Через несколько недель Дюффелер встретился с Экклстоуном во Франции и с обидой спросил:
– Берни, почему ты так поступаешь?
– Потому что могу, – лаконично ответил Экклстоун.
Пока команды не прибыли в Японию, интерес публики к борьбе Лауды и Ханта подогревала любительская запись с аварией Лауды, которую постоянно крутили по телевизору, тут же упоминая и о любовных похождениях Ханта. Внимание газетчиков и ожидаемые толпы зрителей подталкивали телекомпании к тому, чтобы отбросить предубеждения против показа облепленных рекламой болидов и придумать, как передать картинку в Европу. Экклстоун понимал, что возможность представилась уникальная, но есть одно препятствие: с юридической точки зрения он не мог продать телевизионные права вещательным корпорациям. Тем не менее, зная, что Чепмена и Энцо Феррари это не волнует, а остальные боссы слишком слабы, Экклстоун от лица ФОКА вступил в переговоры с Европейским вещательным союзом (ЕВС) – некоммерческой организацией, представляющей все государственные телевизионные сети Европы. Он быстро понял, сколь неповоротлива бюрократическая машина ЕВС. Тогда Экклстоун предложил «Би-би-си» снять гонку и переправить пленку самолетом в Лондон.
Завязка обещала колоссальный зрительский интерес, который, впрочем, мгновенно испарился, когда Лауда сошел с трассы, испугавшись сумерек в сочетании с тропическим ливнем, после чего незамедлительно умчался в аэропорт. К его удивлению, дождь вдруг прекратился, а Фрэнк Уильямс велел своему пилоту пропустить Ханта, чтобы обеспечить британцу победу в общем зачете.
Вернувшись в Европу, Дюффелер убедил Юже, что деятельность Экклстоуна ставит под угрозу руководящую роль ФИА в «королевских автогонках». Он объяснял, что, требуя от организаторов все больших выплат во избежание «неприятных последствий» вроде неявки команд на гонку «в связи недостаточными мерами безопасности», Экклстоун подрывает авторитет ФИА. Дюффелер говорил: «Экклстоун любит постоянно оказывать давление и отлично умеет это делать». И добавлял: «Берни мне нравится – но мне не нравится его стремление подмять под себя автоспорт».
Дюффелер предложил ФИА объединить усилия устроителей гонок в борьбе с Экклстоуном и ФОКА. Такие противостояния Берни обожал. Он рассчитывал переиграть Дюффелера, поскольку поддерживал дружеские отношения со всеми владельцами автодромов.
Американец не сдавался. Его назначили бороться с Экклстоуном вместо Юже, чтобы восстановить авторитет ФИА. Встретившись с Дюффелером, Экклстоун отказался прекратить переговоры с автодромами. Желая продемонстрировать свою непокорность, он встал, еще раз поправил картины и заявил, что организует Гран-при Нидерландов без санкции ФИА. Дюффелер в ответ объявил о создании «Уорлд чемпионшип рейсинг» (УЧР) – альтернативы ФОКА. Восемь автодромов поддержали Дюффелера, а восемь оказались на стороне Экклстоуна. Линия фронта определилась.
Для победы над Дюффелером нужно было обеспечить полное единство в стане команд. На очередной встрече в Хитроу Экклстоун внимательно прислушивался к своей пастве. Собравшиеся за столом темпераментные эгоисты постоянно в чем-то подозревали друг друга, и он успешно сталкивал их лбами. Команды же всецело зависели от Экклстоуна, который решал их проблемы: то договаривался о визе для южноафриканского пилота, пострадавшего от введенных в борьбе с апартеидом санкций; то доставал нужные запчасти; то убеждал спонсора продолжить сотрудничество. В ноябре 1976 года команды поддержали Берни, который никогда их не подводил. Предъявил свой козырь и Дюффелер. Организаторы Гран-при Аргентины, запланированного на январь 1977 года, были на его стороне. Дюффелер предупредил Экклстоуна, что гонки не будет, если команды не выполнят его требований. Вдобавок его поддержали Мишель Боэри и прочие деятели ФИА. Экклстоун вышел из себя. Именно он воскресил Гран-при Аргентины – и теперь его устроители переметнулись к противнику. Он решил оставить Дюффелера в дураках и сам отменил гонку.
