Татьяна Алюшина. Девочка моя, или Одна кровь на двоих

   За справедливое возмездие был бит еще одной группой старших товарищей, друзей и соратников первых участников соревнования, которые отлеживались по домам и в училищном госпитале.
   Ерунда! Кадетские будни! Что пугаться-то – молоти себе, вовремя прикрывай пах, голову и береги зубы.
   Но сейчас!!! Он даже не знал, что можно ТАК испугаться!
   Машка постояла, посмотрела на воду, подняла руки повыше… и он с ужасом, сжавшим сердце, понял: «Сейчас прыгнет!»
   И сорвался с места, обдирая кожу на ступнях об острые камни, влетел в воду, нырнул, вынырнул и понесся, как не плавал никогда, ни на скорость на зачет, ни на соревновательное «слабо».
   Сердце бухало, холод внутри не могла смыть-растопить теплая, как парное молоко, морская вода.
   Там мелкое дно, если войдет в воду неправильно – а она войдет неправильно, потому что не знает, не знает, как правильно, – убьется!!!
   Он успел! Доплыл в тот момент, когда Машка с визгом сиганула с камня бомбочкой, он поднырнул, когда она входила в воду, и поймал ее у самого дна, и сильно вытолкнул наверх.
   – Руки-ноги целы?! Не болят?! Ты нигде не ударилась?! – орал он на весь пляж и ощупывал перепуганную Машку.
   – Не-ет, – непонимающе, собираясь заплакать, проблеяла Машка.
   Схватив ее ручку-спичку, Дима поплыл к берегу, буксируя за собой дитя неразумное, выволок из воды, развернул, поставил перед собой.
   – Ты что, совсем идиотка?! Как можно оттуда нырять?! Я же пошутил, чтобы ты отстала!!! – орал он, не обращая внимания на любопытство окружающих. – Ты не знаешь дна! Ты плохо плаваешь! Ты могла запросто убиться!!!
   Она стояла перед ним, как солдатик, руки по швам, голова опущена, хлопчатобумажный купальничек обвис на плоском животе и прикрытых пупырышках груди, ибо, кроме этих пупырышек на загорелой до черноты плоскости, ничего пока не выросло, с мокрой гривы ручьями текла по спине вода. Каштановая копна волос, отделываясь от влаги, скручивалась в крупные кудряшки, отсвечивая рыжими выгоревшими прядками.
   Она не плакала, не всхлипывала, подняла голову и смотрела на него огромными серебристыми глазищами, полными непонимания и обиды.
   Господи! Как же ужасно он испугался!! В животе что-то мелко-мелко дрожало, рассылая холод по всему телу, он и орал-то на нее от облегчения. И, не выдержав, прижал ее рывком к себе и обнял.
   – Испугалась?
   И тут она зарыдала, точно шлюз открылся: обливая Димин живот потоком горячих слез, прижималась к нему и рыдала.
   – Ну, все, все! – успокаивал он как умел, поглаживая ее по голове. – Все, Машка, не плачь!
   Он все гладил ее по голове своей дрожащей до сих пор ладонью, и было ему в тот момент глубоко безразлично, что подумают пацаны, окружившие их с Машкой, и люди на пляже, громко обсуждавшие происшествие и приводя в назидательный пример своим малолетним чадам, к чему приводит непослушание:
   – Вон видишь, как девочка плачет! Это хорошо, что живая осталась, а могла и убиться, и покалечиться! Сколько раз говорить: не смей прыгать с камней!
   Потому что отчетливо понял, что испугался не того, что оказался бы виноват, если бы с ней что-нибудь случилось, и не приговора и обвинения на всю оставшуюся жизнь, самого себя и ее родителей с Полиной Андреевной, и его родителей, не вечного креста совести – нет! Он до жути перепугался, что Машки может не стать в его жизни! Для него может больше никогда не стать Машки!
   Оказалось, что эта девочка очень важна лично для него, Дмитрия Победного, как часть его, как что-то необъяснимое.
   А Машка все плакала, и он вытирал и вытирал ей широкой ладонью слезы вперемешку с соленой морской водой.
   А потом он повел ее в город и угощал мороженым и черешней, насыпанной в свернутый из газеты кулек, и привел в кафе как взрослую и как взрослую оставил сидеть за столиком, а сам, как галантный кавалер, принес газировки и пончиков, щедро обсыпанных сахарной пудрой. И Машка, позабыв обо всех своих недавних страхах и рыданиях, звонко хохотала, закидывая голову назад, открывая миру малозагоревшее горло, перепачкавшись с ног до головы сахарной пудрой, летящей с пончиков, которые она и ела, и жестикулировала ими же, держа в руке и что-то рассказывая.
