Татьяна Алюшина
Я подарю тебе любовь

   М-да, такой нелепости она никак предположить не могла!
   При всем ее буйном и богатом воображении! Не то фарс, не то комедия положений, не то плохая мелодрама с бездарными актерами. Картина художника-передвижника «Не ждали!» или ее современный аналог, передача «Слава богу, ты пришел!».
   Стояла, точно не пойми какой умственной загруженности барышня, замерев на пороге комнаты, с цветочным горшком в руках, не зная, как реагировать – возмущаться или смеяться.
   А ведь поди догадайся, когда ничего и намеком не предвещало в таких теплых тонах соседской родственной взаимопомощи!
   Вчера, вечером пятницы, Зоя Львовна, соседка по месту прописки и их с Васькой личный ангел-спаситель по призванию, практически член семьи, попросила об одолжении.
   – Леночка, – немного смущаясь, проговорила после того, как Васька с Леной усадили ее, зашедшую на минутку, с ними почаевничать, – у меня к вам просьба.
   И так сказала, словно повинилась в страшном грехе.
   – Для вас, Зоя Львовна, хоть звезду с неба! – пообещала Лена не задумываясь.
   А о чем тут задумываться! Она Зою Львовну на руках готова носить круглый год, так благодарна за помощь неоценимую.
   – Звезду не надо, – скромно улыбнулась соседка и поинтересовалась: – У вас на завтра какие планы?
   – Еще до конца не утвержденные, – весомо вставил Васька, потягивая горячий чаек из большущей личной кружки.
   – Василий Федорович предлагает нанести визит бабушке с дедушкой и после посетить кинотеатр, – поделилась Лена перспективами выходного дня. И, заметив легкое разочарование на лице Зои Львовны, поспешила успокоить: – Но мы еще ничего не решили! Обсуждаем возможные варианты.
   – А я хотела попросить вас, Леночка, завтра отвезти меня на вашей машине к друзьям, к Анечке с Васей. Я вам про них рассказывала, помните?
   – Помню! – кивнула Ленка, что-то торопливо припоминая про упомянутую семью друзей соседки.
   Надо будет Ваську спросить, он про жизнь Зои Львовны, всех ее подруг-друзей-родственников до десятого колена доподлинно и подробно помнит, вплоть до удостоверяющих лица фотографий из альбомов.
   Память такая. Уникальная. И слушать, и запоминать он тоже умеет исключительно.
   Ленка считала Василия гением, и никак иначе.
   – Вы понимаете, – излагала между тем подробности Зоя Львовна, – обычно я с большим удовольствием и преспокойно добираюсь к ним на метро. У нас с вами метро рядом с домом, а у них надо пройти немного через дивный парк. Но, видите ли, мне необходимо перевезти Анечке домашнее растение целебное. А оно большое и тяжелое. Боюсь, в метро сломаю.
   – Никаких проблем! – заверила Лена, выказав готовность к подвигам. – Во сколько надо выезжать?
   – В том-то и дело, что не с утра, а часа в три дня, – позволила себе легонький вздох покаяния Зоя Львовна.
   – Да хоть ночи! Зоя Львовна, ну что вы в самом деле! – возмутилась Лена от просительного соседкиного тона.
   – Вы же наша семья! – поддержал Васька укором.
   – Вы мне тоже родные, Василий Федорович, – собралась было пустить слезу Зоя Львовна, погладив Ваську по голове.
   – Ну вот и договорились! – постановил он, предупреждая сентиментальную мокроту. – Значит, утром сходим в кино, Лена, на десятичасовой сеанс, успеем вернуться и пообедать.
   – Василий Федорович! – взмолилась Ленка. – Давай хотя бы в одиннадцать, так тоже успеем, а я посплю подольше.
   – Ладно, – подумав, согласился он и предупредил строго: – Но я тебя добужусь!
   – И нисколько не сомневаюсь! – вздохнула над нелегкой долей Лена.
