Страница:
Елена в растерянности закрыла глаза, ведь она знала, что даже если останется в живых, еще три года её жизнью будет распоряжаться дядя, а он никогда не даст согласия на этот брак, но с другой стороны, она сбежала из дома и не собиралась туда возвращаться… Неизвестно, сколько времени продлится война и как сложится её жизнь, которая сейчас неслась без руля и ветрил… Княжна по-прежнему была уверена, что будущего у нее нет, но ей так хотелось поверить в возможность счастья, хотя бы помечтать о том, что она сможет навсегда быть с Александром! И приказав разуму замолчать, девушка дала волю своему сердцу и разрешила себе эту надежду на счастье. Елена открыла глаза и сказала:
– Это огромная честь для меня, граф Василевский, я буду вашей женой.
– Надеюсь, это – последний раз, когда ты обращаешься ко мне на «вы», – заявил обрадованный молодой человек и прижался к губам своей невесты.
Поцелуй графа становился все горячее, а Елена отвечала жениху со страстью, опять захватившей её. Теперь он уже не спешил, а медленно и долго целовал по очереди розовые соски, потягивая и покусывая их, наслаждаясь бурной реакцией девушки. Жених ласкал губами каждый кусочек ее тела, он уже не видел темных пятен синяков, а ощущал только шелковистую упругую кожу. Когда граф прижался губами к ее лону, Елена закричала в экстазе, сотрясаясь в сладкой дрожи страсти, и он, накрыв тело невесты своим, начал входить в нее медленными движениями, растягивая удовольствие, делая его все более изысканным. Пика страсти они достигли вместе, Александр поймал губами гортанный крик милой и застонал, яркость наслаждения, которое он получил с этой неопытной молодой девушкой, была поразительна.
Обнимая гибкое тело, доставившее ему столько радости, граф не мог понять, как девушка, не имевшая до этого никакого опыта, смогла так зажечь его кровь. Никогда еще за всю свою бурную жизнь он не испытывал такого восторга, обладая женщиной. Молодой человек решил, что, наверное, так получилось из-за войны. Может быть, душа боится, что это случилось в последний раз, но это обладание было великолепно – наверное, повторить подобное будет невозможно.
Вспомнив, что его невеста больна, Александр потрогал её лоб, он был горячим, но уже не таким пылающим, как вчера.
– Попробуй поспать, – предложил он, – а я постараюсь отпроситься на службе.
Спрыгнув с лежанки, молодой человек обтерся холодной водой из кадушки, стоящей в сенях, и быстро оделся. Раздув угли, он подбросил в печь пару поленьев и, убедившись, что они начали разгораться, проверил одежду Елены. Одежда девушки высохла. Граф аккуратно положил её на лежанку рядом с задремавшей невестой и написал рапорт генералу Милорадовичу о том, что просит освободить его на один день от службы для поправки здоровья. Он прошел в избу, в которой расположился штаб. Генерал со вчерашнего дня еще не вернулся из ставки под Тарутино, где Кутузов собирал военный совет. Денщик не знал, вернется ли он сегодня, но обещал передать рапорт, если командир приедет.
Александр быстро, чтобы не встретить никого из офицеров, прошел огородами к своей избе, закрыл дверь на импровизированный засов и залез на теплую лежанку. Он обнял спящую Елену и закрыл глаза. Необычные чувства охватили молодого человека: нежность, сострадание и ответственность за эту милую девушку, все эти чувства впервые появились в его душе, и, самое удивительное, что это его радовало. Там, где и предположить не мог, граф нашел честную, благородную и такую желанную невесту, с которой хотел бы остаться на всю жизнь, и, не прикладывая никаких усилий, выполнил обещание, данное дяде.
День, который жених и невеста провели вместе, оказался счастьем для них обоих. Они ели ржаной хлеб и пили водку, по очереди отхлебывая из горлышка бутылки, но практически все время провели на теплой лежанке русской печи в объятиях друг друга. Их страсть разгоралась все жарче. Елена тоже стала ласкать своего жениха, и, увидев, что ее нежные прикосновения и поцелуи вызывают у него бурную реакцию, обрадовалась и осмелела. К вечеру это уже были равные партнеры, нежные, раскованные и горячие. Когда поздно ночью Александр поцеловал лоб мгновенно заснувшей в его объятиях невесты, он удивился: лоб был холодный, как будто страсть выжгла в Елене болезнь.
Граф перекрестился, помолился за её здоровье и попросил у Бога сохранить им обоим жизнь и соединить их после войны. Та истовость, с которой он молился, удивила молодого человека, и, посмотрев на кудрявую головку, лежащую на его плече, он понял, что теперь его сердце занято, скорее всего, навсегда. Александра даже не очень волновало, что испытывает к нему невеста, ведь его чувство было так сильно, что казалось, его хватит на двоих.
«Похоже, что на дорогах войны мне повстречалась любовь. Интересное обличье она приняла в моем случае. Такого уж точно ни у кого не было», – подумал граф.
Это открытие порадовало его, молодой человек улыбнулся, потом провалился в сладкую дрему и заснул.
Утром Александр доехал до Малоярославца и за баснословные деньги купил легкую коляску и лошадь. Вернувшись к полудню, он застал Елену одетой. Она сидела у окна и о чем-то думала. Увидев его, девушка встала.
– Ну что, нам пора прощаться? – грустно спросила она.
– Да, дорогая, я привез лошадь и коляску. Кузьма возьмет твоего и своего коня, меняя лошадей можно ехать с краткими остановками. Если французов на дороге не будет, ты доедешь за два дня. А теперь прошу тебя, дай мне правую руку, – попросил граф. Он снял с пальца кольцо с гербом князей Понятовских, вырезанным на светло-лиловом аметисте, и надел его на безымянный палец невесты. – Перед свадьбой отдадим ювелиру уменьшить, а пока пусть оно просто будет у тебя.
Александр прижал девушку к своему сердцу и поцеловал.
– Где мне тебя искать? – спросил он.
Елена протянула ему адрес графини Савранской, у которой она собиралась жить в Санкт-Петербурге.
– Я буду ждать тебя там. Приезжай за мной, когда кончится война, – попросила она, поцеловала кольцо и прижалась к жениху.
Граф крепко обнял девушку и ясно понял, что сейчас теряет самое дорогое, что есть в его жизни. Но разум говорил, что медлить больше нельзя, война наступала на них, грозя забрать их жизни. Александр вздохнул и отпустил девушку.
– Пора, пойдем. Кузьма ждет нас во дворе. Ты найдешь поворот, на котором нужно сворачивать к имению? – спросил он, открывая перед ней дверь.
– Да, я хорошо помню оба поворота в имение и не перепутаю.
Елена села в коляску, а он поверх плаща закутал её в их лоскутное одеяло. Последний раз Александр поцеловал невесту и прижался лбом к её руке, растягивая муку прощания. Но время вышло, он выпрямился и оглядел коляску. Кузьма сидел на облучке, Ганнибал и рослый чалый конь были привязаны сзади. Александр дал знак трогать, коляска выехала со двора и через пару минут скрылась за поворотом, он еще немного постоял на крыльце и пошел в дом. Скоро предстоял бой с основными силами Наполеона, но графа больше не волновала собственная судьба, он беспокоился только за свою невесту и молил Бога, чтобы Елене по пути не встретились французы.
Кузьма спешил вернуться в полк до подхода врага, поэтому гнал, останавливаясь только затем, чтобы перепрячь коней. Его не пугал даже холодный дождь, зарядивший снова, как только они проехали Малоярославец, и ливший двое суток без остановки. В ногах Елены лежало несколько мешков, которыми он по очереди накрывался от дождя. Девушка сидела внутри коляски, но холод и сырость были такими, что она совершенно продрогла. Когда через двое суток ночью они подъехали к широкому мраморному крыльцу Марфина, княжна уже снова пылала в жару. У нее хватило сил только на то, чтобы войти в вестибюль. Пройдя несколько шагов по мраморному полу родного дома, девушка потеряла сознание.
Лакей, открывший Елене дверь, побежал за управляющим. Иван Ильич с ужасом узнал в плохо одетом избитом парнишке старшую дочь светлейших князей Черкасских. Он велел слугам отнести девушку в ее спальню, приставил к ней двух горничных, а сам срочно послал в село Троицкое за единственным доктором, оставшемся во всей округе.
Управляющий забрал у Кузьмы Ганнибала и отпустил драгуна, дав ему рубль за труды. Кузьма бросил коляску и ускакал обратно, к счастью, он не узнал, что болезнь снова настигла Елену, и, вернувшись к графу Василевскому, рассказал только, что они благополучно доехали.
Доктор, приехавший рано утром в Марфино, послушал княжну и услышал хрипы в дыхании. Он сказал, что у девушки воспаление легких и посоветовал лечить её теплом и травами. Княжна была молодой и сильной, и врач надеялся, что она поправится. Елена металась в бреду, а две горничные днем и ночью меняли ей компрессы, обтирали горячее тело и поили, вливая воду в рот с ложки. Пока улучшений не было.
Но это была не самая большая беда, свалившаяся на бедного Ивана Ильича. Через два дня после того, как в Марфино приехала Елена, в имение вошли французы.
Глава 4
– Это огромная честь для меня, граф Василевский, я буду вашей женой.
– Надеюсь, это – последний раз, когда ты обращаешься ко мне на «вы», – заявил обрадованный молодой человек и прижался к губам своей невесты.
Поцелуй графа становился все горячее, а Елена отвечала жениху со страстью, опять захватившей её. Теперь он уже не спешил, а медленно и долго целовал по очереди розовые соски, потягивая и покусывая их, наслаждаясь бурной реакцией девушки. Жених ласкал губами каждый кусочек ее тела, он уже не видел темных пятен синяков, а ощущал только шелковистую упругую кожу. Когда граф прижался губами к ее лону, Елена закричала в экстазе, сотрясаясь в сладкой дрожи страсти, и он, накрыв тело невесты своим, начал входить в нее медленными движениями, растягивая удовольствие, делая его все более изысканным. Пика страсти они достигли вместе, Александр поймал губами гортанный крик милой и застонал, яркость наслаждения, которое он получил с этой неопытной молодой девушкой, была поразительна.
Обнимая гибкое тело, доставившее ему столько радости, граф не мог понять, как девушка, не имевшая до этого никакого опыта, смогла так зажечь его кровь. Никогда еще за всю свою бурную жизнь он не испытывал такого восторга, обладая женщиной. Молодой человек решил, что, наверное, так получилось из-за войны. Может быть, душа боится, что это случилось в последний раз, но это обладание было великолепно – наверное, повторить подобное будет невозможно.
Вспомнив, что его невеста больна, Александр потрогал её лоб, он был горячим, но уже не таким пылающим, как вчера.
– Попробуй поспать, – предложил он, – а я постараюсь отпроситься на службе.
Спрыгнув с лежанки, молодой человек обтерся холодной водой из кадушки, стоящей в сенях, и быстро оделся. Раздув угли, он подбросил в печь пару поленьев и, убедившись, что они начали разгораться, проверил одежду Елены. Одежда девушки высохла. Граф аккуратно положил её на лежанку рядом с задремавшей невестой и написал рапорт генералу Милорадовичу о том, что просит освободить его на один день от службы для поправки здоровья. Он прошел в избу, в которой расположился штаб. Генерал со вчерашнего дня еще не вернулся из ставки под Тарутино, где Кутузов собирал военный совет. Денщик не знал, вернется ли он сегодня, но обещал передать рапорт, если командир приедет.
Александр быстро, чтобы не встретить никого из офицеров, прошел огородами к своей избе, закрыл дверь на импровизированный засов и залез на теплую лежанку. Он обнял спящую Елену и закрыл глаза. Необычные чувства охватили молодого человека: нежность, сострадание и ответственность за эту милую девушку, все эти чувства впервые появились в его душе, и, самое удивительное, что это его радовало. Там, где и предположить не мог, граф нашел честную, благородную и такую желанную невесту, с которой хотел бы остаться на всю жизнь, и, не прикладывая никаких усилий, выполнил обещание, данное дяде.
День, который жених и невеста провели вместе, оказался счастьем для них обоих. Они ели ржаной хлеб и пили водку, по очереди отхлебывая из горлышка бутылки, но практически все время провели на теплой лежанке русской печи в объятиях друг друга. Их страсть разгоралась все жарче. Елена тоже стала ласкать своего жениха, и, увидев, что ее нежные прикосновения и поцелуи вызывают у него бурную реакцию, обрадовалась и осмелела. К вечеру это уже были равные партнеры, нежные, раскованные и горячие. Когда поздно ночью Александр поцеловал лоб мгновенно заснувшей в его объятиях невесты, он удивился: лоб был холодный, как будто страсть выжгла в Елене болезнь.
Граф перекрестился, помолился за её здоровье и попросил у Бога сохранить им обоим жизнь и соединить их после войны. Та истовость, с которой он молился, удивила молодого человека, и, посмотрев на кудрявую головку, лежащую на его плече, он понял, что теперь его сердце занято, скорее всего, навсегда. Александра даже не очень волновало, что испытывает к нему невеста, ведь его чувство было так сильно, что казалось, его хватит на двоих.
«Похоже, что на дорогах войны мне повстречалась любовь. Интересное обличье она приняла в моем случае. Такого уж точно ни у кого не было», – подумал граф.
Это открытие порадовало его, молодой человек улыбнулся, потом провалился в сладкую дрему и заснул.
Утром Александр доехал до Малоярославца и за баснословные деньги купил легкую коляску и лошадь. Вернувшись к полудню, он застал Елену одетой. Она сидела у окна и о чем-то думала. Увидев его, девушка встала.
– Ну что, нам пора прощаться? – грустно спросила она.
– Да, дорогая, я привез лошадь и коляску. Кузьма возьмет твоего и своего коня, меняя лошадей можно ехать с краткими остановками. Если французов на дороге не будет, ты доедешь за два дня. А теперь прошу тебя, дай мне правую руку, – попросил граф. Он снял с пальца кольцо с гербом князей Понятовских, вырезанным на светло-лиловом аметисте, и надел его на безымянный палец невесты. – Перед свадьбой отдадим ювелиру уменьшить, а пока пусть оно просто будет у тебя.
Александр прижал девушку к своему сердцу и поцеловал.
– Где мне тебя искать? – спросил он.
Елена протянула ему адрес графини Савранской, у которой она собиралась жить в Санкт-Петербурге.
– Я буду ждать тебя там. Приезжай за мной, когда кончится война, – попросила она, поцеловала кольцо и прижалась к жениху.
Граф крепко обнял девушку и ясно понял, что сейчас теряет самое дорогое, что есть в его жизни. Но разум говорил, что медлить больше нельзя, война наступала на них, грозя забрать их жизни. Александр вздохнул и отпустил девушку.
– Пора, пойдем. Кузьма ждет нас во дворе. Ты найдешь поворот, на котором нужно сворачивать к имению? – спросил он, открывая перед ней дверь.
– Да, я хорошо помню оба поворота в имение и не перепутаю.
Елена села в коляску, а он поверх плаща закутал её в их лоскутное одеяло. Последний раз Александр поцеловал невесту и прижался лбом к её руке, растягивая муку прощания. Но время вышло, он выпрямился и оглядел коляску. Кузьма сидел на облучке, Ганнибал и рослый чалый конь были привязаны сзади. Александр дал знак трогать, коляска выехала со двора и через пару минут скрылась за поворотом, он еще немного постоял на крыльце и пошел в дом. Скоро предстоял бой с основными силами Наполеона, но графа больше не волновала собственная судьба, он беспокоился только за свою невесту и молил Бога, чтобы Елене по пути не встретились французы.
Кузьма спешил вернуться в полк до подхода врага, поэтому гнал, останавливаясь только затем, чтобы перепрячь коней. Его не пугал даже холодный дождь, зарядивший снова, как только они проехали Малоярославец, и ливший двое суток без остановки. В ногах Елены лежало несколько мешков, которыми он по очереди накрывался от дождя. Девушка сидела внутри коляски, но холод и сырость были такими, что она совершенно продрогла. Когда через двое суток ночью они подъехали к широкому мраморному крыльцу Марфина, княжна уже снова пылала в жару. У нее хватило сил только на то, чтобы войти в вестибюль. Пройдя несколько шагов по мраморному полу родного дома, девушка потеряла сознание.
Лакей, открывший Елене дверь, побежал за управляющим. Иван Ильич с ужасом узнал в плохо одетом избитом парнишке старшую дочь светлейших князей Черкасских. Он велел слугам отнести девушку в ее спальню, приставил к ней двух горничных, а сам срочно послал в село Троицкое за единственным доктором, оставшемся во всей округе.
Управляющий забрал у Кузьмы Ганнибала и отпустил драгуна, дав ему рубль за труды. Кузьма бросил коляску и ускакал обратно, к счастью, он не узнал, что болезнь снова настигла Елену, и, вернувшись к графу Василевскому, рассказал только, что они благополучно доехали.
Доктор, приехавший рано утром в Марфино, послушал княжну и услышал хрипы в дыхании. Он сказал, что у девушки воспаление легких и посоветовал лечить её теплом и травами. Княжна была молодой и сильной, и врач надеялся, что она поправится. Елена металась в бреду, а две горничные днем и ночью меняли ей компрессы, обтирали горячее тело и поили, вливая воду в рот с ложки. Пока улучшений не было.
Но это была не самая большая беда, свалившаяся на бедного Ивана Ильича. Через два дня после того, как в Марфино приехала Елена, в имение вошли французы.
Глава 4
Сильно поредевший после битвы под Бородино полк конных егерей французской императорской гвардии занял Марфино и сделал его своей штаб-квартирой. Командир егерей полковник де Сент-Этьен лично от императора Наполеона получил задание охранять от русских партизанских отрядов обозы, отправляемые из Москвы, а потом замкнуть строй отходящих французских полков, составив арьергард Великой армии.
Марфино, большое и еще не разграбленное имение, лежащее между двумя стратегическими дорогами, идеально подходило для решения этой задачи, поэтому, когда разведчики доложили о нем, полковник, не раздумывая ни минуты, отдал полку приказ выступать и занять Марфино.
Огромный трехэтажный бело-голубой барский дом, украшенный мраморными колоннами, как будто парил на фоне тяжелого осеннего неба.
– Какая роскошь, прямо маленький Версаль, – восхитился маркиз Арман де Сент-Этьен, воспитанник императора Наполеона, никогда в глубине души не забывавший, что его крестной матерью была сама последняя хозяйка королевской резиденции прекрасная Мария-Антуанетта.
Его семье до революции принадлежала половина Бургундии, и его мать, урожденная итальянская принцесса, всегда говорила, что маркиз де Сент-Этьен сделал ей честь, попросив ее руки у отца, короля бедного южно-итальянского королевства, несмотря на то, что принцесса Мария-Симонетта была самой красивой девушкой королевства, а род ее восходил к Карлу Великому. В царствование Людовика XVI отец Армана, один из близких друзей короля, пользовался большим влиянием при дворе благодаря своему уму и отменному политическому чутью, а вина «Шабли», поставляемые с его виноградников к королевскому столу, делали это влияние еще более прочным. Матушка Армана приходилась дальней родственницей королеве Марии-Антуанетте. Их знакомство, начавшееся как формальное общение особ королевской крови, переросло в верную дружбу, продолжавшуюся много лет и закончившуюся для обеих несчастных женщин на эшафоте. Сам маркиз, к счастью для него, не дожил до этого ужасного события, а был убит ревнивым мужем на дуэли за два года до падения монархии, оставив своего единственного пятилетнего сына наследником огромного состояния и главой древнего рода, происходившего от герцогов Бургундских.
У отца Армана было шесть сестер, благодаря красоте и богатому приданому сделавших прекрасные партии. Их многочисленное потомство приходилось мальчику кузенами и кузинами, и поместья его отца в Боне и Шабли, его дома в Париже и Дижоне всегда были полны веселых детских голосов и воркования женщин. Сам маркиз относился к этому философски, а молодая маркиза, выросшая в большой итальянской семье, всячески это приветствовала и поощряла. Но революция кровавой косой прошлась по богатой и дружной семье Армана: все его тетки и их многочисленные дети, пытавшиеся спрятаться от гонений, были кем-то выданы и погибли, казненные на гильотине, сожженные крестьянами в своих имениях, убитые чернью на улицах восставшего Парижа. В живых остались только Арман, да один из его двоюродных братьев барон де Виларден, успевший уехать в Лондон в свите графа Прованского. Двенадцатилетнего Армана мать тайком отдала своему дальнему родственнику канонику аббатства Сито в Боне, но спустя три года революционные горожане разрушили и этот монастырь. Старый каноник был убит на глазах юноши, а ему только случайно удалось бежать.
Скитаясь по югу Франции, перебиваясь случайными заработками и голодая, Арман решил пробираться к семье своего деда в Италию. На этом пути судьба привела его в район боевых действий, которые тогда вела французская армия против Сардинского королевства. Случайно попавший в лесу на место боя, где авангард французского полка, попавший в засаду, отбивался от многократно превосходившего его по численности противника, он увидел смертельно раненного знаменосца, спасавшего знамя полка. Солдат, умирая, попросил подбежавшего к нему юношу передать знамя генералу Бонапарту и сказать тому, что честь полка спасена.
Арман обещал выполнить просьбу умирающего и через несколько дней добрался до ставки генерала и добился, чтобы его провели к Бонапарту. Он выложил окровавленное знамя, снятое с древка, на стол генерала и передал ему слова умирающего солдата.
– Что же, ты поступил как солдат, – признал генерал Бонапарт, смерив юношу пронзительным взглядом жестких голубых глаз, – ты заслужил награду. Кто ты?
– Меня зовут Арман, – юноша замолчал, но потом гордость взяла верх над осторожностью, и он продолжил: Де Сент-Этьен, я из Бургундии.
Генерал с интересом осмотрел оборванную одежду юноши, потом внимательно вгляделся в его лицо.
– Маркиз де Сент-Этьен? Так будет правильнее? – приподняв бровь, Бонапарт ожидал ответа.
Арман молчал, зная, что своим ответом он подписывает себе смертный приговор.
– Не забывай, что я родом с Корсики, а прекрасную Марию-Симонетту на этом острове все знали так же хорошо, как в королевстве ее отца. А ты очень на нее похож.
Генерал улыбнулся, и его худое с резкими чертами лицо разительно изменилось, став красивым и обаятельным.
– Да, это правда, – признал Арман, гордо вскинув голову. – Я маркиз де Сент-Этьен, и принцесса Мария-Симонетта – моя матушка.
– И что делает сын прекрасной Марии-Симонетты в итальянском лесу? – Бонапарт говорил дружелюбно, и юноша потянулся к нему, попав под обаяние молодого генерала.
– У меня больше нет никого из родных, я хотел дойти до владений моего деда, может быть, там я кому-то буду нужен.
– Француз должен служить своей стране! – заявил Бонапарт, взял перо и, написав несколько строк на листе бумаги, запечатал письмо и протянул Арману.
– За героический поступок капрал французской армии Арман Сент-Этьен отправляется на обучение за казенный счет в Национальное военное училище в Ла-Флеше! Вы всё поняли, капрал?
Впервые за долгие годы полного одиночества и беспросветной нужды человек посмотрел на Армана с уважением и добротой и принял участие в судьбе никому не нужного гонимого сироты. Истосковавшееся по любви сердце юноши распахнулось навстречу генералу Бонапарту, приняв его навсегда и не рассуждая.
– Благодарю вас, мой генерал! Если будет нужно, я отдам за вас жизнь, только скажите! – воскликнул юноша, прижимая конверт к груди.
Бонапарт вызвал адъютанта и, велев ему проследить, чтобы Армана обмундировали и отправили во Францию на учебу, отпустил обоих.
Спустя четыре года молодой лейтенант Сент-Этьен был зачислен в полк конных егерей французской гвардии, и который через восемь лет возглавил в чине полковника. Бонапарт не забывал своего протеже, и, убедившись в его личной храбрости и благородстве, приблизил к себе.
Став императором, Наполеон предложил всем аристократам, желающим служить новой династии, возвращаться во Францию. В обмен на верность они могли получить имущество своей семьи, при условии, что оно не было приобретено новыми владельцами с торгов во времена якобинцев и директории.
Арману повезло, его многочисленные имения в Бургундии соседствовали с монастырскими землями. Монастыри разгромили, и их земли продавались первыми. Но не нашлось достаточного количества желающих выкупить эти участки, они так и остались наполовину нераспроданными, так что земли Армана местная префектура даже не стала выставлять на торги. Дома его разграбили, виноградники были заброшены, но других хозяев у имущества не было. Поэтому первым, кому император возвратил всё его имущество в Бургундии, был воспитанник императора маркиз де Сент-Этьен. После победы под Аустерлицем, где Арман проявил чудеса храбрости и блестяще провел атаку своих егерей на позиции русско-австрийской армии, смяв каре противника, в награду от императора Наполеона он получил дворец своего отца в Фонтенбло и дом их семьи в Париже на улице Гренель.
Тогда же император, обожавший устраивать выгодные браки, начал искать маркизу невесту, но все предлагаемые девушки Арману не нравились, и император оставил своего воспитанника в покое. Перед началом русской кампании он вызвал молодого человека к себе и показал ему несколько донесений из Лондона, написанных министру внешних сношений Франции Талейрану агентом по имени Виларден. Наполеон сообщил маркизу, что его двоюродный брат барон де Виларден, много лет считающийся другом графа Прованского, на самом деле шпион Талейрана. Талейран держит его за горло тем, что хранит доносы барона на всех его многочисленных родственников, которых тот выдавал, чтобы со временем остаться единственным наследником в роду и получить имущество всех семи детей своего покойного деда.
– Смотри, Арман, погибнешь бездетным – исполнишь мечту этого мерзавца, он заберет все твои виноградники и дворцы! Обещай мне, что после этой кампании ты выберешь себе невесту или согласишься жениться на той, что для тебя подберу я, – потребовал император.
– Обещаю, ваше императорское величество, – согласился Арман, которому стало противно, что он долгие годы служил мишенью для козней мерзавца.
Сейчас, подъехав к широким мраморным ступеням загородного русского дома, больше похожего на дворец, очаровавшего его красотой и величием, он снова вспомнил свой дом в Париже, дворец в Фонтенбло и свою истребленную семью.
Приказав занять под штаб главный дом имения, полковник разместил эскадроны в служебных помещениях поместья и в большом селе, расположенном за парком. Седому управляющему, с горестным лицом смотревшему на колонну верховых, въезжающих на подъездную аллею главного дома, он сказал, что усадьба останется целой, если его солдат будут исправно обеспечивать едой и фуражом для лошадей. Управляющий развел руками, показывая, что он не понимает по-французски, тогда маркиз выхватил саблю из ножен, приставил к шее управляющего и знаком указал ему на себя, на стоящих рядом офицеров и на лошадей, привязанных к кольцам коновязи. Старик закивал головой, показывая, что он понял полковника, и на шатающихся ногах пошел в сторону кухни. Скоро он вернулся в сопровождении дворовых слуг, несущих на спинах мешки с запасами из кладовых. Арман кивнул, показывая, что его поняли правильно, что он доволен, и пошел в сопровождении двух своих ординарцев осматривать главный дом.
Изнутри дом был еще великолепнее, чем снаружи. Широкая мраморная лестница с резными перилами плавной спиралью поднималась в высоком вестибюле с куполообразным потолком, с которого свисала огромная люстра из позолоченной бронзы. На первом этаже маркиз нашел большую гостиную, две столовые, зеркальный бальный зал с белыми колоннами, множество проходных комнат, значения которых он не знал, и кабинет хозяина дома. Здесь же были переходы в боковые флигели, соединенные галереями с главным домом. В одном флигеле располагалась кухня и подсобные помещения, а другой, видимо, был гостевым, поскольку все три этажа в нем занимали спальни: на первых двух – роскошные, для знатных гостей, а на третьем – простые, для прислуги и сопровождающих лиц.
Всё убранство комнат – мебель, ковры, зеркала, люстры – говорило опытному глазу, что хозяева имения были очень богаты, а хозяйки дома в нескольких поколениях отличались отменным вкусом. Поскольку мебель, украшавшая дом, была, в основном, французской, Арман отметил отлично подобранные отделанные золотом драгоценные гарнитуры времен регентства и Людовика XV, великолепно сохраненные, с новой обивкой, повторявшей подлинные рисунки. Их оттеняла своей обманчивой простотой более массивная и строгая мебель в стиле классицизма, украшенная темной бронзой. Гардины, ковры, лежащие на узорном паркете, зеркала в позолоченных рамах и, конечно, роскошные хрустальные люстры и светильники – всё в интерьерах было подобрано с изящной гармонией.
Но больше всего его заинтересовали портреты хозяев. В гостиной над камином висел большой портрет голубоглазой красавицы в белоснежном парике, одетой в вишневое платье, расшитое серебром, бывшее в моде лет шестьдесят назад. За спиной дамы стоял очень высокий красивый мужчина в красном с золотом камзоле и с лентой через плечо. Красавица смотрела гордым взглядом победительницы, приподняв одной тонкой белой рукой пышную юбку, а другой изящно указывая на приколотый к груди усыпанный бриллиантами маленький женский портрет. Арман решил, что дама, скорее всего, была фрейлиной русской императрицы и давно умерла, это – бабушка или прабабушка нынешних хозяев.
В столовых он нашел портреты хозяев дома еще более ранней поры – такие наряды носили почти век назад. Но в кабинете он увидел большой портрет одетой в современное платье хрупкой молодой женщины с большими чуть раскосыми серыми глазами, которая в окружении четырех девочек разного возраста стояла на фоне дома, по которому он сейчас ходил. Только портрет был сделан летом, и цветники на террасах, сейчас зияющие черными квадратами вскопанной земли, буйно цвели, переливаясь яркими красками. Девочки, все совершенно очаровательные, были одеты в разноцветные платья, оттеняя простое белое одеяние своей матери. Портрет производил потрясающее впечатление, видимо, художник сам попал под обаяние этой чудесной женщины с красивыми дочками, и написал их с нежностью и восхищением.
Арман подошел ближе и стал рассматривать лица детей. Старшая девочка лет двенадцати с золотистыми волосами, большими темно-голубыми глазами и тонкими чертами лица напоминала даму с портрета в гостиной, а её сестра с яркими зелеными глазами была нежной копией кавалера этой дамы. Малышка, прижавшаяся к ногам женщины, раскосыми серыми глазами напоминала мать. Только четвертая девочка, совсем светлая блондинка с необыкновенными янтарными глазами ни на кого не была похожа.
– Как полезно смотреть на портреты. Наши хозяева имеют четырех дочерей. Одна похожа на бабушку, другая – на дедушку, а третья – на мать. Очень приятно познакомиться. – Маркиз шутливо поклонился даме на портрете и пообещал: Я постараюсь не злоупотребить вашим гостеприимством. В вашем доме будут жить только офицеры.
Он прошел в бальный зал, где его ждали офицеры полка, и обратился к ним:
– Господа офицеры, в этом доме живет семья, где имеются четыре юные дочери и милая мать. Прошу вас занять спальни правого флигеля, они очень комфортабельны и мы будем все вместе, что важно с точки зрения безопасности. Обедать мы будем здесь, в столовой, а заседания военного совета предлагаю проводить в кабинете хозяина – это всё здесь, на первом этаже. Я не запрещаю вам брать себе в качестве трофеев любые понравившиеся вещи, но прошу воздержаться от вандализма и ничего не портить. Как самая галантная нация Европы, уходя, мы оставим этот дом женщинам, которым он принадлежит, неоскверненным. А сейчас выбирайте комнаты во флигеле, я занял первую по коридору на втором этаже, остальные – ваши.
Он отпустил офицеров и направился на кухню, определить, на сколько человек в ней можно готовить, но услышал за спиной топот каблуков. Его догонял один из двух его ординарцев, которых он отправил осматривать второй этаж.
– Господин полковник, – показывая рукой наверх, сообщил ординарец, – там наверху в одной из спален лежит больная девушка, похоже, что она – хозяйка этого дома, за больной ухаживает горничная. Я попытался расспросить служанку, но она меня не понимает.
Арман пошел наверх. На втором этаже были расположены спальни хозяев и членов семьи. В другой раз маркиз с удовольствием осмотрел бы их, но ординарец вел его в конец широкого коридора к самой последней комнате. Открыв дверь, он пропустил Армана вперед. В помещении царил полумрак. Около стены стояла испуганная девушка в одежде горничной, а на кровати, потерявшаяся под широким одеялом, лежала худенькая фигурка в белой ночной рубашке со спутанными короткими кудрявыми золотистыми волосами. Глаза девушки были закрыты, а все лицо покрывали уже проходящие желтоватые синяки, с небольшими лиловыми пятнышками. Но отека на лице уже не было и, несмотря на болячки, безобразящие лоб, скулы и рот девушки, Арман сразу узнал старшую дочь с портрета, которым он только что любовался. «Вот это сюрприз», – подумал он.
Но девушка была больна неизвестно чем, следовало найти переводчика. Полковник сделал знак горничной подойти и спросил ее:
– Чем больна ваша хозяйка? – Арман внимательно наблюдал за лицом девушки, и от него не укрылось понимание, промелькнувшее в глазах молоденькой служанки.
Марфино, большое и еще не разграбленное имение, лежащее между двумя стратегическими дорогами, идеально подходило для решения этой задачи, поэтому, когда разведчики доложили о нем, полковник, не раздумывая ни минуты, отдал полку приказ выступать и занять Марфино.
Огромный трехэтажный бело-голубой барский дом, украшенный мраморными колоннами, как будто парил на фоне тяжелого осеннего неба.
– Какая роскошь, прямо маленький Версаль, – восхитился маркиз Арман де Сент-Этьен, воспитанник императора Наполеона, никогда в глубине души не забывавший, что его крестной матерью была сама последняя хозяйка королевской резиденции прекрасная Мария-Антуанетта.
Его семье до революции принадлежала половина Бургундии, и его мать, урожденная итальянская принцесса, всегда говорила, что маркиз де Сент-Этьен сделал ей честь, попросив ее руки у отца, короля бедного южно-итальянского королевства, несмотря на то, что принцесса Мария-Симонетта была самой красивой девушкой королевства, а род ее восходил к Карлу Великому. В царствование Людовика XVI отец Армана, один из близких друзей короля, пользовался большим влиянием при дворе благодаря своему уму и отменному политическому чутью, а вина «Шабли», поставляемые с его виноградников к королевскому столу, делали это влияние еще более прочным. Матушка Армана приходилась дальней родственницей королеве Марии-Антуанетте. Их знакомство, начавшееся как формальное общение особ королевской крови, переросло в верную дружбу, продолжавшуюся много лет и закончившуюся для обеих несчастных женщин на эшафоте. Сам маркиз, к счастью для него, не дожил до этого ужасного события, а был убит ревнивым мужем на дуэли за два года до падения монархии, оставив своего единственного пятилетнего сына наследником огромного состояния и главой древнего рода, происходившего от герцогов Бургундских.
У отца Армана было шесть сестер, благодаря красоте и богатому приданому сделавших прекрасные партии. Их многочисленное потомство приходилось мальчику кузенами и кузинами, и поместья его отца в Боне и Шабли, его дома в Париже и Дижоне всегда были полны веселых детских голосов и воркования женщин. Сам маркиз относился к этому философски, а молодая маркиза, выросшая в большой итальянской семье, всячески это приветствовала и поощряла. Но революция кровавой косой прошлась по богатой и дружной семье Армана: все его тетки и их многочисленные дети, пытавшиеся спрятаться от гонений, были кем-то выданы и погибли, казненные на гильотине, сожженные крестьянами в своих имениях, убитые чернью на улицах восставшего Парижа. В живых остались только Арман, да один из его двоюродных братьев барон де Виларден, успевший уехать в Лондон в свите графа Прованского. Двенадцатилетнего Армана мать тайком отдала своему дальнему родственнику канонику аббатства Сито в Боне, но спустя три года революционные горожане разрушили и этот монастырь. Старый каноник был убит на глазах юноши, а ему только случайно удалось бежать.
Скитаясь по югу Франции, перебиваясь случайными заработками и голодая, Арман решил пробираться к семье своего деда в Италию. На этом пути судьба привела его в район боевых действий, которые тогда вела французская армия против Сардинского королевства. Случайно попавший в лесу на место боя, где авангард французского полка, попавший в засаду, отбивался от многократно превосходившего его по численности противника, он увидел смертельно раненного знаменосца, спасавшего знамя полка. Солдат, умирая, попросил подбежавшего к нему юношу передать знамя генералу Бонапарту и сказать тому, что честь полка спасена.
Арман обещал выполнить просьбу умирающего и через несколько дней добрался до ставки генерала и добился, чтобы его провели к Бонапарту. Он выложил окровавленное знамя, снятое с древка, на стол генерала и передал ему слова умирающего солдата.
– Что же, ты поступил как солдат, – признал генерал Бонапарт, смерив юношу пронзительным взглядом жестких голубых глаз, – ты заслужил награду. Кто ты?
– Меня зовут Арман, – юноша замолчал, но потом гордость взяла верх над осторожностью, и он продолжил: Де Сент-Этьен, я из Бургундии.
Генерал с интересом осмотрел оборванную одежду юноши, потом внимательно вгляделся в его лицо.
– Маркиз де Сент-Этьен? Так будет правильнее? – приподняв бровь, Бонапарт ожидал ответа.
Арман молчал, зная, что своим ответом он подписывает себе смертный приговор.
– Не забывай, что я родом с Корсики, а прекрасную Марию-Симонетту на этом острове все знали так же хорошо, как в королевстве ее отца. А ты очень на нее похож.
Генерал улыбнулся, и его худое с резкими чертами лицо разительно изменилось, став красивым и обаятельным.
– Да, это правда, – признал Арман, гордо вскинув голову. – Я маркиз де Сент-Этьен, и принцесса Мария-Симонетта – моя матушка.
– И что делает сын прекрасной Марии-Симонетты в итальянском лесу? – Бонапарт говорил дружелюбно, и юноша потянулся к нему, попав под обаяние молодого генерала.
– У меня больше нет никого из родных, я хотел дойти до владений моего деда, может быть, там я кому-то буду нужен.
– Француз должен служить своей стране! – заявил Бонапарт, взял перо и, написав несколько строк на листе бумаги, запечатал письмо и протянул Арману.
– За героический поступок капрал французской армии Арман Сент-Этьен отправляется на обучение за казенный счет в Национальное военное училище в Ла-Флеше! Вы всё поняли, капрал?
Впервые за долгие годы полного одиночества и беспросветной нужды человек посмотрел на Армана с уважением и добротой и принял участие в судьбе никому не нужного гонимого сироты. Истосковавшееся по любви сердце юноши распахнулось навстречу генералу Бонапарту, приняв его навсегда и не рассуждая.
– Благодарю вас, мой генерал! Если будет нужно, я отдам за вас жизнь, только скажите! – воскликнул юноша, прижимая конверт к груди.
Бонапарт вызвал адъютанта и, велев ему проследить, чтобы Армана обмундировали и отправили во Францию на учебу, отпустил обоих.
Спустя четыре года молодой лейтенант Сент-Этьен был зачислен в полк конных егерей французской гвардии, и который через восемь лет возглавил в чине полковника. Бонапарт не забывал своего протеже, и, убедившись в его личной храбрости и благородстве, приблизил к себе.
Став императором, Наполеон предложил всем аристократам, желающим служить новой династии, возвращаться во Францию. В обмен на верность они могли получить имущество своей семьи, при условии, что оно не было приобретено новыми владельцами с торгов во времена якобинцев и директории.
Арману повезло, его многочисленные имения в Бургундии соседствовали с монастырскими землями. Монастыри разгромили, и их земли продавались первыми. Но не нашлось достаточного количества желающих выкупить эти участки, они так и остались наполовину нераспроданными, так что земли Армана местная префектура даже не стала выставлять на торги. Дома его разграбили, виноградники были заброшены, но других хозяев у имущества не было. Поэтому первым, кому император возвратил всё его имущество в Бургундии, был воспитанник императора маркиз де Сент-Этьен. После победы под Аустерлицем, где Арман проявил чудеса храбрости и блестяще провел атаку своих егерей на позиции русско-австрийской армии, смяв каре противника, в награду от императора Наполеона он получил дворец своего отца в Фонтенбло и дом их семьи в Париже на улице Гренель.
Тогда же император, обожавший устраивать выгодные браки, начал искать маркизу невесту, но все предлагаемые девушки Арману не нравились, и император оставил своего воспитанника в покое. Перед началом русской кампании он вызвал молодого человека к себе и показал ему несколько донесений из Лондона, написанных министру внешних сношений Франции Талейрану агентом по имени Виларден. Наполеон сообщил маркизу, что его двоюродный брат барон де Виларден, много лет считающийся другом графа Прованского, на самом деле шпион Талейрана. Талейран держит его за горло тем, что хранит доносы барона на всех его многочисленных родственников, которых тот выдавал, чтобы со временем остаться единственным наследником в роду и получить имущество всех семи детей своего покойного деда.
– Смотри, Арман, погибнешь бездетным – исполнишь мечту этого мерзавца, он заберет все твои виноградники и дворцы! Обещай мне, что после этой кампании ты выберешь себе невесту или согласишься жениться на той, что для тебя подберу я, – потребовал император.
– Обещаю, ваше императорское величество, – согласился Арман, которому стало противно, что он долгие годы служил мишенью для козней мерзавца.
Сейчас, подъехав к широким мраморным ступеням загородного русского дома, больше похожего на дворец, очаровавшего его красотой и величием, он снова вспомнил свой дом в Париже, дворец в Фонтенбло и свою истребленную семью.
Приказав занять под штаб главный дом имения, полковник разместил эскадроны в служебных помещениях поместья и в большом селе, расположенном за парком. Седому управляющему, с горестным лицом смотревшему на колонну верховых, въезжающих на подъездную аллею главного дома, он сказал, что усадьба останется целой, если его солдат будут исправно обеспечивать едой и фуражом для лошадей. Управляющий развел руками, показывая, что он не понимает по-французски, тогда маркиз выхватил саблю из ножен, приставил к шее управляющего и знаком указал ему на себя, на стоящих рядом офицеров и на лошадей, привязанных к кольцам коновязи. Старик закивал головой, показывая, что он понял полковника, и на шатающихся ногах пошел в сторону кухни. Скоро он вернулся в сопровождении дворовых слуг, несущих на спинах мешки с запасами из кладовых. Арман кивнул, показывая, что его поняли правильно, что он доволен, и пошел в сопровождении двух своих ординарцев осматривать главный дом.
Изнутри дом был еще великолепнее, чем снаружи. Широкая мраморная лестница с резными перилами плавной спиралью поднималась в высоком вестибюле с куполообразным потолком, с которого свисала огромная люстра из позолоченной бронзы. На первом этаже маркиз нашел большую гостиную, две столовые, зеркальный бальный зал с белыми колоннами, множество проходных комнат, значения которых он не знал, и кабинет хозяина дома. Здесь же были переходы в боковые флигели, соединенные галереями с главным домом. В одном флигеле располагалась кухня и подсобные помещения, а другой, видимо, был гостевым, поскольку все три этажа в нем занимали спальни: на первых двух – роскошные, для знатных гостей, а на третьем – простые, для прислуги и сопровождающих лиц.
Всё убранство комнат – мебель, ковры, зеркала, люстры – говорило опытному глазу, что хозяева имения были очень богаты, а хозяйки дома в нескольких поколениях отличались отменным вкусом. Поскольку мебель, украшавшая дом, была, в основном, французской, Арман отметил отлично подобранные отделанные золотом драгоценные гарнитуры времен регентства и Людовика XV, великолепно сохраненные, с новой обивкой, повторявшей подлинные рисунки. Их оттеняла своей обманчивой простотой более массивная и строгая мебель в стиле классицизма, украшенная темной бронзой. Гардины, ковры, лежащие на узорном паркете, зеркала в позолоченных рамах и, конечно, роскошные хрустальные люстры и светильники – всё в интерьерах было подобрано с изящной гармонией.
Но больше всего его заинтересовали портреты хозяев. В гостиной над камином висел большой портрет голубоглазой красавицы в белоснежном парике, одетой в вишневое платье, расшитое серебром, бывшее в моде лет шестьдесят назад. За спиной дамы стоял очень высокий красивый мужчина в красном с золотом камзоле и с лентой через плечо. Красавица смотрела гордым взглядом победительницы, приподняв одной тонкой белой рукой пышную юбку, а другой изящно указывая на приколотый к груди усыпанный бриллиантами маленький женский портрет. Арман решил, что дама, скорее всего, была фрейлиной русской императрицы и давно умерла, это – бабушка или прабабушка нынешних хозяев.
В столовых он нашел портреты хозяев дома еще более ранней поры – такие наряды носили почти век назад. Но в кабинете он увидел большой портрет одетой в современное платье хрупкой молодой женщины с большими чуть раскосыми серыми глазами, которая в окружении четырех девочек разного возраста стояла на фоне дома, по которому он сейчас ходил. Только портрет был сделан летом, и цветники на террасах, сейчас зияющие черными квадратами вскопанной земли, буйно цвели, переливаясь яркими красками. Девочки, все совершенно очаровательные, были одеты в разноцветные платья, оттеняя простое белое одеяние своей матери. Портрет производил потрясающее впечатление, видимо, художник сам попал под обаяние этой чудесной женщины с красивыми дочками, и написал их с нежностью и восхищением.
Арман подошел ближе и стал рассматривать лица детей. Старшая девочка лет двенадцати с золотистыми волосами, большими темно-голубыми глазами и тонкими чертами лица напоминала даму с портрета в гостиной, а её сестра с яркими зелеными глазами была нежной копией кавалера этой дамы. Малышка, прижавшаяся к ногам женщины, раскосыми серыми глазами напоминала мать. Только четвертая девочка, совсем светлая блондинка с необыкновенными янтарными глазами ни на кого не была похожа.
– Как полезно смотреть на портреты. Наши хозяева имеют четырех дочерей. Одна похожа на бабушку, другая – на дедушку, а третья – на мать. Очень приятно познакомиться. – Маркиз шутливо поклонился даме на портрете и пообещал: Я постараюсь не злоупотребить вашим гостеприимством. В вашем доме будут жить только офицеры.
Он прошел в бальный зал, где его ждали офицеры полка, и обратился к ним:
– Господа офицеры, в этом доме живет семья, где имеются четыре юные дочери и милая мать. Прошу вас занять спальни правого флигеля, они очень комфортабельны и мы будем все вместе, что важно с точки зрения безопасности. Обедать мы будем здесь, в столовой, а заседания военного совета предлагаю проводить в кабинете хозяина – это всё здесь, на первом этаже. Я не запрещаю вам брать себе в качестве трофеев любые понравившиеся вещи, но прошу воздержаться от вандализма и ничего не портить. Как самая галантная нация Европы, уходя, мы оставим этот дом женщинам, которым он принадлежит, неоскверненным. А сейчас выбирайте комнаты во флигеле, я занял первую по коридору на втором этаже, остальные – ваши.
Он отпустил офицеров и направился на кухню, определить, на сколько человек в ней можно готовить, но услышал за спиной топот каблуков. Его догонял один из двух его ординарцев, которых он отправил осматривать второй этаж.
– Господин полковник, – показывая рукой наверх, сообщил ординарец, – там наверху в одной из спален лежит больная девушка, похоже, что она – хозяйка этого дома, за больной ухаживает горничная. Я попытался расспросить служанку, но она меня не понимает.
Арман пошел наверх. На втором этаже были расположены спальни хозяев и членов семьи. В другой раз маркиз с удовольствием осмотрел бы их, но ординарец вел его в конец широкого коридора к самой последней комнате. Открыв дверь, он пропустил Армана вперед. В помещении царил полумрак. Около стены стояла испуганная девушка в одежде горничной, а на кровати, потерявшаяся под широким одеялом, лежала худенькая фигурка в белой ночной рубашке со спутанными короткими кудрявыми золотистыми волосами. Глаза девушки были закрыты, а все лицо покрывали уже проходящие желтоватые синяки, с небольшими лиловыми пятнышками. Но отека на лице уже не было и, несмотря на болячки, безобразящие лоб, скулы и рот девушки, Арман сразу узнал старшую дочь с портрета, которым он только что любовался. «Вот это сюрприз», – подумал он.
Но девушка была больна неизвестно чем, следовало найти переводчика. Полковник сделал знак горничной подойти и спросил ее:
– Чем больна ваша хозяйка? – Арман внимательно наблюдал за лицом девушки, и от него не укрылось понимание, промелькнувшее в глазах молоденькой служанки.