Толстой Алексей Николаевич. Сказки

   А старшая сестра вылезла из корзины и пришла домой. Обрадовались старики, что все дочери вернулись. И стали все жить-поживать и теперь живут.

ВАСИЛИСА ПРЕМУДРАЯ

   В старопрежние годы в некоем царстве мышь уговорилась с воробьем вместе в одной норе жить, в одну нору корм носить – про зиму в запас.
   Вот и стал воробей воровать: благо есть куда прятать. Много натаскал в мышиную нору всякого зерна. Да и мышь не зевает: что ни найдет – туда же несет.
   Знатный запас снарядили на глухое зимнее времечко. «Заживу теперь припеваючи», – думает воробей, а он, сердечный, порядком-таки приустал на воровстве.
   Пришла зима, а мышь воробья в нору не пускает, знай его гонит, – все перья на нем выщипала. Трудно стало воробью зиму маячить: и солодно и холодно. – Постой же, мышь, я на тебя управу найду. И пошел воробей к птичьему царю на мышь жаловаться:
   – Царь-государь, не вели казнить, вели слово вымолвить. Был у нас с мышью уговор, вместе в одной норе жить, про зиму корм запасать. А как пришла зима, не пускает меня мышь к себе, да еще в насмешку все перья мои повыдергала. Заступись за меня, царь-государь, чтобы не помереть мне с детишками напрасной смертью. Отвечает птичий царь воробью: – Ладно, я это дело разберу.
   И полетел птичий царь к звериному царю, рассказал ему, как мышь над воробьем надругалась:
   – Прикажи, любезный государь, твоей мыши моему воробью за бесчестье сполна заплатить. Звериный царь говорит: – Позвать ко мне мышь.
   Мышь явилась, прикинулась такой смиренницей, такие лясы развела, – воробей стал кругом виноват:
   – Никакого уговору у нас не было, а хотел воробей насилком в моей норе жить, а как стала его не пускать, он в драку полез, думала, что уж и смерть моя пришла. Звериный царь говорит птичьему царю:
   – Ну, любезный государь, мышь моя кругом чиста, воробей твой сам виноват.
   – Коли так, – отвечает птичий царь звериному царю, – давай воевать, вели своему войску выходить в чистое поле, там у нас будет расчет. – Хорошо, будем воевать.
   На другой день чуть свет собралось в чистом поле войско звериное, собралось войско птичье. Начался страшный бой. Куда силен звериный народ! Кого ногтем, кого зубом цапнет – глядишь, и дух вон. Да и птицы не поддаются, – завалили все поле трупами звериными.
   В том бою ранили орла. Попытался было он подняться ввысь – только и смог, что взлетел на сосну и уселся на верхушке. Окончилась битва, звери разбрелись по берлогам, по норам, птицы разлетелись по гнездам, а он, горемычный, сидит на сосне, пригорюнился.
   В ту пору по лесу шел мужик с ружьем. Видит – орел сидит. «Дай, думает, убью его». Только прицелился, вдруг орел говорит ему человеческим голосом:
   – Не бей меня, добрый человек, возьми-ка лучше к себе да корми меня три года, – соберусь с силами, я тебе добром заплачу.
   Не поверил ему мужик, – какого добра ждать от орла? – и прицелился в другой раз… Опять орел просит его не губить… Прицелился мужик в третий раз, и в третий раз взмолился орел:
   – Не бей меня, добрый человек, возьми лучше к себе, корми меня три года, я тебе добром заплачу.
   Сжалился мужик над орлом, влез на сосну, взял орла, посадил к себе на руку и принес домой. Орел ему говорит:
   – Возьми острый нож да ступай в чистое поле, там у нас был страшный бой, много набито всякого зверья, будет тебе пожива немалая.
   Взял мужик острый нож, пошел в чистое поле, а там всякого зверья понабито – видимо-невидимо, одним куницам да лисицам счету нет. Мужик поснимал с них шкуры, свез шкуры в город и продал не дешево. На те деньги накупил хлеба, насыпал три больших закрома, – на три года хватит.
   И стал он орла кормить. Прошел год. Один закром опустел. Орел и говорит мужику: – Неси меня в поле на то место, где стоят высокие дубы.
