На улице Фанданго изъявила очевидное желание бежать какой-то другой, ведомой одной лишь ей дорогой. Я рассудил, что, если дать ей полную волю, она сама доставит меня на конный завод. В конце концов существует предел терпению лошади, знающей пять аллюров! Она и так в полной мере проявила его, таская на себе пожилого доктора, давно отвыкшего от верховой езды, по здешней холмистой местности.
По возвращении в усадьбу у меня оставалось еще достаточно времени, чтобы умыться и переодеться к обеду, прежде чем присоединиться к Дитсу в гостиной. Его ирландское виски не уступало своими превосходными качествами бургундскому, сидя у камина и разомлев от тепла, я чувствовал, как после долгой верховой прогулки кровь взыграла в моих жилах, потому решил воздать должное этому горячительному напитку. Хозяин, как я уже заметил, был весьма мил в обращении, хотя на этот раз оказался еще менее словоохотливым и говорливым, чем во время нашей первой встречи на Бейкер-стрит.
Я не преминул сообщить ему, что моя поездка оказалась практически безрезультатной, несмотря на свое первоначальное желание упомянуть о китайцах. Я обошел этот факт молчанием, ибо ничего хорошего подобная откровенность не сулила, один только вред. Я перевел разговор на коневодство. Дитс рассуждал по этому предмету свободно и бегло, и я решил уделять большее внимание родословным лошадей, которых избираю своими фаворитами на скачках. Как только в разговоре намечался спад, я принимался с воодушевлением рассказывать о прежних, столь блистательно проведенных делах Холмса, это был прекрасный способ заинтересовать собеседника, и я пользовался им с большой легкостью. Я все же упомянул, что Холмс вот-вот закончит расследование в Лондоне и присоединится к нам в Мейзвуде. Как оказалось, для моего слушателя это были добрые новости.
Дворецкий Дули, как и все представители его редкой профессии, появлялся при малейшей в нем надобности: слух у него, по всей видимости, был превосходный. Стоило его хозяину на минуту куда-то отлучиться, как он с трогательным беспокойством спросил, готов ли будет мистер Холмс в случае своего неожиданного появления разделить комнату со мной. Дело в том, объяснил он, что миссис Дитс приказала заново отделать все спальни, кроме хозяйской, прежде чем внезапно отбыть во вторник к сестре. Слова «внезапно отбыть» насторожили меня, не мог я оставить без внимания и то, что произошло сие событие во вторник. Поскольку был четверг, это означало, что Дитс отправил свою жену к сестре в тот самый день, когда приехал к нам на Бейкер-стрит.
Задержав дворецкого, я жестом попросил еще вина.
– Твоя хозяйка уехала во вторник. Дули? – уточнил я как бы мимоходом. – А я-то полагал, что в понедельник.
– Нет, нет, сэр, она отбыла во вторник, в тот же самый день, когда мистер Дитс отправился в Лондон.
Наш клиент в свое время сообщил, что его жена покинула усадьбу еще до попытки ограбления. Мне показалось странным, что хозяйка была отослана сразу же после того, как произошла эта попытка. Очевидно, Дитс был озабочен сильнее, чем показывал, или его жена была особой нервической, что не вполне совпадало с моим представлением об английской леди, весьма довольной своей жизнью в сельской усадьбе, где обычаи высшего света соблюдались неукоснительно. Я уже хотел было свернуть беседу, как вдруг вспомнил, что миссис Дитс отнюдь не англичанка и ее жизнь в Мейзвуде может быть не столь уж и счастливой.
– Дули, – сказал я, принимая щедрую порцию виски, – мистер Дитс говорил, что вы уже довольно давно служите в этой семье.
– Я имел честь служить еще его отцу.
– После его путешествий?
– Путешествий, сэр?
Дули переспросил меня с таким откровенным недоумением, что я едва не заговорил о знаменитом капитане Сполдинге и его экспедициях, но вовремя прикусил язык. Я мог зайти слишком далеко и поэтому даже обрадовался возвращению хозяина.
Немного погодя мы пообедали, а затем хозяин любезно пригласил меня прогуляться вместе с ним. Он прихватил с собой превосходные сигары, хотя я всегда считал, что сигара в значительной степени теряет свой аромат и вкус, если курить ее на открытом воздухе. Ими, как хорошим бренди, следует наслаждаться, сидя в удобном кресле и потихоньку смакуя. Я поведал коннозаводчику о некогда опубликованной Холмсом монографии «Относительно различий в пепле разных сортов табака», где приведены заключения сыщика по поводу исследования им золы всех известных типов сигарного и трубочного табака.
Рассказ мой так заинтересовал Дитса, который, очевидно, с удовольствием наслаждался всеми благами жизни, что он даже не заметил, как я искусно направляю его к конюшням, где содержатся верховые лошади. По пути я задавал ему кое-какие наводящие вопросы и в то же время внимательно смотрел по сторонам.
Жизнь на конном заводе начинается очень рано, поэтому мне без труда удалось вернуться в свою спальню еще до девяти. Моя одежда для верховой езды была тщательно вычищена, сапоги отполированы до полного блеска. Но сумка с туалетными принадлежностями так и осталась нераспакованной. Маленький кусочек воска находился там же, где и был. Этой уловке в свое время меня научил Холмс: вместе с бритвой и другими вещами предусмотрительно класть и свечу.
Потушив в назначенное время лампы, я запалил у окна свечу и несколько раз провел ею из стороны в сторону. Затем задул огонек и, прищурившись, как научил меня сыщик, стал всматриваться во мглу.
Вскоре я уловил три ответные вспышки. Быстро сработано, подумал я, но ведь Гиллиган и Стайлс уже знали, с какой стороны дома им следует ожидать сигнала. Моя поездка в Литчфилд все же оказалась небесполезной.
Свежий сельский воздух без всякой угольной копоти и дыма очень скоро усыпил меня, и я забылся крепким сном.
Перед тем как провалиться в объятия Морфея, я довольно зевнул: за весь день никаких досадных ошибок! Возможно, у меня все же есть хоть какие-то задатки истинного сыщика.
Следующий день, видимо, должен был стать повторением предыдущего. Фанданго уже попривыкла ко мне и нехотя позволила совершить полный объезд поместья. Я старался запоминать все дороги и тропы, как и вообще все окрестности. Затем я отправился в Литчфилд, где, не заходя в трактир, по привычке заглянул на почту и весьма удивился, когда мне вручили телеграмму. Содержанке ее было таково: «Известите тех, кого это касается, что я прибуду завтра. Ш.Х.».
Я предоставил Фанданго возможность самой вернуться на конный завод и лошадь проделала обратную дорогу в наикратчайшее время.
