четыре. Они были очень далеко, и их трудно было разглядеть, но каким-то
образом Сэм знал, что они огромны, с большим размахом крыльев, и летят на
большой высоте. Он закрыл глаза и наклонился прячась. Тот же
предупредительный страх охватил его, который он испытывал в присутствии
черных всадников, беспомощный страх, приносимый ветром с криком, хотя на
этот раз страх был не так сокрушающ: слишком далека была угроза. Но угроза
была. Фродо тоже ощутил ее. Мысли его прервались. Он зашевелился и задрожал,
но не поднял головы. Голлум сьежился рядом, как загнанный в угол паук.
Крылатые фигуры покружились и с огромной скоростью улетели обратно в Мордор.
Сэм перевел дыхание.
-- Всадники снова здесь, высоко в воздухе, -- сказал он хриплым
шепотом. Я видел их. Как вы думаете, могли они увидеть нас оттуда? Они были
очень высоко. И если это те же черные всадники, они ведь не могут видеть при
дневном свете.
-- Вероятно, нет, -- сказал Фродо. -- Но зато могут видет их кони. А
эти крылатые существа, на которых они теперь развезжают, вероятно, могут
видеть лучше других. Они подобны большим птицам -- пожирателям падали. Они
ищут что-то: боюсь, что враг настороже.
Чувство ужаса прошло, но тишина была нарушена. До этого они были как бы
отрезаны от мира на невидимом острове; теперь они снова были в мире,
одинокие, беззащитные, опасность вернулась. Но Фродо по-прежнему не
разговаривал: он еще не сделал выбор. Глаза его были закрыты, как будто он
спал или смотрел в свое сердце и в свою память.
Наконец он встал и как будто готов был обвявить о своем решении. Но
сказал:
-- Слушайте! Что это? Новый страх был рядом с ними. Они услышали пение
и хриплые крики. Вначале они казались далеко, но постепенно приближались к
ним. Им тут же показалось, что черные всадники выследили их, и послана армия
солдат, чтобы схватить их: никакая скорость не казалась чрезмерной для этих
ужасных слуг Саурона. Путники сьежились и прислушались. Голоса и звон оружия
звучали теперь совсем близко. Фродо и Сэм достали свои маленькие мечи.
Бегство было невозможно.
Голлум медленно встал и как насекомое пополз к краю углубления. Он
поднимался очень осторожно, дюйм за дюймом, пока не смог взглянуть через
щель между двумя камнями. Не двигаясь, не издавая ни звука, он смотрел
некоторое время. Вскоре голоса вновь начали удаляться и медленно затихли
вдали. Где-то далеко в укреплениях Мораннона прозвучал рог. Голлум спокойно
вернулся на дно углубления.
-- Много людей идет в Мордор, -- сказал он тихо. -- Темные люди. Мы
никогда не видели таких людей раньше, нет. Смеагол не видел их раньше. Они
ужасны. У них черные глаза и длинные черные волосы, а в ушах у них золотые
кольца, да, много прекрасного золота. На щеках у них красная краска, и плащи
у них красные; и красные у них флаги и концы копий; у них круглые щиты,
желтые и черные. Нехорошие, очень злые и жестокие люди. Такие же плохие, как
орки, только больше ростом. Смеагол думает, что они пришли с юга, из-за
конца Великой реки: они идут по южной дороге. И передние уже прошли черные
ворота, но за ними идут еще другие.
-- А были у них элефанты? -- Спросил Сэм, забывший о своем страхе ради
любопытства.
-- Нет, не было элефантов. А кто такие элефаны? -- Спросил Голлум.
Сэм встал, заложив руки за спину (как он всегда делал, читая стихи) и
начал:

Я старый элефант, я серый как волк,
Я вижу далеко, как башня, я высок,
Мой рот с двумя рогами, мой нос висит как змей,
Я хлопаю ушами, я больше всех зверей
В моих слезах озера, живу на юге я,
Я разрушаю горы, я царь всего зверья.
И я живу здесь вечно, я смерти не боюсь
И даже темной ночью на землю не ложусь.
