Страница:
Благодаря дяде, граф Василевский получил замечательное образование. Он говорил и писал не только на английском, французском и немецком языках, но также на греческом и на латыни, прекрасно знал математику, историю, географию и философию. Но, видно, небесный покровитель направлял молодого графа к воинским подвигам, и Александр уговорил дядю пригласить учителей и обучать его фехтованию и военным наукам: фортификации и военной истории. Не желая расставаться с племянником, князь Ксаверий даже поехал с ним в Германию, где тот два года проучился в Гейдельбергском университете.
Но как ни противился дядя, Александр рвался в армию, никакие уговоры не могли его остановить. Когда князь понял, что молодой человек всё равно пойдет служить, он счел за благо тряхнуть старыми связями и тугим кошельком и получил для племянника назначение поручиком в гвардейский кавалергардский полк. Летом 1806 года молодой человек уехал в Санкт-Петербург к месту службы, а князь Ксаверий возвратился в свое тихое имение в Лифляндии. Александр, обожавший своего единственного родственника, часто писал дяде, внося своими письмами радость и оживление в размеренную жизнь старого философа.
В начале 1808 года князь Ксаверий получил послание от душеприказчика своего брата Станислава с сообщением, что он унаследовал все имущество покойного, к письму был приложен указ короля Пруссии, закрепляющий за Ксаверием титул князя Понятовского в его королевстве.
Князь вызвал поверенного и составил новое завещание, по которому он оставлял все свое имущество теперь уже в России и Пруссии своему племяннику графу Василевскому, а сам поехал в Санкт-Петербург просить у государя права передать по наследству Александру и свой титул. Три месяца хлопот увенчались успехом, и он получил долгожданный указ. Не ставя племянника в известность о своем решении, он выехал в Берлин, где, заплатив немалые деньги, также получил указ о признании титула князя Понятовского после его смерти за графом Александром Василевским. К рождеству князь вернулся в свое любимое имение и снова зажил привычной жизнью, читая древних философов и переписываясь с племянником, только теперь во всех его письмах к Александру настоятельно звучала просьба жениться и дать семье наследников.
Первые годы службы показались молодому кавалергарду сплошным праздником. Отличившись в зарубежном походе 1805 года и героически сразившись под Аустерлицем, его полк больше не участвовал в походах следующих лет, а стоял на квартирах в Санкт-Петербурге, неся службу по охране августейшей семьи. Молодцы-кавалергарды, все как один представители лучших семей России, были желанными гостями на балах и приемах в высшем свете столицы. Но молодые люди предпочитали собственные компании с вином и игрой по-крупному. Князь Ксаверий не видел большой беды в том, что его племянник будет жить в доме своей матери на Английской набережной – нужно же было молодому человеку где-то отдыхать от казарм. Старому философу даже не пришло в голову, что вместе с его мальчиком в роскошный особняк, с такой любовью обставленный покойной графиней, заедут все офицеры кавалергардского полка, а также все их друзья и знакомые!
В двадцать один год Александр унаследовал состояние, оставленное ему отцом, но, не желая отягощать себя заботами, попросил дядю и дальше управлять его имуществом, как он это делал последние семь лет. Получения наследства он даже не заметил, потому что князь Ксаверий присылал ему такое щедрое содержание, что, несмотря на все траты, деньги у него никогда не кончались.
Как и все молодые офицеры, он любил женщин, а женщины обожали его. Высокий златокудрый красавец с лицом, как будто сошедшим с римской фрески, он унаследовал внешность своих польских предков. Широкоплечий, стройный, с длинными сильными ногами, он двигался с грацией тигра. Когда граф фехтовал или танцевал на балах, немало женских глаз останавливалось с немым восхищением на этом античном божестве с яркими зелеными глазами. Но благородные дамы его не интересовали, зато длинная вереница актрис, балерин, певиц, выступавших в театрах столицы, прошли через особняк на Английской набережной. Ни одна не задерживалась здесь надолго, все они, удаляясь с печалью в сердце от потери расположения этого красавца, уносили как утешительный приз полный кошелек и шкатулку, набитую драгоценностями.
Прослужив в гвардии пять лет, Александр уже не так восторженно относился к прелестям веселой офицерской жизни. К двадцати пяти годам он устал от обожания своих молодых товарищей, кутежей, вечного беспорядка и проблем в доме, превращенном им в офицерский клуб. Поэтому в декабре 1811 года его даже обрадовало письмо дяди, в котором тот предупреждал племянника о своем приезде через две недели в столицу для встречи с докторами. Дядя со старинной учтивостью выражал надежду, что если Александр не возражает, то он мог бы остановиться в доме на Английской набережной, оставляя за скобками то, что сам этот дом столько лет содержал.
Посмотрев на дату, поставленную на письме, Александр понял, что на приведение дома в порядок у него осталось всего три дня. Выругавшись, он вскочил с кровати, на которой приходил в себя после вчерашнего кутежа. Голова предательски закружилась, а во рту разлилась горечь. Молодой человек ухватился за стул и выругался еще раз. Дернув сонетку, он позвонил, вызывая камердинера. В отличие от других офицеров он не держал камердинера-француза. Еще в университете в Германии он нанял камердинером молодого немца Людвига. Спокойствие и невозмутимость немца остужали горячий нрав молодого графа и создавали иллюзию равновесия. Поэтому Александр, возвращаясь в Россию, уговорил Людвига поехать с ним, о чем еще ни разу не пожалел.
Вот и сейчас Людвиг с невозмутимым видом вошел в спальню, неся принадлежности для бритья и кувшин с горячей водой. Александр рухнул на стул перед зеркалом. Вид у него был ужасный, но он знал, что камердинер наложит компрессы, побреет, причешет, и после его волшебных рук граф Василевский снова будет похож на человека. Людвиг не подвел. Через час из зеркала смотрел красивый молодой человек, одетый в белый колет кавалергарда. О слегка томных глазах только самый злой недоброжелатель мог сказать, что в них отражаются следы вчерашней попойки, а добрый человек сказал бы, что молодой граф, наверное, мечтает о своей избраннице, и порадовался бы за него.
Натянув блестящие сапоги, Александр щелкнул каблуками, подмигнул своему отражению и отправился наводить порядок в своих авгиевых конюшнях. В большой «муаровой» гостиной, получившей свое название из-за стен, обитых светло-голубым муаром, всё еще играли самые стойкие гости. Граф помнил, что сам он ушел отсюда в пять часов утра, теперь был уже полдень, но трое его однополчан и один штатский, которого Александр видел впервые, играли в вист. Глаза у них были красны, мундиры расстегнуты, стол уставлен пустыми бокалами, но огонь азарта, горевший в глазах игроков, говорил о том, что они скорее умрут за этим столом, чем бросят игру.
– Придется их разочаровать, – пробормотал Александр.
Он сделал скорбную мину, положил руку на плечо своему другу ротмистру Волынскому, кивнул остальным и грустно сообщил:
– Друзья, у нас новые обстоятельства: завтра приезжает мой дядя с проверкой моей праведной жизни, поэтому чтобы не лишиться наследства, я с сегодняшнего дня становлюсь хорошим. У вас есть час, чтобы закончить игру, а я пока займусь служительницей Терпсихоры.
Игроки дружно выразили ему свое сочувствие, но поскольку их прервали, они с облегчением закончили игру сразу и откланялись. Попрощавшись с гостями, граф отправился в левое крыло второго этажа, где роскошные апартаменты, состоящие из спальни, гардеробной и личной ванной комнаты, сейчас занимала очаровательная мадемуазель Кьяра, танцовщица кордебалета из итальянской труппы. Огромные черные глаза и длинные черные кудри Кьяры пленили Александра полгода назад, а фантастические способности прелестной итальянки в постели позволили ей задержаться в доме на Английской набережной вдвое дольше, чем самой удачливой из ее предшественниц. Александр снял ей квартиру на Фонтанке, но хваткая балерина, узнав в театре, что молодой граф живет в роскошном особняке один и разрешает самым достойным из его любовниц жить вместе с ним, изо всех сил рвалась переехать на Английскую набережную, и, достигнув желаемого, основательно закрепилась на завоеванном плацдарме.
Постучав в дверь, Александр вошел и увидел соблазнительную картину. Совершенно нагая Кьяра спала, лежа на животе, раздвинув длинные сильные ноги профессиональной танцовщицы, представив на обозрение благодарному зрителю маленькие тугие ягодицы. Александр восхитился бы прекрасной картиной, если бы не знал, что горничная Кьяры, хитрая молодая итальянка с ухватками подавальщицы в портовой таверне, ублажает по ночам флегматичного Людвига и поэтому имеет всю информацию о планах и передвижениях молодого графа. Картина была нарисована для него. Он засмеялся, прошел в комнату и легко хлопнул молодую женщину по розовым ягодицам.
– Просыпайся, дорогая, пора вставать, – сказал по-французски Александр и отошел к окну, любуясь представлением опытной актрисы. Длинные черные ресницы затрепетали, томные глаза распахнулись, а пухлые вишневые губы раскрылись, ожидая поцелуя.
– Александр, любимый, иди ко мне, – позвала итальянка и перевернулась на спину, демонстрируя маленькую острую грудь и плоский живот с треугольником черных волос.
Она, зазывно раскинувшись, прилегла на подушки и красиво протянула к нему руки, как на сцене в театре.
– Дорогая, во-первых, у меня срочное дело, во-вторых, я в мундире, и мне совершенно не хочется его снимать, – возразил Александр, который заранее знал, что последует дальше, но примитивная чувственная игра его забавляла и возбуждала, поэтому он с удовольствием ждал продолжения.
Лицо Кьяры приняло обиженное выражение, потом она соскочила с кровати, подбежала к любовнику и прижалась к нему всем телом. Жарким поцелуем впившись в его губы, женщина начала легкими движениями гладить его затылок, плечи и грудь. Потом ее руки скользнули за пояс его белых лосин. Александр стоял молча, не двигаясь, давая Кьяре возможность проявить всё свое умение. Ловкие руки быстро справились с лосинами и потянули их вниз. Балерина красивым театральным движением опустилась на колени, и теплые губы начали ласкать Александра. Волна желания поднялась в нем, разжигая страсть. Опытная Кьяра отстранилась именно в тот момент, когда Александр достиг пика возбуждения. Она встала коленями на край кровати и зазывно повела бедрами. Другого приглашения её любовнику больше не требовалось. Он обхватил руками тонкое тело танцовщицы и вошел в теплое лоно. Она застонала, прижимаясь к мужчине, и подхватила ритм страсти. Водоворот наслаждения засасывал их в сияющую бездну. На вершине, в экстазе два хриплых стона слились в один, и любовники рухнули на шелковые простыни широкого ложа.
Александр, лежа в приятной истоме рядом с затихшей любовницей, в который раз подумал, что ей нет цены. Нужно было срочно перевезти женщину на Фонтанку, чтобы дядя ни о чем не догадался.
Граф поднялся, прошел в ванную комнату и привел себя в порядок. Когда он вернулся в спальню, Кьяра все так же лежала, прикрыв глаза, поза её опять была выбрана с расчетом на зрителя. Но сейчас Александр уже собирался заняться другими делами, поэтому строго сказал:
– Дорогая, на сегодняшнее утро хватит, – он подошел к туалетному столику и вынул из кармана мундира длинную коробочку красного бархата и предложил:
– Вот, вставай и посмотри, что я тебе принес, потому что хочу попросить тебя об одолжении. Завтра сюда приезжает мой дядя, он будет жить в этом доме. Дядя очень строгих правил, поэтому, если он тебя здесь увидит, то лишит меня наследства. Собирай вещи, и кучер отвезет тебя в твою прекрасную квартиру, а я буду к тебе туда приходить каждый день.
– Но почему, Александр? Нам так хорошо здесь. Почему твой дядя не хочет этого понять? – возмущалась Кьяра, вскочив с постели и топая ногами.
– Если я найду тебя сегодня вечером в твоей квартире, завтра ты получишь экипаж и ту пару вороных лошадей, которые тебе так понравились. Князь Орлов сказал мне, что его подруга мадемуазель Лили уезжает с театром в Лондон, и он продает ее выезд. Ну как, мне приходить на Фонтанку вечером? – лукаво осведомился он.
– Да, любимый, конечно, я буду тебя ждать после спектакля в моей квартире.
Итальянка подбежала к любовнику и бросилась ему на шею. Потом она кинула неуверенный взгляд на бархатную коробочку. Александр рассмеялся, простился с ней и вышел из спальни. Самая тяжелая проблема была решена, оставались мелочи.
Он нашел дворецкого Семена Ильича, служившего еще при его родителях, высокого благообразного седеющего человека, который с неодобрением смотрел на разгром хозяйского имущества, учиняемый офицерами, и с усердием Сизифа руководил целым сонмом уборщиц, лакеев и горничных, ежедневно приводящих дом в порядок. Сейчас он занимался тем же самым, наблюдая, как три уборщицы отчищают пол в «муаровой» гостиной, а две горничные оттирают с обивки мебели следы от пролитого вина.
– Семен Ильич, через три дня приезжает дядя, князь Ксаверий. Приготовьте ему спальню рядом с моей и постарайтесь сделать так, чтобы никакие ненужные сомнения не омрачили пребывания дяди в этом доме, – распорядился Александр, внимательно наблюдая за реакцией дворецкого.
– Конечно, ваше сиятельство, не извольте беспокоиться, все будет сделано, – пообещал дворецкий, и его благообразное лицо расцвело искренней улыбкой. – Радость какая, давно его светлость не видели.
Александр, ожидавший именно такого ответа, улыбнулся, накинул шинель и поехал в полк.
Старый князь приехал со свойственной ему пунктуальностью через три дня. Александр обнял дядю, отметив, что тот практически не изменился, может быть, только лицо сильнее покрыли морщины, а волосы стали совсем седыми.
– Дядя, как я рад вас видеть, – Александр обнял князя Ксаверия и сообщил:
– Ваша спальня – рядом с моей, а обед ждет.
– Я тоже очень рад видеть тебя, мой мальчик. Ты всегда был похож на мать, а теперь, когда стал взрослым, ты – вылитая копия своего деда Игнатия, моего и твоей матушки отца. В нашем доме в Мариенбурге в Пруссии висит его большой портрет в твоем возрасте, ты очень похож на него. А сейчас, если ты не против, я бы хотел умыться с дороги и пообедать с тобой.
– Если получаса вам хватит, я могу прямо сейчас идти в столовую и подождать вас там, – предложил Александр.
– Отлично, я успею. Иди в столовую, – велел князь Ксаверий и открыл дверь своей комнаты.
Семен Ильич расстарался, и к приезду дорогого гостя всё в доме сверкало, следы офицерских пирушек были уничтожены, мебель мягко светилась натертыми воском боками, ковры радовали глаз яркими чистыми красками, а безукоризненный порядок и вышколенная прислуга клали последние мазки на законченную картину добропорядочного столичного дворянского дома.
Александр прошел в малую столовую – небольшую уютную комнату с овальным столом, рассчитанным на шесть человек, со шкафами и поставцами розового дерева, уставленными фарфоровой посудой, привезенной его матушкой из Европы. Окна комнаты выходили на Неву. Граф подошел к окну и посмотрел на заснеженную реку в гранитных берегах. Зимняя ночь опускалась над столицей, за стеклами падал крупный снег. Александр задернул бархатные шторы цвета красного вина и подошел к камину, весело пылавшему за бронзовым кружевным экраном. Молодой человек подумал о том, как хорошо дома, когда ты только с близкими людьми. Нужно было заканчивать с разгульной жизнью, а для этого следовало уговорить дядю остаться жить здесь.
Князь Ксаверий вошел в столовую, и Александр с сожалением заметил, что походка дяди уже не такая легкая, как прежде – тот шел медленно и осторожно. За ним шествовал сияющий Семен Ильич. Господа сели за стол, и по приказу дворецкого слуги начали подавать блюда. Поняв по уклончивым ответам дяди на его вопросы, что серьезно им поговорить в присутствии слуг не удастся, граф повел общий разговор о соседях по имению и старых знакомых. Только в кабинете Александра, устроившись у камина с бокалом красного вина в руке, дядя рассказал молодому человеку, зачем он приехал.
– Саша, я уже очень не молод и совсем не здоров. Ты знаешь, что мой старший брат умер, но я тебе не говорил, что все наши владения в Пруссии и титул отошли ко мне, а потом перейдут к тебе, я подтвердил твои права на мой титул и у государя, и у короля Пруссии. Это большие владения, да еще наследство, полученное тобой. Моих сил рачительно управлять всем этим уже не хватает. Ты должен забрать дела в свои руки. Прошу тебя, выйди в отставку и начинай заниматься имениями. Ты теперь наследник трех титулов, поэтому должен жениться и завести детей. Если у тебя будет три сына, то можешь поступить так же, как мой отец, и разделить титулы на троих.
– Боже, дядя, это так несвоевременно, я служу, все говорят о скорой войне с французами, как я могу бросить своих товарищей в трудную минуту, – возразил Александр.
– Тем более, ты в ответе перед семьей, если ты погибнешь на войне, два рода угаснут, а имения отойдут в казну, – не сдавался дядя, печально глядя на молодого человека.
– Но вы пока отлично справлялись, – слабо отбивался Александр, поняв, что попал в ловушку, из которой ему уже не выбраться.
– Я болен, ноги почти не ходят, и неизвестно, сколько я еще проживу. Я еще хотел увидеть хотя бы первого твоего ребенка. – Старый князь тихо, но верно подталкивал племянника к нужному решению, наконец, он пожаловался:
– В этом году я не смог объехать поместья, здоровье не позволило. Боюсь, что еще пару лет такого управления, и ты останешься нищим. Не хочешь выходить в отставку, возьми отпуск по семейным обстоятельствам и поезжай в имения. Я расскажу тебе, что нужно проверять и куда смотреть, чтобы выявить истинное положение вещей. Откладывать это мы больше не можем.
Александр понял, что дядя не отступит. Он посмотрел на усталое лицо своего единственного родственника и сдался. Написав рапорт об отпуске по семейным обстоятельствам и завершив свои дела в столице, сразу после наступления нового 1812 года граф уехал в поездку по имениям, взяв с дяди слово, что тот не покинет Санкт-Петербург до его возвращения.
План его был простым: сначала посетить два тверских имения, а потом ехать в Киев. Сильных морозов не было, и путешествие оказалось приятным. Пять дней спустя граф поднялся на крыльцо красивого двухэтажного барского дома с четырьмя колоннами и широким балконом по фасаду в своем имении Вороново. Сюда он приезжал с отцом совсем маленьким мальчиком, тогда ему было лет шесть, и было это летом. У него в памяти остались поля, засеянные рожью и овсом, густые леса и быстрая речка, где они с отцом вместе купались. Второе имение Власовка находилось в тридцати верстах от этого.
Управляющий Никон Иванович, пожилой человек с окладистой седой бородой в длинном черном сюртуке, много лет проработавший с князем Ксаверием, встретил графа на крыльце и провел в дом. Небольшой, но очень симпатичный, типичный для этой губернии помещичий дом, обставленный добротной мебелью, привезенной лет тридцать назад из столицы, содержался в чистоте и порядке. Спальня, приготовленная для Александра, была большой и уютной с бархатными портьерами, стеганными пуховыми одеялами на широкой кровати и с великолепным видом на реку и лес, открывающимся с балкона.
Проспав ночь как убитый на пуховой перине и позавтракав блинами из своей муки и молоком от своих коров, Александр занялся делами поместья. Следуя инструкциям дяди, он разобрался со счетными книгами, посмотрел, какие в этом году собрали урожаи и за сколько их продали, сколько дохода дал лес и сколько маленькая суконная мануфактура, организованная дядей в этом имении года четыре назад. За два дня решив все определенные для себя задачи, он засобирался в другое имение Власовку и, велев приготовить на утро лошадей, пошел собирать вещи, когда звон колокольчика у крыльца возвестил о приезде гостей.
Заинтригованный Александр вышел встречать гостей, но в вестибюле стоял только один молодой человек и отряхивал засыпанное снегом длинное модное пальто с двумя пелеринами и бобровым воротником. Он поднял на хозяина глаза и улыбнулся.
– Позвольте представиться, я – ваш сосед, князь Николай Васильевич Черкасский, мое имение граничит с вашим, и я взял на себя смелость приехать познакомиться.
Соседу было около тридцати лет, он был очень высок, строен, а его овальное лицо с правильными чертами и большими карими глазами располагало к себе добрым выражением и обаятельной улыбкой.
– Очень приятно познакомиться, я граф Александр Николаевич Василевский, проходите в гостиную, согрейтесь с мороза.
Молодые люди выпили по рюмке водки, а потом Александр пригласил гостя отужинать у него. Князь Николай служил в министерстве иностранных дел, а в своем имении находился в отпуске уже два месяца и к соседу приехал не только познакомиться, но и поговорить о деле. Он хотел купить достаточно много сукна, а еще лучше обменять сукно на доски со своей лесопилки. К концу вечера молодые люди нашли очень много общего и понравились друг другу. Александр согласился на предложение соседа и поручил управляющему в его отсутствии выполнить просьбу князя. Сосед засобирался домой. Александр вышел его проводить в вестибюль и, пожимая на прощанье руку, спросил:
– Вы еще долго здесь будете?
– Нет, меня отзывают, все ждут войны с Наполеоном, да и переговоры с турками о мире выходят на подписание договора, так что начальство меня ждет в столице, а потом куда загонят, я еще не знаю, – объяснил князь Николай, пожал соседу руку и попрощался.
Наутро Александр продолжил свое путешествие и ездил по своим и дядиным имениям до конца апреля. Князь Ксаверий схитрил: все управляющие, работавшие с ним много лет, вели дела четко и успешно. Только объехав все имения, граф понял, что особой нужды в этой поездке не было, просто дядя хотел, чтобы он получил понятие о своем имуществе и начал им заниматься. Подъезжая в первых числах мая к Санкт-Петербургу, он обдумывал соглашение, которое собирался заключить с дядей. Князь Ксаверий должен был разрешить ему остаться в армии еще на пару лет, а он собирался пообещать, что озаботится поисками невесты.
Дом на Английской набережной, который он покинул четыре месяца назад, показался Александру настоящим раем. Дядя ждал его с нетерпением. Вечером того же дня они устроились в кабинете с бокалами вина.
– Дядя, я благодарен вам за урок, за то, что познакомился со своим наследством и проникся чувством ответственности по отношению нему, но у меня пока есть еще один долг: я служу в полку, который оставить накануне войны не могу. Все мои товарищи сочтут меня трусом. Поэтому я предлагаю вам такой план: вы еще пару лет управляете всем нашим хозяйством, а я срочно начинаю искать себе невесту. Как только я найду хорошую девушку, я сразу женюсь. Что вы об этом думаете?
Старый князь посмотрел на племянника и улыбнулся. Он достиг своей цели и решил ковать железо пока горячо.
– Обещай мне, что ты обручишься в этом году, тогда я соглашусь, – строго потребовал он, стараясь ничем не выдать своего удовлетворения.
– Обещаю, – племянник протянул дяде руку, и они скрепили договор рукопожатием.
Граф Василевский вернулся в полк и был счастлив снова окунуться в армейский быт. Он не мог сказать дяде, как ему не хочется менять свою жизнь, но уговор есть уговор. Он дал себе слово начать выезжать на балы и приемы в поисках подходящей невесты, но все откладывал со дня на день, предпочитая коротать вечера в квартире на Фонтанке в объятиях неутомимой Кьяры.
Через две недели после возвращения он так и не смог себя заставить начать выезжать в свет, а итальянка, соскучившаяся по своему любовнику, так старалась в постели, что за свои изысканные ласки получила от него в подарок бриллиантовое колье. Но совесть и честь нашептывали Александру, что он ведет себя непорядочно – нужно держать слово. Однако судьба выпустила его из ловушки, в которую он сам себя загнал. Командование полка отправило графа в Вильно, прикомандировав к штабу Первой армии генерала Барклая-де-Толли в качестве представителя от кавалергардов.
Простившись с дядей, он в многочисленной свите императора Александра выехал в Вильно, и через три недели молодые офицеры обосновались в столице бывшего великого княжества Литовского. Весь центр города был отдан русским военным. Император жил в генерал-губернаторском дворце, дома на примыкающих улицах занимали офицеры и генералы штаба Первой армии, а также военные, прибывшие с императором.
Александр поселился в большом трехэтажном каменном доме вместе с офицерами других гвардейских полков, прикомандированными к штабу армии. В течение всего мая и июня планировались учения, марши, военные советы с разбором результатов, и Александру, еще не бывавшему в боевых действиях, было очень интересно участвовать в них. К началу июня он уже побывал вместе со штабными офицерами на многих маневрах и учениях, оказавшихся для него очень полезными.
Но как ни противился дядя, Александр рвался в армию, никакие уговоры не могли его остановить. Когда князь понял, что молодой человек всё равно пойдет служить, он счел за благо тряхнуть старыми связями и тугим кошельком и получил для племянника назначение поручиком в гвардейский кавалергардский полк. Летом 1806 года молодой человек уехал в Санкт-Петербург к месту службы, а князь Ксаверий возвратился в свое тихое имение в Лифляндии. Александр, обожавший своего единственного родственника, часто писал дяде, внося своими письмами радость и оживление в размеренную жизнь старого философа.
В начале 1808 года князь Ксаверий получил послание от душеприказчика своего брата Станислава с сообщением, что он унаследовал все имущество покойного, к письму был приложен указ короля Пруссии, закрепляющий за Ксаверием титул князя Понятовского в его королевстве.
Князь вызвал поверенного и составил новое завещание, по которому он оставлял все свое имущество теперь уже в России и Пруссии своему племяннику графу Василевскому, а сам поехал в Санкт-Петербург просить у государя права передать по наследству Александру и свой титул. Три месяца хлопот увенчались успехом, и он получил долгожданный указ. Не ставя племянника в известность о своем решении, он выехал в Берлин, где, заплатив немалые деньги, также получил указ о признании титула князя Понятовского после его смерти за графом Александром Василевским. К рождеству князь вернулся в свое любимое имение и снова зажил привычной жизнью, читая древних философов и переписываясь с племянником, только теперь во всех его письмах к Александру настоятельно звучала просьба жениться и дать семье наследников.
Первые годы службы показались молодому кавалергарду сплошным праздником. Отличившись в зарубежном походе 1805 года и героически сразившись под Аустерлицем, его полк больше не участвовал в походах следующих лет, а стоял на квартирах в Санкт-Петербурге, неся службу по охране августейшей семьи. Молодцы-кавалергарды, все как один представители лучших семей России, были желанными гостями на балах и приемах в высшем свете столицы. Но молодые люди предпочитали собственные компании с вином и игрой по-крупному. Князь Ксаверий не видел большой беды в том, что его племянник будет жить в доме своей матери на Английской набережной – нужно же было молодому человеку где-то отдыхать от казарм. Старому философу даже не пришло в голову, что вместе с его мальчиком в роскошный особняк, с такой любовью обставленный покойной графиней, заедут все офицеры кавалергардского полка, а также все их друзья и знакомые!
В двадцать один год Александр унаследовал состояние, оставленное ему отцом, но, не желая отягощать себя заботами, попросил дядю и дальше управлять его имуществом, как он это делал последние семь лет. Получения наследства он даже не заметил, потому что князь Ксаверий присылал ему такое щедрое содержание, что, несмотря на все траты, деньги у него никогда не кончались.
Как и все молодые офицеры, он любил женщин, а женщины обожали его. Высокий златокудрый красавец с лицом, как будто сошедшим с римской фрески, он унаследовал внешность своих польских предков. Широкоплечий, стройный, с длинными сильными ногами, он двигался с грацией тигра. Когда граф фехтовал или танцевал на балах, немало женских глаз останавливалось с немым восхищением на этом античном божестве с яркими зелеными глазами. Но благородные дамы его не интересовали, зато длинная вереница актрис, балерин, певиц, выступавших в театрах столицы, прошли через особняк на Английской набережной. Ни одна не задерживалась здесь надолго, все они, удаляясь с печалью в сердце от потери расположения этого красавца, уносили как утешительный приз полный кошелек и шкатулку, набитую драгоценностями.
Прослужив в гвардии пять лет, Александр уже не так восторженно относился к прелестям веселой офицерской жизни. К двадцати пяти годам он устал от обожания своих молодых товарищей, кутежей, вечного беспорядка и проблем в доме, превращенном им в офицерский клуб. Поэтому в декабре 1811 года его даже обрадовало письмо дяди, в котором тот предупреждал племянника о своем приезде через две недели в столицу для встречи с докторами. Дядя со старинной учтивостью выражал надежду, что если Александр не возражает, то он мог бы остановиться в доме на Английской набережной, оставляя за скобками то, что сам этот дом столько лет содержал.
Посмотрев на дату, поставленную на письме, Александр понял, что на приведение дома в порядок у него осталось всего три дня. Выругавшись, он вскочил с кровати, на которой приходил в себя после вчерашнего кутежа. Голова предательски закружилась, а во рту разлилась горечь. Молодой человек ухватился за стул и выругался еще раз. Дернув сонетку, он позвонил, вызывая камердинера. В отличие от других офицеров он не держал камердинера-француза. Еще в университете в Германии он нанял камердинером молодого немца Людвига. Спокойствие и невозмутимость немца остужали горячий нрав молодого графа и создавали иллюзию равновесия. Поэтому Александр, возвращаясь в Россию, уговорил Людвига поехать с ним, о чем еще ни разу не пожалел.
Вот и сейчас Людвиг с невозмутимым видом вошел в спальню, неся принадлежности для бритья и кувшин с горячей водой. Александр рухнул на стул перед зеркалом. Вид у него был ужасный, но он знал, что камердинер наложит компрессы, побреет, причешет, и после его волшебных рук граф Василевский снова будет похож на человека. Людвиг не подвел. Через час из зеркала смотрел красивый молодой человек, одетый в белый колет кавалергарда. О слегка томных глазах только самый злой недоброжелатель мог сказать, что в них отражаются следы вчерашней попойки, а добрый человек сказал бы, что молодой граф, наверное, мечтает о своей избраннице, и порадовался бы за него.
Натянув блестящие сапоги, Александр щелкнул каблуками, подмигнул своему отражению и отправился наводить порядок в своих авгиевых конюшнях. В большой «муаровой» гостиной, получившей свое название из-за стен, обитых светло-голубым муаром, всё еще играли самые стойкие гости. Граф помнил, что сам он ушел отсюда в пять часов утра, теперь был уже полдень, но трое его однополчан и один штатский, которого Александр видел впервые, играли в вист. Глаза у них были красны, мундиры расстегнуты, стол уставлен пустыми бокалами, но огонь азарта, горевший в глазах игроков, говорил о том, что они скорее умрут за этим столом, чем бросят игру.
– Придется их разочаровать, – пробормотал Александр.
Он сделал скорбную мину, положил руку на плечо своему другу ротмистру Волынскому, кивнул остальным и грустно сообщил:
– Друзья, у нас новые обстоятельства: завтра приезжает мой дядя с проверкой моей праведной жизни, поэтому чтобы не лишиться наследства, я с сегодняшнего дня становлюсь хорошим. У вас есть час, чтобы закончить игру, а я пока займусь служительницей Терпсихоры.
Игроки дружно выразили ему свое сочувствие, но поскольку их прервали, они с облегчением закончили игру сразу и откланялись. Попрощавшись с гостями, граф отправился в левое крыло второго этажа, где роскошные апартаменты, состоящие из спальни, гардеробной и личной ванной комнаты, сейчас занимала очаровательная мадемуазель Кьяра, танцовщица кордебалета из итальянской труппы. Огромные черные глаза и длинные черные кудри Кьяры пленили Александра полгода назад, а фантастические способности прелестной итальянки в постели позволили ей задержаться в доме на Английской набережной вдвое дольше, чем самой удачливой из ее предшественниц. Александр снял ей квартиру на Фонтанке, но хваткая балерина, узнав в театре, что молодой граф живет в роскошном особняке один и разрешает самым достойным из его любовниц жить вместе с ним, изо всех сил рвалась переехать на Английскую набережную, и, достигнув желаемого, основательно закрепилась на завоеванном плацдарме.
Постучав в дверь, Александр вошел и увидел соблазнительную картину. Совершенно нагая Кьяра спала, лежа на животе, раздвинув длинные сильные ноги профессиональной танцовщицы, представив на обозрение благодарному зрителю маленькие тугие ягодицы. Александр восхитился бы прекрасной картиной, если бы не знал, что горничная Кьяры, хитрая молодая итальянка с ухватками подавальщицы в портовой таверне, ублажает по ночам флегматичного Людвига и поэтому имеет всю информацию о планах и передвижениях молодого графа. Картина была нарисована для него. Он засмеялся, прошел в комнату и легко хлопнул молодую женщину по розовым ягодицам.
– Просыпайся, дорогая, пора вставать, – сказал по-французски Александр и отошел к окну, любуясь представлением опытной актрисы. Длинные черные ресницы затрепетали, томные глаза распахнулись, а пухлые вишневые губы раскрылись, ожидая поцелуя.
– Александр, любимый, иди ко мне, – позвала итальянка и перевернулась на спину, демонстрируя маленькую острую грудь и плоский живот с треугольником черных волос.
Она, зазывно раскинувшись, прилегла на подушки и красиво протянула к нему руки, как на сцене в театре.
– Дорогая, во-первых, у меня срочное дело, во-вторых, я в мундире, и мне совершенно не хочется его снимать, – возразил Александр, который заранее знал, что последует дальше, но примитивная чувственная игра его забавляла и возбуждала, поэтому он с удовольствием ждал продолжения.
Лицо Кьяры приняло обиженное выражение, потом она соскочила с кровати, подбежала к любовнику и прижалась к нему всем телом. Жарким поцелуем впившись в его губы, женщина начала легкими движениями гладить его затылок, плечи и грудь. Потом ее руки скользнули за пояс его белых лосин. Александр стоял молча, не двигаясь, давая Кьяре возможность проявить всё свое умение. Ловкие руки быстро справились с лосинами и потянули их вниз. Балерина красивым театральным движением опустилась на колени, и теплые губы начали ласкать Александра. Волна желания поднялась в нем, разжигая страсть. Опытная Кьяра отстранилась именно в тот момент, когда Александр достиг пика возбуждения. Она встала коленями на край кровати и зазывно повела бедрами. Другого приглашения её любовнику больше не требовалось. Он обхватил руками тонкое тело танцовщицы и вошел в теплое лоно. Она застонала, прижимаясь к мужчине, и подхватила ритм страсти. Водоворот наслаждения засасывал их в сияющую бездну. На вершине, в экстазе два хриплых стона слились в один, и любовники рухнули на шелковые простыни широкого ложа.
Александр, лежа в приятной истоме рядом с затихшей любовницей, в который раз подумал, что ей нет цены. Нужно было срочно перевезти женщину на Фонтанку, чтобы дядя ни о чем не догадался.
Граф поднялся, прошел в ванную комнату и привел себя в порядок. Когда он вернулся в спальню, Кьяра все так же лежала, прикрыв глаза, поза её опять была выбрана с расчетом на зрителя. Но сейчас Александр уже собирался заняться другими делами, поэтому строго сказал:
– Дорогая, на сегодняшнее утро хватит, – он подошел к туалетному столику и вынул из кармана мундира длинную коробочку красного бархата и предложил:
– Вот, вставай и посмотри, что я тебе принес, потому что хочу попросить тебя об одолжении. Завтра сюда приезжает мой дядя, он будет жить в этом доме. Дядя очень строгих правил, поэтому, если он тебя здесь увидит, то лишит меня наследства. Собирай вещи, и кучер отвезет тебя в твою прекрасную квартиру, а я буду к тебе туда приходить каждый день.
– Но почему, Александр? Нам так хорошо здесь. Почему твой дядя не хочет этого понять? – возмущалась Кьяра, вскочив с постели и топая ногами.
– Если я найду тебя сегодня вечером в твоей квартире, завтра ты получишь экипаж и ту пару вороных лошадей, которые тебе так понравились. Князь Орлов сказал мне, что его подруга мадемуазель Лили уезжает с театром в Лондон, и он продает ее выезд. Ну как, мне приходить на Фонтанку вечером? – лукаво осведомился он.
– Да, любимый, конечно, я буду тебя ждать после спектакля в моей квартире.
Итальянка подбежала к любовнику и бросилась ему на шею. Потом она кинула неуверенный взгляд на бархатную коробочку. Александр рассмеялся, простился с ней и вышел из спальни. Самая тяжелая проблема была решена, оставались мелочи.
Он нашел дворецкого Семена Ильича, служившего еще при его родителях, высокого благообразного седеющего человека, который с неодобрением смотрел на разгром хозяйского имущества, учиняемый офицерами, и с усердием Сизифа руководил целым сонмом уборщиц, лакеев и горничных, ежедневно приводящих дом в порядок. Сейчас он занимался тем же самым, наблюдая, как три уборщицы отчищают пол в «муаровой» гостиной, а две горничные оттирают с обивки мебели следы от пролитого вина.
– Семен Ильич, через три дня приезжает дядя, князь Ксаверий. Приготовьте ему спальню рядом с моей и постарайтесь сделать так, чтобы никакие ненужные сомнения не омрачили пребывания дяди в этом доме, – распорядился Александр, внимательно наблюдая за реакцией дворецкого.
– Конечно, ваше сиятельство, не извольте беспокоиться, все будет сделано, – пообещал дворецкий, и его благообразное лицо расцвело искренней улыбкой. – Радость какая, давно его светлость не видели.
Александр, ожидавший именно такого ответа, улыбнулся, накинул шинель и поехал в полк.
Старый князь приехал со свойственной ему пунктуальностью через три дня. Александр обнял дядю, отметив, что тот практически не изменился, может быть, только лицо сильнее покрыли морщины, а волосы стали совсем седыми.
– Дядя, как я рад вас видеть, – Александр обнял князя Ксаверия и сообщил:
– Ваша спальня – рядом с моей, а обед ждет.
– Я тоже очень рад видеть тебя, мой мальчик. Ты всегда был похож на мать, а теперь, когда стал взрослым, ты – вылитая копия своего деда Игнатия, моего и твоей матушки отца. В нашем доме в Мариенбурге в Пруссии висит его большой портрет в твоем возрасте, ты очень похож на него. А сейчас, если ты не против, я бы хотел умыться с дороги и пообедать с тобой.
– Если получаса вам хватит, я могу прямо сейчас идти в столовую и подождать вас там, – предложил Александр.
– Отлично, я успею. Иди в столовую, – велел князь Ксаверий и открыл дверь своей комнаты.
Семен Ильич расстарался, и к приезду дорогого гостя всё в доме сверкало, следы офицерских пирушек были уничтожены, мебель мягко светилась натертыми воском боками, ковры радовали глаз яркими чистыми красками, а безукоризненный порядок и вышколенная прислуга клали последние мазки на законченную картину добропорядочного столичного дворянского дома.
Александр прошел в малую столовую – небольшую уютную комнату с овальным столом, рассчитанным на шесть человек, со шкафами и поставцами розового дерева, уставленными фарфоровой посудой, привезенной его матушкой из Европы. Окна комнаты выходили на Неву. Граф подошел к окну и посмотрел на заснеженную реку в гранитных берегах. Зимняя ночь опускалась над столицей, за стеклами падал крупный снег. Александр задернул бархатные шторы цвета красного вина и подошел к камину, весело пылавшему за бронзовым кружевным экраном. Молодой человек подумал о том, как хорошо дома, когда ты только с близкими людьми. Нужно было заканчивать с разгульной жизнью, а для этого следовало уговорить дядю остаться жить здесь.
Князь Ксаверий вошел в столовую, и Александр с сожалением заметил, что походка дяди уже не такая легкая, как прежде – тот шел медленно и осторожно. За ним шествовал сияющий Семен Ильич. Господа сели за стол, и по приказу дворецкого слуги начали подавать блюда. Поняв по уклончивым ответам дяди на его вопросы, что серьезно им поговорить в присутствии слуг не удастся, граф повел общий разговор о соседях по имению и старых знакомых. Только в кабинете Александра, устроившись у камина с бокалом красного вина в руке, дядя рассказал молодому человеку, зачем он приехал.
– Саша, я уже очень не молод и совсем не здоров. Ты знаешь, что мой старший брат умер, но я тебе не говорил, что все наши владения в Пруссии и титул отошли ко мне, а потом перейдут к тебе, я подтвердил твои права на мой титул и у государя, и у короля Пруссии. Это большие владения, да еще наследство, полученное тобой. Моих сил рачительно управлять всем этим уже не хватает. Ты должен забрать дела в свои руки. Прошу тебя, выйди в отставку и начинай заниматься имениями. Ты теперь наследник трех титулов, поэтому должен жениться и завести детей. Если у тебя будет три сына, то можешь поступить так же, как мой отец, и разделить титулы на троих.
– Боже, дядя, это так несвоевременно, я служу, все говорят о скорой войне с французами, как я могу бросить своих товарищей в трудную минуту, – возразил Александр.
– Тем более, ты в ответе перед семьей, если ты погибнешь на войне, два рода угаснут, а имения отойдут в казну, – не сдавался дядя, печально глядя на молодого человека.
– Но вы пока отлично справлялись, – слабо отбивался Александр, поняв, что попал в ловушку, из которой ему уже не выбраться.
– Я болен, ноги почти не ходят, и неизвестно, сколько я еще проживу. Я еще хотел увидеть хотя бы первого твоего ребенка. – Старый князь тихо, но верно подталкивал племянника к нужному решению, наконец, он пожаловался:
– В этом году я не смог объехать поместья, здоровье не позволило. Боюсь, что еще пару лет такого управления, и ты останешься нищим. Не хочешь выходить в отставку, возьми отпуск по семейным обстоятельствам и поезжай в имения. Я расскажу тебе, что нужно проверять и куда смотреть, чтобы выявить истинное положение вещей. Откладывать это мы больше не можем.
Александр понял, что дядя не отступит. Он посмотрел на усталое лицо своего единственного родственника и сдался. Написав рапорт об отпуске по семейным обстоятельствам и завершив свои дела в столице, сразу после наступления нового 1812 года граф уехал в поездку по имениям, взяв с дяди слово, что тот не покинет Санкт-Петербург до его возвращения.
План его был простым: сначала посетить два тверских имения, а потом ехать в Киев. Сильных морозов не было, и путешествие оказалось приятным. Пять дней спустя граф поднялся на крыльцо красивого двухэтажного барского дома с четырьмя колоннами и широким балконом по фасаду в своем имении Вороново. Сюда он приезжал с отцом совсем маленьким мальчиком, тогда ему было лет шесть, и было это летом. У него в памяти остались поля, засеянные рожью и овсом, густые леса и быстрая речка, где они с отцом вместе купались. Второе имение Власовка находилось в тридцати верстах от этого.