Ни к чему было медлить с полученным известием: узнав о приезде Холмса, Дитс наконец позволил себе выразить любопытство, вполне, впрочем, уместное при подобных обстоятельствах.
– Интересно, что ему удалось выяснить? – Вопрос был общий, но Дитс явно ожидал ответа и мое молчание могло бы его насторожить.
Давай же, старина, подбодрил я самого себя, покажи, на что ты способен. Холмс частенько прохаживался по поводу твоей, как он считает, негибкости. Докажи, что он ошибается. Сам Холмс отнюдь не завзятый лжец, да и зачем ему лгать? Если он хочет направить кого-либо по ложному следу, он просто не говорит всей правды, отделываясь недомолвками. Этот его прием я и решил использовать.
– Холмс редко посвящает меня в процесс игры вплоть до самого последнего хода – мата. – Так оно и было в действительности. – Тот факт, – продолжил я, – что грабитель использовал нечто вроде боло, возможно, указывает на его латиноамериканское происхождение. Кое-какие предположения у меня есть.
Дитс дал понять, что с удовольствием меня выслушает.
– Холмс хорошо знает преступный мир, к тому же имеет доступ к архивам Скотленд-Ярда, а в случае надобности и к архивам Сюртэ. – Я уже не стал упоминать об архивах немецкой полиции. К чему такое усердие? – Полагаю, он ищет ловкого, сильного, но невысокого грабителя, который специализируется по верхним этажам.
– А почему именно невысокого? – Дитс постепенно проникался ко мне доверием.
– Вор быстро взобрался на балкон и еще быстрее спустился, в противном случае вы бы его заметили. Для человека крупного такое вряд ли возможно. Холмс считает, что мы имеем дело с акробатом, к тому же искусно владеющим боло. Ему удалось сузить список подозреваемых до одного человека, о чем он и сообщил в своей телеграмме.
– Но какая связь между всем этим и вашим пребыванием? Разумеется, ваша компания доставляет мне истинное удовольствие, – поспешил добавить Дитс, как истинно гостеприимный хозяин. – Ваши очерки о Шерлоке Холмсе, несомненно, талантливы.
Надеюсь, я принял эту похвалу великодушно, но на всякий случай ответил в духе Сократа:
– Исключаете ли вы возможность присутствия человека, отвечающего данному описанию, в здешних местах.
Разумеется, ему ничего не оставалось, кроме как кивнуть…
– Допустим, преступник находится здесь и готовится к новой попытке ограбления. В таком случае, – добавил я не без некоторой бравады, – мое проживание здесь, вероятно, заставило бы его воздержаться от осуществления дерзкого замысла.
Дитс снова просиял своей мальчишеской улыбкой.
– Вам, сыщикам, приходится предусматривать все возможности…
– Приходится учитывать все, до самых мелочей. А дело это очень и очень нелегкое. Факты тщательно просеиваются, элементы происшествия складываются в мозаику, образуя при этом узор, подсказывающий, что именно произошло и – что, возможно, еще важнее – произойдет в ближайшем будущем. Так постигается жестокая правда.
Не все ли равно, за кого тебя примут, за овцу или козу, если все равно съедят, подумал я. Дитс наверняка толком не понимает, о чем я, но я и сам не вполне себя понимаю. Однако слова мои звучат убедительно и приятно ласкают слух.
Я решил, что мне следует присутствовать при всех разговорах между Холмсом и клиентом, дабы мои же слова не были обращены против меня же.
Я и в самом деле слушал все их беседы, хотя дело обернулось совсем не так, как я предполагал.
8
По возвращении в усадьбу у меня оставалось еще достаточно времени, чтобы умыться и переодеться к обеду, прежде чем присоединиться к Дитсу в гостиной. Его ирландское виски не уступало своими превосходными качествами бургундскому, сидя у камина и разомлев от тепла, я чувствовал, как после долгой верховой прогулки кровь взыграла в моих жилах, потому решил воздать должное этому горячительному напитку. Хозяин, как я уже заметил, был весьма мил в обращении, хотя на этот раз оказался еще менее словоохотливым и говорливым, чем во время нашей первой встречи на Бейкер-стрит.
Я не преминул сообщить ему, что моя поездка оказалась практически безрезультатной, несмотря на свое первоначальное желание упомянуть о китайцах. Я обошел этот факт молчанием, ибо ничего хорошего подобная откровенность не сулила, один только вред. Я перевел разговор на коневодство. Дитс рассуждал по этому предмету свободно и бегло, и я решил уделять большее внимание родословным лошадей, которых избираю своими фаворитами на скачках. Как только в разговоре намечался спад, я принимался с воодушевлением рассказывать о прежних, столь блистательно проведенных делах Холмса, это был прекрасный способ заинтересовать собеседника, и я пользовался им с большой легкостью. Я все же упомянул, что Холмс вот-вот закончит расследование в Лондоне и присоединится к нам в Мейзвуде. Как оказалось, для моего слушателя это были добрые новости.
Дворецкий Дули, как и все представители его редкой профессии, появлялся при малейшей в нем надобности: слух у него, по всей видимости, был превосходный. Стоило его хозяину на минуту куда-то отлучиться, как он с трогательным беспокойством спросил, готов ли будет мистер Холмс в случае своего неожиданного появления разделить комнату со мной. Дело в том, объяснил он, что миссис Дитс приказала заново отделать все спальни, кроме хозяйской, прежде чем внезапно отбыть во вторник к сестре. Слова «внезапно отбыть» насторожили меня, не мог я оставить без внимания и то, что произошло сие событие во вторник. Поскольку был четверг, это означало, что Дитс отправил свою жену к сестре в тот самый день, когда приехал к нам на Бейкер-стрит.
Задержав дворецкого, я жестом попросил еще вина.
– Твоя хозяйка уехала во вторник. Дули? – уточнил я как бы мимоходом. – А я-то полагал, что в понедельник.
– Нет, нет, сэр, она отбыла во вторник, в тот же самый день, когда мистер Дитс отправился в Лондон.
Наш клиент в свое время сообщил, что его жена покинула усадьбу еще до попытки ограбления. Мне показалось странным, что хозяйка была отослана сразу же после того, как произошла эта попытка. Очевидно, Дитс был озабочен сильнее, чем показывал, или его жена была особой нервической, что не вполне совпадало с моим представлением об английской леди, весьма довольной своей жизнью в сельской усадьбе, где обычаи высшего света соблюдались неукоснительно. Я уже хотел было свернуть беседу, как вдруг вспомнил, что миссис Дитс отнюдь не англичанка и ее жизнь в Мейзвуде может быть не столь уж и счастливой.
