Томас Рид. Белая скво

   - Да, я тебе верю.
   - И он будет служить Олуски, нашему вождю?
   - Всей своей жизнью!
   - Сансута дорога Олуски!
   Вакора снова вздрогнул. Слова Марокоты звучали загадочно. Его проводник продолжал:
   - Сансута прекрасна!
   - Мы все это знаем. Ты пришел, чтобы сказать мне это?
   - Бледнолицые восхищаются красотой индейских девушек.
   - Ну и что?
   - Один из бледнолицых приметил красоту Сансуты!
   - Ха!
   - Его глаза радуются ее виду; ее щеки горят, когда она видит его.
   - Как его зовут?
   - Уоррен Роди.
   - Как ты это узнал?
   - Марокота - друг Олуски и хочет, чтобы вождь был счастлив. Сегодня посыльный Уоррена был в городе - негр, Хромоногий.
   Молодой вождь молчал. Марокота следил за ним, не мешая ему думать.
   Придя в себя, Вакора спросил:
   - Где Марокота видел негра?
   - В старой крепости.
   - В старой крепости? Что он там делал?
   - Марокота пошел по следу - хромая нога и палка - и увидел; как он входил в старую крепость. А там его ждали.
   - Кто?
   - Его хозяин!
   - Уоррен Роди?
   Марокота кивнул.
   - Я слышал их разговор, - сказал он.
   - О чем они говорили? - спросил молодой вождь.
   - Вначале я не мог разобрать - они говорили шепотом. Немного погодя рассердились. Уоррен обругал Кривоногого и ударил его. Черный человек произнес проклятие, вскочил на стену крепости и спрыгнул по другую сторону от той, где лежал я.
   - А ты слышал, о чем они говорили до ссоры?
   - Слышал, как бледнолицый сказал, что Хромоногий исполнил его поручение только частично и должен вернуться и закончить дело. Черный отказался. Именно из-за этого тот, другой, рассердился и ударил его.
   - Это очень странно, Марокота. Тут какое-то предательство, которого я не понимаю. Негра нужно найти и расспросить.
   - Ну, масса индеец, это сделать нетрудно! Хе! хе! хе!
   Если бы сам демон тьмы явился перед двумя индейцами, они не были бы так поражены, когда услышали эти слова: потому что произнес их сам Хромоногий. Черный, казалось, обрадовался эффекту, который произвело его неожиданное появление, и какое-то время продолжал радостно хихикать.
   - Да, и чего же вам нужно от бедного негра? Вы его нашли! Хе! хе! хе!
   Вакора строго повернулся к нему.
   - Я намерен держать тебя, пока ты не расскажешь всю правду!
   - Правда, масса индеец, это то, что всегда говорит старый негр. Он не может с этим ничего поделать, потому что такой у него характер. Правда и невинность - единственное его богатство, хвала Господу!
   И произносилось это набожное высказывание с дьявольским видом.
   Вакора оборвал попытки негра уйти от ответа и приказал немедленно сообщить, чего хочет Уоррен Роди, с каким посланием он отправил негра и к кому.
   Но Хромоногого, однако, остановить так легко не удалось.
   - Ну, масса индеец, я не возражаю против того, чтобы кое-что вам рассказать, но не люблю говорить при других. Отошлите его, - он указал на Марокоту, - и старый Хромоногий все вам расскажет. Он и так собирался это сделать, когда шел сюда.
   Со вздохом вождь отпустил Марокоту и, велев негру идти за собой, прошел еще немного дальше от поселка.
   После этого состоялся долгий и, очевидно, интересный разговор. Хромоногий, как обычно, яростно жестикулировал, а молодой вождь, сложив руки на груди, слушал его рассказ.
   Расстались они поздно. Негр заковылял в направлении развалин, а Вакора вернулся в дом своего дяди.
