Джон Рональд Руэл Толкиен
(под редакцией Кристофера Толкиена)
Дети Хурина
От переводчика
Предваряя непосредственно текст, скажем несколько слов о переводческой концепции передачи имен и названий. Транслитерация имен собственных, заимствованных из эльфийских языков, последовательно осуществляется в соответствии с правилами чтения, сформулированными Дж. Р. Р. Толкином в приложении Е к «Властелину Колец» и перенесенными на русскую орфографию. Оговорим лишь несколько наименее самоочевидных и вызывающих наибольшие споры подробностей. Так, в частности:
<L> смягчается между [e], [i] и согласным, а также после [e], [i] на конце слова. Отсюда — Бретиль (Brethil), Мелькор (Melkor), но Улмо (Ulmo).
<TH> обозначает глухой звук [?], <DH> обозначает звонкий [?]. Эти фонемы не находят достаточно точных соответствий в русском языке и издавна следуют единой орфографической замене через «т» и «д». Мы передаем графическое th, dhчерез «т» и «д» соответственно. Например — Тингол (Thingol), Маэдрос (Maedhros).
<PH> в середине некоторых слов обозначает [ff (возникшее из [pp]): Эффель Брандир (Ephel Brandir).
<E> обозначает звук, по описанию Толкина примерно соответствующий тому же, что в английском слове were, то есть не имеющий абсолютно точного соответствия в русском языке. Попытки использовать букву «э» всюду, где в оригинале имеется звук [e] после твердого согласного, то есть практически везде, представляются неправомерными. Звук [э] русского языка, при том, что он, строго говоря, и не соответствует стопроцентно исходному, будучи передаваем через букву «э», создает комичный эффект имитации «восточного» акцента. Та же самая цель (отсутствие смягчения предшествующего согласного) легко достигается методами, для русского языка куда более гармоничными: в словах, воспринимающихся как заимствования, согласный естественным образом не смягчается и перед «е» (так, в слове «эссе» предпоследний согласный звук однозначно твердый).
В системе транслитерации, принятой для данного издания, в именах и названиях, заимствованных из эльфийских языков, буква «э» используется:
— на конце имен собственных, заимствованных из эльфийских языков (тем самым позволяя отличить эльфийские имена от древнеанглийских): Финвэ (Finw?)(но Эльфвине (Aelfwine)).
— в начале слова и в дифтонгах (во избежание возникновения звука [j]): Галадриэль (Galadriel), Эол (E?l).
— на стыке двух корней: например, Арэдель (Aredhel), Аданэдель (Adanedhel).
В большинстве же случаев для передачи пресловутого гласного звука используется буква «е»: например, Берен (Beren), Белерианд (Beleriand), Нуменор (N?menor).
Буква <Y> в словах, заимствованных из синдарского и номского языков, обозначает звук, в русском языке передающийся буквой «ю»: например, Эхад и Седрюн (Echad i Sedryn).
В Указателе после каждого слова в скобках дается написание латиницей (как в оригинале), для упрощения соотнесения ономастики оригинала и перевода.
Цитаты из «Биографии» X. Карпентера и «Писем» Дж. P.P. Толкина приводятся по русскоязычным изданиям:
Карпентер X. Джон Р. Р. Толкин. Биография / Пер. А. Хромовой. М.: ЭКСМО-ПРЕСС, 2002.
Толкин Дж. P.P. Письма / Под ред. X. Карпентера при содействии К. Толкина; пер. С. Лихачевой. М.: ЭКСМО, 2004.
В случае внутритекстовых ссылок на тома серии «История Средиземья» (The History of Middle-earth, далее — HOME), на «Неоконченные предания» (Unfinished Tales of N?menor and Middle-earth)и на «Сильмариллион» (The Silmarillion), номера страниц по умолчанию соответствуют англоязычным изданиям.
<L> смягчается между [e], [i] и согласным, а также после [e], [i] на конце слова. Отсюда — Бретиль (Brethil), Мелькор (Melkor), но Улмо (Ulmo).
<TH> обозначает глухой звук [?], <DH> обозначает звонкий [?]. Эти фонемы не находят достаточно точных соответствий в русском языке и издавна следуют единой орфографической замене через «т» и «д». Мы передаем графическое th, dhчерез «т» и «д» соответственно. Например — Тингол (Thingol), Маэдрос (Maedhros).
<PH> в середине некоторых слов обозначает [ff (возникшее из [pp]): Эффель Брандир (Ephel Brandir).
