– Нас уже дважды отбрасывали, – сказал Кавагучи, более себе, чем нам с Михаэлем. – Но теперь…
   Теперь констебли уверенно шли на штурм. Колдуны из Отряда Магов Особого Назначения несли водометы со святой водой, наподобие тех, что были у охранников в «Локи». Раньше этого было недостаточно, чтобы противостоять нарастающей мощи ацтекских Сил. Но после бомбардировки с воздуха они сильно ослабели, и теперь омоновцы осторожно продвигались к стоянке у «Шоколадной ласки», потом к самому зданию.
   Тут я отвлекся от атаки – архиепископский ковер приземлился всего в нескольких футах от меня.
   – Здравствуйте, инспектор Фишер! – закричал один из монахов. – А я-то все думал, не вы ли это! Так и вышло.
   – Брат Ваган! – воскликнул я. – Ну конечно! – Я подбежал к аббату, чтобы пожать ему руку. – Значит, это вы тот славный бомбардир?
   – Точно, я, – скромно сказал он. – Неисповедимы пути Господни, и в этом случае Его воля проявилась заметнее всего.
   – О чем вы говорите?
   – Я был в покоях кардинала, на коленях умоляя его пересмотреть решение о запрете косметической магии для моих братьев, когда сообщение легата Кавагучи достигло ушей его высокопреосвященства. Он счел, что я подхожу для исполнения этого задания, и я с радостью повиновался.
   Брат Ваган был наивен, как ребенок, если надеялся уговорить кардинала. К тому же препираться с начальством запрещено уставом монашеского ордена – ведь монахи дают обет послушания, а также обеты бедности и целомудрия. Вероятно, добрый настоятель не возражал бы, если бы решение кардинала касалось лично его. Однако он спорил ради своей паствы – славный, добрый человек.
   И я понимаю, почему кардинал захотел, чтобы именно он летел на этом ковре. Кто еще мог так страстно желать победы над предполагаемыми поджигателями монастыря святого Фомы, как не его настоятель?
   – А что касается остального, то его преосвященство, конечно, опять отказал вам? – спросил я.
   Густые брови брата Вагана подпрыгнули вверх.
   – Откуда вы знаете?
   – Ну, вы сказали, что с радостью повиновались ему, чтобы выполнить это задание, значит, ничто другое не принесло вам радости.
   – Логика, как у иезуита! – Аббат грустно улыбнулся. – Лучше бы он запретил мне сражаться, но дал разрешение на косметическую магию. Многие могли сделать то же, что сделал я, но кто, кроме меня, вступится за моих братьев?
   Я уж и не знал, что мне чувствовать – удовлетворение ли оттого, что я верно угадал ход мыслей брата Вагана, злость ли на кардинала, который упорствовал, как осел, в своем решении, или благодарность его преосвященству за поддержку в войне. Все смешалось и запуталось.
   На расстоянии сотни ярдов послышались слабые крики констеблей и хлопки пистолетных выстрелов. К пистолетам нельзя относиться свысока – пока это, возможно, самое сильное ручное механическое оружие.
   Кавагучи вытащил собственный пистолет, взвел курок, проверил кремень и побежал по Нордхоффу к «Шоколадной ласке». Мы с Михаэлем устремились было за ним, но констебль размером с нас обоих, вместе взятых, покачал головой и проревел:
   – Нельзя!
   Он преградил нам путь и расставил руки, чтобы быть уверенным, что мы его послушаемся. Перед этим живым воплощением Великой Хитайской Стены нам волей-неволей пришлось остановиться.
   А это означало, что нам придется ждать. Ожидание всегда тяжелее, чем действие. Когда действуешь, не остается времени на то, чтобы переживать. А когда ждешь – если вы хоть в чем-то похожи на меня, то поймете правильно, – начинаешь думать обо всем, что может произойти. Я уже ждал птицу Гаруду. Я ждал архиепископский ковер. И опять я Ждал. Меня уже мутило от этого занятия, но я все ждал и ждал, устремив взгляд на Нордхофф, чтобы увидеть все, что можно.
