Толкиен Джон Рональд Руэл. Роверандом

   Тот появился еще не скоро, и у Роверандома достало времени разглядеть, что он находится на дне глубокой темной лощины, окруженной низкими темными холмами. Казалось, на их вершинах отдыхают черные облака, и между облаками виднелась только одна звезда.
   Внезапно песик почувствовал, что очень хочет спать. Какая-то птица пела неподалеку в темных мрачных кустах усыпляющую песню, и это было странно и удивительно после немых крошечных птичек светлой стороны, к которым он привык. Он смежил веки.
   - Эй, псина, просыпайся! - услышал он сквозь сон и вскочил как раз вовремя, чтобы увидеть, как Человек вылезает из дыры по серебряному канату, который в тот момент ловко закреплял на ближайшем дереве огромный бледно-серый паук (гораздо крупнее Человека).
   Наконец Человек-на-Луне вылез и сказал пауку:
   - Спасибо! Ну, а теперь живо убирайся!
   И что бы вы думали: паук убрался, с превеликим удовольствием. На темной стороне Луны живут черные пауки, весьма ядовитые, хотя, возможно, и не такие огромные, как чудовища светлой стороны. Они ненавидят все белое, или белесое, или светлое, но особенно они ненавидят белесых пауков светлой стороны: этих они ненавидят люто - как богатых родственников, редко наносящих визиты своим не столь удачливым собратьям. Серый паук рухнул по своему канату обратно в дыру, и в этот самый миг из дупла вывалился черный паук.
   - Эй-эй! - закричал старик черному пауку. - А ну-ка, назад! Это моя личная дверь, не забывай! Сделаешь мне гамак покрепче вон из тех двух тисов, и я, так и быть, прощу тебя.
   - Ну и долгое же это дело - карабкаться сначала вниз, а потом вверх, сквозь середину Луны, - сказал он Роверандому. - Думаю, не помешал бы небольшой отдых, пока они не прибыли. Знаешь, они очень милые, но требуют порядочно энергии. Конечно, я мог бы прибегнуть к крыльям, да только я от них быстро устаю. А кроме того, это означало бы необходимость расширить дыру - ведь она не соответствовала бы моим габаритам с крыльями. Кстати сказать, я великолепный канатолаз.
   - И как тебе эта сторона? - продолжал он. - Темная со светлым небом, да? А та была светлая с темным небом... Полная противоположность. Только здесь гораздо меньше настоящего цвета* - ну, того, что я зову настоящим цветом: громкого и многозвучного.
   Вон, видишь: чуть-чуть мерцает под деревьями? Огнебабочки, алмазные жуки, рубиномотыльки и все такое... Чересчур крошечные, чересчур - как все яркое на этой стороне. И живут ужасно - в соседстве, хм, с совами размером с орла**, черными, как смоль, и с воронами, бесчисленными, как воробьи, размером с грифа, и со всеми этими черными пауками... Однако, что лично мне здесь меньше всего по нраву, так это бархатистые куцехвостки. Ни перед чем не останавливаются, летают где попало в облаках целыми тучами и не убираются даже с моей дороги. Стоит мне испустить сияние, как они тут как тут и забивают мне всю бороду...
   И все же у этой стороны есть свои прелести, юноша, и прежде всего та, что ни один человек и ни один пес с Земли, кроме тебя, не видел ее! Разве что во сне.
   * ... настоящего цвета... В "Почему Человек-на-Луне спустился с Луны слишком рано" Человеку "наскучил его блеклый минарет":
   Не по болезненно-призрачным огням селенитов
   Он устало тосковал по огню
   Погребального костра, рдеющего червонным и алым
   И испускающего оранжевые пламенеющие языки,
   По морям синевы и по оттенкам, полным страсти,
   На рассвете, танцующем и юном.
   ** ... совами размером с орла... В действительности существует "орлиная сова" - разновидность сов крупного размера и свирепого нрава, изредка долетающая до Англии из Скандинавии. Обладает черно-коричневой окраской верхней части спины и головы.
