Заросший мужик - ему свирепо:
- А сожрут-то они сколько нашего на один доллар?
Мясо из моей груди выедают...
Бывший дьякон: - Без закуски пьем... Кирпичом, что ян, закусывать? Ребята, закуски хотим...
- Закуски! - заорал губастый парень. И заросший мужик - опять: - Мы за свои права с кольями пойдем, - погодите...
Рабочий, - весь багровый от напряжения, с раздутой шеей:
- Какие твои права? - кулацкие, дремучие... Товарищи, мы не даем человеку жить в свинстве, - правильно... Мы его силой вытаскиваем...
- Сила-аи? - выл заросший мужик.
- Кулак вас на дно тянет, в рабство, в свинство... Что ж вы - социализм за пол-литра водки хотите продать?..
- Ребята, - крикнул Бахвалов, держась на периферии тревожно гудевшей толпы, - в буфете не одни американцы... Наши, русские, с ними жрут, пьют...
Раздались гневные восклицания. Губастый парень - чуть не плача:
- Русские... сволочи...
Дьяконов бас: - Предательство...
Хренов с другой стороны толпы:
- Едят наше мясо, пьют наше вино... Россию пропивают...
- Бей русских в буфете! - завопил губастый парень.
- Провокация! - надсаживался рабочий. - Товарищи, здесь нашептывают,..
Огромная ручища бывшего дьякона взяла его за горло: - Ты за кого - за них али за нас? - Ну-ка - скажи...
- Бей его в первую голову! - заорал заросший мужик...
Толпа надвинулась. Голоса: - Коммунар! Часы с цепочкой на нем!
-Цепной кобель!
В это время, оттолкнув одного, другого, около рабочего оказался колхозник (в сетке), мускулы угрожающее, лицо весьма решительное:
- Ну-ка, - сказал, - кому жить надоело?
Произошло некоторое замешательство, крикуны попятились. Рабочий вскочил на ящик: - Товарищи, вам водку раздают, вам нашёптывают, здесь готовится кошмарное преступление... Вас хотят использовать как слепое оружие...
...Из трапа на верхней палубе появился Ливеровский, оглянулся, топнул ногой:
- Да где же вы? Черт!
- Я здесь,- плаксиво отозвалась Шура... (Стояла на корме, прижавшись к наружной стене рубки.) - Трясусь, трясусь, господи...
- Портфель?
- Тише вы, господи. Нате...
Ливеровский выхватил у нее портфель:
- Не открывали? - Ломая ногти, отомкнул замочек, засунул руку внутрь. Пошарил. Вытащил лист бумаги. - Что такое? - Подскочил к электрической лампочке, где крутилась ночная мошкара. - Чистый лист бумаги? (Перевернул.) Ага... Так и думал... Подписано-Гусев. (Торопливо читает:) "Этот портфель был положен в моей каюте около раскрытого окна и через ручку привязан ниткой к кровати, концы нитки запечатаны в присутствии двух свидетелей. Таким образом, господин вице-консул, кража этого портфеля - ваша первая очень серьезная улика. Портфель, как видите, пуст. Шах королю. Гусев".
Ливеровский протянул портфель Шуре:
- Вы-дура: нельзя было рвать нитку; положите портфель на место.
Шура поняла одно: обругали. Вытаращилась, обиделась:
- Я извиняюсь, между нами ничего еще не было, и вы уже ругаетесь...
- Портфель на место, сама-в каюту, и -молчать как рыба!..
Он кинулся к окну миссис Ребус. Шура схватила его за рукав:
- Насчет заграницы... Как же, слушайте?
- Задушу и выкину за борт... Спасайся... Бегом... Жест его настолько был выразителен, что Шура молча замахала рукой, пустилась бежать,.. Ливеровский стукнул в окно миссис Ребус: - Алло... Что с негром?
Жалюзи сейчас же отодвинулись. Каюта была освещена. Негр неловко сидел на стуле, - голова запрокинута, лицо закрыто ватой.
- Ликвидировали? - прошептал Ливеровский.
Эсфирь высунулась, - жадно вдыхая ночной ветер. Ладонями потерла виски, провела по глазам, приводя лицо в порядок...
- Что - убит?
- Нет, - сказала Эсфирь хриповато. - Хлороформ...