Дюффелер задумал сыграть на повышение и начал кампанию в прессе, сравнивая «беспринципные» методы Экклстоуна с действиями мафии. На страницах спортивных газет Великобритании и Европы развернулась яростная битва. «Я знаю, что раньше ассоциацию конструкторов сравнивали с мафией, – не остался в долгу Экклстоун, – а меня даже называли крестным отцом, но это не так. Хотел бы я быть крестным отцом. Они ведь ворочают миллионами, так? Летают на самолетах, а не трясутся в поездах, как я. Уж поверьте, если б я был крестным отцом, то не ввязывался бы в склоки из-за машин, которые носятся по кругу».
Экклстоун решил, что Дюффелер просчитался.
«Скажите мне, что означает слово “беспринципный”? Я его не понимаю. Проблема – в деньгах». В прессе он утверждал, что просто защищает команды. Что он ничего не заработал на любимом спорте, а, наоборот, вложил в него свои деньги и даже их не вернул. Экклстоун обожал эту лукавую маску торговца. Да, я маленький, но не боюсь драки. «Я не ребенок, – заявлял он, – и уверен, что за правду нужно сражаться». Словно хитрый политикан, он представлял себя непонятой жертвой чужих интриг. Хотя «Брэбхэм» твердо стоял на ногах, а деятельность в ФОКА приносила ему немалые барыши, Экклстоун, не моргнув глазом, утверждал в интервью: «Автогонки не принесли мне ни гроша». Время от времени он переходил на угрожающий тон и предупреждал: все, кто исподтишка строит козни, «сойдут со сцены», а всякий, кто попытается его обмануть, – «мертвец». Никому не удавалось обойти его безнаказанно. «Я мог бы свозить вас на кладбище, где лежат мои враги», – заявлял он позднее. Постоянное напряжение и обмен угрозами должны были помешать планам Дюффелера создать «Уорлд чемпионшип рейсинг».
Как любой хороший игрок в покер, Экклстоун знал, когда сбросить карты. К началу января он понял, что аргентинцы горой стоят за Дюффелера и ему следует быть реалистом. Британским командам нужны были гонки, так что Экклстоун погрузил все машины и оборудование в «Боинг-747» и отправил в Буэнос-Айрес. Дюффелер ликовал: «Я победил Экклстоуна». Тот едва сдерживал гнев. Ничего, он подождет следующей раздачи, а пока можно и повеселиться. Желая позлить «Феррари», он договорился с организаторами, что те уменьшат количество кругов, поскольку стоящий на «Брэбхэмах» двигатель «альфа-ромео» нещадно «ест» масло. На глазах у Экклстоуна, Чепмена и остальных менеджеров английских команд руководителя «Феррари» Марко Пиччинини известили об изменении регламента. Лицо итальянца перекосилось, и он в гневе помчался к стюардам жаловаться, что Экклстоуну помогают. Те с улыбкой пожали плечами. Вернувшись в боксы, Пиччинини увидел, как смеются над ним англичане во главе с Экклстоуном. Он же смеялся последним и в конце гонки: Карлос Пасе на «брэбхэме» финишировал вторым, опередив «феррари» Ройтеманна на две секунды.
Две недели спустя Экклстоун смиренно отправился вместе с командами на Гран-при Бразилии, тоже проходивший на условиях Дюффелера. Лежа у бассейна гостиницы в Рио, он спросил у Мосли: «Сколько стоит этот отель?» Тот смущенно промолчал. Чтобы убить время, Экклстоун рассчитал стоимость, исходя из количества номеров, расценок и расходов, а потом стал распространяться о коммерческих возможностях. Отлично разбиравшийся в юридических аспектах Мосли и Экклстоун с его деловой хваткой составили очень сильную пару.
Его дочь Дебби позвонила из Англии и сообщила, что выходит замуж.
– Все будет тихо, по-семейному, – объяснила она.
– Ну тогда приходи в тапочках, – заявил Экклстоун и отказался приехать, хотя приглашены были только Айви, его родители и еще пятеро гостей. Тихие семейные церемонии он особенно ненавидел и на этот раз отыскал хороший повод отказаться.
Гонка сложилась неудачно. Пасе выбыл из-за аварии, а Ройтеманн выиграл. Семь недель спустя, провалившись еще и в Южной Африке, Пасе погиб в авиакатастрофе. Экклстоун был потрясен и к тому же остался без ведущего пилота. Он предложил Джеймсу Ханту миллион долларов за один сезон, но тот отказался.
