Татьяна Николаевна Данилова. Петр и Феврония. Наша главная история любви

Татьяна Николаевна Данилова
Петр и Феврония. Наша главная история любви

Предисловие, или Любовь по праздникам и будням

   О чем эта книга – понятно из ее названия. О святых Петре и Февронии, Муромских чудотворцах – покровителях супружеской любви и семейного счастья, а еще – об их месте в нашей жизни. Достаточно сказать, что в дореволюционной России иконы святых имелись практически в каждом доме, а сегодня очень немногие в состоянии внятно объяснить, кто же это такие. Только не стоит книгу связывать напрямую с появлением в нашей стране Дня семьи, любви и верности, отмечаемого 8 июля в память о святых благоверных супругах. Впрочем, благодаря новому, а вернее, забытому и воскресшему празднику народ стал более активно интересоваться Петром и Февронией.
   С праздником вроде бы все ясно. Если есть религиозные, государственные, светские, международные и даже профессиональные праздники – вполне закономерно появление и семейного. Правда, у нас даты частенько становятся поводом для всякого рода кампанейщины. Некоторые усмотрели и в этом нововведении «наш ответ Чемберлену», вернее, Дню святого Валентина, пришедшему к нам, как известно, с Запада, и пустились шельмовать не только сам праздник «сладких парочек», но досталось заодно и святому.
   Естественно, всеобщая «валентинизация» устраивает далеко не всех. Чужой праздник принялись искоренять, увы, с верноподданническим задором и без всякого почтения к святому. Кстати, сначала пострадавшему от ловких коммерсантов, использовавших его имя, мягко говоря, не по назначению, а потом уже от их оппонентов. Что ж, праздник действительно не наш, зато сам святой – всё-таки общий. Священномученик Валентин жил в III веке н.э., когда не было ни православных, ни католиков, а все последователи учения Христа именовались просто христианами. Да и прославился он не тем, что будто бы венчал влюбленных, а своей преданностью учению Христа и искусством врачевания. К слову, его память отмечается не только Католической, но и Православной церковью, только не 14 февраля, а 12 августа. А у коммерсантов, как известно, нет ничего святого… Когда февральская Москва расцветает алыми «валентинками», мне вспоминаются строчки испанского поэта Фредерико Гарсиа Лорки: «…возьмут они твое сердце и серебра начеканят», написанные, правда, по другому поводу. Но все равно грустно. Нужен нам этот праздник или нет – время все расставит по местам. А вот семейный – необходим. Наших проблем при помощи праздника, конечно, не решить, зато можно привлечь к ним внимание. В стране, где в среднем в год на сто браков приходится порядка восьмидесяти разводов, нет повода для оптимизма и веселья, но появилась возможность подойти к вопросу сохранения семьи с другой стороны, духовной.
   Известно, что святой Иоанн Кронштадтский сразу же после свадьбы сказал своей молодой жене: «Счастливых семей, Лиза, и без нас много. А мы с тобой давай посвятим себя на служение Богу». Но можно предположить, живи «всероссийский батюшка» в наши дни, он бы сделал своей матушке противоположное предложение: сегодня счастливых семей так мало, и людям нужны позитивные примеры.
   Любовь, любовь… Послушаешь, так ее в нашем мире хоть отбавляй. На эстраде стенают поп-идолы, изображая ломку от неразделенной любви, на теле– и киноэкранах мылятся и пенятся многочисленные клоны любовных историй, где сюжет если и кажется немного похожим на жизнь, то все равно кончается сказкой. Одна беда – все это очень напоминает, к сожалению, старую восточную притчу про халву: сколько ни повторяй слово «халва», а во рту от этого слаще не становится. Любви тоже, и в нас, и вокруг нас почему-то не прибавляется. А в мире не становится уютней и теплей.