- Напрасно было... Оригинал рукописи он передал профессору, а копия у Гусева.
- Скоро вы кончите с ними?
- Жду, - через несколько минут будет перекат, - мелкое место... Нужно, чтобы Хренов и Бахвалов могли все-таки спастись вплавь... Значит, негра брать живым не хотите?
- Он этого не хочет.
- Та-ак...
Эсфирь - с мрачной яростью: - Повторилась забавная история с прекрасным Иосифом! (Она покосилась на завалившееся на стуле тело Хопкинсона.) О глупец... О мерзавец... Я сделала все, что в женских силах... - Почти нежно: - Нулу-Нулу должен умереть...
- Пока держите его под наркозом... Когда начнется суматоха, выкинем его в воду, не так тяжел.
- А если нам помешают?
- Тогда вы его разбудите... Вас-то он не выдаст... Влюблен же со всеми африканскими страстями...
Как от пощечины, Эсфирь вытянулась, носик - все вытянулось у нее:
- Кто вам дал смелость так разговаривать со мной?!
Короткими свистками пароход стал вызывать на нос матроса- промерить глубину. Долетел голос: "Есть наметка"...
- Это перекат, - Ливеровский отскочил от окна. - Готовьтесь, миссис Эсфирь... Бегу вниз...
В буфете цыганки пили вино и гладили по щекам профессора Родионова. Цыган с профессионально-загадочной улыбкой, склонясь над гитарой, перебирал струны.
Педоти спал за столом. Мистер Лимм, тараща глаза, слушал Хиврина:
- Понимаешь, мистер, у меня странный психоз: одновременно я люблю пять женщин, куда там - больше. Так, я пошел к доктору...
Лимм, едва ворочая языком: - Что же тебе сказал доктор?
- Доктор сказал: валяйте... Чудак какой-то... А ты знаешь - как меня любят в Эсесер? Как-то за ужином один нэпман в экстазе вынул вставной глаз и по - дарил мне: больше, говорит, у меня ничего не осталось...
- Я с ума сойду в этой стране, - с большим трудом выговорил Лимм.
Профессор вдруг вскочил, потянул за собой одну из цыганок, глядя не на нее, а куда-то в неопределенность расширенными глазами:
- Понял! Я понял Нину, я понял себя! Человека надо заслужить! Чем заслужить? - ты спросишь, цыганка... Интенсивным половым влечением, ответили вы... Бррр... Нет... Неутомимым желанием стать вместе с этим человеком более совершенным, более совершенным орудием творчества... Любить ее трудовые руки, любить ее светлый ум... Пусти, я должен ей сказать это... Впрочем, я ничего не скажу... Пой, пой мне, степная красавица... Под твои песни плакали великие поэты... Я нашел путь к человеку!
Цыган перебрал струны, махнул грифом гитары, цыганка повела плечами, запела диким низким голосом... В буфет вбежал Гусев:
- Все - наверх! - крикнул он резко. - Тащите американцев, не медлите ни минуты!.. Кончай бузу!..
Раздались короткие свистки парохода, вызывающие матроса с наметкой на нос. И сейчас же послышалось приближение толпы. Гусев оторвал профессора от цыганки и, толкая к выходу:
- Спасай рукопись, спасай жизнь!..
Первыми в буфет ворвались взлохмаченный мужик, бывший дьякон, губастый парень и двое-трое пьяных... В глубине мелькнули настороженные лица Хренова и Бахвалова... Нападавшие бросились молча... Зазвенело стекло...
Командный голос Хренова: - Этих двоих... Бей!
На плечах Гусева повисло двое. Он пошатнулся. Профессор исчез в свалке. Слышались грузные удары кулаков, сопение. Полетели бутылки со столов, Хиврин в панике полез на стойку:
- Я же враг, враг... В бога верю!
Враз завизжали цыганки так страшно, будто обеим всадили по сапожному ножу в живот. Через прилавок перемахнул Ливеровский и заслонил собой американцев; на лице, напряженном и страшном, застыла улыбка игрока, поставившего на карту все... Захрипел голос заросшего мужика:
- Дай вдарю, дай вдарю...
Клубок тел, машущих кулаков выкатился из буфета и с двух сторон в свалку кинулись с ножами Хренов и Бахвалов. Грохнул выстрел, другой. Вся куча тел исчезла в темноте за ящиками.
