Тертлдав Гарри. Император для легиона (Видесский цикл, Хроники пропавшего легиона - 2)

   Намдалени хорошо знали свое дело и неплохо прикрывали отступление, не давая легионерам возможности обратить их бегство. Трибун, впрочем, и не собирался преследовать их. Частично он руководствовался теми же соображениями, что и барон Дракс, не желавший терять солдат попусту. Еще более важным обстоятельством было то, что преследовать кавалерию пехотой весьма опасно: если во время погони намдалени решат нанести удар, то смогут отсечь и уничтожить большую часть его немногочисленного отряда. В таком беспорядке римляне были достаточно уязвимы для тяжеловооруженных конных копейщиков.
   Катриши и кавалерия Гавраса, преследуя отступающих солдат Сфранцеза, сделали все возможное, чтобы обратить их в бегство, однако намдалени и кочевники все еще численно превосходили армию Туризина и отступали в полном порядке.
   Скаурус взглянул на небо и издал удивленный возглас. Солнце, казалось, всего несколько минут назад светившее прямо им в глаза, ушло уже далеко на запад. Марк только сейчас понял, что устал, голоден, иссушен, как видессианское плато в жаркий летний день. Ему необходимо было отдохнуть. Рана на правой руке, не замеченная им в пылу сражения, дала о себе знать пульсирующей болью. Попавший в нее пот еще больше усиливал боль. Трибун сжал и развел пальцы - все в порядке, сухожилия не повреждены.
   Легионеры обыскивали трупы убитых врагов, приканчивали раненых лошадей и тех намдалени, которых уже невозможно было спасти. Противники с более слабыми ранениями получали ту же быструю грубоватую помощь, что и сами римляне, - их можно было обменять на пленных или вернуть за выкуп, и потому жизни их ничего не угрожало.
   Тяжело раненных римлян перенесли на носилках в лагерь, где их уже должны были ждать Горгидас и Нейпос. Толстенького жреца Марк заметил, когда тот давал указания десятку женщин, занятых обработкой ран и повязками. Горгидаса поблизости видно не было, и, удивленный этим, Скаурус поинтересовался, где находится врач.
   - Разве ты не знаешь? - обернулась к трибуну одна из женщин, помогавших Нейпосу. Марк глупо уставился на нее. Нейпос мягко сказал:
   - Ты все узнаешь в своей палатке, Скаурус.
   - Что? Почему он?.. Ох! - Марк бегом бросился к палатке, хотя еще секунду назад еле стоял на подкашивающихся ногах. Он едва не столкнулся с Горгидасом, появившимся из-под брезентового полога.
   - Привет. Как прошла твоя глупая битва? - приветствовал врач трибуна.
   - Мы победили, - машинально ответил Марк и, заикаясь, спросил: Как?.. Хелвис, я... - больше он не смог выдавить из себя ни слова. Сейчас у него были более важные дела, чем война.
   - Все в порядке, мой друг. У тебя родился сын, - сказал Горгидас. Его суровое лицо разгладилось, а глаза сияли. Врач взял трибуна за руку.
   - А.. а Хелвис? Как она? - спросил Марк, хотя, судя по улыбке грека, все было в порядке.
   - Как следовало ожидать и даже лучше. Пожалуй, это были самые легкие роды из тех, что я принимал. Заняли всего полдня. У нее широкие бедра, к тому же это не первый ребенок. Да, с ней все хорошо.
   - Благодарю тебя, - сказал трибун.
   Горгидас все еще держал его за локоть. Он по-прежнему улыбался, но глаза его печально смотрели куда-то вдаль.
   - Я завидую тебе, - медленно произнес он. - Должно быть, это прекрасно быть отцом.
   - Так и есть, - ответил Марк, удивленный грустью, прозвучавшей в голосе грека. Он подумал, что Горгидас, должно быть, очень ранимый человек, и был тронут его доверием.
   - Благодарю тебя, - повторил он снова.