   Васька называл ее Леной, она его Василием Федоровичем и Васькой, так у них повелось. Стороннему человеку странно, а им удобно и по нраву. Зоя Львовна, например, первое время не могла к этому привыкнуть, все удивлялась, но быстро приняла такую форму общения и сейчас сама чаще называла Василия по имени-отчеству.
   Есть в нем такая основательная мужская солидность, вызывающая неподдельное уважение, мудрость недетская, и…
   Очень много было в Василии такого, чего совсем не следовало иметь жизненным багажом в тринадцать мальчишеских лет!
   Таким вот образом, «от всей искренней души», в половине четвертого субботнего дня Елена Алексеевна Невельская оказалась перед дверью друзей Зои Львовны, держа перед собой растение под народным названием «золотой ус».
   С точки зрения Лены, малоэстетичный уродец, с нелепым, длинным, неубедительным стволом, к тому же подвязанным веревочками к воткнутой в горшок палке по причине собственной хилости, от которого торчали в разные стороны, как щупальца, отростки с венчающими их листиками на конце.
   Про его многочисленные целебные свойства всю дорогу подробнейшим образом в восторженных тонах рассказывала любезная Зоя Львовна. Ленка кивала, подтверждая свое тщательное внимание к предмету научно-популярной лекции, пропуская большую часть информации мимо, старательно скрывая сомнение, что этот ужас может кого-то и от чего-то еще и лечить.
   – Зоенька! Здравствуй, родная! – радостно поприветствовала хозяйка, распахнув двери.
   Саму женщину Лена рассмотреть не могла из-за лечебного монстрика в руках.
   – Анечка, познакомься, это Леночка моя! – вторя заданному бравурному тону, представила Зоя Львовна и ручкой, нежненько, подтолкнула Ленку в квартиру. – Она любезно согласилась помочь перевезти «ус». Леночка, это Анна Михайловна, моя подруга.
   – Спасибо вам огромное, Леночка!
   У Лены возникло желание буркнуть остужающее «пожалуйста», уж слишком как-то через край радости-то и звона голосового, прям «ура партии!».
   Или у них так принято?
   – Куда растеньице отнести? – не удержалась-таки от легкого сарказма, приправленного намеком на ворчливость.
   – Давайте я возьму! – ринулась на помощь хозяйка, протягивая руки.
   – Не надо, – отказалась Лена, – оно тяжелое, я уж донесу.
   – Ой, спасибо, Леночка! – оглушила тем же задором хозяйка.
   «Да что за митинг радости? – с нарастающим недоумением подумалось Ленке. – Великое событие – подруга приехала, «цветочек» привезла? Ну, помогла ей соседка, не Гагарина же в космос запустили!»
   Может, действительно принято у них так? Радуются люди жизни! Собственно, правильно делают!
   – Сюда, Леночка, в комнату, пожалуйста, – указала направление дальнейшего движения хозяйка.
   И быстренько так, обежав Ленку, распахнула перед ней дверь. Надо признать, ручки-то у нее уже устали от тяжелого горшка, и она, торопясь отделаться от ноши, поспешила зайти в комнату. Анна Михайловна сделала очередной маневр, подивив мимолетно Лену шустростью, и оказалась впереди, чуть сбоку.
   – Знакомьтесь, Леночка! – с той же, уже раздражающей Лену напыщенностью преувеличенно восторженных тонов призвала Анна Михайловна. – Мой муж Василий Степанович и сын Денис!
   Добавив многозначительности и какого-то намека в тоне, представляя последнего, Анна Михаиловна указала рукой на сидевших за накрытым к обеду круглым столом мужчин. Лена наклонила горшок, уложила «целителя» на плечо и рассмотрела представленных персонажей.
   – Здрасте, – оторопев от неожиданности, произнесла она.
