- А как выглядит типично туристское место?
- Многокилометровая цепь «пансионатов» вдоль моря. Сначала полоса пляжа - лежбище котиков, потом «эспланада» - попросту говоря, бетонная набережная с кофейными, сувенирными, пляжными лавками, потом полоса гостиниц, и наконец - шумная проезжая дорога с грузовиками имотоциклами. Круглосуточная оглушающая музыка, макдоналдсы или их греческие собратья, пицца-хаты, бары, магазины с чудовищными сувенирами, 90 процентов которых изготовлено на Тайване, открытки, вазы, сандалии, пряности, губки, куклы, вино, бусы, золото, жареная картошка, проявка фотопленок, надувные круги для плавания, снова золото, снова вазы, визг, бетон, жара, теснота, автобусы, увозящие осатанелых туристов вон из этого ада. Все дорого, все не очень-то вкусно, все утомительно. Хорошо, если туристу повезло, и он попал в живописный городок, где хотя бы горы подступают к морю и где невозможно проложить трассу для грузовиков. Или если он живет на краю деревни. Но ведь некоторые равнодушные турбюро таких деталей не сообщают, не предупреждают, что ждет путешественника. А хорошо бы, чтобы предупреждали. Это им же выгоднее. Ведь я знаю многих, кто неудачно съездил в Грецию - неудачно! в Грецию! звучит немыслимо, - и больше не поедут. То есть жадное турбюро быстро хапнуло вашу денежку и сунуло вас куда попало, не заботясь ни о вашем, ни о своем будущем. А то, что человек весь отпуск чувствовал себя, как в подземном переходе на Павелецкой в июле, думают они, - так он перетопчется.
- Скажите, а пляжи платные?
- Пляжи бесплатные. Более того, в Греции существует закон, по которому вся прибрежная полоса - общественная. И это относится даже к частным островам. Скажем, у покойного Онассиса был собственный остров. Но любой человек мог на него высадиться и валяться на миллионерском песочке. Метра три, что ли, от кромки моря, - точно не помню, но на всех хватит. А вот за пользование зонтиками и лежаками надо платить. Это долларов пять. Иногда дешевле купить собственный раскладной зонтик и приносить с собой. А также легкую циновку - стоит она меньше доллара. Все это повсюду продается. Часто вдоль песчаной полосы растут тамариски. Это дерево, дающее чудесную легкую тень, под ним не обгоришь. Но они растут на песке, а если пляж галеч-ный, то там обычно голо. Если вы идете на пляж, надо взять с собой денег на зонтик и лежак. К вам подойдут, и вы заплатите. Берите квитанцию, потому что, бывает, подойдет жулик и соберет деньги раньше, чем настоящий сборщик… Если же вы сами - жулик и забрались на пляж, где зонтики бесплатно предоставлены прибрежной гостиницей, и валяетесь там, как будто так и надо, то это на ваше усмотрение. Еще надо взять денег на воду - доллар, два. (То есть, конечно, не доллар, а драхмы, долларов в Греции не берут. Это я для простоты счета.) Причем, если это не дикий пляж, то на нем обязательно будет продаваться ледяная и очень вкусная вода. Не стоит заранее покупать ее и приносить с собой: вода сейчас же нагреется. Больше ничего не надо, если вы не собираетесь пить кофе или обедать на берегу.
- А что, могут обжулить?
- В общем, как и повсюду, где много туристов. Например, вы даете бумажку в 5000 драхм (около 8 долларов), а вам дадут сдачи, как с 500. Или цену взвинтят, или блюдо приготовят спустя рукава: обрезков насуют. Хотя это уже не жульничество, а просто бывают же скобари и криворукие. Но это случается нечасто, хотя, может быть, просто со мной случалось нечасто, потому что я знаю, где надо есть, а где не надо.
- Так расскажите же, где надо, а где не надо.
- Здесь опять-таки работает общее правило: там, где туристы идут плотным косяком, кормят хуже и дороже. Из этого правила, конечно, есть существенные исключения, но тут уж места надо знать. Все кафе и рестораны европейского типа, с европейским меню, с преобладанием надписей по-английски, расположенные на шумных центральных улицах, скорее всего, предложат что-то очень средненькое (по греческим меркам, конечно, потому что греки так любят вкусно поесть и настолько знают толк в еде, что в Греции практически невозможно съесть дрянь). Все макдоналдсы и прочая механическая штамповка пищи - долой. Хотя в Греции и они, по рассказам (я туда из принципа - ни ногой), лучше, чем где-либо, потому что и мясо без химии, и овощи лучше, и даже пиво «Амстель», которое делается в Греции, вкуснее, чем повсюду, потому что делается на очень хорошей родниковой воде. Тем не менее не затем вы приехали, чтобы идти в Макдоналдс. Если вы хотите настоящего, надо идти в таверну. На ней так и написано: ТАВЕРНА, как по-русски, только, конечно, «Н» другое. Часто это ничем не приметное здание, ни витрины, ни блеска, просто глухая стена с деревянной дверью. Или - через окно видно - как заводская столовка, столы простые с клеенками, лампочки в бумажных колпаках. Вот туда вам и надо. Правило буравчика: иди туда, куда грек идет, не пожалеешь. Он же себе не враг, Биг Мак не съест. Идти на ужин надо часам к 8, а то и к 9 вечера, а днем таверны закрыты. Можно в 10. Отворив неприметную дверь, вы оказываетесь либо в этой самой столовке, либо в саду (что летом - отрада), либо в большом зале. В основном вокруг вас - греки, пришедшие семьями, с малыми детьми. Таверны дешевы, а дома еще готовить, возиться, покупать, посуду мыть! Вы можете заказать се* бе основное блюдо, но это неинтересно. Интереснее заказать пять-шесть-семь-восемь небольших блюд и все перепробовать. Десять, если на то попело. Двенадцать. Имеет смысл идти в таверну большой компанией, тогда вы закажете хоть все по списку, и всем достанется, и все попробуете. Невкусных блюд в таверне просто не бывает. Берут обычно так: салат «хориатико» один на всех (большая миска с огурцами, помидорами, луком, брынзой, маслинами, иногда зеленым перцем, все заправлено изумительным оливковым маслом). Жареную картошку горкой («пататес»). Хлеб - свежий, не из полиэтилена - принесут. Воду и домашнее вино, белое или красное (часто красным называют розовое). Вино в дой таверне свое, и оно исключительно дешево, но не всегда лучшего качества. Вино в бутылках - хорошее, но сильно дороже. Разливное вино меряется на «кило». Можно взять «полкило» вина - его принесут в металлическом сосуде, вроде кружки, и если не понравится - ну, попросите другое. Обычно белое разливное в тавернах бывает лучше красного, и оно подается холодным.Кто любит смолистый вкус - заказывает «рицину» (она дешевле пива). Дальше берут так: зеленый салат, вареную горьковатую траву («хорта», всюду своя), «дзадзики» (йогурт, свежий огурец, чеснок, травки), салат из баклажанов (растертых в белую пасту), «тарамасалата» (намазка из растертой икры и еще чего-то морского), «кефтедес» (котлетки), «псевдокефтедес» (те же котлетки, но ловко сделанные из овощей, не догадаешься), «фава» (особый растертый горох, с луком и чесноком), долма (понятно), кабачки и баклажаны, обжаренные в тесте, «гемиста» (фаршированные рисом овощи: помидоры, перец), фасоль в томате, всевозможные мясные тефтельки, поджарки, подливки, перечислять которые бессмысленно, потому что их множество и всюду их готовят по-разному. Изобильный обед с вином (залейся) обойдется в десять долларов. Можно взять и десерт, самый легкий - это фрукты, обычно есть и йогурт с медом и орехами, а для худых - баклава и кадаиф (та же баклава, но не пластинками, а как бы волосами). Кофе, конечно. Вечером в тавернах играет музыка, часто ходит средь столиков какой-нибудь давно безголосый старик с огнем в глазах и национальным инструментом в руках и играет вам прямо в ухо якобы национальные песни. Если вы их благосклонно выслушали - надо немного заплатить (300 драхм, то есть доллар), а если жалко - не поворачивайтесь к нему и не улыбайтесь приветливо. Делайте вид, что вы увлечены беседой - он отойдет. Можно сделать легкий жест рукой: мол, не надо. Другой раз, дескать. У таких стариков глаз - алмаз: приметив издалека, что вы русский, он подойдет услаждать ваш слух «Подмосковными вечерами» или «Вы-ходиланаберегкатюшей». Трогательно, но не стоит доллара.