Я старый элефант, я самый старый зверь,
Врагов я не боюсь -- я всех зверей сильней
И если никогда не видел ты меня,
Ты примешь мой рассказ за сказку у огня.
Но если встретишь ты меня в моем краю,
Ты будешь вспоминать меня всю жизнь свою.

-- Это стихотворение, которое известно у нас в Уделе, -- сказал Сэм,
кончив читать. -- Может быть, чепуха, а может быть, нет. У нас тоже известны
рассказы и новости с юга. В старину хоббиты время от времени пускались в
путешествия. Не многие возвращались назад, и не все, о чем они рассказывали
достойно доверия: новости из Пригорья или верно, как в Уделе, -- у нас так
говорят. Но я слышал рассказы о высоком народе в солнечных землях. Мы
называем этот народ сбертингами. Рассказывают, что в сражениях они едут на
элефантах. На спинах элефантов они строят дома и башни, а элефанты швыряют
друг в друга скалы и деревья. Поэтому, когда ты сказал "люди с юга в красном
и золотом", я спросил, были ли с ними элефанты. Потому что, если бы они
были, я бы все равно взглянул на них, несмотря на риск. Но теперь я думаю,
что никогда не увижу элефанта. Может быть, такого зверя и нет на свете...
Он вздохнул.
-- Нет, нет элефантов, -- снова сказал Голлум. -- Смеагол не слышал о
них. Он не хочет их видеть. Он не хочет, чтобы они были, Смеагол хочет уйти
отсюда и спрятаться в более безопасном месте, Смеагол хочет, чтобы хозяин
тоже ушел. Хороший хозяин, разве он не пойдет со Смеаголом?
Фродо встал. Он смеялся про себя, слушая, как Сэм читает старую детскую
сказку об элефантах, и смех развеял его сомнения.
-- Хотел бы я, чтобы у нас была тысяча элефантов, а впереди на белом
элефанте ехал бы Гэндальф, -- сказал он. -- Тогда мы, может быть, пробились
бы в эту злую страну. Но у нас их нет, только наши усталые ноги, это все.
Ну, Смеагол, третий раз может оказаться лучшим. Я пойду с тобой.
-- Хороший хозяин, мудрый хозяин! -- Радостно воскликнул Смеагол,
хватаясь за колени Фродо. -- Хороший хозяин! Тогда сейчас отдыхайте, хорошие
хоббиты, в тени камней и прижимайтесь к ним. Отдыхайте и лежите тихо, пока
не уйдет желтое лицо. Потом мы пойдем быстро. Мы должны быть быстрыми и
тихими, как тени.

    Глава IV. О травах и тушеном кролике.



Оставшиеся несколько чесов дневного света они отдыхали, передвигаясь в
тень по мере движения солнца, пока наконец тень западного края их углубления
не стала длинной и темнота не заполнила все их убежище. Тогда они немного
поели и попили. Голлум ничего не ел, но с радостью принял воду.
-- Скоро будет много воды, -- сказал он, облизывая губы.-- Хорошая вода
бежит в ручьях к великой реке, хорошая вода в землях, куда мы идем. Смеагол
тоже будет там иметь пищу. Он очень голоден, да, Голлум!
Он положил две большие широкие ладони на свой сморщенный живот, и
бледный зеленый свет вспыхнул в его глазах.
Уже было темно, когда они выбрались из углубления и затерялись в
неровной местности у края дороги. Оставалось три ночи до полнолуния, но луна
до полуночи не поднималась из-за гор, и начало ночи было очень темным. В
одной из башен горел одинокий красный огонь, но больше не было ни видно, ни
слышно никаких признаков бессонной вахты в моранноне.
Через многие мили красный глаз, казалось, следил за ними, бегущими,
спотыкаясь, через неровную каменистую страну. Они не осмеливались идти по
дороге, но держались слева от нее, следуя вдоль дороги на небольшом
расстоянии. Наконец, когда ночь подходила к концу и они уже так устали, что
разрешили себе короткий отдых, глаз превратился в маленькую огненную точку,
а потом исчез: они обогнули темный северный отрог низких гор и двинулись на
юг.
