Страница:
Англичан эти невероятные планы не интересовали, они стремились умиротворить Муссолини и защитить Суэцкий канал. Затем их внимание обратилось на север. Едва вернувшись в Адмиралтейство, Черчилль возродил один из наиболее привлекавших его замыслов периода первой мировой войны и предложил направить английский флот на Балтику. Специалисты решительно его поддержали. Затем он выдвинул более скромный план. Германия сильно зависела от поставок железной руды из Северной Швеции. Зимой, когда замерзало Балтийское море, эту руду доставляли через норвежский порт Нарвик. Если заминировать норвежские воды или захватить сам Нарвик, суда не смогут доставлять железную руду. Норвежский нейтралитет Черчилль игнорировал: «Небольшие нации не должны нам связывать руки, когда мы боремся за их права и свободу… Мы должны скорее руководствоваться гуманностью, чем буквой закона». Но кабинет отклонил его предложение.
Неожиданно представилась новая благоприятная возможность. Советская Россия, все еще опасавшаяся нападения Германии, несмотря на их кажущуюся дружбу, установила свой контроль над государствами Прибалтики. Латвия, Эстония и Литва неохотно уступили советским требованиям, Финляндия не подчинилась. 30 ноября советские войска вступили в Финляндию. Сталин, видимо, полагал, что в Финляндии можно поставить у власти без серьезной борьбы коммунистическое правительство. Советские войска были плохо подготовлены к зимней войне и даже к войне вообще. Вначале финны успешно оборонялись, и на Западе все были восхищены маленькой доблестной Финляндией. Французское правительство особенно было преисполнено энтузиазма. Коммунисты и в Англии, и во Франции с самого начала поддержали СССР. Британских коммунистов почти не принимали в расчет, а французские вызывали страх, их партию объявили вне закона. Теперь появилась возможность дискредитировать их окончательно. Кроме того, правые силы во Франции, не одобрявшие войну против Гитлера, приветствовали бы войну с Россией. Даладье, французский премьер-министр, наконец-то станет подлинным лидером страны. И еще один плюс: любой поход потребует участия британских военно-морских сил, Англия больше не сможет уклоняться, будет нести свою долю военных тягот.
И британское правительство было захвачено ходом событий. 14 декабря Советская Россия была официально исключена из Лиги Наций. 19 декабря англо-французский Высший военный совет принял решение помочь Финляндии. Но как добраться туда? Даладье нашел простой выход: надо просить, чтобы Норвегия и Швеция вели себя как лояльные члены Лиги Наций и надеялись, что западные державы защитят их от любой ответной акции со стороны России или Германии. Норвегия и Швеция не приняли на себя таких обязательств и подтвердили свой нейтралитет. Но обе западные державы не впали в отчаяние: если нельзя добиться от Норвегии и Швеции сотрудничества, обойдемся без него. Будут сразу же направлены войска в Нарвик. Но возникли трудности. Нужны были три недели для высадки в Нарвике и еще одиннадцать, чтобы перебросить союзные войска из Нарвика к шведской границе. Там шведы могли их остановить, нарушив энергоснабжение. Кроме того, стоял вопрос об оккупации Тронхейма, Бергена и Ставангера. К январю 1940 г. для осуществления операции требовалось уже 100 тыс. человек. Черчилль был в отчаянии: даже минимальный план – перекрыть маршрут, по которому доставлялась железная руда, – осуществить не удалось. Но именно это заставило британское правительство согласиться на французский, более крупный, план, хотя, конечно, британское правительство не хотело в отличие от французского быть вовлеченным в войну с Россией.
Союзным правительствам понадобилось время. Нужно было подготовить припасы и военно-морские силы, перебросить войска. К 12 марта поход на Нарвик был подготовлен: четыре эскадры крейсеров, четыре флотилии эскадренных миноносцев и войска численностью 14 тыс. человек. Чемберлен спросил генерала, которому предстояло принять командование: «Что вы сделаете, если натолкнетесь на сопротивление?» Генерал уклонился от ответа. Галифакс сказал: «Ну, железо там или не железо, но если добраться можно лишь ценой гибели многих норвежцев, я – против». Чемберлен пожал генералу руку и сказал: «До свидания, удачи вам, если поход состоится». Но в тот же вечер пришло сообщение: финны, безнадежно разбитые, приняли советские условия и заключили мир. Генерал не смог отправиться даже в Глазго, не то что в Нарвик.
Опять союзники были дискредитированы, они объявили о своем намерении помочь Финляндии, но не смогли. Во Франции ушел в отставку Даладье, его сменил Поль Рейно, деятель более энергичный, но без политических последователей. 28 марта он отправился в Лондон на заседание Союзного высшего совета и там требовал предпринять немедленные действия. В ответ англичане снова предложили план минирования норвежских вод, чтобы перекрыть маршрут доставки железной руды. Если Германия нанесет ответный удар – тем лучше. Черчилль заявил: «Мы больше выиграем, чем проиграем, от нападения Германии на Швецию и Норвегию». 4 апреля Чемберлен сказал: «Гитлер упустил возможность». Устанавливать мины собирались 5 апреля, экспедиционные силы послать лишь в случае, если Германия вмешается. Затем наступила пауза. Черчилль хотел также пустить мины по Рейну, французы возражали, боясь ответного удара Германии; такое же противодействие в Норвегии их не страшило. С разногласиями разобрались, и 8 апреля началась установка мин. Таким образом, формально англичане первыми нарушили норвежский нейтралитет.
Но не только они. В начале войны Гитлер беспокоился о сохранении нейтралитета Норвегии, который был ему выгоден, как и шведский. В январе 1940 г. его встревожили слухи об англо-французском выступлении в защиту Финляндии. Еще больше он встревожился 16 февраля, когда британский эсминец загнал немецкое судно «Альтмарк» в норвежские территориальные воды и освободил находившихся на нем британских военнопленных. 1 марта он приказал готовить вторжение в Норвегию. Военные советники предлагали наступление на суше, требовавшее огромных усилий. Гитлер не согласился: слишком медленно. Британские морские силы успеют осуществить свои задачи. Он настаивал, что надо произвести высадку морского десанта и в дополнение к ней – выброску парашютного десанта. Таким образом, держава, чьи морские силы были слабее, фактически использовала море в борьбе против более сильной морской державы. Это было первым прямым вмешательством Гитлера в разработку стратегии, оно оказалось очень успешным и предвещало еще более крупные успехи.
