Широкую известность тогда получила история об аресте вора в законе Деда Хасана. Менты, не разобравшись, подбросили ему молодежный наркотик экстази. «Дед Хасан собрался на дискотеку», – шутили бандиты.
Бывало, что задержанных вывозили за город и вырывали им ногти, чтобы добиться нужных показаний. Выживали не все.
Действие породило противодействие. Бандитские пули косили благородных сотрудников РУОПа так, что в 1995—1996 годах во дворе бывшего райкома у подножия мирных голубых елей был поставлен памятник невинно убиенным героям с длинным списком на черном камне.
«Лучше я буду отстреливаться до последнего, но живым ментам в руки не дамся. Не хочу, чтобы меня потом нашли с вырванными ногтями», – объясняли некие господа, любившие зеленые кашемировые пальто, красные пиджаки и вишневые «девятки».
Если уважаемый читатель решил, что РУОП хотел заняться и будущим уголовным преступником Михаилом Борисовичем Ходорковским, то глубоко ошибся. Связь здесь совсем другая.
Были и те, кого господин Рушайло считал честными предпринимателями.
В том же 1993 году в здание на Шаболовке пришли некий Александр Качур и банкир Александр Смоленский. И предложили создать благотворительный фонд «Содействие социальной защите профессиональных групп повышенного риска» для материальной поддержки рискующих жизнью бойцов РУОПа. Идея была принята с восторгом. Александр Качур стал Директором Фонда, а Смоленский вместе с еще несколькими достойными людьми вошел в попечительский совет.
По странному совпадению многие члены попечительского совета потом стали именоваться «олигархами»: Смоленский, Авен, Фридман, Березовский, Гусинский, Потанин. А по одной из версий, в попечительский совет входили и Михаил Ходорковский с Леонидом Невзлиным.
– Входил, конечно, – признается мне Невзлин. – В совет фонда, не помню, но, скорее всего, да, потому что с председателем фонда и с Рушайло мы были в постоянных отношениях, постоянно участвовали в сборе средств на создание РУОПа.
Тогда был период разгула организованной преступности, и Рушайло выступил в Москве с инициативой создания структуры, которая могла бы защитить и граждан, и бизнес, который больше всего страдал от рэкета и нападений.
Но нужны были средства, и по согласованию с мэром Москвы, с мэрией, с министерством внутренних дел и ГУВД Москвы был создан соответствующий фонд, куда крупные бизнесы вкладывали приличные деньги для того, чтобы в условиях дефицитного бюджета помочь организовать эту структуру. Мы тоже участвовали.
– То есть это было сделано по согласованию с властью?
– Да. А как еще могло быть? Это же не коррупция. Около миллиона долларов в год каждый вкладывал. Миллионов двенадцать-пятнадцать в год – тогда это были крупные деньги. В те времена был разгул чеченской преступности и разгул русских криминальных группировок – типа солнцевской. РУОП стал тем, что называли «крышей», но «крышей» легитимной. И брали не взятки, а официальные деньги на создание и поддержку структуры. Я считаю, что это был очень удачный проект.
Желающих внести свой вклад и спать спокойно оказалось хоть отбавляй, и на счет фонда потекли миллионы долларов.
В бесплатной РУОПовской столовой появились куриные окорочка от «Союзконтракта», а личный состав раз в год отправляли на отдых в Анталью и регулярно радовали премиями.
Спонсоров тоже не забывали. Выездные заседания попечительского совета проходили в одном из дорогих московских ресторанов «Сирена-1» и оплачивались из средств фонда.
– Нет, я ничего такого не помню, – говорит Леонид Борисович. – Рушайло вел себя прилично, он вел себя, как чиновник. У меня всегда была возможность встретиться с ним в РУОПе, на Шаболовке, изложить проблемы, попросить защиты или помощи. Никогда отношения с ним не превращались в отношения «ты мне, я тебе», и тем более никакой коррупции там не было. За фонд отвечал полковник Качур, преподаватель академии МВД. И я не помню ничего такого, что можно было бы назвать пачкающим их или нас. Все крупные структуры, которые были расположены в Москве, в основном, входили в этот фонд.
Когда сейчас я читаю о связях с криминалитетом «организованной преступной группировки» Ходорковского и их криминальных методах, я все время вспоминаю этот эпизод его биографии: участие в финансировании РУОП.
«А что касается криминальных разборок – «олигархов» они практически не касались, – вспоминал Леонид Невзлин в интервью Наташе Мозговой. – У нас же не было борьбы за предприятия с бандитами, мы приходили уже с милицией, всегда опирались на государство против бандитов. Мы охранялись, угрозы бывали, но несерьезные – мощь была большая».[26]
Так называемый «олигархат» был силой, связанной с властью и искавшей у нее защиты. И еще в 1993 году предпочитавшей милицейскую крышу всем остальным, задолго до написания Пелевиным романа «Числа», где описан процесс замены чеченской крыши – ФСБшной.
Кстати сказать, именно РУОП ввел в практику «маски-шоу» в камуфляже и с автоматами, которое в 2003 году устроят и Ходорковскому…
Справедливости ради надо заметить, что Михаил Борисович финансировал не только РУОП, но и, например, Малый театр, с которым был заключен договор о сотрудничестве.
А вот театр «Модернъ» не финансировал. С его художественной руководительницей Светланой Александровной Враговой, а точнее с ее квартирой, связан еще один миф о Ходорковском.
Миф о квартире госпожи Враговой
Бывало, что задержанных вывозили за город и вырывали им ногти, чтобы добиться нужных показаний. Выживали не все.
Действие породило противодействие. Бандитские пули косили благородных сотрудников РУОПа так, что в 1995—1996 годах во дворе бывшего райкома у подножия мирных голубых елей был поставлен памятник невинно убиенным героям с длинным списком на черном камне.
«Лучше я буду отстреливаться до последнего, но живым ментам в руки не дамся. Не хочу, чтобы меня потом нашли с вырванными ногтями», – объясняли некие господа, любившие зеленые кашемировые пальто, красные пиджаки и вишневые «девятки».
Если уважаемый читатель решил, что РУОП хотел заняться и будущим уголовным преступником Михаилом Борисовичем Ходорковским, то глубоко ошибся. Связь здесь совсем другая.
