Так и нашли их три их спутника, которые бежали от Нарога, завидев Глаурунга, долго блуждали, и наконец, когда мгла рассеялась, вышли к холму. Там они никого не нашли, и отправились искать дорогу домой. Тут вернулась к Маблунгу надежда; и они пошли дальше, забирая к северу, потому что на юге дороги к Дориату не было, а паромщикам было запрещено перевозить идущих с запада после того, как пал Нарготронд.
   Медленно шли они, словно вели усталого ребенка. Но по мере того, как они удалялись от Нарготронда и приближались к Дориату, к Ниэнор мало-помалу возвращались силы, и когда ее вели за руку, она послушно шла час за часом. Но ее распахнутые глаза по-прежнему ничего не видели, уши не слышали ни слова и уста были безмолвны.
   И вот наконец после долгих дней пути они приблизились к западной границе Дориата, к югу от Тейглина: они собирались войти в небольшие владения Тингола за Сирионом и выйти к охраняемому мосту при устье Эсгалдуина. Там они остановились передохнуть; Ниэнор уложили на ложе из травы, и она прикрыла глаза, чего раньше не бывало, и казалось, что она спит. Тогда и эльфы прилегли отдохнуть, и не выставили часовых, ибо очень устали. И так их застала врасплох шайка орков - много их бродило теперь по тем краям, почти у самых границ Дориата. Во время схватки Ниэнор вдруг вскочила с ложа, словно разбуженный по тревоге среди ночи, и с криком бросилась в лес. Орки рванулись за ней, а эльфы за орками. Но с Ниэнор произошла странная перемена - она мчалась быстрее всех, летя меж стволов, как олень, и ее волосы развевались на бегу. Орков Маблунг с товарищами скоро догнали, перебили всех до единого и бросились дальше. Но Ниэнор и след простыл; она исчезла, как призрак, и эльфы не могли найти ее, хотя искали много дней.
   Наконец Маблунг вернулся в Дориат, согбенный горем и стыдом.
   - Ищи себе нового предводителя охотников, государь, - сказал он королю. - Ибо я покрыл себя позором.
   Но Мелиан сказала:
   - Неправда, Маблунг. Ты сделал все, что мог, и никто из слуг короля не смог бы сделать так много. Но злая судьба столкнула тебя с силой, что слишком велика для тебя, и не только: для любого из живущих ныне в Средиземье.
   - Я послал тебя на разведку, и ты узнал все, что было нужно, - добавил Тингол. - Не твоя вина, что те, для кого эти вести важнее всего, не могут их услышать. Воистину прискорбна гибель рода Хурина, но не на тебе лежит этот камень.
   Ибо не только Ниэнор обезумела и носится по лесам, но и Морвен также пропала. Ни тогда, ни после не узнали наверное о ее судьбе ни в Дориате, ни в Дор-ломине. Однако Маблунг все не мог успокоиться, и с небольшим отрядом отправился в леса и три года скитался в глуши, от Эред Ветрин до самых Устьев Сириона, ища следов пропавших или вестей о них.
 

Ниэнор в Бретиле

 
   Что до Ниэнор, она мчалась через лес, слыша позади крики погони; и на бегу сорвала она с себя одежды и бежала нагая; она бежала весь день, как зверь, которого вот-вот загонят насмерть, и он бежит, не смея остановиться и перевести дыхание. Но к вечеру безумие вдруг оставило ее. Она постояла минутку, словно в изумлении, а потом, сраженная смертельной усталостью, рухнула, как подкошенная, в заросли папоротника. И там, в гуще старого папоротника и упругих весенних завитков она лежала и спала, ни о чем не заботясь.
   Утром она проснулась, и обрадовалась солнцу, словно впервые увидела его; и все вокруг казалось ей новым и незнакомым, и она не знала имен вещей. Ибо позади нее была лишь темная пустота, не пропускавшая ни единого воспоминания, ни единого слова. Лишь тень страха помнила она, и оттого была пуглива и все время искала, куда бы спрятаться: стоило какому-нибудь шороху или тени потревожить ее, она тут же взлетала на дерево или ныряла в кусты, проворно, словно белка или лиса, и долго выглядывала из-за листьев, прежде чем выйти из убежища.