   Их глаза встретились, и на какое-то мгновение они почувствовали, что понимают друг друга полностью. Это длилось недолго, а потом к Горгидасу вернулась его обычная невозмутимость.
   - Некогда мне болтать, - сказал он, слегка подтолкнув трибуна к палатке. У меня много дел. Нужно поставить кучу заплаток на дырявые шкуры дураков, которые предпочитают отнимать жизни, вместо того чтобы творить их.
   С Хелвис была подруга Муниция, Ирэн, со своей двухмесячной девочкой.
   Вероятно, в ожидании Горгидаса, она начала открывать боковую часть тента, когда Марк, все еще разгоряченный, в пыльных и грязных доспехах, ввалился в палатку. Здесь было душно, пахло потом и кровью, как на поле битвы, и Марк подумал, что у женщин свои сражения, не менее тяжелые, чем у мужчин.
   - Что с Муницием? Он не ранен? - спросила Ирэн тревожно.
   - Нет, цел и невредим. Он толковый боец и получил всего одну царапину.
   Голос трибуна разбудил дремавшую в постели Хелвис. Марк склонился над ней и нежно поцеловал ее. Ирэн, успокоенная тем, что ее Муниций жив, тихо выскользнула из палатки. Хелвис устало улыбнулась трибуну. Ее мягкие каштановые волосы растрепались и были мокрыми от пота, глубокие тени лежали под глазами. И все те лицо ее сияло торжеством, когда она подняла закутанный в одеяло из шерсти ламы сверток и проглянула его Скаурусу.
   - Дай, дай мне посмотреть на него, - сказал Марк, осторожно принимая из ее рук легкую ношу.
   - На него? Ты уже видел Горгидаса? - спросила Хелвис обличающим голосом, но Марк не слушал ее, глядя в лицо своего новорожденного сына.
   - Он похож на тебя, - мягко сказала Хелвис.
   - Что? Глупости.
   Ребенок был красный, в морщинках, с плоским носиком и почти безволосый. В нем едва можно было признать человека, а уж о каком-то сходстве говорить и вовсе не приходилось. Большие серо-голубые глаза остановились на трибуне. Ребенок задвигался. Скаурус, непривычный к таким вещам, чуть не уронил его. Сморщенная ручка вылезла из-под одеяла, и показался крошечный кулачок. Марк осторожно подставил палец, и малыш схватил его с удивительной силой. Трибун поразился идеальной миниатюрности создания. Ручки, ножки, крошечные коготки все это умещалось на двух его ладонях.
   - Он полностью завершен, - сказала Хелвис, не правильно истолковав пристальный взгляд трибуна. - Десять пальцев на руках и ногах. Все, как полагается.
   Они рассмеялись, а ребенок заплакал.
   - Дай его мне, - сказала Хелвис и прижала сына к груди. Малыш сразу успокоился. - назовем его, как договаривались?
   - Да, наверное, - вздохнул трибун. Ему не слишком нравилась заключенная несколько месяцев назад договоренность, он предпочел бы чисто римское имя, хорошо звучавшее по-латыни, чтобы продолжить род Скаурусов.
   Но Хелвис протестовала, считая, что в этом случае будет обойден ее род Договорились на том, что мальчика в честь ее отца назовут Дости, а когда будет необходимо, добавят к нему латинское имя Скауруса.
   - Дости, сын Амелия Скауруса, - сказал Марк с удовольствием и усмехнулся, взглянув на малыша - А знаешь, имя нашего сына длиннее, чем он сам.
   - Ты сумасшедший, - сказала Хелвис, но тоже улыбнулась.
   Глава 5
   Летнее солнце стояло высоко в небе. Город Видессос, столица и сердце Империи, носящей его имя, сверкал в ярких лучах. Белый мрамор, темный песчаник, красные кирпичи и, конечно же, мириады золотых шаров на храмах Фоса - все это было так близко, что, казалось, протяни руку и дотронешься до них. Но между армией, стоящей на западном берегу пролива, называемом видессианами Бычий Брод, и таким желанным и близким городом неутомимо сновали патрульные корабли Ортайяса Сфранцеза. Он, правда, потерял дальние береговые пригороды, но его боевые корабли по-прежнему контролировали пролив. Когда армия Сфранцеза отступила, она не оставила Гаврасу ничего, кроме десятка рыбачьих баркасов. Даже Туризин, кипящий от желания схватиться с предателем, не решался пересечь пролив с такой жалкой "флотилией" - ведь его ждали боевые корабли. Вынужденный остановиться, он изливал свое раздражение на армию.
   Туризин собрал своих офицеров в бывшей резиденции губернатора, совсем недавно удравшего к Ортайясу. В окно, выходящее на восток, открывался великолепный вид на Бычий Брод и Видессос, и Марк подозревал, что Гаврас выбрал эту комнату, чтобы подтолкнуть своих военачальников к решительным действиям.
   - Туризин, без кораблей мы состаримся здесь, - сказал Баанес Ономагулос. Мы можем набрать армию в десять раз больше этой, но стоить она будет не больше фальшивого медяка. Нам нужно взять под контроль море.
   Баанес ударил палкой по столу. Рана изувечила и укоротила его левую ногу, но не укротила дух. Туризин гневно сверкнул глазами, его взбесил покровительственный тон Баанеса. Низкорослый, худой и лысый, Ономагулос был другом Маврикиоса Гавраса с детства и до сих пор не считал, что младший брат Императора занял место, полагающееся ему по праву.
   - Я не могу создать флот мановением руки, - буркнул Туризин. Сфранцез хорошо платит своим капитанам, он прекрасно знает, что только это и удерживает его голову на плечах.
   Марк полагал, что это преувеличение. Отсюда были хорошо видны не только великолепные здания и чудесные сады города, но и его укрепления, самые мощные из всех, которые римлянин когда-либо видел. Даже если они каким-то образом переберутся через Бычий Брод, перспектива брать штурмом эти двойные стены может устрашить любого военачальника. Ну что ж, сначала разрешим одну проблему, потом другую, подумал трибун.
   - Думаю, Ономагулос прав. Без кораблей мы проиграем. Почему бы не получить их из Княжества? - впервые подал голос Аптранд, сын Дагобера. Его островной акцент был так силен, что мог сойти за диалект халога, родичей намдалени. Солдаты Аптранда, прошедшие путь от Фанаскерта до побережья через западные равнины, были новичками в Видессосе.
   - Так, новая идея, - сухо сказал Туризин. Предложение это явно пришлось Гаврасу не по душе, но силы Аптранда превышали его собственные на треть и ему приходилось выбирать выражения.
   Намдалени ответил ему ледяной улыбкой. Зима стояла в его холодных голубых глазах, где, казалось, отражался лед его родины, завоеванной предками Аптранда двести лет назад. Отвечая иронией на иронию, он спросил:
   - Ты ведь не можешь сомневаться в нашей лояльности, верно?
   - Разумеется, нет, - ответил Туризин, и фраза эта вызвала у присутствующих приглушенные смешки. Княжество Намдален было колючкой в теле Видессоса с момента своего бурного рождения. Завоеватели-халога недолго оставались грубыми пиратами и многому научились у своих более цивилизованных подданных. Это сделало их потомков грозными воинами. Они сражались за Империю, это правда, но как сами намдалени, так и те, кто платил им, хорошо знали, что островитяне разорвали бы Видессос на части при первой возможности.
   - Так вы наймете наши корабли? - требовательно спросил у Гавраса Сотэрик, сын Дости. Брат Хелвис сидел по правую руку от Аптранда - молодой намдалени многого достиг с тех пор, как трибун видел его в последний раз.
   - Вы скорее выиграете войну с нашей помощью, чем проиграете ее без нас, а?
   Скаурус моргнул: Сотэрик всегда спрашивал так, чтобы можно было ответить только "да". Длинный гордый нос намдалени напоминал о его видессианских предках, но в остальном он очень походил на свою сестру.