В другой таверне названия могут быть те же, а вкус другой, так что интересно бывает экспериментировать. Иногда подходит к вам хозяин таверны, пожилой, с белыми усами времен русско-турецкой войны, не говорящий ни слова ни на одном языке, кроме родного. Он, видя ваше замешательство, сам скажет вам, что вы хотите съесть, и его выбору и количеству блюд можно довериться: он принесет самое вкусное, чтосегодня получилось, и ровно столько, чтобы вы, не объедаясь, были сыты до предела. Курочку как-то особо приготовленную, баранину с картошкой в горшочке, «стифа-ду» - мясо с таким особенным мелким перламутровым луком… В общем, таверна - это как дома, доверьтесь хозяевам. На чай оставьте 100-300 драхм, но если обслуживает сам хозяин, чаевых не оставляют.
Во многих городах, особенно на морском берегу, есть «псаротаверны», к собакам это не имеет никакого отношения, «псари» - это рыба. Рыба в Греции, как ни странно, много дороже мяса. Но и много вкуснее.
- Остановитесь, вы разошлись!..
- Нет уж, не остановлюсь.
- Я хочу есть!
- Я тоже. Так вот. Вся рыба - морская; пресноводную греки презирают. Названий по-русски я не знаю, да и они вам ничего не скажут, кроме главной - барабульки (по-гречески «барбуни»). Морская рыба - колючая, и - на картинках - со страшным, я бы сказала, рылом. Во многих тавернах (и ресторанчиках) на стене висят плакаты, изображающие этих рыб. Похожи на помесь ежа с барбосом. Например, «сар-гос» - ну кто это? Не знаю, но его надо есть. Готовят как правило на решетке, а когда подадут с пылу с жару, надо рыбу надрезать вдоль хребта и залить соусом, который в хорошем ресторане вам уже подали, - смесь оливкового масла с лимоном. Да! Забыла сказать, что любое блюдо поливают лимонным соком, можно даже жареную картошку. Долгий жизненный опыт показывает, что к этой рыбе надо попросить белого вина «Лак де Рош». Морской ветер, запах водорослей, клетчатые скатерти, бело-синие лодки в гавани - не уйдешь, а будешь приходить снова и снова. Помимо рыбы, конечно, разнообразные морские гады: кальмары, сепия, осьминоги, лангусты, моллюски. Все это очень вкусно, если прямо из моря. К сожалению, определить это туристу сложно: ведь вся морская живность лежит на льду, и сколько она на нем пролежала - два часа или два дня, - как узнаешь? В общем, опять работает правило буравчика: присматривайся к местным. Они знают, где рыба свежая, а где - для туристов. Между прочим, заказав рыбу, можнои даже нужно пойти с хозяином на кухню и там выбрать экземпляр, который вам приглянулся. Вы этим покажете, что вы знаток и уважаете кулинарию, себя, хозяина, да собственно и саму рыбу. Вы съедите не рыбу вообще, а вот эту самую Рыбу Иванну. И опять-таки, лучше избегать заведений с мягкими креслами, с гарсонами, хорошо говорящими по-английски. Если же у столиков стоят простые плетеные, «ван-гогов-ские» стулья, а хозяйка ни слова не знает по-иностранному, а в глубине кухни маячит маленькая бабушка, вся в черном, - она-то главный шеф-повар и есть, - смело садитесь и на языке жестов заказывайте все, что приглянулось. А после того, как вы попросите счет, вам всегда и всюду за счет заведения принесут еще либо по рюмочке раки (виноградная водка), либо тарелку черешен, либо пирожки.
- А есть рестораны, которые выглядят аутентичными, но которые надо во что бы то ни стало избегать?
- Те, где слишком хорошо говорят по-английски или немецки, те, где настойчиво зазывают: «к нам, к нам», и те, где висит большая вывеска, гласящая, что ресторан так необыкновенно хорош, что даже попал в путеводитель.
- Почему?
- Потому что либо вранье, либо попасть-то он попал, но с тех пор сбежал шеф, разорился хозяин, и ресторан перешел в другие руки, либо они развратились от такой непомерной славы, либо, наконец, ел там тупой дурак и ему понравилось. Все, как у него, у дурака, дома: из консервной банки, не пахнет, все на один вкус. Если вы совсем растерялись, сделайте так: просто погуляйте по городу, ведь часто столики стоят прямо на улицах. Вы идете между столиков. Поглядите искоса в тарелки: нравится? Пахнет вкусно? Так садитесь и заказывайте.
- Хорошо, я нанял машину, я объехал горы и побережье, я наелся и напился, а теперь я хочу на острова.
