Аманда улыбнулась:
   – Я его еще не открывала.
   – Неужели тебе не интересно? – удивилась Оливия.
   – Конечно, интересно, но я очень волнуюсь. – Оливия кивнула:
   – Думаю, что и я буду волноваться, когда очередь дойдет до меня. Но есть еще одна причина, по которой я здесь. Ты это видела?
   Оливия держала в руках экземпляр «Нью-Йорк ньюс» – бульварной газеты, которая печатала сплетни о богатых и знаменитых жителях Нью-Йорка. Она пролистала несколько страниц, сложила газету и подала ее Аманде.
   «Как нам стало известно, дочери Уильяма Седжуика, одного из самых богатых бизнесменов и самых больших филантропов Нью-Йорка, были приглашены на чтение его завещания, но получили лишь загадочную информацию, касающуюся их наследства. В назначенный день каждая из дочерей должна получить конверт, содержимое которого никому не известно. Как увлекательно! Сегодня свой конверт должна получить проживающая в Куинсе Аманда Седжуик, двадцати восьми лет. Будем надеяться, что наш заслуживающий доверия источник сможет заглянуть внутрь. Мы умираем от любопытства!»
   Прежде чем Аманда сумела справиться с удивлением, в дверь снова позвонили. Однако на этот раз Аманда точно знала, кто это.
   И она не ошиблась. Увидев Оливию, Айви рассмеялась:
   – Ну ладно, думаю, нам всем любопытно, что там, внутри.
   Оливия улыбнулась:
   – Моя мать от меня не отстанет. Она меня уже раз сто спрашивала, удалось ли мне что-нибудь разузнать.
   Айви снова засмеялась и сняла перчатки.
   – Моя тоже, хотя об этом можно и не говорить, вы и сами прекрасно знаете. Ага, – сказала она, показывая на газету, – я эту чушь тоже читала. В юридической фирме, наверное, вне себя от ярости и пытаются вычислить, кто из сотен их служащих, от адвокатов до обслуживающего персонала, кормится в этой газетенке. Среди их клиентов много знаменитостей, и им очень не понравится, что о конфиденциальных делах можно прочитать в этом бульварном листке.
   Оливия кивнула:
   – Я знакома с редактором, поэтому позвонила ему и попросила, чтобы они перестали печатать сплетни обо мне и моей семье. Думаю, что это больше не повторится.
   – Хорошо, – сказала Айви. – Глупая поспешность со стороны газетчиков – предположить, что нам что-то досталось.
   Оливия и Айви уселись в гостиной, перед ними стояли горячий чай и печенье с корицей, которое утром принесла Летти. Аманда взяла конверт с кухонного стола, принесла его в комнату и села в кресло напротив сестер.
   – Мои нервы на пределе, – сказала Аманда. – У меня такое чувство, что, как только я открою конверт, назад пути не будет. Понять не могу, отчего это.
   – Кажется, я понимаю, что ты хочешь сказать, – ответила Оливия. – Есть много вещей, касающихся нашего отца, о которых я бы предпочла не задумываться. Боюсь, что с этим конвертом все не так просто.
   – Но, может, все будет не так уж плохо, – сказала Айви, потягивая чай. От кружки поднимался пар. – Вам не кажется?
   Аманда пожала плечами:
   – В любом случае я рада, что вы здесь. Боюсь, что одна я бы не решилась его открыть. И кто, как не вы, сможет лучше понять содержимое, каким бы оно ни было.
   Оливия и Айви кивнули.
   – Ну, хорошо, – сказала Аманда. – Посмотрим, что тут.
   Она открыла конверт, сделала глубокий вдох и достала из пакета обычный листок белой бумаги, на котором было напечатано что-то, напоминавшее по виду длинный перечень инструкций. Аманда перевернула листок. На обратной стороне было продолжение инструкций. Она заглянула внутрь конверта, нет ли там еще чего-нибудь. Нет, этот листок был единственным.
   – Что там написано? – спросила Оливия.
   – Я прочитаю вслух, – ответила Аманда, откашлявшись. – «Аманда Седжуик, моя средняя дочь, наследует городской особняк, расположенный вблизи Центрального парка на Западной Семьдесят четвертой улице, при условии, что она неукоснительно будет следовать следующим инструкциям».
   Оливия ахнула:
   – Этот особняк стоит миллионы!
   – Моя мамочка с ума сойдет, – сказала Айви. – Насколько мне известно, у Уильяма было только три объекта недвижимости – городской особняк, дом в Мэне и небольшая сельская гостиница в центральной части Нью-Джерси. Недвижимость – это не его конек. Оливия права – он стоит целое состояние.