   Она пошла дальше в ту же сторону, куда бежала, и вышла к реке Тейглину, и утолила жажду; но еды она не могла найти, ибо не знала, как это делается, и ей было голодно и холодно. Деревья за рекой казались гуще и темнее (так оно и было, ибо то была опушка Бретильского леса), и потому она наконец перебралась на тот берег, набрела на зеленый курган и бросилась наземь: у нее не осталось сил, и казалось ей, что тьма, лежащая позади, вновь настигает ее, и солнце затмевается.
   Но на самом деле то была большая гроза, что пришла с юга и принесла с собой молнии и ливень; и девушка вжалась в землю, напуганная ударами грома6 и черный дождь хлестал ее нагое тело.
   И случилось так, что несколько жителей Бретиля проходили мимо в тот час, возвращаясь с охоты на орков, торопясь к убежищу, что было неподалеку, за Перекрестьями Тейглина; и вот полыхнула молния, и Хауд-эн-Эллет озарился белым пламенем. И Турамбар, который вел людей, отшатнулся и прикрыл глаза, содрогнувшись; ибо на могиле Финдуилас привиделся ему призрак убиенной девы.
   Но один из его людей бросился к кургану, и окликнул предводителя:
   - Сюда, командир! Тут молодая женщина, она жива! - и Турамбар подошел и поднял ее, и с ее мокрых волос заструилась вода, но девушка прикрыла глаза, дрожала и не сопротивлялась. Турамбар, дивясь, что она лежит здесь совсем нагая, укрыл ее своим плащом и отнес в охотничью избушку в лесах. Там они разожгли огонь и закутали ее в одеяла, и девушка открыла глаза и посмотрела на них; и как только ее взгляд упал на Турамбара, лицо ее озарилось и она протянула к нему руку, ибо ей показалось, что она наконец обрела нечто, что искала во тьме, и она успокоилась. А Турамбар взял ее за руку, улыбнулся и сказал:
   - Ну что, госпожа моя, не скажешь ли ты нам, как твое имя и какого ты рода, и какая беда приключилась с тобой?
   Она ничего не ответила, только покачала головой и заплакала; и они больше не тревожили ее, пока она не поела - она с жадностью съела все, что ей дали. Наевшись, она вздохнула и снова вложила свою руку в руку Турамбара; и он сказал:
   - У нас ты в безопасности. Переночуй здесь, а утром мы отведем тебя к себе домой, на гору в лесу. Но мы хотели бы знать твое имя и твоих родичей - быть может, мы могли бы отыскать их и сообщить им о тебе. Назови же их.
   Но она снова ничего не ответила и расплакалась.
   - Не волнуйся! - сказал Турамбар. - Наверно, повесть твоя слишком печальна, чтобы рассказывать ее теперь. Но я дам тебе имя и буду звать тебя Ниниэль, "слезная дева".
   Услышав это, она подняла глаза и покачала головой, но повторила:
   - Ниниэль…
   Это было первое слово, что произнесла она после забытья; лесные жители так и звали ее.
   Утром они понесли Ниниэль в Эфель Брандир, а наверх, к Амон Обель, вела крутая дорога, вплоть до места, где она пересекала бурный поток Келеброс. Через него был переброшен деревянный мост, а под мостом поток срывался с источенного каменного порога и ниспадал многоступенчатым каскадом в каменную чашу далеко внизу; и в воздухе дождем висели брызги. Над водопадами была зеленая лужайка, и вокруг росли березы; а с мота открывался вид мили на две на запад, на теснины Тейглина. Там всегда бывало прохладно, и в летнюю жару путники отдыхали там и пили холодную воду. Димрост, Дождевая Лестница, звался тот водопад, но с того дня прозвали его Нен Кирит, Вода Дрожи; ибо Турамбар со своими людьми остановился там, но Ниниэль там продрогла и ее охватила дрожь, так что они никак не могли согреть и успокоить ее [23]. Поэтому они поспешили дальше; но не успели они достичь Эфель Брандир, как Ниниэль уже металась в жару.