   Мужик принес его в поле к высоким дубам. Орел поднялся высоко и с разлету ударился грудью в одно дерево: дуб раскололся надвое.
   – Нет, – говорит орел, – не собрался я с прежней силой, корми меня еще год.
   Проходит еще один год. Велит орел нести его к высоким дубам. На этот раз взвился под самое облако, с разлету ударил в дерево грудью: раскололся дуб на мелкие части. – Нет, не собрался я еще с прежней силою, корми меня третий год.
   Вот, как прошло три года, опустело три закрома хлеба, орел велит опять нести его к высоким дубам. Взвился на этот раз выше облака да вихрем ударил сверху грудью в самый большой дуб, – расшиб его в щепы от верхушки до корня, – ажио лес кругом зашатался.
   – Теперь вся моя старая сила со мной, спасибо тебе, добрый человек, что кормил меня три года. Садись ко мне на крылья, понесу тебя на свою сторону, расплачусь с тобой за добро.
   Мужик сел ему на крылья, полетел орел по поднебесью к морю-океану, забрался высоко-высоко и спрашивает: – Посмотри на синее море, велико ли? – Да с колесо, – отвечает мужик.
   Орел встрепенулся и сбросил его вниз, да не допустил до воды, подхватил на крылья, поднялся еще выше и спрашивает: – Посмотри – велико ли синее море? – Да с куриное яйцо.
   Орел встрепенулся и сбросил мужика, и опять не допустил его до воды, подхватил на крылья и забрал на этот раз в самую высоту: – Посмотри – велико ли синее море? – С маковое зернышко.
   В третий раз сбросил орел мужика в море, тот летел, летел до самой воды, и опять орел подхватил его на крылья и спрашивает: – Что, добрый человек, опознал ты теперь – каков смертный страх? А мужик-то чуть жив от страха. – Спознал, – говорит…
   – Таково-то и мне было сладко, когда ты в меня три раза из ружья целил.
   Полетел орел с мужиком за море в тридевятое царство и тридевятое государство и говорит:
   – Прилетим мы к моей старшей сестре. Станет она тебе давать много золота, серебра и каменья самоцветного, ты ничего не бери, проси только медный ларчик с медным ключиком.
   Долго ли, коротко ли, прилетают они в медное царство. Выбегает к ним старшая сестра, – стала брата целовать, миловать, к сердцу прижимать. – Чем тебя угощать, чем тебя потчевать, братец любезный?
   – Не меня угощай, не меня потчуй, – отвечает ей орел, – угощай этого доброго человека, – он меня три года поил, кормил, от смерти выходил. Орлова сестра мужика угостила, употчевала и повела в кладовые: – Бери, чего душа хочет, – злато, серебро, каменье самоцветное… Мужик ей отвечает: – Не надо мне ничего, дай мне медный ларчик с медным ключиком. Тут Орлова сестра рассердилась: – Не жирно ли тебе будет, этот ларчик для меня самой стоит дорого. Орел не стал долго толковать с ней, посадил мужика на крылья и полетел в серебряное царство к своей средней сестре. По дороге наказывал:
   – Будет она тебе давать золото, серебро, каменья самоцветные, ты ничего не бери, а проси у нее серебряный ларчик с серебряным ключиком.
   Ну и здесь, у средней сестры, случилось то же самое. Орел не стал долго толковать, полетел с мужиком в золотое царство к своей младшей сестре, по дороге наказывал: – Проси у нее золотой ларчик с золотым ключиком.
   Прилетают они в золотое царство, выбегает навстречу младшая сестра, стала брата встречать-целовать, миловать, крепко к сердцу прижимать.
   – Братец родимый, откуда ты взялся? Где три года пропадал, долго в гостях не бывал? Чем велишь себя угощать, чем потчевать?
   – Не меня угощай, не меня потчуй, угощай этого доброго человека, – он меня три года поил, кормил, от смерти выходил.
   Посадила она мужика за столы дубовые, за скатерти браные, угостила, употчевала и повела в кладовые, – дарит его златом, серебром, каменьями самоцветными: – Бери, чего душа хочет. Мужик ей говорит: – Не надо мне ничего, дай мне золотой ларчик с золотым ключиком… Орлова сестра ему отвечает:
   – Ради брата родного мне ничего не жалко. Бери себе на счастье. – И подает ему золотой ларчик с золотым ключиком.