   Аманда посмотрела на сестер. Непохоже было, чтобы новость их очень расстроила. На их лицах, скорее, отражалось... любопытство.
   – Читай дальше, – попросила Оливия.
   – «Как изложено моим адвокатом Джорджем Харрисом, – продолжила Аманда, – Аманда должна в точности следовать моим инструкциям, в противном случае ее право на наследство потеряет законную силу».
   – Не важно, какие там инструкции, кто узнает, следует она им или нет? – спросила Айви.
   Аманда продолжила чтение:
   – «Чтобы гарантировать соблюдение условий завещания, за Амандой будет установлено постоянное наблюдение».
   Аманда испуганно выронила письмо, словно это была дохлая мышь. Листок с сухим шелестом опустился на коврик.
   – За мной будут наблюдать? – повторила Аманда. – Постоянно?
   Оливия и Айви переглянулись.
   – Звучит жутковато, – сказала Оливия.
   – Да уж, – согласилась Айви. – Мне это совсем не нравится, хотя бы потому, что я полицейский.
   – Прочти дальше, – предложила Оливия. – Возможно, дальше последует объяснение, кто будет твоим сторожевым псом.
   Аманда сделала глубокий вдох, подняла листок и продолжила читать вслух:
   – «Аманде будет позволено допустить два отступления отданных ей указаний. В случае третьего нарушения условий право наследования потеряет законную силу».
   – Отступления, нарушения? – переспросила Айви. – Какие, скажите на милость?..
   – «Аманда должна переехать в особняк в следующую субботу, – читала Аманда. – Она должна пользоваться красной спальней, а детская ее сына будет в голубой комнате. До своего замужества она не должна входить в белую комнату».
   – Это просто бред какой-то! – воскликнула Оливия. – А что это за ерунда с белой комнатой?
   Аманда глубоко вздохнула.
   – Мне вообще все это не нравится. Слушайте дальше. «Аманда должна прожить в особняке не менее месяца. В течение каждого из этих тридцати дней Аманда должна дважды в день в течение часа сидеть на коричневом кожаном диване в главной гостиной».
   Оливия и Айви вновь переглянулись.
   – Я в этом особняке была только пару раз, – сказала Оливия. – И на этом диване я сидела. Он стоит как раз напротив камина, над которым висит наша фотография.
   – Я помню, как мы фотографировались в Мэне! – задумчиво произнесла Айви. – Тем летом мне было семнадцать. Каким гадким утенком я была тогда!
   Аманда и Оливия рассмеялись.
   – Мне всегда казалось странным, что отец держит эту фотографию в особняке, и именно в той комнате, где проводит так много времени, – сказала Оливия. – Зачем держать перед глазами портреты дочерей, к которым ты не проявляешь никакого интереса?
   – Кто может понять Уильяма Седжуика? – ответила Аманда, покачав головой.
   Она вновь посмотрела на письмо: дальше шли еще такие же бессмысленные инструкции по поводу того, что нельзя трогать, куда не следует заглядывать, а также некоторые юридические детали, полное имя и адрес адвоката Уильяма. Аманда положила письмо и откинулась на спинку стула, обхватив руками кружку с чаем. Она смотрела на своих сестер, обсуждавших странности отца, словно все это было в порядке вещей. Какая домашняя картина – три сестры беседуют за чашкой чая.
   Между ними завязывалось некое подобие дружеских отношений. Что бы там ни было, но это письмо и безумные условия завещания делали такие отношения возможными. И это радовало Аманду.
   Неожиданно из спальни раздался плач, Оливия и Айви вскочили.
   – Наверное, мы его разбудили, – сказала Айви.
   – Нет, – с улыбкой ответила Аманда, – ему пора просыпаться.
   Она направилась в спальню, чтобы принести Томми познакомиться с тетушками, если только они не начнут говорить, что у них срочные дела и им пора бежать.
   – Ой! – воскликнула Оливия. – Какой чудесный малыш!
   При виде ребенка выражение ее лица смягчилось.
   – Просто замечательный, – проворковала Айви, погладив его пальцем по щечке.
   – Ну, мне пора, – сказала Оливия, доставая пальто из шкафа в прихожей. – У меня срочные дела, ведь на следующей неделе мой редактор отправляет меня в Париж на показ мод. Меня не будет в Нью-Йорке почти месяц.
   «Это как раз мой испытательный срок, который я должна провести в особняке», – подумала Аманда разочарованно.
   – Я тоже должна уехать на несколько недель, – сказала Айви. – Мы с Декланом собираемся в Ирландию навестить его родителей, повидать его друзей и родственников, которые не смогут приехать на свадьбу. Я так волнуюсь! – На ее лицо легла тень. – Как бы мне хотелось, чтобы он понравился моему отцу и чтобы он одобрил мой выбор, – сказала Айви. – Раньше хоть было время попытаться заставить его изменить свое мнение, но теперь...
   – Самое главное – это твои чувства, – сказала ей Аманда.
   – Это точно, – поддержала ее Оливия. Она натянула на голову черную вязаную шапочку. – И не забывай, что для Уильяма никто не был достаточно хорош. Даже его собственные дочери.
   – Звучит резко, но, к сожалению, абсолютно верно, – согласилась Айви, накидывая пальто.
   Аманда кивнула:
   – Что ж, возможно, содержимое этих конвертов поможет нам понять загадочного Уильяма Седжуика, нашего отца, которого мы практически не знали.
   – Желаю удачи на новом месте, – сказала Айви Аманде. – И все-таки мне совсем не нравится эта идея со слежкой, но, возможно, это уловка, призванная заставить тебя не уклоняться от предписаний.
   – Уверена, что так оно и есть, – сказала Оливия. – Я хочу сказать, что вряд ли он нанял кого-то в доме, чтобы за тобой шпионили внутри.
   – Верно, – сказала Аманда, почувствовав некоторое облегчение. – В любом случае я еще не решила, соглашусь ли я на столь эксцентричные условия, – сказала она. – Не уверена, что мне вообще нужен этот особняк. Я не провела там ни одного дня. И не думаю, что буду чувствовать себя там уютно сейчас, когда отца уже нет. Меня с этим особняком ничто не связывает.
   – Может быть, он хочет это изменить, – предположила Айви.
   – Из могилы, – добавила Оливия. Аманда пожала плечами:
   – Думаю, мне необходимо все это хорошенько обдумать.
   Оливия понимающе кивнула:
   – Ну а если ты все-таки решишься принять условия завещания, то тебе, пожалуй, следует держать это письмо при себе, чтобы не забыть, в какие комнаты тебе можно входить, а в какие нельзя. Может быть, там установлены «жучки», или скрытые камеры, или что-нибудь в этом роде.
   Глаза Айви округлились.
   – Чокнуться можно!
   Аманда улыбнулась. После нескольких комплиментов в адрес Томми и слов прощания Оливия и Айви вышли.
   Аманда немного подождала, пока они спустятся, потом выглянула из окна. На противоположной стороне улицы под навесом, засунув руки в карманы, стоял мужчина. Аманда не очень хорошо могла его разглядеть при слабом освещении, но казалось, что он смотрит на ее окна. Аманда ахнула и отступила в глубь комнаты. Неужели за ней уже наблюдают?
   Она постояла рядом с окном и вновь выглянула, на этот раз осторожно, стараясь остаться незамеченной. Она увидела, как Айви села в свой полицейский автомобиль, припаркованный перед зданием, а Оливия уселась на заднее сиденье ожидавшего ее седана. Мужчина все еще стоял на прежнем месте.
   Аманда пыталась рассмотреть его, но лицо мужчины оставалось в тени. Это был высокий, хорошо сложенный мужчина, на вид лет тридцати с небольшим. Шляпа, надвинутая на глаза, не позволяла рассмотреть, какого цвета у него волосы.
   «Это может быть, кто угодно, – пыталась убедить себя Аманда. – Не становись параноиком только потому, что ты получила странное письмо».
   Аманда снова посмотрела в окно. Мужчина исчез.
 
   Так-так, раздумывал Этан, наблюдая, как светская красотка и девушка-полицейский выходят из скромного дома, в котором жила Аманда. Они непринужденно болтали, как старые добрые приятельницы, как сестры, как закадычные подруги.
   Он засомневался, уместно ли здесь это клише. Может быть, сестер Седжуик переполняло чувство возмущения по поводу того, как отец с ними обошелся? Может быть, они только и ждали, когда драгоценный папаша отдаст концы, и они смогут заполучить его миллионы?
   А может, они оплакивают утрату отца, которого никогда по-настоящему не знали? Утрату человека, который за все эти годы пробыл с ними всего лишь несколько недель.
   Этан провел подробное исследование, но к вычитанной в Интернете информации об Уильяме Седжуике и его семье он отнесся довольно скептически. Во-первых, информации было не так уж много. Во-вторых, в основном это были слухи. Уильям, по-видимому, предпочитал каждые несколько месяцев заводить новую подружку, а не поддерживать продолжительные отношения, в том числе и со своими детьми. У Этана не укладывалось в голове, что человек, которого он встретил ночью три года назад и который буквально остановил его на краю пропасти, так относился к жизни, к людям, к своей семье.
   Он поднял голову и посмотрел на окно Аманды. Занавески раздвинулись. Она стояла там, в мягком свете лампы. Он не мог различить черты ее лица: она была слишком далеко, уже спускались сумерки, – но ее вид вновь поразил его.
   Этан удивился, узнав, что она живет в таких скромных условиях. Нельзя сказать, что этот район считался плохим или опасным, с районом все было в порядке. Но это был не Манхэттен. Он ожидал, что район, в котором живет Аманда, будет если не модным, то хотя бы известным.
   Как будто он знал, чего можно ожидать от Аманды Седжуик! О ней сведений почти не было. Поверхностный поиск выявил массу второстепенной информации о редакторе журнала и о полицейской служащей, но Аманда Седжуик удостоилась лишь пары слов – ее имя появилось в связи с некрологом и слухами о наследстве.
   «Я ничего о тебе не знаю, и знать не хочу. Мне нужно, чтобы ты поскорее перебралась в особняк и допустила ошибку, тогда я смогу убраться из этого чертова города, подальше от этих воспоминаний и образов».
   Он увидел, как Аманда метнулась от окна. Должно быть, она заметила, что он стоит и наблюдает за ней.
   «Это только начало, дорогуша. Тебе недолго жить в этой дыре», – подумал он, повернулся и направился к своей машине, припаркованной в паре кварталов отсюда.

Глава 6

   На следующий день, когда Аманда готовила обед для себя и Томми, который сидел на высоком стульчике и жевал сухой завтрак «Чириоуз», раздался стук в дверь. Она вскочила, едва не уронив сковородку с цыпленком на пол с отслаивающимся линолеумом.
   Аманда сунула сковороду в духовку, сняла фартук и пошла к двери. Прислушавшись, она посмотрела в дверной глазок. Никого не было видно. А это могло означать, что кто-то прячется внизу или сбоку от двери.
   Аманда внимательно осмотрела дверную цепочку и засов. Сюда никто не сможет проникнуть. За этими замками и решетками для защиты от взломщиков на окне пожарного выхода она была в безопасности.
   Аманда выглянула из окна гостиной. На противоположной стороне улицы в тени двора стоял мужчина. Казалось, он смотрит вверх – на ее окно. Аманда посмотрела на счастливого сынишку, сидевшего на своем детском стульчике. Нет, ни ей, ни Томми жить так – пытаясь прыгнуть выше головы – больше невозможно. Этот особняк дает шанс увидеть абсолютно другую жизнь. И ради Томми она воспользуется предоставленным ей шансом.
   На сборы потребовалось совсем немного времени, хотя Аманда возилась непростительно долго. Она была морально готова к переезду в особняк своего отца. Но теперь у нее действительно не было выбора. В письме указывалась точная дата, а Аманда решила полностью принять все условия, если, конечно, они не окажутся невыносимыми. Аманда понимала, что не сможет платить за квартиру, не имея работы, а жизнь в доме отца позволит ей выиграть время.
   Дженни и Летти пришли, чтобы помочь. Дженни перекладывала вещи из небольшого книжного шкафа, в основном фотоальбомы и любимые книги Аманды. Она открыла первый альбом Томми, там было около сотни фотографий – свидетельств первых недель его жизни.
   – Кто этот красавчик? – спросила Летти, показывая на фотографию Поля Суинвуда.
   Аманде было неприятно, что эта фотография находится в этом альбоме, словно так и должно быть, но и убрать ее она не могла. Это был единственный снимок Поля, а когда-нибудь Томми, несомненно, захочется взглянуть на фотографию своего отца.
   – Этот отец Томми, – ответила Дженни, понимая, что Аманде трудно ответить.
   Летти вернула фотографию на место.
   – Понятно. Прости, надеюсь, я не слишком тебя расстроила. Я не так уж много знаю о твоей личной жизни, но этого мужчину я точно никогда здесь не видела.
   – Все нормально, Летти, – ответила Аманда. – Мысли о Поле или его фотография давно уже не причиняют мне боли. – Как бы ей хотелось, чтобы это было правдой, но, к сожалению, это утверждение не соответствовало действительности. – Он испарился, как только я сообщила ему о своей беременности.
   У Томми были блестящие, густые светлые волосы, в остальном он был похож на Аманду, и она была этому рада.
   – Мне жаль, дорогая, – сказала Летти.
   – У меня есть Томми, – ответила Аманда, – и это самое главное.
   Летти сжала ее руку.
   – Я буду скучать по тебе Летти, – сказала Аманда. – Ты так мне помогала, была таким хорошим другом. Не знаю, что бы я без тебя делала, как бы справлялась с Томми. Ты не представляешь, как я благодарна тебе за все, что ты для меня сделала.
   – И я рада, что у меня была такая замечательная соседка, – ответила Летти. – А теперь я буду навещать тебя в этом шикарном особняке у Центрального парка!
   Аманда улыбнулась:
   – Обязательно, Летти. Ведь я из-за этих безумных инструкций не рискну уходить слишком далеко от дома.
   Дженни завернула в газету последний фужер и положила его в коробку. Она надписала адрес и заклеила упаковку липкой лентой.
   – Твоя жизнь изменится к лучшему, Аманда. Я так горжусь тобой, ты правильно сделала, что согласилась выполнить условия завещания.
   «С гордостью придется подождать, по крайней мере, месяц», – подумала Аманда, сглотнув подступивший к горлу комок.
 
   Погожее субботнее утро предвещало хороший, ясный день. Аманда стояла на Западной Семьдесят четвертой улице, одной рукой она придерживала коляску Томми, в другой держала битком набитый пакет с памперсами.
   Водитель такси поставил два ее чемодана на тротуар, улыбнулся и уехал, а она стояла и смотрела на великолепный особняк, который должен был стать ее домом.
   Если она не споткнется и не нарушит бредовые правила Уильяма.
   Здание располагалось на засаженной деревьями улице, между двумя столь же шикарными особняками. Центральный парк находился буквально в двух шагах.
   – Как все это не похоже на наш старый дом, – сказала она Томми, присев перед ним на корточки. Малыш был закутан в спальный мешок для прогулок, на голове была голубая шерстяная шапочка «Янки» – подарок мужа Летти. Его круглые, как яблочки, щечки слегка разрумянились от прохладного декабрьского воздуха. – Ну, разве это не красота, Томми? И у тебя будет отдельная комната. Наконец-то у тебя будет своя собственная детская. Только без твоей собственной кроватки.
   Странно будет жить без своей мебели. Когда вчера утром Аманда забирала ключи у Джорджа Харриса, юрист объяснил ей, что особняк полностью обставлен и Аманда с Томми ни в чем не будут нуждаться, за исключением одежды. Налоги были заплачены, содержание дома, услуги экономки и помощника по хозяйству оплачены заранее через юридическую фирму. Даже шкафы и холодильник были заполнены продуктами, которых хватит, по крайней мере, на неделю.
   Аманда отдала свою теперь уже ненужную мебель на хранение. Как только у нее появится время отдышаться, подумать и прикинуть свои планы на будущее, она начнет подыскивать квартирку для себя и Томми. Она не возлагала особых надежд на то, что этот особняк станет ее домом. За всеми этими дурацкими правилами, изложенными в письме, скрывалась какая-то ловушка. Чтобы немного обезопасить себя и иметь выбор, она обязательно займется поиском квартиры.
   – Ты знаешь, я очень не люблю портить настроение, – сказала вчера Дженни, – но как ты собираешься подыскивать квартиру, если у тебя нет работы, которую ты могла бы указать в заявлении? Как ты подтвердишь, что ты платежеспособна и сможешь оплачивать проживание?
   «Хороший вопрос», – подумала Аманда.
   – Милая моя, смирись, – сказала ей лучшая подруга. – Делай то, что должна. А это означает, что тебе придется прожить в этом особняке в течение месяца, точно соблюдая все инструкции. И как только особняк станет твоим – ура! – ты можешь продать его, купить что-нибудь поскромнее, а остальные деньги вложить, чтобы обеспечить будущее Томми.
   Дженни была права, и Аманда это знала. Есть время, когда стоит подумать о своем самолюбии, и есть время, когда следует подумать о реальном положении дел. Пришло время реальности.
   – Ладно, Томми, пора войти в дом, – прошептала она, пытаясь взять себя в руки.