   Тут Человек внезапно прыгнул в гамак, который, пока он говорил, сплел черный паук, и в одну секунду уснул.
   Роверандом сидел в одиночестве и наблюдал за ним, опасливо поглядывая, нет ли поблизости черных пауков. Небольшие мерцающие огоньки, красные, зеленые, золотые и голубые, вспыхивали и передвигались то здесь, то там под темными неподвижными деревьями. Небо было блеклое, со странными звездами над плывущими клочковатыми бархатными облаками. Тысячи соловьев, казалось, заливались еле слышно где-то в долине за ближайшими холмами.
   И затем вдруг Роверандом различил звук детских голосов - или эхо эха голосов, донесшийся до него вместе с внезапным мягким дуновением ветерка. Он выпрямился и залаял так громко, как еще ни разу не лаял с тех пор, как началась наша история.
   - О, Боже! - вскричал Человек-на-Луне, дико подскочив со сна и вываливаясь из гамака на траву, почти на хвост Роверандому. - Они что, уже прибыли?
   - Кто? - спросил Роверандом.
   - Если ты их не слышал, так чего же брешешь? - сказал старик. - Пошли. Нам сюда.
   * * *
   Они начали спускаться по длинной тропе под нависшими кустами, отмечаемой слабым свечением камней по сторонам. Тропа уводила все дальше. Кусты сменились пиниями; ночной воздух был напоен ароматом сосны. Затем тропа начала карабкаться вверх, и спустя некоторое время они выбрались на вершину - самую низкую в кольце окруживших их холмов.
   Роверандом заглянул вниз, в соседнюю долину, и все соловьи вдруг, словно по сигналу, прекратили петь. В воздухе поплыли детские голоса, ясные и нежные: много-много поющих голосов, сливающихся в единую музыку волшебной песни. Старик и пес дружно бросились вприпрыжку вниз по склону холма. И клянусь, Человек-на-Луне прямо-таки перелетал со скалы на скалу!
   - Давай-давай! - торопил он. - Я - козел бородатый, седой и лохматый, и тебе меня не поймать!
   И Роверандому приходилось лететь изо всех сил, чтобы не отставать.
   Но вот внезапно перед ними открылся отвесный обрыв, не очень высокий, но гладкий и блестящий, как антрацит. Заглянув за край, Роверандом увидел внизу сад в сумеречном свете*. И по мере того как он смотрел, сумерки сменялись мягким сиянием полуденного солнца. Однако он так и не смог обнаружить, откуда исходил свет, заливавший все это скрытое отовсюду место, но абсолютно не проникавший вовне.
   * ... сад в сумеречном свете... По поводу сходства лунного сада с садом Дома Утраченной Игры из "Книги утраченных сказаний" см. стр. 16. В сочинении Говарда Пайла "Сад с обратной стороны Луны" главный герой Дэвид также посещает сад Человека-на-Луне, где возятся, играют и весело кричат дети. Здесь, в "Роверандоме", дети оказываются в саду во время сна, в то время как их реальные тела остаются на Земле. Дэвид попадает в сад более прозаическим способом, нежели Роверандом, - по ступенькам с задней стороны дома Человека-на-Луне.
   Внизу раскинулось множество длинных-предлинных лужаек с фонтанами, и повсюду были видны дети. Одни танцевали, словно в полудреме, другие блуждали, как лунатики, разговаривая сами с собой. Некоторые пробуждались от глубокого сна, иные уже совсем проснулись и бегали, смеясь, толкались, собирали букеты, строили беседки, ловили бабочек, перекидывались мячами, карабкались на деревья... И все они пели.
   - Откуда они здесь? - спросил Роверандом, озадаченный и очарованный.
   - Из дому, конечно, из постели, - сказал Человек.
   - Но как они сюда попали?