   Пока же видно было немногое. Потом опять послышались хлопки пистолетных выстрелов, и на улицу начали выходить люди. Сначала констебли, потом – арестованные с поднятыми руками. Я увидел, что несколько пар из этих поднятых рук окрашены чем-то алым. Потом я услышал, как кто-то издал болезненный звук, словно выворачиваясь наизнанку, и через мгновение понял, что это я сам.
   Один из магов-омоновцев нес обсидиановый нож. Другой шел рядом, не переставая обливать страшное орудие святой водой. Этот нож, подумал я, обязательно окажется на Девонширской свалке. Нет ничего опаснее для окружающей среды, чем предметы и заклинания, связанные с человеческим жертвоприношением.
   Я узнал одного из арестованных – Жорж Васкес. Он увидел меня в тот же миг, когда я заметил его. Я подумал, не стоит ли наброситься на него и за то, что он чинил препятствия инспекторам АЗОС, но, даже плененный, Васкес выглядел слишком самоуверенным и злобным, так что мне расхотелось нападать на него.
   Следом за ним шествовал легат Кавагучи, на ходу заряжая пистолет и насыпая на полку пороху. Брат Ваган окликнул его:
   – Не требуется ли моя помощь в самом здании? Кавагучи загнал пулю в ствол и только потом отозвался.
   – Для последних обрядов, отче? – Он покачал головой. – Там остались только трупы.
   – Мученики, – сурово произнес брат Ваган. – Они обязательно получат награду на небесах.
   Я мысленно почесал в затылке – неужели тот, кто всего лишь оказался в неподходящее время и в неподходящем месте, может быть приравнен к мученику, который добровольно принял смерть за веру? Я, конечно, не католик и уж тем более не католический теолог, так что не могу судить, прав ли был настоятель по канонам своей религии.
   Но вообще-то это волновало меня меньше всего. Я так поспешно бросился к легату, что он чуть было не навел на меня пистолет.
   – А вы не… – Я задохнулся от страха, пришлось сделать усилие, чтобы продолжать. – Вы не нашли там Джуди?
   К моему облегчению, Кавагучи засунул пушку в кобуру и сказал:
   – Инспектор Фишер, я пока не проводил тщательный осмотр здания и трупов у жертвенника. – «Жертвенник тоже надо будет отправить на свалку», почему-то подумал я. – Принимая во внимание поспешность нашего осмотра, могу заявить вам, сэр, – продолжил Кавагучи, – что не видел в этом логове трупа, подходящего под описание вашей невесты.
   Кавагучи всегда изъясняется казенным языком, словно дает показания в суде. Но услышать от него слово «логово»… Я вдруг порадовался, что здоровяк полицейский не пустил меня за легатом.
   Но еще больше я обрадовался, что он не нашел Джуди – пусть даже «принимая во внимание поспешность осмотра». Можете ли вы осуждать меня за то, что я предпочел поверить, что ее там не было, только потому, что ее не нашел Кавагучи?
   – Легат, – спросил Михаэль, – можем мы предложить вам еще какую-нибудь помощь? – Насколько я заметил, пока мы вовсе не помогли Кавагучи. Михаэль обычно слишком щепетилен, чтобы допустить такую неточность, но после всего, что произошло в тот день, разве можно его осуждать?
   – Спасибо, сэр, но, по-моему, не стоит, – ответил Кавагучи и повернулся ко мне: – Инспектор Фишер, вы сделали все возможное, чтобы предупредить меня о масштабах опасности. Должен признаться, что, разговаривая с вами по телефону, я не смог полностью оценить этого. Прошу прощения за мою ошибку.
