Одни только лунные зайчики, сверкающие и трепыхающиеся, не представляли никакой опасности, и их Ровер не боялся.
   Роверандом поступал так, как поступали на этой стороне Луны птицы: он летал мало и преимущественно около дома либо на открытом пространстве с хорошей видимостью - подальше от мест, где могли бы прятаться насекомые. И передвигался он очень тихо, особенно в лесах. Вообще большинство существ здесь старались не производить никакого шума. Даже птицы не щебетали.
   Единственные слышимые звуки производили растения. Множество цветов белокольчики, яснокольчики, серебрянокольчики, звяколокольчики, звонерозы и рифмоцарски, крохосвисты, жеструбы и кремалторны (светло-светло-кремовые), и многие-многие другие с совсем уж непереводимыми названиями весь день напролет издавали мелодичные звуки. А перистые травы и папоротники небывалоструны, полифоники, меднодуховоязычки и, кроме того, все стучащие и трещащие в лесах, равно как и все тростничковые в молочно-белых прудах, не переставали музицировать тихо и нежно даже ночью. Поистине еле слышимая изысканная музыка* не прекращалась там никогда.
   Стр. 62...изысканная музыка... Музыка играет важную роль в создании атмосферы в "Роверандо-ме". Музыкальные звуки издают: растительность на светлой стороне Луны, соловьи и дети в саду темной стороны, морские подводные жители. Причудливые названия в абзаце о растениях Луны опираются на подлинные названия отдельных музыкальных инструментов и групп инструментов симфонического оркестра: струнные, медные духовые, деревянные духовые (в частности, язычковые), колокольчики, трубы, валторны, трещотки и т. д.
   Но птицы молчали. Большинство из них были совсем крошечные. Они скакали в серой траве под деревьями, увертываясь от мух и всегда готовых наброситься на них зудопчел. Многие давным-давно утратили крылья или забыли, как ими пользоваться. Роверандом тревожил их в гнездах на земле, когда медленно проплывал через бледные травы, охотясь на маленьких белых мышей или вынюхивая серых белок на опушках лесов.
   Что это были за леса! Затканные серебрянокольчиками, звонящими все сплошь тихо и в лад, тянущие колоннадой вверх из этого серебряного ковра длинные черные стволы, покрытые никогда не опадающей светло-голубой листвой* - столь густой, что ни один, даже самый сильный телескоп на Земле не дал бы возможности увидеть ни этих стволов, ни серебрянокольчиков под ними...
   * ... покрытые никогда не опадающей светло-голубой листвой... В более позднее время года все деревья... вспыхивали... бледно-золотыми цветами... Возможно, предвосхищение волшебных деревьев мэллорн из Лотлориена во "Властелине Колец": "Ибо осенью их листья не опадают, но оборачиваются золотом" (кн. 1, ч.2, гл.6).
   В более позднее время года все деревья одновременно вспыхивали бледно-золотыми цветами; и поскольку леса Луны практически не имеют края, это, несомненно, оказывало влияние на ее цвет - если глядеть снизу, из нашего мира.
   Однако не стоит думать, что Роверандом все свое время проводил около дома. В конечном счете ведь собаки знали, что Человек видит все и всегда придет к ним на помощь. Поэтому они пускались во множество авантюр и были участниками многих увлекательных приключений.
   Иногда они отправлялись странствовать, на много дней забывая про дом. Раз или два они совершали вылазки в дальние горы. Сидя там на белых скалах, они оглядывались назад, на сверкавшую далеко-далеко иглу лунной башни, и наблюдали за крохотными, не крупнее лунного Ровера, овцами, стада которых перемещались по склонам холмов. У каждой овцы на шее висел золотой колокольчик, звеневший всякий раз, как она переступала с места на место, набивая полный рот сочной серой травой. И все колокольчики звенели вместе, как единое созвучие, и все овцы сверкали, как снег, и никто никогда не тревожил их. Оба Ровера были слишком хорошо воспитаны (и побаивались Человека-на-Луне), а других собак там не было, равно как не было коров, лошадей, львов, тигров, волков... Да-да, совсем никого из четвероногих, более крупных, нежели кролики и белки, и те игрушечного размера. Единственное исключение составлял изредка попадавший в поле зрения, казавшийся огромным белый слон* ростом почти с осла. Я не упомянул здесь драконов, потому что они покуда еще не проникли в нашу историю. Тем не менее они были там, но очень далеко от башни, ибо все ужасно боялись Человека-на-Луне. За исключением одного. (Но даже он наполовину боялся...)