   Старший, Василий Степанович, значит, кряжистый такой, плотный, с седой богатой шевелюрой и добрыми глазами, довольно улыбался – прямо Первое мая советских времен! Демонстрация трудящихся в отдельно взятой квартире!
   «Что за бред?» – недоумевала Ленка.
   Она же вроде не Алла Пугачева и даже не Максим Галкин, чтоб ее появление вызывало такие бурные восторги?
   Лена перевела изучающий взгляд на второго мужчину – и тут праздник кончился!
   Тот многозначительно представленный сын оказался при внимательном осмотре крупным широкоплечим мужиком, с руками-лопатами, излучавшим всем своим видом глубокое недовольство происходящим и, в частности, ее здесь появлением. Обжег Ленку недобрым взглядом и вернулся к прерванной трапезе.
   И тут до нее дошло!
   Куда она попала! Мать моя! Да это же плохо срежиссированное двумя сговорившимися подружками откровенное сводничество!
   Ну, может, не так грубо – сводничество, мягче – знакомство. Что там еще? Сватовство? Черт бы их побрал!
   Какое сватовство?! Какое знакомство?! Что за бред!
   Мизансцена «девушка с растением и другие» затянулась.
   В ситуацию такой нелепости и неуютности Елене Алексеевне еще не приходилось попадать! А подруги-заговорщицы, нисколько не смущаясь, продолжили разыгрывать бездарную постановку пьесы под названием «Как удачно вы зашли!».
   Лене немедленно захотелось осчастливить эту компанию своим отсутствием.
   – Васенька, забери скорее у Леночки растение! – распорядилась Анна Михайловна.
   Василий Степанович спешно поднялся со своего места на помощь Лене.
   – Поставь пока на подоконник! – поступила следующая команда, и вновь прибывшим: – Девочки, за стол!
   – Благодарю, – резко отклонила предложение Лена, – я сыта.
   – Что вы, что вы, Леночка, – уговаривала Анна Михайловна, ухватив Лену двумя руками за ладонь, – у нас сегодня особый обед, в честь приезда сына!
   Сын, продолжавший вкушать «особый обед» во время всей этой суеты, посмотрел на мать, приподняв одну бровь, саркастически неодобрительно хмыкнул и вернулся к основному застольному занятию.
   – Леночка, – красивым, насыщенным низким голосом поддержал жену Василий Степанович, – мы так просто вас не отпустим! Зоенька так много о вас рассказывала, вы ей как родная! Нам давно пора познакомиться!
   – Леночка! – не преминула вступить в общий хор Зоя Львовна, сложив умоляющим жестом ручки в замок. – Это мои очень близкие друзья, я бы хотела, чтобы вы подружились!
   «Да ладно, бог с вами! – раздраженно решила про себя Лена. – Давайте познакомимся, что там еще? Поговорим за жизнь?»
   На сына Дениса, диссонировавшего отстраненностью с коллективом старших товарищей, Елена старалась не смотреть и особым своим вниманием не одаривать.
   – Хорошо! – порадовала ожидаемой репликой Елена Алексеевна. – Только, если можно, я бы чаю выпила.
   – Конечно, конечно! – отозвалась с готовностью Анна Михайловна.
   И, перемигнувшись с Зоей Львовной, под видом заваривания чая они удалились в кухню, оставив жизнерадостного Василия Степановича в одиночку «вытягивать» постановку самодеятельного театра.
   Ни Лена, ни любимый сын Денис помогать ему в столь хлопотном и безнадежном деле не собирались, но Василия Степановича, как выяснилось, это ничуть не смущало.
   – Леночка, Зоенька обмолвилась как-то, что вы работаете журналисткой? – открыто улыбаясь, повел он застольную беседу.
   – Работаю, – подтвердила Лена и позволила себе повредничать: – Но это неинтересно.
   – Отчего же! – еще более оживился, не согласившись, Василий Степанович и, немного стушевавшись, уточнил: – Если, конечно, вы не из желтой прессы…
   – Нет, не из желтой, – улыбнулась Лена.