5 апреля германские военные корабли и торговые суда, имея на борту войска численностью примерно 10 тыс. человек, двинулись к побережью Норвегии. Англичане, думая лишь о собственном предстоящем походе, приняли меры предосторожности против нападения германских военно-морских сил, но не приняли мер на случай германского вторжения в Норвегию. Благодаря скорее поразительному всплеску удачи, чем предусмотрительности, Гитлер опередил англичан на 24 часа: 9 апреля германские войска вступили в Данию и Норвегию, их морские десантники захватили Осло, Берген, Тронхейм и Нарвик. Дания, фактически беззащитная, сдалась без боя и стала германским протекторатом на все время войны. В Осло норвежцы, хотя и застигнутые врасплох, все же сопротивлялись и потопили крейсер «Блюхер». Норвежскому королю удалось бежать и поднять в стране знамя Сопротивления.
Вначале союзники радовались, и казалось, что Гитлер совершил огромную ошибку. Черчилль заявил: «Любой германский корабль, который войдет в проливы Скагеррак и Каттегат, будет потоплен». Последовала полная неразбериха. Следуя инструкциям Адмиралтейства, британский флот гонялся за воображаемыми немецкими крейсерами, вместо того чтобы готовиться к высадке. А когда отправили наземные силы, это в основном была недостаточно подготовленная территориальная армия, не оснащенная для высадки десанта в условиях противодействия противника. Противоречивы были мнения относительно того, где высаживаться. Черчилль хотел вернуть Нарвик. Военный кабинет ради политической демонстрации настаивал на Тронхейме.
Начальники штабов сочли это слишком опасным и решили ограничиться захватом противника в клещи из Намсуса и Ондальснеса, двух рыболовных портов, где вряд ли можно было осуществить даже мелкие высадки. Англичане, к своему удивлению, обнаружили, что большинство норвежских аэродромов уже в руках немцев и их армия и флот не могут действовать в пределах досягаемости немецкой авиации. Поход союзников окончился сокрушительным провалом. Войска высадились в Намсусе и Ондальснесе, но 2 мая им пришлось оттуда уйти. 28 мая англичане действительно взяли Нарвик. Но к тому времени это событие заслонили более крупные, которые произошли во Франции. Нарвик был эвакуирован 8 июня, при этом потоплены авианосец «Глориес» и два эсминца.
Король Норвегии со своим правительством бежал в Англию и присоединил к британскому морскому флоту суда, общий тоннаж которых составлял свыше миллиона тонн. Германский военно-морской флот сильно пострадал: погибло 3 крейсера и 10 эсминцев, было временно выведено из строя 2 тяжелых крейсера и карманный линкор. Летом 1940 г. германские военно-морские силы почти перестали существовать: остались тяжелый и 2 легких крейсера и 4 эсминца. Все это оказалось весьма кстати, когда Гитлер пытался вторгнуться в Англию. Но пока англичане заметили только свое унижение и провал. Их гнев обратился против Чемберлена, и, напротив, они с энтузиазмом воспринимали Черчилля. На деле, санкционировав норвежскую кампанию, Черчилль больше не имел к ней никакого отношения, она – плод его импульсивности и внутренней неразберихи. Но люди учитывали прошлое. Чемберлен расплачивался за политику умиротворения, Черчилль был вознагражден за годы безвестности. По иронии судьбы, неудача кампании, которой в большей мере руководил Черчилль, привела к падению Чемберлена и возвышению Черчилля.
7 и 8 мая в палате общин состоялись дебаты по поводу норвежской кампании. Лео Эмери обратился к правительству: «Ради Бога, уходите!» Ллойд Джордж просил Чемберлена показать пример самоотверженности – уйти в отставку. В конце дебатов 41 депутат из числа сторонников правительства голосовал заодно с оппозицией и немногим более 60 воздержались. Чемберлен пытался реорганизовать свое правительство, но после некоторого колебания лейбористы отказались в нем участвовать. Днем 9 мая Чемберлен, Черчилль и Галифакс обсуждали дальнейший ход событий. Галифакс осторожно заметил, что члену палаты лордов трудно быть премьер-министром «в условиях такой войны». Однако Черчилль охотно возложил на себя это бремя. Днем 10 мая 1940 г. он стал премьер-министром, и в нужный момент: в то утро началась настоящая война: германские армии вторглись в Бельгию и Голландию.
Черчилль принял вызов и заявил 13 мая в палате общин: «Я ничего предложить не могу, кроме крови, труда, слез, пота… Вы спрашиваете, какова наша политическая программа? Я отвечу: воевать – на море, на суше, в воздухе, всей мощью, всеми силами, какие нам пошлет Господь… Вы спрашиваете, какова наша цель? Я могу ответить одним словом – победа. Победа любой ценой, победа, несмотря на весь ужас, победа, каким бы ни был долгим и трудным путь к ней».
Его речь считают началом периода национального единства. Ничего подобного. Консерваторы не так легко забыли свое поражение. В палате общин они стоя приветствовали Чемберлена. Лейбористы приветствовали Черчилля, пока не были потоплены в Оране французские линкоры. Галифакс и, возможно, Чемберлен все еще жаждали мирного компромисса. Национальное единство наступило лишь после эвакуации из Дюнкерка и «битвы за Англию», когда английский народ один, без союзников, победил.
Линия была волнорезом, отводившим поток немецких войск в Бельгию. По сравнению с линией Мажино бельгийские укрепления ничего не стоили. До 1936 г. Франция была союзником Бельгии и по крайней мере могла рассчитывать на франко-бельгийское военное сотрудничество. Затем Бельгия перешла на позиции нейтралитета. Граница между Францией и Бельгией была длиннее, чем линия Мажино, ее укрепление обошлось бы немыслимо дорого, и французы этим заниматься не стали. Таким образом, бельгийский нейтралитет был единственной их защитой от Гитлера. Вряд ли достаточной.
В начале войны британские экспедиционные войска – сначала 4 дивизии, потом к началу боев они выросли до 10 – были переброшены во Францию и размещены вдоль бельгийской границы. Объективно оценивая уроки первой мировой войны, британское правительство подчинило британские экспедиционные войска французскому главнокомандующему Гамелену. Это было менее удачное решение, как могло показаться. Гамелен передал свои полномочия командующему французскими армиями Западного фронта, а тот в свою очередь – французскому генералу, командовавшему на северо-востоке. Виконт Горт, командир британских экспедиционных войск, не понимал, кому он подчиняется. Англичане поспешно возвели кое-какие элементарные укрепления, а когда Хор-Белише, военный министр, стал их критиковать за несоответствие необходимым требованиям, его освободили от занимаемой должности. Всю зиму царило сонное затишье на бельгийской границе и на линии Мажино.