   В доме было два входа. Первый – роскошная черная дверь парадного входа, к которой вели шесть каменных ступеней; второй – красная дверь внизу, прикрытая узорной кованой калиткой. Имелся и еще один вход, к нему можно было пройти через небольшой сад, расположенный за домом. Аманда выбрала красную дверь. Она взяла Томми на руки, открыла калитку и подтолкнула ногой коляску.
   Потом ей придется вернуться за чемоданами, хорошо, если они останутся на месте.
   Новые ключи, которые вручил ей мистер Харрис, подошли идеально. Она открыла дверь, переступила через порог, глубоко вздохнула, закрыла за собой дверь и вошла в большой холл, светло-красные стены которого были увешаны небольшими картинами, чудесными акварелями и литографиями.
   – Вы рано.
   От неожиданности Аманда чуть не подпрыгнула. Перед ней стояла женщина, на вид старше пятидесяти, в простом сером платье и переднике, в одной руке она держала губку, в другой – корзинку с чистящими средствами.
   – Вы меня напугали, – сказала Аманда, переведя дух.
   – Я не ждала вас так рано, – повторила женщина. – Меня зовут Клара Мотт. Я домработница мистера Седжуика.
   – Ну конечно! – воскликнула Аманда с улыбкой. – Клара! А я Аманда Седжуик.
   Она хорошо помнила Клару по тем временам, когда летом они отдыхали в Мэне. Прошло очень много времени с момента их последней встречи, Клара постарела, но самая разительная перемена произошла в ее манере держаться.
   – Разве вы меня не помните? – спросила Аманда. Никакого ответа не последовало.
   – Я дочь Уильяма Седжуика, – добавила Аманда, обескураженная холодностью Клары.
   – Мне известно, кто вы, – сказала женщина, бросив на Аманду неодобрительный взгляд. – Я осталась в услужении при доме Уильяма Седжуика и буду, как и раньше, убирать этот дом дважды в неделю. По средам и субботам.
   Аманда ждала, что Клара скажет еще что-нибудь, что угодно, например, о смерти ее отца, но экономка больше ничего не добавила. Она смотрела на корзинку, которую держала в руках.
   – По средам и субботам, – повторила Арманда, кивнув. – А это мой сын Томми, – добавила она, ткнувшись носом в головку мальчика.
   – У меня много работы, – сказала Клара. Лишь на мгновение, бросив взгляд на мальчика, она поставила корзинку, – Наверное, не стоит использовать чистящие средства в комнате, где находится ребенок, – добавила она, глядя на губку.
   «Да, мэм, – подумала Аманда. – Вы свободны».
   Возможно, Клара просто переживала из-за кончины своего хозяина, которому служила так давно. А возможно, теперь, когда Уильяма не стало, просто боялась потерять работу.
   – Очень любезно с вашей стороны подумать об этом, – сказала Аманда, стараясь быть вежливой. Она верила в справедливость поговорки «Не мытьем, так катаньем», и, возможно, Клара станет более разговорчивой, если Аманда будет держаться учтиво и доброжелательно.
   – Лестница на главный этаж находится там. – Клара указала на противоположную сторону холла, который был больше, чем гостиная Аманды в ее старой квартире. – Я принесу ваши чемоданы.
   – Спасибо, – поблагодарила Аманда.
   Клара вышла и вернулась с двумя чемоданами в руках. Для женщины, которой уже за пятьдесят, она была очень крепкой. Поставив чемоданы у лестницы, Клара тотчас принялась за работу, продолжив снимать со старинного деревянного пристеночного стола многочисленные антикварные статуэтки.
   Клара неплохо потрудилась. Черно-белый мраморный пол блестел, над головой висела великолепная люстра, сверкающая сотнями крошечных огоньков, – нигде не было видно ни пылинки.
   В холл выходили три закрытые двери и ведущая наверх лестница. Аманда огляделась вокруг и, не увидев ничего, что могло бы представлять опасность для Томми, посадила мальчика на длинную ковровую дорожку, по которой он тут же пополз, что-то лепеча. Она вытащила из сумки с подгузниками говорящего медвежонка и протянула ему, затем достала письмо с инструкциями от мистера Харриса, или, если быть точнее, от своего отца.
   «В особняке четыре этажа. На цокольном этаже, чуть ниже уровня улицы, находятся ванная комната, прачечная, небольшая кладовая и выход на задний дворик. На первом этаже расположены кухня, столовая, гостиная и дамская комната. На следующем этаже – спальня хозяина и ванная комната, две спальни и вторая ванная комната. На последнем этаже раньше находились комнаты прислуги, которые сейчас не используются.