   Дима с удивлением узнал, что она свободно говорит по-английски, как на родном языке, и учит немецкий. Машка пообещала ему перевести текст толстого заморского журнала, нелегально привезенного моряками торгового флота из дальних странствий. И оказалось, что эта щепка круглая отличница и увлекается историей Древней Руси и на следующее лето обязательно – обязательно! – поедет на раскопки, папа уже договорился.
   Она была на шесть лет его младше – гигантская разница, целая эпоха, временная пропасть!
   Но так ему почему-то хорошо было в тот день, проведенный с ней, с этой щебетушкой, говорившей без остановки, еле успевающей перевести дыхание между словами, забегавшей все время вперед и смотревшей на него с обожанием. Может, оттого, что все обошлось, может, оттого, что она оказалась очень интересным человечком, а может, от осознания, что она часть его жизни.
   «У тебя атрофировано это чувство, удалено, как аппендикс!»
   Наверное.
   Эта двенадцатилетняя Машка была в жизни другого Дмитрия Победного, совсем другого – тому Дмитрию повезло больше.
   «Ты никого никогда не любил! Ни одну женщину!»
   Да, не любил. Факт.
   Но его почему-то тоже никто и никогда не любил по-настоящему, искренне, без расчетов и прикидок. Искренне. Сильно. До потрохов.
   Только та маленькая девочка Машка… Но она любила другого, того Диму.
   – Да и к черту! – взорвался он.
   Что за день такой?! Ты что, Победный, сбрендил?! Какие любови?!
   На самом деле сбрендил! В его лексиконе и слова-то такого нет! Зачем сорокалетнему жесткому, удачливому, благополучному хозяину жизни думать об этой лабуде? И, запивая горечь коньяком, печалиться о том, что чего-то не было и не состоялось в его жизни?
   Просто день сегодня такой – сплошная засада!
   Да, не задался сегодня день у Дмитрия Федоровича Победного. С самого утра не задался!
 
   Мария Владимировна Ковальская, открыв дверь, вошла в прихожую, с облегчением шлепнув на пол две увесистые дорожные сумки.
   – Слава тебе господи! Добралась! Дом родной! – порадовалась она вслух.
   – Пупсик, ты что, вернулся? – прозвенел нежный девичий голосок из спальни.
   Вслед за голоском, завязывая на ходу поясок на коротеньком шелковом пеньюарчике, из комнаты выпорхнула «нимфетка» небесной красоты и свежести.
   – Что та-акое? Что здесь происходит? Вы кто такая? – затребовало объяснений прелестное создание, сменив переливчатость в голосе на нахрапистые тона базарной торговки.
   – Кхм! – кашлянул за спиной у Марии Владимировны таксист, согласившийся за отдельную плату поднести два неподъемных чемодана в квартиру.
   – Очевидно, я не пупсик? – предположила Мария Владимировна.
   Порывшись в своей дамской сумочке, нашла кошелек, достала из него купюры и протянула водителю.
   – Поставьте сюда, пожалуйста, – вежливо попросила она.
   – Да что такое?! – крепчая требовательностью тона, возмутилось нежное создание. – Вы совсем обалдели?! Я сейчас милицию вызову!
   Поставив чемоданы, таксист принял купюры и быстро шмыгнул за дверь подальше от чужого скандала.
   – Милиция – это хорошо, – согласилась с предложением Мария Владимировна спокойно и устало.
   Все ясно и понятно – «жена вернулась из командировки». Правда, в народном анекдотичном эпосе это, как правило, муж.
   С кем не бывает. Бывает. Вот с ней, например, случилось.
   Она сбросила туфли, закрыла распахнутую дверь и пошла в кухню, отодвинув по дороге примолкшую барышню, до которой, очевидно, начал доходить смысл происходящего.
   – Я… вы… – заблеяло создание.
   – Да, – отозвалась из кухни Мария Владимировна, – я и вы. Кофе хотите?
   – Не-ет, нет. Я пойду, мне надо… пора, – пятилась в спальню «нимфеточная» красотка.
   – Как угодно, – холодно разрешила Мария Владимировна.
   Она устала ужасно! Многочасовой перелет с пересадкой, смещение всех часовых поясов, утренняя головная боль и несбывшаяся надежда попасть из жары в нормальный температурный режим средней полосы. Первые дни июня, а в Шереметьеве ее встретила африканская жара, усилив головную боль.