   – В таком случае это очень даже интересно! Это же творчество! – Усиленно он втягивал Лену в дискуссию.
   – Крайне редко, – неохотно поддержала тему Лена. О чем-то говорить надо же, не молча сидеть, как товарищ рядом! – В основном это рутинная работа. Главное – уметь соединять слова, выстраивая фразы так, чтобы читалось, по возможности читалось с удовольствием. А творчеством в журналистике занимаются единицы.
   – А как же разоблачительные статьи, громкие журналистские расследования? – спросил он.
   – Василий Степанович, сколько газет у нас выходит? – вздохнула Лена.
   – Ну, не знаю, сотни? – предположил он.
   – Где-то так, если брать не только федеральные издания, но и региональные, городские. А сколько наименований этих газет и действительно серьезных изданий вы знаете?
   – Ну… десятки? – предположил он.
   – Грубо говоря, десять, с натяжкой двенадцать, – пояснила Лена. – Это уже по интересам читателей. Ну вот так же обстоят дела и с талантливыми журналистами – исчисляются они тысячами, а действительно известных и талантливых – единицы. Остальные занимаются рутинной работой и заказными статьями.
   – И вы тоже – заказными статьями? – мягко поинтересовался Василий Степанович.
   – А как же! – рассмеялась Лена. – Это наш хлеб. Право выбора темы – это для гениев, а мы простые ремесленники. Я же говорю, это неинтересная тема!
   – Вы о чем тут беседуете? – энергично водворились в комнату подруги-«постановщицы», принеся чай, чашки и всякое сладенькое к чайку на двух подносах.
   Слава богу, больше никаких разговоров на тему работы, обстоятельств личной жизни и «родословной» за столом не велось.
   И на том спасибо!
   Анна Михайловна, правда, попыталась было двинуть хвалебную речь, в рамках мероприятия знакомства:
   – У нас с Василием Степановичем замечательный сын! Нам повезло! Заботливый, умный, очень много работает, к сожалению, но что поделаешь, у него свое дело…
   – Мама! – с нажимом, предупреждающим тихим рыком остановил заботливый сын.
   – Не буду, не буду! – пообещала Анна Михайловна.
   И совсем не плавно переключилась на обсуждение политических реалий страны, в дискуссии о которых принял живое участие Василий Степанович, а Зоя Львовна все старалась их остановить и перевести разговор в русло культуры и искусства.
   Лена испила две чашки чаю, от нервов-с, извините, заливая неудобство ситуации и собственное молчание. Прикинув, что вполне уже насиделась и назнакомилась и можно удаляться восвояси с чистой душой, миндальничать не стала, прямо сообщив о своих намерениях:
   – Большое спасибо! – вставив заявление в паузу, возникшую в разговоре старших товарищей. – Очень рада знакомству, но мне пора. Зоя Львовна, вы со мной поедете?
   – Нет-нет, Леночка, я еще останусь, меня ребята потом до метро проводят.
   – Леночка, что вы так быстро засобирались? – расстроилась Анна Михайловна.
   – Мне на самом деле пора, – мягко, но с нажимом утвердила Елена Алексеевна.
   – Как жаль! – совсем запечалилась хозяйка.
   – Я тоже поеду уже, – произнес первую фразу за весь вечер замечательный сын.
   – Ну, езжай, раз надо! – обрадовалась чему-то мать заботливого сына.
   Лена заспешила, первой вылетела из квартиры, торопливо попрощавшись, вызвала лифт, спиной чувствуя, как сзади подходит к ней под громкое прощание и напутствие этот самый Денис.
   Неприятное ощущение!
   Да и маета от неизбежной необходимости ехать вдвоем в лифте, выходить на улицу тоже не из разряда приятных.
   Она его рассматривала, пока лифт опускал их на первый этаж, не открыто, с вызовом, а вроде невзначай, но с любопытством и, как ей казалось, незаметно.