Лимм и Педоти, готовые сдаться, помахивали носовыми платками. Лицо Ливеровского при каждом выстреле искажалось мучительной гримасой... Сквозь зубы:
- Сволочь! - и, нагнув голову, кинулся из буфетной туда, где все громче раздавались удары, вскрики.
- Неужели началось? - вопил Хиврин...
...Куча дерущихся прокатилась по узкому переходу четвертого класса; повсюду мелькали испуганные лица пассажиров. Набатно звонил колокол. Пароход давал тревожные свистки. Из-за ящиков метнулось со взъерошенными усами лицо капитана; оно кричало:
- Воду, воду! Давай!
Рабочий и колхозник подтаскивали пожарную шлангу.
Защелкала струя воды. Из клубка дерущихся как пробка выскочил Гусев, вскарабкался на кучу ящиков, за ним - со вспухшими лицами - Хренов и Бахвалов... В секунду все трое исчезли по ту сторону ящиков. Ливеровский с поднятыми руками закричал:
- Уйдет!
...В широкий пролет нижней палубы виднелась ночная синева, на воде с далекой сумеречной полоской берега лежала, будто вдавливая воду, чешуйчатая полоса лунного света. От прибрежной тени быстро двигались два огонька; черный силуэт какого-то суденышка пересек лунную дорогу.
В пролете сумасшедшим прыжком появился профессор; он был без пиджака, кое-что осталось от рубашки и панталон. Видимо, он лишь на долю секунды опередил преследователей. Шарахнулся, приник к откидным перилам, пролепетал что-то вроде:
- Пиджак... Рукопись... Кошмар... Расстрел... - Затем, увидев выдвинувшихся из-за обоих углов пролета Хренова и Бахвалова (в странном лунном освещении они, казалось, замерли перед прыжком), по-заячьи крикнул: Нина! - и, агонийно болтнув штиблетами, перекинулся через перила. Плеснула вода. Хренов и Бахвалов подскочили к перилам, перегнулись: - Готов.
- Раков кормить.
- Как же с Гусевым?
- Какое там, - беги!
Оба торопливо стали сбрасывать опорки, лишнюю одежду.
...Трещали ступеньки. На верхнюю палубу, залитую лунным светом, выскочил Ливеровский и, схватившись за столбик палубного перекрытия, круто повернул в противоположную сторону. Присел за спинку кресла.
Тотчас же вихрем вылетел снизу по трапу Гусев, так же придерживаясь за столбик, повернул и увидел Ливеровского:
- Сдавайся... Мат!
Ливеровский из-за кресла глядел на его руки. Гусев был без оружия, - он поднялся и, учитывая малейшее движение, кивком указал на столик сбоку окна миссис Ребус:
- Сядем.
Оба не сводя глаз друг с друга, сели, положили локти на стол. Ливеровский:
- Никаких улик.
- Первая, - медленно проскрипел Гусев, - кража портфеля.
- Вторую в припадке клептомании, у меня свидетельство от врача.
- Вторая: похищение шифрованной рукописи из пиджака у профессора во время свалки.
- Рукопись в Волге.
- Врешь, вице-консул.
- Обыщите.
- Третья: похищение у меня из кармана штанов копии этой рукописи.
- В Волге.
- Четвертая: ваши сообщники - Хренов и Бахвалов.
- Липа: у них другие фамилии.
- Они раздавали водку, агитировали, подняли бунт и пытались запороть ножами меня и профессора.
- И так далее, - нетерпеливо перебил Ливеровский,- но они уже на берегу в надежном месте или утонули.
- Посмотрим, - Гусев усмехнулся. Ливеровский чуть сдвинул брови: Что-нибудь, чего я не знаю?
- Да... Кстати, я угадал и час и место, - именно этот перекат, - где вы перейдете в наступление... (Ливеровский, нахмурился.)- Улика пятая: убийство негра. (У Ливеровского отвалилась челюсть; с трудом подобрал ее, покашлял:) - Извиняюсь... вы что-нибудь путаете...
-Правда, нам удалось предупредить преступление в последнюю минуту. Негр жив.?! И вы осмеливаетесь обвинять меня...
- Обвиняю вас и миссис Эефирь Ребус, сестру известного Ребуса, главы шпионского агентства Ребус, которому северо-американские, канадские и аргентинские аграрии поручили добыть Хопкинсона живым или мертвым вместе с его замечательным открытием...