<E> обозначает звук, по описанию Толкина примерно соответствующий тому же, что в английском слове were, то есть не имеющий абсолютно точного соответствия в русском языке. Попытки использовать букву «э» всюду, где в оригинале имеется звук [e] после твердого согласного, то есть практически везде, представляются неправомерными. Звук [э] русского языка, при том, что он, строго говоря, и не соответствует стопроцентно исходному, будучи передаваем через букву «э», создает комичный эффект имитации «восточного» акцента. Та же самая цель (отсутствие смягчения предшествующего согласного) легко достигается методами, для русского языка куда более гармоничными: в словах, воспринимающихся как заимствования, согласный естественным образом не смягчается и перед «е» (так, в слове «эссе» предпоследний согласный звук однозначно твердый).
В системе транслитерации, принятой для данного издания, в именах и названиях, заимствованных из эльфийских языков, буква «э» используется:
— на конце имен собственных, заимствованных из эльфийских языков (тем самым позволяя отличить эльфийские имена от древнеанглийских): Финвэ (Finw?)(но Эльфвине (Aelfwine)).
— в начале слова и в дифтонгах (во избежание возникновения звука [j]): Галадриэль (Galadriel), Эол (E?l).
— на стыке двух корней: например, Арэдель (Aredhel), Аданэдель (Adanedhel).
В большинстве же случаев для передачи пресловутого гласного звука используется буква «е»: например, Берен (Beren), Белерианд (Beleriand), Нуменор (N?menor).
Буква <Y> в словах, заимствованных из синдарского и номского языков, обозначает звук, в русском языке передающийся буквой «ю»: например, Эхад и Седрюн (Echad i Sedryn).
В Указателе после каждого слова в скобках дается написание латиницей (как в оригинале), для упрощения соотнесения ономастики оригинала и перевода.
Цитаты из «Биографии» X. Карпентера и «Писем» Дж. P.P. Толкина приводятся по русскоязычным изданиям:
Карпентер X. Джон Р. Р. Толкин. Биография / Пер. А. Хромовой. М.: ЭКСМО-ПРЕСС, 2002.
Толкин Дж. P.P. Письма / Под ред. X. Карпентера при содействии К. Толкина; пер. С. Лихачевой. М.: ЭКСМО, 2004.
В случае внутритекстовых ссылок на тома серии «История Средиземья» (The History of Middle-earth, далее — HOME), на «Неоконченные предания» (Unfinished Tales of N?menor and Middle-earth)и на «Сильмариллион» (The Silmarillion), номера страниц по умолчанию соответствуют англоязычным изданиям.
Предисловие
Многим читателям «Властелина Колец» легенды Древних Дней (опубликованные ранее в разных формах в составе «Сильмариллиона», «Утраченных преданий» и «Истории Средиземья») известны разве что понаслышке — как нечто странное и невразумительное по стилю и манере изложения. Вот почему мне давно хотелось представить полную версию легенды о детях Хурина как самостоятельное произведение, отдельным изданием, сведя к минимуму объем авторских комментариев, а главное — в виде связного, непрерывного повествования, без лакун и сбоев, — если такое возможно без искажения или дописывания, ведь отдельные фрагменты так и остались неоконченными.
Мне подумалось, что если преподнести в таком виде рассказ о судьбе Турина и Ниэнор, детей Хурина и Морвен, тем самым словно распахнется окно и взгляду предстанут декорации и сюжет, помещенные в неизведанное Средиземье — живые, яркие, непосредственные, однако же задуманные как наследие далеких веков: затонувшие западные земли за Синими горами, где в пору юности бродил Древобрад, жизнь Турина Турамбара в Дор-ломине, Дориате, Нарготронде и Бретильском лесу.
Эта книга адресована в первую очередь тем читателям, которые, возможно, помнят, что пронзить шкуру Шелоб «не хватило бы сил человеческих, даже если бы сталь выковали эльф или гном, а сжимала клинок рука Берена либо Турина», [1]или что в Ривенделле Эльронд, обращаясь к Фродо, назвал Турина «одним из могучих друзей эльфов далекого прошлого»; [2]однако ничего больше о Турине не знают.