   - А вот этого тебе никогда не узнать. Тебе крупно повезло - как и любому, кому посчастливилось здесь очутиться, каким бы путем он сюда ни попал. Но дети попадают сюда совсем не так, как ты. Некоторые из них бывают здесь часто, другие редко. Я делаю большую часть их снов. Ну, какую-то часть они, конечно, приносят с собой - как завтрак в школу... Правда, как это ни неприятно, существуют и другие сны - их делают пауки. Но только не в этой долине*, и если я не ловлю их за этим занятием. Ну, а теперь пошли, поучаствуем!
   * ... но только не в этой долине... Самый ранний вариант текста включал недоработанный пассаж: "Это долина счастливых сновидений, - сказал Человек. - Здесь есть еще одна, но мы туда не пойдем. Большинство тех, кто видят ее, к счастью, ее забывают. Некоторые же из снов, которые они видят здесь, длятся вечно".
   Темный обрыв круто уходил вниз. Он был слишком гладким даже для паука, не всякий бы осмелился даже попробовать спуститься. Да и потом, ведь в саду были скрыты сторожевые посты...
   ...не говоря уже о Человеке-на-Луне, без участия которого все происходящее, в частности, было бы неполным, поскольку все частности в некотором смысле являлись его собственной частью. И вот теперь он скользил в самый центр этой своей части. Он просто сел и поехал, как на санках фью-у-у, - прямо в середину толпы детей, с Роверандомом, крутящимся у него на макушке: тот совершенно забыл, что может летать. Или мог - потому что, когда он, наконец, смог твердо встать на ноги, там, внизу, то обнаружил, что у него больше нет крыльев.
   - Что эта собачка делает? - спросил Человека один из малышей. Роверандом снова и снова вертелся вокруг себя, как волчок, пытаясь заглянуть за спину.
   - Ищет свои крылья, малыш. Он думает, что они стерлись, пока он съезжал вниз, но на самом-то деле они у меня в кармане. Ведь здесь, внизу, крылья запрещены: никто не имеет права покинуть это место без разрешения, правда?
   - Да! Дед-Борода-во-Сто-Лет! - закричали одновременно около двенадцати голосов, а один мальчик ухватил старика за бороду и шустро вскарабкался по ней к нему на плечо. Роверандом ожидал, что вот, прямо сейчас, он превратится в мошку, или в ластик, или во что-нибудь такое... Но...
   - Черт возьми, а из тебя выйдет неплохой канатолаз, сынок! - произнес Человек. - Я буду давать тебе уроки.
   И он подбросил мальчика высоко-высоко в воздух. И - ничуть не бывало: тот не упал на землю, а... встал в воздухе. Человек-на-Луне достал из кармана серебряный канат и кинул ему.
   - Ну-ка, слезай быстренько, - сказал он, и мальчишка соскользнул прямиком старику в руки, где его вдобавок еще и хорошенько пощекотали.
   - Ты проснешься, если будешь так громко смеяться, - сказал Человек и, опустив малыша на траву, вернул его в толпу.
   * * *
   Роверандом, предоставленный сам себе, только-только направился к чудесному желтому мячику ("Ну совсем, как мой, у меня дома..." - подумал он), как вдруг услышал голос, который, несомненно, был ему хорошо знаком.
   - Это же моя собачка! - произнес голос. - Моя маленькая собачка! Я всегда знал, что она настоящая. Кто бы мог подумать, что она здесь! А я-то все искал и искал ее на берегу, и звал ее, и вспоминал каждый день!
   Как только Роверандом услышал этот голос, он сел на задние лапы и начал "просить".
   - Моя "просящая" собачка! - сказал мальчик (ну конечно же, это был он!), подбежал и погладил пса по спине. - Ты куда пропал?
   Однако Роверандом смог только произнести:
   - Ты меня понимаешь?
   - Конечно, - отвечал мальчик. - Просто в тот раз, когда мама принесла тебя домой, ты совсем не хотел понимать меня, хоть я и старался изо всех сил разговаривать с тобой лаем. И я сомневаюсь, чтобы ты сам пробовал мне что-нибудь говорить: мне казалось, ты все время думаешь о чем-то другом.