- Хотя бы и так! - Ливеровский выдернул из кармана револьвер, но и у Гусева тотчас же оказался в руке автоматический пистолет. Направив дуло в дуло - они глядели друг другу в глаза.
- Стрелять будете? - спросил Ливеровский.
- Обязательно.
- Ответом на это последует запрещение ввоза в Мигуэлла-де-ля-Перца вашего проклятого демпинга, - Ваша республика не откажется от наших папирос из-за такой мелочи... Вы идеалист... Но, чтобы не создавать лишнего конфликта, считайте себя живым. Убирайте пушку.
Оба медленно опустили оружие, сунули в карманы.
Ливеровский повысил голос:
- Покушение на негра - чистейшая провокация... Вы можете убедиться, - он премило проводит время с миссис Ребус... (Постучал в жалюзи.) Миссис Ребус, вы оба еще не спите? Алло?
Жалюзи отодвинулись, и в окно высунулся по пояс, облокотился о подоконник Парфенов, - вместо парусиновой блузы на нем был воешшй френч со снаряжением.
- Ай-ай-ай, - сказал он Ливеровскому, - ну и заграничные гости... Ай-ай-ай... Когда перестанете гадить?
- Кто он такой? - закричал Ливеровский. Гусев сказал: :- Начальник речной охраны Средневолжского края и мой начальник.
- Ай-ай-ай, - Парфенов качал головой, - напрасно только людей подводите, господин вице-консул... Все равно мы ваши карты раскроем, воровать вам не дадим... Зря деньги кидаете, получаете конфуз. Торговали бы честно...
- Где миссис Ребус?
- Временно в моей каюте. Уворованные вами рукопись и копия оказались у дамочки под подушкой. Неудобно. А Хшкинсона вы, сукины дети, чуть не угробили. Так нанюхался хлороформу, слышите -мычит в капитанской каюте.
Рысью мимо пробежал капитан. К пароходу подчаливал катер речной охраны. Парфенов исчез в окошке. Палуба осветилась.
- Сдались? - спросил Гусев.
Ливеровский бешено топнул желтым башмаком. Парфенов вышел на палубу, нагнулся вниз к катеру:
- Ну что? Выловили всех троих? А? Давайте их наверх.
Зыбкой походочкой появилась Шура, прижимала руки к груди, хрустела пальцами... Робко ныряла головой то в сторону Гусева, то Парфенова.
Парфенов ей:
- Айай-ай... Вот и верно, что глупость - хуже воровства.
- Знаете, уж чего-чего, - Шура сразу осмелела, - а за советскую власть... И надо же... (На Ливерайского)... Этот серый альфонс меня попутал...
Пo тралу поднялись Хренов, Бахвалов и профессор. С них ручьями текла вода. Сзади - охрана. Шура всплеснула руками, кинулась к профессору:
- Валька, на кого ты похож!
Профессор поднял палец:
- Я вас не знаю, гражданка Шура... (И Парфенову:) Я потерял данное мне на хранение счастье целого народа. Судите, меня...
- успокойся, товарищ, - сказал Парфенов...
В эту минуту, как зверь из клетки, от стола к борту пролетел Ливеровcкий и в упор стал стрелять в Хренова и Бахвaeва. Но курок револьвера только щелкал осечками.
Гусев:
- Брось, вице-консул, патроны же я вынул из твоей пушки.
1931
ПРИМЕЧАНИЯ
ТОЛСТОЙ Алексей Николаевич (1882-1945) родился в Саратовской губернии. Отец - граф Н. А. Толстой. Мать - урожденная А. Л. Тургенева, детская писательница (А. Бостром). Окончил Самарское реальное училище. Занимался в Петербургском технологическом институте. В 1907г. издает первый стихотворный сборник, за которым вскоре появляются другие книги. С 1909 г. по 1912 г. прозаические произведения о noместном дворянстве - 'Заволжье", "Две жизни", "Хромой барин"), многие трактуются в духе острой сатиры, многогранного дарования, Писатель обладал недюжинным дарованием Пародиста.
Необычайные похождения на волжском пароходе.- Впервые: альм. "Недра", кн. 20: М., 1931. Текст дается по Поли. собр. соч. в 15-ти Томах, т.?. М., 1948.
