Премьер-министр спросил:
— А почему вы не обратились в полицию?
Его вопрос всех развеселил.
Премьер-министр огляделся по сторонам, ожидая, что кто-нибудь объяснит, что такого смешного он сказал.
Агент по продаже автомобилей говорил очень бессвязно, и премьер-министру пришлось напрячься, чтобы понять, что зарплаты не хватает на наркотик. Он уже спустил на крэк все одиннадцать тысяч фунтов, которые отложил на свадьбу и медовый месяц. Его невеста не знает о его зависимости и не узнает до самого утра свадьбы, пока заказной лимузин не приедет и не отвезет ее в церковь, которая тоже не заказана.
Премьер-министр спросил:
— Вы пытались обращаться в службу наркологической помощи?
Санитарка ответила:
— В стране только один диспансер, и очередь на шесть месяцев. — Потом посмотрела на Джека: — Пни-ка этого скота, мне еще доза нужна.
Все повернулись к Джеймсу, который грезил на полу в полной неподвижности.
— Похоже, он мертв. Джек прощупал пульс:
— Да нет, жив. Увы. Премьер-министр обвел взглядом собрание:
— Зачем вы все это с собой сделали? Ответила девушка из общежития для условно осужденных:
— Не знаю. Когда я была маленькой, только-только ходить научилась, то выпила отбеливатель из бутылки, а почему, тоже не знаю. Я раз пошла к ребятам, а там был Джеймс, и мы, значит, поспорили, кто больше текилы выпьет и не вырубится, и я выиграла, а Джеймс нам показал эти классные камушки, вот тогда был первый раз. Утром просыпаюсь, и, значит, такая развеселая, а потом вроде как прижимает. И надо сразу бежать и отсосать какому-нибудь чуваку или пугнуть прохожего, чтобы денежку дал, все так тяжко, не расслабишься, и всегда надо ловчить, мудрить, и всю дорогу я от кого-то бегаю. Мать за мной гоняется, потому что квартплату я на крэк спустила, и все меня, значит, достают, и разные улицы, куда мне нельзя сунуться, и всякие места. Полиция меня знает, проезжают мимо и орут в окно, что я уродка и на меня не встает. Они меня так и зовут — Алиса Крэк. Я сбежала в Ноттингем, по меня там крепко отмочалили, а назад я ехала поездом без билета, и, значит, мужик, который билеты проверяет, мне нахамил, а я его толкнула, ну просто толкнула, а они говорят — оскорбление действием, хотя и брешут, значит, кого хотите в городе спросите, я же мухи не обижу, если только они сами начали. Презираю этого контролера, у меня к нему никаких чувств, кроме презрения.
Бывший автомеханик по шипам злобно вмешался:
— Я сюда не трепаться пришел. Я хочу, чтобы потушили свет, и включили музыку, и еще косяк, и еще кислоты. Я заплатил, и мне надо. Я денег занял в банке. Я долги консолидировал, теперь у меня только один долг, под сложные проценты, чтобы я их выплачивал, пока мне не исполнится шестьдесят пять. — Он засмеялся. — Только хрен они с меня их получат, я к тому времени уже подохну давно.
— Консультативный совет для граждан предлагает здравые и практичные консультации по долгам, — сказал премьер-министр.
А санитарка сказала:
— Или мне сейчас дадут кислоты, или бабки назад.
Норма уже уложила в чемодан свои самые красивые вещи. Там было много блестящих шмоток и три вечерних платья, по очень мало теплой и практичной одежды. Джек услышал, как она тащит чемодан вниз по лестнице, и бросился на подмогу Ивонна свернула на развязке №21, пересекла несколько двухрядных магистралей и несколько круговых разъездов размером с небольшой офшорный остров. Она миновала одноэтажные здания без окоп, где что-то производилось или хранилось, и загородные торговые центры, где одинаковые магазины торговали одинаковыми товарами и где асфальтовые просторы продувались никогда не прекращающимися ветрами. Она проехала мимо кинокомплекса с прилепившимися к нему сетевыми ресторанами, где плохо приготовленные полуфабрикаты подавали клиентам, у которых не хватало смелости возмутиться, и наконец очутилась на убогой дороге, которая рассекала старый район надвое.
Было приятно услышать голос Джека по телефону. Джек слишком прямолинеен, по именно это Ивонне и нравилось в брате. Всякий раз, оказавшись перед трудным решением или моральной головоломкой, она спрашивала себя: а как поступил бы Джек?
Вскоре она уже катила мимо знакомых окраин их старого района. Единственное, чем хорошо место, где она выросла, так это тем, что до шоссе M1 только полторы мили — легко сбежать. Она сбавила скорость и посмотрела на машиностроительный комбинат, где ее бывший муж Дерек работал с тех самых пор, как бросил школу в пятнадцать лет. Дерек был прикован к станку по восемь часов в день, пять с половиной дней в неделю. Пока они жили вместе, он заработал грамоту за работу без прогулов и повесил ее на стене в кухне, но сколько ни вкалывал, они по-прежнему оставались бедными. Нет, не настолько бедными, чтобы голодать или мерзнуть, но достаточно, чтобы вечно считать деньги. Отдыхать в фургоне на море всегда ездили только на одну неделю, и упаси господи, чтобы раскошелиться на две. Они никак не могли взять в толк, почему не выходит отложить на старость или скопить на машину. В конце концов, она возненавидела Дерека за то, что он на свой завод всегда приходит первым и уходит последним.
Ивонна и Али подъехали к дому Нормы одновременно и ослепили друг друга фарами. На дорожку они шагнули тоже одновременно. Ивонна спросила Али:
— Кто такси заказал?
— Я не просто такси, — ответил Али. — Меня частным образом наняли, иннит.
Дверь открыл Джек. Увидев сестру, он вновь изумился умению женщин преображаться. Ивонна, стоявшая на пороге, словно сбросила скорлупу прежней Ивонны — она выглядела моложе, стройнее, расплывчатые силуэты прежней Ивонны исчезли, и осталась другая женщина, более четкая и угловатая.
Он отослал Али в кухню и задержал сестру в прихожей. Ивонна разумно и спокойно восприняла весть о том, что их мать открыла наркопритон, влюбилась в девятнадцатилетнего наркодилера по имени Джеймс и что сейчас этот самый Джеймс и шесть других наркоманов сидят в гостиной и либо кайфуют, либо требуют новую дозу.
Однажды Ивонна вернулась из школы домой, а перед телевизором ел спагетти-гнезда беглый зэк по имени Кевин О'Дуайер. В тот вечер она наблюдала его восторг от того, что он оказался главным героем местных новостей. Представитель полиции посоветовал в новостях не связываться с ним. О'Дуайер скатал косяк и передал его Норме со словами:
— Ты настоящий друг тому, у кого нет друзей, Норма, — тебя ждет награда на небесах.
Ивонна гордилась христианским милосердием матери, но она вздохнула с облегчением, когда О'Дуайера поймали по дороге в церковь на утреннюю литургию и вернули в тюрьму.
Когда Ивонна вошла в кухню, ее представили премьер-министру.
— Вам, наверное, уже тошно, что люди все время говорят, как вы удивительно похожи на этого козла Эдварда Клэра, — сказала она.
— Премьер-министр не козел, Ивонна, — возразил Джек, — он приличный парень, который работал как вол, просто по ошибке он попытался управлять страной без какой-либо политики.
Премьер-министр посмотрел на Джека почти с благодарностью.
Норма накинулась на Ивонну:
— Где мои деньги, ты, ворюга?
Ивонна вынула из сумочки конверт и швырнула на кухонный стол — из свертка вывалилось 38 400 евро.
— Это игрушечные деньги для «Монополии», — обиделась Норма.
— Это евро, — сообщил премьер-министр.
Али вспомнил:
— Один тип из Германии хотел мне заплатить в евро. Я его отвез в полицейский участок, а там сказали, что накажут меня за то, что я отнимаю время у полиции. Пришлось взять и поменять в банке, иннит.
Джек спросил:
— Как ты заработала столько денег, Ивонна?
— Это моя схема борьбы за права женщин, — ответила она. — У меня две женщины одновременно вносят по три тысячи фунтов, и каждая еще привлекает двух других женщин, которые тоже вносят, а потом эти две приводят по две других, а те еще по две, и так оно и идет.
— Это же пирамида, — сказал Джек.
— Министерство торговли и промышленности сейчас этим занимается, — отметил премьер-министр. — Они завалены жалобами от женщин, которые лишились сбережений.
— Я действую в Марбелье, а там у людей карманы не пустые, — объяснила Ивонна.
— Прямо как я, — сказала Норма. — Я ей дала три тысячи.
— А я тебе возвернула тридцать четыре тысячи! — заорала Ивонна.
Джек сказал:
— Ивонна, в этом мире ничего не дается даром.
— А вот тут ты ошибаешься, — возразила Ивонна. — Кое-кто получает кое-что даром. Банкиры всякие, и все им верят. Это как когда мы ходили смотреть «Питера Пэна», Джек, и все мы там должны были громко хлопать в ладоши, чтобы доказать, будто мы верим в фей… Ну вот, так и бизнес работает, в том числе и мой. Просто надо надеяться, что не все попросят вернуть деньги одновременно. А они и не просят, они заняты, все хлопают, потому что хотят верить п любить Фею колокольчиков.
— Меня никогда не водили на «Питера Пэна», — сказал Джек.
Ивонна вспомнила:
— Ах, ну да, ты прав, мы со Стюартом ходили. Премьер-министр спросил:
— Значит, всем гарантирован выигрыш, Ивонна?
— Рано или поздно, — ответила она. — А что, интересуетесь инвестициями?
— Я бы не возражал узнать поподробнее. — подал голос Али.
Ивонна осадила его:
— Это только для женщин. С мужиками я не связываюсь, от них одни неприятности. Да и вообще, мама, — она посмотрела на Норму, — я хочу, чтобы ты поехала со мной жить в Испанию. Я в Марбелье читала тот помер «Лестер меркьюри» — одна из моих клиенток выписывает, — я чуть замертво не упала, когда увидела на первой странице твой портрет, вся избитая и в синяках… короче, едешь со мной.
— А как же Пит? — спросила Норма. — Его же в самолет не пустят.
Ивонна никогда не любила птиц и прочее зверье.
— Я куплю тебе птицу поздоровей и поярче, чтобы иней было больше жизни, — пообещала она. — И мы будем ее держать в трехъярусной клетке на террасе.
Норма посмотрела на Питера:
— Нет, не могу я Пита оставить. Он из-за меня всякого натерпелся, так что и я из-за него потерплю.
Премьер-министр растрогался:
— Норма, я, так сказать, думаю, это, так сказать, очень трогательно.
Джек неохотно пообещал:
— Я присмотрю за Питом, мама.
— Мои дети были бы рады птичке, — вставил Али.
— Я с радостью готов приютить попугайчика, — сказал премьер-министр.
Норма сердито посмотрела на них:
— Но ведь Пит-то меня любит! — И перевела взгляд на Питера: — Я же твоя мамочка, правда, Пит?
— Мама, отправляйся оформлять паспорт, — велел Джек, — поедешь завтра с Ивонной в Марбелью на две недели, пока я тут все улажу. Пит прославится. Станет первым волнистым попугайчиком, который поселится на Даунинг-стрит, хотя и не первым с птичьими мозгами.
Из прихожей донесся шум, и Джек пошел разбираться, что там такое. Джеймс вытолкнул клиентов на улицу и теперь швырял им вслед обувь и одежду. Продавец ковров брел по тротуару босиком; санитарка собирала содержимое своей сумочки. Джеймс, похоже, уверился, что они — полицейские агенты. Он ворвался на кухню и открыл ящик стола. Увидев, что банки из-под табака нет, он обвинил Норму в том, что она перевела на себя весь крэк. Ивонна открыла было рот, но Джек стрельнул в нее предупреждающим взглядом, и она, сделав невероятное усилие, промолчала, но к матери все-таки подошла и обняла ее за плечи.
Заметив испуг премьер-министра, Джек загородил его.
Али к обществу крэкеров привык — не раз возил их по всяким хазам в поисках дури. Они почти никогда не торговались и не возражали, если он им говорил, что оставит счетчик включенным, пока они занимаются своим делом. Али по себе знал, что такое зависимость, — раньше он выкуривал по пятьдесят дешевых сигарет «Бенсон» в день и однажды тащился пешком за ними три мили до круглосуточной заправки — когда автомобиль был в ремонте. Он привык к бреду, который несут наркоманы.
— Ты должна отдать мне то, что по праву мое! — объявил Джеймс. — Я господь всемогущий.
Никто не шелохнулся и не ответил. Тогда он дотянулся до верхней полки, снял банку из-под печенья, вынул из нее маленький пистолет и приставил к виску премьер-министра, сбив парик. Волосы премьер-министра, похоже, здорово поседели за одну неделю.
— Я знал, что это вы, с самого первого дня, — соврал Али.
— Вас ждет целая куча бумаг, Али, — уведомил Джек. — Закон о государственной тайне и все такое.