   Роверандом сказал, что он очень извиняется, и рассказал мальчику, как выпал у него из кармана, и про Псаматоса и Мью, и вообще обо всех событиях, которые произошли после того, как он потерялся.
   Вот каким образом мальчик и его братья узнали об этом чудном, живущем в песке старикане, а также о множестве других полезных вещей, которые в противном случае остались бы им неизвестны. Имя "Роверандом" показалось мальчику замечательным.
   - Я тоже буду звать тебя так, - сказал он. - И не забывай, что ты все-таки принадлежишь мне!
   Потом они бегали, играли в мячик, и еще в прятки, и в долгую прогулку, и в охоту на кроликов (разумеется, с единственным результатом удовольствием, поскольку кролики существовали только в воображении), и в "чей плеск в пруду громче", и во множество других игр, одну за другой, бесконечные века; и они нравились друг другу все больше и больше...
   * * *
   Мальчик все кувыркался и кувыркался на росистой лужайке, хотя детям, казалось, давным-давно уже пора было спать. (Похоже, в этом месте никто не обращал внимания ни на сырую траву, ни на время идти спать.) А песик снова и снова прыгал через него и при этом стоял на голове, как не сделала бы ни одна собака в мире со времен дохлой собаки Матушки Хаббард*. А мальчик хохотал и...
   ...вдруг исчез, совершенно неожиданно, бросив Роверандома на лужайке одного!
   * В английском детском стишке про матушку Хаббард есть такие слова:
   ... Но когда она вернулась из пивнушки,
   Бедный пес лежал холодный, как лягушка.
   И пошла она горе заливать...
   Но когда она вернулась из пивнушки,
   Пес скалил зубы, стоя на макушке.
   * * *
   - Он проснулся, вот и все, - сказал Человек-на-Луне, внезапно появившись. - Отправился домой, и как раз вовремя. О! У него до завтрака всего четверть часа. Сегодня утром он пропустит прогулку на пляже. Ну, что ж! Боюсь, нам тоже пора...
   Итак, крайне неохотно Роверандом отправился вместе со стариком на светлую сторону Луны.
   Всю дорогу они шли пешком, что заняло у них очень много времени. Роверандому это путешествие совсем не показалось приятным, а ведь они видели всякие необычности и с ними происходили разнообразные приключения разумеется, совершенно безопасные, поскольку Человек-на-Луне находился рядом. Это было весьма кстати, потому что в трясинах жило множество премерзких, наводящих ужас существ, которые в ином случае мгновенно бы сцапали нашего песика.
   Темная сторона была столь же сырой, сколь сухой была светлая сторона, и заполняли ее самые необычайные растения и твари, о которых я обязательно рассказал бы вам, если бы Роверандом обратил на них хоть сколько-нибудь внимания. Но он не обратил: он все время думал о саде и мальчике.
   Наконец они добрались до сумеречного края* и в последний раз оглянулись на пепельные долины, в которых жило множество драконов. А прямо перед ними, за проходом среди гор, уже расстилалась Великая Белая Равнина с сияющими скалами. Они увидели наш мир, восходящий над плечом лунных гор, - огромную, круглую зелено-золотую луну, - и Роверандом подумал: "Там живет мой мальчик!" Эта луна выглядела устрашающим и громадным выходом куда-то.
   * ... Наконец они добрались до сумеречного края... В "Роверандоме" Луна имеет отчетливо различимые "светлую" и "темную" стороны и, по всей видимости, остается такой все время: одна сторона "темная со светлым небом", другая - "светлая с темным небом". На настоящей Луне, конечно же, бывают день и ночь (хотя и иной протяженности, нежели на Земле), и "темная сторона" темная не оттого, что до нее не доходит свет, а оттого, что она всегда отвернута от Земли, и потому ее никто не видел, пока на лунную орбиту не были выведены с Земли спутники. Хотя Земля в данной повести плоская, очевидно, что Луна представляет собой шар: Роверандом падает сквозь нее прямо на противоположную сторону, а возвращаясь обратно с Человеком-на-Луне, наблюдает восход Земли.