Успехи Дюффелера угрожали коммерческим перспективам Экклстоуна. Необходимо было разобраться с американцем на родной земле. Владельцам европейских автодромов Экклстоун сурово заявил: если они откажутся принимать гонки на условиях ФОКА, то «Формула-1» переедет на другую трассу или даже в другую страну. Дюффелер, напомнил он, не может гарантировать участия команд – это по силам лишь Экклстоуну. Обращаться к Дюффелеру бесполезно – тот не сможет координировать действия организаторов в семнадцати странах и на разных языках. Наконец, Экклстоун выложил козырного туза. ФИА и Дюффелер полагали, что в 1978 году состоится восемнадцать этапов, но команды, как это ни печально, согласны лишь на двенадцать. Эта угроза должна была здорово напугать поддержавших Дюффелера, особенно тех, чьи автодромы не приносили большого дохода – ведь они рисковали лишиться этапа «Формулы-1». Первыми дрогнули шведы, а за ними и остальные.
Дюффелер был ошарашен. Мало того, его раздражала нещадная критика Пьера Юже, который желал снова возглавить переговоры. Прежде чем передать полномочия «высокомерному и самодовольному» Юже, Дюффелер организовал еще одну встречу с Экклстоуном, на которую явился, по его собственным словам, «раздавленным». «Я понимал, что Берни победит. Он разделял и властвовал. Мне это надоело».
Возобновились переговоры с Юже. Экклстоун сообразил, что он может отказаться от участия в гонках под эгидой «Уорлд чемпионшип рейсинг», а вот Юже не пойдет на срыв намеченных в Европе соревнований. Оба понимали: победа достанется тому, кого поддержит Энцо Феррари. Юже рассчитывал, что «Феррари» примет сторону ФИА, ведь ФОКА противостояла крупным автопроизводителям.
Энцо Феррари наслаждался своим могуществом. Без блистательной итальянской команды, старейшей в этом виде спорта, не стартовала бы ни одна гонка. Хотя англичане с успехом противостояли «Феррари» на трассах, семидесятидевятилетний итальянец выжидал у себя в Маранелло, неподалеку от Модены, отлично понимая: рано или поздно Экклстоуну придется проявить уважение – иначе спор с ФИА ему не разрешить. Феррари хвастался, что переговоры на тему автоспорта у него в крови. Экклстоун еще не родился, когда он перевез свои машины к итальянской границе, но отказывался въезжать во Францию, пока организаторы Гран-при Монако не заплатят солидную сумму за участие – и в итоге получил деньги наличными. Просьба Экклстоуна о встрече с патриархом не оказалась для него неожиданностью, равно как и для Берни – пожелание Феррари видеть его у себя. К папе римскому приезжали в Ватикан, а Феррари ждал гостей в Модене.
За три прошедших года Экклстоун и другие представители английских команд пару раз летали на денек в Болонью встретиться с Феррари. За превосходным обедом почти не говорили о делах. В 1976 году все громко смеялись, когда Феррари заказал для Экклстоуна большую порцию пармезана, который считается сильным афродизиаком, и театрально прошептал: «Ну теперь-то коротышка заведется». В знак уважения присутствующие обращались только к Феррари – беседа получалась утомительной и лишенной всяческой спонтанности. Зато потом Феррари пригласил подвыпивших гостей: Экклстоуна, Мосли, Чепмена, Тиррела, Майера и Уильямса – съездить на тренировочную трассу и прокатиться на «феррари» – лучший подарок бывшему гонщику. За время их недолгого общения Экклстоун уяснил, что Феррари больше ценит машины и двигатели, чем пилотов, от которых требовалось лишь доказать свою храбрость и мастерство. Их-то хоть помянут после гибели.
Феррари восхищался Чепменом. Основатель «Лотуса» был не только блестящим конструктором, но и храбрым человеком. Незадолго до поездки в Италию Экклстоун как-то полетел с Чепменом на «Чероки» из Биггин-Хилла в Гэтвик. Едва они поднялись в воздух, под брюхом самолета что-то стукнуло. Экклстоун обернулся и увидел оборванные телефонные провода. Хуже того, дверь оказалась открыта. «Закроем, когда сядем», – рассмеялся Чепмен.
Оба отлично помнили прошлогодний визит в Маранелло и жуткую дорогу сквозь ледяной туман обратно в аэропорт Болоньи, где дожидалась «Сессна» Экклстоуна. Пилот покачал головой и объявил:
– Взлет не разрешают. Аэропорт закрыт, но в гостинице есть номера для всех.