Они отдыхали со странно легкими сердцами, но недолго. Медленность их
передвижения не устраивала Голлума. По его расчетам, около тридцати лиг
отделяло мораннон от перекрестка дорог у осгилиата, и он надеялся покрыть
это расстояние за четыре перехода. Поэтому они снова скоро двинулись в путь
и шли, пока не начался рассвет. К этому времени они прошли восемь лиг, и
хоббиты не могли идти дальше, если бы даже осмелились.
Рассвет открыл перед ними местность, гораздо менее обнаженную и
разрушенную. Горы по прежнему зловеще маячили слева от них, но поблизости от
себя они видели южную дорогу, теперь отвернувшую от черного основания холмов
и повернувшую в этом месте на запад. За ней пологие склоны поросли
одиночными деревьями, подобными темным облакам, а между ними растилались
пустоши, заросшие вереском, ракитником и кизилом, а также другими
кустарниками, которых хоббиты не знали. Хоббиты несмотря на усталость,
немного приободрились: воздух был свеж и ароматен и напоминал им равнины
северного Удела. Приятно было сознавать, что эта земля лишь недавно попала
под власть повелителя тьмы и еще не успела прийти в полное запустение. Но
они не забывали ни об опасности, ни об черных всадниках, все еще слишком
близких, хотя и скрытых за горами. Хоббиты принялись за поиски убежища, где
можно было бы скрытно провести день.
День тянулся бесконечно. Путники лежали в зарослях и считали медленные
часы, в которых, казалось, ничего не менялось: они все еще находились
поблизости от Эфел Дуата, и солнце было затянуто дымкой. Фродо часто засыпал
и спал глубоко и мирно, то ли поверив Голлуму, то ли слишком устав, чтобы
беспокоится о чем-то. Но Сэм обнаружил, что с трудом может лишь дремать,
даже когда Голлум, очевидно, крепко спал, всхлипывая и дергаясь в своих
темных снах. Голод, вероятно, больше, чем острожность мешал Сэму спать: он
тосковал по хорошей домашней пище, чему-нибудь горячему из кастрюли.
Как только местность потеряла четкость очертаний в серости начавшегося
вечера, они снова пошли. Некоторое время Голлум вел их по южной дороге; тут
они шли быстрее, хотя опасность была большей. Они все время ожидали услышать
топот копыт по дороге впереди или позади себя. Но ночь прошла, а они не
слышали ни всадника, ни пешехода.
Дорога была проложена в давние времена, хотя на протяжении тридцати
миль от мораннона она была недавно подновлена. Когда они продвинулись дальеш
на юг, их поглотила дикая местность. Вокруг по прежнему видны были следы
деятельности людей древности: дорога время от времени проходила по
искусственным углублениям в холмах или перепрыгивала через ручьи на каменных
древних мостах; но постепенно эти следы становились все менее заметными,
лишь изредка из кустов виден был среди мха и травы старый плоский камень
мостовой. Деревья и кусты покрывали обочины и протягивали свои ветви над
поверхностью дороги. Наконец она превратилась в сельскую редко используемую
дорогу, но по прежнему, никуда не отклоняясь, она придерживалась того же
направления и вела спутников кратчайшим путем.
Так они оказались в северной части той земли, которую люди некогда
назвывали итилиен, -- прекрасной страны лесистых холмов и быстрых рек. Ночь
под звездным небом и круглой луной была восхитительна, и хоббитам казалось,
что по мере того, как они идут вперед, воздух становится все более
ароматным. П фырканью и бормотанью Голлума было ясно, что и он заметил это,
но ему это не нравится. При первых признаках дня они снова остановились. Они
подошли к концу длинной выемки и оглянулись.