– Дули, – сказал я, принимая щедрую порцию виски, – мистер Дитс говорил, что вы уже довольно давно служите в этой семье.
– Я имел честь служить еще его отцу.
– После его путешествий?
– Путешествий, сэр?
Дули переспросил меня с таким откровенным недоумением, что я едва не заговорил о знаменитом капитане Сполдинге и его экспедициях, но вовремя прикусил язык. Я мог зайти слишком далеко и поэтому даже обрадовался возвращению хозяина.
Немного погодя мы пообедали, а затем хозяин любезно пригласил меня прогуляться вместе с ним. Он прихватил с собой превосходные сигары, хотя я всегда считал, что сигара в значительной степени теряет свой аромат и вкус, если курить ее на открытом воздухе. Ими, как хорошим бренди, следует наслаждаться, сидя в удобном кресле и потихоньку смакуя. Я поведал коннозаводчику о некогда опубликованной Холмсом монографии «Относительно различий в пепле разных сортов табака», где приведены заключения сыщика по поводу исследования им золы всех известных типов сигарного и трубочного табака.
Рассказ мой так заинтересовал Дитса, который, очевидно, с удовольствием наслаждался всеми благами жизни, что он даже не заметил, как я искусно направляю его к конюшням, где содержатся верховые лошади. По пути я задавал ему кое-какие наводящие вопросы и в то же время внимательно смотрел по сторонам.
Жизнь на конном заводе начинается очень рано, поэтому мне без труда удалось вернуться в свою спальню еще до девяти. Моя одежда для верховой езды была тщательно вычищена, сапоги отполированы до полного блеска. Но сумка с туалетными принадлежностями так и осталась нераспакованной. Маленький кусочек воска находился там же, где и был. Этой уловке в свое время меня научил Холмс: вместе с бритвой и другими вещами предусмотрительно класть и свечу.
Потушив в назначенное время лампы, я запалил у окна свечу и несколько раз провел ею из стороны в сторону. Затем задул огонек и, прищурившись, как научил меня сыщик, стал всматриваться во мглу.
Вскоре я уловил три ответные вспышки. Быстро сработано, подумал я, но ведь Гиллиган и Стайлс уже знали, с какой стороны дома им следует ожидать сигнала. Моя поездка в Литчфилд все же оказалась небесполезной.
Свежий сельский воздух без всякой угольной копоти и дыма очень скоро усыпил меня, и я забылся крепким сном.
Перед тем как провалиться в объятия Морфея, я довольно зевнул: за весь день никаких досадных ошибок! Возможно, у меня все же есть хоть какие-то задатки истинного сыщика.
Следующий день, видимо, должен был стать повторением предыдущего. Фанданго уже попривыкла ко мне и нехотя позволила совершить полный объезд поместья. Я старался запоминать все дороги и тропы, как и вообще все окрестности. Затем я отправился в Литчфилд, где, не заходя в трактир, по привычке заглянул на почту и весьма удивился, когда мне вручили телеграмму. Содержанке ее было таково: «Известите тех, кого это касается, что я прибуду завтра. Ш.Х.».
Я предоставил Фанданго возможность самой вернуться на конный завод и лошадь проделала обратную дорогу в наикратчайшее время.
Ни к чему было медлить с полученным известием: узнав о приезде Холмса, Дитс наконец позволил себе выразить любопытство, вполне, впрочем, уместное при подобных обстоятельствах.
– Интересно, что ему удалось выяснить? – Вопрос был общий, но Дитс явно ожидал ответа и мое молчание могло бы его насторожить.
Давай же, старина, подбодрил я самого себя, покажи, на что ты способен. Холмс частенько прохаживался по поводу твоей, как он считает, негибкости. Докажи, что он ошибается. Сам Холмс отнюдь не завзятый лжец, да и зачем ему лгать? Если он хочет направить кого-либо по ложному следу, он просто не говорит всей правды, отделываясь недомолвками. Этот его прием я и решил использовать.
– Холмс редко посвящает меня в процесс игры вплоть до самого последнего хода – мата. – Так оно и было в действительности. – Тот факт, – продолжил я, – что грабитель использовал нечто вроде боло, возможно, указывает на его латиноамериканское происхождение. Кое-какие предположения у меня есть.
Дитс дал понять, что с удовольствием меня выслушает.
– Холмс хорошо знает преступный мир, к тому же имеет доступ к архивам Скотленд-Ярда, а в случае надобности и к архивам Сюртэ. – Я уже не стал упоминать об архивах немецкой полиции. К чему такое усердие? – Полагаю, он ищет ловкого, сильного, но невысокого грабителя, который специализируется по верхним этажам.
– А почему именно невысокого? – Дитс постепенно проникался ко мне доверием.
– Вор быстро взобрался на балкон и еще быстрее спустился, в противном случае вы бы его заметили. Для человека крупного такое вряд ли возможно. Холмс считает, что мы имеем дело с акробатом, к тому же искусно владеющим боло. Ему удалось сузить список подозреваемых до одного человека, о чем он и сообщил в своей телеграмме.
– Но какая связь между всем этим и вашим пребыванием? Разумеется, ваша компания доставляет мне истинное удовольствие, – поспешил добавить Дитс, как истинно гостеприимный хозяин. – Ваши очерки о Шерлоке Холмсе, несомненно, талантливы.
Надеюсь, я принял эту похвалу великодушно, но на всякий случай ответил в духе Сократа:
– Исключаете ли вы возможность присутствия человека, отвечающего данному описанию, в здешних местах.
Разумеется, ему ничего не оставалось, кроме как кивнуть…
– Допустим, преступник находится здесь и готовится к новой попытке ограбления. В таком случае, – добавил я не без некоторой бравады, – мое проживание здесь, вероятно, заставило бы его воздержаться от осуществления дерзкого замысла.
Дитс снова просиял своей мальчишеской улыбкой.
– Вам, сыщикам, приходится предусматривать все возможности…
– Приходится учитывать все, до самых мелочей. А дело это очень и очень нелегкое. Факты тщательно просеиваются, элементы происшествия складываются в мозаику, образуя при этом узор, подсказывающий, что именно произошло и – что, возможно, еще важнее – произойдет в ближайшем будущем. Так постигается жестокая правда.
Не все ли равно, за кого тебя примут, за овцу или козу, если все равно съедят, подумал я. Дитс наверняка толком не понимает, о чем я, но я и сам не вполне себя понимаю. Однако слова мои звучат убедительно и приятно ласкают слух.
Я решил, что мне следует присутствовать при всех разговорах между Холмсом и клиентом, дабы мои же слова не были обращены против меня же.