При виде такого знаменитого человека Джеймс был настолько поражен, что от неожиданности треснул премьер-министра пистолетом по голове. Премьер-министр поморщился от боли, а Джеймс испуганно спросил:
— Простите, я вам не причинил боли? — После чего сообщил доверительным тоном: — У меня есть секретная информация о Гибралтаре, господин премьер-министр. Не позволяйте этим испанским скотам прибрать Гибралтар к рукам.
И он поведал, что испанское правительство требует вернуть Гибралтар по той причине, что весь Гибралтар целиком состоит из крэка. Это единая огромная скала, геологическое чудо, дар Господень. И если добывать с толком, то крэка хватит, чтобы сделать счастливыми всех мужчин, женщин и детей нашей планеты.
Премьер-министр слушал внимательно — в точности как человек, к виску которого прижат пистолет. Потом он автоматически ответил:
— Весьма обязан достопочтенному джентльмену за информацию и обещаю передать ее по инстанциям.
Впервые в жизни премьер-министр понял выражение «если бы я оказался под дулом пистолета". Замечательно, насколько пистолет прочистил ему мозги. Первая мысль была о том, что правительство обязано предпринять нечто масштабное и колоссальное против крэка и кокаина, и, пока тянулись бесконечные секунды, премьер-министр принял решения по многим проблемам, которые мучили его в последнее время.
Нападение на Ирак стало бы безумием — вместо этого следует объявить войну нищете. В самых нищих районах страны нужно построить центры досуга. Тушингу надо отдать учить игре на электрогитаре или на скрипке — в музыкальную школу неподалеку от дома, чтобы он мог пешком ходить. Перед глазами премьер-министра замелькали картинки будущего — словно иллюстрации в журнале «Сторожевая башня», на которых свидетели Иеговы всех рас в согласии шагают по зеленым лугам у сверкающих рек, — дети бегают, прыгают и играют без каких-либо ограничений со стороны страховых компаний. Он увидел яркие уличные фонари вместо бывших камер слежения. Он увидел государственные детсады и один бесплатный детсад в конце улицы, на которой живет Тушинга, где высококлассные специалисты учат детей древнему искусству — игре. Днем Тойота сможет учиться и работать. Он увидел великолепные спортивные комплексы и новые парки, но даже под дулом пистолета его пальцы тянулись подписать очередную предвыборную программу. Следующему поколению детей и молодежи нужно дать шанс реализовать весь свой потенциал.
В долю секунды Джек выбил у Джеймса пистолет, а в следующий миг Джеймс оказался на полу под Джеком и Али.
— Не бей его, Джек, — взмолилась Норма, — он же еще ребенок.
Ивонна подобрала пистолет и стала с интересом разглядывать. Норма велела:
— Положи его, Ивонна, ты такая неуклюжая, еще попадешь кому-нибудь в глаз.
Премьер-министр снова припомнил статистику и сообщил, что, по оценкам экспертов, в Великобритании 740 тысяч незаконных стволов и что за последние пять лет преступность с применением огнестрельного оружия выросла на восемь с половиной процентов.
Ивонна бережно отнесла пистолет к мойке, бросила его в раковину и залила водой. Из ствола забулькали пузырьки и собрались на поверхности невесомыми пулями.
У Джеймса вся боевитость улетучилась, он заплакал и сказал, что не виноват, что он такой плохой.
— Подробности нам не нужны, — оборвал его Джек. — Наверняка банальная история, как у всех, — смерть, разлука, разочарование, несправедливость и страдание, так?
Джеймс кивнул, и Джек позволил ему сесть. По лицу Джеймса лились гигантские слезы, они скатывались по подбородку и капали на футболку. Премьер-министр отвернулся, не в силах вынести это зрелище.
Али остался равнодушным:
— Если бы он приучил моих детей к крэку, я бы нанял людей оторвать ему башку, иннит. В Лидсе это делается за двести пятьдесят монет, еще и сезонная скидка есть.
Норма попросила:
— Отпусти его, Джек, вспомни нашего Стюарта. Джек устало сказал:
— Стюарт не в кооперативном магазине героин покупал, мама, его привадил такой же скот, как Джеймс.
Норма оторвала два куска от бумажного полотенца и вручила их Джеймсу; тот высморкался и вытер глаза.
Джек попросил Ивонну подняться в комнату Нормы и найти что-нибудь, чем можно связать Джеймсу руки и ноги. Пока его связывали, Джеймс выл точно волк.
Джек сказал:
— Тебе повезло, Джеймс: ты надолго сядешь в тюрьму, сможешь там пройти учебные курсы и выйдешь образованным человеком.
Потом он отвязал клетку Пита от подставки и вывел всех из дома.
Глава двадцать вторая
— А почему вы не обратились в полицию?
Его вопрос всех развеселил.
Премьер-министр огляделся по сторонам, ожидая, что кто-нибудь объяснит, что такого смешного он сказал.
Агент по продаже автомобилей говорил очень бессвязно, и премьер-министру пришлось напрячься, чтобы понять, что зарплаты не хватает на наркотик. Он уже спустил на крэк все одиннадцать тысяч фунтов, которые отложил на свадьбу и медовый месяц. Его невеста не знает о его зависимости и не узнает до самого утра свадьбы, пока заказной лимузин не приедет и не отвезет ее в церковь, которая тоже не заказана.
Премьер-министр спросил:
— Вы пытались обращаться в службу наркологической помощи?
Санитарка ответила:
— В стране только один диспансер, и очередь на шесть месяцев. — Потом посмотрела на Джека: — Пни-ка этого скота, мне еще доза нужна.
Все повернулись к Джеймсу, который грезил на полу в полной неподвижности.
— Похоже, он мертв. Джек прощупал пульс:
— Да нет, жив. Увы. Премьер-министр обвел взглядом собрание:
— Зачем вы все это с собой сделали? Ответила девушка из общежития для условно осужденных:
— Не знаю. Когда я была маленькой, только-только ходить научилась, то выпила отбеливатель из бутылки, а почему, тоже не знаю. Я раз пошла к ребятам, а там был Джеймс, и мы, значит, поспорили, кто больше текилы выпьет и не вырубится, и я выиграла, а Джеймс нам показал эти классные камушки, вот тогда был первый раз. Утром просыпаюсь, и, значит, такая развеселая, а потом вроде как прижимает. И надо сразу бежать и отсосать какому-нибудь чуваку или пугнуть прохожего, чтобы денежку дал, все так тяжко, не расслабишься, и всегда надо ловчить, мудрить, и всю дорогу я от кого-то бегаю. Мать за мной гоняется, потому что квартплату я на крэк спустила, и все меня, значит, достают, и разные улицы, куда мне нельзя сунуться, и всякие места. Полиция меня знает, проезжают мимо и орут в окно, что я уродка и на меня не встает. Они меня так и зовут — Алиса Крэк. Я сбежала в Ноттингем, по меня там крепко отмочалили, а назад я ехала поездом без билета, и, значит, мужик, который билеты проверяет, мне нахамил, а я его толкнула, ну просто толкнула, а они говорят — оскорбление действием, хотя и брешут, значит, кого хотите в городе спросите, я же мухи не обижу, если только они сами начали. Презираю этого контролера, у меня к нему никаких чувств, кроме презрения.