Гамелен пытался согласовать с бельгийцами свои планы, но те не хотели, чтобы их втянули в военные действия. Они даже часть войск передвинули к французской границе, чтобы не допустить никакого англо-французского вторжения. Черчилль возмущался бельгийским нейтралитетом, но, естественно, союзники с их высокими принципами не могли его нарушить. Вдобавок не могли сохранить свой политический престиж, оставаясь безучастными зрителями во время нападения Германии. Кроме того, утверждали, что вступление в Бельгию сократит границу союзников. Гамелен вначале планировал только продвижение к реке Шельде, затем его амбиции возросли. При таком наступлении нельзя было помочь Голландии, которая тоже, казалось, была под угрозой. Гамелен замыслил более крупное наступление на рубеж реки Диль, а затем дальше – в район Бреда. Жорж и другие французские генералы не одобряли этот план, тогда Гамелен сказал им, что с точки зрения политической такое наступление необходимо. И у Горта были сомнения, которых он, правда, британскому правительству не высказывал.
Гамелен фактически бросил в наступление все свои регулярные дивизии и все британские экспедиционные войска. Он был уверен, что таким образом будет спровоцирована решающая битва; это действительно произошло, но вовсе не так, как он рассчитывал. Гамелен также надеялся добавить к своим войскам 22-ю бельгийскую дивизию и 10-ю датскую; он рассчитывал, что координацию действий можно производить на поле боя, без предварительных обсуждений, что союзные войска смогут пройти 145 миль, в то время как немцам надо будет пройти 70 миль. Все зависело от качества бельгийских укреплений.
Гамелен считал само собой разумеющимся, что немцы поведут наступление на своем крайнем правом фланге, как в 1914 г. Вначале так и было. В октябре 1939 г., когда Гитлер объявил о своем решении атаковать на западе, немецкие генералы отнеслись к этому с большим сомнением. Один из них сказал: «Франция не Польша». Гитлер настаивал, и Генеральный штаб неохотно составил именно тот план, который Гамелен предвидел. Речи не было о решающей победе, речь шла только о занятии территории; это заставило бы союзников уйти из Голландии и Бельгии и обеспечило бы Руру большую безопасность. Гитлер был недоволен планом, он указал южнее, на Арденны, и спросил: «А здесь можно пройти?» Генералы ответили, что нельзя, если не будет уверенности, что ударные силы союзников двинутся в Бельгию (что Гамелен действительно собирался сделать). Гитлер отказался от своей идеи, а затем ее подхватил и развил Манштейн, начальник штаба группы армий «Центр». Но планы Манштейна до Гитлера не дошли.
Немецкое наступление должно было начаться 12 ноября. Из-за плохой погоды пришлось его отложить, затем после дальнейших отсрочек его назначили на 17 января 1940 г. И тут вмешалась судьба – помог случай. 10 января немецкий офицер в Кёльне опаздывал к месту службы, и друг предложил доставить его туда самолетом. Но самолет сбился с курса и совершил вынужденную посадку в Бельгии. Офицер вез с собой планы вторжения, которые не смог уничтожить; бельгийцы передали их союзникам. Планы явились тем подтверждением, которое так нужно было Гамелену, он еще больше войск отправил в Бельгию. А в Германии наступление было отменено; Манштейн, вызвавший своими настояниями недовольство Генерального штаба, был командирован в Восточную Германию. Путь его лежал через Берлин; там он обратился к Гитлеру и рассказал о своем плане. Гитлер пришел в восторг, а Генеральный штаб во главе с Гальдером уступил и обстоятельно разработал детали. Таким образом, в составлении плана участвовали все трое – Гитлер, Манштейн и Гальдер. Неформальный подход Гитлера сыграл здесь главную роль.
Согласно новому плану, немцы будут наступать в центре. Бок с 30 пехотными и 3 бронетанковыми дивизиями заманит союзников на север. Лееб с пехотными дивизиями будет производить отвлекающие маневры вдоль Рейна. Рундштедт с 50 пехотными и 7 бронетанковыми дивизиями одержит победу. В Седане, главном пункте прорыва, ему будут противостоять 3 наиболее слабые французские дивизии. Но французы не верили, что наступление через Арденны возможно. Они даже не стали воздвигать заграждения, чтобы не помешать действиям своей кавалерии. Они считали, что всегда смогут в случае необходимости двинуть в бой резервы.
Впоследствии часто говорили, что союзники были гораздо хуже оснащены. Это не совсем верно. У союзников было 3200 танков, у немцев – около 2700, притом некоторые французские танки по своей мощности превосходили немецкие. Но французские танки были размещены во всех армиях, а немецкие – сосредоточены в бронетанковых дивизиях на решающих участках. Немцы имели заметное превосходство в воздухе, их авиация была предназначена для четкого взаимодействия с наземными войсками. Пикирующие бомбардировщики имелись только у немцев. Англичане, у которых тоже было достаточно бомбардировщиков, намеревались осуществлять налеты на Рур и другие «стратегические объекты», а не участвовать в боях. Многие британские истребители находились в Англии для ее защиты.
Немцы не использовали два новых вида оружия, о которых широко распространилась молва среди противников Германии. «Пятая колонна», состоявшая из предполагаемых предателей, – плод охваченного паникой воображения, – ее на самом деле не было. И Германия не рассчитывала на бесчисленных, падающих с неба парашютистов; ее воздушно-десантные силы численностью 4 тыс. человек понесли большие потери еще при захвате голландских мостов и аэродромов. До конца мая многие сотни тысяч англичан вступили в местные добровольческие отряды обороны, чтобы защитить свои деревни от немецких парашютистов, которых ожидали в любой момент; хотя немцам не требовалось сбрасывать десанты, они быстротой мысли и действий побеждали генералов, сохранявших неторопливый темп, присущий первой мировой войне.