   * ... казавшийся огромным белый слон... Возможно, намек на случай с астрономом XVII в. сэром Полом Нилом, который заявил, что увидел на Луне слона, однако затем обнаружил, что ошибочно принял за слона забравшуюся внутрь телескопа мышь.
   Когда бы собаки ни возвращались к башне, влетая в окно, они всегда находили обед свежеприготовленным - как если бы они предупредили о времени своего прибытия. Но при этом они редко видели Человека. Он был занят внизу, в подвалах, откуда вырывались клубы белого пара и облака серого тумана и плыли по ступеням вверх, уносясь в распахнутые окна.
   - Что он там делает наедине с собой целый день? - спросил Роверандом Ровера.
   - Что делает? - переспросил лунный пес. - О, он всегда ужасно занят. Кстати, с тех пор, как ты прибыл к нам, он выглядит еще более занятым. Я полагаю, он делает сны.
   - Зачем ему делать сны?
   - М-м, для обратной стороны Луны. На этой стороне ни у кого снов не бывает - все сновидцы уходят туда.
   Роверандом сел и почесался: ему не показалось, что такое объяснение хоть что-то прояснило. Однако лунный пес ничего больше не смог ему растолковать, и если вы спросите мое мнение, то я полагаю, что он и не знал об этом больше ничего.
   Как бы там ни было, вскоре случилось нечто, заставившее все подобные вопросы улетучиться из головы Ровера. Дело в том, что собаки попали в одну увлекательнейшую переделку. Я бы даже сказал, чересчур увлекательную - пока она происходила. И случилось это по их собственной вине.
   Они отсутствовали дома уже несколько дней и зашли гораздо дальше, чем когда-либо с тех пор, как Ровер попал на Луну; и они абсолютно не заботились о том, чтобы подумать, куда несут их ноги. На самом деле они сбились с пути и все отдалялись и отдалялись от башни, полагая при этом, что возвращаются домой. Лунный пес утверждал, что облазил всю светлую сторону Луны и знает ее наизусть (в действительности он был весьма склонен к преувеличениям). Однако со временем и он был вынужден признать, что местность выглядит несколько странно.
   - Боюсь, я очень давно здесь не был, - промолвил он наконец, - и начал немножко забывать это место.
   На самом-то деле он никогда прежде здесь не был. Нечаянно они забрели слишком близко к полутени на краю темной стороны Луны - туда, где в сумерках среди всяких полузабытых вещей искажаются пути и воспоминания. В тот самый момент, когда они определенно уверили себя, что находятся на правильном пути домой, они вдруг с изумлением обнаружили перед собой какие-то высоченные горы - безмолвные, голые, зловещие; и лунный пес уже больше не претендовал на то, что видел их когда-либо раньше. Они были серые, а не белые, выглядели так, словно были сложены из старого остывшего пепла; и лишенные признака жизни длинные туманные долины пролегали между ними.
   * * *
   Затем пошел снег. На Луне часто идет снег, но "снег" этот (как его там называют), обычно приятный, теплый и совершенно сухой, оборачивается чудесным белым песком, который вдобавок полностью улетучивается. Этот же был похож на наш: он был сырой и холодный. И грязный.
   - Я чувствую себя так, будто я бездомный, - сказал лунный пес. - Это совсем как та штуковина, которая так часто падала с неба в городе, где я жил щенком, в том мире - ну, ты знаешь... Ох, ну и печные же трубы там были: высоченные, как лунные деревья! И черный дым, и алый огонь очага*... Иногда я чувствую, что устаю от белого цвета. На Луне кошмарно трудно по-настоящему вымазаться.
   * ...печные... трубы... и черный дым, и алый огонь очага... Как Бирмингем толкиновского детства, так и Лидс, где Толкин жил с семьей в то время, когда задумывался "Роверандом", были грязными, продымленными промышленными городами (сейчас там значительно чище).
   Теперь вы можете в некоторой степени представить себе вкусы лунного пса. И поскольку сотни лет назад таких городов в мире не было, вы можете предположить также, что он весьма сильно преувеличивал и время, прошедшее с момента его падения через край мира.
   Однако именно в этот момент большой и грязный снежный комок залепил ему левый глаз, и он изменил свое мнение.
   - Я думаю, эта ерунда заблудилась и свалилась из того мерзкого старого мира, пропади он к крысам и кроликам*! - произнес он. - И мы тоже, похоже, заблудились! Давай поищем какую-нибудь дыру и зароемся в нее.