   Она долго пролежала больная, и Брандир использовал все свое искусство, чтобы выходить ее, и женщины лесных жителей сидели над нею день и ночь. Но лишь когда Турамбар был рядом, она лежала спокойно и спала тихо; и вот что заметили все, кто ходил за ней: в самом глубоком бреду, как бы ни мучил ее жар, ни разу не произнесла она ни слова ни на каком языке, эльфийском или человеческом. И когда силы стали возвращаться к ней и она снова начала есть и ходить, бретильским женщинам пришлось заново учить ее говорить, словно ребенка. Но она легко училась и радовалась, словно человек, вновь обретающий затерявшиеся сокровища, великие и малые; и когда она наконец выучила достаточно слов, чтобы говорить с друзьями, она стала спрашивать:
   - Как называется эта вещь? Я потеряла ее имя во тьме.
   И когда она снова смогла ходить, она часто посещала дом Брандира: ей больше всего хотелось узнать имена всего живого, а брандир хорошо разбирался в таких вещах; и они часто бродили вместе по садам и полянам.
   И Брандир полюбил ее; когда она набралась сил, она часто подавала хромому руку, и называла его братом; но сердце ее было отдано Турамбару, и лишь ему улыбалась она, и смеялась лишь его шуткам.
   Однажды вечером, в пору золотой осени, сидели они рядом, а склон холма и дома Эфель Брандир пылали в лучах заката, и было тихо-тихо. И спросила у него Ниниэль:
   - Теперь я знаю, как называются все вещи, только твоего имени я не знаю. Как тебя зовут?
   - Турамбар, - ответил он.
   Она замерла, словно прислушиваясь к какому-то отзвуку; потом спросила:
   - А что это значит? Или это просто тебя так зовут?
   - Это значит Властелин Черной Тени, - ответил он. - Ибо и у меня за спиной лежит тьма, Ниниэль, и она поглотила многое, что было мне дорого; но теперь я, кажется, взял над ней верх.
   - Значит ты тоже убежал от нее? Бежал, бежал, и прибежал в эти прекрасные леса? - спросила она. - А когда тебе удалось спастись, Турамбар?
   - Да, - ответил он, - я бежал много лет. А спасся я вместе с тобой. Пока ты не пришла, Ниниэль, было темно, но с тех пор стало светло. И мне кажется, что я обрел то, что тщетно искал много лет.
   И, возвращаясь в сумерках домой, он говорил себе:
   - Хауд-эн-Эллет! Она явилась с зеленого кургана. Что это - знамение? Как же понять его?
   И вот благодатный год прошел и наступила мягкая зима, а за ней - еще одно красное лето. В Бретиле было мирно, лесные жители держались тихо и не покидали границ своих земель, и из соседних краев никаких вестей не приходило. Ибо орки, что в те времена стекались на юг, в мрачные владения Глаурунга, или приходили как соглядатаи к границам Дориата, чурались Перекрестий Тейглина и обходили ту реку далеко с запада.
   А Ниниэль теперь была совсем здорова, набралась сил и стала прекрасна; и Турамбар, не таясь более, попросил ее руки. Ниниэль была очень рада; но когда об этом узнал Брандир, у него на сердце стало неспокойно, и он сказал ей:
   - Не спеши! Не думай, что я желаю тебе зла, но я посоветовал бы тебе подождать.
   - Ты всегда желаешь лишь добра, - ответила она. - Но почему ты советуешь мне подождать, о мудрый мой брат?
   - Мудрый брат? - переспросил он. - Скажи лучше, хромой брат, нелюбимый и немилый. Даже не знаю, почему. Но на этом человеке лежит тень, и мне страшно.
   - Была тень, - возразила Ниниэль, - он мне сам говорил. Но он спасся от нее, как и я. А разве недостоин он любви? Теперь он держится скромно, но ведь раньше он был великим вождем, все враги бежали, едва завидев его, разве нет?