Я и в самом деле слушал все их беседы, хотя дело обернулось совсем не так, как я предполагал.
8
ТРУДНАЯ НОЧЬ
Едва я зашел в свою спальню и шаги прислуживавшего мне Дули замерли в конце коридора, как случилось нечто совершенно непредвиденное, я даже едва не подпрыгнул от удивления. Невесть откуда раздался голос, причем голос знакомый, что, к сожалению, я не сразу осознал.
– Здесь нет посторонних, сэр?
Я не мог вымолвить ни слова, остолбенев от неожиданности, и, приняв мое молчание за знак согласия, из-под кровати выкатился Тощий.
– Силы небесные! Как ты здесь оказался, Гиллиган?
– Мистер Холмс велит вам действовать. У него нюх на такие вещи, и он считает, что действовать надо именно сегодня.
Я не стал спрашивать взломщика, каким образом он проник в спальню. С его опытом забраться в деревенскую усадьбу не представляло никакого труда. К чести моей будь сказано, я ответил ему совершенно деловым тоном.
– Что мне следует делать?
– Погодите немного, пока хозяин дома не завалится спать. Затем спуститесь вниз, скажите дворецкому Дули, что отправляетесь на прогулку, проберитесь в конюшню и оседлайте пару лошадей. Возвратитесь назад, и когда дворецкий…
– Дули.
– …запрет дом на ночь, наденьте костюм для верховой езды и ждите здесь. Мистер Холмс предполагает, что ночью будет настоящая катавасия, много беготни: в суматохе вы сможете незаметно выскользнуть из дома и найти лошадей. Выезжайте на главную дорогу, но держитесь подальше от деревьев.
– Что потом?
– Направляйтесь прочь от дома. Вас встретит мистер Холмс.
– Он уже здесь?
– Недавно приехал. Желаю удачи.
Гиллиган прислушался, приоткрыв дверь, затем тихонько выскользнул и был таков.
Некоторое время я сидел на кровати, одолеваемый сонмом размышлений. Холмс предупреждал, что мне отведена важная роль в разворачивающейся драме: так, видимо, оно и случится. Я, правда, решил, что роль для меня выбрана неподходящая. Ночная тревога. Скачущий по сельской местности явно отяжелевший врач, ни дать ни взять сторонник злополучного Стюарта, удирающий от пуритан. Как бы драма, о которой говорит Холмс, не превратилась в комический фарс!
Самолюбие, однако, не позволяло мне пасть духом, и я решительно отбросил мысль о позорном фиаско. Холмс видел во мне смелого любителя приключений, и я готов выйти на подмостки – в самую середину, – выступить как можно лучше, хотя меня так и подмывало забраться, как Гиллиган, под кровать и завернуться с головой в одеяло.
Выждав достаточно долго, я спокойно спустился по главной лестнице и прошел в заднюю половину дома. Дули я нашел в буфете, примыкающем к большой столовой. При моем появлении он спрятал экземпляр «Ля ви паризьен» и услужливо отпер заднюю дверь. Оказавшись в освежающем вечернем воздухе, я неторопливо двинулся, как бы наугад, пока не оказался на достаточном расстоянии от дома. После этого кратчайшим путем я поспешил к конюшням. Никого из грумов здесь не было, и я спокойно взял из кладовой все необходимое.
Отыскав стойло Фанданго, я, прежде чем набросить на нее узду, тихо заговорил с лошадью, чтобы она привыкла к моему присутствию. Затем вывел ее из стойла, надел и закрепил седло. Остальные лошади недовольно фыркали и тихо ржали, но я не обращал на них внимания, не без основания надеясь, что меня никто не заметит. А если и заметят, то тоже ничего страшного. Затянув подпругу, я закрепил повод у соседнего стойла, полагая, что стоявшая рядом лошадь, успокоенная видом Фанданго, не будет сопротивляться. Так оно и вышло. Оседлав обеих лошадей, я отвел их обратно в стойла. Вся эта операция заняла не более пятнадцати минут, и когда я постучал с черного хода. Дули, не раздумывая, впустил меня. Испытывая значительное облегчение при мысли о том, что я успешно выполнил первую часть задания, я возвратился в спальню, ожидая сигнала к началу второго акта.
Сидя в кресле, я приготовился к мучительному томлению в неизвестности, которое в подобных ситуациях бывает особенно непереносимым. Еще не так давно я наслаждался мирной атмосферой наших уютных апартаментов на Бейкер-стрит, и вот я уже в Суррее и даже не представляю, с кем мне суждено столкнуться. Дело-то начиналось довольно прозаически! Но внесение покойного отца нашего клиента в список действующих лиц драмы ввело в нее мрачные, даже зловещие мотивы.
Тут я вспомнил об агенте Майкрофта, который умер в нашем присутствии. Это странное событие, казалось, не имело никакой связи с вторжением Дитса в наши апартаменты, но, хорошо зная Холмса, я не сомневался, что он придерживается другого мнения. Все это как будто бы имело весьма отдаленное отношение к пребыванию некоего Джона Г. Ватсона в Суррее, но раздувающиеся ноздри Шерлока Холмса свидетельствовали, что он уже взял след.
Пришлось отмести все эти размышления мыслью о необходимости собраться с силами. Мне вот-вот предстоит действовать, я вскочил и принялся надевать костюм для верховой езды.
Затем, устроившись в кресле поудобнее, я наконец задремал, но тотчас вскочил, заслышав громкий шум. Снаружи доносились громкие обеспокоенные, а затем и полные ужаса крики. В комнату проник запах дыма, и мне даже пришла в голову смехотворная мысль, что это Холмс раскуривает свою трубку. Однако запаха табака я не почувствовал. У лестницы дым стал гуще. Боже праведный! Пожар!
Выбежав из ближайшей ко мне боковой двери, я увидел над конюшнями с рысаками огромные языки пламени. Как ни странно, но в этой суматохе и беготне я остался один. Все обитатели усадьбы отчаянно боролись с огнем, пытаясь спасти редких животных.
Я уже хотел было присоединиться, но во время вспомнил наставления Холмса и кинулся к конюшне для верховых лошадей. Направляясь к Фанданго, я слышал со всех сторон ржание и фырканье, ибо охваченные возбуждением и страхом животные нервно метались по стойлам. К счастью, запах гари ветер относил в сторону, не то они могли бы стать неуправляемыми. Мое появление, казалось, успокоило гнедую кобылу, я вывел ее из стойла, а затем взял за поводья другую лошадь.