   * ...пропади он к крысам и кроликам... rat and rabbit it... Английское уличное ругательство, свидетельствующее о "низких вкусах" лунного пса. Rat ("крыса"; а также "изменник", "предатель". - Прим. пер.) является производным от ed rat = drat (приблизительно "чертова чушь", "проклятье"). Rabbit ("кролик"; а также "слабак". - Прим. пер.) здесь: с тем же значением, что и rat.
   Чтобы найти хоть какую-то дыру, понадобилось некоторое время, и они успели ужасно промокнуть и замерзнуть. Они чувствовали себя так скверно, что, к сожалению, забились в первое же попавшееся укрытие, не приняв мер предосторожности*, что необходимо делать в первую очередь, когда находишься в незнакомом месте на самом краю Луны. Укрытие, в которое они влезли, не было дырой - оно было пещерой, и пребольшой. В ней было темно и сухо.
   * ...забились в первое же попавшееся укрытие, не приняв мер предосторожности... Ср. в "Хоббите", гл.4, в которой вся компания залезает в укрытие в пещере, совершенно не обследовав ее: "В том и состоит коварство пещер, что никогда не знаешь, далеко ли пещера простирается, куда она выведет и что подстерегает вас внутри". ("Хоббит". Джон Р. Р. Толкин. "Лист работы Мелкина" и другие волшебные сказки. М.: РИФ. 1991. С.40).
   - Здесь премило и довольно тепло, - промолвил лунный пес, закрыл глаза и немедленно погрузился в дремоту.
   - Оу! - взвизгнул он почти сразу же, в одно мгновенье приходя в себя, как это умеют собаки. - Здесь слишком тепло!
   Он вскочил на ноги. Было слышно, как в глубине пещеры лает маленький Роверандом. И когда он пошел посмотреть, в чем дело, то увидел струйку огня, тянущуюся по полу в их сторону. В тот миг он больше не чувствовал себя бездомным, тоскующим по огню очага. Он схватил Роверандома за загривок, быстро, как молния, кинулся вон из пещеры и, выскочив из нее, буквально взлетел на вершину скалы, находящейся рядом со входом.
   Там они и сидели, дрожа и глядя на вход; и это было чрезвычайно глупо с их стороны. Им бы надо было нестись домой - или куда угодно - быстрее ветра. Как вы видите, лунный пес знал о Луне не все, иначе он знал бы, что это было логовище Великого Белого Дракона - того самого, который боялся Человека лишь наполовину (и то лишь когда тот бывал рассержен). Сам Человек слегка опасался Дракона. "Эта чертова тварь", - называл он его, когда вообще упоминал о нем.
   Как вам, вероятно, хорошо известно, все белые драконы происходят с Луны. Однако этот побывал в нашем мире и вернулся обратно, так что он кое-что повидал. Это он сражался с Красным Драконом в Пещере драконов во времена Мерлина - о чем вы можете прочесть во всех наиболее достоверных книгах по истории того времени, - после чего тот, другой дракон стал О-очень Красным*. Это он позже причинил много вреда на Трех Островах**. Оттуда он направился на вершину Сноудона***, где жил некоторое время. И пока он там находился, люди не утруждали себя скалолазанием за исключением одного, которого Дракон чуть было не поймал, когда тот выпивал прямо из горлышка. Человек этот свернул свое занятие столь быстро, что бутылка так и осталась валяться на вершине, дав основание множеству людей следовать сему дурному примеру.
   * ... Это он сражался с Красным Драконом в Пещере драконов во времена Мерлина... после чего тот, другой дракон стал О-очень Красным... Существует легенда о том, как саксонский король Вортигерн пытался построить башню поблизости от горы Сноудон для защиты от врагов, однако то, что бывало выстроено за день, разрушалось ночью. Юный Мерлин сказал Вортигерну, что под основанием башни лежит подземное озеро, и посоветовал осушить его. На дне озера обнаружились два спящих дракона - белый и красный, которые, пробудившись, сошлись в схватке. Красный дракон, сказал Мерлин, это британский народ, а белый - саксы, которые возьмут верх. Вследствие этого красный дракон станет "очень красным", т.е. покроется кровью поражения. (По другой версии победил красный дракон, олицетворявший королевский дом Пендрагонов, к которому принадлежал легендарный король Артур. Однако в конечном итоге саксы все же одолели бритов. - Прим. пер.) Полагали, что данное событие произошло в Динас Эмрисе в Гвинедде (Уэльс), который здесь зовут Каэрдрагон, "замок, или крепость дракона". В рукописном варианте фигурирует Caervyrddin, "форт Мирддина", т.е. Мерлина (Кармартен, Дифед), что было заменено в первом машинописном варианте текста на Caerddreichion, затем перечеркнуто и еще раз изменено на "Каэрдрагон".