Уже наступил день, и они увидели, что горы теперь гораздо дальше от
них, они виднелись длинной туманной дугой на востоке, исчезавшей на
расстоянии. На запад от них терялись в мягкой дымке пологие склоны. Они
поросли лесками смолистых деревьев: пихты, кедра, кипариса и других видов,
неизвестных в Уделе, с широкими полянами между ними. Всюду была масса
приятно пахнущих трав и кустов. Долгое путешествие из раздола привело их
далеко на юг от их земли, но только здесь, в защищенном районе, хоббиты
заметили перемену климата. Вокруг них царила весна: молодые побеги
папоротника пронзали мох и плесень, концы ветвей лиственниц позеленели, в
траве видны были маленькие цветы, пели птицы. Итилиен, сад гондора, теперь
заброшенный, сохранял и в дикости свою прелесть.
На юг и запад этот район был открыт теплому воздуху с Андуина, с
востока его прикрывал Эфел Дуат, в то же время отделяя от тени гор, с севера
-- Эмин Муил. Теплые влажные ветры с моря свободно проникали сюда, здесь
росло множество больших деревьев, посаженных много веков назад; повсюду
виднелись густые заросли тамариска и душистого терпентинного дерева, сливы и
лавра; можжевельник и лавр, мирт, чебрец, растущий кустами, напоминал
гобелен, наброшенный на камин; шалфей множества разновидностей выбрасывал
синие, красные и бледнозеленые цветы; и майорен, и свежая петрушка, и
множество трав, не известным лучшим травникам и садоводам Удела. Гроты и
скалистые стены густо заросли камнеломкой и другими ползучими растениями.
Среди зарослей лощины проснулись примулы и анемоны; нарциссы и илин кивали
своими полуоткрытыми головками в траве; у омутов, где быстрые ручьи отдыхали
в прохладе на своем пути к Андуину, росла густая зеленая трава.
Путешественники повернулись спиной к дороге и пошли вниз по склонам.
Они шли и прокладывали себе путь среди трав и кустов, и сладкий аромат
разливался вокруг них. Голлум кашлял и недовольно бормотал, но хоббиты
дышали глубоко. Неожиданно Сэм захохатал, не от шутки, а просто от легкости
на сердце. Они шли по течению ручья, быстро бежавшего вниз перед ними.
Вскоре он привел их к маленькому чистому озеру в неглубокой лощине: оно
лежало среди развалин древнего каменного бассейна, резные края которого
почти совершенно поросли мхом и кустами роз, вокруг него рядами стояли
ирисы, а на темной, слегка волнующейся поверхности воды плавали листья
водных растений лилий; озеро было глубоким и свежим и мягко плескалось о
каменные берега.
Здесь путники умылись и напились из впадавшего в озеро ручья. Затем
принялись искать убежище: хотя земля эта и была прекрасна, все же она
принадлежала врагу. И они недалеко ушли от дороги, но даже на таком
небольшом расстоянии видны были следы старых войн и более новые раны,
нанесенные орками и другими подлыми слугами повелителя тьмы: ямы, полные
грязи, бесцельно срубленные и оставленные гнить деревья с вырезанными на их
коре изображениями глаза.
Сэм бродил у берега озера, нюхая и трогая незнакомые растения, забыв на
время о Мордоре. Неожиданно действительность напомнила ему о постоянной
опасности. Он наткнулся на выжженный круг, посреди которого лежала груда
расколотых костей и черепов. Быстрая поросль шиповника и розы эглантерки уже
набросила покров на следы этого убийства и страшного пира; но следы эти не
были древними. Сэм заторопился к своим спутникам, но ничего не сказал им:
костям лучше лежать в покое, чтобы Голлум их не трогал.
-- Давайте отыщем место, где можно полежать, -- сказал Сэм. -- Мне
кажется, что лучше немного подняться.
Немного в стороне от озера они нашли толстый коричневый слой
прошлогоднего папоротника. Вокруг него была чаща темнолиственных лавров,
взбирающихся на крутой откос, увенчанный старыми кедрами. Здесь они решили
провести день, который обещал быть ясным и теплым. Хороший день для прогулки
по рощам и долинам Итилиена; но хоть орки и стремятся избегать солнечного
света, здесь оставалось слишком много мест, где они могли лежать,
затаившись, -- да и другие злые глаза были настороже: у Саурона множество
слуг. Голлум во всяком случае не желал двигаться под желтым лицом. Вскоре
оно поднимется над темным хребтом Эфел Дуата, и Голлум лежал, укрываясь от
света и тепла.