С неожиданной для себя ловкостью и силой я вспрыгнул на Фанданго. Двинувшись вперед, повел второе животное за собой. Стоило нам выбраться из конюшни, как Фанданго сразу же почуяла поблизости огонь. Я пустил ее вокруг усадьбы, и она поскакала во весь опор, так взбрыкивая, что у меня стучали зубы. Обогнув усадьбу, мы помчались по главной дороге прочь от Мейзвуда. Я изо всех сил сжал поводья второй лошади: та, впрочем, ни на шаг не отставала.
Затем я попытался управлять трензелем, а в конце концов, схватившись рукой за седельную луку, вдруг непонятно почему вспомнил кличку второй лошади: ее звали Тайна – вполне подходит для Холмса. О Мать небесная, взмолился я, доеду ли я когда-нибудь до него.
Неожиданно на моем пути возникло препятствие: как всегда по ночам, белые ворота были закрыты. Отважная Фанданго и рядом с ней Тайна мчались слишком быстро, чтобы вовремя остановиться: поводья я выпустил, а если бы и держал, у меня все равно не хватило бы сил справиться с обеими.
Не слишком высокие белые ворота казались мне просто громадными. В отблесках луны белые доски, казалось, мерцали призрачным светом. Подумать только: я, посвятивший всю свою жизнь спасанию людей, погибну с переломленной шеей или с вонзившимся мне в тело острым концом доски! Вряд ли моя бедная мать, царствие ей небесное, могла когда-нибудь вообразить, что я паду, как один из тех злосчастных кавалеристов, которым не удалось пережить отчаянную атаку в Крыму.
Ворота были уже совсем рядом. Все еще держась одной рукой за седельную луку, а другой сжимая поводья второй кобылы, я инстинктивно пригнулся, как это делают охотники, в погоне за неуловимой лисой перемахивая через каменную стену. Цокот копыт вдруг смолк, и на какое-то мгновение я оказался в воздухе, как бы осуществляя своим полетом древнюю мечту человечества. Все это время, пока две великолепные лошади, вытянув ноги, летели над барьером, я чувствовал себя совершенно невесомым. Вероятно, зрелище было изумительным, мне самому, однако, посмотреть не довелось, ибо я закрыл глаза и еще крепче вцепился в луку, не имея даже времени помолиться за спасение своей драгоценной души.
В следующий момент мы тяжело приземлились на дорогу. Ноги у меня выскользнули из стремян, и я чудом удержался в седле.
Перескочив через препятствие, в видимом облегчении Фанданго замедлила свой бег, я сумел поймать развевающиеся по воздуху поводья. Откинувшись назад, я все же натянул их, и Фанданго, а затем и Тайна значительно сбавили скорость. И тут меня окликнули:
– Эй, Ватсон!
В полутьме на обочине стоял Холмс и махал белым платком. Я был так поражен, услышав его голос, так изумлен тем, что остался жив, что почувствовал вдруг невероятный прилив сил. Левой рукой, которая мгновение назад буквально отваливалась, я перебросил поводья направо, нагнулся сам, плотно прижав Фанданго к Тайне и остановил обеих лошадей рядом с Холмсом.
Великий сыщик подхватил выпущенные мной поводья, остановил Тайну за трензель, точно также он поступил и с Фанданго, все это время не сводя с меня изумленного взгляда. Взмыленные лошади тяжело дышали, котелок-дерби у меня на голове съехал набок. Отклонись я чуть в сторону, и свалился бы с седла, как мешок с мукой. Момент был напряженным, ситуация критической, но Холмс все еще глазел на меня так, будто перед ним вдруг открылись неведомые перспективы. Я не раз писал, что мой близкий друг наделен редкой способностью одним взглядом оценивать обстановку, в один миг представлять себе происшедшее, но на этот раз он пребывал в необычной для него растерянности.
– Ватсон, дорогой, глядя на вас, я едва не лишился дара речи. Ворота в добрых пять футов вышиной вы преодолели, как казак, на полном скаку. Да еще с двумя лошадьми. Если бы Дитс дал вам рысака, я поставил бы на вас, дорогой друг.
Я вытаращил глаза от таких слов, но глубокая убежденность и обеспокоенность сыщика помогли мне сохранить равновесие. Ни к чему было разрушать пусть и ошибочный образ, создавшийся у добрейшего и милейшего человека. Я махнул рукой в сторону усадьбы.
– Холмс, Мейзвуд горит, там пожар.
– Горят всего лишь несколько снопов, старина, – ответил Холмс, вскакивая на Тайну. – Недалеко от конюшни, где находятся рысаки, чтобы создать угрожающую ситуацию, но Дитс со слугами без труда справятся с этим. Поехали посмотрим, к чему приведет наш отвлекающий маневр.
Сыщик повернул Тайну к деревьям, и мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.
Низко наклонившись, продираясь сквозь ветви, мы выехали на опушку, видимо, заранее присмотренную Холмсом. Отсюда открывался великолепный вид на усадьбу. Пожар еще не прекратился, его все еще тушили. Буквально через миг перед домом откуда ни возьмись появились четыре фигуры. В воздухе, поблескивая, взвились какие-то металлические предметы и зацепились за каменную балюстраду наверху.
– Мое предположение о «кошках» было недалеко от истины, – шепнул Холмс, когда таинственные фигурки, работая руками и ногами, стали взбираться но натянутым тросам.
– Какова их цель. Холмс?
– Посмотрите на балкон. Что вы там видите?
– Пять застекленных дверей…
– Достаточно. Лишнее доказательство того, что можно смотреть, но не видеть. Этот американец По излагает довольно здравую мысль в своем рассказе «Похищенное письмо».
– Холмс, что вы…
– Помните картинную галерею, откуда мы выходили на балкон? Что представляется вашему воображению, Ватсон?
– Мы увидели четыре стеклянные двери… – И вдруг меня осенило: – Четыре двери. Но сейчас мы видим пять.
– Пятая – потайная. До нее-то они как раз и добираются. Через мгновение они вскроют тайный ход.
Забравшиеся на балкон делали именно то, о чем сказал мой друг. Сгрудившись вокруг пятого проема, они на какое-то время прекратили свою лихорадочную деятельность, что позволило мне выразить свое негодование, горячий протест.
– Вероятно, эта дверь ведет в тайный чулан, Холмс, но почему ее не заделали?
– Потому что кто-нибудь, разглядывая фасад, обратил бы внимание на расстояние между последней дверью и окнами. И наверняка заинтересовался бы, что находится в этом наглухо заделанном промежутке. Но сейчас вы увидите лишь красивый, пропорциональной формы фасад и не станете считать оконные и дверные проемы. Изнутри же все выглядит совершенно иначе. Вы не можете представить себе местоположение вашей комнаты среди других смежных.