Экклстоун спешил вернуться в Лондон и сказал Чепмену:
– Иди, научи его, как взлетать.
Вскоре Чепмен вернулся и тоже покачал головой:
– Туман такой густой, что машина сопровождения не может отыскать самолет.
– Ладно, – сказал Экклстоун. – Тогда просто сядем в салон и включим двигатель, чтобы согреться.
Они не без труда отыскали самолет в клубах тумана, после чего Экклстоун убедил диспетчера включить освещение ВПП.
– Включай второй двигатель, – распорядился Экклстоун и добавил: – Просто чтобы согреться.
– Послушай, – вмешался Мосли, – видно только два ближайших огня.
– Нет, три, – возразил Экклстоун и велел: – Немедленно взлетай.
Подгоняемый пассажирами, пилот начал разгон… Через две минуты после взлета самолет вырвался из тумана к яркому свету солнца. Экклстоун вновь продемонстрировал, что его ничто не остановит.
И вот спустя год, 16 февраля 1977-го, Экклстоун летел на встречу с Феррари в Маранелло в сопровождении одного лишь Мосли. Цель визита была очень серьезной. Хотя Феррари не говорил по-английски, а Экклстоун – по-итальянски, общались они без больших проблем. Феррари, как и Экклстоун, мог обсуждать дела на любом языке, тем более у него имелся переводчик. Разглядывая друг друга сквозь темные стекла очков, оба чувствовали, насколько собеседник ценит настоящее мастерство. Оба когда-то торговали подержанными машинами, жили по законам улицы и обожали автогонки и азартные игры. Оба не любили внешних эффектов. Феррари подъехал к офису на стареньком «рено», и его гость оценил это по достоинству – он все больше и больше уважал своего наставника. Феррари так и не оправился от потери сына, умершего в 1956 году, однако даже не пытался разуверить Экклстоуна, что тот мог бы «стать протеже старика». Они не раз выражали взаимное восхищение, причем Экклстоун больше всего ценил Феррари за блестящее владение искусством продажи. Прежде чем приступить к переговорам, итальянец продемонстрировал свое мастерство в разговоре с клиентом, который подумывал купить «феррари».
– К сожалению, очереди придется ждать два года, – сообщил он, следя за озабоченным лицом покупателя.
Феррари прекрасно знал, что у него полно непроданных машин, однако на глазах у Экклстоуна несколько минут разыгрывал комедию с вызовом сотрудников и мучительными попытками угодить своему покупателю в ущерб другому клиенту, который «к несчастью, будет вынужден немного подождать». После душещипательной мелодрамы с розысками дефицитной машины благодарный клиент заплатил полную цену. За обаянием Феррари, которое не испортишь никаким переводом, скрывался жесточайший эгоизм.
– Ты слишком много говоришь о деньгах, – упрекнул он Экклстоуна за обедом и, постучав по столу, изрек: – Спорт – на столе, а бизнес – под столом.
Экклстоун кивнул, точно примерный ученик.
Рассыпаясь в комплиментах Феррари, он рассчитывал на поддержку итальянца в борьбе с Юже. Экклстоун ожидал, что юный помощник Феррари Лука Монтеземоло будет колебаться то в одну, то в другую сторону в расчете выторговать побольше призовых и денег на покрытие транспортных расходов. Однако «Монтесуму», как того в шутку прозвали, сменил Марко Пиччинини, сын банкира из Монте-Карло, клиентом которого был и Энцо Феррари.
– Почему Энцо выбрал Марко? – спросил Экклстоун у Монтеземоло.
– Потому что он говорит на трех языках и не просит много денег, – ответил протеже Джанни Аньелли, исполнительного директора «Фиата» и владельца «Феррари».
В обмен на поддержку в борьбе с ФИА Феррари ожидал особых привилегий, а поскольку оба они трепетно относились к финансам, ему пришлось повторить свой совет поменьше вспоминать о деньгах. «Ведь открывая бордель, ты не будешь писать на вывеске крупными буквами: “Бордель”, – сказал он Экклстоуну. – Ты напишешь: “Отель”, а бордель откроешь в подвале». Экклстоун кивнул в знак согласия. Он понял: самодовольный Феррари считает себя котом, а Экклстоуна, Юже и всех остальных – мышами.
«Я знал, нам предстоит сыграть в игру, – сказал он позднее Джону Хогану, – и он оказался очень хорош. Ум словно стальные тиски. Ни единой мелочи не пропустит».
