляда, а костяшки пальцев машинально прикосаются к цветным кубикам. В предварительно оговоренной с послами Центра последовательности. И неуловимой скоростью. На экранах трех взорвавшихся тягачей появлялась та же самая головоломка. Только их водителям не внядряли в мозг гипнограмму с ответом на нее.
   Без банальной надписи "Доступ разрешен!", которые прессер всегда избегал, отвечая на ошибку выстрелом, мы прорываемся через дистанц-блокаду.
   - Что это значит? - не выпадая из напряжения, спрашивает Зубенко. Голос его слегка подрагивает.
   - Аве Зубенко - вот что это значит. Радуйся то бишь. Нам повезло.
   Космос, на этот раз позади нас, вспыхивает сразу двумя вспышками. Зубенко вздрагивает так, что даже мне это удается почувствовать при полной невесомости.
   - Им повезло меньше.
   С нами вновь выходят на связь. В этот момент стена линкора выстраивается перед носом нашего тягача, так, что становятся заметны металлические элементы, которыми выстлан корпус корабля.
   - Барак-56-4 - тягачу 4:6. Как вам удалось миновать опасную зону?
   - Сами не догадываемся, - с сарказмом в голосе произношу.
   - Мы можем вас уничтожить в любой момент.
   Новости.
   - А вот это - вряд ли. Во-первых, мы не нарушали ни единого посталенного вами правила, а просто подошли к крейсеру. Как вы нам и завещали. Во-вторых, если вы нас уничтожете, так и не узнаете, как мы вскрыли прессерскую головоломку.
   - У нас имеется запись ваших манипуляций, - голос из динамиков противный и надоедливый. Жаль, что нельзя его обесточить прямо сейчас.
   - Головоломка действет по совершенно иному принципу. Все намного сложнее, чем просто "нажатия".
   - Что вы собираетесь делать, бурлак Маркевич?
   - Пока: осмотреть кораблик вблизи. Потом - в зависимости от обстоятельств. Времени у нас достаточно, пока вы не докажете нашу вину. Вы же не можете решать нашу судьбу без метафедерального ордера на уничтожение, не так ли?
   - Юр Маркевич, ордер не засавит себя долго ждать, - заверяет меня диспетчер.
   - Поверьте, я стану ждать еще меньше. В крайнем случае, у меня есть ни в чем не повинный заложник. - Зуб смотрит на меня ошалело; лицо, вечно красное, бледнеет. Подаю ему знак - мол, все в порядке. - А сейчас прошу вас об одолжении: не мешайте мне выполнять мои планы своей болтовней. И, особенно, угрозами.
   - Юр Маркевич, вы пожалеете. Я не собираюсь вам угрожать, но бурлаки...
   Диспетчер продолжает плести что-то в этом духе. Его реплики иногда прерываются гролмкими подсказками капитана корабля и какого-то писклявенького спеца по переговорам. Видно, столь распространенное в "бурлацких романах" явление - угон затонувшего крейсера - для них редкость и неожиданность.
   Явление из ряда вон.
   А что бы они сказали, увидь то, во что мы в паре с Моцартом превратили Подвижные Пласты...
   - Связь отключить никак нельзя? - интересуюсь.
   Зубенко машет головой, опасливо на меня посматривая.
   Хочется истерически хохотать, как это часто случается в самый ответственный момент. Но сдерживаюсь.
   Рука снова возвращается в рукавицу, и на пассивной тяге подвожу буксир поближе к крейсеру. Его стена заполняет зримый космос и мы скользим вдоль этой громадины, как над поверхностью небольшой астероидальной луны. Я пытаюсь подойти к "ахиллесовой пяте" как можно удобней.
   - Что ты делаешь? - не выдерживает Зуб. - Подлетай к главному стыковочному разъему...
   - Не-не-не! - я мысленно грожу ему пальцем. - Хочешь, чтобы из охранной системы линкора в наш катерок литров тридцать какого-нибудь биологического яда перелилось? Вместе с бактериями, которые разъедают все органические материалы, включая ткань скафандра. Действительно хочешь?
   - Да чо ты издеваешься! Ну оступился немного.
   - То-то. Сиди и помалкивай. Я знаю, что делать.
   Диспетчер поумолк: им самим интересно, что я стану делать.
   - Зуб, тебе все-равно нечего делать, - говорю. - Проверь-ка пока радаром пространство позади нас. Что-то у меня ощущение возникает нехорошее...
   За "лобовым стеклом" проползает хорошо освещенная надпись "Гибралтар-Лабрадор. Сияющий Мадагаскар". И дата двадцатилетней давности. Сравнительно молодой кораблик.
   - Они у нас на хвосте.
   - Кто на хвосте?
   - Бурлаки! - Зуб чертыхается. - Они тоже прорвались.
   - Пресс помог. Сто процентов помог. Они наверняка догадываются, что... - конец фразы, который поможет выдать меня окончательно я пропускаю. Много их?
   - Пятеро пока. Окружают. Ох, фигово нам придется...
   - Не тушуйся. Я уже на подходе. Только развернусь возле соединительного сегмента... А ты не молчи, если кто-то слишком близко подходит. Заложничек!
   Вот он: сегмент. Сравнительно небольшой элемент, скрепляющий две массивные части палубы. Та деталь корабля, которая обязана выдержать прямое попадание из плазменного или лучевого орудия. Благодаря этой частичке мы и проникнем внутрь линкора.
   - Двое подошли очень близко, - сообщает Зубенко.
   - Минутку...
   Несмотря даже на то, что в шлеме моего скафандра работает система вентиляции, пот холодными каплями катится по лицу.
   Хренова абсорбирующая поверхность! С маской из псевдоплоти только хуже. Мало того, что жрет сволочь, так и дышать нормально не позволяет...
   В этом месте на поверхности корпуса линкора нет на сучка ни задоринки. Не то, чтобы шлюза. Но механическая память помогает ухватится даже за ровную поверхность.