   * ...на Трех Островах... От уэльского Teir Ynys Prydein, где ynys (букв.: "остров") означает "царство"; отсюда Три царства Британии: Англия, Шотландия и Уэльс.
   *** ... Сноудона... Самая высокая вершина в Уэльсе (3560 футов), расположенная в национальном парке "Сноудония", Гвинедд. Толкиновское замечание по поводу человека, бросившего на вершине Сноудона бутылку, является намеком на привлекательность горы для туристов, бросающих там всякий сор. В первом варианте текста Толкин писал о посетителях Сноудона, "курящих сигареты, пьющих имбирное пиво и бросающих после себя бутылки".
   Долгое время спустя, вскоре после исчезновения короля Артура, в эпоху, когда драконьи хвосты стали почитаться большим деликатесом у саксонских королей, Дракон перелетел оттуда в Гвинфу*. Гвинфа находится совсем неподалеку от края мира, и оттуда было несложно перелететь на Луну, особенно столь мощному и чудовищно гадкому дракону, как этот. С тех пор он так и жил на краю Луны, поскольку не знал точно, насколько сильными могут быть заклинания и ухищрения Человека-на-Луне.
   * ... вскоре после исчезновения короля Артура, в эпоху, когда драконьи хвосты стали почитаться большим деликатесом у саксонских королей... в Гвинфа... Уэльское gwynfa (или gwynva) буквально означает "белое (или благословенное) место", т.е. "рай" или "небеса". Название "Гвинфа" в легендах или фольклоре отсутствует, однако совмещение его здесь с "исчезновением короля Артура" (в раннем тексте - "смертью короля Артура"), т.е. удалением того в иной мир (Авалон), предполагает, что Гвинфа - это место подобного рода, "неподалеку от края мира". Возможна связь с Gwynvyd высшим небесным миром в уэльсской традиции. Или же, может быть, "белое место" - это просто место, куда должен был удалиться Белый Дракон, и что такое название - игра слов, так же как "Сноудон" буквально означает "снежный холм".
   Упоминание драконьего хвоста как деликатеса встречается также (в черновике, написанном приблизительно в то же время) в "Фермере Джайлсе из Хэма": "Еще остался обычай подавать королю драконий хвост на рождественский обед" (Джон P.P. Толкин "Лист работы Мелкина" и другие волшебные сказки. М. РИФ. 1991. С. 196). Похоже, Толкин подразумевает, что дракон улетел, чтобы избежать охоты на него ради его хвоста.
   В первом машинописном тексте фраза "когда драконьи хвосты стали почитаться..." служит также введением в затем вычеркнутый комментарий по поводу "саксонских королей": "свирепая раса (т.е. саксы), о которой некоторые полагают, что она никогда не существовала". Кристофер Толкин предлагает трактовку этой фразы как критики французского ученого Эмиля Легуа. И действительно, в истории английской литературы, написанной Легуа и его коллегой Луи Казамьяном и опубликованной в Англии в 1926 году (ранее опубликована на французском), доказывается, что англосаксы были спокойным, оседлым народом (а не "свирепой расой") и что в их литературе нереально найти "отражение германского варварства".
   Тем не менее это не мешало ему время от времени вмешиваться в цветовую гамму Луны.
   Иногда, когда у него случались драконьи пирушки или приступы раздражения, он испускал из своей пещеры настоящее пламя, красное или зеленое; и нередко оттуда вылетали тучи дыма. Раз или два он всю Луну затягивал красным дымом*, так что совершенно гасил ее свет.
   * ...всю Луну затягивал красным дымом... Во время затмения Луна иногда приобретает медно-красный оттенок.
   В таких случаях Человек-на-Луне наглухо запирался у себя (и запирал свою собаку) и говорил только: "Опять эта чертова тварь!" Он никогда не объяснял, какая тварь или где она живет, - он просто спускался в подвалы, раскупоривал свои лучшие заклинания и старался прояснить порядок вещей так быстро, как только было возможно.
   * * *
   Теперь вы знаете все. И если бы собаки знали хотя бы половину этого, они не стояли бы на месте. Но они стояли так по меньшей мере столько времени, сколько понадобилось мне, чтобы объяснить вам, что такое Белый Дракон. И за это время весь Дракон целиком - белый, с зелеными главами, поминутно испускающий зеленый огонь и выдыхающий, подобно паровозу, клубы черного дыма, выполз из пещеры.