   – А кто бы мог поверить в такое? – спросил я. Мне показалось, что Кавагучи все-таки еще не полностью осознал, в чем сегодня принял участие. Сложите все, что произошло в один день (включая нашу отчаянную борьбу на Девонширской свалке), предположите, что обе попытки удержать злобные Силы провалились… Да Энджел-Сити просто исчез бы с лица Земли. А кто знает, что происходит в других местах Конфедерации или что было бы, победи сегодня ацтеки? Может быть, мы только что не дали начаться Третьей Магической войне.
   – Дэвид, я отвезу тебя в Уэствуд, – произнес Михаэль тоном, не допускавшим возражений. Да у меня и не было настроения возражать; теперь, когда ужас, целый день заставлявший меня метаться туда-сюда, начал ослабевать, я совершенно раскис. Я еле-еле дотащился до ковра Михаэля. Мы направились к бульвару Риска. Я сказал себе, что никогда больше не пожелаю увидеть долину Сан-Фердинанда.
   Добравшись до Конфедерального Здания, Михаэль поспешил ко входу, а не домой. Он странно посмотрел на меня, когда увидел, что я поплелся следом.
   – Я тоже могу еще сегодня поработать, – заявил я. – Чем больше я буду работать, тем меньше волноваться.
   – А! – Михаэль понимающе кивнул. – Ты ищешь способ отвлечься от болезненных переживаний. – Именно это я и хотел сказать, хотя и не столь высокопарно.
   Я решил, что если ничего неотложного у меня на столе не обнаружится, то я сяду и напишу обо всем, что случилось сегодня. АЗОС, как и любое правительственное учреждение, обожает писанину, а я доработался до такой стадии, когда все кажется неправдоподобным, если не изложить это на бумаге. С другой стороны, если бы Моисею пришлось заполнять все азосовские формуляры, чтобы разделить Красное море, то Библия была бы написана по-хамитски <Язык Древнего Египта.>.
   Меня ожидало только одно сообщение, от дамы по имени Сьюзен Кузнецова. Я нахмурился, пытаясь вспомнить, кто это. Наконец имя и лицо совместились: та строгая старая дева из Управления Физического и Духовного Здравоохранения, которая сообщила мне об апсихии Хесуса Кордеро.
   Я осведомился у своих часов о времени: оказалось, уже около шести. Но мисс Кузнецова произвела на меня впечатление крайне деловой особы, поэтому я позвонил ей. И конечно же, застал ее на службе.
   – Инспектор Фишер! – воскликнула она; мне показалось, что она обрадовалась. – Я думала, что вы ушли на весь день.
   – Я только что вернулся, – ответил я. – Чем могу быть вам полезен?
   – Инспектор, с семьей Кордеро связался консорциум, именующий себя «Шипучий джинн», – сказала мисс Кузнецова. – Этот консорциум намекнул, что они могут привить душу младенцу. Кордеро даже не подозревали, что такое возможно. Но в отличие от большинства бедных и малообразованных семей они обратились за советом ко мне, вместо того чтобы сразу клюнуть на приманку неизвестных шарлатанов. Я навела справки, из которых следует, что «Шипучий джинн» и впрямь может выполнить кое-что из обещанного. Я позвонила вам, чтобы узнать, не подвергалось ли еще это предприятие проверке АЗОС.
   – Честно говоря, я сам был там как раз незадолго до того, как родился Хесус, – ответил я. – Мне показалось, что они вплотную приблизились к осуществлению синтеза души. Я считаю, что такая операция может иметь важные последствия для больных апсихией и дать им по меньшей мере шанс на жизнь после смерти.
   – Неужели? – удивилась мисс Кузнецова. – Так, значит, вы советуете провести операцию?
   – Я не говорил этого, – возразил я и пояснил: – Я не имею понятия, где и у кого будут забираться кусочки души, которую синтезируют джинны. Как знать, а вдруг «Шипучий джинн» решает эту проблему ценой невосполнимого ущерба для прочих душ – может быть, даже целых поколений? Конечно, для бедных родителей это весьма соблазнительная возможность, но вы же знаете, каков искуситель.