   Глава XVIII
   ЛЮБОВНОЕ СВИДАНИЕ
   Как уже говорилось, старая крепость представляла собой развалины. Когда-то она принадлежала испанцам, но после того, как испанцы покинули эту территорию, крепость пришла в полное запустение.
   На следующее утро после разговора Вакоры с Хромоногим два человека стояли в тени руин. Это были Сансута и Уоррен Роди. Девушка выбралась из дома отца незаметно для немногих рано встающих жителей поселка и, осторожно оглядываясь, добралась до крепости. Таким образом объяснилось присутствие Уоррена Роди так далеко от залива Тампа и появление Хромоногого.
   - Я очень благодарен тебе, Сансута, за то, что ты пришла ко мне.
   - Боюсь, я поступила неправильно.
   - Неправильно? О чем ты?
   - Я обманула отца, моего доброго отца; но это в последний раз!
   - В последний раз?
   - Да, я решила, что это будет наша последняя встреча. Если бы отец узнал, что я обманула его доверие, я бы не вынесла.
   - Ты сомневаешься в моей любви к тебе, Сансута? Разве она не загладит гнев Олуски?
   - Уоррен!
   Укоризненный тон, которым девушка произнесла его имя, привел молодого Роди в себя. Он сменил тактику.
   - Но зачем говорить о гневе Олуски? Лучше поговорим о моей любви. Неужели ты в ней сомневаешься?
   Индианка тяжело вздохнула.
   - Сансута тебе верит, но она несчастна.
   - Несчастна! Почему?
   - Потому что из индейской девушки получится плохая жена для белого джентльмена.
   Странная улыбка появилась на лице молодого человека. Однако он промолчал.
   - Если бы Сансута не думала о тебе, ее бы не было здесь утром. Но больше она тебя не увидит.
   - Ну, послушай, дорогая, ты тревожишься без всяких причин. Разве я не говорил, как люблю тебя? Что я всегда тебя любил? Разве мы не выросли вместе? Что может быть естественней моей любви?
   - Но твой отец...
   - Он не станет возражать. Зачем ему это? Разве он не лучший друг Олуски?
   - Да, они друзья, но все же...
   Уоррен видел, что девушка встревожена и нервничает. Он не стал терять времени на успокоительные речи.
   - В конце концов, дорогая, нам не обязательно рассказывать о нашей любви. Подождем, пока не будем уверены в согласии родителей. Если на это потребуется время, будем пока думать только о себе. Ты еще не сказала мне то, что я жажду услышать.
   - Что именно?
   - Ты не сказала, что твое сердце принадлежит мне.
   В груди девушки явно шла тяжелая борьба! Дочерний долг и угрызения совести боролись с чувством, вызванным льстивыми речами негодяя.
   В такой борьбе всегда побеждает любовь.
   Этот случай не стал исключением. Негромко прошептав имя юноши, Сансута положила голову ему на плечо.
   Он обнял ее за талию.
   Признание было сделано. Кости брошены!
   Оба вздрогнули, услышав какой-то шорох поблизости, похожий на подавленный вздох. Уоррен, обладавший зрением рыси, обшарил взглядом кусты, но ничего не увидел.
   Успокоив девушку сладкими словами, он повел ее дальше.
   Как только они отошли, на том месте, где они только что были, показался человек, затем появился и другой.
   Тот, что стал виден первым, согнулся от горя, а на его лицо будто легла тень, черная, как ночь.
   Это был вождь Вакора.
   Гневно и презрительно он швырнул второму несколько монет. Вторым был не кто иной, как негр Хромоногий.
   - Убирайся! Вакора может использовать тебя для получения новостей. Но его горе ты не увидишь! Прочь!
   Негр подобрал монеты, отвратительно улыбнулся и заковылял прочь.
   Вакора еще некоторое время постоял, погруженный в мрачные мысли, затем, повернувшись спиной к старой крепости, побрел в поселок.
   В этот и во многие следующие дни племянник старого вождя был подавлен и неразговорчив.
   Много часов подряд он словно не замечал окружающего.
   Потом, внезапно вздрагивая, быстрыми шагами выходил из жилища, шел через весь поселок и скрывался в соседних лесах. Там, в глубине, он бродил и появлялся снова через много часов, как всегда, мрачный и замкнутый.
   Казалось, он не торопится вернуться к своему племени. День за днем под какими-то надуманными предлогами откладывал он отъезд.
   Однако он следил за Сансутой с той ревнивой заботой, с какой мать следит за больным ребенком. Каждый ее взгляд, каждое слово и каждый поступок привлекали его пристальное внимание.
   Девушка дрожала, когда ловила на себе взгляд молодого вождя. Его строгая внешность пугала ее. Она подозревала, что он знает ее тайну, хотя никогда ни словом, ни поступком он этого не выдал.
   Олуски удивляло его поведение. С новой горечью говорил Вакора о бледнолицых и их действиях. Это тревожило старого вождя семинолов. Он не понимал этой неожиданной смены настроения племянника и потому становился сам более молчаливым. Часами сидели они вдвоем, не обмениваясь ни словом.
   Так проходило время, и наступила пора очередного переселения племени к заливу Тампа. К удивлению Олуски, Вакора захотел сопровождать его и отправился к заливу вместе со всеми.
   Глава XIX
   ДОМ НА ХОЛМЕ
   Большой сюрприз ожидал вождя семинолов и все племя.
   Увидев знакомый холм, индейцы остановились, словно окаменев.
   На плоской вершине, видимый на много миль вокруг, стоял каркасный дом, сверкая свежей краской.
   Впервые увидев его, Олуски испустил восклицание, полное боли и гнева, одновременно сжав руку Вакоры.
   - Смотри, Вакора, смотри туда! Что мы там видим?
   Говоря это, он провел рукой перед глазами, заслоняясь от солнца.
   Нет, глаза его не обманули! Солнечный свет им не мешал. Напротив, он ярко освещал дом.
   Племянник печально посмотрел в лицо старику и сжал его руку. Он не решался заговорить.
   - И это поступок друга! Я слепо верил в обманчивые слова предателя. Да падет на него и всех его близких проклятие Великого Духа!
   Вакора добавил:
   - Да, пусть все они будут прокляты!
   Потом, отвлекая дядю от болезненного зрелища, он отвел его в соседнюю дубовую рощу. Племя остановилось вблизи этого места.
   Был немедленно созван совет и выработан план действий.
   Олуски и Вакоре поручили побывать в поселке белых и потребовать объяснений этого скандального захвата территории.
   Пока больше никаких решений индейцы не приняли.
   На ночь они остались на том же месте, а два вождя отправились с поручением совета.
   Когда они приблизились к холму, их ждал новый сюрприз.
   Весь холм окружала прочная изгородь, с основательно построенными блокгаузами на одинаковом расстоянии друг от друга. За изгородью видны были люди. Они ждали индейцев и были настроены враждебно.
   - Смотри! - воскликнул Вакора. - Они подготовились к нашему появлению. Грабители намерены сохранить награбленное.
   - Да, да! Вижу. Но не будем действовать опрометчиво. Вначале спросим их во имя справедливости. Но если они откажут, мы должны будем доказать, что в наших жилах течет кровь, достойная наших предков! О! Я скорее предпочел бы лежать с ними, вон на том кладбище, чем испытывать это! Я виноват, и на меня должно пасть наказание. Идем!
   Они подошли к центральному блокгаузу. Их остановил один из поселенцев, который с ружьем в руке стоял у входа.
   - Кто вы? Что вам нужно?
   Олуски ответил:
   - Белый человек, скажи своему губернатору, что Олуски, вождь семинолов, хочет поговорить с ним.
   Часовой резко сказал:
   - Губернатора здесь нет. Он в своем доме, и его нельзя тревожить.
   Рука Вакоры сжала томагавк. Олуски, предвидя это, удержал руку племянника.
   - Терпение, Вакора, терпение! Еще не настало время кровопролития. Ради меня будь терпелив!
   Затем, повернувшись к часовому, продолжал, сверкая глазами:
   - Глупец! Отправляйся с моим посланием! От этого зависят жизни сотен людей. Скажи своему вождю, что я здесь. И немедленно приведи его сюда!
   Полные достоинства слова и поведение старого вождя вызывали уважение. Может, их действие усилила и рука Вакоры, нервно подрагивавшая на рукояти боевого топора.
   Подозвав стоявшего поблизости товарища и поставив его на свое место, часовой заторопился к дому.
   Индейцы молча ждали его возвращения.
   В доме началось какое-то движение, видно было, как несколько хорошо вооруженных людей разошлись в разных направлениях и заняли места за оградой.
   Вскоре вернулся тот, который ушел со словами Олуски. Распахнув прочные бревенчатые ворота, он знаком пригласил вождей заходить.
   Они вошли. Отведя их к дому, часовой велел им ждать появления "губернатора".
   Ждать пришлось недолго. Вскоре из своего нового дома вышел Элайас Роди в сопровождении пяти или шести крепких поселенцев. Все, кроме него самого, были вооружены ружьями.
   Индейцы стояли неподвижно, как статуи. Они ни шага не сделали навстречу белым людям. И вот наконец Элайас Роди и Олуски стояли лицом друг к другу
   Внимательный наблюдатель мог бы заметить признаки страха на лице "губернатора". Внешне держался он надменно, но ему трудно было посмотреть в глаза человеку, с которым он поступил так несправедливо.
   Тем не менее именно он первым нарушил молчание, такое для него трудное
   - Что хочет сказать мне Олуски?
   - Что это значит? - спросил вождь, указывая на дом.
   - Это мое новое жилище!
   - По какому праву оно построено на этой земле?
   - По праву владения - я ее купил и заплатил за нее.
   Олуски смотрел на него, словно пораженный выстрелом
   - Купил и заплатил? Лживый пес! Что все это значит?
   - Только то, что я построил дом на купленной у тебя земле. Похоже, тебе изменяет память, мой индейский друг.
   - Купил у меня? Когда? Как?
   - Неужели ты забыл ружья, одеяла, порох и другие ценности, которые я отдал тебе за землю? Тьфу! Ты надо мной смеешься! Ты должен помнить нашу сделку. Если память тебе изменяет, эти джентльмены, - Роди указал на поселенцев, - готовы подтвердить, что я говорю правду.
   Олуски застонал. Такое наглое предательство было недоступно его пониманию.
   Вакора, горя от негодования, ответил:
   - Лжец! Даже если эти люди дадут клятву, она слишком чудовищна, чтобы им поверили! Твои дары были ложью, и земли ты получил от моего дяди за ложь, а не за услугу. Твое черное сердце неспособно понять истинную щедрость и великодушие. Все, что ты делал, ты делал ради этого предательства - предательства благородного вождя. Он так же превосходит тебя, как божество, в которое вы верите, превосходит всех белых людей. Я плюю на тебя! Я тебя презираю. Вакора сказал!
   Он стоял перед дрожащим Роди и его приспешниками, поддерживая Олуски, стоял прямо и гордо в сознании своей правоты.
   Пока племянник говорил, престарелый вождь немного пришел в себя.
   - Вакора сказал хорошо и выразил мои мысли. Я пришел сюда, готовый принять искупление за тот вред, что причинен мне и моему племени. Теперь я вижу, что в твоих делах предательство, еще более черное, чем можно себе представить. Ты не просто отбираешь у поверившего тебе человека то, что он больше всего любит. Я, Олуски, вождь семинолов, плюю на тебя и презираю тебя. Я сказал!
   С рыцарским достоинством старый вождь закутался в одеяло и, опираясь на руку племянника, медленно ушел.
   Роди и его последователи были поражены уничтожающим презрением, с каким обошлись с ними индейцы. Вождям позволили выйти без помех.
   Поселенцы удвоили бдительность, расставили дополнительных часовых у ограды и подготовили оружие и боеприпасы, с помощью которых - теперь они в этом не сомневались - им придется защищать захваченную землю.
   Маленькое облачко, витавшее над поселком, становилось все более темным и зловещим. Легкий ветерок грозил перейти в бурю.
   Жители поселка, встревоженные рассказом о встрече Роди с индейскими вождями, готовились защищать свои семьи. С окрестных плантаций торопливо собрали всех женщин и детей и поселили во временных жилищах внутри ограды; там же запасли большое количество продовольствия.
   Сигнал к началу военных действий был дан. Очень скоро начнется бойня!
   Глава XX
   ЕЩЕ ОДНО ГОРЕ
   Разочарованные и раздраженные, вернулись оба вождя в лагерь индейцев.
   По пути с холма они почти не разговаривали. Твердое пожатие руки Вакоры означало, что он будет с Олуски до конца.
   Людям, уверенным друг в друге, не нужно много разговаривать. Вожди были единодушны.
   Они приблизились к индейскому лагерю, в котором видно было необычное оживление. Мужчины и женщины, собравшись группами, разговаривали, очевидно, пораженные какой-то новостью.
   Вожди понимали, что результат их встречи племени еще не известен, поэтому были очень удивлены возбужденным видом людей.
   Почти сразу к ним подбежал Нелати.
   Молодой человек, казалось, готов был упасть от усталости. Он был вне себя от тревоги и горя.
   Подбежав к вождям, он какое-то время не мог говорить.
   Слова возникали в его сознании, но не находили выхода. Губы его словно слиплись. Капли пота выступили на лбу.
   Отец, предчувствуя новую беду, задрожал при виде сына.
   - Нелати, - сказал он, - какая боль поджидает меня? О каком новом несчастье ты принес известие? Говори! Говори!
   Молодой индеец опять попытался заговорить, но сумел вымолвить только одно слово:
   - Сансута.
   - Сансута! Что с ней? Она умерла? Отвечай мне!
   - Нет, не умерла. О, отец! сохраняй спокойствие... наберись мужества... она...
   - Говори, парень, или я сойду с ума. Что с ней?
   - Она убежала!
   - Убежала? Куда?
   - Я искал ее повсюду. Узнал об ее исчезновении только после вашего ухода из лагеря. Погрузи свой томагавк мне в мозг, если хочешь, потому что я в этом виноват.
   - О чем бредит этот парень? Что все это значит? Неужели Великий Дух проклял все мои надежды? Говори, Нелати, где твоя сестра? Ты сказал, что она убежала. Убежала? Куда? С кем?
   - С Уорреном Роди!
   Олуски издал крик - смесь гнева и боли, прижал руку к сердцу, покачнулся и упал бы на землю, если бы его не поддержал Вакора.
   Двое молодых людей нагнулись к старику; Вакора осторожно опустил дядю на траву.
   Еле слышные слова срывались с уст старого вождя - так слабо, что ни сын, ни племянник не могли их разобрать. Мрачное выражение, которое застыло на лице Олуски после разговора с Элайасом Роди, постепенно уступило место мягкой улыбке. Глаза его на мгновение с печалью остановились на лице Нелати, потом на лице Вакоры, и навсегда закрылись.
   С этим последним взглядом кончилась жизнь. Дух вождя семинолов отлетел в лучшие земли!
   Раненный в своей дружбе, вдвойне раненный в гордости, потрясенный предательством дочери и слабостью сына, разочарованный как друг и отец, старик не выдержал: сердце вождя разорвалось у него в груди!
   Осторожно укутав тело мертвого вождя одеялом, Вакора наклонился и поцеловал его в холодный лоб.
   Молчание собравшихся людей красноречивей слов говорило о решимости отомстить убийцам!
   Нелати, потрясенный внезапной смертью отца, закрыл лицо руками и заплакал.
   Тем же вечером останки вождя были погребены во временной могиле. Над этой могилой воины, которых по всеобщему согласию возглавил Вакора, поклялись отомстить быстро и неотвратимо.
   Одновременно они объявили, что война не кончится, пока холм снова не будет принадлежать им, а тело их вождя не будет мирно покоиться рядом с телами предков.
   Тем же вечером посреди лагеря воздвигли красный столб, и вокруг него при свете сосновых факелов исполнялся воинственный танец племени - танец скальпов.
   Часовые, стоявшие на ограде, видели это дьявольское представление. Слыша дикие вопли, они дрожали и про себя проклинали Элайаса Роди.
   Глава XXI
   ВАКОРА ИЗБРАН ВОЖДЕМ
   Вакора единогласно был избран военным вождем племени, которым правил его дядя. Нелати настолько очевидно не подходил на эту роль, что ни один воин не пожелал назвать его кандидатуру.
   Для Вакоры это была высокая честь. Он получил средство к осуществлению своего давнего и самого главного желания - возрождения индейцев путем объединения всех племен в единый могучий народ.
   Он немедленно отправил вестников к храбрецам собственного племени, призывая их к заливу Тампа для участия в надвигающемся конфликте. Ответом ему послужило быстрое прибытие большой, хорошо вооруженной армии, которая, смешавшись с племенем Олуски, стала единой общиной.
   Повинуясь приказу Вакоры, семинолы сохраняли зловеще мирные отношения с поселенцами, которые, если бы хуже знали страну, могли поверить, что краснокожие вообще покинули залив.
   Но хотя индейцы старались оставаться невидимыми, присутствие их ощущалось.
   Известие о смерти Олуски вызвало у колонистов тревогу. Напускное безразличие и притворное спокойствие Элайаса Роди и его приспешников уже никого не могли обмануть.
   "Губернатор" как будто вернулся к привычкам повседневной жизни. В течение многих лет он сохранял трезвость, но после постройки нового дома в нем произошла перемена. Он начал много пить и во всеобщей суматохе подготовки к защите захваченной собственности находил тысячи предлогов для удовлетворения своей слабости, которую он так долго сдерживал.
   Дело в том, что известие о смерти Олуски затронуло в нем больное место. Он словно увидел в этой смерти предзнаменование собственной судьбы. В воображении он часто видел спокойное, полное достоинства лицо старого вождя, которого так жестоко обманул, лицо печальное и укоризненное. Даже пьянство не помогало его забыть.
   Когда человек склоняется к дурному, ему легче всего на свете найти себе товарищей. У Роди их нашлось множество. Из-за постоянной тревоги, в которой теперь жили поселенцы, работать на полях стало невозможно, и многие от безделья пьянствовали вместе с бессовестным предводителем.
   Но "губернатора" беспокоило и другое. Уже довольно давно сын его загадочным образом исчез из поселка.
   Это исчезновение очень сказалось на поведении отца, и когда он не проклинал себя за то, что совершил, он начинал проклинать сына, который ему не помогает.
   Если бы не присутствие дочери Элис, новый дом, в котором он теперь жил и за который ему, возможно, предстояло дорого заплатить, превратился бы для него в настоящий ад. Девушка смягчала тяжелую атмосферу, и самые буйные из собутыльников отца становились молчаливыми и почтительными в ее присутствии. Она была словно ангел среди тех, кто искал убежища за оградой. Никогда не уставала заботиться об их нуждах. Ее добрый, сочувственный голос и теплые руки необыкновенно помогали больным, которые благословляли ее.
   Но, хотя она была занята днем и ночью, у нее находилось время для горьких размышлений и жалоб. Дом, который мог бы стать таким счастливым, казался проклятым.
   К отцу она по-прежнему относилась ласково и с любовью, но не могла скрыть свое разочарование и укоризненный взгляд, когда слушала буйные взрывы пьяного веселья.
   И когда Элайас Роди ловил на себе ее взгляд, сердце у него вздрагивало, и он давал себе клятву изменить жизнь.
   Но уже следующий стакан прогонял все эти мысли. В удовольствии момента он старался потопить воспоминания о прошлом и опасения перед будущим.
   Дочь с усиливающейся тревогой наблюдала за этим разгулом. Она знала, что ничего не может сделать.
   И в такое тяжелое время ничего не слышно о ее брате Уоррене.
   Хромоногий тоже исчез, хотя это никого не беспокоило.
   Охотник Крис Кэррол не возвращался в поселок. Несомненно, в какой-нибудь отдаленной саванне проводил время в согласии с собой и со всем миром.
   Таково было положение.
   Первые приготовления к схватке между белыми и индейцами завершились.
   Как раз несколько несправедливостей и жестокостей, подобных этой, послужили причиной войны с семинолами, которая стоила правительству Соединенных Штатов многих тысяч жизней и многих миллионов долларов.
   Глава XXII
   ДОГОВОР ДВОЮРОДНЫХ БРАТЬЕВ
   Спокойствие длилось недолго.
   Индейцы, стремясь отомстить за смерть Олуски, тяготились запретом, наложенным на них Вакорой. На специальном совете они решили напасть на сооружение на холме. Это решение ускорили несколько стычек, происходивших в окрестностях.
   Небольшая группа краснокожих под предводительством Марокоты разграбила и опустошила плантацию вблизи залива. Возвращаясь с этого набега, индейцы повстречались с белыми поселенцами.
   Произошла стычка, несколько индейцев было убито, в то время как у белых потерь не было.
   Этот и несколько подобных случаев привели краснокожих в состояние дикой свирепости, и Вакора больше не мог их сдерживать. Он знал характер людей, с которыми имел дело, и не хотел рисковать, противясь их воле, тем более, что его собственное желание мести было не менее глубоким и искренним, хотя и гораздо более хладнокровным.
   Но голову его всецело занимала одна благородная мысль - мысль о возрождении индейского народа.
   Может, это была и химера, но тем не менее - возвышенное стремление.
   Вакора так говорил собравшимся вождям:
   - Я не требую, чтобы вы не мстили нашим белым врагам за несправедливости, причиненные нашему народу. Я только хочу сделать эту месть полной и ужасной. То, что сделал с вами Элайас Роди, другие тысячу раз делали с нашими людьми с тех пор, как белые ступили на наш континент. Везде индейцы подвергались угнетению, и угнетателями были бледнолицые. Месть сладка. Используем слова из их собственной священной книги, которую они нам навязывают, когда пытаются обратить наших людей в христианство, прижимая к их груди ствол ружья: "Око за око, зуб за зуб". Мы последуем этому указанию, но нам нужно отомстить не только за свои обиды, но за судьбу всего индейского народа. Это лишь начало длинного списка долгов, накопившихся несправедливостей, первый шаг к свободе и возрождению! Но чтобы сделать этот шаг, мы должны сохранять терпение, пока не будем уверены в успехе. Мы начинаем войну, которая должна кончиться только полным уничтожением наших врагов и новой жизнью для всех индейцев! Правильно ли я говорю?
   Собравшиеся воины приветствовали его речь одобрительными возгласами. Но таково уж непостоянство человеческого характера, каждый поодиночке, они по-прежнему изобретали средства немедленной мести поселенцам.
   Поэтому произошло еще несколько стычек.
   Нелати, униженный собственной слабостью, был среди тех воинов, к которым обращался Вакора.