   Она плохо ориентировалась в своей кухне – забыла за полгода, но кофе нашла и турку тоже.
   Надо срочно выпить кофе!
   – Я пойду, до свидания, – прошелестела от входной двери барышенька.
   Открылась и закрылась дверь.
   Маша вовремя подхватила турку с грозящей перелиться через край пенной шапкой закипевшего кофе, налила в чашку, сделала обжигающий глоток и зажмурилась от удовольствия.
   С чашкой в руке, делая мелкие глоточки, она обошла свою квартиру, заглянув и в ванную, и в туалет.
   Итак. Что мы имеем?
   Затренькал незатейливой мелодийкой ее сотовый. Догадываясь, кто звонит, и потому не особо поторапливаясь, она поковырялась в сумке, откопав в залежах содержимого трубку.
   – Да.
   – Ты приехала, – констатировал событие муж, забыв поздороваться.
   – Да. Здравствуй.
   Он помолчал, ожидая высказываний – сообщение о прибытии жены, как Машка понимала, было принесено выпорхнувшим из квартиры нежным созданием, с подробным описанием трагичности их встречи.
   Скорее комичности.
   – Как долетела? – поинтересовался «заботливый» муж.
   – До места назначения, что самое главное. Ты когда будешь?
   – После семи, как обычно, – насторожился муж, заподозрив обещание пошлого скандала.
   – Вот и отлично! Я ужин приготовлю! Сколько не виделись! – бодренько сообщила Машка о своих намерениях.
   – Я тоже соскучился, – сообщил «любимый», успокоившись.
   Маша еще раз обошла владения. Закончив обзорную экскурсию в центре гостиной, посмотрела в чашку на черную кучку подсыхающего осадка.
   Надо выпить еще кофе. И, собственно, за дело!
   Она не стала разбирать чемоданы, сумки и пакеты с подарками, так и оставив их стоять сиротливо в прихожей, – это потом, достала только свой ноутбук, пристроила на кухонном столе, включила и вошла в Интернет. Сварила себе еще кофе и, чтобы не ждать, пока он остынет, бросила в чашку пару кусочков льда.
   Очень хотелось в душ и переодеться наконец, но и это потом, сначала более насущные дела!
   Пошарившись в Сети, она нашла ближайшую к ее дому фирму, оказывающую услуги по ведению домашнего хозяйства, созвонилась и заказала срочную генеральную уборку. А заодно и слесаря.
   Они приехали очень быстро, за полчаса. Маша, предполагавшая, что прибудет парочка дивчин с синими паспортинами, имеющими штампы о постоянной дислокации на обширной братской территории самостийной Украины, подивилась, распахнув дверь.
   Их ввалилось семь человек, молодых, улыбчивых, интернациональных, упакованных в желтые майки и обрезанные бейсболки с логотипом их фирмы, притащивших с собой тележки с инвентарем, пылесосами в количестве двух штук и целой непонятной кучей средств чистяще-моющего предназначения.
   – Здравствуйте! – по-пионерски весело и задорно поздоровались хором.
   Вперед вышел мальчонка лет двадцати двух-трех, командир чистящего десанта, и предложил Марии Владимировне показать квартиру, обсудить объем работ и ее хозяйские пожелания.
   Ее пожелания были весьма просты – мыть и отчищать все! Вплоть до мытья окон, размораживания холодильника и отдраивания всех закоулков. Мальчонка ходил за ней с листочком, перечислял наименования работ и их стоимости и ставил галочки напротив запрашиваемой услуги.
   – Стирка требуется? Загрузить машину?
   – Нет, – отказалась Мария Владимировна.
   Все ее вещи, кроме того, что на ней надето, были выстираны и с особым удовлетворением и тщанием сложены в чемоданах и сумках, а чистота мужниного барахла ее уже не интересовала.
   – А постельное белье? – переспросил юноша, окинув взором разгромленную кровать в спальне.
   – Это снимите и выкиньте, – распорядилась Мария Владимировна. – Да, и будьте любезны, пропылесосьте матрац и обработайте каким-нибудь антисептиком, что ли. У вас есть?
   – У нас есть. Я понял.
   Отдав все распоряжения, Маша устроилась вполне комфортно, если не считать так и не принятого душа и не скинутых одежек, которые ее раздражали – все ей казалось, что они грязные, помятые, потные.