   – Конечно, – ответила она. – Так вы считаете, что Кордеро лучше отклонить это предложение?
   Спроси она меня еще накануне, я ответил бы «да». Благодаря достижениям современной медицины у Хесуса Кордеро были все шансы дожить до глубокой старости, а душевный синтез будет изучаться и совершенствоваться, пока не изгонят всех гремлинов из этого процесса. Вот тогда-то и настанет подходящее время для пересаживания души.
   Но после того, что случилось на Девонширской свалке, а потом на «Шоколадной ласке», я уже не так спокойно относился к тактике выжидания. Даже если все говорит за то, что вы проживете долгую жизнь, это вовсе не означает, что вы ее действительно проживете: ведь сегодня едва не провалилась в тартарары большая часть Энджел-Сити. А если бы вы были апсихиком, разве смогли бы отказаться от надежды обрести душу, зная о приближении неминуемой смерти?
   – Мисс Кузнецова, – сказал я, тщательно взвешивая каждое слово, – АЗОС еще не определило своего отношения к «Шипучему джинну» и его деятельности. Сначала нам нужно выяснить, к каким последствиям может привести такая операция. Я думаю, что эта технология еще много лет останется на стадии эксперимента и не будет широко практиковаться.
   – Да, это я уже знаю, – ответила она. – То же самое говорили люди из «Шипучего джинна» семье Кордеро, и такая честность мне нравится. На самом деле я хочу спросить вас: а вы сами решились бы на такой шаг, будь это ваш ребенок?
   – Будь это мой ребенок, я бы прежде всего заботился о его безопасности, а уж потом обо всем прочем, – признался я. – Разве это не долг родителя? Но то, что сделал бы я, не имеет ничего общего с государственной политикой.
   – Ясно, – сказала она. – Тогда позвольте поставить вопрос иначе: очень ли огорчится АЗОС, если «Шипучий джинн» чуть-чуть расширит список «подопытных кроликов» и включит туда Хесуса Кордеро?
   – В настоящее время – нет, – ответил я. Слишком много навалилось более важных дел, и вряд ли в ближайшем будущем мы сможем заняться «Шипучим джинном», но этого я не сказал Сьюзен Кузнецовой. Я надеялся, что когда-нибудь (может быть, даже скоро, если Богу будет угодно) все утихнет до такой степени, что мы сможем заняться изучением синтетических душ. Конечно, это важная проблема, но коль скоро она не угрожает жизни на Земле, то можно и подождать.
   И кроме того, сказал я себе, много ли вреда нанесет Иной Реальности изготовление души для одного маленького мальчика? Совсем чуть-чуть – зато даст Хесусу Кордеро надежду на вечную жизнь.
   Вы, конечно, знаете, куда ведет дорога, вымощенная благими намерениями. Я тоже. И АЗОС. Честно говоря, вопрос не в том, что случится, если один малыш-апсихик получит душу. А в том, что произойдет, если джинная инженерия и техника «джинноплетения» начнут ворошить все ресурсы душ Иной Реальности.
   На это не было ответа ни у меня, ни у кого другого. Для того и нужно АЗОС, чтобы мы находили ответы, прежде чем ввод новых технологий доведет нас до беды. Но почему бы в виде исключения не дать Хесусу Кордеро надежду на жизнь после жизни?
   – Инспектор, – сказала мисс Кузнецова, – хочу поблагодарить вас за то, что отнеслись с таким пониманием. Вы осчастливите семью Кордеро, а Хесус… он еще долго не поймет, что произошло, но, когда поймет, тоже будет вечно вам признателен.
   – Будем надеяться. Технология пока не совсем отработана, и судя по тому, что сказал мне Рамзан Дурани, она еще не прошла проверку смертью. Но когда находишься в такой ситуации, цепляешься за соломинку, верно?
   – Таково и мое мнение как государственного служащего системы здравоохранения, – согласилась Сьюзен. – Мне просто хотелось выяснить позицию АЗОС.