   Затем он издал совершенно ужасающий рев. Горы содрогнулись и отозвались эхом. Снег испарился, лавины обрушились, водопады застыли*.
   * ... лавины обрушились... водопады застыли... После этого в окончательном тексте (однако отмеченное: "на выброс") стоит: "даже мотоцикл какого-нибудь юнца, несущегося по спящему пригороду, не сделал бы большего".
   У Дракона были крылья, похожие на паруса кораблей (когда те еще были парусниками, а не паровыми машинами)*. И он не остановился бы ни перед чем, чтобы убить кого угодно, начиная с мыши и кончая императорской дочерью. Он был настроен убить этих двух собак, о чем и предупредил их несколько раз, прежде чем подняться в воздух. Это была его ошибка: псов как ветром сдуло с их скалы. И они с такой скоростью понеслись оттуда прямо по ветру, все быстрей и быстрей, что сам Мью был бы горд за них.
   * ... похожие на паруса кораблей (когда те были еще парусниками, а не паровыми машинами)... Дракон в "Королеве фей" Эдмунда Спенсера (1590) имеет крылья, подобные "...двум парусам, в которых полый ветер сбирается сполна и скорость придает..."
   Дракон последовал за ними, хлопая крыльями, как дракон-хлопушка, и треща ими, как дракон-трещотка*, сбивая верхушки гор и заставляя все овечьи колокольчики звонить, как колокол при пожаре. (Теперь вы поняли, для чего были нужны колокольчики?!)
   * ... хлопая крыльями, как дракон-хлопушка, и треща ими, как дракон-трещотка... В данном случае "дракон-хлопушка" и "дракон-трещотка" вызывают ассоциации не с рождественской игрой, а с фигурой дракона или головы дракона, сконструированной так, чтобы открывать и закрывать пасть. Такая фигура, бывает, участвует в представлении ряженых на Рождество или в иных общегородских представлениях и процессиях.
   К счастью, на сей раз прямо по ветру было верное направление. А кроме того, как только колокольчики обезумели, из башни вылетела гигантская ракета. Ее можно было увидеть с любой точки Луны: будто золотой зонтик взорвался тысячей серебряных кистей, отчего в нашем мире вскоре проистек непредсказанный дождь падающих звезд.
   Если для бедных собак это послужило указанием, куда им лететь, то для Дракона являлось как бы предостережением. Но он уж слишком "набрал обороты", чтобы обращать внимание на подобные вещи.
   Итак, сумасшедшая погоня продолжалась. Если вы когда-нибудь видели птицу, охотящуюся за бабочкой, и если вы можете представить себе более чем гигантскую птицу, охотящуюся за двумя более чем незначительными бабочками среди белых гор, тогда вы только-только приблизились к представлению о рывках и увертываниях на волосок от гибели и о диких зигзагообразных бросках этого полета домой. Собаки не преодолели еще и полпути, а Роверандом уже не раз хвостом ощущал позади жаркое дыхание.
   Что же в это время делал Человек-на-Луне?
   Ну, сначала он выпустил эту огромную ракету. Затем он произнес: "Чертова тварь!", и еще: "Чертовы щенки! Они вызовут преждевременное затмение!" И вслед за тем он спустился в подвалы и раскупорил кромешно-черное заклинание, видом напоминавшее желеподобную смесь дегтя с медом и пахнувшее, как Пятое ноября вперемешку с квашеной капустой*.
   *5 ноября 1605 года в Лондоне был раскрыт заговор, имевший целью свержение короля и роспуск Парламента. В этот день, известный как "День Гая Фокса" (по имени самого известного из заговорщиков) в Англии жгут костры и устраивают фейерверки. (Вероятно, поэтому Пятое ноября должно пахнуть порохом.) - Прим. пер.
   В этот самый момент Дракон, вытянув громадную когтистую лапу, начал заход над башней, чтобы сшибить Роверандома прямо в никуда. Но так и не сшиб: Человек-на-Луне выстрелил из нижнего окна заклинанием и со всплеском поразил им Дракона в желудок (который у всех драконов особенно чувствителен). И затем он резко крутанул им, словно рычагом.
   Дракон, потеряв от боли соображение, не сумел справиться с управлением и с грохотом врезался в гору. И трудно сказать, чему был нанесен больший ущерб - его носу или горе: и то, и другое "вышло из формы".