– Берни, почему ты так поступаешь?
– Потому что могу, – лаконично ответил Экклстоун.
Пока команды не прибыли в Японию, интерес публики к борьбе Лауды и Ханта подогревала любительская запись с аварией Лауды, которую постоянно крутили по телевизору, тут же упоминая и о любовных похождениях Ханта. Внимание газетчиков и ожидаемые толпы зрителей подталкивали телекомпании к тому, чтобы отбросить предубеждения против показа облепленных рекламой болидов и придумать, как передать картинку в Европу. Экклстоун понимал, что возможность представилась уникальная, но есть одно препятствие: с юридической точки зрения он не мог продать телевизионные права вещательным корпорациям. Тем не менее, зная, что Чепмена и Энцо Феррари это не волнует, а остальные боссы слишком слабы, Экклстоун от лица ФОКА вступил в переговоры с Европейским вещательным союзом (ЕВС) – некоммерческой организацией, представляющей все государственные телевизионные сети Европы. Он быстро понял, сколь неповоротлива бюрократическая машина ЕВС. Тогда Экклстоун предложил «Би-би-си» снять гонку и переправить пленку самолетом в Лондон.
Завязка обещала колоссальный зрительский интерес, который, впрочем, мгновенно испарился, когда Лауда сошел с трассы, испугавшись сумерек в сочетании с тропическим ливнем, после чего незамедлительно умчался в аэропорт. К его удивлению, дождь вдруг прекратился, а Фрэнк Уильямс велел своему пилоту пропустить Ханта, чтобы обеспечить британцу победу в общем зачете.
Вернувшись в Европу, Дюффелер убедил Юже, что деятельность Экклстоуна ставит под угрозу руководящую роль ФИА в «королевских автогонках». Он объяснял, что, требуя от организаторов все больших выплат во избежание «неприятных последствий» вроде неявки команд на гонку «в связи недостаточными мерами безопасности», Экклстоун подрывает авторитет ФИА. Дюффелер говорил: «Экклстоун любит постоянно оказывать давление и отлично умеет это делать». И добавлял: «Берни мне нравится – но мне не нравится его стремление подмять под себя автоспорт».
Дюффелер предложил ФИА объединить усилия устроителей гонок в борьбе с Экклстоуном и ФОКА. Такие противостояния Берни обожал. Он рассчитывал переиграть Дюффелера, поскольку поддерживал дружеские отношения со всеми владельцами автодромов.
Американец не сдавался. Его назначили бороться с Экклстоуном вместо Юже, чтобы восстановить авторитет ФИА. Встретившись с Дюффелером, Экклстоун отказался прекратить переговоры с автодромами. Желая продемонстрировать свою непокорность, он встал, еще раз поправил картины и заявил, что организует Гран-при Нидерландов без санкции ФИА. Дюффелер в ответ объявил о создании «Уорлд чемпионшип рейсинг» (УЧР) – альтернативы ФОКА. Восемь автодромов поддержали Дюффелера, а восемь оказались на стороне Экклстоуна. Линия фронта определилась.
Для победы над Дюффелером нужно было обеспечить полное единство в стане команд. На очередной встрече в Хитроу Экклстоун внимательно прислушивался к своей пастве. Собравшиеся за столом темпераментные эгоисты постоянно в чем-то подозревали друг друга, и он успешно сталкивал их лбами. Команды же всецело зависели от Экклстоуна, который решал их проблемы: то договаривался о визе для южноафриканского пилота, пострадавшего от введенных в борьбе с апартеидом санкций; то доставал нужные запчасти; то убеждал спонсора продолжить сотрудничество. В ноябре 1976 года команды поддержали Берни, который никогда их не подводил. Предъявил свой козырь и Дюффелер. Организаторы Гран-при Аргентины, запланированного на январь 1977 года, были на его стороне. Дюффелер предупредил Экклстоуна, что гонки не будет, если команды не выполнят его требований. Вдобавок его поддержали Мишель Боэри и прочие деятели ФИА. Экклстоун вышел из себя. Именно он воскресил Гран-при Аргентины – и теперь его устроители переметнулись к противнику. Он решил оставить Дюффелера в дураках и сам отменил гонку.