   - Кто тебе это сказал? - спросил Брандир.
   - Дорлас, - ответила она. - Разве он сказал неправду?
   - Правду, - сказал Брандир, но ему это не понравилось - Дорлас был предводителем тех, кто стоял за войну с орками. Брандиру все же хотелось как-то удержать Ниниэль, и поэтому он сказал:
   - Правду, но не всю: он был военачальником в Нарготронде, а явился с севера; говорят, он был сыном Хурина из Дор-ломина, из воинственного дома Хадора.
   Брандир заметил, что по ее лицу пробежала тень, неправильно понял ее и добавил:
   - Да, Ниниэль, очень похоже, что такой человек вскоре опять уйдет на войну, и, может быть, далеко отсюда. А если такое случится, каково придется тебе? Берегись, ибо я предвижу, что, если Турамбар снова отправится в битву, не он, но Тень одержит победу.
   - Плохо мне придется, - ответила Ниниэль, - но незамужней не лучше, чем жене. А жена, быть может, сумеет лучше удержать его, и спасти от тени.
   Однако слова Брандира смутили ее, и она попросила Турамбара подождать еще немного. Турамбар удивился и был разочарован; но когда он узнал от Ниниэли, что это Брандир посоветовал ей подождать, ему это очень не понравилось.
   Но когда наступила следующая весна, он сказал Ниниэли:
   - Время идет. Мы долго ждали, больше ждать я не стану. Делай то, что велит тебе сердце, Ниниэль, любовь моя, но знай: я выберу одно из двух. Либо я снова уйду в глушь, на войну; либо женюсь на тебе - и никогда не пойду воевать, разве затем, чтобы защищать тебя, если зло будет грозить нашему дому.
   Ниниэль была действительно счастлива. Они заключили помолвку, и поженились в середине лета; лесные жители устроили большой пир, и выстроили молодым красивый дом на Амон Обель. Там они зажили счастливо, но Брандир все был неспокоен, и в душе его сгущалась тень.
 

Появление Глаурунга

 
   Надо сказать, что Глаурунг с каждым днем набирал мощь и коварство; он разжирел, и собрал к себе орков, и правил ими, словно некий король, и подчинил себе все былые земли королевства Нарготронд. И еще до конца того года, третьего с тех пор, как Турамбар поселился среди лесных жителей, Дракон начал нападать на их землю, которая до тех пор наслаждалась недолгим покоем; ибо на самом деле Глаурунгу и его Хозяину было отлично известно, что в Бретиле еще живут вольные люди, последние из Трех Племен, что еще не покорились власти Севера. А этого они не могли стерпеть; ибо Моргот стремился покорить весь Белерианд и обшарить его до последнего уголка, чтобы не осталось ни одной норки или щелки, где Жил бы кто-то, кто не был его рабом. Так что догадался ли Глаурунг, где прячется Турин, или (как думают иные) Турину и впрямь удалось на время укрыться от очей Зла, что преследовало его, роли не играет. Ибо в конце концов предосторожность Брандира оказалась тщетной, и у Турамбара не было иного выбора, кроме как сидеть сложа руки и ждать, пока его не разыщут и не выкурят, как крысу, либо отправиться в бой и выдать себя.
   Но когда вести об орках впервые пришли в Эфель Брандир, Турамбар остался дома, уступив уговорам Ниниэли. Ибо она говорила ему:
   - Но ведь нашему дому пока никто не угрожал - а помнишь, что ты обещал мне? Орков, говорят, совсем немного. И Дорлас говорил, что до твоего прихода такие нападения случались нередко, и лесные жители всегда отражали их.
   Но лесных жителей стали одолевать - эти орки были опасной породы, злобные и коварные, и они пришли не как прежде - случайно, по дороге в другие земли, или малыми шайками, - нет, они явились именно затем, чтобы захватить Бретильский лес. Поэтому Дорласу и его людям пришлось отступить с потерями, и орки перешли Тейглин и забрались далеко в леса. И Дорлас пришел к Турамбару, показал свои раны, и сказал:
   - Смотри, господин, после ложного затишья настал час нашей нужды, как я и предвидел. Разве не просил ты, чтобы тебя считали не чужестранцем, но одним из нас? Разве эта опасность не грозит также и тебе? Ибо дома наши недолго останутся сокрытыми, если дать оркам глубже проникнуть в наши земли.
   Потому встал Турамбар, и снова взял меч свой Гуртанг, и отправился в битву; и лесные жители, узнав об этом, немало воодушевились и собрались к нему, пока под его началом не оказалось несколько сотен. Тогда они прочесали лес и перебили всех орков, что пробрались туда, и повесили их на деревьях у Перекрестий Тейглина. А когда явились новые враги, лесные жители застали их врасплох, и орки, не ожидавшие встретить такого большого войска и устрашенные возвращением Черного Меча, обратились в бегство, и многие были убиты. Тогда лесные жители сложили большие костры, свалили трупы солдат Моргота в кучу и сожгли, и дым от пламени мести черной тучей поднялся в небеса, и ветер унес его на запад. Немногие остались в живых, чтобы принести вести об этом в Нарготронд.
   Вот тогда-то Глаурунг разгневался по-настоящему; но некоторое время он лежал, размышляя об услышанном. Оттого зима прошла спокойно, и люди говорили:
   - Слава Черному Мечу Бретиля - вот, все наши враги повержены.
   И Ниниэль успокоилась и радовалась славе Турамбара; но он был в задумчивости и говорил себе:
   - Жребий брошен. Настал час испытания, когда станет известно, правду ли говорил я, или хвастался впустую. Не стану я больше убегать. Пусть буду я воистину Турамбаром, ибо хочу своей собственной волей и отвагой одолеть свой рок - или погибнуть. Но, суждено ли мне погибнуть или победить, а Глаурунга я все-таки убью.
   Тем не менее на сердце у него было неспокойно, и он разослал самых отважных людей на разведку в дальние земли. Об этом никто не говрил, но Турамбар теперь распоряжался, как хотел, словно это он был владыкой Бретиля, а на Брандира никто не обращал внимания.
   Пришла весна, полная надежд, и люди пели за работой. Но в ту весну Ниниэль понесла, и сделалась бледной и слабой, и радость ее угасла. А от людей, которые ушли за Тейглин, вскоре пришли странные вести - что в той стороне, где Нарготронд, горят леса; и люди не знали, что бы это могло быть.
   Немного спустя пришли новые вести: пожары распространяются на север, и палит леса сам Глаурунг. Ибо он оставил Нарготронд и снова куда-то двинулся. Те, кто поглупее, а также склонные к надежде, говорили:
   - Вот, его воинство разбито, и теперь он наконец образумился и решил вернуться, откуда явился.
   Другие говорили:
   - Будем надеяться, что он проползет мимо.
   Но Турамбар знал, что на это надеяться нечего, и Глаурунг ищет его. И потому он, втайне от Ниниэль, день и ночь раздумывал, что же ему предпринять; а весна сменилась летом.
   И вот наступил день, когда двое разведчиков в ужасе прибежали в Эфель Брандир: они видели самого Большого Змея.
   - Воистину, господин, - говорили они Турамбару, - он приближается к Тейглину, и ползет, никуда не сворачивая. Он лежал посреди большого пожарища, и деревья дымились вокруг него. Воняет он нестерпимо. И его мерзкий след тянется на много миль, от самого Нарготронда, и похоже, что он нигде не сворачивает, но метит прямо к нам. Что же делать?
   - Немногое можно сделать, - ответил Турамбар, - но я уже поразмыслил об этом немногом. Ваши вести принесли скорее надежду, чем угрозу; ибо если он и впрямь, как вы говорите, ползет прямо, никуда не сворачивая, тогда у меня есть замысел, что по плечу сильным духом.
   Люди дивились его словам - больше он пока ничего не сказал; но, видя его твердость, все приободрились [24].