   - Сны сбываются? - спросил он.
   - Некоторые из моих - да, - ответил старик. - Некоторые, но не все. И редко какие прямо сразу или в точности в том виде, в каком привиделись. Но почему ты спросил про сны?
   - Я только поинтересовался, - произнес Роверандом.
   - Из-за мальчика, - сказал Человек. - Я так и думал.
   И затем он вытащил из кармана телескоп, который растянулся на неслыханную длину.
   - Чуть-чуть взглянуть, я думаю, тебе не повредит, - промолвил он.
   Роверандом посмотрел в телескоп, когда ему удалось, наконец, зажмурить один глаз и оставить открытым второй.
   Он ясно увидел наш мир. Дальний конец лунной дорожки падал прямиком на море. Ему показалось, что он разглядел - еле различимо - длинные линии, прочерчиваемые стремительно скользящими по дорожке вниз крошечными людьми, но он не был полностью уверен. Свет луны быстро меркнул. Разгорался день.
   Внезапно он увидел бухту песчаного колдуна. (Но ни следа Псаматоса! Тот не допускал, чтобы за ним подглядывали.) Спустя некоторое время в круглое поле зрения вступили два маленьких мальчика, идущих по песку, взявшись за руки. "Ищут раковины - или меня?" - подумал пес.
   Картина быстро сдвинулась, и перед ним предстал белый дом на обрыве, с садом, сбегающим к морю. И в воротах - вот уж неприятный сюрприз! - он увидел старого волшебника с его старой зеленой шляпой на затылке и расстегнутым жилетом, сидящего на камне и курящего трубку, - как если бы ему ну совершенно нечего было делать, кроме как вечно сидеть и наблюдать.
   - Что делает там, в воротах, старый Арта-как-вы-там-его-зовете? спросил Роверандом. - Я-то думал, он давно обо мне забыл. Его каникулы еще не закончились?
   - Нет, он поджидает тебя, моя псина. Он не забыл. Если ты вернешься туда прямо сейчас, настоящий или игрушечный, он в ту же секунду наложит на тебя какое-нибудь новое заклятье. Это не из-за того, что он так ценит свои штаны - их вскоре после того случая починили, но он чрезвычайно раздосадован тем, что Саматос прервал его колдовство. Правда, Саматос еще не оставил попыток восстановить с ним отношения.
   И сразу вслед за тем Роверандом увидел, как ветер срывает с головы Артаксеркса шляпу и за ней срывается волшебник. И вот - полюбуйтесь! - на его штанах красовалась великолепная заплата, ярко-оранжевая с черными разводами.
   - А я-то думал, волшебники способны лучше чинить свои штаны... - сказал Роверандом.
   - Да, но он-то считает, что сделал это прекрасно! - сказал старик. - Он отколдовал кусок чьих-то занавесок. Люди получили страховку в случае пожара, он же получил красочное пятно, и обе стороны остались довольны. Тем не менее ты прав: я полагаю, это неудачный ход. Прискорбно видеть, после того как знаешь человека столько веков, что его магия слабеет... Однако для тебя это, возможно, и удача.
   Человек-на-Луне щелчком свернул телескоп, и они продолжили путь.
   * * *
   - Возьми назад свои крылья, - сказал он, когда они достигли башни. Ну, а теперь лети и забавляйся. Не приставай к лунным зайчикам, не убивай моих белых кроликов и возвращайся домой, когда проголодаешься или когда у тебя что-нибудь заболит.
   Роверандом сразу же полетел искать лунного пса, чтобы рассказать ему про другую сторону Луны. Однако тот слегка ревновал, что пришельцу разрешили увидеть то, что не разрешали ему, и сделал вид, что ему совершенно не интересно.
   - Все это звучит премерзко, - прорычал он. - Уверен, мне не хочется это увидеть. Полагаю, теперь тебе будет скучно на светлой стороне, где у тебя есть только я и нет твоих двуногих друзей. Жаль, что персидский волшебник так уперся и ты не можешь вернуться домой.