Мой отец еще в юности, в годы Первой мировой войны и задолго до того, как возникли первые наброски историй, впоследствии составивших повествование «Хоббита» и «Властелина Колец», начал создавать сборник легенд под названием «Книга утраченных сказаний». Это было его первое художественное произведение — произведение весьма объемное, ведь даже оставшись незавершенным, оно включает в себя четырнадцать законченных преданий. Именно в «Книге утраченных сказаний» появляются Боги, или Валар, эльфы и люди как Дети Илуватара (Создателя), Мелькор-Моргот, великий Враг, балроги и орки, а также земли, в которых развивается действие — Валинор, «земля Богов» за западным океаном, и «Великие земли» (расположенные между морями востока и запада и впоследствии названные Средиземьем).
Три легенды в книге оказались значительно длиннее и полнее других, и во всех трех речь идет как о людях, так и об эльфах. Это «Сказание о Тинувиэли» (записанное отцом в 1917 году; в сжатом виде оно приводится во «Властелине Колец»: на Заветери Арагорн рассказывает хоббитам историю Берена и Лутиэн); «Турамбар и Фоалокэ» (о Турине Турамбаре и Драконе; это сказание, несомненно, было создано уже к 1919 году, если не раньше) и «Падение Гондолина» (1916–1917 гг.). В часто цитируемом фрагменте длинного письма, написанного отцом в 1951 году, за три года до публикации «Властелина Колец» и объясняющего, что представляет собой его роман, отец рассказывает о своем исходном замысле: «…Некогда (с тех пор самонадеянности у меня поубавилось) я задумал создать цикл более или менее связанных между собою легенд — от преданий глобального, космогонического масштаба до романтической волшебной сказки; так, чтобы более значительные основывались на меньших в соприкосновении своем с землей, а меньшие обретали великолепие на столь обширном фоне… Одни легенды я бы представил полностью, но многие наметил бы только схематически, как часть общего замысла».
Отсюда явствует, что отец с самого начала именно так представлял себе будущий «Сильмариллион»: часть «Сказаний» предстояло изложить гораздо более полно. Действительно, в том же письме от 1951 года отец однозначно ссылается на три вышеупомянутые легенды как на самые пространные в «Книге утраченных сказаний». Здесь же он называет повесть о Берене и Лутиэн «главным из преданий «Сильмариллиона»» и говорит о ней: «…История как таковая (мне она представляется прекрасной и впечатляющей) является героико-волшебным эпосом, что сам по себе требует лишь очень обобщенного и поверхностного знания предыстории. Но одновременно она — одно из основных звеньев цикла, и, вырванная из контекста, часть значимости утрачивает». «В цикл входят и другие предания, почти столь же полно разработанные, — пишет отец дальше, — и почти столь же самодостаточные — и, однако ж, связанные с историей в целом»: «Дети Хурина» и «Падение Гондолина».
Таким образом, из собственных слов моего отца бесспорно явствует: если бы ему удалось закончить повествование в желаемом ему объеме, он воспринимал бы три «Великих Предания» Древних Дней (о Берене и Лутиэн, о детях Хурина и о падении Гондолина) как произведения вполне самодостаточные и не требующие знакомства с обширным корпусом легенд, известным как «Сильмариллион». С другой стороны, как отмечал отец в том же письме, сказание о детях Хурина неразрывно связано с историей эльфов и людей в Древние Дни и неизбежно содержит в себе изрядное количество ссылок на события и обстоятельства предания более масштабного.
Замысел данной книги никоим образом не предполагает обременять читателя изобилием примечаний, содержащих в себе сведения о персонажах и событиях, которые в любом случае редко по-настоящему значимы для повествования как такового. Однако некоторые разъяснения необходимы; соответственно, я привожу во «Введении» сжатое описание Белерианда и населяющих его народов в конце Древних Дней, когда родились Турин и Ниэнор; и в придачу к карте Белерианда и северных земель прилагаю список имен и названий, встречающихся в тексте, с краткими пояснениями к каждому, и упрощенные генеалогии.
В конце книги помещено Приложение в двух частях: в первой рассказывается о попытках отца создать окончательный вариант трех вышеупомянутых легенд, а во второй — о составлении текста данной книги, который во многом отличается от варианта «Неоконченных преданий».
Я глубоко признателен моему сыну Адаму Толкину за неоценимую помощь в упорядочении и компоновке материала во Введении и Приложении и за внедрение книги в устрашающий (для меня) мир электронных носителей.
Мне подумалось, что если преподнести в таком виде рассказ о судьбе Турина и Ниэнор, детей Хурина и Морвен, тем самым словно распахнется окно и взгляду предстанут декорации и сюжет, помещенные в неизведанное Средиземье — живые, яркие, непосредственные, однако же задуманные как наследие далеких веков: затонувшие западные земли за Синими горами, где в пору юности бродил Древобрад, жизнь Турина Турамбара в Дор-ломине, Дориате, Нарготронде и Бретильском лесу.
Эта книга адресована в первую очередь тем читателям, которые, возможно, помнят, что пронзить шкуру Шелоб «не хватило бы сил человеческих, даже если бы сталь выковали эльф или гном, а сжимала клинок рука Берена либо Турина», [1]или что в Ривенделле Эльронд, обращаясь к Фродо, назвал Турина «одним из могучих друзей эльфов далекого прошлого»; [2]однако ничего больше о Турине не знают.
Мой отец еще в юности, в годы Первой мировой войны и задолго до того, как возникли первые наброски историй, впоследствии составивших повествование «Хоббита» и «Властелина Колец», начал создавать сборник легенд под названием «Книга утраченных сказаний». Это было его первое художественное произведение — произведение весьма объемное, ведь даже оставшись незавершенным, оно включает в себя четырнадцать законченных преданий. Именно в «Книге утраченных сказаний» появляются Боги, или Валар, эльфы и люди как Дети Илуватара (Создателя), Мелькор-Моргот, великий Враг, балроги и орки, а также земли, в которых развивается действие — Валинор, «земля Богов» за западным океаном, и «Великие земли» (расположенные между морями востока и запада и впоследствии названные Средиземьем).
Три легенды в книге оказались значительно длиннее и полнее других, и во всех трех речь идет как о людях, так и об эльфах. Это «Сказание о Тинувиэли» (записанное отцом в 1917 году; в сжатом виде оно приводится во «Властелине Колец»: на Заветери Арагорн рассказывает хоббитам историю Берена и Лутиэн); «Турамбар и Фоалокэ» (о Турине Турамбаре и Драконе; это сказание, несомненно, было создано уже к 1919 году, если не раньше) и «Падение Гондолина» (1916–1917 гг.). В часто цитируемом фрагменте длинного письма, написанного отцом в 1951 году, за три года до публикации «Властелина Колец» и объясняющего, что представляет собой его роман, отец рассказывает о своем исходном замысле: «…Некогда (с тех пор самонадеянности у меня поубавилось) я задумал создать цикл более или менее связанных между собою легенд — от преданий глобального, космогонического масштаба до романтической волшебной сказки; так, чтобы более значительные основывались на меньших в соприкосновении своем с землей, а меньшие обретали великолепие на столь обширном фоне… Одни легенды я бы представил полностью, но многие наметил бы только схематически, как часть общего замысла».
Отсюда явствует, что отец с самого начала именно так представлял себе будущий «Сильмариллион»: часть «Сказаний» предстояло изложить гораздо более полно. Действительно, в том же письме от 1951 года отец однозначно ссылается на три вышеупомянутые легенды как на самые пространные в «Книге утраченных сказаний». Здесь же он называет повесть о Берене и Лутиэн «главным из преданий «Сильмариллиона»» и говорит о ней: «…История как таковая (мне она представляется прекрасной и впечатляющей) является героико-волшебным эпосом, что сам по себе требует лишь очень обобщенного и поверхностного знания предыстории. Но одновременно она — одно из основных звеньев цикла, и, вырванная из контекста, часть значимости утрачивает». «В цикл входят и другие предания, почти столь же полно разработанные, — пишет отец дальше, — и почти столь же самодостаточные — и, однако ж, связанные с историей в целом»: «Дети Хурина» и «Падение Гондолина».
Таким образом, из собственных слов моего отца бесспорно явствует: если бы ему удалось закончить повествование в желаемом ему объеме, он воспринимал бы три «Великих Предания» Древних Дней (о Берене и Лутиэн, о детях Хурина и о падении Гондолина) как произведения вполне самодостаточные и не требующие знакомства с обширным корпусом легенд, известным как «Сильмариллион». С другой стороны, как отмечал отец в том же письме, сказание о детях Хурина неразрывно связано с историей эльфов и людей в Древние Дни и неизбежно содержит в себе изрядное количество ссылок на события и обстоятельства предания более масштабного.
Замысел данной книги никоим образом не предполагает обременять читателя изобилием примечаний, содержащих в себе сведения о персонажах и событиях, которые в любом случае редко по-настоящему значимы для повествования как такового. Однако некоторые разъяснения необходимы; соответственно, я привожу во «Введении» сжатое описание Белерианда и населяющих его народов в конце Древних Дней, когда родились Турин и Ниэнор; и в придачу к карте Белерианда и северных земель прилагаю список имен и названий, встречающихся в тексте, с краткими пояснениями к каждому, и упрощенные генеалогии.
В конце книги помещено Приложение в двух частях: в первой рассказывается о попытках отца создать окончательный вариант трех вышеупомянутых легенд, а во второй — о составлении текста данной книги, который во многом отличается от варианта «Неоконченных преданий».
Я глубоко признателен моему сыну Адаму Толкину за неоценимую помощь в упорядочении и компоновке материала во Введении и Приложении и за внедрение книги в устрашающий (для меня) мир электронных носителей.
Введение
Средиземье в Древние Дни
Характер Турина всегда был исполнен огромной значимости в глазах моего отца. В диалогах прямых и непосредственных он рисует живой и яркий портрет Турина-ребенка, существенно важный для понимания повествования в целом: его суровый, чуждый легкомысленному веселью нрав, его острое чувство справедливости и сострадательность; а также Хурина — порывистого, жизнерадостного весельчака, и Морвен, матери Турина — сдержанной, храброй и гордой; и живописует жизнь усадьбы в холодном краю Дор-ломин на протяжении лет, уже омраченных страхом, после того, как Моргот прорвал Осаду Ангбанда — еще до рождения Турина.Но все это — события Древних Дней, Первой Эпохи мира, произошедшие во времена невообразимо далекие. Ощущение временной бездны, в которую уходит корнями эта история, убедительно передано в достопамятном отрывке из «Властелина Колец». На великом совете в Ривенделле Эльронд рассказывает о Последнем Союзе эльфов и людей и о поражении Саурона в конце Второй Эпохи, более трех тысяч лет назад:
На том Эльронд надолго умолк — и вздохнул.Примерно за шесть с половиной тысяч лет до Совета Эльронда в Ривенделле родился в Дор-ломине Турин — он «рожден зимой», как говорится в «Анналах Белерианда», и «его появление на свет сопровождается мрачными знамениями». [4]
— Ясно, как наяву, вижу я великолепие их знамен, — промолвил он. — Столь много великих владык и вождей собралось там! — глядя на них, вспоминал я славу Древних Дней. И однако ж не столь много и не столь блистательных, как в ту пору, когда рухнул Тангородрим, и подумалось эльфам, будто злу навеки положен конец — но они заблуждались.
— Ты помнишь? — потрясенно воскликнул Фродо, не замечая, что говорит вслух. — Но мне казалось… — смущенно пробормотал он, едва Эльронд обернулся к нему, — мне казалось, Гиль-галад погиб давным-давно — целую эпоху назад.
— Воистину так, — печально отозвался Эльронд. Но в памяти моей живы и Древние Дни. Отцом моим был Эарендиль, рожденный в Гондолине до того, как пал город; а матерью — Эльвинг, дочь Диора, сына Лутиэн Дориатской. Перед моими глазами прошли три эпохи на Западе мира, и множество поражений, и множество бесплодных побед. [3]
Но трагедия жизни Турина никоим образом не объясняется исключительно особенностями его личности: ведь Турин был обречен жить в тенетах злого воздействия могучей и непостижимой силы — проклятия ненависти, наложенного Морготом на Хурина, Морвен и их детей, поскольку Хурин так и не покорился его воле. А Моргот, Черный Враг, как со временем его стали называть, изначально, — как сообщает он захваченному в плен Хурину, — «Мелькор, первый и могущественнейший среди Валар; тот, кто был до сотворения мира». Теперь же, навсегда воплотившись в обличье гигантское и величественное, но ужасное, он, король северо-западных областей Средиземья, телесно пребывает в своей огромной твердыне Ангбанд, Железные Преисподни: над вершинами Тангородрима, гор, воздвигнутых им над Ангбандом, курится черный смрад, что пятнает северное небо и виден издалека. В «Анналах Белерианда» сказано, что «врата Моргота находились всего лишь в ста пятидесяти лигах от Менегротского моста; далеко, и все же слишком близко». [5]Здесь имеется в виду мост, подводящий к чертогам эльфийского короля Тингола, который принял Турина на воспитание; чертоги эти звались Менегрот, Тысяча Пещер, и располагались далеко на юго-востоке от Дор-ломина.
Однако, как существу воплощенному, Морготу был ведом страх. Мой отец писал о нем так: «…В то время как росла его злоба, росла и воплощалась в лживых наветах и злобных тварях, таяла, перетекая в них же, и его сила — таяла и рассеивалась; и все неразрывней становилась его связь с землей; и не желал он более покидать свои темные крепости». [6]Когда Финголфин, Верховный король эльфов-нолдор, один поскакал к Ангбанду и вызвал Моргота на поединок, он воскликнул у врат: «Выходи, о ты, малодушный король, сразись собственной рукою! Житель подземелий, повелитель рабов, лжец, затаившийся в своем логове, враг Богов и эльфов, выходи же! Хочу я взглянуть тебе в лицо, трус!». [7]И тогда (как рассказывают) «Моргот вышел. Ибо не мог он отвергнуть вызов перед лицом своих полководцев». [8]Сражался он могучим молотом Гронд, и при каждом ударе в земле оставалась громадная яма, и поверг он Финголфина наземь; но, умирая, Финголфин пригвоздил гигантскую ступню Моргота к земле, «и хлынула черная кровь, и затопила выбоины, пробитые Грондом. С тех пор Моргот хромал». [9]Также, когда Берен и Лутиэн, в обличье волка и летучей мыши, пробрались в глубинный чертог Ангбанда, где на троне восседал Моргот, Лутиэн навела на него чары: и «пал Моргот — так рушится смятый лавиной холм; с грохотом низвергся он со своего трона и распростерся, недвижим, на полу подземного ада. Железная корона откатилась в сторону, прогремело и угасло эхо». [10]
Проклятие такого существа, способного утверждать, будто «тень моего замысла лежит на Арде [Земле], и все, что только есть в ней, медленно и неуклонно подпадает под мою власть», — не то же самое, что проклятия или недобрые пожелания созданий гораздо менее могущественных. Моргот не «призывает» зло или бедствия на Хурина и его детей, он не «обращается» к высшим силам, прося о посредничестве: ибо «Владыка судеб Арды», как он называет себя Хурину, намерен привести врага к гибели мощью своей собственной исполинской воли. Так он «созидает» будущее тех, кого ненавидит, и говорит Хурину: «Все, кто тебе дорог, ощутят тяжкий гнет моей мысли, точно мглистое марево Рока, и ввергнуты будут во тьму отчаяния».
Пытка, придуманная им для Хурина, — «видеть глазами Моргота». Отец пояснил, что это значит: если принудить кого-то посмотреть Морготу в глаза, жертва станет «видеть» (или воспринимать в сознании через разум Моргота) крайне убедительную картину событий, искаженную Морготовой беспредельной злобой; и если кому-то и удалось бы воспротивиться повелению Моргота, то не Хурину. Отчасти потому (как объяснял отец), что Хурин, горячо любя своих близких и измученный тревогой за них, стремился узнать о них хоть что-нибудь из любого источника. Отчасти же причиной была гордыня: Хурин полагал, что одолел Моргота в споре и теперь сумеет «переглядеть» его или по крайней мере сохранит способность мыслить критически и отличать истину от злобных домыслов.
На протяжении всей жизни Турина после ухода из Дор-ломина и всей жизни его сестры Ниэнор, никогда не видевшей отца, Хурин пребывал в неподвижности на одной из вершин Тангородрима и ожесточался все сильнее волею своего мучителя.
В сказании о Турине, который нарек себя Турамбаром, «Победителем Судьбы», проклятие Моргота представляется некоей высвобожденной силой, которая творит зло, выискивая своих жертв; сам падший Вала страшится, как бы Турин «не обрел такое могущество, что проклятие, на него наложенное, утратит силу и избежит он участи, ему назначенной» (с. 150). Впоследствии, в Нарготронде, Турин скрывает свое истинное имя, а когда Гвиндор разоблачает его, приходит в гнев: «Худо поступил ты со мною, друг, выдав мое настоящее имя и призвав на меня судьбу мою, от которой я тщусь укрыться». Именно Гвиндор еще раньше рассказал Турину о слухах, передающихся из уст в уста в Ангбанде, где Гвиндор томился в плену: дескать, Моргот наложил проклятие на Хурина и на весь его род. Теперь же Гвиндор отвечает на яростные упреки Хурина словами: «Судьба заключена не в твоем имени, а в тебе самом».
Эта сложная концепция играет в предании роль настолько значимую, что отец даже придумал для него альтернативное название: «Нарн э'Рах Моргот, Повесть о Проклятии Моргота». Авторская интерпретация заключена в следующих словах: «На том завершилась повесть о Турине злосчастном; худшее из деяний Моргота среди людей древнего мира».