   Итак, обе собаки ввалились внутрь башни через верхнее окно и еще целую неделю никак не могли отдышаться. А Дракон медленно, петляя из стороны в сторону, полетел восвояси и еще много месяцев тер нос.
   Следующее затмение сорвалось*, потому что Дракон был слишком занят зализыванием своего обожаемого пузика и не уделил этому внимания. И у него так и не сошли черные пятна - там, где его поразило заклинание. Боюсь, они теперь уже никогда не сойдут. Поэтому с тех пор его зовут Пятнистое Страшилище.
   * ...следующее затмение сорвалось... Остается тайной, как Человек-на-Луне координирует производимые Великим Белым Драконом затмения с расписанием ("они приведут к преждевременному затмению!" и "дракон был слишком занят зализыванием своего обожаемого пузика, и не уделил этому внимания"). Однако задолго до "Роверандома" в различных мифологиях существовало традиционное мнение, что затмения производятся драконами пожирающими, а не просто затемняющими, луну или солнце.
   3
   День спустя Человек-на-Луне посмотрел на Роверандома и сказал:
   - Ты был на волосок от гибели. Похоже, светлую сторону ты исследовал совсем неплохо для молодой собаки. Думаю, когда ты наконец отдышишься, тебе стоит посетить другую сторону.
   - А мне можно? - спросил лунный пес.
   - Тебе это не пойдет на пользу, - сказал Человек, - да я и не советую. Ты можешь увидеть там то, от чего почувствуешь себя еще более бездомным, нежели от огня и дымовых труб, и что может оказаться не лучше драконов.
   Лунный пес не залился краской только потому, что не мог этого сделать. Он ничего не сказал, но пошел и сел в углу и стал с изумлением думать о том, сколько же этот старый человек знает обо всем, что происходит, и обо всем, что говорится. Кроме того, он на какое-то время задумался, что означают слова старика. Но ненадолго: он был парень легкомысленный.
   Что касается Роверандома, то когда он наконец спустя несколько дней отдышался, Человек-на-Луне пришел и свистнул ему.
   Затем они шли все вниз и вниз по ступенькам, в подвалы, прорытые в скале и имевшие крохотные окошки, глядевшие по разные стороны пропасти на дикие лунные места, и затем по тайным ступеням, которые, как казалось, вели прямо в основание гор; и так до тех пор, пока, по прошествии долгого времени, не очутились в полностью затемненном месте и не остановились, хотя голова Роверандома продолжала кружиться от всех этих миль ввинчивания вглубь подобно пробке.
   В полной темноте Человек-на-Луне засветился бледным светом, наподобие светляка, и это был их единственный источник света. Его было тем не менее вполне достаточно, чтобы разглядеть большой люк в полу. Старик потянул люк на себя. И по мере того, как тот приподнимался, казалось, тьма истекает из отверстия, подобно туману, так что Роверандом больше не мог различить сквозь нее даже слабого мерцания, исходившего от Человека.
   - Вниз, ступай вниз, хорошая собака, - произнес голос из черноты.
   И вы вряд ли удивитесь, если услышите, что Роверандом не был хорошей собакой и не мог сдвинуться с места. Он прижал уши и отполз в самый дальний угол: он гораздо больше боялся этой дыры, чем старика.
   Однако ничто не помогло. Человек-на-Луне просто поднял его и швырнул прямо в черную дыру. И, падая, падая в никуда, он слышал, как тот кричит ему, уже издали:
   - Падай прямо и затем лети по ветру! Жди меня на другом конце-е-е!...
   Это должно было бы его утешить, но не утешило. Позже Роверандом всегда говорил, что даже падение через край мира не могло бы быть хуже. Это был самый отвратительный миг во всех его приключениях. Когда бы он ни подумал о нем, у него всегда возникало чувство пустоты в животе. Вы и теперь можете быть уверены, что он опять переживает все это, когда громко скулит и дергается во сне на коврике у камина.
   Однако все когда-нибудь подходит к концу. Спустя некоторое время падение начало замедляться и наконец почти полностью прекратилось. Остальной путь Роверандом проделал при помощи крыльев, и это напоминало полет все вверх и вверх через большую печную трубу. К счастью, ему всю дорогу помогал сильный сквозняк.
   Как же он обрадовался, когда, наконец, добрался до верха!
   Там он и лежал, тяжело дыша, на краю дыры, на другом ее конце, и послушно, хотя и с беспокойством, ждал Человека-на-Луне.