Сэм все время размышлял о еде. Теперь, когда отчаяние от непроходимости
Ворот ослабло, он не был склонен, подобно своему хозяину, совсем не думать о
пропитании после окончания их дела; во всяком случае ему казалось разумным,
как можно дольше беречь путевой хлеб эльфов. Прошло уже шесть дней с тех
пор, как он подсчитал, что их скудных запасов едва хватит на три недели.
-- Если за это время мы доберемся до Горы Огня, будет хорошо, --
подумал он. -- Но после этого мы захотим вернуться назад. Обязательно
захотим!
После окончания долгого ночного перехода, выкупавшись и напившись, он
чувствовал себя голоднее обычного. Ужин или завтрак, у огня в старой кухне
на Бэгшот-Роу -- вот чего он действительно хотел. У него возникла идея, и он
повернулся к Голлуму. Голлум как раз в это врмя начал на четвереньках
отползать кудато.
-- Эй, Голлум! -- Сказал Сэм. -- Куда ты? И послушай, старый нюхальщик,
тебе не нравится наша пища, да и я не возражал бы против перемены. Твое
новое выражение говорит: "Голлум всегда помогает". Можешь найти что-нибудь,
пригодное для голодного хоббита?
-- Да, может быть, -- сказал Голлум. -- Смеагол всегда помогает, если
его просят, если просят по-хорошему.
-- Верно! -- Сказал Сэм. -- Я и прошу. А если это недостаточно хорошо,
я умоляю.
Голлум исчез. Он отсутствовал некоторое время, и Фродо после наскольких
кусочков лембаса устроился поудобнее на коричневом папоротнике и уснул. Сэм
смотрел на него. Утренний свет только начал рассеивать тень под деревьями,
но Сэм очень ясно видел лицо своего хозяина, видел его руки неподвижно
лежащие на земле. Сэм внезапно вспомнил, как Фродо лежал без памяти в доме
Элронда после своей ужасной раны. Тогда, дежуря у постели хозяина, Сэм
заметил, что временами в нем вспыхивал какой-то слабый свет; теперь же этот
свет казался яснее и сильнее. Лицо Фродо было мирным, следы страха и
беспокойства исчезли; но он выглядел старым, старым и прекрасным, как будто
прошедшие годы обнажили скрытую ранее красоту, хотя черты лица и не
изменились. Сэм покачал головой и пробормотал:
-- Я люблю его. В нем что-то просвечивает насквозь, но все же я люблю
его.
Голлум скоро вернулся и тронул Сэма за плечо. Взглянув на Фродо, он
закрыл глаза и беззвучно отполз. Спустя несколько мгновений Сэм
присоединился к нему и обнаружил, что Голлум чтото жует и бормочет. На земле
рядом с ним лежали два кролика, на которых он жадно поглядывал.
-- Смеагол всегда помогает, -- сказал он. -- Он принес кроликов,
хороших кроликов. Но хозяин уснул; может, Сэм тоже хочет спать. Он не хочет
кроликов? Смеагол старается помочь, но он не может за минуту поймать
кроликов.
Сэм, однако, не имел никаких возражений против кроликов и так и сказал.
Во всяком случае, против пригтовленных кроликов... Все хоббиты умеют
готовить, они начинают учиться этому искусству, раньше, чем искусству чтения
(которое, кстати, немногим и удается одолеть); но Сэм был хорошим поваром
даже по представлениям хоббитов и еще более овладел этим искусством во время
путешествия. Он все еще с надеждой носил в своем мешке кухонную утварь:
огниво и кремень, две мелких кастрюли (меньшая внутри другой), в них лежала
деревянная ложка, короткая вилка с двумя зубцами и несколько небольших
вертелов; а на самом дне мешка лежало в маленьком плоском деревянном ящичке
главное сокровище -- соль. Но Сэму нужен был огонь и кое-что еще. Но он
немного подумал, потом вычистил и наточил свой нож и принялся потрошить
кроликов. Он не собирался оставлять спящего Фродо в одиночестве даже на
несколько минут.
-- А теперь, Голлум, -- сказал он. -- У меня есть для тебя работа.
Наполни эти кастрюли водой и принеси сюда!
-- Смеагол принесет воду, да, -- ответил Голлум. -- Но для чего хоббиту
нужна вода? Ведь он напился и умылся.
-- Не твое дело, -- ответил Сэм. -- Если не можешь догадаться, то скоро
увидишь. И чем скорее ты принесешь воду, тем скорее узнаешь. Не сломай мои
кастрюли, иначе я превращу тебя в фарш.
Пока Голлум ходил за водой, Сэм еще раз подошел к Фродо. Фродо
по-прежнему спокойно спал, но на этот раз Сэм был поражен худобой его лица и
рук.
-- Слишком худой и истощенный, -- пробормотал он. -- Нехорошо для
хоббита. Приготовив кролика, я его разбужу.
Сэм набрал груду сухого папоротника, а потом на склонах лощины собрал
сухие ветви и кору, на верху охапки лежала упавшая ветвь кедра. Сэм вырезал
несколько квадратов дерна у подножья склона на краю зарослей папоротника и в
образовавшееся углубление уложил дрова. Затем достал огниво, и вскоре уже
горел небольшой костер. Он почти не давал дыма, но зато распространял
приятный запах. Сэм как раз склонился над костром, защищая его и подкладывая
большие куски дров, когда вернулся Голлум, осторожно неся кастрюли и что-то
бормоча.
Он поставил кастрюли и вдруг увидел, что делает Сэм. Голлум испустил
резкий свистящий возглас и казался одновременно испуганным и рассерженным.
-- Ах! Ссс... Нет! -- Воскликнул он. -- Нет! Глупый хоббит, дурак, да,
дурак! Он не должен делать так!
-- Что не должен делать? -- Удивленно поинтересовался Сэм.
-- Не делать эти отвратительные красные языки, -- свистел Голлум. --
Огонь, огонь! Он опасен, да, опасен! Он обжигает, он убивает. И он приведет
врагов. Да, приведет.
-- Думаю, что нет, -- сказал Сэм. -- Разве что ты бросишь на него сырую
траву и заставишь тлеть. Но я во всяком случае собираюсь рискнуть. И хочу
тушить этих кроликов.
-- Тушить кроликов! -- В отчаянии взвыл Голлум. -- Сжечь прекрасное
мясо, которое принес Смеагол, бедный, голодный Смеагол! И для чего? Для
чего, глупый хоббит? Они молоды, они нежны, они вкусны. Ешь их, ешь их!
Он схватил ближайшего кролика, уже выпотрошенного и лежавшего у огня.
-- Ну, ну! -- Сказал Сэм. -- Каждому свое. Ты давишься от нашего хлеба,
а я от сырого кролика. Если ты отдал мне кроликов, они мои, и я могу
приготовить их, как хочу. И тебе не нужно следить за мной. Иди поймай
другого кролика и ешь его так, как тебе нравится -- где-нибудь подальше,
чтобы я не видел. Тогда ты не будешь видеть огонь, а я не буду видеть тебя,
и мы оба будем довольны. Я прослежу, чтобы костер не дымил, если тебя это
беспокоит.
С ворчанием Голлум отошел и отполз в папоротники. Сэм занялся
кастрюлями.
-- Что нужно хоббиту к кроликам? -- Сказал он сам себе. -- Немного
трав, корней и особенно картошка -- не упоминая, конечно, о хлебе. Похоже,
что травы здесь можно раздобыть.
-- Голлум, -- негромко позвал он. -- Ну, третьего раза не миновать. Мне
нужны травы.
Голова Голлума высунулась из папоротника, но смотрел он недружелюбно.
-- Несколько листьев лавра, немного чебреца и шалфея, -- сказал Сэм,
обращаясь к Голлуму, и добавил, -- все это, до того, как закипит вода.
-- Нет, -- сказал Голлум. -- Смеаголу это не нравится. И Смеагол не
любит запаха листьев. Он не ест траву и корни, нет, моя прелесть, не ест,
даже если умирает с голоду, бедный Смеагол.
-- Смеагол попробует на своей шкуре горячую воду, когда она закипит,
если не будет делать то, о чем его просят, -- проворчал Сэм. -- Сэм клянется
в этом головой, да, моя прелесть. И я заставил бы его копать репу, морковь и
картошку, если бы было подходящее время года. Готов поручиться, тут немало
добра растет в диком виде. Много бы я дал за полдюжины картофелин!
-- Смеагол не хочет идит, о нет, моя прелесть, не сейчас, -- свистел
Голлум. -- Он боится, и он очень устал, а этот хоббит нехороший, совсем
плохой. Смеагол не хочет рыться и корни искать, морковку и... Картошку. Что
такое картошка, моя прелесть, что такое картошка?
-- Кар-то-фель, -- сказал Сэм. -- Деликатес старика и отличный груз для
пустого живота. Но ты все равно не найдешь, так что нечего и говорить. Будь
хорошим Смеаголом и принеси мен трав, и я буду лучше думать о тебе. Больше
всего, если ты завернешь те травы в свежий лист и так принесешь мне, я
когда-нибудь сварю для тебя картошки. И еще: жареная рыба и цыплята,
приготовленные Сэмом Скромби. Тогда ты не откажешься.
-- Да, да, мы откажемся. Варить хорошую рыбу, жечь ее. Дай мне рыбы
сейчас и забери свою противную картошку.
-- О, ты безнадежен, -- сказал Сэм, -- иди спать!

В конце концов Сэм сам мог поискать то, что ему было нужно, но он не
хотел далеко уходить и терять из вида место, где спал его хозяин. Некоторое
время Сэм сидел, размышлял и подбрасывал ветви в костер, на котором закипала
вода. Утро проходило, и становилось тепло, с травы и листьев исчезла роса.
Вскоре кролики лежали в кастрюлях с пучками травы. Сэм очень хотел спать. Он
тушил кроликов около часа, время от времени дотрагиваясь до них вилкой и
пробуя похлебку.
Решив, что все готово, он снял кастрюли с огня и пошел к Фродо. Фродо
приоткрыл глаза, когда Сэм наклонился к нему, и очнулся ото сна.
-- А, Сэм, -- сказал он. -- Еще не отдыхал? Что-нибудь случилось?
Который час?
-- Несколько часов после рассвета, -- ответил Сэм, -- вероятно,
пол-восьмого по часам Удела. Все в порядке. Хотя не хватает лука, картошки и
других овощей. Я приготовил немного жаркого для вас. Можете его есть прямо
из своей кружки или из кастрюли, когда немного остынет. У меня нет с собой
тарелок.
Фродо зевнул и потянулся.
-- Ты должен был отдохнуть, Сэм, -- сказал он. -- И опасно разжигать
здесь костер. Но я голоден. Гмм! Я отсюда чувствую запах! Что ты стушил?
-- Подарок Смеагола, -- ответил Сэм, -- пара молодых кроликов. Мне
кажется, что сейчас Голлум жалеет о них. Но, к сожалению, никакой приправы,
лишь немного травы.
Сэм и его хозяин сели на краю папоротника и ели жакрое из кастрюль,
деля между собой старые вилку и ложку. Они позволили себе свесть по
полкусочка эльфийского путевого хлеба. Еда показалась им пиром.
-- Эй! Голлум! -- Сэм позвал и негромко свистнул. -- Иди сюда! Пора
тебе менять свои привычки. Осталось немного, если хочешь, попробуй тушеного
кролика.
Ответа не было.
-- Наверное, он пошел поискать чего-либо для себя. Что ж, прикончим
сами, -- сказал Сэм.
-- А потом ты должен будешь немного поспать, -- заметил Фродо.
-- Не спите, пока я буду дремать, мастер Фродо. Я не верю ему. В нем
большая доля вонючки -- плохого Голлума, если вы меня понимаете, -- и эта
часть становится сильнее. Но, думаю, он попытается первым задушить меня. Мы