Дюффелер задумал сыграть на повышение и начал кампанию в прессе, сравнивая «беспринципные» методы Экклстоуна с действиями мафии. На страницах спортивных газет Великобритании и Европы развернулась яростная битва. «Я знаю, что раньше ассоциацию конструкторов сравнивали с мафией, – не остался в долгу Экклстоун, – а меня даже называли крестным отцом, но это не так. Хотел бы я быть крестным отцом. Они ведь ворочают миллионами, так? Летают на самолетах, а не трясутся в поездах, как я. Уж поверьте, если б я был крестным отцом, то не ввязывался бы в склоки из-за машин, которые носятся по кругу».
Экклстоун решил, что Дюффелер просчитался.
«Скажите мне, что означает слово “беспринципный”? Я его не понимаю. Проблема – в деньгах». В прессе он утверждал, что просто защищает команды. Что он ничего не заработал на любимом спорте, а, наоборот, вложил в него свои деньги и даже их не вернул. Экклстоун обожал эту лукавую маску торговца. Да, я маленький, но не боюсь драки. «Я не ребенок, – заявлял он, – и уверен, что за правду нужно сражаться». Словно хитрый политикан, он представлял себя непонятой жертвой чужих интриг. Хотя «Брэбхэм» твердо стоял на ногах, а деятельность в ФОКА приносила ему немалые барыши, Экклстоун, не моргнув глазом, утверждал в интервью: «Автогонки не принесли мне ни гроша». Время от времени он переходил на угрожающий тон и предупреждал: все, кто исподтишка строит козни, «сойдут со сцены», а всякий, кто попытается его обмануть, – «мертвец». Никому не удавалось обойти его безнаказанно. «Я мог бы свозить вас на кладбище, где лежат мои враги», – заявлял он позднее. Постоянное напряжение и обмен угрозами должны были помешать планам Дюффелера создать «Уорлд чемпионшип рейсинг».
Как любой хороший игрок в покер, Экклстоун знал, когда сбросить карты. К началу января он понял, что аргентинцы горой стоят за Дюффелера и ему следует быть реалистом. Британским командам нужны были гонки, так что Экклстоун погрузил все машины и оборудование в «Боинг-747» и отправил в Буэнос-Айрес. Дюффелер ликовал: «Я победил Экклстоуна». Тот едва сдерживал гнев. Ничего, он подождет следующей раздачи, а пока можно и повеселиться. Желая позлить «Феррари», он договорился с организаторами, что те уменьшат количество кругов, поскольку стоящий на «Брэбхэмах» двигатель «альфа-ромео» нещадно «ест» масло. На глазах у Экклстоуна, Чепмена и остальных менеджеров английских команд руководителя «Феррари» Марко Пиччинини известили об изменении регламента. Лицо итальянца перекосилось, и он в гневе помчался к стюардам жаловаться, что Экклстоуну помогают. Те с улыбкой пожали плечами. Вернувшись в боксы, Пиччинини увидел, как смеются над ним англичане во главе с Экклстоуном. Он же смеялся последним и в конце гонки: Карлос Пасе на «брэбхэме» финишировал вторым, опередив «феррари» Ройтеманна на две секунды.
Две недели спустя Экклстоун смиренно отправился вместе с командами на Гран-при Бразилии, тоже проходивший на условиях Дюффелера. Лежа у бассейна гостиницы в Рио, он спросил у Мосли: «Сколько стоит этот отель?» Тот смущенно промолчал. Чтобы убить время, Экклстоун рассчитал стоимость, исходя из количества номеров, расценок и расходов, а потом стал распространяться о коммерческих возможностях. Отлично разбиравшийся в юридических аспектах Мосли и Экклстоун с его деловой хваткой составили очень сильную пару.
Его дочь Дебби позвонила из Англии и сообщила, что выходит замуж.
– Все будет тихо, по-семейному, – объяснила она.
– Ну тогда приходи в тапочках, – заявил Экклстоун и отказался приехать, хотя приглашены были только Айви, его родители и еще пятеро гостей. Тихие семейные церемонии он особенно ненавидел и на этот раз отыскал хороший повод отказаться.
Гонка сложилась неудачно. Пасе выбыл из-за аварии, а Ройтеманн выиграл. Семь недель спустя, провалившись еще и в Южной Африке, Пасе погиб в авиакатастрофе. Экклстоун был потрясен и к тому же остался без ведущего пилота. Он предложил Джеймсу Ханту миллион долларов за один сезон, но тот отказался.