   «Потерпи немного! – попросила она саму себя. – Значится, что у нас следующим пунктом?»
   Следующим пунктом прибыл слесарь той же фирмы.
   Приземистый мужичок с большим пивным животиком, растягивавшим буквы логотипа на желтом полотне майки, прикрывающим это мужское достояние. Маша заказала смену обоих замков в двери. Мужичок оценил масштаб работ, обсудил с хозяйкой желаемое качество запирающих устройств, предложил имеющиеся у него в наличии в большом чемодане, который принес с собой, озвучил стоимость работ и приступил к делу.
   Мария Владимировна вернулась на свою застекленную лоджию к ноутбуку, остывшей третьей чашке кофе и следующим пунктам плана.
   В дверь высунулась голова десантного предводителя:
   – Извините, что отвлекаю. Холодильник разморожен и отмыт. Продукты загружать назад?
   – Нет! – улыбнулась Машка.
   Ей вдруг стало весело! И головная боль прошла от раздухарившейся Машкиной вольницы.
   – Если есть что скоропортящееся – выбросить! Остальное сложить по пакетам!
   – Понял! – улыбнулся в ответ командир.
   Непонятно было, что он там понял, но ей почему-то стало приятно.
   Вот, собственно, и следующий пункт плана!
   Она порылась в Интернете, нашла удовлетворяющий ее пожелания ближайший супермаркет, позвонила в отдел доставки, сделала заказ, обговорив все формальности.
   Так. Что следующее?
   – Молодой человек! – позвала Машка, не вставая со стула.
   Стульчик был премиленький, Машке страшно нравился этот гарнитурчик – два кованых ажурных стульчика и столик, она любила попить здесь кофейку, когда оставалась в доме одна. Это дизайнер придумала уголок на лоджии специально для Маши.
   Юноша прибыл на зов через полминуты.
   – Вы меня звали?
   – Простите бога ради, – извинилась Машка. – Вы мне представились, а я забыла. Как вас зовут?
   Настроение ее совсем расчудесилось!
   Надо почаще начинать новую жизнь! Оказывается, это так… так… Освежает? Нет, не дезодорант все-таки. Бодрит, молодит? Нет, не это!
   Освобождает! Вот! И заставляет почувствовать себя живой! Настоящей! Жизнь почувствовать!
   – Василий, – вернул ее в действительность командир чистящего отряда.
   А что она от него хотела? Ах да!
   – Васечка, – преподавательским тоном, которым просила своих студентов вымыть доску перед лекцией, обратилась к нему Мария Владимировна. – Будьте любезны, там, в коридоре на тумбочке, моя сумка, принесите, пожалуйста!
   Командующий Вася скрылся за балконной дверью и вернулся через пару минут с Машиной сумкой.
   – Мария Владимировна, – протягивая ей сумку, почти по-родственному спросил, – а лоджию-то мыть?
   – Мыть, Васечка! – делилась задором Машка. – Все мыть, что только можно!
   Он улыбнулся, без подобострастия, открыто, совсем по-мальчишески.
   – Тогда минут через двадцать вы могли бы перейти в гостиную, мы там почти закончили.
   – А как же! Освобожу помещения для труда! – пообещала Машка.
   Шорох генеральной чистки и уборки ее квартиры стоял не детский, и Маше пришлось кричать, что только добавляло веселья ее настроению.
   Она достала из сумки сотовый, пристроила его на столике рядом с трубкой домашнего телефона, порывшись, выудила сигареты и зажигалку.
   Курильщица она была из разряда тех, кто никогда не имел тяги к этому развлечению, так, иногда разрешала себе от непомерной усталости, когда один кофе не помогал уже бороться со сном или в моменты особо острых переживаний, словом, изредка.
   Или вот в разгулявшемся настроении ее новой жизни!
   Что там у нее следующее по плану?
   Добраться до душа, разобраться с вещами?
   Нет.
   Подобрать хороший ресторан, заказать ужин на дом, а дальше посмотрим!
   «Совсем я обамериканилась! – радостно подумала Машка. – Интернет, доставка на дом, все, что пожелаешь!»
   Улыбаясь, Машка потянулась, сложив ладони в замок, выгнувшись на стуле.
   Хорошо! Все хорошо!
   Спасибо тебе, Америка – свободная страна свободных граждан!
   Надоумила!
   Но не Америка ее надоумила, просто Мария Владимировна перевела дыхание, отдохнула и пригляделась к своей жизни.