   Вот мужик пожил, попировал в золотом царстве, пришло рремя расставаться.
   – Прощай, – говорит ему орел, – не поминай лихом. Да смотри, не отмыкай ларчика, покуда домой не воротишься.
   Пошел мужик домой. Долго ли, коротко ли, шел он, шел, приустал и захотелось ему отдохнуть. Сел на берегу синего моря, и взяло его раздумье:
   «Зачем орел не велел открывать ларчика? А что, если в ларчике-то пусто? Бывало из-за чего хлопотать!»
   Смотрел он, смотрел на золотой ларчик, крепился, крепился, – взял его и открыл.
   Батюшки-светы! И полезли оттуда быки да коровы, овцы да бараны, да табун лошадей; вышел оттуда широкий двор с хоромами, и амбарами, и сараями; зашумел зеленый сад; выскочили слуги многие: «Что угодно, что надобно?..»
   Как увидел это мужик – и затужил, взгоревал, начал плакать, приговаривать:
   – Что я наделал, зачем орла не послушал, как все это назад в ларчик соберу?
   Вдруг видит он – вышел из синего моря старый человек, подходит к нему и спрашивает: – Чего ты, мужик, горько плачешь?
   – Как же мне не плакать! Кто мне будет собирать эдакое стадо великое да все добро в маленький ларчик? Старый человек говорит ему:
   – Пожалуй, я помогу твоему горю, соберу тебе всю скотину, все твое добро, но только с уговором: отдай мне то, чего дома не знаешь. Задумался мужик: «Чего бы я дома не знал? Кажись, все знаю». Подумал и согласился. – Собери, – говорит, – все, отдам тебе – чего дома не знаю.
   Старый человек собрал ему в ларчик всех быков и коров, овец да баранов, табун лошадей, широкий двор с хоромами, амбарами и сараями и слуг многих. Мужик взял ларчик и пошел восвояси. Долго ли, коротко ли, приходит он домой, – встречает его жена: – Здравствуй, свет, где был-пропадал? – Ну, где был-пропадал, – там меня и нет теперь. – А у нас радость, без тебя у нас сынок родился.
   И несет жена ему младенца. Тут только спохватился мужик – чего обещал старому человеку, который из моря выходил. Крепко мужик приуныл и рассказал жене про все, что с ним было. Погоревали они, поплакали, – да не век же горевать? Пошел мужик на задний двор, открыл золотой ларчик, и полезли оттуда быки да коровы, овцы да бараны, да табун лошадей; вышел широкий двор с хоромами, амбарами, сараями да погребами; зашумел зеленый сад. И стали мужик с женой жить-поживать, добра наживать да сына – Ванюшу – растить… Иван растет не по дням, по часам, словно тесто в опаре всходит; и вырос большой, умный, пригожий, – молодец молодцом.
   Раз мужик пошел косить сено. Вдруг выходит из речки старый человек и говорит ему: – Скоро же ты забывчив стал. Вспомни, ведь за тобой должок. Воротился мужик домой, сидят они с женой и плачут. Иван спрашивает: – Батюшка, матушка, о чем вы плачете?
   – Как же нам не плакать, – смотрим на тебя, Ванюша, – не на счастье, а на беду ты зародился.
   И тут мужик рассказал ему, какой у него со старым человеком был уговор. Иван отвечает: – Ну что же, обещанного назад не воротишь, значит, моя судьба такая. Попросил Иван у отца с матерью благословеньица и собрался в путь-дорогу.
   Идет он дорогою, идет широкою, идет полями чистыми, лугами зелеными и приходит в дремучий лес. В лесу стоит избушка на курьей ножке, об одном окошке. Иван думает: «Дай зайду», – и зашел в избушку. А там сидит баба-яга, теребит кудель, увидала его и спрашивает: – Что, добрый молодец, долю пытаешь или от дела лытаешь? Иван ей отвечает:
   – А ты, бабушка, сначала напои, накорми дорожного человека, а потом уж и спрашивай.