   – Если бы вы сказали, что хотите добавить к списку подопытных еще тысячу человек, я дал бы вам другой ответ. Но один маленький мальчик, да еще тот, с которым я встречался…
   – Да здравствует закон контагиона! Вот как важно самому соприкоснуться с чем-нибудь! А я-то боялась, что вы безжалостный буквоед!
   – Только не сейчас, – тихо отозвался я. Дать Хесусу Кордеро шанс победить апсихию – не столь героический подвиг, как победа над чумашскими Силами и Уицилопочтли с его горячим приятелем, но от этого я почувствовал себя не менее счастливым. А может, даже более, потому что, как сказала Сьюзен Кузнецова, это было очень личное.
   Мне только хотелось, чтобы и остальные личные проблемы решились так же хорошо. Пока я не услышал ни слова о Джуди.
   Чтобы не давать себе задумываться об этом и о том, что это молчание могло означать, я погрузился в доклад о теоэкологическом влиянии завезенных в Энджел-Сити гномов на окружающую среду. За полтора часа я добился больших успехов, чем за две предыдущие недели. И неудивительно – теперь я мог делать смелые прогнозы, твердо зная, что Маленький Народец уже не окажет вредного воздействия на чумашские Силы. Я сам об этом позаботился.
   Я понимал, что вскоре могу пожалеть о том, что натравил на них птицу Гаруду. Сотрудник АЗОС в конце концов обязан защищать Силы, чье существование находится под угрозой, а не уничтожать их. С этой точки зрения я не имел права осуждать Ящерицу, Великого Орла и прочих за то, что они хотели нарушить баланс Сил и вернуть все на круги своя, как было до появления европейцев в Новом Свете.
   Но я вместе с двумястами миллионами других людей живу в мире, созданном в результате завоеваний европейцев. И как сказал Михаэль Манштейн, для этой земли мы сделали больше блага, чем ее коренные обитатели за тот же период времени. Так что если я и буду страдать от угрызений совести, то это, наверное, произойдет нескоро.
   Вскоре и сам Михаэль заглянул ко мне в кабинет. – Я ухожу домой, – сообщил он. – Может, тебе последовать моему примеру? – Ему трудно смириться с мыслью, что кто-нибудь задержится на работе дольше его.
   И он был прав. Я отправился домой. Я что-то пожевал (не спрашивайте, что именно) и пошел спать. Несмотря на все тревоги, я заснул мгновенно – следствие смертельной опасности, которой я подвергся дважды за один день. Не заверещи утром мой будильник, я проспал бы еще неделю.
 
   ***
 
   Как только я вошел в кабинет, завопил телефон. Потянувшись за трубкой, я едва не опрокинул чашку кофе, принесенную из кафе.
   – Агентство Защиты Окружающей Среды, Дэвид Фишер.
   – Инспектор Фишер, говорит легат Широ Кавагучи, из управления полиции Энджел-Сити. – Кавагучи представился по всей форме, будто в первый раз. – Инспектор Фишер, на допросе арестованного Жоржа Васкеса выяснилось, где спрятали вашу невесту, мисс Джудит Адлер.
   Я гикнул так, что оконные стекла зазвенели.
   – Так это же прекрасно, легат! Когда я могу с ней увидеться? – Он медлил с ответом. Восторг сменился ужасом. – Она… с ней все в порядке?
   – К сожалению, инспектор Фишер, должен сказать вам, что нет, – ответил легат Кавагучи. – Вы, вероятно, помните эту ацтекскую Силу, Того, Кто Зовется Мраком, с помощью которого была похищена мисс Адлер?
   – Да, конечно, – пробормотал я.
   – Судя по тому, что говорит наш судмагэксперт, похоже, что Тот, Кто Зовется Мраком, унес душу мисс Адлер в Девять преисподних. Мы нашли ее тело. Она, кажется, не пострадала физически, она способна есть и пить, если пищу и воду положат ей в рот. Но что касается остального… Мне очень жаль, инспектор, но пока больше ничего нет.
   – И что же делать? – хрипло спросил я.
   – Наши первые пробные попытки привести ее в чувство не увенчались успехом, она никак не отреагировала на некоторые обряды, как мы надеялись. – Кавагучи замялся. – Если не ошибаюсь, вы иудейской веры. А мисс Адлер тоже?
   – Да.
   – Может быть, поэтому ничего и не вышло. Большинство наших обрядов разработано для того, чтобы повышать сопротивляемость христианской души, и они могут оказаться менее эффективными для приверженца другой веры. Мы делаем все возможное, но я все же предлагаю вам поискать любые другие способы. Иначе, инспектор, не могу обещать вам, что тело и душа мисс Адлер когда-нибудь воссоединятся.

Глава 11

 
   Я отправился со своей бедой к мадам Руфь – вы ее помните? Это та самая толстая дама-медиум с золотыми коронками. У нее кабинет на углу Тридцать четвертой и Виноградной улиц. Я надеялся, что она-то сможет мне помочь. Когда сгорел монастырь святого Фомы и Эразм был в таком тяжелом состоянии, никому, кроме нее с Найджелом Холмонделеем, не удалось связаться с библиотечным духом. Я молил Бога, чтобы она смогла сделать то же самое для Джуди.
   В своем зеленом шелковом платье и белой косынке мадам Руфь напоминала гигантский размалеванный арбуз. Но для меня ее внешность решительно ничего не значила. Она и ее напарник англичанин были специалистами по добровиртуальной реальности, а добровиртуальная реальность, пожалуй, лучше всего подходила для спасения бессмертной души моей Джуди.
   Выслушав меня, мадам Руфь с сомнением покачала головой:
   – Не знаю, не знаю, инспектор. Это не так просто, как сыскать того, как его, книжкина духа. Так вам же мало потрепаться с невестиной душой, вам же ее сюда приволочь надо. Эта задачка куда похлеще будет.
   – Эта? А что, разве есть еще какие-нибудь? – удивился я.
   – Да, вишь ли, две ишще, дак какие! – ответила она и продолжала на своем ужасающем ломаном языке: – Первая загвоздка – в вымышленном мире. Мы ж ведь сами-то устроили тот сад для встречи с Эразмом. Ежели ваша подружка застряла в Девяти преисподнях, нам, стало быть, придется идти туда и там ее искать. Говорю ж вам, это нелегко.
   Я задумался, как создать добровиртуальный образ Девяти преисподних. Может ли добровиртуальная реальность приукрасить нечто такое, куда не рискует соваться никто, кроме злобной Силы по имени Тот, Кто Зовется Мраком? Весьма сомнительно, но я не знал иного способа вернуть душу Джуди.
   – А вторая проблема в чем? Мадам Руфь кашлянула и потупилась, словно застенчивый слон.
   – Уверен, медицинская страховка Джуди покроет все ваши счета, – догадался я. – Она застрахована по программе «Голубой Щит», которая предусматривает высокий коэффициент оплаты магических медицинских услуг. – Ну тогда все путем, – оживилась мадам. Конечно, кому охота работать за спасибо. Интересно, что бы Джуди делала без страховки? Навеки осталась бы в Девяти преисподних?
   – Вы попробуете помочь ей? – спросил я.
   – Можно, я обсудю… то есть обсужду… в общем, обговорю все это с моим партнером? Одна я не справлюсь. – И с этими словами мадам Руфь выплыла в другую дверь. За несколько минут ожидания я постарел на добрый десяток лет. Мадам Руфь вернулась с Холмонделеем, как всегда застегнутым на все пуговицы. Взглянув на меня, мадам тут же сказала:
   – Да все в порядке, мистер Фишер. Мы попробуем. Я уже собрался было рассыпаться благодарностями, но Найджел Холмонделей перебил меня:
   – После, инспектор. Если у нас что-нибудь получится. Лучше скажите, где сейчас мисс… э-э… Адлер? Я уже узнал адрес у Кавагучи.