   Через два месяца после того, как она, сдав, защитив, отстояв, издав и напечатав все, что только можно и требовалось, получила профессорское звание, Мария Владимировна укатила в Америку. В Калифорнийский университет, куда ее давно звали прочитать курс лекций по древнерусской истории, что было почти ее темой – она занималась еще более древней историей Руси, вернее того, что еще не было Русью как таковой.
   Юрик сразу сказал: «Езжай!» Ему для престижа это подходило необычайно – жена профессор, преподает в американском университете.
   А то! Это вам не бахчи окучивать, при случае можно ввернуть коллегам и начальству: «Трудно, конечно, одному, скучаю, а куда деваться, жена преподает в Америке, она же специалист международного уровня! Перезваниваемся каждый день, но все равно очень тяжело – она там, я здесь! Вот стараюсь подольше на работе задерживаться, дома без нее неуютно». Или что-то в этом духе. Лучшей рекламы своей значимости и состоятельности не найти чиновнику.
   Университет снял для Машки премиленькую квартирку, из окон которой был виден океан, величаво накатывающий волны на песчаный пляж и пальмы.
   Когда ее встретили, привезли из аэропорта, разместили, вручили расписание лекций и объяснили, что у нее два дня для отдыха, адаптации, акклиматизации и бытового устройства, после которых она должна прийти на кафедру познакомиться с коллективом, представиться начальству, решить все организационные вопросы, Мария Владимировна не поверила!
   Как это «два дня отдыха»? Совсем-совсем отдыха?
   Так не бывает?!
   И не стала она адаптироваться, акклиматизироваться и налаживать быт, а уточнив несколько раз, что действительно два дня на отдых, рухнула на огромную кровать и проспала пятнадцать часов подряд.
   Первый раз за десять лет!!!
   Проснулась и ни черта не смогла сообразить: где она, что с ней, в каком измерении, ночь или утро на дворе?
   А сообразив, пошла на улицу бродить, смотреть на океан и ни о чем не думать.
   Целый месяц Машка почти не выходила из дома – на работу, в магазин за продуктами, в прачечную, в кафешку за углом – и спать, спать, спать!
   Какой пляж! Какие пальмы и песок?!
   Обнаружилось, что ей не надо ничего защищать-отстаивать, печатать-сдавать, готовиться-изучать, а также: мыть, стирать-убирать, таскать пудовые сумки с продуктами, готовить еду, выслушивать снисходительные нравоучения мужа и улыбаться, пропуская их мимо сознания от нечеловеческой усталости и неспособности осмыслить какую-либо еще информацию, кроме научной, и прочая, прочая…
   Мария Владимировна обожала свою работу, она читала лекции с таким увлекающим, искрометным энтузиазмом, сама получая удовольствие от того, что рассказывала, что американские студенты заслушивались и в аудитории стояла всегда звенящая тишина. Звенящая от Машиного голоса!
   Впрочем, русские студенты в Москве слушали ее так же.
   Она загоралась интересом, всегда погружаясь с головой в статьи или научные работы, которые писала, а здесь, в Америке, нечаянной радостью обнаружилось, что можно не торопиться, делая неспешно свою работу, и почитывать статьи в научных журналах не бегом и скопом, запоминая материал на ходу, а размеренно, без спешки, откладывая, если захотелось, на свободное время, которого оказалось целый океан, такой же, как виднеющийся из ее окон.
   И спала, спала, спала!
   Десять лет! Вот ей-богу – десять! Она спала по два-три часа в сутки, если повезет – четыре.
   Она жила, только когда работала, и какой-то защитный механизм внутри ее отключил эмоции, осознание всего, что было не работой, не наукой. Отупела она, что ли, от перегрузок?
   Месяц она приходила домой из университета, печатала немного в удовольствие, и в удовольствие же читала, и спала часов по десять-двенадцать. Вот прямо в восемь вечера ложилась и спала до утра!
   А когда выспалась, наконец наверстав годы недосыпа, начала соображать.
   И пошла на пляж, и плавала в океане, и поближе познакомилась с коллегами, пригласив их в уютный барчик, и повинилась – уж извините, что не сразу. Но последние годы так много работала, что высыпалась!
   Да, да! Кивали они понимающе, отсвечивая белозубыми американскими улыбками.
   Еще бы!
   Тридцать четыре года – профессор, мировое имя, изданные книги, не счесть сколько статей, лекции, преподавание, семинары, конференции, археологические экспедиции, заслуженный авторитет, и муж, и семья, и тонкая-звонкая, как девушка.