Были и те, кого господин Рушайло считал честными предпринимателями.
В том же 1993 году в здание на Шаболовке пришли некий Александр Качур и банкир Александр Смоленский. И предложили создать благотворительный фонд «Содействие социальной защите профессиональных групп повышенного риска» для материальной поддержки рискующих жизнью бойцов РУОПа. Идея была принята с восторгом. Александр Качур стал Директором Фонда, а Смоленский вместе с еще несколькими достойными людьми вошел в попечительский совет.
По странному совпадению многие члены попечительского совета потом стали именоваться «олигархами»: Смоленский, Авен, Фридман, Березовский, Гусинский, Потанин. А по одной из версий, в попечительский совет входили и Михаил Ходорковский с Леонидом Невзлиным.
– Входил, конечно, – признается мне Невзлин. – В совет фонда, не помню, но, скорее всего, да, потому что с председателем фонда и с Рушайло мы были в постоянных отношениях, постоянно участвовали в сборе средств на создание РУОПа.
Тогда был период разгула организованной преступности, и Рушайло выступил в Москве с инициативой создания структуры, которая могла бы защитить и граждан, и бизнес, который больше всего страдал от рэкета и нападений.
Но нужны были средства, и по согласованию с мэром Москвы, с мэрией, с министерством внутренних дел и ГУВД Москвы был создан соответствующий фонд, куда крупные бизнесы вкладывали приличные деньги для того, чтобы в условиях дефицитного бюджета помочь организовать эту структуру. Мы тоже участвовали.
– То есть это было сделано по согласованию с властью?
– Да. А как еще могло быть? Это же не коррупция. Около миллиона долларов в год каждый вкладывал. Миллионов двенадцать-пятнадцать в год – тогда это были крупные деньги. В те времена был разгул чеченской преступности и разгул русских криминальных группировок – типа солнцевской. РУОП стал тем, что называли «крышей», но «крышей» легитимной. И брали не взятки, а официальные деньги на создание и поддержку структуры. Я считаю, что это был очень удачный проект.
Желающих внести свой вклад и спать спокойно оказалось хоть отбавляй, и на счет фонда потекли миллионы долларов.
В бесплатной РУОПовской столовой появились куриные окорочка от «Союзконтракта», а личный состав раз в год отправляли на отдых в Анталью и регулярно радовали премиями.
Спонсоров тоже не забывали. Выездные заседания попечительского совета проходили в одном из дорогих московских ресторанов «Сирена-1» и оплачивались из средств фонда.
– Нет, я ничего такого не помню, – говорит Леонид Борисович. – Рушайло вел себя прилично, он вел себя, как чиновник. У меня всегда была возможность встретиться с ним в РУОПе, на Шаболовке, изложить проблемы, попросить защиты или помощи. Никогда отношения с ним не превращались в отношения «ты мне, я тебе», и тем более никакой коррупции там не было. За фонд отвечал полковник Качур, преподаватель академии МВД. И я не помню ничего такого, что можно было бы назвать пачкающим их или нас. Все крупные структуры, которые были расположены в Москве, в основном, входили в этот фонд.
Когда сейчас я читаю о связях с криминалитетом «организованной преступной группировки» Ходорковского и их криминальных методах, я все время вспоминаю этот эпизод его биографии: участие в финансировании РУОП.
«А что касается криминальных разборок – «олигархов» они практически не касались, – вспоминал Леонид Невзлин в интервью Наташе Мозговой. – У нас же не было борьбы за предприятия с бандитами, мы приходили уже с милицией, всегда опирались на государство против бандитов. Мы охранялись, угрозы бывали, но несерьезные – мощь была большая».[26]
Так называемый «олигархат» был силой, связанной с властью и искавшей у нее защиты. И еще в 1993 году предпочитавшей милицейскую крышу всем остальным, задолго до написания Пелевиным романа «Числа», где описан процесс замены чеченской крыши – ФСБшной.
Кстати сказать, именно РУОП ввел в практику «маски-шоу» в камуфляже и с автоматами, которое в 2003 году устроят и Ходорковскому…
Справедливости ради надо заметить, что Михаил Борисович финансировал не только РУОП, но и, например, Малый театр, с которым был заключен договор о сотрудничестве.
А вот театр «Модернъ» не финансировал. С его художественной руководительницей Светланой Александровной Враговой, а точнее с ее квартирой, связан еще один миф о Ходорковском.
Миф о квартире госпожи Враговой
Я долго верила в этот миф, тем более что его излагал господин Панюшкин, а «Узника тишины» я считала весьма надежным источником информации.
История такая.
В 1994 году правительство Москвы передало в аренду «МЕНАТЕПу» на 25 лет здание под офисы по адресу Колпачный пер. 4, стр. 1. Дом был занят различными организациями, но с ними МЕНАТЕП разбирался в арбитраже. И суды выигрывал.
Правда, всякое бывало. В номере газеты «Коммерсант» от 16 мая 1995 года упоминается о том, что помещение у «всемогущего» «МЕНАТЕПа» отсудила… парикмахерская.
Рядом стоял дом, который компания должна была расселить и отремонтировать в соответствии с планом реконструкции, утвержденным московским правительством. Конкурс на право реконструкции выиграл банк «МЕНАТЕП» и учредил для этого дочернюю фирму АО «Покровка».
В этом доме и жила Светлана Врагова. Остальных жильцов быстро уговорили разъехаться в спальные районы, а госпожа Врагова и ее сосед сверху Александр Кончатов боролись до последнего, надеясь то ли выжать из «МЕНАТЕПа» квартиры в центре, то ли выжить «МЕНАТЕП». И в Ясенево не хотели ни в какую.
Тем временем Светлана Александровна уехала на дачу, а, вернувшись, обнаружила…
И вот тут начинаются разночтения. Причем, разночтения исходят от самой госпожи Враговой, которая излагает эту историю каждый раз по-новому.
Наиболее драматичная версия изложена, как ни странно, в «Новой газете» от 30 июня 2005 года, где подписанты письма, одобряющего приговор Ходорковскому, объясняют свои позиции.
Итак, госпожа Врагова вернулась с дачи и обнаружила, что «автоматчики «МЕНАТЕПа» ворвались в квартиру и дочиста ее ограбили». А ей и ее мужу приказали больше там не появляться. И бедная женщина была вынуждена жить то дома, то у подруги. А адвокаты отказывались браться за ее дело.