Древобрад, шагая через лес Фангорн и неся на согнутых руках-ветках Мерри и Пиппина, пел хоббитам о местах, знакомых ему в далеком прошлом, и о росших там деревьях:
Память Древобрада, «энта землерожденного, давнего, как горы», [12]и впрямь долгая. Он вспоминает древние леса в обширном краю Белерианд, уничтоженные в ходе Великой Битвы в конце Древних Дней. Великое море нахлынуло и затопило все земли к западу от Синих гор, именуемых Эред Луин и Эред Линдон; так что карта, прилагаемая к «Сильмариллиону», заканчивается этой горной цепью на востоке, в то время как карта, прилагаемая к «Властелину Колец», ею же ограничена на западе. Прибрежные земли за Синими горами, на второй карте названные Форлиндон и Харлиндон (Северный Линдон и Южный Линдон) — вот и все, что в Третью Эпоху осталось от области, называемой как Оссирианд, Земля Семи Рек, так и Линдон: там, в буковых лесах, и бродил некогда Древобрад.
В ивовых лугах Тасаринана бродил я весной.
А! Краса и благоухание весны в Нан-тасарионе!
И говорил я: здесь хорошо.
Летом скитался я в вязовых рощах Оссирианда.
А! Свет и музыка лета в Семиречье Оссира!
И думалось мне: здесь — всего лучше.
К букам Нельдорета приходил я по осени.
А! Золото и багрянец, и вздохи листвы по осени в Таур-на-Нельдоре!
Чего еще мог я желать?
К сосновым нагорьям Дортониона я поднимался зимой.
А! Ветер и белизна, и черные ветви зимы на Ород-на-Тоне!
Голос мой ввысь летел и пел в поднебесье.
Ныне же все эти земли погребены под волной,
Я же брожу в Амбароне, в Таурэморне, в Алдаломэ,
В моих владениях, в краю Фангорна,
Где долги корни,
А годы бессчетны, что листья
В Таурэморналомэ. [11]
Бродил он также и среди гигантских сосен в нагорьях Дортониона (Земля Сосен), что впоследствии стали называться Таур-ну-Фуин, Лес под покровом Ночи, когда Моргот превратил Дортонион в «средоточие страха и темных чар, морока и отчаяния» (с. 154); приходил и в Нельдорет, северные леса Дориата, владения Тингола.
Именно в Белерианде и в землях к северу завершается страшная судьба Турина; действительно, и Дортонион, и Дориат, где бродил Древобрад, в жизни Турина сыграли ключевую роль. Турин родился на свет в эпоху войн, хотя на момент последней и величайшей из битв Белерианда был еще ребенком. Краткое описание этих событий ответит на все возникающие вопросы и объяснит ссылки, встречающиеся по ходу повествования.
На севере границы Белерианда, по всей видимости, обозначены горами Тени, Эред Ветрин, а за ними лежат владения Хурина, Дор-ломин как часть Хитлума; на востоке Белерианд простирается вплоть до подножия Синих гор. Земли, находящиеся еще дальше к востоку, в истории Древних Дней почти не фигурируют; однако народы, эту историю создававшие, пришли с востока через перевалы Синих гор.
Эльфы пробудились далеко на востоке, на берегах озера под названием Куивиэнен, Вода Пробуждения; Валар же призвали эльфов покинуть Средиземье, пересечь Великое море и явиться в землю Богов, в Благословенное Королевство Аман на западе мира. Вала Оромэ, Охотник, повел в великий поход от озера Куивиэнен через все Средиземье тех, кто внял призыву. Их называют эльдар, это — эльфы Великого Странствия, Высокие эльфы — в отличие от тех, кто не внял призыву и предпочел жить в Средиземье, связав с ним свою судьбу. Это «меньшие эльфы», именуемые авари, Непожелавшие.
Но не все эльдар, даже перейдя через Синие горы, отплыли за Море; тех, что остались в Белерианде, называют синдар, Серые эльфы. Их верховным королем стал Тингол (что значит «Серый плащ»): он правил из Менегрота, Тысячи Пещер в Дориате. Также не все эльдар, переплывшие Великое море, остались в земле Валар; ибо нолдор («Хранители знания») — один из великих родов — вернулись в Средиземье: их называют Изгнанниками. Вдохновителем их мятежа против Валар стал Феанор, «Дух Огня»: старший сын Финвэ (сам Финвэ, что некогда вел народ нолдор от озера Куивиэнен, к тому времени погиб). Это ключевое событие в истории эльфов вкратце изложено моим отцом в Приложении А к «Властелину Колец»:
Феанор был величайшим из эльдар и в мастерстве, и в мудрости, но также превосходил всех прочих гордыней и своеволием. Он сработал Три Самоцвета, Сильмарилли, и наполнил их сиянием Двух Древ, Тельпериона и Лаурелин, что освещали земли Валар. Враг Моргот возжелал тех Самоцветов, похитил их и, уничтожив Древа, унес камни в Средиземье и надежно сокрыл их в своей могучей твердыне Тангородрима [скал над Ангбандом]. Вопреки воле Валар Феанор покинул Благословенное Королевство и отправился в изгнание в Средиземье, уводя с собой большую часть соплеменников; ибо в гордыне своей замыслил он силой отвоевать у Моргота Самоцветы. Так началась безнадежная война эльдар и эдайн против Тангородрима, в которой они в конце концов были разбиты наголову.Вскоре после возвращения нолдор в Средиземье Феанор погиб в битве. Его семеро сыновей владели обширными землями на востоке Белерианда, между Дортонионом (Таур-ну-Фуин) и Синими горами; но их мощь была уничтожена в Битве Бессчетных Слез, описанной в «Детях Хурина», и впоследствии «Сыны Феанора скитались по свету, точно листья, гонимые ветром» (с. 64).
Второй сын Финвэ, Финголфин, единокровный брат Феанора, считался верховным владыкой всех нолдор; он и его сын Фингон правили Хитлумом, что протянулся на северо-запад от хребта Эред Ветрин, гор Тени. Финголфин жил в Митриме, у великого озера с тем же названием, в то время как Фингон правил в Дор-ломине на юге Хитлума. Их главная крепость, Барад Эйтель (Башня Источника) стояла в месте Эйтель Сирион (Исток Сириона), где река Сирион брала начало на восточном склоне гор Тени: Садор, старый увечный слуга Хурина и Морвен, много лет прослужил там воином, как сам он рассказывал Турину (с. 45–46). После гибели Финголфина в поединке с Морготом Фингон стал Верховным королем нолдор. Турину довелось однажды увидеть Фингона своими глазами, когда тот «и многие его лорды пересекли Дор-ломин и проехали по мосту через Нен Лалайт, в искристом блеске серебра и белизны» (с. 43).
Вторым сыном Финголфина был Тургон. Поначалу, после возвращения нолдор, он жил в чертогах под названием Виньямар у моря в краю Невраст, к западу от Дор-ломина; тем временем он тайно отстроил сокрытый город Гондолин — на холме посреди равнины Тумладен, в кольце Окружных гор к востоку от реки Сирион. Когда же, после многолетних трудов, возведен был Гондолин, Тургон покинул Виньямар и вместе со своим народом, как нолдор, так и синдар, поселился в Гондолине. На протяжении многих веков эта красивейшая эльфийская цитадель была окружена глубочайшей тайной: единственный вход в нее, надежно сокрытый от глаз, бдительно охранялся, так что никто чужой внутрь проникнуть не мог; и Морготу никак не удавалось выведать, где находится город. Лишь через триста пятьдесят с лишним лет после ухода из Виньямара, Тургон и его великая армия вышли из Гондолина — на Битву Бессчетных Слез.
Третий сын Финвэ, брат Финголфина и единокровный брат Феанора, звался Финарфин. Он не вернулся в Средиземье, но его сыновья и дочь ушли вместе с воинством Финголфина и его сыновей. Старший сын Финарфина, Финрод, вдохновленный красотой и великолепием Менегрота в Дориате, отстроил подземный город-крепость Нарготронд, почему и был наречен Фелагундом, что означает «Владыка Пещер», или «Прорубающий пещеры» на языке гномов. Врата Нарготронда выводили в ущелье реки Нарог в Западном Белерианде, там, где эта река протекала сквозь высокие нагорья под названием Таур-эн-Фарот, или Высокий Фарот; но владения Финрода простирались вдаль и вширь, на восток до реки Сирион и на запад до реки Неннинг, что впадала в море у гавани Эгларест. Финрод погиб в подземельях Саурона, главного прислужника Моргота, и корона Нарготронда перешла к Ородрету, второму сыну Финарфина: это произошло на следующий год после того, как в Дор-ломине родился Турин.