– Но ведь мы же выходили на балкон?
– И не заметили ничего необычного. Вы любовались окрестностями. Двери были за вашей спиной и вы их, естественно, не считали. Кстати, вы прошли мимо фальшивой двери, не подумав, что это вход в потайной чулан, где должны храниться сокровища, привезенные капитаном Сполдингом из его экспедиций.
– Но вы-то заметили.
– Да, Ватсон, я развил в себе способность не только смотреть, но и видеть. Ого, они ее взломали.
Двое из находившихся на балконе нырнули в дверь. Третий занял наблюдательный посту стеклянных дверей. Последний встал так, чтобы можно было следить за пожаром, очевидно, находясь на стреме. Уверенные, что их присутствие не замечено, а для обитателей дома оно и в самом деле оставалось незамеченным, грабители подошли к балюстраде. Сняв «кошки», они пропустили их под перилами и спустили на землю. В точности так, как несколько дней назад описывал Холмс.
Я крепко сжал поводья и вздернул голову Фанданго, как бы готовясь к атаке.
– Этого-то Дитс и опасался! Незваные гости обнаружили тайник. Надо остановить их, Холмс.
Худая, жилистая рука сыщика легла мне на плечо, Холмс удержал меня.
– Погодите, Ватсон. Мы все так тщательно распланировали не для того, чтобы остановить их. Надо посмотреть, что они сделают.
– Сделают?! Но ведь они ищут меч. Вы, разумеется, были правы. Если не вмешаться, они его похитят.
– Это будет не так-то легко, мой добрый друг.
В глубине чулана показались отблески света.
– Гиллиган и Стайлс ждут на фоллонсбийской дороге, единственной прямой дороге в Лондон. – Холмс показал налево. – Вон там. Я думаю, китайцы пришли именно по ней.
– Так они китайцы? Интересно бы на них посмотреть.
Я вспомнил свои поездки вокруг Мейзвуда. К счастью, увиденное прекрасно запечатлелось у меня в памяти.
– Да, там находится довольно широкий проулок, идущий в направлении полумесяца, – сказал я, показывая налево назад. – Проулок разветвляется: одна дорога, огибая холм, ведет к литчфилдскому тракту, другая оканчивается у полустанка в долине. Есть еще и третья тропа вниз с холма, это самый кратчайший путь. Я обнаружил ее случайно.
– Вы молодец, Ватсон. Во времена минувшие вы могли бы стяжать похвалы такого кавалерийского гения конфедератов, как Джеб Стюарт.[4] На полустанке, о котором вы упомянули, набирают составы для дальнейшей отправки в город. Я подозревал, что это ключевой пункт плана Китайца.
Его рассуждения были прерваны появлением взломщиков на балконе. Они что-то несли, хотя я не разобрал, что именно. Могу лишь сказать, что предмет был упакован. Холмс, видимо, тотчас потерял всякий интерес к лихой ночной атаке. Грабители тщательно закрыли взломанную дверь, стремясь, очевидно, чтобы кража была обнаружена как можно позднее. Холмс повернул Тайну налево. – Возьмите мою лошадь за хвост, Ватсон, и следуйте за мной, только очень тихо.
С некоторыми затруднениями я взял хвост Тайны в правую руку и, низко наклонившись над лукой, поехал вслед за Холмсом через лесок. Холмс, как известно, обладает превосходным ночным зрением, что не раз сослужило ему верную службу. Мне приходилось сидеть в довольно неудобной позе, но это, по крайней мере дважды, спасло меня от падения, ведь я легко мог зацепиться за сучья.
– Здесь нет посторонних, сэр?
Я не мог вымолвить ни слова, остолбенев от неожиданности, и, приняв мое молчание за знак согласия, из-под кровати выкатился Тощий.
– Силы небесные! Как ты здесь оказался, Гиллиган?
– Мистер Холмс велит вам действовать. У него нюх на такие вещи, и он считает, что действовать надо именно сегодня.
Я не стал спрашивать взломщика, каким образом он проник в спальню. С его опытом забраться в деревенскую усадьбу не представляло никакого труда. К чести моей будь сказано, я ответил ему совершенно деловым тоном.
– Что мне следует делать?
– Погодите немного, пока хозяин дома не завалится спать. Затем спуститесь вниз, скажите дворецкому Дули, что отправляетесь на прогулку, проберитесь в конюшню и оседлайте пару лошадей. Возвратитесь назад, и когда дворецкий…
– Дули.
– …запрет дом на ночь, наденьте костюм для верховой езды и ждите здесь. Мистер Холмс предполагает, что ночью будет настоящая катавасия, много беготни: в суматохе вы сможете незаметно выскользнуть из дома и найти лошадей. Выезжайте на главную дорогу, но держитесь подальше от деревьев.
– Что потом?
– Направляйтесь прочь от дома. Вас встретит мистер Холмс.
– Он уже здесь?
– Недавно приехал. Желаю удачи.
Гиллиган прислушался, приоткрыв дверь, затем тихонько выскользнул и был таков.
Некоторое время я сидел на кровати, одолеваемый сонмом размышлений. Холмс предупреждал, что мне отведена важная роль в разворачивающейся драме: так, видимо, оно и случится. Я, правда, решил, что роль для меня выбрана неподходящая. Ночная тревога. Скачущий по сельской местности явно отяжелевший врач, ни дать ни взять сторонник злополучного Стюарта, удирающий от пуритан. Как бы драма, о которой говорит Холмс, не превратилась в комический фарс!
Самолюбие, однако, не позволяло мне пасть духом, и я решительно отбросил мысль о позорном фиаско. Холмс видел во мне смелого любителя приключений, и я готов выйти на подмостки – в самую середину, – выступить как можно лучше, хотя меня так и подмывало забраться, как Гиллиган, под кровать и завернуться с головой в одеяло.
Выждав достаточно долго, я спокойно спустился по главной лестнице и прошел в заднюю половину дома. Дули я нашел в буфете, примыкающем к большой столовой. При моем появлении он спрятал экземпляр «Ля ви паризьен» и услужливо отпер заднюю дверь. Оказавшись в освежающем вечернем воздухе, я неторопливо двинулся, как бы наугад, пока не оказался на достаточном расстоянии от дома. После этого кратчайшим путем я поспешил к конюшням. Никого из грумов здесь не было, и я спокойно взял из кладовой все необходимое.
Отыскав стойло Фанданго, я, прежде чем набросить на нее узду, тихо заговорил с лошадью, чтобы она привыкла к моему присутствию. Затем вывел ее из стойла, надел и закрепил седло. Остальные лошади недовольно фыркали и тихо ржали, но я не обращал на них внимания, не без основания надеясь, что меня никто не заметит. А если и заметят, то тоже ничего страшного. Затянув подпругу, я закрепил повод у соседнего стойла, полагая, что стоявшая рядом лошадь, успокоенная видом Фанданго, не будет сопротивляться. Так оно и вышло. Оседлав обеих лошадей, я отвел их обратно в стойла. Вся эта операция заняла не более пятнадцати минут, и когда я постучал с черного хода. Дули, не раздумывая, впустил меня. Испытывая значительное облегчение при мысли о том, что я успешно выполнил первую часть задания, я возвратился в спальню, ожидая сигнала к началу второго акта.
Сидя в кресле, я приготовился к мучительному томлению в неизвестности, которое в подобных ситуациях бывает особенно непереносимым. Еще не так давно я наслаждался мирной атмосферой наших уютных апартаментов на Бейкер-стрит, и вот я уже в Суррее и даже не представляю, с кем мне суждено столкнуться. Дело-то начиналось довольно прозаически! Но внесение покойного отца нашего клиента в список действующих лиц драмы ввело в нее мрачные, даже зловещие мотивы.
Тут я вспомнил об агенте Майкрофта, который умер в нашем присутствии. Это странное событие, казалось, не имело никакой связи с вторжением Дитса в наши апартаменты, но, хорошо зная Холмса, я не сомневался, что он придерживается другого мнения. Все это как будто бы имело весьма отдаленное отношение к пребыванию некоего Джона Г. Ватсона в Суррее, но раздувающиеся ноздри Шерлока Холмса свидетельствовали, что он уже взял след.
Пришлось отмести все эти размышления мыслью о необходимости собраться с силами. Мне вот-вот предстоит действовать, я вскочил и принялся надевать костюм для верховой езды.
Затем, устроившись в кресле поудобнее, я наконец задремал, но тотчас вскочил, заслышав громкий шум. Снаружи доносились громкие обеспокоенные, а затем и полные ужаса крики. В комнату проник запах дыма, и мне даже пришла в голову смехотворная мысль, что это Холмс раскуривает свою трубку. Однако запаха табака я не почувствовал. У лестницы дым стал гуще. Боже праведный! Пожар!
Выбежав из ближайшей ко мне боковой двери, я увидел над конюшнями с рысаками огромные языки пламени. Как ни странно, но в этой суматохе и беготне я остался один. Все обитатели усадьбы отчаянно боролись с огнем, пытаясь спасти редких животных.
Я уже хотел было присоединиться, но во время вспомнил наставления Холмса и кинулся к конюшне для верховых лошадей. Направляясь к Фанданго, я слышал со всех сторон ржание и фырканье, ибо охваченные возбуждением и страхом животные нервно метались по стойлам. К счастью, запах гари ветер относил в сторону, не то они могли бы стать неуправляемыми. Мое появление, казалось, успокоило гнедую кобылу, я вывел ее из стойла, а затем взял за поводья другую лошадь.
С неожиданной для себя ловкостью и силой я вспрыгнул на Фанданго. Двинувшись вперед, повел второе животное за собой. Стоило нам выбраться из конюшни, как Фанданго сразу же почуяла поблизости огонь. Я пустил ее вокруг усадьбы, и она поскакала во весь опор, так взбрыкивая, что у меня стучали зубы. Обогнув усадьбу, мы помчались по главной дороге прочь от Мейзвуда. Я изо всех сил сжал поводья второй лошади: та, впрочем, ни на шаг не отставала.
Затем я попытался управлять трензелем, а в конце концов, схватившись рукой за седельную луку, вдруг непонятно почему вспомнил кличку второй лошади: ее звали Тайна – вполне подходит для Холмса. О Мать небесная, взмолился я, доеду ли я когда-нибудь до него.
Неожиданно на моем пути возникло препятствие: как всегда по ночам, белые ворота были закрыты. Отважная Фанданго и рядом с ней Тайна мчались слишком быстро, чтобы вовремя остановиться: поводья я выпустил, а если бы и держал, у меня все равно не хватило бы сил справиться с обеими.
Не слишком высокие белые ворота казались мне просто громадными. В отблесках луны белые доски, казалось, мерцали призрачным светом. Подумать только: я, посвятивший всю свою жизнь спасанию людей, погибну с переломленной шеей или с вонзившимся мне в тело острым концом доски! Вряд ли моя бедная мать, царствие ей небесное, могла когда-нибудь вообразить, что я паду, как один из тех злосчастных кавалеристов, которым не удалось пережить отчаянную атаку в Крыму.
Ворота были уже совсем рядом. Все еще держась одной рукой за седельную луку, а другой сжимая поводья второй кобылы, я инстинктивно пригнулся, как это делают охотники, в погоне за неуловимой лисой перемахивая через каменную стену. Цокот копыт вдруг смолк, и на какое-то мгновение я оказался в воздухе, как бы осуществляя своим полетом древнюю мечту человечества. Все это время, пока две великолепные лошади, вытянув ноги, летели над барьером, я чувствовал себя совершенно невесомым. Вероятно, зрелище было изумительным, мне самому, однако, посмотреть не довелось, ибо я закрыл глаза и еще крепче вцепился в луку, не имея даже времени помолиться за спасение своей драгоценной души.
В следующий момент мы тяжело приземлились на дорогу. Ноги у меня выскользнули из стремян, и я чудом удержался в седле.
Перескочив через препятствие, в видимом облегчении Фанданго замедлила свой бег, я сумел поймать развевающиеся по воздуху поводья. Откинувшись назад, я все же натянул их, и Фанданго, а затем и Тайна значительно сбавили скорость. И тут меня окликнули:
– Эй, Ватсон!
В полутьме на обочине стоял Холмс и махал белым платком. Я был так поражен, услышав его голос, так изумлен тем, что остался жив, что почувствовал вдруг невероятный прилив сил. Левой рукой, которая мгновение назад буквально отваливалась, я перебросил поводья направо, нагнулся сам, плотно прижав Фанданго к Тайне и остановил обеих лошадей рядом с Холмсом.
Великий сыщик подхватил выпущенные мной поводья, остановил Тайну за трензель, точно также он поступил и с Фанданго, все это время не сводя с меня изумленного взгляда. Взмыленные лошади тяжело дышали, котелок-дерби у меня на голове съехал набок. Отклонись я чуть в сторону, и свалился бы с седла, как мешок с мукой. Момент был напряженным, ситуация критической, но Холмс все еще глазел на меня так, будто перед ним вдруг открылись неведомые перспективы. Я не раз писал, что мой близкий друг наделен редкой способностью одним взглядом оценивать обстановку, в один миг представлять себе происшедшее, но на этот раз он пребывал в необычной для него растерянности.