   – Ее тело – в Храме Исцеления в Уэст-Хиллзе, – сказал я. – А душа…
   Мадам Руфь открыла свой еженедельник.
   – Мы заняты сегодня весь день и завтра утром, – сообщила она. – Можем поехать к ней завтра днем, как по-вашему? – Она посмотрела на меня, и я кивнул.
   Мне, конечно, хотелось бросить все и мчаться спасать Джуди, но ведь каждый клиент мадам Руфь тоже считал свой случай самым важным в мире.
   – О'кей, мистер Фишер, даже лучше, чем о'кей, – улыбнулась мадам. – Мы успеем… это, подготовиться и объединим наши усилия с полицией и с врачами Уэст-Хиллза.
   Я молча кивнул. Холмонделей развернул свой список, обмакнул перо в чернила и что-то записал.
   – Тогда встретимся прямо в больнице, в половине второго. – Он протянул мне свою тонкую руку. Я пожал ее и вышел из кабинета мадам Руфь.
   Нужно было спешить на службу – ведь у меня уже заканчивался обеденный перерыв. Что за безумие – соблюдать какие-то мелочные условности, когда рушится вся жизнь!
   Рядом с домом мадам Руфь выстроились новенькие автоматы. Сунув четверть кроны в протянутую лапку одного из маленьких демонов-продавцов, я вытащил «Энджел-Сити тайме». Я предполагал, что вчерашние события пойдут на первую полосу, и не ошибся: полет птицы Гаруды над долиной Сан-Фердинанда не такая вещь, которую можно не заметить. Равно как и сигнал тревоги, призывавший эвакуироваться жителей окрестностей Девонширской свалки.
   Конечно, репортеры извели немало чернил, но, похоже, им так и не удалось узнать, что было на самом деле. Это меня не волновало – правда могла бы вызвать панику, тем более ненужную, что самое страшное (как я надеялся) уже позади.
   Один из репортеров цитировал Мэтта Арнольда из «Локи». Магистр повернул все так, будто птицу Гаруду запустили в пробный неорбитальный полет, и быстро перешел к проблемам космической программы в целом. «Локи», дескать, уже разрабатывает новое магобеспечение, и так далее, и тому подобное.
   Заварушка на «Шоколадной ласке» тоже заняла целую полосу. Только если верить журналистам, там якобы произошла крупная производственная авария. Ни слова о жертвоприношениях, ни слова о связи с Девонширской свалкой.
   Что меня на самом деле задело за живое, так это остальные заголовки. Император Ацтекии объявил о роспуске нынешнего кабинета министров. То есть всех министров поголовно казнили. По словам «Таймса», такого не бывало с тех пор, как Ацтекия выступила в Первой Магической на стороне Германии. Предполагалось, что новые министры будут «более заинтересованы в улучшении отношений с Конфедерацией, чем их предшественники». «А не то…» – прочитал я между строк. Еще случилось какое-то стихийное бедствие недалеко от округа Сан-Колумб, но о нем я уже не стал читать. Я вернулся в Уэствуд, на работу.
   Когда я вышел из лифтовой шахты, Би как раз проходила по коридору. Она спросила меня, как Джуди, и искренне пожелала ей выздоровления. Я не сомневался в том, что эта искренность была неподдельной – Би в самом деле болеет душой за своих служащих. К тому же подделать такое озабоченное выражение лица вовсе не так легко.
   – Вы с Михаэлем проделали очень важную работу, – сказала она, – к тому же в чрезвычайно трудных условиях. Я хочу, чтобы вы знали: мне все известно, и это меня весьма радует.
   – Спасибо, – ответил я. – Но знаешь что? Лучше бы я провел все это время на самом скучном общем собрании. Би склонила голову набок.