   Большой, высокий, на голову выше ее, крупный, волосы как у отца – шевелюра, но укрощенная хорошей стрижкой, с несколькими тонкими седыми прядками, большие ладони, как у работяги. Дорогая одежда простого стиля – джинсы, футболка, пиджак, куртка, мокасины, явно известных марок. Лена перевела взгляд на его лицо, незаметно, разумеется, – правильные, симметричные черты, но ничего выдающегося, яркого, хорошее такое мужское лицо, никакой писаной красоты, и не писаной, роковой тоже нет. Обычное лицо, темно-зеленые глаза, мимические морщины, придающие суровости, в данный момент подчеркивающие выражение сильного недовольства.
   Выйдя из подъезда, они остановились. Попрощаться-то все равно придется, никуда не денешься!
   – Меня подловили на транспортировке растения. А вас на чем? – без особого интереса спросила Лена.
   – Ни на чем, – не балуя эмоциями собеседника, ровно ответствовал второй участник балагана, – мой обычный субботний визит к родителям.
   Голос у него красивый, отметила Лена, насыщенный, низкий, бархатные тона. Слышалось легкое раздражение, близкое к безразличию. Произнеся фразу, помолчал несколько секунд. Лена, стоявшая впереди него, даже развернулась заинтересованно, чтобы видеть его лицо.
   – Очевидно, мама с тетей Зоей запланировали наше знакомство.
   – Очевидно, – согласилась она и двинула прямолинейное признание: – Вы мне не понравились!
   – Вы мне тоже, – поделился он своим впечатлением, соблаговолив посмотреть на Лену, – не понравились.
   Некоторое время они откровенно разглядывали друг друга, очевидно стараясь разглядеть, что тут вообще могло понравиться!
   – У вас жесткий взгляд, вы все время хмыкали и улыбались саркастически, – пояснил свое «не понравились» неудавшийся объект тесного знакомства, он же образцовый сын, навещающий родителей по субботам.
   – Знаете, Денис, – хмыкнула Ленка, лишний раз подтверждая вышесказанное им, – если вас уверяли, что ваш взгляд светится добротой и искрит открытостью душевной, не верьте! Врут. Льстят, скорее всего. Прощайте.
   Она стала разворачиваться, чтобы уйти, но он взял ее за руку, останавливая. Ленка, надменно-вопросительно подняв одну бровь, выразительно посмотрела на удерживающую ее руку и перевела взгляд на его лицо, в ожидании пояснений.
   А он пояснил:
   – Они сейчас наблюдают в окно сцену нашего прощания. Не надо их расстраивать, уж доиграем до конца.
   – Ах да! – согласилась «догадливая» барышня. – Вы же примерный сын!
   – Я хороший сын, – весьма раздраженно утвердил Денис, – и это не повод для издевок! – Он перехватил ее за локоть и ощутимо дернул. – Идемте! Я провожу вас до машины, – распорядился образчик сыновней заботы.
   До машины он Лену не проводил, а стремительно дотащил, остановился у водительской дверцы, отпустив ее локоть.
   – Прощайте! – развернулся и ушел.
   Ленка постояла, провожая его взглядом, – он едва заметно прихрамывал на правую ногу.
   «Скорее всего, потянул в качалке, – отстранение подумала она. – Мы же богатые, у нас свое дело, значит, спортзал, девочки, курорты, набор атрибутов!»
   И пожала плечами – а ей-то какое дело?
   – Да и бог с ним!
   Быстренько забралась в свой автомобильчик. Холодно. «Марток, надевай сто порток!» – как любит приговаривать ее папа по весне.
   Машинку свою Лена любила. Старенький фордик исправно возил ее уже восемь лет, а до нее года четыре иных хозяев. Заслуженный пенсионер, приобретенный в складчину с родителями, холимый ею и лелеемый и регулярно проходящий профилактику в автомастерской у знакомых.