   Туризин посмотрел на Сотэрика, перевел взгляд на трибуна и снова уставился на намдалени. Марк сжал губы - он знал, что Император все еще подозрительно относится к дружеским и кровным связям, существующим между островитянами и римлянами.
   - Возможны и другие варианты. - Гаврас прямо взглянул на трибуна. Что скажешь ты? Пока что я не слышал от тебя ни слова.
   Трибун был рад, что ему удалось ответить спокойно.
   - Корабли нам необходимы, но, где их достать, я не знаю. Мы, римляне, всегда лучше сражались на суше, чем на море. Высади меня на другом берегу Бычьего Брода, и, клянусь, ты услышишь обо мне.
   Туризин мрачно улыбнулся:
   - Охотно верю. В тот день, когда ты не скажешь того, что думаешь, я начну подозревать тебя. Молодец, что молчал. Лучше уж молчать, чем. молоть ерунду, когда сказать нечего.
   Марк кивнул, соглашаясь с приговором Императора, и неожиданно для самого себя произнес:
   - Когда-то мы вели войну со страной, которая называлась Карфаген. У нее был сильный флот, в то время как у нас не было никакого. Мы изучили выброшенный на берег карфагенский корабль и построили такой же. Очень скоро Рим стал сражаться с Карфагеном на море. Почему бы и нам не построить флот?
   Эта мысль не приходила в голову Гаврасу - он рассчитывал только на уже существующие корабли. Марк подумал, что морщины вокруг его рта год назад были менее резкими. Наконец Император спросил:
   - Сколько времени потребовалось вам на то, чтобы построить свои корабли?
   - Историки пишут, что первый корабль строили шестьдесят дней.
   - Слишком долго, слишком долго, - пробормотал Туризин, обращаясь больше к себе самому, чем к своим офицерам. - Я не могу терять и дня. Один Фос знает, что творят у нас за спиной казды.
   - Не только один Фос знает это, - сказал Сотэрик, но так глухо, что Гаврас не расслышал его слов.
   Новости, принесенные намдалени из путешествия по Империи, были невеселыми. Они не слишком любили Туризина Гавраса, но предпочитали, чтобы он скорее выиграл гражданскую войну - тогда у них появится надежда вернуть занятые врагом западные провинции.
   Император наполнил свою кружку вином из красивого серебряного с позолотой кувшина, принадлежавшего бывшему губернатору. Гаврас плюнул на темный пол в знак презрения к Скотосу и его злу, затем поднял глаза и руки вверх и помолился Фосу. Этот ритуал при питье вина Скаурус видел в первый день их прибытия в Империю и сейчас с некоторым удивлением осознал, что молитва ему понятна. Горгидас был прав: постепенно Видессос накладывает на него свой отпечаток.
   ***
   В получасе верховой езды от пригорода, который видессиане называли просто "Напротив", цитрусовые плантации спускались прямо к морю, оставляя у воды лишь тонкую полоску песка. Скаурус привязал свою лошадь у небольшого лимонного дерева и тихонько выругался, уколов в темноте руку о жесткие шипы. Близилась полночь, и луна не светила. Люди, спрыгивавшие с лошадей рядом с римлянином, были едва различимы под странным звездным небом Видессоса. Свет, исходящий от великого города, раскинувшегося на восточном берегу пролива, был бы очень кстати, но его почти полностью закрывал силуэт военной галеры.
   - Чума на эти стремена, - пробормотал по-латыни Гай Филипп, слезая с коня. - Я знал, что забуду об этих проклятых штуках.
   - Тихо там, - сказал Туризин Гаврас, подходя к песчаному пляжу.
   Разглядеть следовавших за ним людей было трудно, в глаза бросались бритая голова и толстая фигура Нейпоса. Хромающего Ономагулоса тоже было нетрудно узнать, но большинство офицеров были высокого роста и в темноте не отличались друг от друга.
   Гаврас вытащил из-под плаща потайной фонарь и трижды просигналил им.
   Рядом затрещал сверчок, и это было так похоже на ответный сигнал, что люди вздрогнули и засмеялись быстрым, нервным, почти беззвучным смехом. Но Туризин ждал другого ответа.
   - Нас здесь слишком много, - беспокойно сказал Ономагулос и спустя несколько секунд добавил:
   - Твой драгоценный друг давно уже удрал.
   - Тсс, - сказал Гаврас, сделав движение, почти незаметное в темноте.
   На корме неподвижной галеры дважды мелькнул огонек. Туризин удовлетворенно хмыкнул и в свою очередь два раза приоткрыл фонарь. В течение нескольких секунд все было тихо, затем Марк услышал плеск воды похоже, с галеры спустили лодку. Рука трибуна сжала рукоять меча, и он вспомнил слова о "других вариантах", произнесенные Императором неделю назад. Эта операция казалась Скаурусу самоубийственно глупой, если адмирал, находящийся на борту этой галеры (дрангариос флота, таково было его полное звание), выберет предательство и высадится на берег со своими матросами, борьба с Ортайясом окончится очень скоро. Туризин только посмеялся над его опасениями.
   - Ты не знаешь барона Леймокера, потому и порешь такую чушь. Если он обещал нам безопасность, значит, беспокоиться не о чем. Этот человек никогда не лжет.
   Лодка вышла из тени, и Скаурус убедился, что Гаврас был прав - в ней сидело всего три человека: двое гребцов и, вероятно, сам адмирал дрангариос флота. Лодка двигалась быстро и бесшумно, зеленовато-голубое свечение вспыхивало при каждом ударе весел.
   Наконец киль мягко зашуршал по песку, матросы выскочили на берег и втянули лодку на пляж. Леймокер прыгнул на песок и широкими шагами направился к группе людей, ожидавших его у деревьев. Был ли адмирал удачлив, или зрение не изменяло ему даже ночью, но как бы то ни было, Императора он узнал сразу.
   - Здравствуй, Туризин, - Леймокер энергично пожал руку Гаврасу. - Эти ночные вылазки - дело темное и совсем мне не по душе.
   Голос у него был глубоким и хриплым, огрубевшим от многолетних скитаний по морям, во время которых адмиралу приходилось перекрикивать шум ветра и волн. Даже услышав этот голос впервые, Марк понял, почему Туризин Гаврас доверял его обладателю. Представить себе этого человека предателем было просто невозможно.
   - Да, дело темное, - согласился Гаврас. - Но оно может привести нас к свету. Помоги нам перебраться через Бычий Брод и вышвырнуть из города этого дурака Ортайяса и его паучьего дядю. Во имя Фоса, друг, за полгода ты мог насмотреться, как они управляют государством. Они не умеют даже чистить красные сапоги императора, не говоря уже о том, чтобы носить их.
   Тарон Леймокер задумчиво вздохнул.
   - Я присягал Ортайясу Сфранцезу, когда было еще неизвестно, жив ты или умер. Лед Скотоса - последнее прибежище для тех, кто нарушает клятву.
   - Неужели ты будешь сидеть и ждать, пока Империя развалится из-за твоего дурацкого понятия о чести и благородстве? - возразил Туризин.
   Иногда Император выражался совсем как Сотэрик, но Скаурус видел, что с Леймокером он взял верный тон.
   - Почему бы тебе не действовать вместе с ними, а не против них? ответил Леймокер. - Они дружественно предлагают тебе титул, который ты носил при своем брате, пусть Фос освещает его душу! Они ясно выразили желание скрепить дружбу любой клятвой, какую ты пожелаешь.
   - Если бы это было возможно, то я сказал бы им, что ценю клятвы Сфранцеза меньше, чем отчеканенные им монеты.
   Фраза достигла цели - Леймокер засмеялся, прежде чем успел спохватиться. И все же мнения своего он не изменил.