Кампания началась 10 мая с немецкого вторжения в Голландию и Бельгию. Голландская армия отступила сразу. 13 мая королева и правительство отправились в Англию вместе с большей частью голландского военно-морского флота. 14 мая Роттердам сдался. Немцы бомбили его по ошибке, когда шли уже переговоры о капитуляции. Убито было примерно 900 жителей; число погибших министр иностранных дел Голландии увеличил до 30 тыс. Эту фантастическую цифру до сих пор часто повторяют. 15 мая прекратились бои в Голландии. Французские войска, двигавшиеся к ней на помощь, так и не соединились с голландцами.
Бельгийцы рассчитывали на свою мощную крепость в Эбен-Эмаэле, но германские саперы захватили ее простым способом – высадились с планеров на ее крышу и забросили через вентиляционные шахты взрывчатку. 12 мая бельгийцы отошли от рубежа реки Маас. Через два дня британские и французские войска соединились с бельгийцами, начав затем координировать совместные оборонительные действия. 15 мая союзники столкнулись с более трудной задачей; она состояла не в том, как защитить Бельгию, а в том, как из нее выбраться. Немцы прорвались южнее, на рубеже Мааса у Седана.
Это был страшный удар; его нанесли по инициативе Гитлера; такой план действий отстаивал Манштейн, детально разработал Гальдер, а исполнителем предстояло стать Гудериану, командующему немецкими бронетанковыми войсками. Гудериан больше всех остальных генералов уповал на скорость. Это сразу проявилось. По расчетам генеральных штабов, германского и французского, немцам потребовалось бы девять дней, чтобы выйти к реке Маас. Гудериан сказал – четыре, а прибыл за два дня. Можно с предельной точностью установить, в какой именно момент Франция потерпела поражение, до конца войны перестав быть великой державой. В 15 часов 13 мая первый немецкий солдат переправился через Маас. Сопротивление французов было слабым, несогласованным. На рассвете следующего дня переправились немецкие танки, а к 15 мая путь Гудериану был открыт, он ринулся вперед вопреки приказам армейского командования задержаться, вопреки даже аналогичным приказам Гитлера, который на миг засомневался. Германские танки мчались беспрепятственно по свободным дорогам, а когда кончалось горючее, танкисты останавливались у ближайшей бензоколонки, заправлялись бензином, ничего не платя за него, и продолжали путь.
А севернее танки Роммеля тоже переправились через Маас на канатном пароме и ринулись к Авену. Это был не столь решающий удар, но благодаря ему Гудериан избежал неприятностей на правом фланге. Германское верховное командование больше беспокоил его левый фланг. Здесь победа зависела от скорости немецкой пехоты. У немцев было три моторизованные пехотные дивизии, остальная пехота шла пешком, как в 1914-м, следом лошади тащили повозки с припасами. И скорость была та же, что и тогда: 40 миль в день; шли почти неделю. 17 мая, когда французы пытались предпринять контратаку, они наткнулись на крепкую оборону левого фланга Гудериана. Одну из атак возглавил де Голль, малоизвестный тогда бригадный генерал, и впоследствии она стала примером того, что могут французы, если их генералы, как де Голль, исполнены отважной решимости. Но фактически еще до того, как удалось вплотную подойти к противнику, воздушный налет прервал атаку де Голля, Гудериан даже не стал о ней докладывать в штаб. Справедливо, хотя и весьма обидно, прозвучало приведенное Элистером Горном высказывание д-ра Джонсона: «Муха, сэр, может укусить могучую лошадь, но она все-таки лишь насекомое, а лошадь все равно остается лошадью». Ушло время, когда еще можно было отсечь головной отряд немцев.
Первым понял, что произошло, Рейно. Утром 15 мая он позвонил Черчиллю: «Мы разбиты: мы проиграли сражение». Черчилль ему не поверил, но убедился, что Гамелен и Жорж вполне спокойны. Однако вечером у Гамелена сдали нервы, и он объявил: «Это гибель французской армии». 16 мая Черчилль вылетел в Париж – ему сообщили, что через пару дней там будут немцы. Дым от горящих документов плыл над садом французского министерства иностранных дел. Жители покидали Париж, забив все дороги, ведущие на юг. Черчилль спросил Гамелена: «Где стратегический резерв?» Гамелен ответил, что резерва нет. Но Черчилль настаивал: «Когда и где вы собираетесь контратаковать?» Гамелен сказал: «У нас меньше численность, хуже оснащение, слабее методы». Он пожал плечами – и в историческом смысле ушел в небытие.
Черчилль питался воодушевить французов, обещал, что во Францию будут направлены 10 эскадрилий истребителей. Согласие Военного кабинета было получено по телефону. Однако по возвращении в Англию Черчилль наткнулся на сопротивление этому решению. Сэр Хью Даудинг, командующий истребительной авиацией, настаивал, что для обороны Англии ему нужно 52 эскадрильи, между тем их всего 36, а если еще посылать во Францию, то скоро ничего не останется. Даудинг призвал на помощь Военный кабинет, показал график прежних потерь, говорил о потерях будущих. Военный кабинет Даудинг убедил: члены кабинета согласились, чтобы эскадрильи действовали над французской территорией, но вылетали туда с английских баз. Через день или два немцы разгромили большинство баз, с которых английские самолеты могли вылетать во Францию; спор стал беспредметным. Но все же график Даудинга явился первым шагом на пути к победе в «битве за Англию».
Немцы не вступили в Париж 18 мая. И не собирались это делать. Гудериан устремился к морю. 20 мая его танки заняли Амьен, затем Абвиль. В тот же вечер они вышли на побережье у Ноэла, пройдя за 10 дней 200 миль. Еще севернее, в Бельгии, отступали союзники: англичане за Шельду, французы к югу от Лилля. 19 мая Горт осуждал ситуацию со своим французским начальником Бийотом, который сказал, что придется отступать к Сомме. Горт с нетерпением глядел на Дюнкерк и порты на берегу пролива. Горт, полководец не из выдающихся, не занимал пост начальника имперского Генерального штаба, и его назначили командующим британскими экспедиционными войсками просто как лучшего фронтового генерала. И теперь он принял смелое независимое решение: спасти свою армию. Вечером 19 мая он сообщил Военному кабинету, что, возможно, придется подумать об эвакуации. На следующий день Айронсайд, начальник имперского Генерального штаба, прибыл с официальным приказом: Горт должен пробиваться на юг. Но Горт отказался. Из его 9 дивизий 7 вели бои с германской группой армий «Б» на севере и не могли выйти из боя. Айронсайд заметил: «Ситуация отчаянная. Господи, спаси британские экспедиционные войска, доведенные до такого положения некомпетентностью французского командования».