   Баба-яга поставила на стол напитки и наедки разные, напоила, накормила, и он ей рассказал все без утайки, – куда и зачем идет.
   – Счастье твое, дитятко, – говорит ему баба-яга, – что ты ко мне прежде зашел, а то не бывать бы тебе живому. Старый человек, кому ты обещан, – грозный морской царь, он на тебя давно сердит. Послушай меня, – иди на берег моря, прилетят туда двенадцать серых утиц – дочери морского царя, ударятся об землю, обернутся красными девицами и станут купаться. Ты схвати сорочку у младшей царевны и не отдавай, покуда она за тебя замуж не согласится пойти. Тогда все будет хорошо.
   Иван поблагодарил бабу-ягу и пошел, куда она ему сказала… Шел он дорогою, шел он широкою, шел полями чистыми, степями раздольными и приходит к синему морю. Сел за кустом и дожидается.
   Прилетают двенадцать серых утиц, ударились о сырую землю и обернулись красными девицами, все до единой красоты несказанной. Поскидали платья и стали купаться: играют, плещутся, песни поют.
   Иван вспомнил, что наказывала ему баба-яга, подкрался и унес сорочку у самой младшей царевны…

МАЛЬЧИК С ПАЛЬЧИК

   Жили старик со старухою. Раз старуха рубила капусту и нечаянно отрубила палец. Завернула его в тряпку и положила на лавку.
   Вдруг услышала – кто-то на лавке плачет. Развернула тряпку, а в ней лежит мальчик ростом с пальчик.
   Удивилась старуха, испугалась:
   – Ты кто таков?
   – Я твой сынок, народился из твоего мизинчика.
   Взяла его старуха, смотрит – мальчик крохотный-крохотный, еле от земли видно. И назвала его Мальчик с пальчик.
   Стал он у них расти. Ростом мальчик не вырос, а разумом умнее большого оказался.
   Вот он раз и говорит:
   – Где мой батюшка?
   – Поехал на пашню.
   – Я к нему пойду, помогать стану.
   – Ступай, дитятко. Пришел он на пашню:
   – Здравствуй, батюшка!
   Осмотрелся старик кругом:
   – Что за чудо! Голос слышу, а никого не вижу. Кто таков говорит со мной?
   – Я – твой сынок. Пришел тебе помогать пахать. Садись, батюшка, закуси да отдохни маленько!
   Обрадовался старик, сел обедать. А Мальчик с пальчик залез лошади в ухо и стал пахать, а отцу наказал:
   – Коли кто будет торговать меня, продавай смело: небось – не пропаду, назад домой приду,
   Вот едет мимо барин, смотрит и дивуется: конь идет, соха орет, а человека нет.
   – Этого еще видом не видано, слыхом не слыхано, чтобы лошадь сама собой пахала!
   Старик говорит барину:
   – Что ты, разве ослеп? То у меня сын пашет.
   – Продай мне его!
   – Нет, не продам: нам только и радости со старухой, только и утехи, что Мальчик с пальчик.
   – Продай, дедушка!
   – Ну, давай тысячу рублей.
   – Что так дорого?
   – Сам видишь: мальчик мал, да удал, на ногу скор, на посылку легок!
   Барин заплатил тысячу рублей, взял мальчика, посадил в карман и поехал домой.
   А Мальчик с пальчик прогрыз дыру в кармане и ушел от барина.
   Шел, шел, и пристигла его темная ночь.
   Спрятался он под былинку подле самой дороги и уснул.
   Набежал голодный волк и проглотил его.
   Сидит Мальчик с пальчик в волчьем брюхе живой, и горя ему мало!
   Плохо пришлось серому волку: увидит он стадо, овцы пасутся, пастух спит, а только подкрадется овцу унести – Мальчик с пальчик и закричит во все горло:
   – Пастух, пастух, овечий дух! Спишь, а волк овцу тащит!
   Пастух проснется, бросится бежать на волка с дубиною да еще притравит его собаками, а собаки ну его рвать – только клочья летят! Еле-еле уйдет серый волк!
   Совсем волк отощал, пришлось пропадать с голоду. Просит он Мальчика с пальчика:
   – Вылези!
   – Довези меня домой к отцу, к матери, так вылезу.