   Роверандом был слегка уязвлен. Он снова и снова говорил лунному псу, что очень рад своему возвращению и что ему никогда не будет скучно на светлой стороне.
   Вскоре они опять стали добрыми друзьями и продолжали заниматься вместе массой самых разнообразных вещей.
   И все-таки сказанное лунным псом в порыве дурного настроения оказалось правдой. В том не было вины Роверандома, и он делал все, что мог, чтобы не показать этого, но почему-то ни одно из приключений или исследований не радовало его так, как прежде: пес постоянно думал о том, как они с мальчиком веселились в саду.
   Они навестили долину белых лунных гномов (сокращенно - "луномов"), ездящих верхом на кроликах, делающих блины из снежных хлопьев и выращивающих в своих ухоженных садиках маленькие, не больше лютика, золотые яблоньки. Они насыпали битых стекол и гвоздей около логовищ нескольких малых драконов, пока те спали, и до полуночи лежали неподалеку, чтобы услышать, как те ревут от ярости - ведь, как я уже говорил вам однажды, у драконов весьма нежные желудки, и ровно в двенадцать часов ночи, каждую ночь в течение всей своей жизни - не говоря уже об ином времени суток, - они выходят из дому немного промочить горло. Иногда псы даже осмеливались дразнить пауков, кусая паутину, освобождая запутавшихся в ней лунных зайчиков - и улетая как раз вовремя, покуда пауки кидали им вслед с вершины холмов свои лассо. Но все время Роверандом ждал почтальона Мью и "Мировых новостей"* (ведь даже маленькая собака знает, что хотя в основном они касаются убийств и футбольных матчей, но, бывает, в самом дальнем уголке в них можно найти и кое-что получше).
   * ... "Мировых новостей"... Английская газета, известная своим пристрастием к сенсациям.
   Он пропустил следующий прилет Мью, так как был на прогулке. Однако, когда он вернулся, старик все еще был занят чтением писем и новостей. И похоже было, его здорово что-то развеселило: он сидел на краю крыши, свесив ноги, попыхивал чудовищного размера белой глиняной трубкой, выпуская целые облака дыма наподобие паровоза, и улыбался во все свое круглое старое лицо.
   Роверандом почувствовал, что не может больше этого вынести.
   - У меня болит внутри, - сказал он. - Я хочу вернуться к мальчику, чтобы его сон мог сбыться.
   Старик отложил письмо (а оно было об Артаксерксе, и презабавное!) и вынул изо рта трубку.
   - Действительно? Может быть, останешься? Это так неожиданно! Рад был встретить тебя! Непременно как-нибудь свались сюда снова! Сча-а-а-стлив буду видеть тебя в любое время, - выпалил он на одном дыхании.
   - Замечательно, - продолжил он уже более отчетливо. - Артаксеркс пристроен.
   - ... Каким образом?! - спросил Роверандом, задрожав от возбуждения.
   - Он женился на русалке и живет теперь на дне Глубокого Синего Моря.
   - Надеюсь, она лучше заштопает его брюки! Зеленая заплата из морских водорослей будет хорошо гармонировать с его зеленой шляпой.
   - Мой милый пес! Он женился в целом новом костюме из зеленых водорослей с розовыми коралловыми пуговицами и эполетами из актиний. И они сожгли его старую шляпу на берегу! Все это устроил Саматос. О! Саматос глубок, как глубоко Глубокое Синее Море, и я ожидаю, что таким образом он полагает выгодно уладить множество дел. Множество - а не только твое, мой пес.
   Интересно, чем все обернется! По-моему, Артаксеркс впадает в детство в двадцатый или двадцать первый раз. Суетится из-за пустяков. Трудноизлечим, выражаясь точнее. Прежде он был неплохим магом, но у него портится характер: в последнее время он стал совершенно непереносим. Когда он заявился к старому Саматосу и, откопав его деревянной лопатой средь бела дня, вытянул из норы наружу за уши, саматист счел, что это уж слишком, - и меня это нисколько не удивляет. "Столько беспокойства, как раз в мое самое лучшее время для сна, и все из-за какой-то там несчастной шавки", - так он мне пишет, и можешь не краснеть.