- Если вы начинаете путешествие из Афин, то вы едете в порт, в Пирей. Конечно, предварительно вы опять-таки изучите карту и путеводитель, а также проконсультируетесь в любом турбюро. Вы можете гае расставаться с машиной, если вы решилипоехать на Крит, на Родос, на Корфу (Кер-кира) - большие острова, где машина вам очень пригодится. Впрочем, на Корфу ездят не из Пирея, а доезжают до ближайшего к острову города на побережье и берут паром. Если вы собрались на Родос и Крит, можно взять машину с собой, а можно сдать ее и нанять на островах новую. Надо только помнить, что на островах машины стоят чуть дороже. Но и перевоз машины на пароме что-то стоит, может быть, долларов 20. Цены постоянно меняются, все вам скажут в турбюро. В целом получается так на так. Если же вы решили совершить однодневную поездку по островам и вечером вернуться в Афины, то машина не нужна. Пароход выйдет рано утром (часов в 8 или раньше), и за один день можно посмотреть три острова. На одном из них можно высадиться и побродить в ожидании обратного рейса. Очень хороший маршрут - на остров Идра. Вы там выйдете, и у вас будет три часа свободного времени. Успеете все посмотреть, пообедать и сесть на пароход. Идра - единственный остров, на котором запрещено автомобильное движение и нет ни одного нового здания. Зато там ездят на ослах, там полно котов, там белые старинные домики, крошечная, игрушечная гавань. Это модель любого острова в миниатюре. Есть другой маршрут, с ночевкой, на остров Миконос - нарядный, с городком, будто сложенным из сахарных кубиков, с ночной космополитической жизнью, с великолепными пляжами на все вкусы - есть пляжи нудистов, есть обычные. Очень туристское, но заманчивое место, дорогое. Есть поездка на Санторин (он же Тира, или Фира) - уникальный остров на спящем вулкане. Считается, что взрыв этого вулкана (полторы тысячи лет до нашей эры), сотрясший все Средиземное море, уничтоживший древние царства на Крите, пославший цунами вплоть до Египта, - что этот взрыв и породил миф об Атлантиде. На Санторине пляжи из вулканического песка - черные, зеленые… Все это - острова Эгейского моря, скалистые и розовые. А можно поехать на острова Адриатики - зеленые и голубые, поросшие лесами.
- Погодите, но как же разобраться вовсех этих маршрутах, если я не говорю по-гречески?
- Во всех турагентствах говорят по-английски, а часто вам встретится бывший соотечественник, и вы сможете объяснить, что вы хотите. Но с соотечественниками поосторожнее: начнется с приглашения в гости, в ресторан, угощения и так далее, а кончится предложением совместно украсть тыщу тонн цветных металлов или организовать на паях бордель с украинскими девушками.
- Ну а что вы посоветуете человеку, у которого нет денег на машину, на гостиницу, на рестораны, на цветные металлы, но который всю жизнь мечтал побывать в Греции? Студенту, искателю приключений, просто небогатому мечтателю?
- И это возможно. Надо собраться как в турпоход, взять с собой рюкзак, спальный мешок и флягу, хорошую обувь. Ведь Греция - первый и последний земной рай, земля, благосклонная к человеку, и недаром же боги неслышно носятся в ветре над ее скалами и заливами. От острова к острову - на кораблях, на палубе, под звездами, - так, кстати, ездят и многие простые греки: завернулся в теплый плащ, как во времена Одиссея, или в спальный мешок - и спишь, как счастливое дитя природы, под шум моря. Хлеб и вода стоят копейки, а в маленьких дешевых забегаловках за дол-лар-два можно купить горячего мяса, лепешек, жареной картошки или вкусного пирога со шпинатом или сыром. На пляжах или вообще на природе ночевать в принципе не разрешается, - но на многие километры вокруг нет ни одного человека, который вам об этом напомнил бы, - мало ли что не разрешается! Для грека, а стало быть, и для вас, свобода - понятие священное. Кому какое дело, где хочу, там и сплю! Куда хочу, туда и иду! И надо знать, помнить: в трех метрах от шоссе, за кустами, за колючками, за одиноким белым домиком у дороги, за дешевой и яркой туристской полосой прячется самая настоящая древняя Греция, пастушеская, земледельческая, гесио-довская. В начале октября в мягком и жарком воздухе с деревьев падают грецкие орехи, где-то журчит родник, и одинокая крестьянская фигурка, вся в черном, только чтосогбенно возившаяся в поле, вдруг машет тебе рукой и бежит к тебе со всех ног - это женщина торопится поднести тебе, усталому путнику, миску с пыльным и прозрачным черным виноградом: оттого, что идешь, оттого, что в пути, оттого, что неизвестно, найдешь ли кров, оттого, что все мы путники, скитальцы, гости в этом мире, оттого, что еда, вино и любовь - не грех перед Господом, а радость на пиру его, как сказал мне один старый мудрый грек, обернувшись и замешкавшись на пороге между земным раем и раем небесным.
1999
Небесный град Иерусалим Горит сквозь холод и лед, И вот он стоит вокруг нас, И ждет нас, И ждет нас…
Борис Гребенщиков
Туристу интересно все понемногу, паломнику - только те святыни, ради которых он снялся с места и отправился в свой долгий путь. Турист подвержен настроениям. Паломник слышит зов.
Турист то рассеян, то восхищен, смотрит «смутно и зорко», его капризы зависят от погоды и самочувствия. Вчера он бегалпо крутым каменным улочкам, натаптывал себе мозоли в музеях, отснял кучу пленок: «Галочка, лицо немножко в сторону, - у тебя тень под носом… Фонтан заслоняешь…» Сегодня он валяется в номере и никуда идти не хочет, ну разве что, может быть, в ресторан: сепия в собственных чернилах, седло барашка с маринованными кумкватами, бомбошки с помпошками. Может себе позволить. А может и расхотеть.
Паломник обязан пройти, проползти, доковылять, дотянуться. Мозоли его - медали его; дорожная пыль - как почетная мантия. Чужие идолы, прочь с дороги! Маршрут паломника прочерчен горящей линией, огненным пунктиром во мраке, он не выбирает, он не колеблется, он точно знает, куда идет и зачем, он точно знает, что будет ошеломлен, что он возрыдает и возликует, что неприметные для туриста вещи - гладкий камень, шершавый ствол дерева, песчаная отмель, поворот дороги, ветки, полощущие листья в мутной речке, силуэт горы в дожде, проблеск в тучах - все это исполнено смысла и волнения* все это говорит, зовет, смотрит, пронзает и ослепляет.
Турист говорит: «Ну, слава Богу, отметились…», «А чего туда ходить - там такие же развалины, как всюду».
Паломник не может быть разочарован: отродясь не бывало такого, чтобы паломнику святыня не понравилась.
Но это в теории, а на практике человек обычно и сам не знает, кто он - турист или паломник.
Море
Святая Земля в апреле, в предпасхаль-ные дни, шумит и блестит на солнце шелково-зеленой травой - невероятного, райского оттенка. Кажется, так будет всегда; кажется, что весь видимый мир ходит и зыблется зелеными волнами на ветру, но вот поворот, - мелькнуло, - и нету. Наша машина бежит между гор, - и весь мир становится круглыми пустынными горами хлебно-желтоватого цвета, которые тянутся, тянутся и никогда не кончатся. Опускаем стекло, ветер пахнет камнем и пустотой. По склонам - редкие, серо-зе-леные клубки жесткой растительности, далеко в ложбине - синий драный шатер бедуина. Это - Иудейские горы, где-то дальше - Иудейская пустыня, где бродил Христос: «И был Иисус там сорок дней, искушаемый Сатаною, и был со зверями». Даже из машины слышно, какая тишина снаружи. Правда, непрерывно и громко говорит Эдик, нанятый за 200 шекелей вместе с машиной. Или же наоборот: машина нанята вместе с Эдиком. Нам сказали, что Эдик - прекрасный проводник, очень опытный, все знает. Он взялся отвезти нас к Мертвому морю, и в Кумран, и дальше, и до всюду, докуда хватит света, времени, бензина и сил.