   Общество спешит «завалить» золотого тельца, ему не до сантиментов. Ну а раз человек отчасти продукт этого самого общества, то в конечном счете он вынужден подстраиваться под принятый в его среде стиль жизни. Измены и разводы сегодня в порядке вещей – стало быть, этот порядок не в ладах с изначальным миропорядком, и надо срочно его менять. В душе-то мы все равно стремимся к первозданному чувству стабильности. Спроси любую женщину о том, каким ей представляется ее личное счастье, и она ответит: гармоничный брак, верный муж, здоровые дети, ну и... Впрочем, не в деньгах счастье. Правда, и с деньгами оно редко надолго задерживается, уступая место депрессии и тоске. Любовь, говорят, явление преходящее, почти что сезонное, и объясняют его химическим процессом: мол, особое вещество – фенилэтиламин – выбрасывается в кровь, когда человек встречает объект симпатии. Еще любовь ставят в зависимость от гипофиза, вырабатывающего гормоны, а счастливые браки – от совпадения биоритмов. Всё-то мы знаем, а счастливее не становимся.
   У нас есть голова и сердце, но почему-то их мнения не совпадают. В голове всё раскладывается по полочкам, а в сердце – пустота и тоска. А чего мы ждем? Если любовь низведена до уровня биологической потребности, как еда и питье, рано или поздно наступает удовлетворение. Чувства обречены на угасание, а брак – либо на экономическое сосуществование двух чужаков, либо на развал. Такие плоды мы сегодня пожинаем.
   «…Но знаешь, хоть Бога к себе призови,
   разве можно понять что-нибудь в любви?» – грустно пел Окуджава.
   А я думаю, что как раз без Его помощи нам не разобраться со своими личными проблемами. Не потому ли мы бываем несчастны, что в самой нашей природе заложено стремление к какой-то качественно иной любви, которая почему-то находится вне нашего человеческого понимания, где-то в горних высях? На первый взгляд может показаться, что словом «любовь» мы называем разные чувства, и нельзя сравнивать жертвенную любовь матери к ребенку с трепетным, но все же мимолетным состоянием души влюбленного. И все-таки любовь нам дана одна. Просто часто ее путают с влюбленностью или страстью.
   «Мы все думаем, будто знаем, что такое любовь, и умеем любить. На самом деле, очень часто мы умеем только лакомиться человеческими отношениями», – писал митрополит Антоний Сурожский. Разница, думаю, понятна.
   Сегодня мы подошли к какой-то кризисной черте всеобъемлющего эгоизма, и начинаем искать выход. Выход в любви. Настоящей. Чтобы вернуть ее одиноким людям, женатым парам, целым семьям, – но как? Где достойный пример?
   Во всевозможной агиографической, или житийной, литературе мы можем найти образцы смирения, кротости, милосердия. А где искать покровительства тем, кто решил прожить достойную жизнь в браке? Все канонизированные святые, как правило, были либо пастырями, несшими в мир Слово Божье, либо мучениками, великомучениками, блаженными, и в большинстве своем они обрели святость через страдание. Только двоих – Петра и Февронию – в сонм святых привела любовь, любовью они стали угодны Господу. «Семья – малая церковь, а брак – таинство любви» – это определение дал святой Иоанн Златоуст, а святые Петр и Феврония наполнили его конкретным содержанием.
   Как возникла идея этой книги? Честно скажу – случайно.
   Год назад, в последнее воскресенье Пасхальной недели, я с приятельницей была в храме. По окончании Литургии в рядах прихожан началось волнение, и народ ринулся за благословением к бывшему там старцу. Я, непонятно как, присоединилась к толпе, которая мигом превратилась в покорный ручеек. Когда подошла моя очередь, я попросила благословить меня на творческий труд, честно говоря, не очень четко представляя себе, чем же конкретно собираюсь заняться в ближайшее время. Планов было, как говорится, громадье. И вдруг он меня крестит, кладет на голову руку: «Напиши книгу о Петре и Февронии Муромских, я тебя благословляю. Сейчас это очень нужно. Всем нам. Народу нужно».
   Вот это да! От такой неожиданности я остолбенела. Написать книгу о святых? В моей голове в один миг пронеслось всё, что я на тот момент знала о жизни четы муромских чудотворцев. Так она есть уже, эта книга, да еще какая – настоящий шедевр, мы в университетские годы ее изучали по древнерусской литературе, экзамен сдавали... Потрясающе красивая история о любви до гроба. Что еще? Ах да, сказка! В раннем детстве бабушка читала. В ней был и змей-искуситель, и заветный меч-кладенец, и царевич-княжич на белом коне, и мудрая дева из простого народа по имени… Василиса Премудрая. Или же всё-таки Феврония? Рой сбивчивых мыслей пронесся в моей голове. А старец как-то ласково прищурил свои блеснувшие хитринкой глаза и добавил: «...Они сами тебе всё подскажут, о чем писать. Поезжай в Муром, к мощам».