Успехи Дюффелера угрожали коммерческим перспективам Экклстоуна. Необходимо было разобраться с американцем на родной земле. Владельцам европейских автодромов Экклстоун сурово заявил: если они откажутся принимать гонки на условиях ФОКА, то «Формула-1» переедет на другую трассу или даже в другую страну. Дюффелер, напомнил он, не может гарантировать участия команд – это по силам лишь Экклстоуну. Обращаться к Дюффелеру бесполезно – тот не сможет координировать действия организаторов в семнадцати странах и на разных языках. Наконец, Экклстоун выложил козырного туза. ФИА и Дюффелер полагали, что в 1978 году состоится восемнадцать этапов, но команды, как это ни печально, согласны лишь на двенадцать. Эта угроза должна была здорово напугать поддержавших Дюффелера, особенно тех, чьи автодромы не приносили большого дохода – ведь они рисковали лишиться этапа «Формулы-1». Первыми дрогнули шведы, а за ними и остальные.
Дюффелер был ошарашен. Мало того, его раздражала нещадная критика Пьера Юже, который желал снова возглавить переговоры. Прежде чем передать полномочия «высокомерному и самодовольному» Юже, Дюффелер организовал еще одну встречу с Экклстоуном, на которую явился, по его собственным словам, «раздавленным». «Я понимал, что Берни победит. Он разделял и властвовал. Мне это надоело».
Возобновились переговоры с Юже. Экклстоун сообразил, что он может отказаться от участия в гонках под эгидой «Уорлд чемпионшип рейсинг», а вот Юже не пойдет на срыв намеченных в Европе соревнований. Оба понимали: победа достанется тому, кого поддержит Энцо Феррари. Юже рассчитывал, что «Феррари» примет сторону ФИА, ведь ФОКА противостояла крупным автопроизводителям.
Энцо Феррари наслаждался своим могуществом. Без блистательной итальянской команды, старейшей в этом виде спорта, не стартовала бы ни одна гонка. Хотя англичане с успехом противостояли «Феррари» на трассах, семидесятидевятилетний итальянец выжидал у себя в Маранелло, неподалеку от Модены, отлично понимая: рано или поздно Экклстоуну придется проявить уважение – иначе спор с ФИА ему не разрешить. Феррари хвастался, что переговоры на тему автоспорта у него в крови. Экклстоун еще не родился, когда он перевез свои машины к итальянской границе, но отказывался въезжать во Францию, пока организаторы Гран-при Монако не заплатят солидную сумму за участие – и в итоге получил деньги наличными. Просьба Экклстоуна о встрече с патриархом не оказалась для него неожиданностью, равно как и для Берни – пожелание Феррари видеть его у себя. К папе римскому приезжали в Ватикан, а Феррари ждал гостей в Модене.
За три прошедших года Экклстоун и другие представители английских команд пару раз летали на денек в Болонью встретиться с Феррари. За превосходным обедом почти не говорили о делах. В 1976 году все громко смеялись, когда Феррари заказал для Экклстоуна большую порцию пармезана, который считается сильным афродизиаком, и театрально прошептал: «Ну теперь-то коротышка заведется». В знак уважения присутствующие обращались только к Феррари – беседа получалась утомительной и лишенной всяческой спонтанности. Зато потом Феррари пригласил подвыпивших гостей: Экклстоуна, Мосли, Чепмена, Тиррела, Майера и Уильямса – съездить на тренировочную трассу и прокатиться на «феррари» – лучший подарок бывшему гонщику. За время их недолгого общения Экклстоун уяснил, что Феррари больше ценит машины и двигатели, чем пилотов, от которых требовалось лишь доказать свою храбрость и мастерство. Их-то хоть помянут после гибели.
Феррари восхищался Чепменом. Основатель «Лотуса» был не только блестящим конструктором, но и храбрым человеком. Незадолго до поездки в Италию Экклстоун как-то полетел с Чепменом на «Чероки» из Биггин-Хилла в Гэтвик. Едва они поднялись в воздух, под брюхом самолета что-то стукнуло. Экклстоун обернулся и увидел оборванные телефонные провода. Хуже того, дверь оказалась открыта. «Закроем, когда сядем», – рассмеялся Чепмен.
Оба отлично помнили прошлогодний визит в Маранелло и жуткую дорогу сквозь ледяной туман обратно в аэропорт Болоньи, где дожидалась «Сессна» Экклстоуна. Пилот покачал головой и объявил:
– Взлет не разрешают. Аэропорт закрыт, но в гостинице есть номера для всех.