   Делать нечего. Побежал волк в деревню, вскочил прямо к старику в избу.
   Мальчик с пальчик тотчас выскочил из волчьего брюха:
   – Бейте волка, бейте серого!
   Старик схватил кочергу, старуха ухват – и давай бить волка. Тут его и порешили, сняли кожу да сынку тулуп сделали.

ЛИСИЧКА-СЕСТРИЧКА И ВОЛК

   Жили себе дед да баба. Дед говорит бабе:
   – Ты, баба, пеки пироги, а я запрягу сани да поеду за рыбой.
   Наловил рыбы и везет домой целый воз. Вот едет он и видит: лисичка свернулась калачиком и лежит на дороге. Дед слез с воза, подошел к лисичке, а она не ворохнется, лежит себе как мертвая.
   – Вот будет подарок жене! – сказал дед, взял лисичку и положил на воз, а сам пошел впереди.
   А лисичка улучила время и стала выбрасывать полегоньку из воза все по рыбке да по рыбке, все по рыбке да по рыбке. Повыбросила всю рыбу и сама ушла.
   – Ну, старуха, – говорит дед, – какой воротник привез я тебе на шубу!
   – Где?
   – Там на возу – и рыба, и воротник.
   Подошла баба к возу: ни воротника, ни рыбы – и начала ругать мужа:
   – Ах ты, такой-сякой! Ты еще вздумал обманывать!
   Тут дед смекнул, что лисичка-то была не мертвая. Погоревал, погоревал, да делать нечего.
   А лисичка собрала всю разбросанную рыбу в кучку, уселась на дорогу и кушает себе. Приходит к ней серый волк:
   – Здравствуй, сестрица!
   – Здравствуй, братец!
   – Дай мне рыбки!
   – Налови сам да и кушай.
   – Я не умею.
   – Эка, ведь я же наловила! Ты, братец, ступай на реку, опусти хвост в прорубь, сиди да приговаривай: «Ловись, рыбка, и мала, и велика! Ловись, рыбка, и мала, и велика!» Рыбка к тебе сама на хвост нацепится. Да смотри сиди подольше, а то не наловишь.
   Волк и пошел на реку, опустил хвост в прорубь и начал приговаривать:
   – Ловись, рыбка, и мала, и велика!
   Ловись рыбка, и мала, и велика!
   Вслед за ним и лиса явилась; ходит около волка да причитывает:
   – Ясни, ясни на небе звезды, Мерзни, мерзни, волчий хвост!
   – Что ты, лисичка-сестричка, говоришь?
   – То я тебе помогаю.
   А сама, плутовка, поминутно твердит:
   – Мерзни, мерзни, волчий хвост!
   Долго-долго сидел волк у проруби, целую ночь не сходил с места, хвост его и приморозило; пробовал было приподняться: не тут-то было!
   «Эка, сколько рыбы привалило – и не вытащишь!» – думает он.
   Смотрит, а бабы идут за водой и кричат, завидя серого:
   – Волк, волк! Бейте его, бейте его!
   Прибежали и начали колотить волка – кто коромыслом, кто ведром, кто чем попало. Волк прыгал, прыгал, оторвал себе хвост и пустился без оглядки бежать.
   «Хорошо же, – думает, – уж я тебе отплачу, сестрица!»
   Тем временем, пока волк отдувался своими боками, лисичка-сестричка захотела попробовать, не удастся ли еще что-нибудь стянуть, 3абралась в одну избу, где бабы пекли блины, да попала головой в кадку с тестом, вымазалась и бежит. А волк ей навстречу:
   – Так-то учишь ты? Меня всего исколотили!
   – Эх, волчику-братику! – говорит лисичка-сестричка. – У тебя хоть кровь выступила, а у меня мозг, меня больней твоего прибили: я насилу плетусь.
   – И то правда, – говорит волк, – где уж тебе, сестрица, идти, садись на меня, я тебя довезу.
   Лисичка села ему на спину, он ее и повез.
   Вот лисичка-сестричка сидит да потихоньку напевает:
   – Битый небитого везет. Битый небитого везет!
   – Что ты, сестрица, говоришь?
   – Я, братец, говорю: «Битый битого везет».
   – Так, сестрица, так!