- А сожрут-то они сколько нашего на один доллар?
Мясо из моей груди выедают...
Бывший дьякон: - Без закуски пьем... Кирпичом, что ян, закусывать? Ребята, закуски хотим...
- Закуски! - заорал губастый парень. И заросший мужик - опять: - Мы за свои права с кольями пойдем, - погодите...
Рабочий, - весь багровый от напряжения, с раздутой шеей:
- Какие твои права? - кулацкие, дремучие... Товарищи, мы не даем человеку жить в свинстве, - правильно... Мы его силой вытаскиваем...
- Сила-аи? - выл заросший мужик.
- Кулак вас на дно тянет, в рабство, в свинство... Что ж вы - социализм за пол-литра водки хотите продать?..
- Ребята, - крикнул Бахвалов, держась на периферии тревожно гудевшей толпы, - в буфете не одни американцы... Наши, русские, с ними жрут, пьют...
Раздались гневные восклицания. Губастый парень - чуть не плача:
- Русские... сволочи...
Дьяконов бас: - Предательство...
Хренов с другой стороны толпы:
- Едят наше мясо, пьют наше вино... Россию пропивают...
- Бей русских в буфете! - завопил губастый парень.
- Провокация! - надсаживался рабочий. - Товарищи, здесь нашептывают,..
Огромная ручища бывшего дьякона взяла его за горло: - Ты за кого - за них али за нас? - Ну-ка - скажи...
- Бей его в первую голову! - заорал заросший мужик...
Толпа надвинулась. Голоса: - Коммунар! Часы с цепочкой на нем!
-Цепной кобель!
В это время, оттолкнув одного, другого, около рабочего оказался колхозник (в сетке), мускулы угрожающее, лицо весьма решительное:
- Ну-ка, - сказал, - кому жить надоело?
Произошло некоторое замешательство, крикуны попятились. Рабочий вскочил на ящик: - Товарищи, вам водку раздают, вам нашёптывают, здесь готовится кошмарное преступление... Вас хотят использовать как слепое оружие...
...Из трапа на верхней палубе появился Ливеровский, оглянулся, топнул ногой:
- Да где же вы? Черт!
- Я здесь,- плаксиво отозвалась Шура... (Стояла на корме, прижавшись к наружной стене рубки.) - Трясусь, трясусь, господи...
- Портфель?
- Тише вы, господи. Нате...
Ливеровский выхватил у нее портфель:
- Не открывали? - Ломая ногти, отомкнул замочек, засунул руку внутрь. Пошарил. Вытащил лист бумаги. - Что такое? - Подскочил к электрической лампочке, где крутилась ночная мошкара. - Чистый лист бумаги? (Перевернул.) Ага... Так и думал... Подписано-Гусев. (Торопливо читает:) "Этот портфель был положен в моей каюте около раскрытого окна и через ручку привязан ниткой к кровати, концы нитки запечатаны в присутствии двух свидетелей. Таким образом, господин вице-консул, кража этого портфеля - ваша первая очень серьезная улика. Портфель, как видите, пуст. Шах королю. Гусев".
Ливеровский протянул портфель Шуре:
- Вы-дура: нельзя было рвать нитку; положите портфель на место.
Шура поняла одно: обругали. Вытаращилась, обиделась:
- Я извиняюсь, между нами ничего еще не было, и вы уже ругаетесь...
- Портфель на место, сама-в каюту, и -молчать как рыба!..
Он кинулся к окну миссис Ребус. Шура схватила его за рукав:
- Насчет заграницы... Как же, слушайте?
- Задушу и выкину за борт... Спасайся... Бегом... Жест его настолько был выразителен, что Шура молча замахала рукой, пустилась бежать,.. Ливеровский стукнул в окно миссис Ребус: - Алло... Что с негром?
Жалюзи сейчас же отодвинулись. Каюта была освещена. Негр неловко сидел на стуле, - голова запрокинута, лицо закрыто ватой.
- Ликвидировали? - прошептал Ливеровский.
Эсфирь высунулась, - жадно вдыхая ночной ветер. Ладонями потерла виски, провела по глазам, приводя лицо в порядок...
- Что - убит?
- Нет, - сказала Эсфирь хриповато. - Хлороформ...
- Напрасно было... Оригинал рукописи он передал профессору, а копия у Гусева.