Теперь Эдик мучает нас непрерывной болтовней и понуканиями. Он приехал к нам в гостиницу с утра и сразу начал попрекать нас, что мы еще пьем кофе. Видим мы его первый раз в жизни.
- Ну. Долго вы будете копаться? Вы всегда так? Ведь договорились в десять. Меня же ж люди ждут. Вы с Харькова? Нет? Почему? Из Москвы? Вы Володю знаете?
- Эдик, может быть, вы хотите кофе? Завтрак?
- Собственно, я только что от стола, но даром почему не покушать, - живо откликнулся Эдик. - Всегда надо даром кушать.
Мы сидели и терпеливо ждали, пока Эдик покушает. Потом он провел нас к своей машине, которая уже была набита битком. В машине были: приятель Эдика с навечно разочарованным выражением лица, сынишка приятеля Эдика, две сумки приятеля Эдика с торчащими бадминтонными ракетками, свертки с едой и бутылки с водой. Пока Эдик кушал, вода нагрелась, приятель истомился, а сынишка взмок и спал, открыв рот.
- Я Миша, - уныло шепнул приятель.
- А это ваш сын?
- Десятый, - вздохнул Миша. - Ну что Черномырдин? Сняли?
- Вы там сзади как-нибудь, - распорядился Эдик.
Теперь он говорит беспрерывно, называя, как Адам, все предметы, встречающиеся на нашем пути.- Это - горы, - говорит он. - Горы. Видите? - горы. Мы сейчас едем на восток через горы. Над горами - небо. Небо видите? Смотрите направо. Голову пригните. Видите, там небо? Вон верблюд. Это верблюд. Вон бедуины. Грязь от них. Вот дорога поворачивает. Мы едем через пустынные горы.
- Провинция, - ворчит Миша. - Разве это страна? Это же провинция!
Вдруг Эдик притормаживает.
- Так. Выйдите и сфотографируйтесь.
- Зачем?
- Так надо. Видите - отметка: уровень моря. Сейчас поедем ниже уровня. Выходите.
Мы покорно выходим и фотографируемся. Сынишка приятеля Миши проснулся и хочет пить. Мы поим сынишку. Дорога бежит дальше, дальше, поворачивая среди серо-желтых камней, горных куполов, бесплодных разломов, пустых и древних, необитаемых от сотворения мира. Вдруг все кончается, обрывается разом; открывается простор, машина поворачивает направо, в мертвые, каменные, слюдяным, соляным блеском посверкивающие пустыни. Солнце слепит, соль блестит, налево впереди - тяжелая, серебристая синева Мертвого моря, направо - розовато-песочные обрывы скал, тишина и красота. Пустыня разворачивается, раскручивается навстречу, как библейский свиток, чистая, прокаленная солнечным жаром, просвистанная ветром. На востоке мутно синеют Моавские горы, там - другая страна. Где-то там, чуть севернее, там, где течет Иордан, показывают рукой на ту, на другую, на синюю, на Моавскую сторону: там остановился Моисей и увидел с горы страну обещанную, страну обетованную, желтую, соляную, серебряно блестящую на свету, зеленую, цветущую, усыпанную по весне кровавыми маками, звездчатыми анемонами, страну, текущую млеком и медом, такую близкую и такую недоступную: перейти Иордан ему было не дано. Где-то там могила Моисея; ее тоже показывают рукой: вон там. Нет, вон там. Нет, не там, а там.
Как это было, как он стоял там? Как он опирался на посох руками, усыпанными старческой гречкой, как сыпался щебеньиз-под узловатых, натруженных ног, как ветер шевелил выцветшую рвань его одежд? Как смотрел он за реку, - может быть, подслеповато щурясь розовыми старчески слезящимися глазами, мутноватыми от катаракты?.. О чем думал в этот последний день: дошел?.. Довел?.. Все сбылось?
- Что вы думаете про Кириенко? - мрачно спрашивает Миша.
- Вот эта вода - это море, - говорит Эдик, - смотрите вперед на море. Зачем смотрите назад? - смотрите вперед. Видите? Вода. Вот волны.
- Мы видим.
- Нет, вы смотрите, что такое? Вы море видели? Смотрите на море!
Сынишка хочет есть. Мы кормим сынишку. Эдик останавливает машину.
- Вылезайте.
- Зачем?
- Фотографироваться будете.
- Но мы не хотим фотографироваться.
- Что значит: не хотим? Надо. Здесь все фотографируются. Это соляные столбы. Жена этого… ну, в общем.
У обочины дороги - небольшие каменные столбы, желтовато-серые, как и все вокруг. Они густо изгвазданы международными граффити, ржавого цвета надписями, сделанными то ли баллончиком, то ли кистью.
- Почему не вылезаете? Это жена этого… Содома, - настаивает Эдик. - Не хотите? Ну только потом без претензий! Смотрите направо. Это бананы. У вас в Москве есть бананы? Вы можете кушать бананы?
- Это разве страна? Это захолустье, - жалуется Миша. - Что вы думаете: здесь кому-нибудь нужно ваше образование?
Мы ничего не думаем, мы хотим тишины. Мы хотим долго, вечно ехать в тишине между Мертвым морем и мертвыми горами, цвета верблюжьей шерсти, цвета ржавчины, цвета чайной розы, цвета полыни. Промелькнул оазис с банановой рощицей, и снова - солнечная соль, светлый ветер, медленные волны моря, дымка, вечно висящая над водами. Ни рыб, ни рачков, ни морской травки нет в этом море, а стало быть, нет и птиц. Далеко-далеко на юг уходит сверкание странной, бесплодной во-ды, серебрится, сливается с небом, молчит. Это не синие, веселые воды Средиземного моря, с чайками, дельфинами, рыбацкими баркасами, ярко-желтыми сетями, сохнущими на пристанях, утренним уловом, ртутью пляшущим в корзине. Здесь нечего ловить и не о чем петь, это другое. Здесь не живут, не сеют, не пашут, не жарят, не парят, не рожают, не хлопают утренними ставнями, не перекликаются через двор. Сюда приходят, чтобы расслышать иные голоса; здесь Сатана расстилает перед праведником фата-моргану, мерцающую пыль, призрачную парчу земных царств с их неисчислимым богатством; здесь Бог говорит из тучи, из колючего куста, из камня, и грозит, и требует отречения, и смеется, и проклинает, и, ненасытный, требует любви.
- Вы купальник не забыли? - спрашивает Эдик. - Советую входить в воду задом, а то поскользнетесь. Такая полезная вода, лечит любую паршу. Двадцать минут в воде, но больше не советую. Держаться будете как пробка. В этой воде, имейте в виду, можно читать газету! Вы взяли с собой газету?
- Многокилометровая цепь «пансионатов» вдоль моря. Сначала полоса пляжа - лежбище котиков, потом «эспланада» - попросту говоря, бетонная набережная с кофейными, сувенирными, пляжными лавками, потом полоса гостиниц, и наконец - шумная проезжая дорога с грузовиками имотоциклами. Круглосуточная оглушающая музыка, макдоналдсы или их греческие собратья, пицца-хаты, бары, магазины с чудовищными сувенирами, 90 процентов которых изготовлено на Тайване, открытки, вазы, сандалии, пряности, губки, куклы, вино, бусы, золото, жареная картошка, проявка фотопленок, надувные круги для плавания, снова золото, снова вазы, визг, бетон, жара, теснота, автобусы, увозящие осатанелых туристов вон из этого ада. Все дорого, все не очень-то вкусно, все утомительно. Хорошо, если туристу повезло, и он попал в живописный городок, где хотя бы горы подступают к морю и где невозможно проложить трассу для грузовиков. Или если он живет на краю деревни. Но ведь некоторые равнодушные турбюро таких деталей не сообщают, не предупреждают, что ждет путешественника. А хорошо бы, чтобы предупреждали. Это им же выгоднее. Ведь я знаю многих, кто неудачно съездил в Грецию - неудачно! в Грецию! звучит немыслимо, - и больше не поедут. То есть жадное турбюро быстро хапнуло вашу денежку и сунуло вас куда попало, не заботясь ни о вашем, ни о своем будущем. А то, что человек весь отпуск чувствовал себя, как в подземном переходе на Павелецкой в июле, думают они, - так он перетопчется.
- Скажите, а пляжи платные?
- Пляжи бесплатные. Более того, в Греции существует закон, по которому вся прибрежная полоса - общественная. И это относится даже к частным островам. Скажем, у покойного Онассиса был собственный остров. Но любой человек мог на него высадиться и валяться на миллионерском песочке. Метра три, что ли, от кромки моря, - точно не помню, но на всех хватит. А вот за пользование зонтиками и лежаками надо платить. Это долларов пять. Иногда дешевле купить собственный раскладной зонтик и приносить с собой. А также легкую циновку - стоит она меньше доллара. Все это повсюду продается. Часто вдоль песчаной полосы растут тамариски. Это дерево, дающее чудесную легкую тень, под ним не обгоришь. Но они растут на песке, а если пляж галеч-ный, то там обычно голо. Если вы идете на пляж, надо взять с собой денег на зонтик и лежак. К вам подойдут, и вы заплатите. Берите квитанцию, потому что, бывает, подойдет жулик и соберет деньги раньше, чем настоящий сборщик… Если же вы сами - жулик и забрались на пляж, где зонтики бесплатно предоставлены прибрежной гостиницей, и валяетесь там, как будто так и надо, то это на ваше усмотрение. Еще надо взять денег на воду - доллар, два. (То есть, конечно, не доллар, а драхмы, долларов в Греции не берут. Это я для простоты счета.) Причем, если это не дикий пляж, то на нем обязательно будет продаваться ледяная и очень вкусная вода. Не стоит заранее покупать ее и приносить с собой: вода сейчас же нагреется. Больше ничего не надо, если вы не собираетесь пить кофе или обедать на берегу.
- А что, могут обжулить?
- В общем, как и повсюду, где много туристов. Например, вы даете бумажку в 5000 драхм (около 8 долларов), а вам дадут сдачи, как с 500. Или цену взвинтят, или блюдо приготовят спустя рукава: обрезков насуют. Хотя это уже не жульничество, а просто бывают же скобари и криворукие. Но это случается нечасто, хотя, может быть, просто со мной случалось нечасто, потому что я знаю, где надо есть, а где не надо.
- Так расскажите же, где надо, а где не надо.
- Здесь опять-таки работает общее правило: там, где туристы идут плотным косяком, кормят хуже и дороже. Из этого правила, конечно, есть существенные исключения, но тут уж места надо знать. Все кафе и рестораны европейского типа, с европейским меню, с преобладанием надписей по-английски, расположенные на шумных центральных улицах, скорее всего, предложат что-то очень средненькое (по греческим меркам, конечно, потому что греки так любят вкусно поесть и настолько знают толк в еде, что в Греции практически невозможно съесть дрянь). Все макдоналдсы и прочая механическая штамповка пищи - долой. Хотя в Греции и они, по рассказам (я туда из принципа - ни ногой), лучше, чем где-либо, потому что и мясо без химии, и овощи лучше, и даже пиво «Амстель», которое делается в Греции, вкуснее, чем повсюду, потому что делается на очень хорошей родниковой воде. Тем не менее не затем вы приехали, чтобы идти в Макдоналдс. Если вы хотите настоящего, надо идти в таверну. На ней так и написано: ТАВЕРНА, как по-русски, только, конечно, «Н» другое. Часто это ничем не приметное здание, ни витрины, ни блеска, просто глухая стена с деревянной дверью. Или - через окно видно - как заводская столовка, столы простые с клеенками, лампочки в бумажных колпаках. Вот туда вам и надо. Правило буравчика: иди туда, куда грек идет, не пожалеешь. Он же себе не враг, Биг Мак не съест. Идти на ужин надо часам к 8, а то и к 9 вечера, а днем таверны закрыты. Можно в 10. Отворив неприметную дверь, вы оказываетесь либо в этой самой столовке, либо в саду (что летом - отрада), либо в большом зале. В основном вокруг вас - греки, пришедшие семьями, с малыми детьми. Таверны дешевы, а дома еще готовить, возиться, покупать, посуду мыть! Вы можете заказать се* бе основное блюдо, но это неинтересно. Интереснее заказать пять-шесть-семь-восемь небольших блюд и все перепробовать. Десять, если на то попело. Двенадцать. Имеет смысл идти в таверну большой компанией, тогда вы закажете хоть все по списку, и всем достанется, и все попробуете. Невкусных блюд в таверне просто не бывает. Берут обычно так: салат «хориатико» один на всех (большая миска с огурцами, помидорами, луком, брынзой, маслинами, иногда зеленым перцем, все заправлено изумительным оливковым маслом). Жареную картошку горкой («пататес»). Хлеб - свежий, не из полиэтилена - принесут. Воду и домашнее вино, белое или красное (часто красным называют розовое). Вино в дой таверне свое, и оно исключительно дешево, но не всегда лучшего качества. Вино в бутылках - хорошее, но сильно дороже. Разливное вино меряется на «кило». Можно взять «полкило» вина - его принесут в металлическом сосуде, вроде кружки, и если не понравится - ну, попросите другое. Обычно белое разливное в тавернах бывает лучше красного, и оно подается холодным.Кто любит смолистый вкус - заказывает «рицину» (она дешевле пива). Дальше берут так: зеленый салат, вареную горьковатую траву («хорта», всюду своя), «дзадзики» (йогурт, свежий огурец, чеснок, травки), салат из баклажанов (растертых в белую пасту), «тарамасалата» (намазка из растертой икры и еще чего-то морского), «кефтедес» (котлетки), «псевдокефтедес» (те же котлетки, но ловко сделанные из овощей, не догадаешься), «фава» (особый растертый горох, с луком и чесноком), долма (понятно), кабачки и баклажаны, обжаренные в тесте, «гемиста» (фаршированные рисом овощи: помидоры, перец), фасоль в томате, всевозможные мясные тефтельки, поджарки, подливки, перечислять которые бессмысленно, потому что их множество и всюду их готовят по-разному. Изобильный обед с вином (залейся) обойдется в десять долларов. Можно взять и десерт, самый легкий - это фрукты, обычно есть и йогурт с медом и орехами, а для худых - баклава и кадаиф (та же баклава, но не пластинками, а как бы волосами). Кофе, конечно. Вечером в тавернах играет музыка, часто ходит средь столиков какой-нибудь давно безголосый старик с огнем в глазах и национальным инструментом в руках и играет вам прямо в ухо якобы национальные песни. Если вы их благосклонно выслушали - надо немного заплатить (300 драхм, то есть доллар), а если жалко - не поворачивайтесь к нему и не улыбайтесь приветливо. Делайте вид, что вы увлечены беседой - он отойдет. Можно сделать легкий жест рукой: мол, не надо. Другой раз, дескать. У таких стариков глаз - алмаз: приметив издалека, что вы русский, он подойдет услаждать ваш слух «Подмосковными вечерами» или «Вы-ходиланаберегкатюшей». Трогательно, но не стоит доллара.
В другой таверне названия могут быть те же, а вкус другой, так что интересно бывает экспериментировать. Иногда подходит к вам хозяин таверны, пожилой, с белыми усами времен русско-турецкой войны, не говорящий ни слова ни на одном языке, кроме родного. Он, видя ваше замешательство, сам скажет вам, что вы хотите съесть, и его выбору и количеству блюд можно довериться: он принесет самое вкусное, чтосегодня получилось, и ровно столько, чтобы вы, не объедаясь, были сыты до предела. Курочку как-то особо приготовленную, баранину с картошкой в горшочке, «стифа-ду» - мясо с таким особенным мелким перламутровым луком… В общем, таверна - это как дома, доверьтесь хозяевам. На чай оставьте 100-300 драхм, но если обслуживает сам хозяин, чаевых не оставляют.
Во многих городах, особенно на морском берегу, есть «псаротаверны», к собакам это не имеет никакого отношения, «псари» - это рыба. Рыба в Греции, как ни странно, много дороже мяса. Но и много вкуснее.
- Остановитесь, вы разошлись!..
- Нет уж, не остановлюсь.
- Я хочу есть!
- Я тоже. Так вот. Вся рыба - морская; пресноводную греки презирают. Названий по-русски я не знаю, да и они вам ничего не скажут, кроме главной - барабульки (по-гречески «барбуни»). Морская рыба - колючая, и - на картинках - со страшным, я бы сказала, рылом. Во многих тавернах (и ресторанчиках) на стене висят плакаты, изображающие этих рыб. Похожи на помесь ежа с барбосом. Например, «сар-гос» - ну кто это? Не знаю, но его надо есть. Готовят как правило на решетке, а когда подадут с пылу с жару, надо рыбу надрезать вдоль хребта и залить соусом, который в хорошем ресторане вам уже подали, - смесь оливкового масла с лимоном. Да! Забыла сказать, что любое блюдо поливают лимонным соком, можно даже жареную картошку. Долгий жизненный опыт показывает, что к этой рыбе надо попросить белого вина «Лак де Рош». Морской ветер, запах водорослей, клетчатые скатерти, бело-синие лодки в гавани - не уйдешь, а будешь приходить снова и снова. Помимо рыбы, конечно, разнообразные морские гады: кальмары, сепия, осьминоги, лангусты, моллюски. Все это очень вкусно, если прямо из моря. К сожалению, определить это туристу сложно: ведь вся морская живность лежит на льду, и сколько она на нем пролежала - два часа или два дня, - как узнаешь? В общем, опять работает правило буравчика: присматривайся к местным. Они знают, где рыба свежая, а где - для туристов. Между прочим, заказав рыбу, можнои даже нужно пойти с хозяином на кухню и там выбрать экземпляр, который вам приглянулся. Вы этим покажете, что вы знаток и уважаете кулинарию, себя, хозяина, да собственно и саму рыбу. Вы съедите не рыбу вообще, а вот эту самую Рыбу Иванну. И опять-таки, лучше избегать заведений с мягкими креслами, с гарсонами, хорошо говорящими по-английски. Если же у столиков стоят простые плетеные, «ван-гогов-ские» стулья, а хозяйка ни слова не знает по-иностранному, а в глубине кухни маячит маленькая бабушка, вся в черном, - она-то главный шеф-повар и есть, - смело садитесь и на языке жестов заказывайте все, что приглянулось. А после того, как вы попросите счет, вам всегда и всюду за счет заведения принесут еще либо по рюмочке раки (виноградная водка), либо тарелку черешен, либо пирожки.
- А есть рестораны, которые выглядят аутентичными, но которые надо во что бы то ни стало избегать?
- Те, где слишком хорошо говорят по-английски или немецки, те, где настойчиво зазывают: «к нам, к нам», и те, где висит большая вывеска, гласящая, что ресторан так необыкновенно хорош, что даже попал в путеводитель.
- Почему?
- Потому что либо вранье, либо попасть-то он попал, но с тех пор сбежал шеф, разорился хозяин, и ресторан перешел в другие руки, либо они развратились от такой непомерной славы, либо, наконец, ел там тупой дурак и ему понравилось. Все, как у него, у дурака, дома: из консервной банки, не пахнет, все на один вкус. Если вы совсем растерялись, сделайте так: просто погуляйте по городу, ведь часто столики стоят прямо на улицах. Вы идете между столиков. Поглядите искоса в тарелки: нравится? Пахнет вкусно? Так садитесь и заказывайте.
- Хорошо, я нанял машину, я объехал горы и побережье, я наелся и напился, а теперь я хочу на острова.
- Если вы начинаете путешествие из Афин, то вы едете в порт, в Пирей. Конечно, предварительно вы опять-таки изучите карту и путеводитель, а также проконсультируетесь в любом турбюро. Вы можете гае расставаться с машиной, если вы решилипоехать на Крит, на Родос, на Корфу (Кер-кира) - большие острова, где машина вам очень пригодится. Впрочем, на Корфу ездят не из Пирея, а доезжают до ближайшего к острову города на побережье и берут паром. Если вы собрались на Родос и Крит, можно взять машину с собой, а можно сдать ее и нанять на островах новую. Надо только помнить, что на островах машины стоят чуть дороже. Но и перевоз машины на пароме что-то стоит, может быть, долларов 20. Цены постоянно меняются, все вам скажут в турбюро. В целом получается так на так. Если же вы решили совершить однодневную поездку по островам и вечером вернуться в Афины, то машина не нужна. Пароход выйдет рано утром (часов в 8 или раньше), и за один день можно посмотреть три острова. На одном из них можно высадиться и побродить в ожидании обратного рейса. Очень хороший маршрут - на остров Идра. Вы там выйдете, и у вас будет три часа свободного времени. Успеете все посмотреть, пообедать и сесть на пароход. Идра - единственный остров, на котором запрещено автомобильное движение и нет ни одного нового здания. Зато там ездят на ослах, там полно котов, там белые старинные домики, крошечная, игрушечная гавань. Это модель любого острова в миниатюре. Есть другой маршрут, с ночевкой, на остров Миконос - нарядный, с городком, будто сложенным из сахарных кубиков, с ночной космополитической жизнью, с великолепными пляжами на все вкусы - есть пляжи нудистов, есть обычные. Очень туристское, но заманчивое место, дорогое. Есть поездка на Санторин (он же Тира, или Фира) - уникальный остров на спящем вулкане. Считается, что взрыв этого вулкана (полторы тысячи лет до нашей эры), сотрясший все Средиземное море, уничтоживший древние царства на Крите, пославший цунами вплоть до Египта, - что этот взрыв и породил миф об Атлантиде. На Санторине пляжи из вулканического песка - черные, зеленые… Все это - острова Эгейского моря, скалистые и розовые. А можно поехать на острова Адриатики - зеленые и голубые, поросшие лесами.
- Погодите, но как же разобраться вовсех этих маршрутах, если я не говорю по-гречески?
- Во всех турагентствах говорят по-английски, а часто вам встретится бывший соотечественник, и вы сможете объяснить, что вы хотите. Но с соотечественниками поосторожнее: начнется с приглашения в гости, в ресторан, угощения и так далее, а кончится предложением совместно украсть тыщу тонн цветных металлов или организовать на паях бордель с украинскими девушками.
- Ну а что вы посоветуете человеку, у которого нет денег на машину, на гостиницу, на рестораны, на цветные металлы, но который всю жизнь мечтал побывать в Греции? Студенту, искателю приключений, просто небогатому мечтателю?
- И это возможно. Надо собраться как в турпоход, взять с собой рюкзак, спальный мешок и флягу, хорошую обувь. Ведь Греция - первый и последний земной рай, земля, благосклонная к человеку, и недаром же боги неслышно носятся в ветре над ее скалами и заливами. От острова к острову - на кораблях, на палубе, под звездами, - так, кстати, ездят и многие простые греки: завернулся в теплый плащ, как во времена Одиссея, или в спальный мешок - и спишь, как счастливое дитя природы, под шум моря. Хлеб и вода стоят копейки, а в маленьких дешевых забегаловках за дол-лар-два можно купить горячего мяса, лепешек, жареной картошки или вкусного пирога со шпинатом или сыром. На пляжах или вообще на природе ночевать в принципе не разрешается, - но на многие километры вокруг нет ни одного человека, который вам об этом напомнил бы, - мало ли что не разрешается! Для грека, а стало быть, и для вас, свобода - понятие священное. Кому какое дело, где хочу, там и сплю! Куда хочу, туда и иду! И надо знать, помнить: в трех метрах от шоссе, за кустами, за колючками, за одиноким белым домиком у дороги, за дешевой и яркой туристской полосой прячется самая настоящая древняя Греция, пастушеская, земледельческая, гесио-довская. В начале октября в мягком и жарком воздухе с деревьев падают грецкие орехи, где-то журчит родник, и одинокая крестьянская фигурка, вся в черном, только чтосогбенно возившаяся в поле, вдруг машет тебе рукой и бежит к тебе со всех ног - это женщина торопится поднести тебе, усталому путнику, миску с пыльным и прозрачным черным виноградом: оттого, что идешь, оттого, что в пути, оттого, что неизвестно, найдешь ли кров, оттого, что все мы путники, скитальцы, гости в этом мире, оттого, что еда, вино и любовь - не грех перед Господом, а радость на пиру его, как сказал мне один старый мудрый грек, обернувшись и замешкавшись на пороге между земным раем и раем небесным.
1999
.
ТУРИСТЫ И ПАЛОМНИКИ
Небесный град Иерусалим Горит сквозь холод и лед, И вот он стоит вокруг нас, И ждет нас, И ждет нас…
Борис Гребенщиков
Туристу интересно все понемногу, паломнику - только те святыни, ради которых он снялся с места и отправился в свой долгий путь. Турист подвержен настроениям. Паломник слышит зов.
Турист то рассеян, то восхищен, смотрит «смутно и зорко», его капризы зависят от погоды и самочувствия. Вчера он бегалпо крутым каменным улочкам, натаптывал себе мозоли в музеях, отснял кучу пленок: «Галочка, лицо немножко в сторону, - у тебя тень под носом… Фонтан заслоняешь…» Сегодня он валяется в номере и никуда идти не хочет, ну разве что, может быть, в ресторан: сепия в собственных чернилах, седло барашка с маринованными кумкватами, бомбошки с помпошками. Может себе позволить. А может и расхотеть.
Паломник обязан пройти, проползти, доковылять, дотянуться. Мозоли его - медали его; дорожная пыль - как почетная мантия. Чужие идолы, прочь с дороги! Маршрут паломника прочерчен горящей линией, огненным пунктиром во мраке, он не выбирает, он не колеблется, он точно знает, куда идет и зачем, он точно знает, что будет ошеломлен, что он возрыдает и возликует, что неприметные для туриста вещи - гладкий камень, шершавый ствол дерева, песчаная отмель, поворот дороги, ветки, полощущие листья в мутной речке, силуэт горы в дожде, проблеск в тучах - все это исполнено смысла и волнения* все это говорит, зовет, смотрит, пронзает и ослепляет.
Турист говорит: «Ну, слава Богу, отметились…», «А чего туда ходить - там такие же развалины, как всюду».
Паломник не может быть разочарован: отродясь не бывало такого, чтобы паломнику святыня не понравилась.
Но это в теории, а на практике человек обычно и сам не знает, кто он - турист или паломник.
Море
Святая Земля в апреле, в предпасхаль-ные дни, шумит и блестит на солнце шелково-зеленой травой - невероятного, райского оттенка. Кажется, так будет всегда; кажется, что весь видимый мир ходит и зыблется зелеными волнами на ветру, но вот поворот, - мелькнуло, - и нету. Наша машина бежит между гор, - и весь мир становится круглыми пустынными горами хлебно-желтоватого цвета, которые тянутся, тянутся и никогда не кончатся. Опускаем стекло, ветер пахнет камнем и пустотой. По склонам - редкие, серо-зе-леные клубки жесткой растительности, далеко в ложбине - синий драный шатер бедуина. Это - Иудейские горы, где-то дальше - Иудейская пустыня, где бродил Христос: «И был Иисус там сорок дней, искушаемый Сатаною, и был со зверями». Даже из машины слышно, какая тишина снаружи. Правда, непрерывно и громко говорит Эдик, нанятый за 200 шекелей вместе с машиной. Или же наоборот: машина нанята вместе с Эдиком. Нам сказали, что Эдик - прекрасный проводник, очень опытный, все знает. Он взялся отвезти нас к Мертвому морю, и в Кумран, и дальше, и до всюду, докуда хватит света, времени, бензина и сил.
Теперь Эдик мучает нас непрерывной болтовней и понуканиями. Он приехал к нам в гостиницу с утра и сразу начал попрекать нас, что мы еще пьем кофе. Видим мы его первый раз в жизни.
- Ну. Долго вы будете копаться? Вы всегда так? Ведь договорились в десять. Меня же ж люди ждут. Вы с Харькова? Нет? Почему? Из Москвы? Вы Володю знаете?
- Эдик, может быть, вы хотите кофе? Завтрак?
- Собственно, я только что от стола, но даром почему не покушать, - живо откликнулся Эдик. - Всегда надо даром кушать.
Мы сидели и терпеливо ждали, пока Эдик покушает. Потом он провел нас к своей машине, которая уже была набита битком. В машине были: приятель Эдика с навечно разочарованным выражением лица, сынишка приятеля Эдика, две сумки приятеля Эдика с торчащими бадминтонными ракетками, свертки с едой и бутылки с водой. Пока Эдик кушал, вода нагрелась, приятель истомился, а сынишка взмок и спал, открыв рот.
- Я Миша, - уныло шепнул приятель.
- А это ваш сын?
- Десятый, - вздохнул Миша. - Ну что Черномырдин? Сняли?
- Вы там сзади как-нибудь, - распорядился Эдик.
Теперь он говорит беспрерывно, называя, как Адам, все предметы, встречающиеся на нашем пути.- Это - горы, - говорит он. - Горы. Видите? - горы. Мы сейчас едем на восток через горы. Над горами - небо. Небо видите? Смотрите направо. Голову пригните. Видите, там небо? Вон верблюд. Это верблюд. Вон бедуины. Грязь от них. Вот дорога поворачивает. Мы едем через пустынные горы.
- Провинция, - ворчит Миша. - Разве это страна? Это же провинция!
Вдруг Эдик притормаживает.
- Так. Выйдите и сфотографируйтесь.
- Зачем?
- Так надо. Видите - отметка: уровень моря. Сейчас поедем ниже уровня. Выходите.
Мы покорно выходим и фотографируемся. Сынишка приятеля Миши проснулся и хочет пить. Мы поим сынишку. Дорога бежит дальше, дальше, поворачивая среди серо-желтых камней, горных куполов, бесплодных разломов, пустых и древних, необитаемых от сотворения мира. Вдруг все кончается, обрывается разом; открывается простор, машина поворачивает направо, в мертвые, каменные, слюдяным, соляным блеском посверкивающие пустыни. Солнце слепит, соль блестит, налево впереди - тяжелая, серебристая синева Мертвого моря, направо - розовато-песочные обрывы скал, тишина и красота. Пустыня разворачивается, раскручивается навстречу, как библейский свиток, чистая, прокаленная солнечным жаром, просвистанная ветром. На востоке мутно синеют Моавские горы, там - другая страна. Где-то там, чуть севернее, там, где течет Иордан, показывают рукой на ту, на другую, на синюю, на Моавскую сторону: там остановился Моисей и увидел с горы страну обещанную, страну обетованную, желтую, соляную, серебряно блестящую на свету, зеленую, цветущую, усыпанную по весне кровавыми маками, звездчатыми анемонами, страну, текущую млеком и медом, такую близкую и такую недоступную: перейти Иордан ему было не дано. Где-то там могила Моисея; ее тоже показывают рукой: вон там. Нет, вон там. Нет, не там, а там.
Как это было, как он стоял там? Как он опирался на посох руками, усыпанными старческой гречкой, как сыпался щебеньиз-под узловатых, натруженных ног, как ветер шевелил выцветшую рвань его одежд? Как смотрел он за реку, - может быть, подслеповато щурясь розовыми старчески слезящимися глазами, мутноватыми от катаракты?.. О чем думал в этот последний день: дошел?.. Довел?.. Все сбылось?
- Что вы думаете про Кириенко? - мрачно спрашивает Миша.
- Вот эта вода - это море, - говорит Эдик, - смотрите вперед на море. Зачем смотрите назад? - смотрите вперед. Видите? Вода. Вот волны.
- Мы видим.
- Нет, вы смотрите, что такое? Вы море видели? Смотрите на море!
Сынишка хочет есть. Мы кормим сынишку. Эдик останавливает машину.
- Вылезайте.
- Зачем?
- Фотографироваться будете.
- Но мы не хотим фотографироваться.
- Что значит: не хотим? Надо. Здесь все фотографируются. Это соляные столбы. Жена этого… ну, в общем.
У обочины дороги - небольшие каменные столбы, желтовато-серые, как и все вокруг. Они густо изгвазданы международными граффити, ржавого цвета надписями, сделанными то ли баллончиком, то ли кистью.
- Почему не вылезаете? Это жена этого… Содома, - настаивает Эдик. - Не хотите? Ну только потом без претензий! Смотрите направо. Это бананы. У вас в Москве есть бананы? Вы можете кушать бананы?
- Это разве страна? Это захолустье, - жалуется Миша. - Что вы думаете: здесь кому-нибудь нужно ваше образование?
Мы ничего не думаем, мы хотим тишины. Мы хотим долго, вечно ехать в тишине между Мертвым морем и мертвыми горами, цвета верблюжьей шерсти, цвета ржавчины, цвета чайной розы, цвета полыни. Промелькнул оазис с банановой рощицей, и снова - солнечная соль, светлый ветер, медленные волны моря, дымка, вечно висящая над водами. Ни рыб, ни рачков, ни морской травки нет в этом море, а стало быть, нет и птиц. Далеко-далеко на юг уходит сверкание странной, бесплодной во-ды, серебрится, сливается с небом, молчит. Это не синие, веселые воды Средиземного моря, с чайками, дельфинами, рыбацкими баркасами, ярко-желтыми сетями, сохнущими на пристанях, утренним уловом, ртутью пляшущим в корзине. Здесь нечего ловить и не о чем петь, это другое. Здесь не живут, не сеют, не пашут, не жарят, не парят, не рожают, не хлопают утренними ставнями, не перекликаются через двор. Сюда приходят, чтобы расслышать иные голоса; здесь Сатана расстилает перед праведником фата-моргану, мерцающую пыль, призрачную парчу земных царств с их неисчислимым богатством; здесь Бог говорит из тучи, из колючего куста, из камня, и грозит, и требует отречения, и смеется, и проклинает, и, ненасытный, требует любви.
- Вы купальник не забыли? - спрашивает Эдик. - Советую входить в воду задом, а то поскользнетесь. Такая полезная вода, лечит любую паршу. Двадцать минут в воде, но больше не советую. Держаться будете как пробка. В этой воде, имейте в виду, можно читать газету! Вы взяли с собой газету?