Неожиданно представилась новая благоприятная возможность. Советская Россия, все еще опасавшаяся нападения Германии, несмотря на их кажущуюся дружбу, установила свой контроль над государствами Прибалтики. Латвия, Эстония и Литва неохотно уступили советским требованиям, Финляндия не подчинилась. 30 ноября советские войска вступили в Финляндию. Сталин, видимо, полагал, что в Финляндии можно поставить у власти без серьезной борьбы коммунистическое правительство. Советские войска были плохо подготовлены к зимней войне и даже к войне вообще. Вначале финны успешно оборонялись, и на Западе все были восхищены маленькой доблестной Финляндией. Французское правительство особенно было преисполнено энтузиазма. Коммунисты и в Англии, и во Франции с самого начала поддержали СССР. Британских коммунистов почти не принимали в расчет, а французские вызывали страх, их партию объявили вне закона. Теперь появилась возможность дискредитировать их окончательно. Кроме того, правые силы во Франции, не одобрявшие войну против Гитлера, приветствовали бы войну с Россией. Даладье, французский премьер-министр, наконец-то станет подлинным лидером страны. И еще один плюс: любой поход потребует участия британских военно-морских сил, Англия больше не сможет уклоняться, будет нести свою долю военных тягот.
И британское правительство было захвачено ходом событий. 14 декабря Советская Россия была официально исключена из Лиги Наций. 19 декабря англо-французский Высший военный совет принял решение помочь Финляндии. Но как добраться туда? Даладье нашел простой выход: надо просить, чтобы Норвегия и Швеция вели себя как лояльные члены Лиги Наций и надеялись, что западные державы защитят их от любой ответной акции со стороны России или Германии. Норвегия и Швеция не приняли на себя таких обязательств и подтвердили свой нейтралитет. Но обе западные державы не впали в отчаяние: если нельзя добиться от Норвегии и Швеции сотрудничества, обойдемся без него. Будут сразу же направлены войска в Нарвик. Но возникли трудности. Нужны были три недели для высадки в Нарвике и еще одиннадцать, чтобы перебросить союзные войска из Нарвика к шведской границе. Там шведы могли их остановить, нарушив энергоснабжение. Кроме того, стоял вопрос об оккупации Тронхейма, Бергена и Ставангера. К январю 1940 г. для осуществления операции требовалось уже 100 тыс. человек. Черчилль был в отчаянии: даже минимальный план – перекрыть маршрут, по которому доставлялась железная руда, – осуществить не удалось. Но именно это заставило британское правительство согласиться на французский, более крупный, план, хотя, конечно, британское правительство не хотело в отличие от французского быть вовлеченным в войну с Россией.
Союзным правительствам понадобилось время. Нужно было подготовить припасы и военно-морские силы, перебросить войска. К 12 марта поход на Нарвик был подготовлен: четыре эскадры крейсеров, четыре флотилии эскадренных миноносцев и войска численностью 14 тыс. человек. Чемберлен спросил генерала, которому предстояло принять командование: «Что вы сделаете, если натолкнетесь на сопротивление?» Генерал уклонился от ответа. Галифакс сказал: «Ну, железо там или не железо, но если добраться можно лишь ценой гибели многих норвежцев, я – против». Чемберлен пожал генералу руку и сказал: «До свидания, удачи вам, если поход состоится». Но в тот же вечер пришло сообщение: финны, безнадежно разбитые, приняли советские условия и заключили мир. Генерал не смог отправиться даже в Глазго, не то что в Нарвик.
Опять союзники были дискредитированы, они объявили о своем намерении помочь Финляндии, но не смогли. Во Франции ушел в отставку Даладье, его сменил Поль Рейно, деятель более энергичный, но без политических последователей. 28 марта он отправился в Лондон на заседание Союзного высшего совета и там требовал предпринять немедленные действия. В ответ англичане снова предложили план минирования норвежских вод, чтобы перекрыть маршрут доставки железной руды. Если Германия нанесет ответный удар – тем лучше. Черчилль заявил: «Мы больше выиграем, чем проиграем, от нападения Германии на Швецию и Норвегию». 4 апреля Чемберлен сказал: «Гитлер упустил возможность». Устанавливать мины собирались 5 апреля, экспедиционные силы послать лишь в случае, если Германия вмешается. Затем наступила пауза. Черчилль хотел также пустить мины по Рейну, французы возражали, боясь ответного удара Германии; такое же противодействие в Норвегии их не страшило. С разногласиями разобрались, и 8 апреля началась установка мин. Таким образом, формально англичане первыми нарушили норвежский нейтралитет.
Но не только они. В начале войны Гитлер беспокоился о сохранении нейтралитета Норвегии, который был ему выгоден, как и шведский. В январе 1940 г. его встревожили слухи об англо-французском выступлении в защиту Финляндии. Еще больше он встревожился 16 февраля, когда британский эсминец загнал немецкое судно «Альтмарк» в норвежские территориальные воды и освободил находившихся на нем британских военнопленных. 1 марта он приказал готовить вторжение в Норвегию. Военные советники предлагали наступление на суше, требовавшее огромных усилий. Гитлер не согласился: слишком медленно. Британские морские силы успеют осуществить свои задачи. Он настаивал, что надо произвести высадку морского десанта и в дополнение к ней – выброску парашютного десанта. Таким образом, держава, чьи морские силы были слабее, фактически использовала море в борьбе против более сильной морской державы. Это было первым прямым вмешательством Гитлера в разработку стратегии, оно оказалось очень успешным и предвещало еще более крупные успехи.
5 апреля германские военные корабли и торговые суда, имея на борту войска численностью примерно 10 тыс. человек, двинулись к побережью Норвегии. Англичане, думая лишь о собственном предстоящем походе, приняли меры предосторожности против нападения германских военно-морских сил, но не приняли мер на случай германского вторжения в Норвегию. Благодаря скорее поразительному всплеску удачи, чем предусмотрительности, Гитлер опередил англичан на 24 часа: 9 апреля германские войска вступили в Данию и Норвегию, их морские десантники захватили Осло, Берген, Тронхейм и Нарвик. Дания, фактически беззащитная, сдалась без боя и стала германским протекторатом на все время войны. В Осло норвежцы, хотя и застигнутые врасплох, все же сопротивлялись и потопили крейсер «Блюхер». Норвежскому королю удалось бежать и поднять в стране знамя Сопротивления.