- Скоро вы кончите с ними?
- Жду, - через несколько минут будет перекат, - мелкое место... Нужно, чтобы Хренов и Бахвалов могли все-таки спастись вплавь... Значит, негра брать живым не хотите?
- Он этого не хочет.
- Та-ак...
Эсфирь - с мрачной яростью: - Повторилась забавная история с прекрасным Иосифом! (Она покосилась на завалившееся на стуле тело Хопкинсона.) О глупец... О мерзавец... Я сделала все, что в женских силах... - Почти нежно: - Нулу-Нулу должен умереть...
- Пока держите его под наркозом... Когда начнется суматоха, выкинем его в воду, не так тяжел.
- А если нам помешают?
- Тогда вы его разбудите... Вас-то он не выдаст... Влюблен же со всеми африканскими страстями...
Как от пощечины, Эсфирь вытянулась, носик - все вытянулось у нее:
- Кто вам дал смелость так разговаривать со мной?!
Короткими свистками пароход стал вызывать на нос матроса- промерить глубину. Долетел голос: "Есть наметка"...
- Это перекат, - Ливеровский отскочил от окна. - Готовьтесь, миссис Эсфирь... Бегу вниз...
В буфете цыганки пили вино и гладили по щекам профессора Родионова. Цыган с профессионально-загадочной улыбкой, склонясь над гитарой, перебирал струны.
Педоти спал за столом. Мистер Лимм, тараща глаза, слушал Хиврина:
- Понимаешь, мистер, у меня странный психоз: одновременно я люблю пять женщин, куда там - больше. Так, я пошел к доктору...
Лимм, едва ворочая языком: - Что же тебе сказал доктор?
- Доктор сказал: валяйте... Чудак какой-то... А ты знаешь - как меня любят в Эсесер? Как-то за ужином один нэпман в экстазе вынул вставной глаз и по - дарил мне: больше, говорит, у меня ничего не осталось...
- Я с ума сойду в этой стране, - с большим трудом выговорил Лимм.
Профессор вдруг вскочил, потянул за собой одну из цыганок, глядя не на нее, а куда-то в неопределенность расширенными глазами:
- Понял! Я понял Нину, я понял себя! Человека надо заслужить! Чем заслужить? - ты спросишь, цыганка... Интенсивным половым влечением, ответили вы... Бррр... Нет... Неутомимым желанием стать вместе с этим человеком более совершенным, более совершенным орудием творчества... Любить ее трудовые руки, любить ее светлый ум... Пусти, я должен ей сказать это... Впрочем, я ничего не скажу... Пой, пой мне, степная красавица... Под твои песни плакали великие поэты... Я нашел путь к человеку!
Цыган перебрал струны, махнул грифом гитары, цыганка повела плечами, запела диким низким голосом... В буфет вбежал Гусев:
- Все - наверх! - крикнул он резко. - Тащите американцев, не медлите ни минуты!.. Кончай бузу!..
Раздались короткие свистки парохода, вызывающие матроса с наметкой на нос. И сейчас же послышалось приближение толпы. Гусев оторвал профессора от цыганки и, толкая к выходу:
- Спасай рукопись, спасай жизнь!..
Первыми в буфет ворвались взлохмаченный мужик, бывший дьякон, губастый парень и двое-трое пьяных... В глубине мелькнули настороженные лица Хренова и Бахвалова... Нападавшие бросились молча... Зазвенело стекло...
Командный голос Хренова: - Этих двоих... Бей!
На плечах Гусева повисло двое. Он пошатнулся. Профессор исчез в свалке. Слышались грузные удары кулаков, сопение. Полетели бутылки со столов, Хиврин в панике полез на стойку:
- Я же враг, враг... В бога верю!
Враз завизжали цыганки так страшно, будто обеим всадили по сапожному ножу в живот. Через прилавок перемахнул Ливеровский и заслонил собой американцев; на лице, напряженном и страшном, застыла улыбка игрока, поставившего на карту все... Захрипел голос заросшего мужика:
- Дай вдарю, дай вдарю...
Клубок тел, машущих кулаков выкатился из буфета и с двух сторон в свалку кинулись с ножами Хренов и Бахвалов. Грохнул выстрел, другой. Вся куча тел исчезла в темноте за ящиками.
Лимм и Педоти, готовые сдаться, помахивали носовыми платками. Лицо Ливеровского при каждом выстреле искажалось мучительной гримасой... Сквозь зубы:
- Сволочь! - и, нагнув голову, кинулся из буфетной туда, где все громче раздавались удары, вскрики.
- Неужели началось? - вопил Хиврин...
...Куча дерущихся прокатилась по узкому переходу четвертого класса; повсюду мелькали испуганные лица пассажиров. Набатно звонил колокол. Пароход давал тревожные свистки. Из-за ящиков метнулось со взъерошенными усами лицо капитана; оно кричало:
- Воду, воду! Давай!
Рабочий и колхозник подтаскивали пожарную шлангу.
Защелкала струя воды. Из клубка дерущихся как пробка выскочил Гусев, вскарабкался на кучу ящиков, за ним - со вспухшими лицами - Хренов и Бахвалов... В секунду все трое исчезли по ту сторону ящиков. Ливеровский с поднятыми руками закричал:
- Уйдет!
...В широкий пролет нижней палубы виднелась ночная синева, на воде с далекой сумеречной полоской берега лежала, будто вдавливая воду, чешуйчатая полоса лунного света. От прибрежной тени быстро двигались два огонька; черный силуэт какого-то суденышка пересек лунную дорогу.
В пролете сумасшедшим прыжком появился профессор; он был без пиджака, кое-что осталось от рубашки и панталон. Видимо, он лишь на долю секунды опередил преследователей. Шарахнулся, приник к откидным перилам, пролепетал что-то вроде:
- Пиджак... Рукопись... Кошмар... Расстрел... - Затем, увидев выдвинувшихся из-за обоих углов пролета Хренова и Бахвалова (в странном лунном освещении они, казалось, замерли перед прыжком), по-заячьи крикнул: Нина! - и, агонийно болтнув штиблетами, перекинулся через перила. Плеснула вода. Хренов и Бахвалов подскочили к перилам, перегнулись: - Готов.
- Раков кормить.
- Как же с Гусевым?
- Какое там, - беги!
Оба торопливо стали сбрасывать опорки, лишнюю одежду.
...Трещали ступеньки. На верхнюю палубу, залитую лунным светом, выскочил Ливеровский и, схватившись за столбик палубного перекрытия, круто повернул в противоположную сторону. Присел за спинку кресла.
Тотчас же вихрем вылетел снизу по трапу Гусев, так же придерживаясь за столбик, повернул и увидел Ливеровского:
- Сдавайся... Мат!
Ливеровский из-за кресла глядел на его руки. Гусев был без оружия, - он поднялся и, учитывая малейшее движение, кивком указал на столик сбоку окна миссис Ребус:
- Сядем.
Оба не сводя глаз друг с друга, сели, положили локти на стол. Ливеровский:
- Никаких улик.
- Первая, - медленно проскрипел Гусев, - кража портфеля.
- Вторую в припадке клептомании, у меня свидетельство от врача.
- Вторая: похищение шифрованной рукописи из пиджака у профессора во время свалки.
- Рукопись в Волге.
- Врешь, вице-консул.
- Обыщите.
- Третья: похищение у меня из кармана штанов копии этой рукописи.
- В Волге.
- Четвертая: ваши сообщники - Хренов и Бахвалов.
- Липа: у них другие фамилии.
- Они раздавали водку, агитировали, подняли бунт и пытались запороть ножами меня и профессора.
- И так далее, - нетерпеливо перебил Ливеровский,- но они уже на берегу в надежном месте или утонули.
- Посмотрим, - Гусев усмехнулся. Ливеровский чуть сдвинул брови: Что-нибудь, чего я не знаю?
- Да... Кстати, я угадал и час и место, - именно этот перекат, - где вы перейдете в наступление... (Ливеровский, нахмурился.)- Улика пятая: убийство негра. (У Ливеровского отвалилась челюсть; с трудом подобрал ее, покашлял:) - Извиняюсь... вы что-нибудь путаете...
-Правда, нам удалось предупредить преступление в последнюю минуту. Негр жив.?! И вы осмеливаетесь обвинять меня...
- Обвиняю вас и миссис Эефирь Ребус, сестру известного Ребуса, главы шпионского агентства Ребус, которому северо-американские, канадские и аргентинские аграрии поручили добыть Хопкинсона живым или мертвым вместе с его замечательным открытием...