   Итак, когда оба они слегка поостыли, он пригласил Артаксеркса на русалочью вечеринку, и вот так все и произошло. Они вытащили Артаксеркса поплавать под луной - и он теперь никогда уже не вернется ни в Персию, ни даже в Першор. Он влюбился в пожилую, однако премилую дочь очень богатого морского царя*, и они поженились на следующую же ночь.
   Возможно, это и неплохо. В Океане некоторое время не было постоянного официального Мага. Протей, Посейдон, Тритон, Нептун** и прочие им подобные все они давным-давно превратились в пескарей или в мидий; и в любом случае они никогда не интересовались ничем и не заботились ни о чем за пределами Средиземноморья: слишком уж увлекались сардинами. Старина Нйорд*** тоже давным-давно отошел от дел. И потом, разумеется, он ведь мог уделять делу только половину внимания после своей глупейшей женитьбы на великанше. Ты, вероятно, помнишь, что она влюбилась в него, потому что у него всегда были чистые ноги (это так удобно дома!), и разлюбила его, когда уже было слишком поздно: оказалось, что ноги у него всегда мокрые. Я слышал, нынче он совсем развалился. Совершенно одряхлел, бедняга. Ужасно кашляет из-за мазута в Северных морях. Греется сейчас на солнышке где-нибудь на побережье Исландии.
   Был, конечно, еще Старик-из-моря****... Ну, этот хоть и мой двоюродный брат, но гордиться здесь абсолютно нечем. Та еще обуза: не желал ходить, вечно требовал, чтобы его кто-нибудь носил, - о чем, смею надеяться, ты слышал. Оттого и помер: сел год или два назад на плавучую мину***** (если ты знаешь, что это такое), прямо на одну из кнопок! Даже моя магия в данном случае ничего не смогла поделать. Это было хуже, чем с Шалтаем-Болтаем******.
   * ... Он влюбился в пожилую, однако премилую дочь очень богатого морского царя... Игра на цитате из оперы "Испытание судей" Джилберта и Салливана (1871): "Итак, я влюбился в пожилую уродливую дочь богатого адвоката".
   ** ... Протей, Посейдон, Тритон, Нептун... Протей и Посейдон - морские боги греческой мифологии. Нептун - аналогичное Посейдону божество римской мифологии. Тритон - также морской бог, сын Посейдона и одновременно "русал" (т.е. обладатель рыбьего хвоста) в греческой мифологии.
   *** ... Нйорд... Норвежское морское божество. "Его дурацкая женитьба" ссылка на историю, изложенную в "Младшей Эдде" в пересказе Снорри Стурулсона (1178/9-1241): боги обещали дочери великана, что она сможет выйти замуж за одного из них, в качестве компенсации за убийство ее отца Тора, но при этом ей разрешили перед выбором увидеть только ноги претендентов на должность будущего жениха. Она выбрала самые красивые ноги, надеясь, что это Бальдр, прекраснейший из богов, но это были ноги Нйорда. Комментаторы высказывают самые различные предположения, почему у Нйорда ноги оказались красивее, чем у Бальдра. Толкиновский комментарий, что великанша выбрала Нйорда, потому что у него были чистые ноги ("это так удобно дома"), разумеется, шутка. Однако один из коллег Толкина в Лидсе, И. В. Гордон, в примечаниях к своему "Введению в старонорвежский" (1927), благодаря Толкина за советы, упоминает, что у Нйорда были самые чистые ноги, потому что он был морским богом (надо полагать, он имеет в виду, что тот регулярно их мыл).
   **** ... Старик-из-моря... Персонаж из "Тысячи и одной ночи", которого встречает потерпевший крушение в пятом путешествии Синдбад-мореход. Старик просит, чтобы тот перенес его через реку, и Синдбад соглашается, но затем оказывается, что он не может снять Старика со спины. Синдбад освобождается, напоив Старика допьяна и убив его камнем.