Экклстоун спешил вернуться в Лондон и сказал Чепмену:
– Иди, научи его, как взлетать.
Вскоре Чепмен вернулся и тоже покачал головой:
– Туман такой густой, что машина сопровождения не может отыскать самолет.
– Ладно, – сказал Экклстоун. – Тогда просто сядем в салон и включим двигатель, чтобы согреться.
Они не без труда отыскали самолет в клубах тумана, после чего Экклстоун убедил диспетчера включить освещение ВПП.
– Включай второй двигатель, – распорядился Экклстоун и добавил: – Просто чтобы согреться.
– Послушай, – вмешался Мосли, – видно только два ближайших огня.
– Нет, три, – возразил Экклстоун и велел: – Немедленно взлетай.
Подгоняемый пассажирами, пилот начал разгон… Через две минуты после взлета самолет вырвался из тумана к яркому свету солнца. Экклстоун вновь продемонстрировал, что его ничто не остановит.
И вот спустя год, 16 февраля 1977-го, Экклстоун летел на встречу с Феррари в Маранелло в сопровождении одного лишь Мосли. Цель визита была очень серьезной. Хотя Феррари не говорил по-английски, а Экклстоун – по-итальянски, общались они без больших проблем. Феррари, как и Экклстоун, мог обсуждать дела на любом языке, тем более у него имелся переводчик. Разглядывая друг друга сквозь темные стекла очков, оба чувствовали, насколько собеседник ценит настоящее мастерство. Оба когда-то торговали подержанными машинами, жили по законам улицы и обожали автогонки и азартные игры. Оба не любили внешних эффектов. Феррари подъехал к офису на стареньком «рено», и его гость оценил это по достоинству – он все больше и больше уважал своего наставника. Феррари так и не оправился от потери сына, умершего в 1956 году, однако даже не пытался разуверить Экклстоуна, что тот мог бы «стать протеже старика». Они не раз выражали взаимное восхищение, причем Экклстоун больше всего ценил Феррари за блестящее владение искусством продажи. Прежде чем приступить к переговорам, итальянец продемонстрировал свое мастерство в разговоре с клиентом, который подумывал купить «феррари».
– К сожалению, очереди придется ждать два года, – сообщил он, следя за озабоченным лицом покупателя.
Феррари прекрасно знал, что у него полно непроданных машин, однако на глазах у Экклстоуна несколько минут разыгрывал комедию с вызовом сотрудников и мучительными попытками угодить своему покупателю в ущерб другому клиенту, который «к несчастью, будет вынужден немного подождать». После душещипательной мелодрамы с розысками дефицитной машины благодарный клиент заплатил полную цену. За обаянием Феррари, которое не испортишь никаким переводом, скрывался жесточайший эгоизм.
– Ты слишком много говоришь о деньгах, – упрекнул он Экклстоуна за обедом и, постучав по столу, изрек: – Спорт – на столе, а бизнес – под столом.
Экклстоун кивнул, точно примерный ученик.
Рассыпаясь в комплиментах Феррари, он рассчитывал на поддержку итальянца в борьбе с Юже. Экклстоун ожидал, что юный помощник Феррари Лука Монтеземоло будет колебаться то в одну, то в другую сторону в расчете выторговать побольше призовых и денег на покрытие транспортных расходов. Однако «Монтесуму», как того в шутку прозвали, сменил Марко Пиччинини, сын банкира из Монте-Карло, клиентом которого был и Энцо Феррари.
– Почему Энцо выбрал Марко? – спросил Экклстоун у Монтеземоло.
– Потому что он говорит на трех языках и не просит много денег, – ответил протеже Джанни Аньелли, исполнительного директора «Фиата» и владельца «Феррари».
В обмен на поддержку в борьбе с ФИА Феррари ожидал особых привилегий, а поскольку оба они трепетно относились к финансам, ему пришлось повторить свой совет поменьше вспоминать о деньгах. «Ведь открывая бордель, ты не будешь писать на вывеске крупными буквами: “Бордель”, – сказал он Экклстоуну. – Ты напишешь: “Отель”, а бордель откроешь в подвале». Экклстоун кивнул в знак согласия. Он понял: самодовольный Феррари считает себя котом, а Экклстоуна, Юже и всех остальных – мышами.
«Я знал, нам предстоит сыграть в игру, – сказал он позднее Джону Хогану, – и он оказался очень хорош. Ум словно стальные тиски. Ни единой мелочи не пропустит».
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента