Я кивнула.
   — Во сне тебе привиделось то, что испугало тебя однажды. Что-то, что ты не можешь припомнить, когда спишь.
   — Но почему я не могу вспомнить? У меня хорошая память.
   — Я знаю. Однако есть вещи, которые мы предпочитаем забыть. Я не знаю, стоит ли о них напоминать. Когда ты будешь внутренне готова воспринимать спокойно то, чего когда-то боялась, ты сама вспомнишь. Только не подумай, что это болезнь, и не старайся спрятаться от того, что ты видела.
   — Там была кровь? — спросила она. — Во сне я видела кровь, много крови, у меня все руки были в крови.
   — Да, была, — сказала я тихо. — Но это была не твоя кровь. И не было ничего, что могло причинить тебе вред. И теперь тебе ничего не грозит.
   Я посадила ее на колени, обняла и мерно убаюкивала.
   Она дрожала.
   — Мне страшно, Джессами.
   — Иногда, если мы знаем, чего боимся, и заставляем себя убегать от того, что внушает страх, мы перестаем бояться, страх теряет над нами силу.
   Она недоверчиво смотрела на меня снизу вверх, лицо было бледнее, чем у лежавшей рядом с ее подушкой Матильды.
   — Я не трушу, Джессами, я не трусиха, правда.
   — Я же не назвала тебя трусихой. Все люди способны испытывать страх.
   — Даже Вы, Джессами?
   — Да, даже я.
   — Вы тоже стараетесь смотреть опасности в лицо?
   — Пытаюсь.
   — Это трудно?
   — Да, но лучше, чем бояться неизвестно чего.
   — Тогда я тоже попробую. Правда, обязательно попробую.
   Днем я постучала в кабинет Тристана. Нельзя было скрывать от него мой разговор с Клариссой, чтобы он по неведению не продолжал поддерживать ее желание скрыть свои страхи. Это значило также признать, что я ослушалась его приказа.
   Услышав «Войдите», я перешагнула черту порога, остановилась в дверях, пытаясь разгладить руками складки розового платья. Затем прошла в комнату.
   — Могли бы Вы уделить мне минутку, лорд Вульфберн? — спросила я, полагая, что теперь неразумно было бы называть его по имени. Он ясно изложил свои намерения, и я не собиралась ему мешать их осуществить.
   Он оторвался от бумаг, лежащих в кожаной папке, которые он читал, и, увидев меня, нахмурился.
   — Это очень срочно? Я страшно занят.
   — Мне нужно поговорить о Клариссе.
   — Хорошо. Только постарайтесь короче.
   Он закрыл папку и поднялся с кресла. Окна позади него не были завешены, на фоне дневного неяркого света отчетливо выделялся его силуэт, лицо же оставалось в тени. Он встал так намеренно. Мне он предложил сесть, но сам остался стоять.
   — Она видела ночью страшный сон, — сказала я. Мне было очень трудно говорить, ведь я практически не видела выражение его лица. — Она была в очень нервном состоянии, пришлось рассказать ей правду.
   Он молчал.
   Дальше я говорила, опустив глаза.
   — Надеюсь, что Вы не злитесь на меня, — сказала я в заключение. — Хотя знаю, что Вы этого не хотели.
   Он постучал пальцами по столу, потом заговорил. Но это нервное постукивание убедило меня лучше слов, что он очень зол.
   — Нет, я не могу злиться. Вы поступили так, как считали правильным, и, возможно, Вы правы. Конечно, в мои намерения не входило, чтобы ее тревожили кошмары по ночам. Они несут только вред.
   — Я тоже так думаю.
   — Я надеялся…
   — Милорд?
   — Через несколько лет она закончит школу. Тогда я не вижу причины, почему бы не отправить ее в Лондон, к тетушке. Она может встретить человека, с которым захочет связать жизнь, тогда ей незачем будет возвращаться в эти места. Нам уже недолго осталось защищать ее от непредвиденных случайностей.
   — Добрых шесть лет, милорд. Довольно долго, чтобы держать человека в неведении. Особенно такую мыслящую девочку, как Кларисса.
   Он кивнул.
   — Я все больше убеждаюсь, что чем скорее ее отослать отсюда, тем лучше.
   — Почему бы Вам самому не поехать с ней в Лондон?
   — Я не могу оставить Холл.
   — Почему? Ваш брат вообще не считал нужным жить здесь.
   — Это как раз и заставило меня взвалить заботы о поместье на свои плечи. Теперь, когда дом принадлежит мне, я тем более не откажусь от них.
   Я хотела продолжать спор, но тут за окном мелькнуло светлое пятно. Я присмотрелась и увидела Клариссу.
   Держа на руках Матильду, она решительным шагом направлялась к развалинам. По упрямой посадке головы и сосредоточенному выражению лица я поняла, что она собирается войти внутрь замка.
   — Кларисса! — закричала я, указывая на окно. Лорд Вульфберн обернулся к окну, но я не стала ждать, подобрала юбку и бросилась из кабинета, чтобы перехватить ее, пока она не скрылась внутри. Выбежав во двор, я услышала, что меня догоняет лорд Вульфберн, еще секунда — и он обогнал меня.
   Кларисса дошла до сводчатого входа в замок и остановилась. Казалось, она действует в состоянии транса и не управляет собой. Прежде чем она сделала следующий шаг, Тристан схватил ее на руки. Она испуганно вскрикнула и уронила Матильду.
   — Не бойся, — сказал он. — Все обошлось.
   Его голос вернул ее к реальности, она с удивлением смотрела на отца.
   — Разве я не говорил тебе, что сюда опасно ходить? — упрекнул он. — Как ты могла ослушаться моего приказания?
   Она сглотнула, словно ком стоял в горле.
   — Джессами сказала, что если смело глядеть в лицо нашим страхам, они пройдут, папа. А я всегда боялась замка.
   — И правильно боялась, глупышка. Свалится один камень, и этого достаточно, чтобы раскроить тебе череп.
   Тут подошла я. Их разговор долетел до меня, и я пришла в ужас от мысли о последствиях моей необдуманной фразы.
   — Я не подумала…
   — Думаю, что идея исходит от меня, — сказал Тристан, прерывая меня. — Я уже имел случай убедиться, что не следует Вам говорить того, что может рикошетом вернуться, но уже в другом контексте, и о чем я могу пожалеть.
   — Простите, милорд.
   Он перевел взгляд с меня на Клариссу, которая была счастлива сидеть у него на руках.
   — Слава Богу, все обошлось. Пойдемте в Холл.
   — Матильда! — закричала она, вырываясь из рук отца. — Я не могу оставить ее здесь.
   — Я найду Матильду и принесу. Она упала где-то.
   — А мы с тобой пойдем в мой кабинет, — сказал он очень строго. — Я хочу объяснить тебе кое-что.
   — Я скоро вернусь, — крикнула я им вслед.
   Оглядев место, я вскоре заметила белое платье куклы, видневшееся в густой траве. Ступая осторожно, я подошла и увидела Матильду. Когда я нагнулась за ней, что-то треснуло у меня под ногами. Я испугалась, что раздавила ей руку, но, к счастью, ошиблась. Кукла была в полной сохранности, а на земле я увидела осколки разбитого стекла розового цвета. Подобрала несколько кусков, и тут что-то блеснуло.
   Из-под камня торчал кусок металла, его было трудно достать. Наконец, мне это удалось. Я увидела кусок медной резьбы, согнутый и искореженный, но нетрудно было определить, что когда-то он принадлежал настольной лампе.

Глава 16

   Я рассмотрела остатки лампы, которые будили во мне смутное воспоминание. Может быть, я видела такую в Холле? Я перебрала все комнаты, известные мне. В прихожей пользовались газовыми светильниками, в служебном крыле я не была. Наверху мне была известна только западная часть дома. Для классной комнаты это была слишком нарядная вещь. К спальне Клариссы она тоже не подходила. Оставались только мои комнаты и…
   Меня осенило. Я вспомнила, как Мэри искала однажды лампу с розовым стеклом, которая исчезла со столика в моей гостиной. Ею пользовались, когда там жила мисс Осборн, но когда я приехала, лампы уже не было. Я была уверена, что это та самая лампа.
   Если так, то как она очутилась здесь?
   Кларисса? Мэри? Миссис Пендавс? Все заходили в мои комнаты. Но если им нужна была лампа, они всегда могли найти другую поближе. Только один ответ казался логичным.
   Мисс Осборн.
   Я была уверена, что это она принесла лампу сюда. Это открытие все ставило на свои места.
   Бедная мисс Осборн! У нее было плохое воображение. Слишком практичная и трезво мыслящая мисс Осборн, не способная растрачивать свои пристрастия на мужчин, она имела другую страсть. Археология — вот что было ее любовью и религией.
   И ее непреодолимо влекли развалины. Что должна была испытывать эта фанатично преданная науке женщина, наблюдая ежедневно руины из окна своей спальни и зная, что доступ туда ей запрещен?
   Одна мысль влекла за собой другую. Так, значит, она подкармливала собак не для побега, а чтобы иметь доступ к руинам, когда представится удобная возможность. Мэри не верила, что мисс Осборн не боится воя собак, она не любила гувернантку. Но на самом деле так оно и было, и мисс Осборн всегда была только тем, за кого себя выдавала.
   — Что же случилось с Вами? — спросила я вслух.
   Может быть, она споткнулась и выронила лампу, а затем побоялась вернуться в Холл, чтобы не выдать своего непослушания? Или заблудилась в темноте и не нашла в тумане дороги назад?
   Я попыталась представить мисс Осборн, бредущую наугад через болота, и отбросила эту мысль как невозможную. По ее аккуратному строгому платью с искусно перелицованными манжетами, по ее отношениям с Клариссой и Мэри можно было сделать только один вывод — это был осторожный и дисциплинированный человек, умеющий точно рассчитывать свои действия.
   Поведение этой женщины исключало случайности.
   Что же могло заставить ее выронить лампу? Что-то испугало ее? Я всмотрелась в руины. Какую тайну они хранили? Что-то опасное? Дикий зверь, способный разодрать чемодан и наводящий страх на свирепых собак? Что ожидало ее, если бы она вошла под своды этой старой двери с одной лампой вместо оружия? Даже Уилкинс носил с собой вилы, когда входил внутрь.
   Или она вынуждена была пуститься в бегство, забыв о камнях в подгонявшем ее страхе? Почему она не побежала в Холл, а предпочла исчезнуть бесследно? Или она вообще не уехала, а лежит где-нибудь бездыханная?
   Может быть, на нее напали и убили, как ту овцу?
   Я еще раз осмотрела место. Прошло уже несколько месяцев, мне самой было неясно, что я ожидала найти.
   Дождь давно уже смыл бы следы крови, если бы таковые были. Ветер унес бы клочья одежды.
   Но что могло унести тело взрослой крупной женщины?
   Осмотрев каждый дюйм земли у входа в замок, я не нашла ничего, что давало бы разгадку тайны исчезновения мисс Осборн. Все же я решила посвятить Тристана в находку. Что бы он ни думал, теперь ему придется навести о ней справки.
   Я подозревала, что мое сообщение не доставит ему удовольствия.
   С куклой в одной руке и осколками стекла в другой я направилась к его кабинету. Кларисса как раз выходила — кудряшки нависали на лоб, в глазах еще не высохли слезы. Я спрятала руку с осколками за спину.
   — Вы нашли Матильду! — воскликнула она, забыв о слезах и радостно сжимая куклу в объятиях.
   — Смотри, с ней ничего не случилось, она цела и невредима, только платье немного запачкалось о траву.
   Кларисса поругала Матильду и захлопотала над ней, как птичка над птенцом, который попробовал выбраться из гнезда раньше, чем его крылышки окрепнут.
   — Пойду поищу для нее другое платье.
   Она наклонилась и прошептала: «Папа велел идти наверх и не уходить оттуда, а еще не выходить из дома без старших. Я никогда раньше не видела его таким расстроенным, хотя он и не кричал на меня», — добавила она, не желая быть несправедливой.
   — Это я виновата. Но когда я говорила, что не следует поддаваться страху, я не думала, что ты сознательно подвергнешь себя опасности.
   — Я должна была пойти туда, иначе я никогда бы не узнала…
   — Вот Вы где, — дверь кабинета распахнулась, Тристан вышел в коридор, все еще сердитый, но, увидев меня, он успокоился. — Я хотел идти искать Вас.
   — В этом нет необходимости, милорд.
   Не обратив внимания на мой ответ, он повернулся к дочери.
   — Разве я не приказал тебе идти в свою комнату, Кларисса?
   — Да, папа.
   — Тогда не болтай с мисс Лейн.
   — Да, папа.
   Она обратилась ко мне:
   — Джессами, пожалуйста, приходите скорее. Вы придете к нам? Матильда очень не любит, когда ее наказывают.
   — Приду, как только освобожусь.
   Она с благодарностью посмотрела на меня и побежала наверх.
   Тристан откашлялся.
   — А теперь, мисс Лейн, с Вашего разрешения, мне хотелось бы, чтобы мы поняли друг друга. Такое не должно повториться.
   — Разумеется, милорд.
   Он отступил, приглашая меня зайти в кабинет и давая мне возможность пройти вперед. Лицо его сохраняло официальное выражение, не допускавшее никаких личных контактов. Ему и не нужно было беспокоиться, я не намеревалась досаждать ему, к тому же были более срочные дела, требовавшие обсуждения.
   В кабинете было тепло и уютно. Казалось странным, что каких-нибудь полчаса назад мы спокойно беседовали в этой комнате. За это время столько произошло, что казалось, все другое случилось очень давно, в прошлой эре.
   Как может внезапно измениться наше мироощущение! И из-за чего? Нескольких осколков битого стекла.
   Тристан подождал, пока я сяду. Сам прислонился к краю стола. Я видела, что он очень напряжен, на меня он смотрел сверху вниз, замкнутый и суровый.
   Не дав мне заговорить первой, он произнес:
   — Я постарался внушить Клариссе, чтобы она ни в коем случае не ходила к развалинам одна.
   Мне было трудно смотреть на него и одновременно не выдать себя.
   — Знаю, что Вы расстроены, но она только хотела избавиться от страха, который преследует ее уже много лет.
   — Есть вполне обоснованные страхи. С ними нужно считаться.
   — Здесь я могу с Вами согласиться, хотя и не считаю, что Ваши секреты делают ее здоровее. Посмотрите, что я нашла у входа.
   Дрожащими руками я развернула перед ним осколки розового стекла.
   — Что это?
   — Когда-то это была лампа. Она стояла на столике в моей гостиной, хотя в то время я этой гостиной еще не пользовалась.
   — Кто же ею пользовался? Что за привычка изъясняться загадками?
   Он выразил нетерпение, которое я объяснила страхом услышать то, что ему не хотелось слышать. Я укоризненно взглянула на него.
   — Извините, так получилось. Эта лампа исчезла еще до моего приезда. Думаю, последней, кто держал ее в руках, была мисс Осборн.
   — Вы хотите сказать, что она разбила ее? — он отошел от стола и повернулся ко мне спиной, словно давал понять, что это его не интересует. — К чему Вы мне об этом докладываете? Одной лампой меньше, одной больше — какая разница? Меня не разорит такая потеря.
   — Я обнаружила осколки, когда искала Матильду. Вам не кажется любопытным, как могла очутиться там лампа со стола гостиной мисс Осборн?
   Он повернулся снова лицом ко мне, его трясло от гнева.
   — К черту эту женщину! Она не могла туда ходить, я ей запретил.
   — А я уверена, что она там побывала. Ее отец был археологом, она ему помогала в работе. Ей было очень интересно покопаться в развалинах старого замка. Тайно от Вас, конечно.
   Если у него в начале нашего разговора было намерение держаться подальше от меня, то теперь он о нем забыл и в два прыжка оказался у моего кресла. Я протянула ему один осколок; забирая его, он коснулся моей ладони, но не заметил. Отрешенно он вертел стекло перед глазами и рассматривал его на свет. Но не нашел иного объяснения его происхождению.
   — Вам не кажется, что Вы можете ошибаться?
   — Это единственное объяснение. Она подкармливала собак, чтобы однажды получить свободный доступ к замку.
   — Итак, Вы нашли решение загадки исчезновения этой дамы, не так ли? — сказал он, печально усмехнувшись. — Еще какие-нибудь наблюдения?
   — Мне кажется, что нужно пересмотреть версию о ее добровольном уходе из Холла.
   Он поднял бровь.
   — Каково Ваше объяснение?
   — Она натолкнулась на что-то, что ее вынудило к этому.
   — Не думаю.
   — Что, если… предположим, ее постигла та же судьба, что и ту бедную овцу.
   — Это исключено.
   — Как Вы можете ручаться? Нужно провести расследование.
   Он вздрогнул и превратился на глазах из человека в мраморное изваяние. Только в глазах еще не исчезли признаки жизни. Он напоминал загнанного в угол зверя, готового к решительному прыжку в борьбе за жизнь.
   — Вы хотите, чтобы сюда явились местные блюстители порядка и начали шарить по всему имению? Этого я не допущу.
   — Но Вы не можете делать вид, что ничего не произошло, — продолжала урезонивать его я. — Нужно найти ее, живую или мертвую.
   — Убежден, что она жива и невредима, — сказал он таким усталым голосом, что я поняла — он не очень огорчится, если окажется не прав. — Но я найму человека и наведу справки, если Вас это успокоит. В обмен Вы должны пообещать, что не будете обсуждать эту тему ни с кем, ни с одним человеком.
   — Но…
   — Ваше слово, Джессами. Доверьте мне заниматься этим делом.
   — А если мисс Осборн не удастся обнаружить?
   — Поживем — увидим. Что говорить раньше времени?
   Я почувствовала комок в горле. Что с ним происходит? Я была уверена: если бы не моя настойчивость, он бы выбросил историю с мисс Осборн из головы и никогда бы не вернулся к ней. Что это за человек, что ему безразлична судьба тех, кто работает на него? Я не находила ему оправдания, как и не поверила его утверждению, что ничего плохого с мисс Осборн не могло случиться.
   Слишком агрессивно он вел себя. Или он предпочитал обманывать самого себя, убеждая в том, чему хотел верить, и старался не верить тому, в чем в глубине души был уверен?
   — Как долго?
   — Что?
   — Сколько понадобится времени на наведение справок?
   — Дайте мне месяц. Если за это время не удастся найти ее среди живых, тогда делайте то, что считаете нужным.
   Я согласилась. Вряд ли мне удалось бы вытянуть из него больше.
   — А до тех пор забудем об этом и будем жить как раньше, да? — спросил он.
   Как раньше? Что он имел в виду — должны ли мы были оставаться друзьями, как когда-то, или чужими людьми, какими мы стали в последнее время? Я вопросительно посмотрела на него, но он тут же отвел глаза и стал внимательно изучать на пальце золотой перстень с волчьей головой.
   Я почувствовала себя очень несчастной.
   — Как скажете.
   — Еще один момент.
   Я приготовилась слушать.
   — Присматривайте за Клариссой. Я не уверен, что она не сделает еще попытку пробраться в замок. Она поверила, что сможет избавиться от страха, если рискнет рассмотреть поближе то, что пугает ее. Такие убеждения не умирают сразу.
   — Я побеседую с ней. Никогда бы не простила себе, если бы с ней что-нибудь случилось.
   — Тогда Ваше пребывание в доме будет меня беспокоить меньше.
   — Тристан…
   — Пожалуйста, уходите, мисс Лейн. Если Вы хотите, чтобы я выполнил обещание, мне нужно написать письмо. А Вас ждет Кларисса.
   Я встала и направилась к двери. Прежде чем выйти, задержалась и спросила:
   — Что Вы скрываете в замке, Тристан…
   — Разве я когда-нибудь говорил, что что-то скрываю там?
   — Это очевидно.
   — Предоставьте мои секреты мне, мисс Лейн. Вам они не доставят удовольствия.
   — Вы считаете, что оставаться в неведении и мучиться догадками лучше, чем знать наверняка?
   — У Вас нет другого выхода.
   С ним невозможно было говорить. Только ненормальный мог пытаться переубедить его. Я взялась за ручку двери.
   — Могу я доверять Вам, Джессами? — прошептал он.
   — У Вас нет другого выхода, милорд.
   Клариссу я застала в учебной комнате. Она подвинула стул к окну и пристально разглядывала замок. Я нарочно громко хлопнула дверью. Она вскочила.
   — Мы обе впали в немилость, — объявила я весело. Она расстроилась.
   — Я не хотела подводить Вас, Джессами.
   — Ты не должна себя винить. Мне самой не следовало говорить то, что могло толкнуть тебя на неосторожный поступок. Твой отец совершенно прав, что недоволен нами.
   Мне удалось убедить ее в искренности своих слов, хотя я была убеждена, что ничего плохого не сделала. Однако было необходимо заставить ее соблюдать осторожность. Кто знает, что могло случиться, если бы она вошла в замок?
   Взяв Клариссу за руку, я подвела ее к дивану. Мы устроились поудобнее, и я сказала, придав своему лицу и голосу максимум значительности:
   — Что бы я ни говорила, я никогда не имела намерения или желания подвергать тебя опасности. Я хочу, чтобы ты дала мне обещание никогда больше не ходить туда одна.
   — Я уже дала слово папа.
   — И мне дай такое же обещание.
   — Если это необходимо…
   Она взглянула на Матильду, тяжело вздохнула и пробормотала слова, которые я хотела услышать. Но говорила она, не поднимая глаз. Кукла смотрела на меня с ее колен всепонимающим взглядом. Я подумала, можно ли полагаться на такое обещание, какое она выдавливает из себя.
   — Запомни, Кларисса, — сказала я мягко. — Папа заботится только о твоей безопасности. Когда я говорила с тобой, я только хотела, чтобы ты не хранила в себе то, что тебя огорчает или расстраивает. Если держать в себе грустные мысли и не делиться ни с кем, то они могут принести большой вред здоровью. Но самой подвергать себя риску еще менее разумно.
   — Вы слушаетесь папа, — сказала она укоризненно.
   — Конечно, ведь я обязана его слушаться. Он твой отец.
   — Когда Вы приехали, то были менее послушной, — в голосе ее был упрек, который подсказал: она считает, что я ее предала.
   Но чем? Тем, что хотела ее безопасности?
   — Твой отец любит тебя, Кларисса. Он делает только то, что нужно для твоей же пользы.
   Она вновь вздохнула.
   — Папа лучший отец в мире. Но мне кажется, он слишком любит меня. Он хочет, чтобы мне было хорошо, чтобы я была счастлива, как мисс Пенгли, когда она была ребенком, или как кузина Анабел. Но они ведь не жили в Вульфбернхолле, и у них были не такие отцы. Он притворяется, что все у нас хорошо, но иногда что-то происходит, и тогда уже невозможно притворяться. Поэтому я делаю вид, что ничего не помню, чтобы не расстраивать его.