Вначале союзники радовались, и казалось, что Гитлер совершил огромную ошибку. Черчилль заявил: «Любой германский корабль, который войдет в проливы Скагеррак и Каттегат, будет потоплен». Последовала полная неразбериха. Следуя инструкциям Адмиралтейства, британский флот гонялся за воображаемыми немецкими крейсерами, вместо того чтобы готовиться к высадке. А когда отправили наземные силы, это в основном была недостаточно подготовленная территориальная армия, не оснащенная для высадки десанта в условиях противодействия противника. Противоречивы были мнения относительно того, где высаживаться. Черчилль хотел вернуть Нарвик. Военный кабинет ради политической демонстрации настаивал на Тронхейме.
Начальники штабов сочли это слишком опасным и решили ограничиться захватом противника в клещи из Намсуса и Ондальснеса, двух рыболовных портов, где вряд ли можно было осуществить даже мелкие высадки. Англичане, к своему удивлению, обнаружили, что большинство норвежских аэродромов уже в руках немцев и их армия и флот не могут действовать в пределах досягаемости немецкой авиации. Поход союзников окончился сокрушительным провалом. Войска высадились в Намсусе и Ондальснесе, но 2 мая им пришлось оттуда уйти. 28 мая англичане действительно взяли Нарвик. Но к тому времени это событие заслонили более крупные, которые произошли во Франции. Нарвик был эвакуирован 8 июня, при этом потоплены авианосец «Глориес» и два эсминца.
Король Норвегии со своим правительством бежал в Англию и присоединил к британскому морскому флоту суда, общий тоннаж которых составлял свыше миллиона тонн. Германский военно-морской флот сильно пострадал: погибло 3 крейсера и 10 эсминцев, было временно выведено из строя 2 тяжелых крейсера и карманный линкор. Летом 1940 г. германские военно-морские силы почти перестали существовать: остались тяжелый и 2 легких крейсера и 4 эсминца. Все это оказалось весьма кстати, когда Гитлер пытался вторгнуться в Англию. Но пока англичане заметили только свое унижение и провал. Их гнев обратился против Чемберлена, и, напротив, они с энтузиазмом воспринимали Черчилля. На деле, санкционировав норвежскую кампанию, Черчилль больше не имел к ней никакого отношения, она – плод его импульсивности и внутренней неразберихи. Но люди учитывали прошлое. Чемберлен расплачивался за политику умиротворения, Черчилль был вознагражден за годы безвестности. По иронии судьбы, неудача кампании, которой в большей мере руководил Черчилль, привела к падению Чемберлена и возвышению Черчилля.
7 и 8 мая в палате общин состоялись дебаты по поводу норвежской кампании. Лео Эмери обратился к правительству: «Ради Бога, уходите!» Ллойд Джордж просил Чемберлена показать пример самоотверженности – уйти в отставку. В конце дебатов 41 депутат из числа сторонников правительства голосовал заодно с оппозицией и немногим более 60 воздержались. Чемберлен пытался реорганизовать свое правительство, но после некоторого колебания лейбористы отказались в нем участвовать. Днем 9 мая Чемберлен, Черчилль и Галифакс обсуждали дальнейший ход событий. Галифакс осторожно заметил, что члену палаты лордов трудно быть премьер-министром «в условиях такой войны». Однако Черчилль охотно возложил на себя это бремя. Днем 10 мая 1940 г. он стал премьер-министром, и в нужный момент: в то утро началась настоящая война: германские армии вторглись в Бельгию и Голландию.
Черчилль принял вызов и заявил 13 мая в палате общин: «Я ничего предложить не могу, кроме крови, труда, слез, пота… Вы спрашиваете, какова наша политическая программа? Я отвечу: воевать – на море, на суше, в воздухе, всей мощью, всеми силами, какие нам пошлет Господь… Вы спрашиваете, какова наша цель? Я могу ответить одним словом – победа. Победа любой ценой, победа, несмотря на весь ужас, победа, каким бы ни был долгим и трудным путь к ней».
Его речь считают началом периода национального единства. Ничего подобного. Консерваторы не так легко забыли свое поражение. В палате общин они стоя приветствовали Чемберлена. Лейбористы приветствовали Черчилля, пока не были потоплены в Оране французские линкоры. Галифакс и, возможно, Чемберлен все еще жаждали мирного компромисса. Национальное единство наступило лишь после эвакуации из Дюнкерка и «битвы за Англию», когда английский народ один, без союзников, победил.
* * *
В 1939 г. было очевиднее, чем в 1914-м, что если и произойдут опасные бои между Германией и союзниками, то именно в Бельгии. Линия Мажино вдоль франко-германской границы надежно обеспечивала безопасность Франции, а также, хотя это осознавалось в меньшей мере, безопасность Германии. Французы считали эту линию исключительно оборонительной и не имели возможности делать оттуда вылазки, какие, к примеру, совершали римляне из-за своей стены на севере Британии. Немцы были так в этом уверены, что со своей стороны границы предприняли меньшие меры предосторожности, направив туда втрое меньше вооруженных сил, чем Франция, – 19 дивизии против 59. Так линия Мажино помогала немцам и ослабляла французов.Линия была волнорезом, отводившим поток немецких войск в Бельгию. По сравнению с линией Мажино бельгийские укрепления ничего не стоили. До 1936 г. Франция была союзником Бельгии и по крайней мере могла рассчитывать на франко-бельгийское военное сотрудничество. Затем Бельгия перешла на позиции нейтралитета. Граница между Францией и Бельгией была длиннее, чем линия Мажино, ее укрепление обошлось бы немыслимо дорого, и французы этим заниматься не стали. Таким образом, бельгийский нейтралитет был единственной их защитой от Гитлера. Вряд ли достаточной.
В начале войны британские экспедиционные войска – сначала 4 дивизии, потом к началу боев они выросли до 10 – были переброшены во Францию и размещены вдоль бельгийской границы. Объективно оценивая уроки первой мировой войны, британское правительство подчинило британские экспедиционные войска французскому главнокомандующему Гамелену. Это было менее удачное решение, как могло показаться. Гамелен передал свои полномочия командующему французскими армиями Западного фронта, а тот в свою очередь – французскому генералу, командовавшему на северо-востоке. Виконт Горт, командир британских экспедиционных войск, не понимал, кому он подчиняется. Англичане поспешно возвели кое-какие элементарные укрепления, а когда Хор-Белише, военный министр, стал их критиковать за несоответствие необходимым требованиям, его освободили от занимаемой должности. Всю зиму царило сонное затишье на бельгийской границе и на линии Мажино.
Гамелен пытался согласовать с бельгийцами свои планы, но те не хотели, чтобы их втянули в военные действия. Они даже часть войск передвинули к французской границе, чтобы не допустить никакого англо-французского вторжения. Черчилль возмущался бельгийским нейтралитетом, но, естественно, союзники с их высокими принципами не могли его нарушить. Вдобавок не могли сохранить свой политический престиж, оставаясь безучастными зрителями во время нападения Германии. Кроме того, утверждали, что вступление в Бельгию сократит границу союзников. Гамелен вначале планировал только продвижение к реке Шельде, затем его амбиции возросли. При таком наступлении нельзя было помочь Голландии, которая тоже, казалось, была под угрозой. Гамелен замыслил более крупное наступление на рубеж реки Диль, а затем дальше – в район Бреда. Жорж и другие французские генералы не одобряли этот план, тогда Гамелен сказал им, что с точки зрения политической такое наступление необходимо. И у Горта были сомнения, которых он, правда, британскому правительству не высказывал.
Гамелен фактически бросил в наступление все свои регулярные дивизии и все британские экспедиционные войска. Он был уверен, что таким образом будет спровоцирована решающая битва; это действительно произошло, но вовсе не так, как он рассчитывал. Гамелен также надеялся добавить к своим войскам 22-ю бельгийскую дивизию и 10-ю датскую; он рассчитывал, что координацию действий можно производить на поле боя, без предварительных обсуждений, что союзные войска смогут пройти 145 миль, в то время как немцам надо будет пройти 70 миль. Все зависело от качества бельгийских укреплений.
Гамелен считал само собой разумеющимся, что немцы поведут наступление на своем крайнем правом фланге, как в 1914 г. Вначале так и было. В октябре 1939 г., когда Гитлер объявил о своем решении атаковать на западе, немецкие генералы отнеслись к этому с большим сомнением. Один из них сказал: «Франция не Польша». Гитлер настаивал, и Генеральный штаб неохотно составил именно тот план, который Гамелен предвидел. Речи не было о решающей победе, речь шла только о занятии территории; это заставило бы союзников уйти из Голландии и Бельгии и обеспечило бы Руру большую безопасность. Гитлер был недоволен планом, он указал южнее, на Арденны, и спросил: «А здесь можно пройти?» Генералы ответили, что нельзя, если не будет уверенности, что ударные силы союзников двинутся в Бельгию (что Гамелен действительно собирался сделать). Гитлер отказался от своей идеи, а затем ее подхватил и развил Манштейн, начальник штаба группы армий «Центр». Но планы Манштейна до Гитлера не дошли.
Немецкое наступление должно было начаться 12 ноября. Из-за плохой погоды пришлось его отложить, затем после дальнейших отсрочек его назначили на 17 января 1940 г. И тут вмешалась судьба – помог случай. 10 января немецкий офицер в Кёльне опаздывал к месту службы, и друг предложил доставить его туда самолетом. Но самолет сбился с курса и совершил вынужденную посадку в Бельгии. Офицер вез с собой планы вторжения, которые не смог уничтожить; бельгийцы передали их союзникам. Планы явились тем подтверждением, которое так нужно было Гамелену, он еще больше войск отправил в Бельгию. А в Германии наступление было отменено; Манштейн, вызвавший своими настояниями недовольство Генерального штаба, был командирован в Восточную Германию. Путь его лежал через Берлин; там он обратился к Гитлеру и рассказал о своем плане. Гитлер пришел в восторг, а Генеральный штаб во главе с Гальдером уступил и обстоятельно разработал детали. Таким образом, в составлении плана участвовали все трое – Гитлер, Манштейн и Гальдер. Неформальный подход Гитлера сыграл здесь главную роль.
Согласно новому плану, немцы будут наступать в центре. Бок с 30 пехотными и 3 бронетанковыми дивизиями заманит союзников на север. Лееб с пехотными дивизиями будет производить отвлекающие маневры вдоль Рейна. Рундштедт с 50 пехотными и 7 бронетанковыми дивизиями одержит победу. В Седане, главном пункте прорыва, ему будут противостоять 3 наиболее слабые французские дивизии. Но французы не верили, что наступление через Арденны возможно. Они даже не стали воздвигать заграждения, чтобы не помешать действиям своей кавалерии. Они считали, что всегда смогут в случае необходимости двинуть в бой резервы.
Впоследствии часто говорили, что союзники были гораздо хуже оснащены. Это не совсем верно. У союзников было 3200 танков, у немцев – около 2700, притом некоторые французские танки по своей мощности превосходили немецкие. Но французские танки были размещены во всех армиях, а немецкие – сосредоточены в бронетанковых дивизиях на решающих участках. Немцы имели заметное превосходство в воздухе, их авиация была предназначена для четкого взаимодействия с наземными войсками. Пикирующие бомбардировщики имелись только у немцев. Англичане, у которых тоже было достаточно бомбардировщиков, намеревались осуществлять налеты на Рур и другие «стратегические объекты», а не участвовать в боях. Многие британские истребители находились в Англии для ее защиты.
Немцы не использовали два новых вида оружия, о которых широко распространилась молва среди противников Германии. «Пятая колонна», состоявшая из предполагаемых предателей, – плод охваченного паникой воображения, – ее на самом деле не было. И Германия не рассчитывала на бесчисленных, падающих с неба парашютистов; ее воздушно-десантные силы численностью 4 тыс. человек понесли большие потери еще при захвате голландских мостов и аэродромов. До конца мая многие сотни тысяч англичан вступили в местные добровольческие отряды обороны, чтобы защитить свои деревни от немецких парашютистов, которых ожидали в любой момент; хотя немцам не требовалось сбрасывать десанты, они быстротой мысли и действий побеждали генералов, сохранявших неторопливый темп, присущий первой мировой войне.
Кампания началась 10 мая с немецкого вторжения в Голландию и Бельгию. Голландская армия отступила сразу. 13 мая королева и правительство отправились в Англию вместе с большей частью голландского военно-морского флота. 14 мая Роттердам сдался. Немцы бомбили его по ошибке, когда шли уже переговоры о капитуляции. Убито было примерно 900 жителей; число погибших министр иностранных дел Голландии увеличил до 30 тыс. Эту фантастическую цифру до сих пор часто повторяют. 15 мая прекратились бои в Голландии. Французские войска, двигавшиеся к ней на помощь, так и не соединились с голландцами.
Бельгийцы рассчитывали на свою мощную крепость в Эбен-Эмаэле, но германские саперы захватили ее простым способом – высадились с планеров на ее крышу и забросили через вентиляционные шахты взрывчатку. 12 мая бельгийцы отошли от рубежа реки Маас. Через два дня британские и французские войска соединились с бельгийцами, начав затем координировать совместные оборонительные действия. 15 мая союзники столкнулись с более трудной задачей; она состояла не в том, как защитить Бельгию, а в том, как из нее выбраться. Немцы прорвались южнее, на рубеже Мааса у Седана.
Это был страшный удар; его нанесли по инициативе Гитлера; такой план действий отстаивал Манштейн, детально разработал Гальдер, а исполнителем предстояло стать Гудериану, командующему немецкими бронетанковыми войсками. Гудериан больше всех остальных генералов уповал на скорость. Это сразу проявилось. По расчетам генеральных штабов, германского и французского, немцам потребовалось бы девять дней, чтобы выйти к реке Маас. Гудериан сказал – четыре, а прибыл за два дня. Можно с предельной точностью установить, в какой именно момент Франция потерпела поражение, до конца войны перестав быть великой державой. В 15 часов 13 мая первый немецкий солдат переправился через Маас. Сопротивление французов было слабым, несогласованным. На рассвете следующего дня переправились немецкие танки, а к 15 мая путь Гудериану был открыт, он ринулся вперед вопреки приказам армейского командования задержаться, вопреки даже аналогичным приказам Гитлера, который на миг засомневался. Германские танки мчались беспрепятственно по свободным дорогам, а когда кончалось горючее, танкисты останавливались у ближайшей бензоколонки, заправлялись бензином, ничего не платя за него, и продолжали путь.
А севернее танки Роммеля тоже переправились через Маас на канатном пароме и ринулись к Авену. Это был не столь решающий удар, но благодаря ему Гудериан избежал неприятностей на правом фланге. Германское верховное командование больше беспокоил его левый фланг. Здесь победа зависела от скорости немецкой пехоты. У немцев было три моторизованные пехотные дивизии, остальная пехота шла пешком, как в 1914-м, следом лошади тащили повозки с припасами. И скорость была та же, что и тогда: 40 миль в день; шли почти неделю. 17 мая, когда французы пытались предпринять контратаку, они наткнулись на крепкую оборону левого фланга Гудериана. Одну из атак возглавил де Голль, малоизвестный тогда бригадный генерал, и впоследствии она стала примером того, что могут французы, если их генералы, как де Голль, исполнены отважной решимости. Но фактически еще до того, как удалось вплотную подойти к противнику, воздушный налет прервал атаку де Голля, Гудериан даже не стал о ней докладывать в штаб. Справедливо, хотя и весьма обидно, прозвучало приведенное Элистером Горном высказывание д-ра Джонсона: «Муха, сэр, может укусить могучую лошадь, но она все-таки лишь насекомое, а лошадь все равно остается лошадью». Ушло время, когда еще можно было отсечь головной отряд немцев.
Первым понял, что произошло, Рейно. Утром 15 мая он позвонил Черчиллю: «Мы разбиты: мы проиграли сражение». Черчилль ему не поверил, но убедился, что Гамелен и Жорж вполне спокойны. Однако вечером у Гамелена сдали нервы, и он объявил: «Это гибель французской армии». 16 мая Черчилль вылетел в Париж – ему сообщили, что через пару дней там будут немцы. Дым от горящих документов плыл над садом французского министерства иностранных дел. Жители покидали Париж, забив все дороги, ведущие на юг. Черчилль спросил Гамелена: «Где стратегический резерв?» Гамелен ответил, что резерва нет. Но Черчилль настаивал: «Когда и где вы собираетесь контратаковать?» Гамелен сказал: «У нас меньше численность, хуже оснащение, слабее методы». Он пожал плечами – и в историческом смысле ушел в небытие.
Черчилль питался воодушевить французов, обещал, что во Францию будут направлены 10 эскадрилий истребителей. Согласие Военного кабинета было получено по телефону. Однако по возвращении в Англию Черчилль наткнулся на сопротивление этому решению. Сэр Хью Даудинг, командующий истребительной авиацией, настаивал, что для обороны Англии ему нужно 52 эскадрильи, между тем их всего 36, а если еще посылать во Францию, то скоро ничего не останется. Даудинг призвал на помощь Военный кабинет, показал график прежних потерь, говорил о потерях будущих. Военный кабинет Даудинг убедил: члены кабинета согласились, чтобы эскадрильи действовали над французской территорией, но вылетали туда с английских баз. Через день или два немцы разгромили большинство баз, с которых английские самолеты могли вылетать во Францию; спор стал беспредметным. Но все же график Даудинга явился первым шагом на пути к победе в «битве за Англию».
Немцы не вступили в Париж 18 мая. И не собирались это делать. Гудериан устремился к морю. 20 мая его танки заняли Амьен, затем Абвиль. В тот же вечер они вышли на побережье у Ноэла, пройдя за 10 дней 200 миль. Еще севернее, в Бельгии, отступали союзники: англичане за Шельду, французы к югу от Лилля. 19 мая Горт осуждал ситуацию со своим французским начальником Бийотом, который сказал, что придется отступать к Сомме. Горт с нетерпением глядел на Дюнкерк и порты на берегу пролива. Горт, полководец не из выдающихся, не занимал пост начальника имперского Генерального штаба, и его назначили командующим британскими экспедиционными войсками просто как лучшего фронтового генерала. И теперь он принял смелое независимое решение: спасти свою армию. Вечером 19 мая он сообщил Военному кабинету, что, возможно, придется подумать об эвакуации. На следующий день Айронсайд, начальник имперского Генерального штаба, прибыл с официальным приказом: Горт должен пробиваться на юг. Но Горт отказался. Из его 9 дивизий 7 вели бои с германской группой армий «Б» на севере и не могли выйти из боя. Айронсайд заметил: «Ситуация отчаянная. Господи, спаси британские экспедиционные войска, доведенные до такого положения некомпетентностью французского командования».