– Ватсон, дорогой, глядя на вас, я едва не лишился дара речи. Ворота в добрых пять футов вышиной вы преодолели, как казак, на полном скаку. Да еще с двумя лошадьми. Если бы Дитс дал вам рысака, я поставил бы на вас, дорогой друг.
Я вытаращил глаза от таких слов, но глубокая убежденность и обеспокоенность сыщика помогли мне сохранить равновесие. Ни к чему было разрушать пусть и ошибочный образ, создавшийся у добрейшего и милейшего человека. Я махнул рукой в сторону усадьбы.
– Холмс, Мейзвуд горит, там пожар.
– Горят всего лишь несколько снопов, старина, – ответил Холмс, вскакивая на Тайну. – Недалеко от конюшни, где находятся рысаки, чтобы создать угрожающую ситуацию, но Дитс со слугами без труда справятся с этим. Поехали посмотрим, к чему приведет наш отвлекающий маневр.
Сыщик повернул Тайну к деревьям, и мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.
Низко наклонившись, продираясь сквозь ветви, мы выехали на опушку, видимо, заранее присмотренную Холмсом. Отсюда открывался великолепный вид на усадьбу. Пожар еще не прекратился, его все еще тушили. Буквально через миг перед домом откуда ни возьмись появились четыре фигуры. В воздухе, поблескивая, взвились какие-то металлические предметы и зацепились за каменную балюстраду наверху.
– Мое предположение о «кошках» было недалеко от истины, – шепнул Холмс, когда таинственные фигурки, работая руками и ногами, стали взбираться но натянутым тросам.
– Какова их цель. Холмс?
– Посмотрите на балкон. Что вы там видите?
– Пять застекленных дверей…
– Достаточно. Лишнее доказательство того, что можно смотреть, но не видеть. Этот американец По излагает довольно здравую мысль в своем рассказе «Похищенное письмо».
– Холмс, что вы…
– Помните картинную галерею, откуда мы выходили на балкон? Что представляется вашему воображению, Ватсон?
– Мы увидели четыре стеклянные двери… – И вдруг меня осенило: – Четыре двери. Но сейчас мы видим пять.
– Пятая – потайная. До нее-то они как раз и добираются. Через мгновение они вскроют тайный ход.
Забравшиеся на балкон делали именно то, о чем сказал мой друг. Сгрудившись вокруг пятого проема, они на какое-то время прекратили свою лихорадочную деятельность, что позволило мне выразить свое негодование, горячий протест.
– Вероятно, эта дверь ведет в тайный чулан, Холмс, но почему ее не заделали?
– Потому что кто-нибудь, разглядывая фасад, обратил бы внимание на расстояние между последней дверью и окнами. И наверняка заинтересовался бы, что находится в этом наглухо заделанном промежутке. Но сейчас вы увидите лишь красивый, пропорциональной формы фасад и не станете считать оконные и дверные проемы. Изнутри же все выглядит совершенно иначе. Вы не можете представить себе местоположение вашей комнаты среди других смежных.
– Но ведь мы же выходили на балкон?
– И не заметили ничего необычного. Вы любовались окрестностями. Двери были за вашей спиной и вы их, естественно, не считали. Кстати, вы прошли мимо фальшивой двери, не подумав, что это вход в потайной чулан, где должны храниться сокровища, привезенные капитаном Сполдингом из его экспедиций.
– Но вы-то заметили.
– Да, Ватсон, я развил в себе способность не только смотреть, но и видеть. Ого, они ее взломали.
Двое из находившихся на балконе нырнули в дверь. Третий занял наблюдательный посту стеклянных дверей. Последний встал так, чтобы можно было следить за пожаром, очевидно, находясь на стреме. Уверенные, что их присутствие не замечено, а для обитателей дома оно и в самом деле оставалось незамеченным, грабители подошли к балюстраде. Сняв «кошки», они пропустили их под перилами и спустили на землю. В точности так, как несколько дней назад описывал Холмс.
Я крепко сжал поводья и вздернул голову Фанданго, как бы готовясь к атаке.
– Этого-то Дитс и опасался! Незваные гости обнаружили тайник. Надо остановить их, Холмс.
Худая, жилистая рука сыщика легла мне на плечо, Холмс удержал меня.
– Погодите, Ватсон. Мы все так тщательно распланировали не для того, чтобы остановить их. Надо посмотреть, что они сделают.
– Сделают?! Но ведь они ищут меч. Вы, разумеется, были правы. Если не вмешаться, они его похитят.
– Это будет не так-то легко, мой добрый друг.
В глубине чулана показались отблески света.
– Гиллиган и Стайлс ждут на фоллонсбийской дороге, единственной прямой дороге в Лондон. – Холмс показал налево. – Вон там. Я думаю, китайцы пришли именно по ней.
– Так они китайцы? Интересно бы на них посмотреть.
Я вспомнил свои поездки вокруг Мейзвуда. К счастью, увиденное прекрасно запечатлелось у меня в памяти.
– Да, там находится довольно широкий проулок, идущий в направлении полумесяца, – сказал я, показывая налево назад. – Проулок разветвляется: одна дорога, огибая холм, ведет к литчфилдскому тракту, другая оканчивается у полустанка в долине. Есть еще и третья тропа вниз с холма, это самый кратчайший путь. Я обнаружил ее случайно.
– Вы молодец, Ватсон. Во времена минувшие вы могли бы стяжать похвалы такого кавалерийского гения конфедератов, как Джеб Стюарт.[4] На полустанке, о котором вы упомянули, набирают составы для дальнейшей отправки в город. Я подозревал, что это ключевой пункт плана Китайца.
Его рассуждения были прерваны появлением взломщиков на балконе. Они что-то несли, хотя я не разобрал, что именно. Могу лишь сказать, что предмет был упакован. Холмс, видимо, тотчас потерял всякий интерес к лихой ночной атаке. Грабители тщательно закрыли взломанную дверь, стремясь, очевидно, чтобы кража была обнаружена как можно позднее. Холмс повернул Тайну налево. – Возьмите мою лошадь за хвост, Ватсон, и следуйте за мной, только очень тихо.
С некоторыми затруднениями я взял хвост Тайны в правую руку и, низко наклонившись над лукой, поехал вслед за Холмсом через лесок. Холмс, как известно, обладает превосходным ночным зрением, что не раз сослужило ему верную службу. Мне приходилось сидеть в довольно неудобной позе, но это, по крайней мере дважды, спасло меня от падения, ведь я легко мог зацепиться за сучья.