В интервью программе «Момент истины», выложенном на сайте prigovor.ru, специализирующемся на компромате против «ЮКОСа», приведена другая версия событий. И версия более ранняя. Интервью датировано 10 апреля 2005 года, то есть до приговора. Оказывается, что из «МЕНАТЕПа» к ней приходили в театр и предлагали квартиру в Ясенево. А она говорила: «Оставьте меня в покое. Пусть у вас там будет банк».
Она – дочь очень состоятельных родителей, папа – военный атташе в Иране, ездила на «Мерседесе», ходила в бриллиантах и шубе до пят с двадцати лет. И пришли к ней, советской аристократке, которой сам шах дарил вещи, генеральской дочери и творческому человеку какие-то там нувориши, кухаркины дети. И еще хотят чего-то!
В «Человеке с рублем» Ходорковский и Невзлин вспоминали, как летом 1991-го они снимали дачу в подмосковном Успенском, среди партийно-советской элиты, и их жен отшивала продавщица в магазине: «Вам сметаны? Да ее министрам не хватает!»
Разные, конечно, и уровень, и обстоятельства, но реакция похожа.
Итак, когда Светлана Александровна вернулась с дачи, «автоматчики» стояли перед ее домом. Посмотрела она на рамы в квартире, а рамы не ее, новые. Оказывается, за время ее отсутствия из квартиры все вынесли и начали ремонт. «Автоматчики» объяснили, что квартиру обчистили украинские рабочие.
Согласитесь, не совсем одно и то же.
Такое впечатление, что ее слишком буквально поняли или у менатеповцев лопнуло терпение. Говорите, оставить в покое и пусть будет банк? Будет!
Разночтения есть и дальше. Естественно лишенная дома актриса начинает бороться. Только по версии, изложенной в «Новой», она звонит в различные иностранные издания, надеясь, что в Америке ее помнят, поскольку там с триумфом выступал ее театр. «Не знаю, повлияли ли как-то эти звонки, но однажды в 8 утра мне позвонил человек, извинился и сказал, что за счет банка мне будет куплена другая квартира», – вспоминает актриса.
Запомним. И вернемся к апрельскому интервью. В нем вообще нет упоминаний о звонках в иностранные издания, зато фигурирует некий Александр Сергеевич, умеющий разруливать проблемы.
«Сижу я в своем кабинете, полпервого ночи, – вспоминает актриса. – Ехать мне некуда, только на дачу, которую я снимаю, дома у меня нет. И звоню Косте Щербакову, он был первым заместителем министра культуры. Я говорю: «Костя, вот у меня такая история. Что мне делать?». Он говорит: «Светочка, а что я могу?» Я говорю: «Костя, извини, но…» Повесила трубку. Вдруг звонок. Я уже гашу свет – час ночи. Он говорит: «Свет, подожди. Тут у меня один человек сидит». И начинается история. По мобильному телефону ты должна позвонить в восемь утра Александру Сергеевичу. Кто такой? Никогда в жизни его не видела. Мобильного телефона у меня не было. Я побежала к бизнесменам, они дали мне мобильный телефон. Я решила не спать, в 8 утра бодрым голосом – лучше не спать. И звоню. Говорю: «Але». И вдруг оттуда голос: «Алееее». Я говорю: «Вот, это Врагова». «Друзья моих друзей – мои друзья», – и повесил трубку. Когда я приехала в театр, «МЕНАТЕП» начал отзваниваться».
Так она звонила в восемь утра Александру Сергеевичу или ей звонили в те же восемь утра из «МЕНАТЕПа», как это изложено в «Новой»?
Проходит чуть больше года, и 24 мая 2006 года на радио «Эхо Москвы» Караулов излагает третью версию событий. Вплоть до звонка в восемь часов Александру Сергеевичу эта версия совпадает с апрельской, но дальше: «Через час ей позвонил Михаил Борисович Ходорковский и сказал: «Светлана Александровна, вы знаете, я не знал, что это ваша квартира. Но раз так случилось, если можно, мы вам купим новую квартиру». И банк «МЕНАТЕП» – сказала Врагова в «Моменте истины» – через месяц купил ей, народной артистке Враговой, квартиру, по-моему, на Чистых прудах или где-то еще».
То есть звонит не некий человек, как говорила Врагова, а лично Ходорковский. И извиняется.
По словам Враговой, новая квартира была на Пречистенке, купили ту, которую она выбрала.
Об извинениях Ходорковского Светлана Александровна упоминала и в апрельском интервью Караулову. «Ради Бога, извините, – сказал он. – Я не знал, что это вы».
Звучит, конечно, очень некрасиво. Значит, у простого человека квартиру отобрать можно, а у народной артистки – нельзя. Только непонятно, когда звучит. «Он извинялся, потом», – неопределенно говорит Врагова.
Потом был прием перед отставкой Ельцина (то есть 31 декабря 1999), четыре года спустя после событий. Ходорковский увидел ее и сказал: «Ой, простите, это Вы?» Она: «А что Вы сейчас делаете? А банк-то ваш лопнул. Я же вам сказала, что банк ваш лопнет за две минуты!» Он: «Нет, я сейчас заведую маленькой нефтяной скважиной». На этом и разошлись.
И ни слова об извинениях. Здесь «простите» совсем в другом контексте.
Зато после приговора Ходорковскому, в «Новой газете», контекст меняется, и Врагова излагает версию, близкую к будущей версии Караулова: «Позже мы встретились с Михаилом Борисовичем в Кремле. Тогда он извинился передо мной».
Более надежной мне кажется первая версия событий, апрельская, еще не выстроенная под требования власти, свежая, не отредактированная. Не думаю, что Ходорковский лично давал указания украинским гастарбайтерам, скорее просто приказал уладить дело. И об эксцессе узнал постфактум, через таинственного знакомого замминистра. К кому еще «Александр Сергеевич» мог обратиться? Кто мог надавить на «МЕНАТЕП» и заставить купить квартиру? На уровне замминистра, то есть как раз его уровне?
Думаю, до него просто донесли информацию. А он всегда считал себя ответственным за действия своих людей (что еще не раз выйдет ему боком) и передал извинения скорее всего через того представителя банка, который звонил Враговой после разговора с Александром Сергеевичем. И «мы не знали, что это вы» – скорее всего, его слова.
Если они вообще были.
История квартиры госпожи Враговой попала и в прессу «лихих девяностых», только изложена там несколько иначе. В газете «Коммерсант» от 7 июля 1995 года была напечатана маленькая заметка под заголовком «Ограблена квартира руководителя театра»:
«По словам Светланы Враговой, это третья попытка ограбления квартиры, на этот раз увенчавшаяся успехом. Воры, пользуясь отсутствием хозяйки, вытащили из квартиры картины, старинную мебель, редкие книги из фамильной библиотеки. Оставшиеся вещи, как заявлено в распространенном по этому случаю пресс-релизе театра «Модернъ», «подверглись дикому вандализму».
Сотрудники театра также отмечает, что дом, в котором проживает Светлана Врагова, принадлежит банку «МЕНАТЕП», и сейчас в нем производятся ремонтные работы. Поэтому сотрудники местного отделения милиции, возбудившие по факту кражи уголовное дело, рассматривают версию, согласно которой к ограблению причастны строительные рабочие».
Значит, и дело возбудили, и замалчиваний никаких не было: тут же напечатал «Коммерсант». Только обвинить Ходорковского в грехах строительных рабочих тогда никому не пришло в голову.
Я спросила у Леонида Невзлина, не курсе ли он этой истории и может ли что-нибудь добавить.
– Знаю только понаслышке, – сказал он. – Если уж меня обвинили в убийстве Корнеевой, то и во Враговой надо было обвинить, потому что, по их логике, если дело связано с насилием, то виноват Невзлин. Но я никакой недвижимостью не занимался, поэтому фамилия Враговой для меня примерно так же значима, как фамилия, царство небесное, Корнеевой.[27]
Помню, что был конфликт: Врагова очень активно торговалась за качество и размеры. Видимо, почувствовала, что людям нужно, и можно больше получить.
Представить себе, чтобы Ходорковский – про себя я не говорю, я ужасен, – но чтобы Ходорковский дал команду что-то выкидывать, я не могу.
Я думаю, что ничего не было из того, что она говорит. Но это легко проверить. Она наверняка получила, что хотела.
– Это да. Но об ограблении была заметка в «Коммерсанте».
– Ну, может быть. Мне кажется, она бы сделала что угодно, лишь бы получить побольше. Я увидел-то ее в первый раз в качестве свидетеля обвинения[28] и по первому впечатлению в порядочности не обвинил бы. Но тогда я о ней практически ничего не знал. Знал только, что в доме, который освобождали под реконструкцию, живут люди – не она одна. Например, там был художник, который с удовольствием уехал в лучшую студию.
И еще один интересный факт из жизни госпожи Враговой. Оказывается, она является соучредителем «правозащитной организации» «Сопротивление». Вместе членом Совета Федерации и бывшим кандидатом в депутаты от «Единой России» Алексеем Александровым и Ольгой Костиной, в 2000—2002 гг. входившей в Консультативный совет при ФСБ РФ, а ныне советником главы ФСБ на общественных началах. Я еще не раз упомяну ее в этой книге.
Официально «Правозащитная организация» ставит своей целью защиту свидетелей и потерпевших.
«О. Костина – руководитель псевдоправозащитной организации «Сопротивление», созданной под эгидой Администрации Президента группой подписантов письма против М. Ходорковского», – утверждается на сайте «Антикомпромат».
Организация создана 15 декабря 2005 года. После и приговора Ходорковскому, и всех выступлений Враговой на тему ее квартиры.
«Это будет государственная организация, – сообщила корреспонденту «НГ» Светлана Врагова еще летом 2005 года. – Это не будет какой-нибудь Сорос, который хочет рассказать всему миру, что в России сплошная дискриминация».[29]
Старые правозащитники вроде Людмилы Алексеевой ньюправозащитников тоже не признают».
В 2011 году Караулов снял очередной фильм на тему «Убийцы из «ЮКОСа»». «Шедевр» назывался «Ходорковский. Тру(б)пы» и состоял из отрывков прежних фильмов того же Караулова на ту же тему. Заново была изложена и история квартиры госпожи Враговой.
В этом бы не было ничего примечательного, если бы Михаил Борисович наконец не отреагировал сам и не изложил свою версию событий.
Я очень порадовалась тому, что она оказалась очень близка к моей.
Сначала он объяснил ситуацию в разговоре со своим адвокатом Еленой Лукьяновой, а она пересказала журналу «БизнесЭкономикаПрактика». По версии Ходорковского, дом, в котором располагалась квартира Враговой, был нежилым, и у нее был лишь договор аренды нежилого помещения, коим и исчерпывались все ее права на квартиру. Но все равно сотрудники «МЕНАТЕПа» нарушили закон – взломали дверь без представителей правоохранительных органов и были наказаны. Михаил Борисович велел им купить ей квартиру за счет их собственных бонусов.
Потом в письме к Марианне Максимовской добавил подробностей:[30]
«В середине 90-х годов, когда я работал в Банке, наш сотрудник, отвечавший за взаимодействие со структурами Правительства Москвы, сообщил мне о жалобе на самоуправство наших строительных подрядчиков.
Ситуация была для Банка крайне редкой и неприятной. В отличие от обычных жалоб и споров, речь шла об уголовном преступлении, в связи с чем я лично вызвал человека, осуществлявшего надзор за работами.
Он сообщил, что ордер, полученный от Правительства Москвы как собственника здания и переданный нами подрядчикам для начала работ, не содержал оговорок о наличии иных арендаторов, поэтому все помещения были вскрыты.
Назначенное мною внутреннее расследование, как мне помнится, установило, что на имя Светланы Александровны имелся временный ордер на «нежилое помещение для использования в качестве творческой мастерской до начала реконструкции». Каких-либо еще дополнительных ордеров юристы Банка в службах города не обнаружили, и ни о каких еще нарушениях чьих-либо прав речь не шла.
Вскрытие помещения было произведено с нарушением действовавших правил, т. е. без участия сотрудников милиции и без взятия под охрану имущества, которое, по утверждению собственника, представляло для него «высокую эмоциональную ценность».
По результатам расследования я поручил извиниться перед Светланой Александровной и провести переговоры об урегулировании претензий. Было достигнуто соглашение о компенсации за незаконные действия подрядной организации (куплена квартира по выбору пострадавшей стороны). Виновные были наказаны материально. При последующей случайной встрече я извинился и получил подтверждение, что наши обязательства выполнены.
Из показанных Вами кадров того времени видно аварийное состояние объекта, по причине которого московское правительство приняло решение о его переводе в нежилой фонд и передаче Банку. Как вы помните, в 1995 году капремонт старых зданий не был «популярен».
Упоминаемая охрана, вооруженная автоматическим оружием, была сотрудниками милиции. Отсутствие ее на объекте при вскрытии помещений стало, по мнению наших юристов, главной причиной допущенных нарушений.
Я не привык снимать с себя ответственность за свои действия или действия своих подчиненных, но достижение и исполнение соглашения о компенсации считаю цивилизованным выходом из подобных ситуаций».
В «Новой газете» от 10 июля 2008 года была опубликована статья о захвате УФСИНом общежития швейной фабрики «Смена». После разорения фабрики общежитие было передано в федеральную собственность, а затем упомянутому ведомству. Освобождая помещения для своих сотрудников, УФСИН безо всяких судебных решений выселил в никуда 25 семей. Во время захвата квартир ненужную новым хозяевам мебель выбрасывали из окон, например, детскую кроватку со второго этажа. Что получше – оставляли себе. А жильцов выселяли с матом, выбиванием дверей, слезоточивым газом и избиениями. И никто не извинился. И никто не купил им квартир не то что на Пречистенке, а даже в Ясенево.
УФСИН – это Управление Федеральной службы исполнения наказаний. То есть то самое ведомство, что пыталось в Чите «исправить» Ходорковского. Так, может, им местами поменяться?
Но это не все. В фильме Караулова «Тру(б)пы» образца 2011 года упоминается и сосед Светланы Враговой сверху.
Когда после выхода фильма Андрей Караулов давал интервью радио «Свобода», корреспондент поинтересовался у него, почему так много историй Враговой и никаких фактов об убийстве Кончатова?
«Потому что я не могу найти его маму, – объяснил Кураулов. – Помогите мне. Вот милиция не смогла мне помочь. Может быть, вы мне поможете? А другие жильцы этого подъезда? Ни одной домовой книги не осталось. Все уничтожено».[31]
Караулов расспрашивал о Кончатове и в апрельском интервью 2005 года, но Врагова так и не подтвердила факт убийства.
«А вот парень с верхнего этажа когда был расстрелян?» – спрашивает Караулов.
«Он прибежал ко мне в театр: «Ты ничего не боишься? Ты ничего не боишься?». У него глаза бегали», – вспоминает Врагова.
И уголовного дела не было, потому что замяли.
«И об убийстве не было?» – спрашивает ведущий.
Врагова мнется: «А это я не знаю, это убийство как бы… Никто не знает, что это было. Но в то время так и было… Я вот могла бы пропасть вдруг вот в этом банке, я могла просто исчезнуть, и все – и меня нет. И все».
То есть она вообще не знает, было ли убийство, но время было такое, что вполне могло быть, потому как «лихие девяностые».
Вообще, актеры – люди с фантазией…
Зато Караулов в 2006-м на «Эхе Москвы» конкретизирует обвинение: оказывается, что ее сосед был убит в тот же вечер, когда ограбили ее квартиру.
И здесь он чуть-чуть ошибается. Ну, совсем чуть-чуть…
На девять месяцев.
До 2011 года это убийство нигде так и не всплыло, кроме компроматных статей и книги Владимира Перекреста. И ни одному из фигурантов дела «ЮКОСа» так и не было предъявлено обвинение по этому эпизоду.
Я добыла электронный адрес госпожи Враговой и написала ей вполне куртуазное письмо с просьбой рассказать мне, какая же версия событий верна и что было на самом деле.
Ответа я не получила.
А эта история и дальше развивалась по законам мифа. Дело в том, что подробности реальных событий забываются с течением времени. И постепенно забывается и само событие. Этот эффект пытался использовать автор «Новой хронологии» Анатолий Фоменко, основывая на нем свои датировки исторических событий. Чем реже упоминается тот или иной факт, тем дальше от него во времени. Его датировки неверны в частности потому, что он не учел склонность человечества к мифологизации. А мифы и сказки подробностями только обрастают.
И вот, в 2008-м, в книге Владимира Перекреста, спустя 14 лет после событий, в этой истории появляются новые подробности. Квартира в Ясенево, оказывается, была однокомнатный, мужу Враговой предлагают переезжать чуть ли не матом, жильцы организуют «комитет защиты от «МЕНАТЕПа»»[32], и во время приезда актрисы двор уже полон «бритоголовых автоматчиков в камуфляже», которые сваливают ограбление на неких «бандитов», а себе приписывают функции защитников от дальнейших покушений на имущество жильцов. Дом, кстати, оцеплен. Более того, милиция советует не связываться с «МЕНАТЕПом», но Светлана Александровна названивает самому Ходорковскому. Ее не соединяют.
А Кончатов оказывается хозяином двух фирм «Раритет» и «Экос», подавшим на «МЕНАТЕП» в суд. И его убивают на следующий день после разговора с Враговой «прямо у дверей его квартиры в Люберцах». Причем вдова убеждена, что это дело рук «МЕНАТЕПа», но убийц так и не находят.
История такая.
В 1994 году правительство Москвы передало в аренду «МЕНАТЕПу» на 25 лет здание под офисы по адресу Колпачный пер. 4, стр. 1. Дом был занят различными организациями, но с ними МЕНАТЕП разбирался в арбитраже. И суды выигрывал.
Правда, всякое бывало. В номере газеты «Коммерсант» от 16 мая 1995 года упоминается о том, что помещение у «всемогущего» «МЕНАТЕПа» отсудила… парикмахерская.
Рядом стоял дом, который компания должна была расселить и отремонтировать в соответствии с планом реконструкции, утвержденным московским правительством. Конкурс на право реконструкции выиграл банк «МЕНАТЕП» и учредил для этого дочернюю фирму АО «Покровка».
В этом доме и жила Светлана Врагова. Остальных жильцов быстро уговорили разъехаться в спальные районы, а госпожа Врагова и ее сосед сверху Александр Кончатов боролись до последнего, надеясь то ли выжать из «МЕНАТЕПа» квартиры в центре, то ли выжить «МЕНАТЕП». И в Ясенево не хотели ни в какую.
Тем временем Светлана Александровна уехала на дачу, а, вернувшись, обнаружила…
И вот тут начинаются разночтения. Причем, разночтения исходят от самой госпожи Враговой, которая излагает эту историю каждый раз по-новому.
Наиболее драматичная версия изложена, как ни странно, в «Новой газете» от 30 июня 2005 года, где подписанты письма, одобряющего приговор Ходорковскому, объясняют свои позиции.
Итак, госпожа Врагова вернулась с дачи и обнаружила, что «автоматчики «МЕНАТЕПа» ворвались в квартиру и дочиста ее ограбили». А ей и ее мужу приказали больше там не появляться. И бедная женщина была вынуждена жить то дома, то у подруги. А адвокаты отказывались браться за ее дело.
В интервью программе «Момент истины», выложенном на сайте prigovor.ru, специализирующемся на компромате против «ЮКОСа», приведена другая версия событий. И версия более ранняя. Интервью датировано 10 апреля 2005 года, то есть до приговора. Оказывается, что из «МЕНАТЕПа» к ней приходили в театр и предлагали квартиру в Ясенево. А она говорила: «Оставьте меня в покое. Пусть у вас там будет банк».
Она – дочь очень состоятельных родителей, папа – военный атташе в Иране, ездила на «Мерседесе», ходила в бриллиантах и шубе до пят с двадцати лет. И пришли к ней, советской аристократке, которой сам шах дарил вещи, генеральской дочери и творческому человеку какие-то там нувориши, кухаркины дети. И еще хотят чего-то!
В «Человеке с рублем» Ходорковский и Невзлин вспоминали, как летом 1991-го они снимали дачу в подмосковном Успенском, среди партийно-советской элиты, и их жен отшивала продавщица в магазине: «Вам сметаны? Да ее министрам не хватает!»
Разные, конечно, и уровень, и обстоятельства, но реакция похожа.
Итак, когда Светлана Александровна вернулась с дачи, «автоматчики» стояли перед ее домом. Посмотрела она на рамы в квартире, а рамы не ее, новые. Оказывается, за время ее отсутствия из квартиры все вынесли и начали ремонт. «Автоматчики» объяснили, что квартиру обчистили украинские рабочие.
Согласитесь, не совсем одно и то же.
Такое впечатление, что ее слишком буквально поняли или у менатеповцев лопнуло терпение. Говорите, оставить в покое и пусть будет банк? Будет!
Разночтения есть и дальше. Естественно лишенная дома актриса начинает бороться. Только по версии, изложенной в «Новой», она звонит в различные иностранные издания, надеясь, что в Америке ее помнят, поскольку там с триумфом выступал ее театр. «Не знаю, повлияли ли как-то эти звонки, но однажды в 8 утра мне позвонил человек, извинился и сказал, что за счет банка мне будет куплена другая квартира», – вспоминает актриса.
Запомним. И вернемся к апрельскому интервью. В нем вообще нет упоминаний о звонках в иностранные издания, зато фигурирует некий Александр Сергеевич, умеющий разруливать проблемы.
«Сижу я в своем кабинете, полпервого ночи, – вспоминает актриса. – Ехать мне некуда, только на дачу, которую я снимаю, дома у меня нет. И звоню Косте Щербакову, он был первым заместителем министра культуры. Я говорю: «Костя, вот у меня такая история. Что мне делать?». Он говорит: «Светочка, а что я могу?» Я говорю: «Костя, извини, но…» Повесила трубку. Вдруг звонок. Я уже гашу свет – час ночи. Он говорит: «Свет, подожди. Тут у меня один человек сидит». И начинается история. По мобильному телефону ты должна позвонить в восемь утра Александру Сергеевичу. Кто такой? Никогда в жизни его не видела. Мобильного телефона у меня не было. Я побежала к бизнесменам, они дали мне мобильный телефон. Я решила не спать, в 8 утра бодрым голосом – лучше не спать. И звоню. Говорю: «Але». И вдруг оттуда голос: «Алееее». Я говорю: «Вот, это Врагова». «Друзья моих друзей – мои друзья», – и повесил трубку. Когда я приехала в театр, «МЕНАТЕП» начал отзваниваться».
Так она звонила в восемь утра Александру Сергеевичу или ей звонили в те же восемь утра из «МЕНАТЕПа», как это изложено в «Новой»?
Проходит чуть больше года, и 24 мая 2006 года на радио «Эхо Москвы» Караулов излагает третью версию событий. Вплоть до звонка в восемь часов Александру Сергеевичу эта версия совпадает с апрельской, но дальше: «Через час ей позвонил Михаил Борисович Ходорковский и сказал: «Светлана Александровна, вы знаете, я не знал, что это ваша квартира. Но раз так случилось, если можно, мы вам купим новую квартиру». И банк «МЕНАТЕП» – сказала Врагова в «Моменте истины» – через месяц купил ей, народной артистке Враговой, квартиру, по-моему, на Чистых прудах или где-то еще».
То есть звонит не некий человек, как говорила Врагова, а лично Ходорковский. И извиняется.
По словам Враговой, новая квартира была на Пречистенке, купили ту, которую она выбрала.
Об извинениях Ходорковского Светлана Александровна упоминала и в апрельском интервью Караулову. «Ради Бога, извините, – сказал он. – Я не знал, что это вы».
Звучит, конечно, очень некрасиво. Значит, у простого человека квартиру отобрать можно, а у народной артистки – нельзя. Только непонятно, когда звучит. «Он извинялся, потом», – неопределенно говорит Врагова.
Потом был прием перед отставкой Ельцина (то есть 31 декабря 1999), четыре года спустя после событий. Ходорковский увидел ее и сказал: «Ой, простите, это Вы?» Она: «А что Вы сейчас делаете? А банк-то ваш лопнул. Я же вам сказала, что банк ваш лопнет за две минуты!» Он: «Нет, я сейчас заведую маленькой нефтяной скважиной». На этом и разошлись.
И ни слова об извинениях. Здесь «простите» совсем в другом контексте.
Зато после приговора Ходорковскому, в «Новой газете», контекст меняется, и Врагова излагает версию, близкую к будущей версии Караулова: «Позже мы встретились с Михаилом Борисовичем в Кремле. Тогда он извинился передо мной».
Более надежной мне кажется первая версия событий, апрельская, еще не выстроенная под требования власти, свежая, не отредактированная. Не думаю, что Ходорковский лично давал указания украинским гастарбайтерам, скорее просто приказал уладить дело. И об эксцессе узнал постфактум, через таинственного знакомого замминистра. К кому еще «Александр Сергеевич» мог обратиться? Кто мог надавить на «МЕНАТЕП» и заставить купить квартиру? На уровне замминистра, то есть как раз его уровне?
Думаю, до него просто донесли информацию. А он всегда считал себя ответственным за действия своих людей (что еще не раз выйдет ему боком) и передал извинения скорее всего через того представителя банка, который звонил Враговой после разговора с Александром Сергеевичем. И «мы не знали, что это вы» – скорее всего, его слова.
Если они вообще были.
История квартиры госпожи Враговой попала и в прессу «лихих девяностых», только изложена там несколько иначе. В газете «Коммерсант» от 7 июля 1995 года была напечатана маленькая заметка под заголовком «Ограблена квартира руководителя театра»:
«По словам Светланы Враговой, это третья попытка ограбления квартиры, на этот раз увенчавшаяся успехом. Воры, пользуясь отсутствием хозяйки, вытащили из квартиры картины, старинную мебель, редкие книги из фамильной библиотеки. Оставшиеся вещи, как заявлено в распространенном по этому случаю пресс-релизе театра «Модернъ», «подверглись дикому вандализму».
Сотрудники театра также отмечает, что дом, в котором проживает Светлана Врагова, принадлежит банку «МЕНАТЕП», и сейчас в нем производятся ремонтные работы. Поэтому сотрудники местного отделения милиции, возбудившие по факту кражи уголовное дело, рассматривают версию, согласно которой к ограблению причастны строительные рабочие».
Значит, и дело возбудили, и замалчиваний никаких не было: тут же напечатал «Коммерсант». Только обвинить Ходорковского в грехах строительных рабочих тогда никому не пришло в голову.
Я спросила у Леонида Невзлина, не курсе ли он этой истории и может ли что-нибудь добавить.
– Знаю только понаслышке, – сказал он. – Если уж меня обвинили в убийстве Корнеевой, то и во Враговой надо было обвинить, потому что, по их логике, если дело связано с насилием, то виноват Невзлин. Но я никакой недвижимостью не занимался, поэтому фамилия Враговой для меня примерно так же значима, как фамилия, царство небесное, Корнеевой.[27]
Помню, что был конфликт: Врагова очень активно торговалась за качество и размеры. Видимо, почувствовала, что людям нужно, и можно больше получить.
Представить себе, чтобы Ходорковский – про себя я не говорю, я ужасен, – но чтобы Ходорковский дал команду что-то выкидывать, я не могу.
Я думаю, что ничего не было из того, что она говорит. Но это легко проверить. Она наверняка получила, что хотела.
– Это да. Но об ограблении была заметка в «Коммерсанте».
– Ну, может быть. Мне кажется, она бы сделала что угодно, лишь бы получить побольше. Я увидел-то ее в первый раз в качестве свидетеля обвинения[28] и по первому впечатлению в порядочности не обвинил бы. Но тогда я о ней практически ничего не знал. Знал только, что в доме, который освобождали под реконструкцию, живут люди – не она одна. Например, там был художник, который с удовольствием уехал в лучшую студию.
И еще один интересный факт из жизни госпожи Враговой. Оказывается, она является соучредителем «правозащитной организации» «Сопротивление». Вместе членом Совета Федерации и бывшим кандидатом в депутаты от «Единой России» Алексеем Александровым и Ольгой Костиной, в 2000—2002 гг. входившей в Консультативный совет при ФСБ РФ, а ныне советником главы ФСБ на общественных началах. Я еще не раз упомяну ее в этой книге.
Официально «Правозащитная организация» ставит своей целью защиту свидетелей и потерпевших.
«О. Костина – руководитель псевдоправозащитной организации «Сопротивление», созданной под эгидой Администрации Президента группой подписантов письма против М. Ходорковского», – утверждается на сайте «Антикомпромат».
Организация создана 15 декабря 2005 года. После и приговора Ходорковскому, и всех выступлений Враговой на тему ее квартиры.
«Это будет государственная организация, – сообщила корреспонденту «НГ» Светлана Врагова еще летом 2005 года. – Это не будет какой-нибудь Сорос, который хочет рассказать всему миру, что в России сплошная дискриминация».[29]
Старые правозащитники вроде Людмилы Алексеевой ньюправозащитников тоже не признают».
В 2011 году Караулов снял очередной фильм на тему «Убийцы из «ЮКОСа»». «Шедевр» назывался «Ходорковский. Тру(б)пы» и состоял из отрывков прежних фильмов того же Караулова на ту же тему. Заново была изложена и история квартиры госпожи Враговой.
В этом бы не было ничего примечательного, если бы Михаил Борисович наконец не отреагировал сам и не изложил свою версию событий.
Я очень порадовалась тому, что она оказалась очень близка к моей.
Сначала он объяснил ситуацию в разговоре со своим адвокатом Еленой Лукьяновой, а она пересказала журналу «БизнесЭкономикаПрактика». По версии Ходорковского, дом, в котором располагалась квартира Враговой, был нежилым, и у нее был лишь договор аренды нежилого помещения, коим и исчерпывались все ее права на квартиру. Но все равно сотрудники «МЕНАТЕПа» нарушили закон – взломали дверь без представителей правоохранительных органов и были наказаны. Михаил Борисович велел им купить ей квартиру за счет их собственных бонусов.
Потом в письме к Марианне Максимовской добавил подробностей:[30]
«В середине 90-х годов, когда я работал в Банке, наш сотрудник, отвечавший за взаимодействие со структурами Правительства Москвы, сообщил мне о жалобе на самоуправство наших строительных подрядчиков.
Ситуация была для Банка крайне редкой и неприятной. В отличие от обычных жалоб и споров, речь шла об уголовном преступлении, в связи с чем я лично вызвал человека, осуществлявшего надзор за работами.
Он сообщил, что ордер, полученный от Правительства Москвы как собственника здания и переданный нами подрядчикам для начала работ, не содержал оговорок о наличии иных арендаторов, поэтому все помещения были вскрыты.
Назначенное мною внутреннее расследование, как мне помнится, установило, что на имя Светланы Александровны имелся временный ордер на «нежилое помещение для использования в качестве творческой мастерской до начала реконструкции». Каких-либо еще дополнительных ордеров юристы Банка в службах города не обнаружили, и ни о каких еще нарушениях чьих-либо прав речь не шла.
Вскрытие помещения было произведено с нарушением действовавших правил, т. е. без участия сотрудников милиции и без взятия под охрану имущества, которое, по утверждению собственника, представляло для него «высокую эмоциональную ценность».
По результатам расследования я поручил извиниться перед Светланой Александровной и провести переговоры об урегулировании претензий. Было достигнуто соглашение о компенсации за незаконные действия подрядной организации (куплена квартира по выбору пострадавшей стороны). Виновные были наказаны материально. При последующей случайной встрече я извинился и получил подтверждение, что наши обязательства выполнены.
Из показанных Вами кадров того времени видно аварийное состояние объекта, по причине которого московское правительство приняло решение о его переводе в нежилой фонд и передаче Банку. Как вы помните, в 1995 году капремонт старых зданий не был «популярен».
Упоминаемая охрана, вооруженная автоматическим оружием, была сотрудниками милиции. Отсутствие ее на объекте при вскрытии помещений стало, по мнению наших юристов, главной причиной допущенных нарушений.
Я не привык снимать с себя ответственность за свои действия или действия своих подчиненных, но достижение и исполнение соглашения о компенсации считаю цивилизованным выходом из подобных ситуаций».
В «Новой газете» от 10 июля 2008 года была опубликована статья о захвате УФСИНом общежития швейной фабрики «Смена». После разорения фабрики общежитие было передано в федеральную собственность, а затем упомянутому ведомству. Освобождая помещения для своих сотрудников, УФСИН безо всяких судебных решений выселил в никуда 25 семей. Во время захвата квартир ненужную новым хозяевам мебель выбрасывали из окон, например, детскую кроватку со второго этажа. Что получше – оставляли себе. А жильцов выселяли с матом, выбиванием дверей, слезоточивым газом и избиениями. И никто не извинился. И никто не купил им квартир не то что на Пречистенке, а даже в Ясенево.
УФСИН – это Управление Федеральной службы исполнения наказаний. То есть то самое ведомство, что пыталось в Чите «исправить» Ходорковского. Так, может, им местами поменяться?
Но это не все. В фильме Караулова «Тру(б)пы» образца 2011 года упоминается и сосед Светланы Враговой сверху.
Когда после выхода фильма Андрей Караулов давал интервью радио «Свобода», корреспондент поинтересовался у него, почему так много историй Враговой и никаких фактов об убийстве Кончатова?
«Потому что я не могу найти его маму, – объяснил Кураулов. – Помогите мне. Вот милиция не смогла мне помочь. Может быть, вы мне поможете? А другие жильцы этого подъезда? Ни одной домовой книги не осталось. Все уничтожено».[31]
Караулов расспрашивал о Кончатове и в апрельском интервью 2005 года, но Врагова так и не подтвердила факт убийства.
«А вот парень с верхнего этажа когда был расстрелян?» – спрашивает Караулов.
«Он прибежал ко мне в театр: «Ты ничего не боишься? Ты ничего не боишься?». У него глаза бегали», – вспоминает Врагова.
И уголовного дела не было, потому что замяли.
«И об убийстве не было?» – спрашивает ведущий.
Врагова мнется: «А это я не знаю, это убийство как бы… Никто не знает, что это было. Но в то время так и было… Я вот могла бы пропасть вдруг вот в этом банке, я могла просто исчезнуть, и все – и меня нет. И все».
То есть она вообще не знает, было ли убийство, но время было такое, что вполне могло быть, потому как «лихие девяностые».
Вообще, актеры – люди с фантазией…
Зато Караулов в 2006-м на «Эхе Москвы» конкретизирует обвинение: оказывается, что ее сосед был убит в тот же вечер, когда ограбили ее квартиру.
И здесь он чуть-чуть ошибается. Ну, совсем чуть-чуть…
На девять месяцев.
До 2011 года это убийство нигде так и не всплыло, кроме компроматных статей и книги Владимира Перекреста. И ни одному из фигурантов дела «ЮКОСа» так и не было предъявлено обвинение по этому эпизоду.
Я добыла электронный адрес госпожи Враговой и написала ей вполне куртуазное письмо с просьбой рассказать мне, какая же версия событий верна и что было на самом деле.
Ответа я не получила.
А эта история и дальше развивалась по законам мифа. Дело в том, что подробности реальных событий забываются с течением времени. И постепенно забывается и само событие. Этот эффект пытался использовать автор «Новой хронологии» Анатолий Фоменко, основывая на нем свои датировки исторических событий. Чем реже упоминается тот или иной факт, тем дальше от него во времени. Его датировки неверны в частности потому, что он не учел склонность человечества к мифологизации. А мифы и сказки подробностями только обрастают.
И вот, в 2008-м, в книге Владимира Перекреста, спустя 14 лет после событий, в этой истории появляются новые подробности. Квартира в Ясенево, оказывается, была однокомнатный, мужу Враговой предлагают переезжать чуть ли не матом, жильцы организуют «комитет защиты от «МЕНАТЕПа»»[32], и во время приезда актрисы двор уже полон «бритоголовых автоматчиков в камуфляже», которые сваливают ограбление на неких «бандитов», а себе приписывают функции защитников от дальнейших покушений на имущество жильцов. Дом, кстати, оцеплен. Более того, милиция советует не связываться с «МЕНАТЕПом», но Светлана Александровна названивает самому Ходорковскому. Ее не соединяют.
А Кончатов оказывается хозяином двух фирм «Раритет» и «Экос», подавшим на «МЕНАТЕП» в суд. И его убивают на следующий день после разговора с Враговой «прямо у дверей его квартиры в Люберцах». Причем вдова убеждена, что это дело рук «МЕНАТЕПа», но убийц так и не находят.