   Надо сказать, что река Тейглин выглядела так. Она сбегала с Эред Ветрин, такая же быстрая, как Нарог, но поначалу текла по равнине, пока наконец, ниже Перекрестий, набрав силу от других потоков, не пробивала себе путь к подножию высокого нагорья, на котором рос Бретильский лес. И там она бежала по глубоким ущельям, со склонами, подобными каменным стенам, а воды, зажатые на дне, гремели и бурлили. И точно на пути Глаурунга, к северу от устья Келеброса, лежала одна из таких теснин, от? нюдь не самая глубокая, но самая узкая. Поэтому Турамбар выслал на?холм трех смельчаков, следить за действиями Дракона; сам же он решил отправиться к высокому водопаду Нен Кирит, где он мог быстро узнать новости и сам видеть земли далеко вокруг.
   Но сперва он собрал лесных жителей в Эфель Брандир и обратился к ним, и сказал:
   - Люди Бретиля, нам угрожает смертельная опасность, которую способно отвратить лишь великое дерзание. Но здесь числом не возьмешь: нам поможет лишь хитрость, да надежда на удачу. Если мы выйдем на Дракона всем своим войском, как на отряд орков, мы лишь вернее погибнем и оставим своих жен и детей беззащитными. Поэтому я говорю вам: оставайтесь здесь, и готовьтесь к бегству. Ибо если Глаурунг явится, вам следует оставить это место и рассыпаться по лесу; тогда хоть кому-то удастся уйти и выжить. Ибо он, несомненно, постарается добраться до нашей крепости, разрушить ее, и уничтожить все, что ему попадется; но надолго он здесь не останется. Все его сокровища - в Нарготронде, и там есть глубокие пещеры, где он может спокойно лежать и набирать силу.
   Тогда люди испугались и пали духом, ибо верили в Турамбара и надеялись на более утешительные слова. Но Турамбар сказал:
   - Да, готовьтесь к самому худшему. Но до этого не дойдет, если только мой замысел верен и удача будет на моей стороне. Ибо не верю я, что Дракон этот непобедим, хотя его мощь и коварство и растут с годами. Я о нем кое-что знаю. Сила его - скорее в злобном духе, что живет в нем, чем в мощи тела, хоть он и велик. Вот что рассказывали мне некоторые из воинов, что сражались в битве Нирнаэт, когда и я, и большинство внимающих мне были еще детьми: на поле битвы гномы сразились с ним, и Азагхал из Белегоста ранил его так глубоко, что он бежал в Ангбанд. А у меня найдется шип подлиннее и поострее ножа Азагхала.
   И Турамбар выхватил Гуртанг из ножен и взмахнул им над головой, и показалось смотревшим на него, что из руки Турамбара в небо на много футов взметнулся язык пламени. И все вскричали:
   - Черный Шип Бретиля!
   - Черный Шип Бретиля, - воскликнул Турамбар, - да убоится его дракон! Ибо надо вам знать: такова судьба Дракона (и, говорят, всего его племени), что как ни могуча его роговая броня, будь она хоть прочней железа, брюхо у него все равно змеиное. И потому, люди Бретиля, я пойду и постараюсь любыми средствами добраться до брюха Глаурунга. Кто пойдет со мной? Мне нужно всего несколько воинов с могучими руками и твердым сердцем.
   Тогда выступил вперед Дорлас и сказал:
   - Я пойду с тобой, господин - я предпочитаю идти навстречу врагу, чем дожидаться его.
   Но остальные не спешили откликнуться на призыв, ибо страх пред Глаурунгом овладел ими, а рассказы разведчиков, видевших Дракона, разнеслись по селению и были сильно преувеличены. Тогда вскричал Дорлас:
   - Слушайте, люди Бретиля! Теперь видно, что в нынешние злые времена мудрость Брандира оказалась тщетна. Прятаться некуда. Неужто никто из вас не пойдет с нами вместо сына Хандира, чтобы не опозорить Дом Халет?
   Так оскорбил он Брандира, который хоть и сидел на почетном месте главы собрания, но никто не обращал внимания на него. Горечь наполнилось его сердце; ибо Турамбар не одернул Дорласа. Но некий Хунтор, родич Брандира, встал и сказал:
   - Дурно поступаешь ты, Дорлас, что так позоришь своего владыку - ведь тело его, по несчастью, не способно подчиняться воле его сердца. Берегись, как бы с тобой не вышло наоборот! И как можно говорить, что мудрость его оказалась тщетна, если советов его никто не слушал? Ты сам, его вассал, вечно пренебрегал ими. А я тебе скажу, что Глаурунг теперь явился к нам, как и в Нарготронд, потому что мы выдали себя своими деяниями, чего и боялся Брандир. Но раз беда на пороге, то я, с твоего дозволения, сын Хандира, отправлюсь в бой за Дом Халет.
   Тогда сказал Турамбар:
   - Троих довольно! Я беру вас двоих. Поверь, государь, я не презираю тебя. Понимаешь, нам надо спешить, и наше дело требует силы. Мне думается, что твое место - с твоим народом. Ты ведь мудр, и ты целитель; а, быть может, вскоре здесь будет великая нужда и в мудрости, и в исцелении.
   Но эти слова, хоть и любезные, лишь еще сильнее обидели Брандира, и сказал он Хунтору:
   - Ступай, но без моего дозволения. Ибо на этом человеке лежит тень, и он погубит тебя.
   Турамбар торопился уйти; но когда он пришел к Ниниэли, попрощаться, она разрыдалась и вцепилась в него.
   - Не ходи, Турамбар, молю тебя! - твердила она. - Не бросай вызов тени, от которой ты бежал! Не надо, не надо, лучше беги снова, и возьми с собой меня, уведи меня, далеко, далеко!
   - Милая, милая Ниниэль, - ответил он, - нам с тобой некуда больше бежать. Мы окружены в этих землях. Даже если бы я решился бросить народ, что приютил нас, и ушел, мне пришлось бы увести тебя в бесприютную глушь, где ты погибла бы вместе с нашим ребенком. Отсюда до любой земли, что еще недоступна Тени, не меньше сотни лиг. Мужайся, Ниниэль. Я говорю тебе: ни тебя, ни меня не убьет ни этот Дракон, ни другой враг с Севера.
   Тогда Ниниэль перестала плакать и замолчала, но ее прощальный поцелуй был холодным.
   Потом Турамбар с Дорласом и Хунтором со всех ног пустились к Нен Кирит, и пришли туда, когда солнце уже клонилось к западу и тени удлинились; их ждали там последние двое разведчиков.
   - Ты как раз вовремя, господин, - сказали они. - Дракон все полз и полз; когда мы уходили, он уже добрался до Тейглина - его пламя полыхало над рекой. Он движется по ночам, так что до завтрашнего утра можно ожидать нападения.
   Турамбар посмотрел в сторону водопадов Келеброса и увидел заходящее солнце и струи черного дыма у реки.
   - Нельзя терять времени, - сказал он, - но вести эти хорошие. Я боялся, что он поползет в обход - если бы он отправился на север, к Перекрестьям и на старую дорогу в низине, все было бы потеряно. Но теперь он в каком-то порыве гордыни и злобы прет напролом.
   Но, говоря так, он помыслил про себя:
   - Или… Неужто столь злобная и жестокая тварь страшится Перекрестий, как жалкие орки? Хауд-эн-Эллет! Быть может, Финдуилас все еще стоит меж мной и моим роком?
   Он обернулся к своим товарищам и сказал:
   - Вот что нам надо сделать теперь. Нам придется немного подождать: в этом деле что слишком рано, что слишком поздно - все худо. Когда стемнеет, спустимся вниз, к Тейглину, и как можно осторожнее. Берегитесь! Глаурунг слышит не хуже, чем видит - заметь он нас, и все пропало. Если доберемся до реки незамеченными, надо спуститься в ущелье, перейти реку и подняться туда, где он поползет, когда двинется дальше.