Управляющий Никон Иванович, пожилой человек с окладистой седой бородой в длинном черном сюртуке, много лет проработавший с князем Ксаверием, встретил графа на крыльце и провел в дом. Небольшой, но очень симпатичный, типичный для этой губернии помещичий дом, обставленный добротной мебелью, привезенной лет тридцать назад из столицы, содержался в чистоте и порядке. Спальня, приготовленная для Александра, была большой и уютной с бархатными портьерами, стеганными пуховыми одеялами на широкой кровати и с великолепным видом на реку и лес, открывающимся с балкона.
Проспав ночь как убитый на пуховой перине и позавтракав блинами из своей муки и молоком от своих коров, Александр занялся делами поместья. Следуя инструкциям дяди, он разобрался со счетными книгами, посмотрел, какие в этом году собрали урожаи и за сколько их продали, сколько дохода дал лес и сколько маленькая суконная мануфактура, организованная дядей в этом имении года четыре назад. За два дня решив все определенные для себя задачи, он засобирался в другое имение Власовку и, велев приготовить на утро лошадей, пошел собирать вещи, когда звон колокольчика у крыльца возвестил о приезде гостей.
Заинтригованный Александр вышел встречать гостей, но в вестибюле стоял только один молодой человек и отряхивал засыпанное снегом длинное модное пальто с двумя пелеринами и бобровым воротником. Он поднял на хозяина глаза и улыбнулся.
– Позвольте представиться, я – ваш сосед, князь Николай Васильевич Черкасский, мое имение граничит с вашим, и я взял на себя смелость приехать познакомиться.
Соседу было около тридцати лет, он был очень высок, строен, а его овальное лицо с правильными чертами и большими карими глазами располагало к себе добрым выражением и обаятельной улыбкой.
– Очень приятно познакомиться, я граф Александр Николаевич Василевский, проходите в гостиную, согрейтесь с мороза.
Молодые люди выпили по рюмке водки, а потом Александр пригласил гостя отужинать у него. Князь Николай служил в министерстве иностранных дел, а в своем имении находился в отпуске уже два месяца и к соседу приехал не только познакомиться, но и поговорить о деле. Он хотел купить достаточно много сукна, а еще лучше обменять сукно на доски со своей лесопилки. К концу вечера молодые люди нашли очень много общего и понравились друг другу. Александр согласился на предложение соседа и поручил управляющему в его отсутствии выполнить просьбу князя. Сосед засобирался домой. Александр вышел его проводить в вестибюль и, пожимая на прощанье руку, спросил:
– Вы еще долго здесь будете?
– Нет, меня отзывают, все ждут войны с Наполеоном, да и переговоры с турками о мире выходят на подписание договора, так что начальство меня ждет в столице, а потом куда загонят, я еще не знаю, – объяснил князь Николай, пожал соседу руку и попрощался.
Наутро Александр продолжил свое путешествие и ездил по своим и дядиным имениям до конца апреля. Князь Ксаверий схитрил: все управляющие, работавшие с ним много лет, вели дела четко и успешно. Только объехав все имения, граф понял, что особой нужды в этой поездке не было, просто дядя хотел, чтобы он получил понятие о своем имуществе и начал им заниматься. Подъезжая в первых числах мая к Санкт-Петербургу, он обдумывал соглашение, которое собирался заключить с дядей. Князь Ксаверий должен был разрешить ему остаться в армии еще на пару лет, а он собирался пообещать, что озаботится поисками невесты.
Дом на Английской набережной, который он покинул четыре месяца назад, показался Александру настоящим раем. Дядя ждал его с нетерпением. Вечером того же дня они устроились в кабинете с бокалами вина.
– Дядя, я благодарен вам за урок, за то, что познакомился со своим наследством и проникся чувством ответственности по отношению нему, но у меня пока есть еще один долг: я служу в полку, который оставить накануне войны не могу. Все мои товарищи сочтут меня трусом. Поэтому я предлагаю вам такой план: вы еще пару лет управляете всем нашим хозяйством, а я срочно начинаю искать себе невесту. Как только я найду хорошую девушку, я сразу женюсь. Что вы об этом думаете?
Старый князь посмотрел на племянника и улыбнулся. Он достиг своей цели и решил ковать железо пока горячо.
– Обещай мне, что ты обручишься в этом году, тогда я соглашусь, – строго потребовал он, стараясь ничем не выдать своего удовлетворения.
– Обещаю, – племянник протянул дяде руку, и они скрепили договор рукопожатием.
Граф Василевский вернулся в полк и был счастлив снова окунуться в армейский быт. Он не мог сказать дяде, как ему не хочется менять свою жизнь, но уговор есть уговор. Он дал себе слово начать выезжать на балы и приемы в поисках подходящей невесты, но все откладывал со дня на день, предпочитая коротать вечера в квартире на Фонтанке в объятиях неутомимой Кьяры.
Через две недели после возвращения он так и не смог себя заставить начать выезжать в свет, а итальянка, соскучившаяся по своему любовнику, так старалась в постели, что за свои изысканные ласки получила от него в подарок бриллиантовое колье. Но совесть и честь нашептывали Александру, что он ведет себя непорядочно – нужно держать слово. Однако судьба выпустила его из ловушки, в которую он сам себя загнал. Командование полка отправило графа в Вильно, прикомандировав к штабу Первой армии генерала Барклая-де-Толли в качестве представителя от кавалергардов.
Простившись с дядей, он в многочисленной свите императора Александра выехал в Вильно, и через три недели молодые офицеры обосновались в столице бывшего великого княжества Литовского. Весь центр города был отдан русским военным. Император жил в генерал-губернаторском дворце, дома на примыкающих улицах занимали офицеры и генералы штаба Первой армии, а также военные, прибывшие с императором.
Александр поселился в большом трехэтажном каменном доме вместе с офицерами других гвардейских полков, прикомандированными к штабу армии. В течение всего мая и июня планировались учения, марши, военные советы с разбором результатов, и Александру, еще не бывавшему в боевых действиях, было очень интересно участвовать в них. К началу июня он уже побывал вместе со штабными офицерами на многих маневрах и учениях, оказавшихся для него очень полезными.