   Последнее время, правда, стал «взбрыкивать», ломаясь в самый неподходящий момент. А скажите на милость, какой автомобиль ломается в подходящий момент?
   Давно пора купить новую машину, да денег таких у Лены не имелось. Нет, она зарабатывала очень прилично, но имелись совсем другие траты. Вот и ездила на старичке, не забывая его хвалить, поглаживать, уговаривать. Васька дал ему имя: мистер Гарри. Почему так, никто не знал, даже сам автор, но имя прижилось, и теперь свое транспортное средство они называли именно так.
   Согревшись немного, Ленка похлопала по торпеде рукой.
   – Ну что, мистер Гарри, домой? – предложила она маршрут и улыбнулась, медленно выруливая со двора.
   А улыбалась потому, что представила, как приедет и расскажет Ваське, в какой нелепой ситуации оказалась, про несостоявшееся сватовство, про этого Дениса мрачного, и они посмеются вдвоем, попивая горячий чай с вареньем и любимыми Васькиными сушками.
   Но Васька не разделил ее веселья и, более того, осудил даже.
   – А чё, хорошая идея! – выслушав рассказ без улыбки, резюмировал он.
   – Василий Федорович, ты о чем? – поразилась Лена.
   – Да ты, Лена, за своей нескончаемой работой и заботой обо мне света белого не видишь! – принялся вразумлять ребенок. – Молодая, красивая, а с мужчинами не встречаешься, не свиданькаешься!
   – Васька, ты меня своими народными выражениями в стиле этноса с ума сведешь! – сделала Лена попытку вернуться к легкому, шутливому тону.
   – Не все на московском языке говорят, люди и подальше живут! – миллион первый раз заявил Васька. – И не пытайся сбить меня с толку!
   Ну, сейчас начнется воспитательный процесс, когда Васька ее уму-разуму учит.
   Не замедлил начаться!
   – Ты с работы своей когда приходишь? – воспросил сурово и сам ответил: – Не раньше девяти вечера, а если дома работаешь, то тебя от компьютера за шиворот не оттащишь, есть-пить забываешь! Все пишешь, пишешь до ночи-пол-ночи, а то и до утра! Все выходные и свободное время со мной проводишь. Ни в кафешку с друзьями, коллегами, ни куда-нибудь съездить с взрослым коллективом, всегда меня с собой берешь. А командировки твои! Я думал, может, там иностранца какого приметит для любви! Да где там! По музеям своим да выставкам и частным коллекциям, и носом в ноутбук, и писать, и домой скорее!
   Лена по опыту знала: лучше не перебивать и не останавливать, самое правильное – дать выговориться, а то только попробуй вступи в дискуссию с Василием Федоровичем, до утра спорить будешь, так ничего и не докажешь.
   – Не век же тебе только рядом со мной находиться. Я, конечно, от тебя никуда, но тебе надо замуж выйти, деток завести. Встречаться с мужчинами, хотя бы для любви!
   – Это в смысле душевной любви? – не удержалась Ленка.
   – И ее, и секса тоже! – утвердил Васька.
   Может, какому ребенку тринадцати лет рано и не пристало говорить с матерью о таких вещах, но не Василию Федоровичу, разбирающемуся в жизни побольше многих взрослых.
   – И, возвращаясь к идее Зои Львовны и ее подруги… – продолжил назидание он. – Идея хорошая. Раз ты сама ни с кем не знакомишься, значит, тебя надо пристроить. Жаль, я сам не докумекал, давно бы присмотрел среди родителей подходящего мужчину. У нас знаешь сколько разведенных папаш детей в школу приводят? Хва-та-ет! Ладно, займусь, – поставил себе задачу и закончил на сем поучительное наставление Василий Федорович.
   – Ну, займись! – разрешила, смеясь, Ленка.
   Встала, подошла к нему и, погладив по голове, наклонилась, поцеловала в макушку.
   – Я тебя люблю, Васька!
   – Я тебя тоже люблю, – глухо из-под ее руки ответил он, не делая попыток вырваться из объятий.
   Он совершенно необыкновенный мальчик, Лена это точно знала. Ну какой еще пацан его возраста разрешит себя обнимать, целовать и гладить?
   Только он!
 
   Денис не торопился, не спеша ехал по более или менее свободным субботним вечером московским улицам, возвращаясь домой. А точнее, в московскую квартиру. Жил он в Подмосковье, в доме, в Москве же оставался по необходимости. По этой же необходимости квартира, не самая шикарная и далеко не в элитном районе, пустовавшая большую часть времени, была отремонтирована без изысков и особых дизайнерских изощрений. Так, чтобы уютно и комфортно провести пару-тройку дней, не раздражаясь неустроенностью и запустением. По меркам большинства – современные двухкомнатные хоромы, по меркам меньшинства побогаче – отстой.
   Вот что его не интересовало и не волновало ни в какой степени, так это выпендреж и мнение чужих людей.
   Денис с удовольствием уехал бы домой, но имелись дела и завтра, и в понедельник. Завтра, в воскресенье, интересная встреча, а в понедельник дела чиновничьи, бумажные.
   Денис Васильевич пребывал в легком раздражении, неодобрительно прокручивая в уме нынешнее событие.
   Две субботы в месяц он старался по возможности приезжать к родителям часа в три дня, если не уезжал куда-нибудь по делам. Родительский день – так он называл эти визиты.
   Он не считал, да и не чувствовал это ни обязанностью, ни тягостной необходимостью. Никогда не раздражался и не сетовал на свою сверхзанятость, будучи глубоко убежден, что, если у тебя на родных и близких нет времени, значит, ты хреново работаешь.
   Зачем работать так, что становятся безразличны близкие люди? Для чего, для кого воровать у самого себя жизнь?
   Да, несомненно, случается, что с головой и потрохами погружаешься в работу, забыв о времени и испытывая непередаваемый внутренний восторг от дела, которым занимаешься, но это творчество, и даже из него можно вынырнуть ради любимых людей.
   Вот такой у него взгляд на жизнь.
   Неспешный, несуетный Денис, казалось бы, не торопясь успевал делать во сто крат больше, чем иные деятели, разговаривающие одновременно по двум трубкам и пробегающие по десяти местам за день.
   Он приезжал к родителям, обходил с инспекцией квартиру, выясняя, что требует починки или ремонта, записывал в блокнот, который всегда носил с собой, туда же заносил иные необходимости – таблетки, врачей, покупки, насущные мелочи. И никогда не забывал ни о чем – еловом, решал все родительские житейские проблемы.
   И все у них было мирно да гладко, пока мама не решила, что пора вмешаться и «устроить» его личную жизнь, и принялась с энтузиазмом знакомить его со всяческими барышнями. Разумеется, «замечательными девочками», дочками-племянницами знакомых и подруг, дальних и близких, коих было у Анны Михайловны бесчисленное множество.
   А началось все это два года назад, когда он расстался с Викторией. Не сразу – вот, познакомься, прекрасная женщина! Не сразу. А с подготовительного этапа словесной обработки.
   – Денечка, ты с кем-нибудь встречаешься?
   – Встречаются, мам, школьники и студенты, а в моем возрасте с женщинами спят, – отвечал хороший сын.
   – Денис! – призывала к интеллигентному общению мама.
   – Ну, ты хотя бы с кем-нибудь спишь? – уточнял отец.
   – Сплю, – успокаивал, посмеиваясь, сынок. – Иногда.
   – Нет, это ужас какой-то! – искренне возмущалась Анна Михайловна. – Разве можно при матери так цинично! И я тебя совсем о другом спрашивала, не о пошлом сексе! Я спрашивала, есть ли у тебя серьезные отношения?
   – Нет, серьезных нет. Не могу выбрать из обилия предложений, – покаянно разводил руками Денис.