Бывший автомеханик по шипам злобно вмешался:
— Я сюда не трепаться пришел. Я хочу, чтобы потушили свет, и включили музыку, и еще косяк, и еще кислоты. Я заплатил, и мне надо. Я денег занял в банке. Я долги консолидировал, теперь у меня только один долг, под сложные проценты, чтобы я их выплачивал, пока мне не исполнится шестьдесят пять. — Он засмеялся. — Только хрен они с меня их получат, я к тому времени уже подохну давно.
— Консультативный совет для граждан предлагает здравые и практичные консультации по долгам, — сказал премьер-министр.
А санитарка сказала:
— Или мне сейчас дадут кислоты, или бабки назад.
Норма уже уложила в чемодан свои самые красивые вещи. Там было много блестящих шмоток и три вечерних платья, по очень мало теплой и практичной одежды. Джек услышал, как она тащит чемодан вниз по лестнице, и бросился на подмогу Ивонна свернула на развязке №21, пересекла несколько двухрядных магистралей и несколько круговых разъездов размером с небольшой офшорный остров. Она миновала одноэтажные здания без окоп, где что-то производилось или хранилось, и загородные торговые центры, где одинаковые магазины торговали одинаковыми товарами и где асфальтовые просторы продувались никогда не прекращающимися ветрами. Она проехала мимо кинокомплекса с прилепившимися к нему сетевыми ресторанами, где плохо приготовленные полуфабрикаты подавали клиентам, у которых не хватало смелости возмутиться, и наконец очутилась на убогой дороге, которая рассекала старый район надвое.
Было приятно услышать голос Джека по телефону. Джек слишком прямолинеен, по именно это Ивонне и нравилось в брате. Всякий раз, оказавшись перед трудным решением или моральной головоломкой, она спрашивала себя: а как поступил бы Джек?
Вскоре она уже катила мимо знакомых окраин их старого района. Единственное, чем хорошо место, где она выросла, так это тем, что до шоссе M1 только полторы мили — легко сбежать. Она сбавила скорость и посмотрела на машиностроительный комбинат, где ее бывший муж Дерек работал с тех самых пор, как бросил школу в пятнадцать лет. Дерек был прикован к станку по восемь часов в день, пять с половиной дней в неделю. Пока они жили вместе, он заработал грамоту за работу без прогулов и повесил ее на стене в кухне, но сколько ни вкалывал, они по-прежнему оставались бедными. Нет, не настолько бедными, чтобы голодать или мерзнуть, но достаточно, чтобы вечно считать деньги. Отдыхать в фургоне на море всегда ездили только на одну неделю, и упаси господи, чтобы раскошелиться на две. Они никак не могли взять в толк, почему не выходит отложить на старость или скопить на машину. В конце концов, она возненавидела Дерека за то, что он на свой завод всегда приходит первым и уходит последним.
Ивонна и Али подъехали к дому Нормы одновременно и ослепили друг друга фарами. На дорожку они шагнули тоже одновременно. Ивонна спросила Али:
— Кто такси заказал?
— Я не просто такси, — ответил Али. — Меня частным образом наняли, иннит.
Дверь открыл Джек. Увидев сестру, он вновь изумился умению женщин преображаться. Ивонна, стоявшая на пороге, словно сбросила скорлупу прежней Ивонны — она выглядела моложе, стройнее, расплывчатые силуэты прежней Ивонны исчезли, и осталась другая женщина, более четкая и угловатая.
Он отослал Али в кухню и задержал сестру в прихожей. Ивонна разумно и спокойно восприняла весть о том, что их мать открыла наркопритон, влюбилась в девятнадцатилетнего наркодилера по имени Джеймс и что сейчас этот самый Джеймс и шесть других наркоманов сидят в гостиной и либо кайфуют, либо требуют новую дозу.
Однажды Ивонна вернулась из школы домой, а перед телевизором ел спагетти-гнезда беглый зэк по имени Кевин О'Дуайер. В тот вечер она наблюдала его восторг от того, что он оказался главным героем местных новостей. Представитель полиции посоветовал в новостях не связываться с ним. О'Дуайер скатал косяк и передал его Норме со словами:
— Ты настоящий друг тому, у кого нет друзей, Норма, — тебя ждет награда на небесах.
Ивонна гордилась христианским милосердием матери, но она вздохнула с облегчением, когда О'Дуайера поймали по дороге в церковь на утреннюю литургию и вернули в тюрьму.
Когда Ивонна вошла в кухню, ее представили премьер-министру.
— Вам, наверное, уже тошно, что люди все время говорят, как вы удивительно похожи на этого козла Эдварда Клэра, — сказала она.
— Премьер-министр не козел, Ивонна, — возразил Джек, — он приличный парень, который работал как вол, просто по ошибке он попытался управлять страной без какой-либо политики.
Премьер-министр посмотрел на Джека почти с благодарностью.
Норма накинулась на Ивонну:
— Где мои деньги, ты, ворюга?
Ивонна вынула из сумочки конверт и швырнула на кухонный стол — из свертка вывалилось 38 400 евро.
— Это игрушечные деньги для «Монополии», — обиделась Норма.
— Это евро, — сообщил премьер-министр.
Али вспомнил:
— Один тип из Германии хотел мне заплатить в евро. Я его отвез в полицейский участок, а там сказали, что накажут меня за то, что я отнимаю время у полиции. Пришлось взять и поменять в банке, иннит.
Джек спросил:
— Как ты заработала столько денег, Ивонна?
— Это моя схема борьбы за права женщин, — ответила она. — У меня две женщины одновременно вносят по три тысячи фунтов, и каждая еще привлекает двух других женщин, которые тоже вносят, а потом эти две приводят по две других, а те еще по две, и так оно и идет.
— Это же пирамида, — сказал Джек.
— Министерство торговли и промышленности сейчас этим занимается, — отметил премьер-министр. — Они завалены жалобами от женщин, которые лишились сбережений.
— Я действую в Марбелье, а там у людей карманы не пустые, — объяснила Ивонна.
— Прямо как я, — сказала Норма. — Я ей дала три тысячи.
— А я тебе возвернула тридцать четыре тысячи! — заорала Ивонна.
Джек сказал:
— Ивонна, в этом мире ничего не дается даром.
— А вот тут ты ошибаешься, — возразила Ивонна. — Кое-кто получает кое-что даром. Банкиры всякие, и все им верят. Это как когда мы ходили смотреть «Питера Пэна», Джек, и все мы там должны были громко хлопать в ладоши, чтобы доказать, будто мы верим в фей… Ну вот, так и бизнес работает, в том числе и мой. Просто надо надеяться, что не все попросят вернуть деньги одновременно. А они и не просят, они заняты, все хлопают, потому что хотят верить п любить Фею колокольчиков.
— Меня никогда не водили на «Питера Пэна», — сказал Джек.
Ивонна вспомнила:
— Ах, ну да, ты прав, мы со Стюартом ходили. Премьер-министр спросил:
— Значит, всем гарантирован выигрыш, Ивонна?
— Рано или поздно, — ответила она. — А что, интересуетесь инвестициями?
— Я бы не возражал узнать поподробнее. — подал голос Али.
Ивонна осадила его:
— Это только для женщин. С мужиками я не связываюсь, от них одни неприятности. Да и вообще, мама, — она посмотрела на Норму, — я хочу, чтобы ты поехала со мной жить в Испанию. Я в Марбелье читала тот помер «Лестер меркьюри» — одна из моих клиенток выписывает, — я чуть замертво не упала, когда увидела на первой странице твой портрет, вся избитая и в синяках… короче, едешь со мной.
— А как же Пит? — спросила Норма. — Его же в самолет не пустят.
Ивонна никогда не любила птиц и прочее зверье.
— Я куплю тебе птицу поздоровей и поярче, чтобы иней было больше жизни, — пообещала она. — И мы будем ее держать в трехъярусной клетке на террасе.
Норма посмотрела на Питера:
— Нет, не могу я Пита оставить. Он из-за меня всякого натерпелся, так что и я из-за него потерплю.
Премьер-министр растрогался:
— Норма, я, так сказать, думаю, это, так сказать, очень трогательно.
Джек неохотно пообещал:
— Я присмотрю за Питом, мама.
— Мои дети были бы рады птичке, — вставил Али.
— Я с радостью готов приютить попугайчика, — сказал премьер-министр.
Норма сердито посмотрела на них:
— Но ведь Пит-то меня любит! — И перевела взгляд на Питера: — Я же твоя мамочка, правда, Пит?
— Мама, отправляйся оформлять паспорт, — велел Джек, — поедешь завтра с Ивонной в Марбелью на две недели, пока я тут все улажу. Пит прославится. Станет первым волнистым попугайчиком, который поселится на Даунинг-стрит, хотя и не первым с птичьими мозгами.
Из прихожей донесся шум, и Джек пошел разбираться, что там такое. Джеймс вытолкнул клиентов на улицу и теперь швырял им вслед обувь и одежду. Продавец ковров брел по тротуару босиком; санитарка собирала содержимое своей сумочки. Джеймс, похоже, уверился, что они — полицейские агенты. Он ворвался на кухню и открыл ящик стола. Увидев, что банки из-под табака нет, он обвинил Норму в том, что она перевела на себя весь крэк. Ивонна открыла было рот, но Джек стрельнул в нее предупреждающим взглядом, и она, сделав невероятное усилие, промолчала, но к матери все-таки подошла и обняла ее за плечи.
Заметив испуг премьер-министра, Джек загородил его.
Али к обществу крэкеров привык — не раз возил их по всяким хазам в поисках дури. Они почти никогда не торговались и не возражали, если он им говорил, что оставит счетчик включенным, пока они занимаются своим делом. Али по себе знал, что такое зависимость, — раньше он выкуривал по пятьдесят дешевых сигарет «Бенсон» в день и однажды тащился пешком за ними три мили до круглосуточной заправки — когда автомобиль был в ремонте. Он привык к бреду, который несут наркоманы.
— Ты должна отдать мне то, что по праву мое! — объявил Джеймс. — Я господь всемогущий.
Никто не шелохнулся и не ответил. Тогда он дотянулся до верхней полки, снял банку из-под печенья, вынул из нее маленький пистолет и приставил к виску премьер-министра, сбив парик. Волосы премьер-министра, похоже, здорово поседели за одну неделю.
— Я знал, что это вы, с самого первого дня, — соврал Али.
— Вас ждет целая куча бумаг, Али, — уведомил Джек. — Закон о государственной тайне и все такое.
При виде такого знаменитого человека Джеймс был настолько поражен, что от неожиданности треснул премьер-министра пистолетом по голове. Премьер-министр поморщился от боли, а Джеймс испуганно спросил:
— Простите, я вам не причинил боли? — После чего сообщил доверительным тоном: — У меня есть секретная информация о Гибралтаре, господин премьер-министр. Не позволяйте этим испанским скотам прибрать Гибралтар к рукам.
И он поведал, что испанское правительство требует вернуть Гибралтар по той причине, что весь Гибралтар целиком состоит из крэка. Это единая огромная скала, геологическое чудо, дар Господень. И если добывать с толком, то крэка хватит, чтобы сделать счастливыми всех мужчин, женщин и детей нашей планеты.
Премьер-министр слушал внимательно — в точности как человек, к виску которого прижат пистолет. Потом он автоматически ответил:
— Весьма обязан достопочтенному джентльмену за информацию и обещаю передать ее по инстанциям.
Впервые в жизни премьер-министр понял выражение «если бы я оказался под дулом пистолета". Замечательно, насколько пистолет прочистил ему мозги. Первая мысль была о том, что правительство обязано предпринять нечто масштабное и колоссальное против крэка и кокаина, и, пока тянулись бесконечные секунды, премьер-министр принял решения по многим проблемам, которые мучили его в последнее время.
Нападение на Ирак стало бы безумием — вместо этого следует объявить войну нищете. В самых нищих районах страны нужно построить центры досуга. Тушингу надо отдать учить игре на электрогитаре или на скрипке — в музыкальную школу неподалеку от дома, чтобы он мог пешком ходить. Перед глазами премьер-министра замелькали картинки будущего — словно иллюстрации в журнале «Сторожевая башня», на которых свидетели Иеговы всех рас в согласии шагают по зеленым лугам у сверкающих рек, — дети бегают, прыгают и играют без каких-либо ограничений со стороны страховых компаний. Он увидел яркие уличные фонари вместо бывших камер слежения. Он увидел государственные детсады и один бесплатный детсад в конце улицы, на которой живет Тушинга, где высококлассные специалисты учат детей древнему искусству — игре. Днем Тойота сможет учиться и работать. Он увидел великолепные спортивные комплексы и новые парки, но даже под дулом пистолета его пальцы тянулись подписать очередную предвыборную программу. Следующему поколению детей и молодежи нужно дать шанс реализовать весь свой потенциал.
В долю секунды Джек выбил у Джеймса пистолет, а в следующий миг Джеймс оказался на полу под Джеком и Али.
— Не бей его, Джек, — взмолилась Норма, — он же еще ребенок.
Ивонна подобрала пистолет и стала с интересом разглядывать. Норма велела:
— Положи его, Ивонна, ты такая неуклюжая, еще попадешь кому-нибудь в глаз.
Премьер-министр снова припомнил статистику и сообщил, что, по оценкам экспертов, в Великобритании 740 тысяч незаконных стволов и что за последние пять лет преступность с применением огнестрельного оружия выросла на восемь с половиной процентов.
Ивонна бережно отнесла пистолет к мойке, бросила его в раковину и залила водой. Из ствола забулькали пузырьки и собрались на поверхности невесомыми пулями.
У Джеймса вся боевитость улетучилась, он заплакал и сказал, что не виноват, что он такой плохой.
— Подробности нам не нужны, — оборвал его Джек. — Наверняка банальная история, как у всех, — смерть, разлука, разочарование, несправедливость и страдание, так?
Джеймс кивнул, и Джек позволил ему сесть. По лицу Джеймса лились гигантские слезы, они скатывались по подбородку и капали на футболку. Премьер-министр отвернулся, не в силах вынести это зрелище.
Али остался равнодушным:
— Если бы он приучил моих детей к крэку, я бы нанял людей оторвать ему башку, иннит. В Лидсе это делается за двести пятьдесят монет, еще и сезонная скидка есть.
Норма попросила:
— Отпусти его, Джек, вспомни нашего Стюарта. Джек устало сказал:
— Стюарт не в кооперативном магазине героин покупал, мама, его привадил такой же скот, как Джеймс.
Норма оторвала два куска от бумажного полотенца и вручила их Джеймсу; тот высморкался и вытер глаза.
Джек попросил Ивонну подняться в комнату Нормы и найти что-нибудь, чем можно связать Джеймсу руки и ноги. Пока его связывали, Джеймс выл точно волк.
Джек сказал:
— Тебе повезло, Джеймс: ты надолго сядешь в тюрьму, сможешь там пройти учебные курсы и выйдешь образованным человеком.
Потом он отвязал клетку Пита от подставки и вывел всех из дома.
Глава двадцать вторая
Агенты Кларк и Палмер наблюдали, как из дома выходит небольшая толпа. Их смена уже закончилась, но они болтались в кабинете наблюдения, желая посмотреть, чем дело кончится. Они дождались, пока машины Али и Ивонны выехали за пределы района, а потом связались с местной службой борьбы с наркотиками, и те, проникнув наконец в дом номер десять, решили, что Джеймс исполнял там некий странный сексуальный ритуал, потому что руки и ноги у него были связаны пестрыми подвязками Нормы и собачьим ошейником, на котором болталась металлическая бляха с гравировкой «Боб».
Машины выехали из Лестера и по шоссе Ml направились на юг. Премьер-министр сидел на заднем сиденье такси, бережно держа на коленях птичью клетку. С каждой милей он все больше волновался. Он чувствовал, как его сердце окутывает страх. Чувство было знакомое. Он страшился выхода на работу. Его ждут тысячи обязанностей, и его посвятят в ужасные тайны со всего мира. Он обратился к Джеку и Али:
— Вот бы здорово доехать до Дувра, сесть на паром и исчезнуть в Европе.
Али ответил:
— Не, я скучаю по своей кровати, без Сальмы мне даже толком не спится, она толстая, а я худой, но вместе мы очень сочетаемся, иннит.
Джек повернулся к премьер-министру:
— Эд, вы не обязаны оставаться премьер-министром, никто не держит у вашего виска пистолет.
Все трое рассмеялись, и Джек попросил Али остановиться у ближайшей станции техобслуживания, потому что проголодался. Ивонна свернула на объездную полосу вслед за Али и притормозила перед главным входом. Вся компания весело направилась к ресторанному комплексу. Норма была в восхищении: у входа в одно из кафе самообслуживания высился пластиковый рог изобилия, из которого вываливались роскошные пластиковые фрукты и овощи; на краешке рога лежала пригоршня пыльной кукурузы; невидимые руки разложили вокруг рога мини-коробочки с сухим завтраком «Келлог», дабы изобилие было полным. У премьер-министра рот наполнился слюной. Вместе с Али и Ивонной он подошел к стойке с горячими блюдами. Джек вручил матери поднос и попросил выбрать все, что она захочет, а потом извинился и сказал, что ему надо сделать пару звонков.
Первый звонок был Александру Макферсону, Джек известил его, что они вернутся на Даунинг-стрит до восхода солнца.
Макферсон ответил:
— Я только что получил потрясающее сообщение от пашей дебильной службы безопасности, будто в доме вашей матери арестован мужчина, который заявляет, что премьер-министр Эдвард Клэр связал его женскими подвязками и украл у него крэк. Что там за херня?
— Я все объясню в отчете, Макферсон, — ответил Джек. — Закажите номер в "Трэвел Инн» возле Лутонского аэропорта для моей матери и сестры и купите им билеты на первый утренний рейс до Малаги.
— За кого вы меня держите? Я вам что, сраное турбюро? — возмутился Александр Макферсон.
— Это управление прессой, Макферсон. У женщин в пашей семье длинные языки.
Макферсон спросил:
— А чем сейчас Эдди занят?
— Стоит в очереди за дежурным блюдом. За ним пристроился дальнобойщик и пытается заглянуть в вырез платья.
Макферсон сказал, что ждет устного отчета в два часа пополудни.
Джек пообещал, что сделает. С другой стороны, он не мог гарантировать присутствие премьер-министра, который всерьез сомневался относительно своего политического будущего.
Александр Макферсон сказал:
— Ваши маленькие каникулы должны были его ободрить. Если он уйдет, Шпрот, он и нас с вами потянет.
Джек заглянул в кафе и увидел, как премьер-министр прячет в сумочку пакетики с солью, перцем и сахаром.
Джеку нужно было сделать еще один звонок. Он хотел поговорить с Памелой, он чувствовал, что река выходит из берегов; он должен немедленно сказать ей, что любит ее, — Джек боялся, что если не скажет этого сейчас, то поток рутины унесет его прочь от Памелы. Он прислонился к рогу изобилия и набрал номер. Когда Памела ответила, по шуму на заднем плане он догадался, что она на псарне, проверяет на ночь собак. У него отнялся язык, как только он услышал ее крик «Алло! Алло!» на фоне собачьего лая.
— Ты, Джек? — спросила Памела.
— Я, — ответил он.
— Ты где?
— На заправке «Гап» в Уотфорде. Она засмеялась:
— Пресловутый «Гап» в Уотфорде — развилка между суровым севером и нежным югом.
Джек услышал щелчок зажигалки и подумал, не закурить ли самому; он был уверен, что, если поднапрячься, рано или поздно понравится. Он робел признаваться в любви, зная, что его признание услышат станции слежения всей планеты, и все же он признался, — почему бы, собственно, миру и не послушать?
— Я тебя люблю, — сказал он.
— О! — удивилась она.
Последовала долгая пауза, потом Памела пожелала собакам спокойной ночи. Стало тихо, только слышался звук ее дыхания. Джек представил, как она шагает по дорожке к дому. Он ощущал ее отсутствие как физическую боль, ему хотелось оказаться там, на кухне, сидеть за столом, ждать с выпивкой и чистой пепельницей. Наконец тишину нарушил плеск жидкости, наливаемой в стакан.
Джек спросил:
— Отмечаешь, Памела? — Он решил всегда называть ее Памела, и никогда — Пам.
— Собственно говоря, да, — ответила она. — Мне уже много лет никто не говорил, что меня любит, и еще больше лет я сама не любила.
— Я не верю в любовь с первого взгляда, — сообщил Джек.
— Я тоже, — ответила Памела.
— Значит, мы с тобой раньше встречались, — сказал Джек.
— Скорее всего, — согласилась она.
— Я через несколько часов вернусь в Лондон. Ты когда приедешь угощаться китайской кухней?
— Скоро. С тех пор как ты уехал, я тренируюсь есть палочками.
Норма крикнула Джеку, что кофе остывает.
— Я еще позвоню, — официально сказал Джек. — Спокойной ночи, любимая.
Он зашел в сувенирную лавку и купил глупое пушистое животное, что-то вроде медведя. В передних лапах существо держало красное атласное сердце, на котором какая-то дальневосточная фабрика вышила «Я тебя люблю».
Позже, в машине, когда премьер-министр спросил, что в пакете, Джек показал ему медведя:
— Это для вашей сестры. Премьер-министр предупредил:
— Пам такие штуки терпеть не может. В детстве она ужасно жестоко обращалась с моими игрушками.
Джек уверенно возразил:
— Эта ей понравится.
В следующий раз караван из двух машин остановился у мотеля рядом с Лутонским аэропортом, откуда самолет унесет Ивонну с Нормой по перегруженному небу в аэропорт Малаги, а дальше они отправятся в Марбелью.
Осмотрев свой помер, Норма вышла с Ивонной на автостоянку попрощаться с Питером. Попугайчик сидел в своей клетке на заднем сиденье такси — светлое пятнышко в темноте. Рядом громыхало шоссе. Норма опустилась на корточки, велела ошалевшей птичке вести себя хорошо и сказала, что ни за что не позволила бы Джеймсу посадить его в микроволновку. Она также сообщила Питеру, что он — самое важное существо в ее жизни. Джек с Ивонной иронически переглянулись.
— Ну спасибочки, — пробормотала Ивонна. Через прутья клетки Норма погладила перышки на голове птицы:
— Ну, пока, Пит. Премьер-министр заявил:
— Я вам скажу просто, Норма: сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь Питеру стать полноправным членом моей семьи. Он переедет в клетку, отвечающую европейским стандартам, и будет регулярно получать ветеринарное обслуживание.
— Ему правится, когда с самого утра с ним разговаривают, — сообщила Норма.
— Ладно, ма, им уже пора, — вмешалась Ивонна. Она была права. Джек ерзал от нетерпения. Он поцеловал мать в щеку и заверил ее:
— Ты была чудесной матерью, для Пита. Норма кивнула на прощанье премьер-министру и Али, потом взяла И воину за руку и отправилась в «Трэвел-Инн». Не успела дверь закрыться, как они услышали:
— А в Марбелье травка-то здорово дешевле, Ивонна?
Джек обратился к премьер-министру:
— Она была ужасной матерью для нас с Ивонной и Стюартом. Лентяйка, эгоистка и дикая невежда, гордилась, что пи одной книжки не прочла. Моя мать — пролетарская соль земли.
Премьер-министр сказал:
— Ну что ж, Джек, теперь все мы — средний класс. Джек возразил:
— Не глупите, Эд. Вы можете представить, чтобы Тойота давала званый обед и обсуждала цены на недвижимость и премию Тернера?[79]
Машины выехали из Лестера и по шоссе Ml направились на юг. Премьер-министр сидел на заднем сиденье такси, бережно держа на коленях птичью клетку. С каждой милей он все больше волновался. Он чувствовал, как его сердце окутывает страх. Чувство было знакомое. Он страшился выхода на работу. Его ждут тысячи обязанностей, и его посвятят в ужасные тайны со всего мира. Он обратился к Джеку и Али:
— Вот бы здорово доехать до Дувра, сесть на паром и исчезнуть в Европе.
Али ответил:
— Не, я скучаю по своей кровати, без Сальмы мне даже толком не спится, она толстая, а я худой, но вместе мы очень сочетаемся, иннит.
Джек повернулся к премьер-министру:
— Эд, вы не обязаны оставаться премьер-министром, никто не держит у вашего виска пистолет.
Все трое рассмеялись, и Джек попросил Али остановиться у ближайшей станции техобслуживания, потому что проголодался. Ивонна свернула на объездную полосу вслед за Али и притормозила перед главным входом. Вся компания весело направилась к ресторанному комплексу. Норма была в восхищении: у входа в одно из кафе самообслуживания высился пластиковый рог изобилия, из которого вываливались роскошные пластиковые фрукты и овощи; на краешке рога лежала пригоршня пыльной кукурузы; невидимые руки разложили вокруг рога мини-коробочки с сухим завтраком «Келлог», дабы изобилие было полным. У премьер-министра рот наполнился слюной. Вместе с Али и Ивонной он подошел к стойке с горячими блюдами. Джек вручил матери поднос и попросил выбрать все, что она захочет, а потом извинился и сказал, что ему надо сделать пару звонков.
Первый звонок был Александру Макферсону, Джек известил его, что они вернутся на Даунинг-стрит до восхода солнца.
Макферсон ответил:
— Я только что получил потрясающее сообщение от пашей дебильной службы безопасности, будто в доме вашей матери арестован мужчина, который заявляет, что премьер-министр Эдвард Клэр связал его женскими подвязками и украл у него крэк. Что там за херня?
— Я все объясню в отчете, Макферсон, — ответил Джек. — Закажите номер в "Трэвел Инн» возле Лутонского аэропорта для моей матери и сестры и купите им билеты на первый утренний рейс до Малаги.
— За кого вы меня держите? Я вам что, сраное турбюро? — возмутился Александр Макферсон.
— Это управление прессой, Макферсон. У женщин в пашей семье длинные языки.
Макферсон спросил:
— А чем сейчас Эдди занят?
— Стоит в очереди за дежурным блюдом. За ним пристроился дальнобойщик и пытается заглянуть в вырез платья.
Макферсон сказал, что ждет устного отчета в два часа пополудни.
Джек пообещал, что сделает. С другой стороны, он не мог гарантировать присутствие премьер-министра, который всерьез сомневался относительно своего политического будущего.
Александр Макферсон сказал:
— Ваши маленькие каникулы должны были его ободрить. Если он уйдет, Шпрот, он и нас с вами потянет.
Джек заглянул в кафе и увидел, как премьер-министр прячет в сумочку пакетики с солью, перцем и сахаром.
Джеку нужно было сделать еще один звонок. Он хотел поговорить с Памелой, он чувствовал, что река выходит из берегов; он должен немедленно сказать ей, что любит ее, — Джек боялся, что если не скажет этого сейчас, то поток рутины унесет его прочь от Памелы. Он прислонился к рогу изобилия и набрал номер. Когда Памела ответила, по шуму на заднем плане он догадался, что она на псарне, проверяет на ночь собак. У него отнялся язык, как только он услышал ее крик «Алло! Алло!» на фоне собачьего лая.
— Ты, Джек? — спросила Памела.
— Я, — ответил он.
— Ты где?
— На заправке «Гап» в Уотфорде. Она засмеялась:
— Пресловутый «Гап» в Уотфорде — развилка между суровым севером и нежным югом.
Джек услышал щелчок зажигалки и подумал, не закурить ли самому; он был уверен, что, если поднапрячься, рано или поздно понравится. Он робел признаваться в любви, зная, что его признание услышат станции слежения всей планеты, и все же он признался, — почему бы, собственно, миру и не послушать?
— Я тебя люблю, — сказал он.
— О! — удивилась она.
Последовала долгая пауза, потом Памела пожелала собакам спокойной ночи. Стало тихо, только слышался звук ее дыхания. Джек представил, как она шагает по дорожке к дому. Он ощущал ее отсутствие как физическую боль, ему хотелось оказаться там, на кухне, сидеть за столом, ждать с выпивкой и чистой пепельницей. Наконец тишину нарушил плеск жидкости, наливаемой в стакан.
Джек спросил:
— Отмечаешь, Памела? — Он решил всегда называть ее Памела, и никогда — Пам.
— Собственно говоря, да, — ответила она. — Мне уже много лет никто не говорил, что меня любит, и еще больше лет я сама не любила.
— Я не верю в любовь с первого взгляда, — сообщил Джек.
— Я тоже, — ответила Памела.
— Значит, мы с тобой раньше встречались, — сказал Джек.
— Скорее всего, — согласилась она.
— Я через несколько часов вернусь в Лондон. Ты когда приедешь угощаться китайской кухней?
— Скоро. С тех пор как ты уехал, я тренируюсь есть палочками.
Норма крикнула Джеку, что кофе остывает.
— Я еще позвоню, — официально сказал Джек. — Спокойной ночи, любимая.
Он зашел в сувенирную лавку и купил глупое пушистое животное, что-то вроде медведя. В передних лапах существо держало красное атласное сердце, на котором какая-то дальневосточная фабрика вышила «Я тебя люблю».
Позже, в машине, когда премьер-министр спросил, что в пакете, Джек показал ему медведя:
— Это для вашей сестры. Премьер-министр предупредил:
— Пам такие штуки терпеть не может. В детстве она ужасно жестоко обращалась с моими игрушками.
Джек уверенно возразил:
— Эта ей понравится.
В следующий раз караван из двух машин остановился у мотеля рядом с Лутонским аэропортом, откуда самолет унесет Ивонну с Нормой по перегруженному небу в аэропорт Малаги, а дальше они отправятся в Марбелью.
Осмотрев свой помер, Норма вышла с Ивонной на автостоянку попрощаться с Питером. Попугайчик сидел в своей клетке на заднем сиденье такси — светлое пятнышко в темноте. Рядом громыхало шоссе. Норма опустилась на корточки, велела ошалевшей птичке вести себя хорошо и сказала, что ни за что не позволила бы Джеймсу посадить его в микроволновку. Она также сообщила Питеру, что он — самое важное существо в ее жизни. Джек с Ивонной иронически переглянулись.
— Ну спасибочки, — пробормотала Ивонна. Через прутья клетки Норма погладила перышки на голове птицы:
— Ну, пока, Пит. Премьер-министр заявил:
— Я вам скажу просто, Норма: сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь Питеру стать полноправным членом моей семьи. Он переедет в клетку, отвечающую европейским стандартам, и будет регулярно получать ветеринарное обслуживание.
— Ему правится, когда с самого утра с ним разговаривают, — сообщила Норма.
— Ладно, ма, им уже пора, — вмешалась Ивонна. Она была права. Джек ерзал от нетерпения. Он поцеловал мать в щеку и заверил ее:
— Ты была чудесной матерью, для Пита. Норма кивнула на прощанье премьер-министру и Али, потом взяла И воину за руку и отправилась в «Трэвел-Инн». Не успела дверь закрыться, как они услышали:
— А в Марбелье травка-то здорово дешевле, Ивонна?
Джек обратился к премьер-министру:
— Она была ужасной матерью для нас с Ивонной и Стюартом. Лентяйка, эгоистка и дикая невежда, гордилась, что пи одной книжки не прочла. Моя мать — пролетарская соль земли.
Премьер-министр сказал:
— Ну что ж, Джек, теперь все мы — средний класс. Джек возразил:
— Не глупите, Эд. Вы можете представить, чтобы Тойота давала званый обед и обсуждала цены на недвижимость и премию Тернера?[79]