   - Ты стал недоверчив, - сказал он. - Однако помни, что ты и Сфранцез связаны родством из-за брака Алипии. Одно это удержит их от нарушения клятвы. Вдвойне проклят тот, кто идет против родственников.
   - Ты честный и благородный человек, Тарон, - с сожалением сказал Туризин. - В тебе нет зла, и ты не можешь видеть его в других.
   Дрангариос отвесил поклон.
   - Возможно, но я должен действовать согласно своим понятиям о чести и правде. Когда мы встретимся в следующий раз, я буду сражаться с тобой.
   - Взять его! - резко сказал Сотэрик.
   Моряки Леймокера схватились за мечи и замерли в напряжении, но Гаврас отрицательно покачал головой.
   - Неужели ты хочешь, чтобы я поступал, как Сфранцез, намдалени?
   Аптранд что-то одобрительно пробурчал. Туризин не обратил на него внимания.
   - Ну что ж, убирайся, - сказал он и повернулся к Тарону Леймокеру спиной. Марк еще никогда не слышал в его голосе такой горечи.
   Дрангариос еще раз поклонился и медленно пошел к лодке. На секунду он повернулся, как бы собираясь что-то сказать, но так и не вымолвил ни слова. Он снова сел на корму, моряки толкали лодку, пока не очутились по пояс в воде, затем залезли в нее сами. Весла поднялись и опустились. Лодка развернулась и медленно пошла по направлению к галере. Марк услышал, как заскрипела веревка, принимающая большой вес, - слабый, но отчетливый в ночной тишине звук. Тарон Леймокер отдал своим треснувшим басом команду, весла галеры проснулись, и корабль начал удаляться на юг, словно гигантская гусеница. Через несколько секунд он исчез за одним из островов.
   Туризин проводил галеру глазами, разочарование читалось в каждой черте его лица.
   - Честный и преданный, это правда. Но слишком доверчивый. Однажды ему придется заплатить за это, - сказал он, обращаясь к самому себе.
   - Если сначала нам самим не придется за это заплатить! воскликнул Индакос Скилицез. - Посмотри туда!
   С севера к песчаному пляжу быстро двигалась длинная лодка.
   - Предательство! - сказал Гаврас, и в его голосе звучало недоверие к увиденному. Он стоял неподвижно, пока корабль подходил к берегу. - Фос пусть проклянет этого подлого предателя! Наверное, он высадил матросов, как только исчез из виду.
   Меч Туризина сам собой выскочил из ножен и сверкнул холодным светом в слабом блеске звезд.
   - Ну что ж, как сказал друг Баанес, нас здесь слишком много. Больше, чем он думал. Мы покажем им, как надо сражаться! Видессос! - крикнул он и бросился к лодке, прежде чем матросы начали прыгать в воду.
   Скаурус бежал следом за Императором, а рядом с ним, пыхтя, топали остальные, разбрасывая сапогами мокрый песок. Только Нейпос и Ономагулос остались сзади - один не был воином, другой едва мог ходить. Соотношение было примерно четверо на троих, в лодке находилось не меньше двадцати человек, но вместо того, чтобы подавить людей Гавраса своим численным превосходством, они стояли, ошеломленные, и ждали нападения.
   - А, мерзавцы! - закричал Туризин. - Это, оказывается, не то легкое убийство, которое вам обещали?
   Он напал на одного из врагов, тот парировал его удар и нанес ответный. Юркий, как змея, Туризин извернулся и снова ударил. Солдат застонал. Глубокая кровавая рана появилась на его левом плеча Последний удар пришелся ему в живот, он свалился на песок и замер.
   Марк не хотел, чтобы подобный бой когда-нибудь повторился в его жизни. Было почти невозможно отличить врага от друга. Песок пляжа уходил из-под ног, и тяжело дышащие люди с трудом сохраняли равновесие. Кто-то рубанул Скауруса мечом, клинок просвистел возле самого уха трибуна. Он отступил назад, подумав, что неплохо бы иметь кирасу или хотя бы щит, и, отразив удар, сделал встречный выпад. Его противник, решив покончить с трибуном, бросился вперед и напоролся на острие меча Скауруса, которого не заметил в темноте. Он только кашлянул и умер.
   Никто из сопровождавших Гавраса не имел шлемов и кирас. Не было их и на нападавших - очень немногие из тех, кто плавал на кораблях, рисковали иметь на себе тяжелые доспехи Соратники Туризина были искушенными бойцами, достигшими своих высоких постов после долгих лет бесконечных войн, и мастерство их, умноженное яростью от предательства, сводило на нет численное превосходство противника.
   Очень скоро убийцы начали искать спасения в бегстве, но это оказалось не просто. Трое попытались пробиться к своей лодке и были зарублены ударами сзади. Сотэрик, утопая длинными ногами в песке, преследовал последнего врага. Поняв, что бегство невозможно, воин увернулся от удара и принял бой. Сталь ударила о сталь. Было слишком темно, чтобы Марк мог хорошо видеть схватку. Намдалени наносил врагу удар за ударом, словно кузнец, стучащий по наковальне молотом, и вскоре противник его рухнул, истекая кровью, на белый песок, вытянулся и замер.
   Скаурус оглядел поле битвы; враги были повержены, и сейчас уцелевшим в битве предстояла горькая обязанность отыскивать погибших в схватке друзей. Индакос Скилицез лежал зарубленный мечом. Погибли двое васпуракан, которых трибун едва знал, и один намдалени, сопровождавший Аптранда и Сотэрика. Скаурус печально подумал о тех, кто теперь получит мечи убитых и чьи семьи будут горевать о потере мужа и отца...
   Гаврас, в отличие от трибуна, был в отличном настроении.
   - Хорошая драка! Здорово мы их! - крикнул он, и эхо гулко ответило ему. Такая участь всегда постигнет убийц! Они... Эй, ты что это делаешь, а? Во имя Фоса, что ты делаешь?
   Баанес Ономагулос ковылял от одного раненого к другому и деловито перерезал горло тем, кто еще шевелился. Руки его были в крови и влажно поблескивали в бледном свете звезд.
   - А ты как думаешь, что я делаю? - ответил Ономагулос. - Матросы этого проклятого Леймокера будут здесь в любую минуту. Неужели я должен был оставить в живых этих ублюдков, чтобы они указали им, куда мы направились?
   - Нет, - признал Туризин. - Но надо было оставить одного для допроса.
   - Слишком поздно. - Ономагулос растопырил окровавленные пальцы и позвал:
   - Нейпос, посвети-ка нам. Держу пари, что скоро у нас будет ответ на все вопросы.
   Жрец подошел к Ономагулосу. Он дышал глубоко и ровно, и офицеры Гавраса зашептали что-то в удивлении, когда бледно-золотистое сияние стало разливаться от его рук.
   Марк не был так удивлен, как некоторые другие, - он уже видел подобное чудо в Имбросе, у Апсимара. На лице Баанеса читалось изумление.
   Искалеченный дворянин наклонился над одним из убитых, распорол ножом пояс, и золотые монеты (их было на удивление много) посыпались на песок.
   Ономагулос собрал их в ладони и поднес к рукам Нейпоса, от которых все еще исходило лучистое сияние. Офицеры столпились рядом, чтобы взглянуть на них поближе.
   - "Ортайяс Первый, Автократор Видессиан", - прочитал Ономагулос. - И здесь та же надпись, и здесь. - Он перевернул золотую монету. - То же самое, ничего, кроме этой проклятой надписи - "Ортайяс Первый".
   - Ага, и они все только что отчеканены. - Голос со странным акцентом принадлежал Аптранду, сыну Дагобера. - Но каким же образом Сфранцез сумел склонить дрангариоса к предательству?
   Туризин все еще не мог поверить случившемуся.
   - Варданес, должно быть, заключил союз со Скотосом, если сумел подкупить Тарона Леймокера!