   – Вы на диете? Такая стройная и так молодо выглядите!
   Да, кивала Машка, ничего не поясняя. А что им объяснишь?
   – Вы занимаетесь спортом? Когда вы время находите? Как вам это удается?
   Да запросто! Ни спать, ни жрать, забывая, когда ела последний раз: сегодня или уже вчера? Вечно недовольный, поучающий муж, летний «отдых» на полевых раскопках, с туалетом в степи и водой, которая скрипит песком на зубах. А для большего стимула интриги коллег, недовольных таким быстрым продвижением «выскочки», и сплетни, и завалы на защите, необоснованные, глупые, и провокации, и…
   Что им объяснишь? Ну а как же – на диете! С элементами любимой вашей развлекухи – спортом, бегом за вечной молодостью!
   О, мы понимаем! И прощаем задержку дружеской вечеринки по мере американской широты души.
   Однажды Машка проснулась утром и осознала, что счастлива, и никак не могла понять почему, откуда это переполняющее чувство грянуло?
   Крутила его, смаковала и так и эдак, ходила с ним весь день и заснула с ним, проснулась на следующий день, и пристраивала звенящую радость к своему сознанию, и улыбалась несколько дней подряд, и во сне живя с этим чувством.
   А через пару дней доперла! Прочухала, слава тебе господи!
   Она. Была. Сво-бод-на!!!
   Давным-давно не была, с незапамятных времен, а тут вдруг стала!
   Она дня три проносила это чувство в себе, смакуя, наслаждаясь, не позволяя по своей профессорской наукообразной привычке подвергать все анализу, препарируя до атомов, внедряться в это чувство и новое мироощущение себя. А когда свыклась, обжилась с ним, тогда позволила мозгам поработать.
 
   В двадцать четыре года Мария защитила кандидатскую диссертацию. И не заметила, как защитила. Не ела, не спала, не была – наткнулась на странность и сделала открытие, и так его обмусоливала, смаковала, перепроверяла сотни раз, стыковала в свете этого открытия ранние данные, доказывая себе самой, а по ходу и научному сообществу верность фактов, что, когда защищалась, улыбалась всю дорогу, рассылая серебристых зайчиков из глаз по аудитории, забыв, что это защита, так ей хотелось рассказать, поделиться открытием!
   И защитилась с блеском, заимев кучу врагов, обозначивших ее на долгие годы как «малолетнюю выскочку», и одного союзника, недосягаемого для недоброжелателей, – академика Янсона Кирилла Павловича, восхитившегося ее работой и порадовавшегося за нее.
   И Машка ринулась дальше! С головой ухнув в любимую работу, повизгивая внутри от творческой радости ученого!
   Какие там есть-спать, любови-моркови, встречи-расставания, свидания и бытовые проблемы!
   Потом все это!
   А потом свалилась беда и пришло горе.
   За четыре года ушли все!
   Сначала бабушка Полина Андреевна в Севастополе, и они ездили хоронить ее всей семьей, а затем заболела мама. Через год.
   Мамочка все прихварывала, и они ругали ее с папой, требовали, чтобы пошла к врачам, обследовалась, но она отмахивалась, пила какие-то обезболивающие таблетки – и так пройдет!
   Какие врачи? У нее работа, семья!
   А когда таблетки перестали помогать и папа сам отвел ее за руку в больницу, оказалось, что у нее рак.
   Неоперабельный. Все!
   И мама слегла.
   Папа ухаживал за ней, как за ребенком, делал что только можно и сверх того, а Машка с перепугу и от нежелания примиряться с такой жуткой, неотвратимой реальностью закопалась в свою науку еще глубже.
   Когда маму положили в больницу, Машка как опомнилась, включилась в их общую беду, и они дежурили с папой по очереди возле мамы, ни на секунду не оставляя ее одну.
   Вот тогда Машка научилась всему.
   Готовить самые лучшие блюда, накупила кучу кулинарных книг, чтобы хоть немногим порадовать и мамулю, и папочку, убирать, стирать, вести хозяйство, отвечая за все. Обслуживать и маму, и отца, не вылезающего из больницы, и умудрялась все это совмещать с работой, статьями, раскопками, на которые не могла не поехать.
   Она разрывалась между полевыми работами под Новгородом, ночными поездами, домашним хозяйством, своими дежурствами в больнице, бесконечно мотаясь между городами. Тормозила на трассе дальнобойщиков, когда не успевала на нужный поезд до Москвы. И попадала пару раз, не без этого: