Спустя два года Густав был назначен ассистентом в Физический институт при Берлинском университете, где вместе со своим коллегой Джеймсом Франком приступил к исследованию изменений энергии при столкновении атома с электроном. В 1912–1914 годах они впервые экспериментально показали, что внутренняя энергия атома дискретна, т. е. не может принимать любые значения, за что впоследствии удостоились мирового признания.
   Во время Первой мировой войны оба ученых служили в германской армии. В 1915 году Герц был тяжело ранен. После длительного лечения он в 1917-м стал внештатным преподавателем Берлинского университета.
   В 1922 году Густав, используя газовые мембраны, предложил новый метод разделения газовых смесей изотопов, названный масс-диффузией. В 1925 году за «открытие законов соударения электрона с атомом» Густав Герц совместно с Джеймсом Франком был удостоен Нобелевской премии по физике. Это открытие подтвердило квантовую теорию атома датского физика Нильса Бора. Немецкие физики стали первыми учеными, которым удалось непосредственно измерить энергию кванта.
   Представляя лауреатов, К. В. Озеен из Шведской Королевской Академии наук заметил: «Еще недавно никто и не помышлял о том, что атом может существовать в различных состояниях, каждое из которых характеризуется определенным уровнем энергии, и что этими энергетическими уровнями определяются спектральные линии… Теория Нильса Бора выдвинула эти гипотезы; методы их экспериментальной проверки разработали Густав Герц и Джеймс Франк».
   Позднее Дж. Франк признался, что они не оценили по достоинству фундаментальное значение теории датского ученого – настолько, что даже не упомянули о ней в своей статье. Однако Нильс Бор и его единомышленники поняли всю важность экспериментов немецких коллег и неоднократно ссылались на них в подтверждение своих идей.
   С 1920 по 1925 год Густав Герц работал в физической лаборатории на заводе ламп накаливания фирмы «Филипс» в Эйндховене (Нидерланды). «Филипс» была одной из первых частных компаний, финансировавших фундаментальные исследования. В 1925 году немецкий ученый стал профессором физики университета в Галле и директором Физического института при том же университете.
   Три года спустя Герц вернулся в столицу Германии, где ему предложили пост директора Физического института при Шарлоттенбургском техническом университете. За время руководства этим учебным заведением нобелевский лауреат разработал газодиффузионный метод разделения изотопов неона и написал другие научные труды.
   В 1933 году к власти в Германии пришел Гитлер, но знаменитый физик отказался принести клятву на верность фюреру и в 1934 году был вынужден уйти в отставку. С 1935 по 1945 год Герц возглавлял научно-исследовательскую лабораторию фирмы «Сименс и Хальске» в Берлине. Неясно, почему ученому, отец которого был евреем, а первая жена выступала против нацизма, разрешили занимать столь важный пост.
   Еще во время своего визита в США в 1939 году Густав сказал своим друзьям, что уровень физических исследований в Америке весьма высок, но он чувствует, что был бы более полезен в СССР. Герц, видимо, надеялся, что ему и его семье удастся переехать работать в Советский Союз и полностью раскрыть свой потенциал ученого. После Второй мировой войны советские компетентные органы предоставили ему такую возможность.
   Журналист С. Пестов в своей книге «Бомба. Тайны и страсти атомной преисподней» пишет, что едва в мае 1945-го отгремели бои в Берлине, как советские физики Харитон и Арцимович в форме полковников госбезопасности с группой советских ученых из разных областей науки и техники были уже в поверженной Германии. Представительную «делегацию» возглавлял заместитель Л. П. Берии Аврамий Завенягин, проинструктированный лично Лаврентием Павловичем. Предстоял розыск ученых, лабораторий, оборудования, запасов сырья и промышленных объектов, входивших в немецкий урановый проект. Работы по поиску «трофейных» ученых, оборудования и технологий курировал со стороны военной администрации Германии заместитель маршала Жукова Иван Серов. Советской стороне достались: Густав Герц, М. фон Арденне (работы в электронной оптике, электронной и ионной физике), М. Штеенбек (работы в области физики газовых разрядов, электродинамики, физики плазмы, магнитогидродинамики, прикладной физики) и некоторые другие, менее значительные фигуры.
   Всех их тайно, под конвоем, вывезли в СССР, рассадили по одиночным камерам и держали впроголодь. Время от времени хмурые люди из НКВД спрашивали немцев, не хотят ли они котлет и горячего супа, для чего необходимо было их письменное согласие на хорошо оплачиваемую работу в соответствующих военно-оборонных отраслях Советского Союза. Почти все они «добровольно» согласились.
   Аналогичным образом в СССР появились электронщики, химики, специалисты по радарам и др., а также ученые ракетного центра из Пенемюнде, где еще в 1937 году был создан ракетный полигон и исследовательский центр фашистской Германии. С 1942 года здесь испытывались ракеты V-2 (Фау-2), применявшиеся для бомбардировок Лондона и других городов.
   Немецких ученых и инженеров заставили заключить десятилетний контракт и как «добровольцев» пригласили в закрытые учреждения (типичные «шараги»), связанные с осуществлением атомных проектов СССР. Для этого в Сухуми, Челябинске-40, Малоярославле-10 и других местах были созданы соответствующие НИИ и лаборатории. Например, в Сухуми основали два института (филиалы МИФИ), которые возглавили Герц и фон Арденне. Добровольцы-узники за колючей проволокой в условиях сверхсекретности разработали и изготовили сверхскоростную центрифугу для разделения изотопов урана. Центрифугирование резко сократило себестоимость конечного продукта, значительно повысило производительность выработки стратегического сырья, поэтому стало возможным проводить разделение в промышленных масштабах. Новая технология позволила Советскому Союзу сэкономить огромное количество электроэнергии. Кроме того, Густав Герц возглавлял исследования по атомной энергии и радарам.
   Немало сделали немецкие ученые и в области добычи и обогащения урановых руд, химии и металлургии урана и плутония. Случалось, что результаты исследований «добровольцев» публиковались в СССР, но за подписями советских «надсмотрщиков»-ученых, которые успешно защищали таким образом свои диссертации. Естественно, никто из немцев, пока они находились в Советском Союзе и под конвоем, не посмел даже возмутиться этим.
   В середине 1950-х годов после окончания работ и некоторого периода «рассекречивания» узникам разрешили вернуться в Германскую Демократическую республику и наградили автомобилями. Густав Герц, кроме того, получил в 1951 году Сталинскую премию, М. фон Арденне дважды был удостоен Сталинской премии (в 1947 и в 1953) и дважды награждался Национальной премией ГДР (1958, 1965). С 1955 года он занял пост директора научно-исследовательского института в Дрездене. М. Штеенбек тоже стал дважды лауреатом Национальной премии ГДР. С 1956 года он – профессор Иенского университета, в 1956–1959 годах занимал должность директора Института магнитной электродинамики. С 1965 года он занял пост президента Научного совета Германской Демократической республики.
   В 1955 году (по другим сведениям – в 1954) Г. Герц из СССР уехал в Лейпциг, где стал профессором Университета Карла Маркса, получил Национальную премию, позже – медаль Макса Планка Германского физического общества. В качестве директора Физического института при Лейпцигском университете немецкий ученый, кроме всего прочего, руководил строительством нового здания института взамен разрушенного бомбардировками во время Второй мировой войны. Его избрали членом Немецкой академии наук в Берлине и Геттингенской академии наук, а также членом академий наук Венгрии и Чехословакии.
   В 1961 г. (по другим данным – в 1962) Густав Герц вышел в отставку и поселился в Восточном Берлине, где прожил последние 14 лет своей жизни. Говорят, знаменитый ученый был замкнутым человеком, любил фотографировать и делал это вполне профессионально.
   О его семейной жизни известно следующее: в 1919 году Густав женился на Эллен Дильман. У них родились два сына, оба стали физиками. В 1943 году, через два года после смерти первой жены, он вступил во второй брак с Шарлоттой Йолласс.
   Умер Густав Людвиг Герц на 89-м году жизни, 30 октября 1975 года, предположительно в столице Германии.

ГЕРШВИН ДЖОРДЖ

(род. в 1898 г. – ум. в 1937 г.)
   Выдающийся американский композитор и пианист, крупнейший представитель симфонического джаза.
   На долю этого композитора выпала великая честь сделать в американской музыке то, что еще в XIX в. осуществили Глинка в России, Монюшко в Польше, Эркель в Венгрии, Сметана в Чехии. Гершвин смог создать популярнейшие произведения, в которых очень удачно сочетаются принципы симфонической и джазовой музыки.
   Американский дирижер Уолтер Дамрош так высказался о творчестве своего именитого соотечественника: «Леди Джаз, украшенная интригующими ритмами, шла танцующей походкой через весь мир. Но нигде ей не встретился рыцарь, который ввел бы ее как уважаемую гостью в высшее музыкальное сообщество. Джордж Гершвин совершил это чудо. Он смело одел эту крайне независимую и современную леди в классические одежды концерта. Однако нисколько не уменьшил ее очарования. Он – принц, который взял Золушку за руку и открыто провозгласил ее принцессой, вызывая удивление мира и бешенство ее завистливых сестер».
   Джордж (Яков) родился 26 сентября 1898 г. в Нью-Йорке в еврейской семье Гершович, эмигрировавшей из России. Он был вторым ребенком после брата Айры. Дела у его родителей шли в то время неважно. Гершвины (Гершович) снимали небольшую квартирку в деревянном доме на Снедикер-авеню, и братья все свое время проводили на улицах Ист-Сайда. Мальчики были очень живые, Джордж даже стал чемпионом улицы по конькам. А вот в школе особым усердием не отличался и явно не оправдывал надежд матери, мечтавшей видеть детей школьными учителями.
   Когда мальчику было восемь лет, на одном из школьных концертов он испытал настоящее потрясение. «Виновником» был Макс Розенцвейг, впоследствии известный в Америке скрипач, который прекрасно сыграл на концерте «Юмореску» Дворжака. После того вечера Джордж и Макс подружились. «Макс открыл для меня мир музыки», – вспоминал позже Гершвин.
   Мама будущего композитора не оставляла надежды дать сыну хорошее образование. В 1912 г. она записала Джорджа в Коммерческую школу, но бизнесменом ему стать не довелось. В доме у Розенцвейга было фортепиано, и мальчик сам научился играть на нем, подбирая на слух популярные мелодии. Вскоре он так преуспел в этом, что, к большому удивлению родителей, за короткое время намного обогнал старшего брата Айру. На семейном совете было решено, что из них двоих заниматься музыкой будет Джордж.
   С преподавателями юному музыканту сначала не везло: три первые учительницы разучивали с ним скучные упражнения, а четвертый учитель – мистер Гольдфарб – техникой вообще не занимался, и воспитывал своего подопечного на попурри из опер. И только Чарльз Хамбицер оказался именно тем музыкантом, который нужен был Гершвину. По его совету в 1915 г. Джордж брал уроки гармонии и оркестровки у виолончелиста и композитора Э. Киленьи.
   Школу он так и не закончил, юношу больше привлекала американская индустрия популярной музыки, так называемая Тин-Пэн-Элли. В пятнадцать лет Джордж поступил на должность пианиста-популяризатора в издательство «Ремик и К°» с оплатой 15 долларов в неделю. Работая в магазине, он играл классику, а на вопросы коллег: «Зачем ты играешь фуги Баха? Ты хочешь стать концертирующим пианистом?» Гершвин отвечал: «Нет, я изучаю Баха для того, чтобы писать популярную музыку».
   Первый успех пришел к начинающему композитору в 1916 г., когда его песню «Когда вы захотите» с успехом исполнила модная в то время певица ревю Софи Такер. Постепенно он стал своим в музыкальных кругах Бродвея. В феврале 1918 г. Макс Дрейфус, возглавлявший издательство Хармса, предложил Гершвину работу с оплатой 35 долларов в неделю. Это позволило Джорджу посвятить все свое свободное время творчеству и совершенствованию мастерства – у композитора Джерома Керна он учился искусству гармонии и мелодического варьирования.
   9 декабря 1918 г. на Бродвее состоялся дебют первого ревю Гершвина, который оказался не очень удачным. Продюсер не смог собрать полный состав женской труппы, и сценическая жизнь постановки закончилась, не успев начаться. Несмотря на первую неудачу, в 1919–1923 годах композитор стал автором или соавтором около пятнадцати бродвейских постановок. Большой успех имела музыкальная комедия «Ля-ля, Люсиль», а песня «Суони», которую исполнял Эл Джолсон, буквально вознесла Джорджа к высотам славы. Имя Гершвина все чаще стало появляться на страницах газет и журналов. А 6 сентября 1922 года Берил Рубинштейн, известный американский пианист и педагог, в газетном интервью заявил: «У этого молодого человека есть искра гениальности. Я действительно верю, что Америка в недалеком будущем будет им гордиться…»
   Вскоре песенные рамки стали тесными для молодого композитора, и он взялся за написание оперы. В рекордно короткий срок, всего за пять дней, из-под его пера вышла одноактная джазовая опера из жизни негров под названием «Голубой понедельник». Партитура ее была довольно «сырой», но музыкальные «прозрения» получили развитие в дальнейшем творчестве Гершвина.
   Один из столпов Голливуда Рубен Мамулян вспоминал: «Впервые я встретился с Джорджем Гершвином в конце 1923 года в Рочестере, штат Нью-Йорк. Сыграв, к нашему огромному удовольствию, несколько известных своих песен, Гершвин сказал, что сейчас работает над сочинением совсем другого рода и что оно вполне могло бы попасть на настоящую концертную сцену, как он надеется… Я никогда не забуду своего сильнейшего первого впечатления от новизны и свежести этой музыки – от чудесных красок, яркости разнообразнейших ритмов, силы и властности, которые еще подчеркивали громадные достоинства его идей. После того, как он сыграл, я решился спросить его: “А как вы думаете назвать это, мистер Гершвин?” Он сказал, что хотел бы, чтобы в названии было слово Blue (не только синий или голубой цвет, но в Америке – еще и своего рода “хандра-печаль”) – видимо что-то вроде “Рапсодии в грустях”, или Rhapsody in blue».
   Так родилась «Рапсодия в блюзовых тонах», принесшая композитору мировую известность. Премьера состоялась в Иоулиэн-холле 12 февраля 1924 года, концерт закончился шквалом аплодисментов. В зале присутствовали Л. Годовский, С. Рахманинов, Ф. Крейслер, Л. Стоковский, И. Стравинский, Э. Блох. На следующий день в газетах появились рецензии, в большинстве которых преобладал восторженный тон. Вскоре после премьеры Нью-йоркское симфоническое общество заказало Гершвину произведение для оркестра. Композитор избрал жанр концерта и создал «Фортепианный концерт Фа-мажор». Публика приняла новое творение с не меньшим энтузиазмом, чем «Рапсодию».
   Сценическая судьба музыкальных комедий Гершвина, в большинстве своем на либретто брата Айры, складывалась так же удачно. Премьера спектакля «Первоцвет» в Лондоне прошла с большим успехом. Английское издательство тут же напечатало его партитуру, и композитор, вместе с признанием в Старом Свете, получил хороший гонорар. На Бродвее мюзиклы Гершвина шли на «ура»: «Будьте добры» выдержал 330, «Тип Тоуз» и «Песня пламени» – по 194, «О’кей!» – 256 представлений.
   Вместе со славой к Джорджу, наконец-то, пришла материальная обеспеченность. В 1925 году Гершвины переехали в пятиэтажный особняк на 103-й улице. Впереди была триумфальная поездка по Европе по маршруту: Лондон – Париж – Вена. Домой композитор вернулся окрыленным, с наброском нового произведения, объединяющего в себе черты сюиты и симфонической поэмы. Премьера фантазии «Американец в Париже» состоялась 13 декабря 1928 года в Нью-Йоркском филармоническом обществе под управлением Уолтера Дамроша. Вскоре это произведение Гершвина прочно вошло в постоянный репертуар многих оркестров мира.
   Каждая последующая работа композитора начала 30-х годов XX в. вносила что-то новое в музыкальную культуру США. Сатирический памфлет «Грянь, оркестр!», мюзикл «Безумная девушка», сатирический мюзикл «О тебе я пою» – стали исключительным явлением в театральном мире Америки тех лет. Со временем успех на Бродвее стал волновать Гершвина все меньше, в его голове зарождались новые грандиозные замыслы.
   Как-то, в одну из бессонных ночей, Джорджу попалась в руки пьеса Д. Хэйуарда «Порги». С самых первых страниц она захватила его силой поэтических образов главных персонажей, помимо воли возникали отрывки мелодии, аккордовые созвучия. Гершвин решил написать оперу на сюжет пьесы, мысли об этом не оставляли его ни на минуту. Весной 1932 года Хэйуард получил от композитора письмо, где были такие слова: «В поисках сюжета для композиции я вновь вернулся к мысли положить “Порги” на музыку. Это самая выдающаяся пьеса о народе». В процессе работы Джордж дважды посетил Чарльстон, чтобы обсудить с автором детали будущей оперы и послушать народную музыку. Возвратившись в августе 1934 года в Нью-Йорк, Гершвин с головой окунулся в работу. Через двадцать месяцев на суд зрителей было предъявлено лучшее, среди созданных композитором, произведение – самая знаменитая американская опера «Порги и Бесс».
   Премьера оперы состоялась 30 ноября 1935 года в «Колониэл-театре» Бостона. Публика приняла новую оперу восторженно, овации продолжались четверть часа. Критики в один голос восхищались драматическим и композиторским даром Гершвина. За полтора года опера выдержала 124 постановки в «Алвин-театре» Нью-Йорка. И опять композитор оказался первопроходцем. Впервые в истории музыкального театра США в «Порги и Бесс» сквозило глубокое уважение и сочувствие к негритянскому народу. Музыка оперы объединяла в себе блюзы и спиричуэлс, духовные гимны и элементы джаза, трудовые негритянские песни и уличные напевы разносчиков, а также европейскую классику.
   Несмотря на огромный успех оперы, вложенные в ее постановку деньги не окупились, и братья Гершвины потеряли на этом 10 тыс. долларов. Настоящее признание «Порги и Бесс» пришло уже после смерти композитора. Опера вышла за пределы американской музыкальной культуры и начала свое триумфальное шествие по театральным подмосткам мира.
   От перенапряжения во время работы над «Порги и Бесс» здоровье композитора пошатнулось. Нарушился сон и аппетит, Гершвин стал раздражительным и часто выглядел очень усталым. Врачи порекомендовали ему поменять климат и на время оставить музыку. Джордж последовал их совету и переехал в Голливуд, но оставить музыку он, конечно же, не смог. Самочувствие композитора продолжало ухудшаться, и 9 июля 1937 года врачи поставили Гершвину страшный диагноз – опухоль головного мозга. Больного срочно поместили в Лебенен-клинику, но спасти его не удалось. Он умер 11 июля 1937 года, в расцвете творческих сил, не дожив два месяца до тридцати девяти лет.
   Композитор, еще при жизни завоевавший мировую популярность, часто страдал от мысли, что у него недостаточное музыкальное образование. Однажды он решил поучиться композиции у Мориса Равеля. Тот был очень удивлен и сказал Гершвину: «Я мог бы вам дать несколько уроков, но скажите откровенно, зачем вам учиться?» Джордж продолжал настаивать на уроках, тогда Равель спросил, сколько тот зарабатывает в год, и, услышав сумму в сто тысяч, воскликнул: «Потрясающе! Тогда я хотел бы брать уроки у вас! Сколько вы по знакомству возьмете за один урок композиции?» А затем уже серьезно добавил: «Право, зачем вам становиться второстепенным Равелем, будучи уже и так первостепенным Гершвином?»
   Очень точно выразил суть творчества Джорджа Гершвина Сергей Кусевицкий, русский дирижер и контрабасист, руководитель Бостонского Симфонического оркестра: «Говорить о природе его дара – значит понять, что Гершвин сочинял, как поет птица, потому что в нем это было прирожденное, естественное, часть его самого. Как ключ, бьющий сам собой из-под земли. Щедро одаренная, наделенная и душой, и слухом натура Гершвина словно впитывала саму Америку, и Америка изливается в его музыке мелодией и ритмом, изливается спонтанно, живо и с неповторимой силой, которую уже добавить мог только он сам. Не претендуя на величие, никогда даже не задумываясь о собственном “бессмертии”, Гершвин остался в музыке навсегда – как тот человек, которому суждено влиять на музыку не только современную ему, но и созданную после него, как тот, чей след непременно останется на Песке Времени».

ГОРОВИЦ ВЛАДИМИР САМУИЛОВИЧ

(род. в 1903 г. – ум. в 1989 г.)
   Выдающийся пианист XX века, представитель романтической школы исполнителей, неповторимый интерпретатор Листа, Шумана и Рахманинова. Признан символом пианизма ушедшего века. 16 дисков музыканта удостоены премии «Грэмми».
   «Вы знаете, что интересно. Я часто слушаю сохранившиеся аудио– и видеозаписи и сделал важное открытие – они не надоедают, – пишет в своей книге “Вечера с Горовицем” американский музыковед, пианист, педагог Джульярдекой музыкальной школы Дэвид Дюбаль. – Ведь когда умирает большинство музыкантов, то разрушается их мир. Люди перестают покупать их записи. А тиражи произведений, записанные Владимиром Горовицем, неуклонно растут. По себе скажу – кажется, все знаешь наперед, но все равно находишь что-нибудь новое. В Америке слава Горовица не уменьшается. Недавно фирма Steinway праздновала создание полумиллионного рояля, демонстрируя знаменитый инструмент, на котором играл великий маэстро, организовав тур по крупнейшим городам страны. В шоу принимали участие лучшие американские пианисты. Зрители приходили послушать не только лекцию о музыканте, но и просто дотронуться до рояля самого Горовица». Для большинства это означало прикоснуться к легенде, ведь в прессе музыканта еще при жизни называли легендой пианино, императором музыки, последним великим романтиком XX столетия. А еще – самым непредсказуемым музыкантом современности, гением коммуникации, электрическим зарядом в 6000 вольт. Обидно только, что во всех энциклопедиях Владимир Самуилович почему-то считается американским пианистом, хотя как исполнитель он состоялся в Украине. Но в его биографии, как и у каждого гения, достаточно белых пятен, начиная с даты рождения.
   До последнего времени считалось, что Горовиц родился в 1904 году в Бердичеве. Но вот текст подлинного документа из метрической книги еврейского населения г. Киева за 1903 год: «Сентября восемнадцатого дня от отца, закончившего физико-математический факультет университета Св. Владимира с дипломом первой степени Самуила Иоахимовича Горовица и матери Софии (Сони) родился сын и наречен именем Владимир». Печать и подпись раввина С. Лурье. Теперь уже не узнать, когда и что побудило родителей подправить дату рождения сына, но большинство биографов пианиста склоняются к общей версии: они уменьшили возраст, чтобы избежать призыва в армию.
   Отец музыканта (по специальности инженер-электрик) был выходцем из богатой еврейской семьи, он основал фирму в партнерстве с немецкими бизнесменами. В газетах тех лет можно было часто встретить рекламные объявления: «Самуил Горовиц: электрические моторы, насосы, лампочки». Семья матери Софьи Бодик была очень музыкальной: хотя ее отец и дед были купцами первой гильдии, но всем 12 детям дали профессиональное музыкальное образование. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, ведь дед Владимира, Иоахим Горовиц, с 1874 года был одним из директоров киевского отделения Русского музыкального общества. Сам Самуил Горовиц играл на виолончели, но именно мать привила любовь к музыке и младшему сыну Володе, и его братьям, Якову и Григорию, и сестре Регине. Владимир начал играть на фортепиано с пяти лет, а к десяти годам знал наизусть все оперы Вагнера. Он был хорошо воспитан, элегантен и безумно любил музыку. Можно считать, что Владимиру очень повезло в жизни: его необыкновенный талант лелеяли, оберегали и развивали могучие силы – музыкальная семья, высокопрофессиональные педагоги Киевского училища, а затем консерватории.
   В 1912 году Самуил Горовиц написал прошение о зачислении сына в Киевское музыкальное училище, которое на протяжении многих десятилетий было едва ли не единственным профессиональным культурным центром города. Владимир проучился там лишь один год и был зачислен в так называемые «младшие классы» в консерватории. Первые пять лет Горовица обучал В. Пухальский, который был не только великолепным педагогом, но и известным музыкантом-исполнителем, дирижером и композитором. Затем мальчик продолжил учебу в классе С. Тарновского, а последние полтора года учился в классе Ф. Блуменфельда – блистательного пианиста, дирижера, композитора. За мальчиком признавали огромный талант, но все, в том числе и сам Владимир, считали, что он станет композитором, но никак не пианистом (который, к слову сказать, продержится на вершине славы почти 70 лет).