   Негусто, да и выбора, похоже, не оставалось. Я даже растерялась. Отступаться от темы нельзя, коли благословили. А о чем писать? Набор информации невелик: с одной стороны – сказка и трепетный шедевр гениального монаха-публициста, то есть литература, с другой – скупые строки жития, с третьей – дай Бог найти летописи с упоминанием о реальных людях, живших еще во времена Домонгольской Руси… Оставалось «немного» – соединить все воедино и попробовать докопаться до истины.
   Вопросы, вопросы… В этой книге я попыталась на них ответить, изучив источники и сопоставив факты, чтобы как-то показать Петра и Февронию живыми людьми из плоти и крови, правившими Муромом в первой трети ХIII века. Начала с «Повести о Петре и Февронии» Ермолая-Еразма – монаха-публициста, современника Ивана Грозного, при котором эти святые были канонизированы. И тут же открылось, что уважаемые переводчики советского времени не во всех тонкостях донесли до нас текст оригинала, что-то ускользнуло. Пришлось обращаться к оригиналу – благо, образование позволяло, – чтобы пересказать эту историю, максимально приблизив ее к тому, что хотел донести до читателя «Прегрешный» гений. Заодно вспомнила сказку, которую в детстве рассказывала бабушка, перечитала местные предания и интерпретации, покопалась в архивах и библиотеках. Но, пожалуй, главное понимание их места в системе наших общенациональных ценностей мне принесла поездка в Муром. Погружаясь в материал, я постепенно стала раскручивать клубок этой удивительной, загадочной и какой-то всеобъемлющей истории. Как Петру с Февронией удалось явить не только идеал семьи, но и правления, опережая свое время? Почему черты Февронии мы порой угадываем в образцовых женах из числа наших современниц, а Петра – в мужьях? У нас бытует ошибочное мнение, что якобы у Петра с Февронией не было детей. Однако по летописям мне удалось проследить судьбы нескольких поколений их потомков и представить их на фоне исторических реалий, в которых им пришлось существовать. Другая сторона вопроса – это путь к их канонизации и то, как складывалась традиция почитания святых супругов на протяжении веков, а потом как она же помогала нашим соотечественникам выстоять, пережить самые тяжелые времена.
   Хочу сказать, что святые супруги даже не вписываются в рамки общепринятого представления о них как об «узких специалистах по вопросам семьи и брака», они – явление и общекультурного, и глубоко национального масштаба. Доказать это было несложно: достаточно просто проследить их духовное влияние на многие исторические процессы и формирование ярких личностей разных эпох. Почему, например, русские цари и великие князья, начиная с ХV века, считали муромскую чету покровителями своего правящего дома и ездили на поклон к их мощам? Почему простые люди молились о наболевшем именно им: женатые – о благополучии семьи, здоровье детей, одинокие – чтобы встретить свою половинку? И какой смысл был заложен в том, что покровителей семьи и брака издавна принято было считать и защитниками России? Их присутствие ощущается и в наши дни, и доказательством тому может служить опыт тех, кто обращался к ним за помощью и был услышан.
   Из всего этого я сделала очень важный вывод: Петр и Феврония существуют не только в мифах и легендах, либо в параметрах какого-то определенного времени и места, они внедрены в саму систему русской жизни – и только так можно понять и оценить их значение для нас сегодня.
   И пусть скептики иронизируют на тему, как заменить уже раскрученные «валентинки» какими-нибудь «февроньками» или «петринками», не станут ли в День Петра и Февронии дарить любимым пучки петрушки, не проиграет ли ромашка, признанная эмблемой нового праздника, состязание с авторитетными сердечками, ведь на ней принято гадать «любит – не любит», – всё это, надеюсь, перемелется.
   Выражаю искреннюю благодарность всем духовным и светским лицам, оказавшим мне содействие в создании этой книги. Особо хочу поблагодарить: П.С. Попова, С.Н. Дмитриева, М.Г. Зенчеву, Т.М. Колчееву и редактора – В.А. Ластовкину.
   Автор

На Муромской дороге…

   От Москвы до Мурома порядка 300 километров – расстояние теоретически преодолимое за три с половиной часа. Теоретически. Но Владимирка забита фурами, а из-за ремонта дорожного покрытия эти неповоротливые монстры отечественного, но чаще зарубежного автопрома выстраиваются, образуя безнадежную затычку, – практически их не объехать... Жара, июль, на градуснике за тридцать по Цельсию, так что я вынуждена распрощаться с надеждой за три с половиной часа добраться до места, которое неожиданно позвало в путь.
   Лето 2008 го выдалось на редкость гнилым и дождливым, зато июль удивил почти субтропическим взлетом температур. Даже показалось, что все происходившее с погодой до и после отмечавшегося в России 8 июля Дня семьи, любви и верности, потонуло в слякоти и стало жертвой нашей непредсказуемой среднерусской природы. А может, все это только казалось…
   В пробках обычно плохо думается – нервы на взводе и какой-то животный инстинкт побуждает к действию, к поискам оригинальных комбинаций, сродни игре в тетрис. Но в очень больших и стабильных пробках нервная система отключается, и мысли обретают простор. Как птицы… Помните, у Высоцкого: «Птицы вещие поют, да все из сказок» – это я о них.
 
   … И в голове начинает подавать сигналы-ассоциации внутренняя отправная точка моего путешествия – книга Ермолая-Еразма «Повести о Петре и Февронии». Кстати, известный публицист XVI века писал ее не из головы, а опирался на еще более древние народные сказания Муромского края о жизни князя Петра, в иночестве Давида, и его жены – княгини из крестьянского сословия, мудрой Февронии, в иночестве Евфросинии, правивших в Муроме в конце ХII – начале ХIII века. Народ признал их святыми еще задолго до официальной канонизации.
   Вкратце история эта такова.

   Юный князь Петр победил «врага рода человеческого», что появился в его родном городе в образе страшного змея-оборотня и искушал на блуд его невестку, жену старшего брата, князя Павла. Петр отстоял честь семьи и сразил змея легендарным Агриковым мечом. Однако от ядовитых капель его крови он тяжело заболел. Избавила князя от страшного недуга мудрая дева Феврония, дочь древолаза, которая жила в деревне Ласково под Рязанью. Однако исцеление стало возможным лишь при условии женитьбы князя на простолюдинке. Петр – правда, не без сомнений и колебаний – всё-таки обвенчался с крестьянкой, а после смерти старшего брата стал в Муроме править. Но спесивые бояре и их жены не пожелали подчиняться простолюдинке-княгине. Они предложили ей удалиться из Мурома, а Петр, верный супружескому долгу, последовал за ней. Вот только после того как подданные изгнали своих законных правителей, на княжество посыпались беды. Бояре одумались и упросили князя с княгиней вернуться. Супруги долго и честно правили, заботясь о подданных, а под конец жизни постриглись в монахи. Умерли они в один день. А когда их решили похоронить в разных монастырях, чудом соединились в одном гробу.

   Сказка? На первый взгляд… А может, иносказание, тайна? Академик Д.С. Лихачев (1906—1999) утверждал, что древнерусская литература не знает ни вымышленных событий, ни придуманных героев. Это мнение весьма авторитетного эксперта, и к нему стоит прислушаться. И разобраться.
 
   Я, кажется, догадалась, почему в расписаниях автобусных экскурсий из Москвы в Муром, что предлагали паломнические службы и агентства, указывалось довольно позднее время выезда. На Владимирской трассе спокойнее и легче рассчитать время пути, если ехать ночью. Но я не очень большая любительница пялиться в темноту из окна автобуса – хочется всё-таки, как говорится, на мир посмотреть, а когда вокруг темно, разве что разглядишь? Хотя, наверное, предаваться размышлениям в ночной тишине, развалившись в мягком автобусном кресле, гораздо комфортнее, чем в автомобильной пробке на солнцепеке, полагаясь лишь на удобный случай и Божью милость. Кстати, в памятниках древнерусской литературы тоже присутствует некое внутреннее движение. На первый взгляд оно кажется несколько монотонным, на второй – в нем угадывается ритм и направление. В начале оно воспринимается как центробежное, растекающееся от центра к периферии, в конце – снова центростремительное, устремленное к сути, к Богу, замыкая круг. И вот пример.

   …Ермолай-Еразм начал свое повествование как бы издалека. Из некой равноудаленной точки, приводящей в движение все вокруг: он вознес хвалу Троице – «единому и безначальному Божию естеству», затем отдал дань ангелам, «умным чинам, бестелесному воинству», «непостижимому умом человеческим», после чего перешел к сотворенному миру – «видимым небесным стихиям: солнцу, и луне, и звездам», и, наконец, к человеку, упомянув при этом три качества, которые даровал ему Бог: «разум, речь и душу». Все это вроде бы типичная для агиографических сочинений того времени похвала Богу, которая, по выражению академика Д.С. Лихачева, носит «этикетный» характер. Да, все так, но древнерусский сочинитель, как показало дальнейшее движение его мысли, умудрился столь виртуозно использовать традиционный прием, что он из своего рода ритуальной, обязательной части превратился в тонко продуманную сквозную тему всего повествования. Ведь уже с самых первых строк автор дает определение человеку идеальному, сотворенному по образу и подобию Создателя. Мы, люди, тоже можем творить. Например, изготовить кукол, очень похожих на нас самих. Правда, есть одна существенная разница – мы не боги, и в лучшем случае способны стать кукловодами, дергать за ниточки творения рук своих. Зато наш Творец наделил нас иным инструментарием: мы – саморазвивающиеся, у нас есть разум, слово и душа, которые симметричны в нас Божьему началу – трем Ипостасям Троицы: Отцу (ум), Сыну (воплощенное слово) и Святому Духу (душа). Стало быть, следуя за ходом мысли Ермолая-Еразма: «Бог же, не имеющий начала, создав человека, оказал почет ему – над всем, что существует на земле, поставил царем и, любя в человеческом роде всех праведников, грешников же прощая, захотел всех спасти и привести в истинный разум», – мы начинаем понимать, что речь пойдет о восхождении человека к Истине и совершенству. Ермолай-Еразм не упомянул волю, не сказал ни слова о свободном выборе и сделал это наверняка осознанно. Воля еще неизвестно куда заведет, в отличие от ума-разума… И куда автор клонит? А вот куда: «… разум человека является словно отцом слов его; слово же исходит от ума, как посылаемый отцом сын; на слове же почиет дух, потому что уста каждого человека слов без духа произнести не смогут, но слово с духом исходит, а разум руководит». Думаете, что это общие слова? О нет! Все гораздо тоньше. Очень любопытные выводы на сей счет сделал исследователь «Повести о Петре и Февронии», доктор филологических наук А.Н. Ужанков: «Под истинным разумом следует понимать божественный разум, т.е. разум, управляемый Богом, а не волею человека… Прийти в истинный разум человек может только тогда, когда явит смирение. А для этого нужно отсечь собственную волю. Этот процесс и стремится показать Ермолай-Еразм на примере князя Петра… В “Повести” появляется также тема Промысла Господня, которому изначально следует Феврония и направляет князя Петра». Считатете, все это громоздко и заумно? Тогда стоит еще раз поразмышлять на эту тему в какой-нибудь беспробудной автомобильной пробке. И поймете, что в ней есть внутреннее движение: от центра сотворения – к человеку, запущенному в мир, чтобы в конце привести его домой, к Богу.

   …А вскоре и трасса пришла в движение. Затрубили фуры, запищали вразнобой автомобили ретивых дачников… и вот она – свобода! Мы снова несемся вперед, оставив позади коварный переезд и дорожных рабочих, менявших покрытие на подъезде к Петушкам. Мелькают деревушки. Справа – большой собор, слева – маленькая церквушка, а впереди еще поблескивают купола с крестами, – и все они как будто благословляют в путь. А он и в самом деле становится легче. Жара спала, небо немного подразнило дождевыми облаками – кто кого: мы дождь или он нас? Ха, дождик остался позади! Когда от Владимирского шоссе наконец-то откалывается двухполоска после указателя «Муром», нервозность проходит. Как ни странно. А что тут странного? Машин там действительно на порядок меньше, а еще… вдруг пахнуло в лицо чем-то безвременным, настоящим. Вот только вожделенных Муромских лесов, тех, что из песен и легенд, вдоль дороги почему-то не наблюдается. Где дубы-великаны, где непролазные дремучие дебри? Относительно молодые посадки похожи на бутафорию, прикрывающую проплешины, на которых ничего не растет – то ли не взошло, то ли не посеяно, – разве что ромашки вперемежку с цикорием облюбовали редкие песчаники.
   «На Муромской дороге стояли три сосны...» М-да… Не больше трех. На Муромской дороге сосны соседствуют с березами, но и тех и других не густо. Негде тут разгуляться удалому Кудеяру-атаману. Уж не говоря о Соловье-разбойнике… Право слово, отъездились «с товарами ровными парами» купцы этим самым Муромским лесом, где их «стопорили» удалые молодцы... А уж про дубы, что с корнем выворачивал Илья Муромец, и говорить не приходится. Почерневшие деревянные домики с резными наличниками кособочатся, и кажется, что они врастают в землю. Они напоминают старушек-нищенок с почерневшими жилистыми руками и морщинистыми землистыми лицами, что в прошлом, надо думать, были девки хоть куда. А ведь кто-то когда-то с молитвой и любовью вырезал от щедрот Муромских лесов эти самые наличники и ставенки, ныне прикрывающие мертвые глазницы окон. Мимо по встречной полосе проносятся фуры, груженные останками тех легендарных лесов... Куда они? В Китай? А может, все наоборот, это к нам из-за границы древесину везут, – кто их там разберет… «Древесина» – слово какое-то неживое, звучит, будто «человечина». «Порубили все дубы на гробы», как пел Высоцкий.
   Любовь, любовь… Вот вертится в голове это слово, и становится не по себе, когда оглядываешься по сторонам. Кажется, эту землю покинула любовь, и оттого она облезла, облиняла, осиротела. А когда-то именно в этих краях родилась самая известная история о любви, самая животворная. И, быть может, именно поэтому «Муром в древности славился дремучими лесами и богатырями», как писал местный краевед Владимир Иванович Пехов в начале прошлого века, что в те стародавние времена в нем все дышало любовью: богатыря – к родной земле, природы и человека – к Богу. Но с той поры, похоже, много воды утекло. И не только в Оке.

«Есть в Русской земле город, называемый Муром»

   Этими словами Ермолай-Еразм, после традиционного вступления, начинает рассказ о невероятных событиях, происходивших на Муромской земле. Тем самым он подводит читателя к истории любви Петра и Февронии, богоугодной любви. Как известно, сам автор «Повести» был родом из Пскова, и нет точных сведений, случалось ли ему когда-либо бывать в Муроме (допустим, сопровождая войско Ивана Грозного), или же он воспользовался народными преданиями и произведением анонимного автора, написанным еще за сто лет до него. Неизвестный автор тоже объединил в своей книге два устноэпических мотива – о герое-змееборце и мудрой деве – с житием реальных людей, но только «Прегрешному Ермолаю» (как он сам себя величал) удалось так обработать эту природную «жемчужину древнерусской литературы» – тонко, проникновенно, с пониманием и любовью – на века.
   Наши предки обожали эту историю. Едва ли не каждом русском доме имелись ее списки, пока не рухнула традиция в 1917 году, пока не оборвалась драгоценная нить, связующая времена. Ее переписывали и переплетали, с любовью украшая обложку золотым и бисерным шитьем. Современный муромский историк и краевед Юрий Смирнов считает, что это был «первый самиздат и первый русский бестселлер». И сам народ определял его тиражи.
   Кстати, во всех книгах, написанных о Муроме местными краеведами в разные времена, кажется, присутствует между строк, представьте, сама любовь, а еще – гордость. Наверное, это и есть доступные всем и каждому, чисто человеческие составляющие такого пафосного понятия, как патриотизм. «Когда вы проезжаете на пароходе по реке Оке или в поезде железной дороги по грандиозным сооружениям дамбы и моста общества Московско-Казанской железной дороги, вы невольно залюбуетесь на город Муром, раскинувшийся на высоком берегу Оки. Постройки утопают в зелени садов, многочисленные храмы и каменные дома ласкают взор красивой панорамой...» – писал о своем городе Владимир Иванович Пехов.
   Но я подъезжаю к Мурому не по Оке, а по дороге, взлетая на крутых муромских горках, и кажется, что Сивка-Бурка подо мной, вернее – Бурушка-Косматушка, на котором Илья Муромец всех врагов распугал, и хочется в сказку поверить... «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет» – теперь это уже не просто присказка. На въезде в город всех гостей встречает, разумеется, главный герой здешнего эпоса – Илья Муромец. Сначала барельеф былинного русского богатыря, а следом – его железный тезка – бронепоезд: «То ли добрый конь, то ли лютый зверь, под доспехом коня не видети…»