   — Так ты только делаешь вид, что ничего не помнишь?
   Она покачала головой.
   — Раньше так было, что я не могла забыть и притворялась. Я очень старалась забыть, но не могла. А когда я начала притворяться, он мне поверил. А потом… потом…
   Она конвульсивно глотнула воздуха. Я не решилась настаивать.
   — Если тебе неприятно об этом говорить, можешь не продолжать, Кларисса, — сказала я мягко.
   Она благодарно согласилась.
   — Папа думает, что он меня защищает. На самом деле его самого нужно защищать, Джессами. Я стараюсь, потому что люблю его, как бы он ни поступал. Поэтому с каждым разом мне легче забывать о неприятном, особенно днем. Но ночью я вижу страшные сны, я их боюсь, сама не знаю, почему. Я знаю, что нельзя выходить ночью из дома, нельзя смотреть в туман или слушать, как лают собаки, потому что это напоминает о том, что я все время стараюсь забыть. Я слушаюсь, но все равно боюсь по ночам.
   Слова лились сплошным потоком, как вода из источника в половодье. Они многое проясняли в ее поведении. Меня даже беспокоила та страстная самозабвенность, которая заставляла ее во всем угождать Тристану. Я попробовала обернуть эти чувства ей на пользу.
   — Если тебе так важно не огорчать папа, ты должна слушаться и никогда не подходить к развалинам.
   — Но он ошибается, Джессами, и убедил Вас, чтобы Вы делали иначе. Я с самого начала позволила ему все скрывать от меня. Теперь он считает это своим долгом. Вы бы так не поступили, Вы бы заставили его понять, что не боитесь.
   — Кларисса, тебе это принесет только вред.
   — Я хочу, чтобы он знал: я буду любить его несмотря ни на что.
   — Но он и так это знает. Тебе не нужно специально доказывать.
   Она упрямо затрясла головой:
   — Он должен знать, что я по-настоящему храбрая. Я могу быть храброй, Джессами. Мне все равно, что будет со мной. Правда, Джессами.
   — Но твоему отцу не все равно. Совсем не все равно.
   — Но, может быть, ничего не случится, — она вопросительно посмотрела на меня. — Может, я смогу, как Уилкинс, спокойно приходить и уходить, когда захочу?
   — Уилкинс взрослый человек, он ходит туда по обязанности и умеет соблюдать осторожность. И я не понимаю, что, по твоему мнению, может еще случиться с ним, разве что кусок стены обвалится и поранит его.
   «Или, — добавила я про себя, — он натолкнется на кого-то, кто убивает овец на болоте».
   Кларисса часто заморгала, отгоняя мрачные мысли.
   — Дети часто похожи на своих родителей, правда, Джессама? Иногда, когда я смотрю в зеркало на свое лицо, мне кажется, что я вижу лицо папа. Раз я люблю его, мне должно быть приятно быть на него похожей, правда? И я знаю, что люблю его. Но почему-то мне это сходство неприятно, оно меня беспокоит.
   — Но твой папа очень красивый мужчина, так что ты зря беспокоишься.
   — Все равно меня это пугает.
   Она замолчала, потом начала говорить о разных мелочах: что нужно сшить Матильде новое платье, раз ее лучшее муслиновое испорчено, что Рождество приближается очень медленно, где проведет зиму мисс Осборн. На последнее замечание мне пришлось предложить помолиться за то, чтобы мисс Осборн было хорошо и чтобы она весело провела Рождество.
   — Как скажете, — заметила Кларисса, — хотя она не подумала ни обо мне, ни о папа, когда оставила нас.
   — Но мы не знаем, почему она это сделала, и не должны осуждать ее, — сказала я назидательно, чтобы переменить тему.
   В целом разговор не успокоил и не убедил меня, что Кларисса сдержит слово. Я решила поделиться с Тристаном своими опасениями. После ужина я попросила миссис Пендавс побыть часок с Клариссой. Она не возражала, добрая душа.