- Хотя бы и так! - Ливеровский выдернул из кармана револьвер, но и у Гусева тотчас же оказался в руке автоматический пистолет. Направив дуло в дуло - они глядели друг другу в глаза.
- Стрелять будете? - спросил Ливеровский.
- Обязательно.
- Ответом на это последует запрещение ввоза в Мигуэлла-де-ля-Перца вашего проклятого демпинга, - Ваша республика не откажется от наших папирос из-за такой мелочи... Вы идеалист... Но, чтобы не создавать лишнего конфликта, считайте себя живым. Убирайте пушку.
Оба медленно опустили оружие, сунули в карманы.
Ливеровский повысил голос:
- Покушение на негра - чистейшая провокация... Вы можете убедиться, - он премило проводит время с миссис Ребус... (Постучал в жалюзи.) Миссис Ребус, вы оба еще не спите? Алло?
Жалюзи отодвинулись, и в окно высунулся по пояс, облокотился о подоконник Парфенов, - вместо парусиновой блузы на нем был воешшй френч со снаряжением.
- Ай-ай-ай, - сказал он Ливеровскому, - ну и заграничные гости... Ай-ай-ай... Когда перестанете гадить?
- Кто он такой? - закричал Ливеровский. Гусев сказал: :- Начальник речной охраны Средневолжского края и мой начальник.
- Ай-ай-ай, - Парфенов качал головой, - напрасно только людей подводите, господин вице-консул... Все равно мы ваши карты раскроем, воровать вам не дадим... Зря деньги кидаете, получаете конфуз. Торговали бы честно...
- Где миссис Ребус?
- Временно в моей каюте. Уворованные вами рукопись и копия оказались у дамочки под подушкой. Неудобно. А Хшкинсона вы, сукины дети, чуть не угробили. Так нанюхался хлороформу, слышите -мычит в капитанской каюте.
Рысью мимо пробежал капитан. К пароходу подчаливал катер речной охраны. Парфенов исчез в окошке. Палуба осветилась.
- Сдались? - спросил Гусев.
Ливеровский бешено топнул желтым башмаком. Парфенов вышел на палубу, нагнулся вниз к катеру:
- Ну что? Выловили всех троих? А? Давайте их наверх.
Зыбкой походочкой появилась Шура, прижимала руки к груди, хрустела пальцами... Робко ныряла головой то в сторону Гусева, то Парфенова.
Парфенов ей:
- Айай-ай... Вот и верно, что глупость - хуже воровства.
- Знаете, уж чего-чего, - Шура сразу осмелела, - а за советскую власть... И надо же... (На Ливерайского)... Этот серый альфонс меня попутал...
Пo тралу поднялись Хренов, Бахвалов и профессор. С них ручьями текла вода. Сзади - охрана. Шура всплеснула руками, кинулась к профессору:
- Валька, на кого ты похож!
Профессор поднял палец:
- Я вас не знаю, гражданка Шура... (И Парфенову:) Я потерял данное мне на хранение счастье целого народа. Судите, меня...
- успокойся, товарищ, - сказал Парфенов...
В эту минуту, как зверь из клетки, от стола к борту пролетел Ливеровcкий и в упор стал стрелять в Хренова и Бахвaeва. Но курок револьвера только щелкал осечками.
Гусев:
- Брось, вице-консул, патроны же я вынул из твоей пушки.
1931
ПРИМЕЧАНИЯ
ТОЛСТОЙ Алексей Николаевич (1882-1945) родился в Саратовской губернии. Отец - граф Н. А. Толстой. Мать - урожденная А. Л. Тургенева, детская писательница (А. Бостром). Окончил Самарское реальное училище. Занимался в Петербургском технологическом институте. В 1907г. издает первый стихотворный сборник, за которым вскоре появляются другие книги. С 1909 г. по 1912 г. прозаические произведения о noместном дворянстве - 'Заволжье", "Две жизни", "Хромой барин"), многие трактуются в духе острой сатиры, многогранного дарования, Писатель обладал недюжинным дарованием Пародиста.
Необычайные похождения на волжском пароходе.- Впервые: альм. "Недра", кн. 20: М., 1931. Текст дается по Поли. собр. соч. в 15-ти Томах, т.?. М., 1948.